- Я...простите...я не очень понимаю.
- Хммм... - довольный оскал появился на тёмном фоне лица - что вы чувствуете?
- Я ничего не чувствую - решительно заявил клерик, и снова пришёл в невозмутимое состояние.
- Правда? -нотки подозрение издевательски прозвучали в его голосе - а как вы умудрились про моргнуть?
Каждая секунда пребывания Клерика в кабинете отягощалась все большей тревогой.
Он неусыпно вглядывался в лицо Вице-консула, чувствуя исходящую от него угрозу. В этот момент взор Клерика непроизвольно метнулся к фигуре охранника в дальнем углу.
Тот казался неподвижным, но Клерику на миг померещилось, что пальцы на рукояти винтовки сжались крепче прежнего. Это мимолетное движение внушило ему леденящий душу страх.
Он осознал, что малейшая оплошность или неверный шаг сейчас могут быть истолкованы по-иному. А охранник готов в любую секунду вмешаться.
Мысль об угрозе, исходящей не только от целеустремленного собеседника, но и от вооруженного человека в углу, повергла Клерика в состояние крайнего волнения.
Ему предстояло тщательно следить не только за словами, но и за каждым неосторожным движением в этой опасной игре на выживание.
Клерик недолго впал ступор, после вновь продолжил диалог:
- Я... - закусил губу - я задавал себе этот вопрос сэр. Но я не знаю!
- это не простительная ошибка...Клерик. - после наступила неловкая пауза с обоих сторон. Чувствовалось, инициатива за последним словом принадлежит Дюпону, чем он и воспользовался, после.
- Надеюсь, вы будете более бдительны
- Да сэр.
Каждый глухой удар папки эхом отдавался у Клерика в висках. Он знал - это резкий звук навсегда отпечатался в его памяти.
На одну ужасающую секунду ему почудилось, что именно этот стук оборвал его судьбу. Когда глаза мельком уловили фотографии в досье, Клерик осознал - пути назад больше нет.
Покинув кабинет, он ощутил облегчение, смешанное с болью и тревогой. Выходя на улицу, Клерик продолжал вспоминать каждое слово и движение.
Долго спускаясь по каменным ступеням под свет луны, он понимал - после этой встречи больше ничего не будет прежним. Хотя опасность осталась позади, предчувствие беды не покидало его.
Идя в ночь, Клерик чувствовал, что оставляет за спиной мрачное, опасное прошлое. Но глубоко в душе понимал - от него так просто не избавишься. Этот допрос для всегда изменил ход его судьбы.
В голове Клерика дурным эхом звучали те самые слова, что насовсем проникли под черепную коробку, вгрызаясь в мозги остриями воспоминаний.
Зацикленная в голове пленка бесконечно повторяла тот злосчастный разговор, не давая слуху ни на секунду передышки. Голос из прошлого, казалось, жаждал полностью подчинить себе разум и сознание своей жертвы.
Клерик отчаянно пытался ухватиться взглядом за что-то в живой реальности — за шелест листвы, плеск прибоя, — лишь бы окончательно не свихнуться от мучительных воспоминаний. Но в мозгах было пусто и гулко, эхом отдавался только голос из кабинета.
Пока тело его брело в ночи, душа Клерика осталась глубоко там, в проклятом помещении, где прогремел роковой щелчок папки. А голос из прошлого продолжал наседать и мучить, не давая найти покоя ни на миг.
эти слова:
- Именно наша неустанная работа и вера друг в друга являются фундаментом этого рая...
Глава 8: Затерянные в пространстве
Он медленно спускался по ступеням, вглядываясь в суетливую толпу на тротуаре. Лица прохожих сменяли друг друга с безумной скоростью, сливаясь в одну размытую картинку под всполохами неоновых вывесок магазинов и кафе. Добравшись до последней ступеньки, он остановился, чтобы перевести дух. На миг оглянулся назад - прямо над ним вырисовывалась неподвижная фигура на фоне тёмного неба. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом тень беззвучно растворилась в ночных сумерках. Он развернулся к улице. Поток людей нёсся по тротуару ничуть не медленнее, чем на верхней площадке. Лица, одежда, контуры тел - все сливалось в одну бурлящую субстанцию, движимую вперёд неведомой силой.
Вперемешку с разговорами, шагами, сигналами машин нёсся в воздухе ароматы еды из закусочных, дыма и газов. Город оживал всё сильнее, готовясь к полноценному noчному разгулу ярких огней и неугомонной суеты. Но ему предстояло провести эту ночь, патрулируя улицы вместе с безликой толпой.
Толпа на ступенях кипела, разделялась и сливалась снова, как потоки воды вокруг скал. Кто-то спешил вниз почти бегом, рискуя споткнуться, явно опаздывая на важную встречу. Другие спускались чинно, придерживая папки с документами. Охранники у входа неподвижно замерли, словно статуи. Их темно-синие форменные комбинезоны и бронежилеты резко выделялись на фоне суетливой толпы. Лица их были сосредоточены и серьёзны, глаза внимательно осматривали толпу. Он оглянулся назад, желая запомнить каждую деталь величественного здания. Его фасад украшали пилястры из белого мрамора, заканчивающиеся листьями аканта. Над массивными дверями гордо возвышался полукруглый фронтон с рельефными изображениями зодчих и строителей.
