время от времени, видимо, от нервного перенапряжения, вставляя английские слова, отчего-то приходившие в голову в первую очередь, и непроизвольно демонстрируя слабые остатки чудом сохранившихся школьных познаний факультативного старофранцузского, что встречалось собеседником с полным пониманием.
Средневековому графу надо отдать должное: он взял в толк все и сразу. Набросив на Белова висевший на стуле плащ, его сиятельство отвел в незамеченный по темноте, расположенный неподалеку замок. Меньше чем через час, Александр Петрович, умывшись и переодевшись в новый, пришедшийся впору, присланный костюм, наотрез отказавшись от помощи слуги, предоставленного вместе с одеждой, завтракал вместе с новым знакомым на небольшой веранде, дивясь сам себе. Другому бы кусок в горло не полез, в таких-то обстоятельствах, а я, вот, оленину (!) с утра (!!) вином (!!!) запиваю, и очень даже ничего себя при этом чувствую!
Трудно сказать, чего ожидал хозяин от нежданного гостя, но случайный попаданец в прошлое в грязь лицом не ударил. Графу было и невдомек, что Саша Белов, получивший с шестого класса почетное прозвище «Д'Артаньян», днями и ночами пропадал на Игре в мушкетеров, в семнадцатый век, во Францию Александра Дюма. Сначала в школе, затем в театральном кружке Дворца пионеров, потом в армии, где служил в кавалерийском полку, существовавшем в Вооружённых Силах для проведения киносъёмок, а после в институте, когда Игра оформилась, как таковая, со всем своим Статусом, в Перестройку и последующее Новое время плавно перетекая в финансово-независимое и вполне успешное бизнес-мероприятие. Как многие ролевые игры, она была и боевкой, и театралкой, и мистерией, с полным косплеем и шестеренкой ролей, с каждым годом набирая все больше участников, зрителей, и – что, особенно, ценно - спонсоров. Осознав с возрастом, что любовь к мушкетерам в советское время многих Игроков спасла от маразма, а в перестройку - от депрессии и частичной деформации личности - у кого-то вплоть до полной деградации, Белов испытывал к мушкетерскому хобби самую горячую благодарность. К тому же, ему просто сказочно повезло в жизни: с первого класса сидевшая с ним за одной партой Анечка Аверина разделяла любовь и к Мушкетерам, и к самой Игре, не говоря уже о Дюма-старшем. Став учительницей математики в школе с углубленным изучением французского языка, где когда-то училась вместе с будущим мужем, она этому чувству не изменила. Про дочь и сына, говорить не приходилось - Игра была у них в генах. Благодаря неизменному участию в сложных игровых перфомансах, камзол на Александре Петровиче сидел ладно, шпага не болталась, как вертел, и не била по икрам. Плащ со шляпой он носить умел, ботфорты без конца не подтягивал, в седле сидел, как влитой, а не собакой на заборе, и это, похоже, откровенно понравилось его титулованному хозяину.
Полное погружение в общение с носителем языка отменно способствовало вполне приемлемому разговорному французскому, правда, иногда с некоторыми, хоть и непродолжительными, паузами и сдержанным внутренним мычанием, но с подобающими, приличествующими ситуации, оборотами речи, чему русскоязычный попаданец несказанно радовался, до сих пор не подозревая за собой выдающихся лингвистических способностей. А что оставалось, кроме тотальной языково-культурной мобилизации в предельно сжатые сроки? Жить захочешь – не то сделаешь, откуда, что и возьмется, особенно, в минуты сильных душевных потрясений. И вообще, ему крупно повезло, что попал к французам, а не англичанам, к примеру. У тех и в двадцать первом веке с языком сам черт ногу сломит, а среднефранцузский, сменивший средневековую устную речь, в начале семнадцатого столетия вплотную подошел к современному разговорному и не препятствовал взаимопониманию.