С крыши ещё светились отдельные окна, но тьма уже окутала большую часть здания. Только яркие фонари подсвечивали путь уходящим людям к выходу с территории через ворота.
Клерик остановился на нижней площадке, жадно хватая ртом воздух. Голоса из зала суда всё так же отдавались гулким эхом в каждой клеточке его истерзанного сознания. Казалось, они впитались в самую суть его бытия, навеки отпечатавшись в памяти. Обвинения и крики - чьи звучали они? Он уже и не мог вспомнить лиц, лишь чувствовал всепоглощающее отчаяние. Во взглядах толпы, присутствовавшей на слушании, читалась лишь ненависть и потребность в расплате. Он знал - дома не найдётся спасения от боли. Мысли гнали его прочь, подальше от этих стен, где он так ошибся. Но и на улице не было укрытия - ночной город мог лишь отвлечь на миг своими звуками и запахами.
Сердце его полнилось лишь безысходностью и ощущением вины. Сколько бы ни бродил он сейчас по улицам, время не вернёт того, что утрачено навсегда. А раскаяние... оно придёт лишь с принятием неотвратимого наказания. Нет он не чувствовал, ему не ведомы чувства, они задавлены. Но осознание...
Клерик застыл как вкопанный посреди бурлящей толпы. В ушах гудело эхо забытого до этого момента голоса напарника, перебивая даже отголоски обвинений в суде. Каждое слово, брошенное тогда вскользь после очередного выматывающего рейда, всплывало в памяти с удивительной чёткостью. Будто кто-то намотал нить на этот миг разговора, соединив его с настоящим. Клерик вздрогнул, почувствовав, как по коже пробегает холодок. Что, если в тех словах звучал намёк, скрытый смысл, ранее им не осознанный?.. Он вглядывался в спешащие мимо лица с лихорадочным ожиданием увидеть знакомые черты. Но вокруг были лишь чужаки. От новых, непрошенных мыслей веяло чем-то опасным и тревожным. Неужто правда могла быть явлена случайно, как это?..
Но эти люди, не люди мысли, не люди размышлений, а люди действий. Некогда спускавшееся по ступенькам вниз, и остановившийся тела, ожила и перестроив маршрут зашагала уверенным бодрым шагом.
Прошло совсем незначительное количество времени с момента, как наш неутомимый герой завершил своё пребывание в предыдущем просторном помещении, когда он оказался в очередном удивительном пространстве, которое поразило его своими колоссальными масштабами. Перед ним предстал огромный зал, внутренние размеры которого казались просто неимоверными и выходили за рамки всех представлений о гигантских помещениях, с которыми ему доводилось ранее встречаться в своей немалой жизни. Однако, несмотря на потрясающую вместимость этого титанического пространства, его интерьерный дизайн оказался крайне сдержанным и аскетичным.
Стены, потолок и пол зала были выполнены в самых неприметных бледных тонах, лишённых всякой пышности и роскоши. Мебели и декоративных элементов практически не наблюдалось. Тем не менее, высочайшие технические характеристики помещения, обеспечивавшие комфорт и функциональность в условиях таких колоссальных объёмов, позволяли поразиться слаженной работе инженерных систем. Такая продуманная простота оформления, несомненно, служила цели наиболее эффективного использования гигантского пространства и свидетельствовала об отточенном чувстве стиля его создателей.
Одним из наиболее впечатляющих аспектов, который бросался в глаза при взгляде на интерьер этого гигантского помещения, являлась его поразительно скудная и монохромная цветовая гамма. Любой, кто хотя бы мельком оглядывал огромное пространство этого зала, не мог не быть поражён степенью ее однообразия и унылой депрессивности.
При более пристальном рассмотрении становилось абсолютно очевидным, что весь колоссальный объем помещения целиком наполнен исключительно различными оттенками серого и чёрного цветов. Первый из них представлен значительно шире и подразделялся уже на целую гамму еле различимых сероватых тональностей, гармонично переходящих друг в друга.
Практически полное отсутствие хотя бы минимума ярких декоративных акцентов или контрастирующих цветовых включений нагнетало тягостное ощущение монотонности и депрессивной однообразности. Стены, пол и потолок терялись в этом сероватом цветовом небытии, лишённом эмоциональной окраски. Такая цветовая гамма интерьера лишь усиливала ощущение огромных пустотелых и некой обречённости пространств, заполненных лишь функциональностью, но не эстетическими или эмоциональными аспектами.
Перед вошедшим предстало настоящее архитектурное чудо - гигантское сооружение, исполненное полностью из прочного серого бетона. Его колоссальные, даже титанические размеры не имели равных среди любых других строений, однако при этом функциональная лаконичность форм придавала всему ансамблю суровую, лишённую излишеств красоту.
Стены помещения были абсолютно ровными и гладкими, без малейших признаков какой-либо отделки на их бетонной поверхности. Отсутствие хотя бы минимальных декоративных элементов в виде обоев или раскраски оставляло неизвестным, сохранили ли стены свой первозданный естественный оттенок или же были обработаны составами.
Пространство зала продолжалось на невообразимые дали, словно бесконечный коридор, лишь приоткрывая возможности функционального использования. Однако на самом деле здесь были реализованы два уровня - нижний зал и узкая верхняя галерея, огибавшая одну из стен и обеспечивавшая полный обзор работ на первом этаже.
Первое впечатление о громадном масштабе сооружения, тянущегося на множество метров во все стороны, сменилось осознанием того, что это не столько архитектурный ансамбль, сколько огромный открытый комплекс, где на протяжении десятков метров во всех направлениях высятся ряды длинных столов, за которыми трудятся люди.
Их было невообразимо много - насколько хватало глаз. Они плотно размещались друг к другу и работали, не покладая рук, даже ночью, когда многие уже находятся во власти сна. У каждого стояла небольшая лампа, рассеивая полумрак своим тёплым светом.
Её лучи выхватывали из теней лица и руки людей, стремительно двигавшиеся над столами. Нельзя было разобрать, чем конкретно они заняты, но неуклонность и сосредоточенность в их движениях говорили об одержимости работой. Погружённые с головой в труд, они, казалось, не замечали ни холода ночи, ни усталости. Вокруг царила атмосфера строгой дисциплины, в которой не было места отвлечениям.
Грандиозность и масштабы огромного помещения, простиравшегося настолько далеко, насколько хватало глаз, поражала воображение. Однако не менее удивляло полное отсутствие любых перегородок между сотнями рабочих мест, размещённых плотно в несколько рядов на протяжении всего пространства.
Гигантский зал распростёрся настолько далеко, что его границы растворялись во мгле, не давая возможности хотя бы приблизительно оценить масштабы этого пространства. Ряды рабочих мест, уходящие под самые своды потолка на десятки и сотни метров, казались бесконечным лабиринтом.
Сотни, если не тысячи людей трудились плечом к плечу в полном отсутствии каких-либо разделений на их рабочих станциях. Казалось, все они сливаются в единый организм, где нет границ между отдельными индивидуумами. Их было настолько много, что глаза испытывали физическую боль, пытаясь обвести хотя бы малую часть этого огромного пространства.
Поражала тишина сосредоточенного труда, которой, казалось, можно было резать - настолько она звенела в воздухе. Никто не отвлекался от своего дела, все погрузились в работу целиком и полностью. Что же происходило в этом странном гигантском антураже, где сотни людей сливались воедино?
Стоило шагнуть в этот зал, как перед тобой открывалась панорама сплошного моря людей, трудившихся за своими столами без малейшего намёка на уединение. Любой звук, случайно издаваемый кем-то на краю зала, разносился эхом и доходил до самых отдалённых уголков, смешиваясь со стонами вентиляции и шумом работы.
Но при этом ни один человек не отвлекался ни на что постороннее, оставаясь полностью поглощённым своей задачей. Казалось, само пространство способствовало максимальной концентрации, не допуская ни единой потери времени или сил. Такое аскетичное, лишённое излишеств, но в то же время грандиозное архитектурное решение идеально служило поставленной цели - максимизации производительности труда.
Невообразимая гигантская площадь зала, тянувшегося на сотни метров в длину и ширину, поражала своей абсолютной неизменной единообразной картиной. На протяжении всей этой бесконечности пространства с невероятной точностью повторялись множество идентичных рабочих мест.
За длинными рядами холодно-серых функциональных столов, вытянутых строго параллельно друг другу, в полном молчании сидели неподвижно люди. Каждое их движение тонуло в общем ритме точных повторяющихся действий. Перед каждым из них находилась в точности одинаковая настольная лампа, равномерно рассеивающая тусклый нейтральный свет и не создающая ни единой тени. Не было здесь места каким-либо личным вещам, отличиям или украшениям.
Царившая повсеместно стерильная унификация лишала работников индивидуальности, поглощая их сущности в нитях слаженного механизма. Их функция заключалась лишь во внесении своего вклада в четкий единообразный процесс.
Эхо шагов ещё долго отдавалось под сводами огромного зала, нарушая царившую здесь обычную глухую тишину сосредоточенной работы. Сотни людей, занятых своими обязанностями, нисколько не встревожились от этого звука, оставаясь полностью поглощёнными процессом. Один из клерков поднялся на ноги, чтобы продолжить выполнение очередного задания. Его движения, как и у всех, отличались лаконичной функциональностью.
Опустив руку в центр столешницы из тёмно-серого материала, он нажал на небольшую панель точно того же цвета. С едва различимым щелчком внутренний механизм активировался, плавно выдвигая плоский дисплей компьютера и клавиатуру немного более светлого оттенка. Бросив короткий взгляд на появившуюся информацию, мужчина тут же погрузился в интенсивную работу пальцев над клавишами, полностью погружаясь в текущее задание. Его лицо оставалось бесстрастным и сосредоточенным, как и у всех вокруг...