Прогостив пару дней, Белов решил, что пора честь знать. Не сидеть же, сложа руки, в ожидании милости от окаянной стены в охотничьем павильоне или заглядывая туда бессчетное число раз на дню, так и рехнуться можно! Заручившись обещанием графа, что тотчас известит, если будут новости о детях, Александр Петрович занялся постановкой собственной школы фехтования в расположенном в неподалеку Бурже. Изначально выдав тот минимум информации, что позволял удовлетворить любопытствующих, он четко держал дистанцию, что, по его мнению, пойдет его малому бизнесу только на пользу. С легкой руки графа - буквально в несколько дней, недостатка в пожелавших учиться у приезжего фехтовальщика, не было. Покровитель повадился ежедневно навещать, не дожидаясь персонального приглашения. Надо отдать должное - разговорами о дочери не утомлял, видимо, воспитание не позволяло, зато дотошно, въедливо и неутомимо, совсем, как профессиональный дознаватель, подробно расспрашивал о жизни, какой еще недавно жил нечаянный русский хронавт. Беррийца интересовало все, без исключения: история и экономика, литература и искусство, дипломатия и армия, философия и богословие, общество и политика, Франция, Англия, Испания, и, тем более, Россия - совершеннейшая экзотика! Описанию не подлежит, каким потрясением для потомка Куси явились рассказы о Французской Революции. Реставрация монархии его утешила слабо, беспрецедентный развод с Богом и последующее воссоединение с Церковью оставили впечатление Содома и Гоморры, особенно, в российском варианте. До полетов в космос попаданец благоразумно не добрался. Графский интерес к истории его собственной семьи Белов воспринял без удивления - чего еще можно ожидать от потомственного аристократа? Александр Петрович даже поведал забавную байку о своих однофамильцах, подкрепив несколькими фото из мобильника, а поскольку телефон на француза впечатление произвел, употребил оставшуюся часть заряда на демонстрацию семейных снимков, сделанных во время вояжа к заграничной родне. Некоторые места граф опознал с ходу – бывал в столице, и еще долго расспрашивал, как там теперь в Париже, что и где. Словом, не считая грызущей тревоги о детях, Белов-старший полагал, что по сравнению с горемычными бедолагами из популярной литературы о перемещениях во времени он устроился откровенно неплохо.
Оставшись без отца, хлюпать носом девушка воздержалась - брату испуг раздувать не годится, и, рассудив, что утро вечера мудренее, уложила Ваню спать. Она долго сидела в темноте, уткнувшись взглядом в злополучную стенку у себя в комнате и подбирая слова, как завтра объяснить парнишке произошедшее. Несомненно, он будет в обиде на сестру, что та скрыла свои предыдущие контакты с французским аристократом из семнадцатого столетия.
Звонок директрисы со слезной просьбой заменить на зимних каникулах заболевшего классного руководителя застал ребят врасплох, а, ляпнув, что Александр Петрович будет до конца каникул в отъезде, они забеспокоились: что, если отец не появится до окончания новогоднего марафона. Сидеть у злополучной стенки, бормоча «Сезам, откройся», обоим казалось нерентабельным. Популярные сведения о попаданстве делились на две неравные части: либо народ возвращался обратно, или находил себе родным и близких уже в новой реальности. Считаться с этим приходилось, и вопрос дальнейшего существования вставал ребром. Перевод Лён в универе на заочное без потери бюджетного места мог не пройти, и не исключено, что после поборов в деканат от зарплаты, какую еще найти надо, на жизнь не останется. Имеющейся в распоряжении наличности хватит всего на ничего, даже если на пару с братом записаться в Плюшкины.
Вытирая на кухне посуду, она услыхала: «Лён, опять!»- и рванулась в гостиную. Ваня, осмотрительно не приближаясь к дивану, тыкал пальцем в сторону прохода в пустой охотничий павильон. Девушка черкнула пару строк и, скомкав листок в комочек, быстро запустила в прошлое. Перелетев через диван, бумажный шарик улегся на средневековом полу, а гулящая стенка вернулась на место. «Нифигасе!» - вырвалось у обоих.
Во время этого сногсшибательного действа Лён все пыталась вспомнить, как граница между мирами вела себя во время встреч с Арманом. В первый раз, увидев юношу в старинной одежде, она подошла сама, не сомневаясь, что просто спит на ходу, разве можно на самом деле угодить в прошлое? Как выяснилось, именно туда! Потом… пирог в духовке! Девочка ринулась на кухню, обернулась – стенка на месте. Родители появились чуть позже вместе с парижскими гостями, и о необыкновенной встрече она промолчала. Другой раз, поклонившись, приблизился юноша, и, держа ее за руку, все говорил, говорил, что-то совершенно необыкновенное, как она сумела припомнить. Еще они условились насчет почтового ящика, а дальше? Послышался шум у входной двери, думала – мама, кинулась навстречу, предупредить об Армане, а проход взял и закрылся. Тему портала в прошлое она опять благоразумно развивать не стала, вернувшись к ней много спустя, только после исчезновения мамы, чтобы как-то отца отвлечь. В ответ на необыкновенный рассказ родитель красноречиво промолчал, по-видимому, не поверив, и дальнейшие попытки возврата к фантасмагоричному разговору не поддержал. Когда стена решила заманить еще раз, Лён больше не сопротивлялась, а взяла брата за руку и шагнула с ним в семнадцатый век. Переодеваться не стала: пока сбегаешь за платьем – еще стенка опять захлопнется, лишь расстегнула бретельки у домашнего сарафана и опустила его на талию – получилось что-то, вроде юбки-макси. Не ах, но сойдет!
В бюро записка отца велела ждать Армана, никуда не выходя. Дожидаться пришлось долго, успели задремать: Ваня - на диванчике у стены, Лён - на стуле у статуи. Просыпаясь, она почувствовала легкий ветерок, взъерошивший волосы, и увидела Армана, стоявшего возле нее на одном колене.
- Je reve de vous? (Вы мне снитесь?)
- Reve (Снюсь), - улыбнулся он, и подул на волосы еще раз.
Представившись проснувшемуся Ване, граф сообщил, что за их отцом послано.
Примчавшийся Белов-старший обнаружил всю компанию весело болтающей. Попривыкнув за прошедшие дни общаться с попаданцем, граф быстро перестал замечать не совсем привычное построение фраз и некоторых оборотов речи, а иностранный акцент у новых гостей был выражен гораздо слабее. Привезенные на одолженной графом карете в домик на окраине Буржа, дети, держа отца за руки, наперебой рассказывали о нескольких днях без него, и Александр Петрович, впервые в жизни, выдохнул: «Господи, если ты есть, спасибо!»
О том, как им всем попасть обратно домой, он пока не думал. На что можно рассчитывать, если целиком и полностью зависишь от непредсказуемости стенки между прошлым и будущим? Сидеть безвылазно в охотничьем домике и ждать у моря погоды? А если не дождешься? Так и жизнь пройдет!
Беловых занесло в город, кишевший иностранными студентами со всей просвещённой Европы. Они кочевали из университета в другой, восполняя пробелы в образовании, на лекциях или из книг, переносимых с собой, идей и познаний, которыми делились друг с другом, поскольку у научного мира был тогда один общий язык. С латынью у Александра Петровича обстояло дело намного хуже, чем с французским - пара институтских семестров давно канули в лету, хотя за последнее время ряд фраз и выражений «вечного» языка в голове осели. Русская речь, донесшаяся из окна трактира, почти ввела в ступор самой темой разговора. «Князюшка» Никита Данилович и некто Афанасий обсуждали личную жизнь «батюшки-государя» и свою неудачную копенгагенскую миссию за портретами племянниц тамошнего короля на предмет сватовства. За невозможностью порыться в Википедии Белов устроил себе вынос мозга прямо перед трактиром. Самодержец - по всему, Михаил Федорович, а король датский, похоже, Кристиан Четвертый, а то Пятый. Помнится, впоследствии имел кучу проблем в связи с Тридцатилетней войной. Почему б не быть девицам на выданье у того монарха? О частной жизни первого Романова и личностях незнакомцев некоторое представление, полученное на Мосфильме, куда пригласили консультантом на что-то мыльно-историческое, у Белова имелось. По состоянию здоровья невесты первая царская свадьба расстроилась, без положенного по штату смотра отечественных невест почему-то обошлись, решив поискать в протестантской Европе – не сложилось на Руси с католиками. Годуновы «королевича Егана» себе выписали, чем Романовы хуже? В Данию отправилось посольство с князем Никитой Львовым и дьяком Афанасием Шиповым, но дело не заладилось: вспомнили басурмане, что принц Иоанн плохо кончил, да и переход принцессы в православие сильно смущал. Вроде, через пару лет, сестре жены шведского короля сватов засылать собирались, но тоже споткнулись о смену вероисповедания.
Александр Петрович решился заговорить, сунувшись к окну трактира, как «черт из табакерки». Непривычные обороты речи московские гости списали на длительное пребывание соотечественника на «неметчине». Печальная повесть русского дворянина сомнений не вызвала: по велению царя Бориса Федоровича аж в 7109 (то бишь, в 1601) году во время сватовства к принцу Иоанну оказался православный в Дании с портретом княжны Ксении, а новые планы с кузеном короля не сложились по причине начавшейся смуты. Александр Петрович, придерживаясь сюжетов исторических романов, щегольнул знанием, как английская королева предлагала сыну царя Бориса руку малолетней знатной англичанки, что расстроилось из-за смерти самой Елизаветы - вроде, как не из последних в своем посольстве человек был, раз в такие тонкости посвящен. Добро бы он челом бил или на Москву рвался. Вовсе нет: за копенгагенской незадачей помощь предложил - связи в столице остались. И в век тогдашней московитской шпиономании дрогнуло сердце у князя Львова. Собственноручно начертал Никита Данилович: «От Царя и Великого Князя… дворянину Белову Александру сыну Петрову с фамилией...» Обе грамоты боярин изволил дать: проезжую, по частной надобности, и опасную - не только для Дании, а и Франции с Германией, через какие путь лежал. Печати приложил - из черного воска, а на обороте документов написал тот же самый текст, но уже на латыни.
Сам князюшка с верным дьяком Афанасием, вместо не показавшегося им обоим Буржа, собирался в Болонский университет, имевший множество профессоров римского права с особенной школой у каждого. Отбыв в Болонью, московиты не узнали, что в Копенгаген Александр Петрович не поехал, но и обманывать благодетеля не собирался. Большинство университетских интернов и экстернов посещало грамматику, философию и древнюю словесность, ограничившись степенью магистра искусств. С появлением нового фехтовальщика они заимели намерение взять несколько уроков, поскольку плата была не из высоких, а техника - не из известных, стало быть, внимания и денег потраченных стоит. Кто-то, и вовсе, в «родные пенаты» не собирался - власти взяли университет под покровительство и обеспечивали посильное «распределение» выпускникам. Стоит ли искать золото, где его нет, и возвращаться домой? Задержавшись на чужбине, они совершенствовались в искусстве смертоубийства, сведя с мастером клинка знакомство накоротке, и Александр Петрович скоро узнал, что, соблюдая инкогнито, в Бурже обучается кронпринц Дании и Норвегии, страстно влюбленный в кузину.
Средневековому графу надо отдать должное: он взял в толк все и сразу. Набросив на Белова висевший на стуле плащ, его сиятельство отвел в незамеченный по темноте, расположенный неподалеку замок. Меньше чем через час, Александр Петрович, умывшись и переодевшись в новый, пришедшийся впору, присланный костюм, наотрез отказавшись от помощи слуги, предоставленного вместе с одеждой, завтракал вместе с новым знакомым на небольшой веранде, дивясь сам себе. Другому бы кусок в горло не полез, в таких-то обстоятельствах, а я, вот, оленину (!) с утра (!!) вином (!!!) запиваю, и очень даже ничего себя при этом чувствую!
Трудно сказать, чего ожидал хозяин от нежданного гостя, но случайный попаданец в прошлое в грязь лицом не ударил. Графу было и невдомек, что Саша Белов, получивший с шестого класса почетное прозвище «Д'Артаньян», днями и ночами пропадал на Игре в мушкетеров, в семнадцатый век, во Францию Александра Дюма. Сначала в школе, затем в театральном кружке Дворца пионеров, потом в армии, где служил в кавалерийском полку, существовавшем в Вооружённых Силах для проведения киносъёмок, а после в институте, когда Игра оформилась, как таковая, со всем своим Статусом, в Перестройку и последующее Новое время плавно перетекая в финансово-независимое и вполне успешное бизнес-мероприятие. Как многие ролевые игры, она была и боевкой, и театралкой, и мистерией, с полным косплеем и шестеренкой ролей, с каждым годом набирая все больше участников, зрителей, и – что, особенно, ценно - спонсоров. Осознав с возрастом, что любовь к мушкетерам в советское время многих Игроков спасла от маразма, а в перестройку - от депрессии и частичной деформации личности - у кого-то вплоть до полной деградации, Белов испытывал к мушкетерскому хобби самую горячую благодарность. К тому же, ему просто сказочно повезло в жизни: с первого класса сидевшая с ним за одной партой Анечка Аверина разделяла любовь и к Мушкетерам, и к самой Игре, не говоря уже о Дюма-старшем. Став учительницей математики в школе с углубленным изучением французского языка, где когда-то училась вместе с будущим мужем, она этому чувству не изменила. Про дочь и сына, говорить не приходилось - Игра была у них в генах. Благодаря неизменному участию в сложных игровых перфомансах, камзол на Александре Петровиче сидел ладно, шпага не болталась, как вертел, и не била по икрам. Плащ со шляпой он носить умел, ботфорты без конца не подтягивал, в седле сидел, как влитой, а не собакой на заборе, и это, похоже, откровенно понравилось его титулованному хозяину.
Полное погружение в общение с носителем языка отменно способствовало вполне приемлемому разговорному французскому, правда, иногда с некоторыми, хоть и непродолжительными, паузами и сдержанным внутренним мычанием, но с подобающими, приличествующими ситуации, оборотами речи, чему русскоязычный попаданец несказанно радовался, до сих пор не подозревая за собой выдающихся лингвистических способностей. А что оставалось, кроме тотальной языково-культурной мобилизации в предельно сжатые сроки? Жить захочешь – не то сделаешь, откуда, что и возьмется, особенно, в минуты сильных душевных потрясений. И вообще, ему крупно повезло, что попал к французам, а не англичанам, к примеру. У тех и в двадцать первом веке с языком сам черт ногу сломит, а среднефранцузский, сменивший средневековую устную речь, в начале семнадцатого столетия вплотную подошел к современному разговорному и не препятствовал взаимопониманию.
Прогостив пару дней, Белов решил, что пора честь знать. Не сидеть же, сложа руки, в ожидании милости от окаянной стены в охотничьем павильоне или заглядывая туда бессчетное число раз на дню, так и рехнуться можно! Заручившись обещанием графа, что тотчас известит, если будут новости о детях, Александр Петрович занялся постановкой собственной школы фехтования в расположенном в неподалеку Бурже. Изначально выдав тот минимум информации, что позволял удовлетворить любопытствующих, он четко держал дистанцию, что, по его мнению, пойдет его малому бизнесу только на пользу. С легкой руки графа - буквально в несколько дней, недостатка в пожелавших учиться у приезжего фехтовальщика, не было. Покровитель повадился ежедневно навещать, не дожидаясь персонального приглашения. Надо отдать должное - разговорами о дочери не утомлял, видимо, воспитание не позволяло, зато дотошно, въедливо и неутомимо, совсем, как профессиональный дознаватель, подробно расспрашивал о жизни, какой еще недавно жил нечаянный русский хронавт. Беррийца интересовало все, без исключения: история и экономика, литература и искусство, дипломатия и армия, философия и богословие, общество и политика, Франция, Англия, Испания, и, тем более, Россия - совершеннейшая экзотика! Описанию не подлежит, каким потрясением для потомка Куси явились рассказы о Французской Революции. Реставрация монархии его утешила слабо, беспрецедентный развод с Богом и последующее воссоединение с Церковью оставили впечатление Содома и Гоморры, особенно, в российском варианте. До полетов в космос попаданец благоразумно не добрался. Графский интерес к истории его собственной семьи Белов воспринял без удивления - чего еще можно ожидать от потомственного аристократа? Александр Петрович даже поведал забавную байку о своих однофамильцах, подкрепив несколькими фото из мобильника, а поскольку телефон на француза впечатление произвел, употребил оставшуюся часть заряда на демонстрацию семейных снимков, сделанных во время вояжа к заграничной родне. Некоторые места граф опознал с ходу – бывал в столице, и еще долго расспрашивал, как там теперь в Париже, что и где. Словом, не считая грызущей тревоги о детях, Белов-старший полагал, что по сравнению с горемычными бедолагами из популярной литературы о перемещениях во времени он устроился откровенно неплохо.
Глава.8. Сестрица Аленушка.
Оставшись без отца, хлюпать носом девушка воздержалась - брату испуг раздувать не годится, и, рассудив, что утро вечера мудренее, уложила Ваню спать. Она долго сидела в темноте, уткнувшись взглядом в злополучную стенку у себя в комнате и подбирая слова, как завтра объяснить парнишке произошедшее. Несомненно, он будет в обиде на сестру, что та скрыла свои предыдущие контакты с французским аристократом из семнадцатого столетия.
Звонок директрисы со слезной просьбой заменить на зимних каникулах заболевшего классного руководителя застал ребят врасплох, а, ляпнув, что Александр Петрович будет до конца каникул в отъезде, они забеспокоились: что, если отец не появится до окончания новогоднего марафона. Сидеть у злополучной стенки, бормоча «Сезам, откройся», обоим казалось нерентабельным. Популярные сведения о попаданстве делились на две неравные части: либо народ возвращался обратно, или находил себе родным и близких уже в новой реальности. Считаться с этим приходилось, и вопрос дальнейшего существования вставал ребром. Перевод Лён в универе на заочное без потери бюджетного места мог не пройти, и не исключено, что после поборов в деканат от зарплаты, какую еще найти надо, на жизнь не останется. Имеющейся в распоряжении наличности хватит всего на ничего, даже если на пару с братом записаться в Плюшкины.
Вытирая на кухне посуду, она услыхала: «Лён, опять!»- и рванулась в гостиную. Ваня, осмотрительно не приближаясь к дивану, тыкал пальцем в сторону прохода в пустой охотничий павильон. Девушка черкнула пару строк и, скомкав листок в комочек, быстро запустила в прошлое. Перелетев через диван, бумажный шарик улегся на средневековом полу, а гулящая стенка вернулась на место. «Нифигасе!» - вырвалось у обоих.
Во время этого сногсшибательного действа Лён все пыталась вспомнить, как граница между мирами вела себя во время встреч с Арманом. В первый раз, увидев юношу в старинной одежде, она подошла сама, не сомневаясь, что просто спит на ходу, разве можно на самом деле угодить в прошлое? Как выяснилось, именно туда! Потом… пирог в духовке! Девочка ринулась на кухню, обернулась – стенка на месте. Родители появились чуть позже вместе с парижскими гостями, и о необыкновенной встрече она промолчала. Другой раз, поклонившись, приблизился юноша, и, держа ее за руку, все говорил, говорил, что-то совершенно необыкновенное, как она сумела припомнить. Еще они условились насчет почтового ящика, а дальше? Послышался шум у входной двери, думала – мама, кинулась навстречу, предупредить об Армане, а проход взял и закрылся. Тему портала в прошлое она опять благоразумно развивать не стала, вернувшись к ней много спустя, только после исчезновения мамы, чтобы как-то отца отвлечь. В ответ на необыкновенный рассказ родитель красноречиво промолчал, по-видимому, не поверив, и дальнейшие попытки возврата к фантасмагоричному разговору не поддержал. Когда стена решила заманить еще раз, Лён больше не сопротивлялась, а взяла брата за руку и шагнула с ним в семнадцатый век. Переодеваться не стала: пока сбегаешь за платьем – еще стенка опять захлопнется, лишь расстегнула бретельки у домашнего сарафана и опустила его на талию – получилось что-то, вроде юбки-макси. Не ах, но сойдет!
В бюро записка отца велела ждать Армана, никуда не выходя. Дожидаться пришлось долго, успели задремать: Ваня - на диванчике у стены, Лён - на стуле у статуи. Просыпаясь, она почувствовала легкий ветерок, взъерошивший волосы, и увидела Армана, стоявшего возле нее на одном колене.
- Je reve de vous? (Вы мне снитесь?)
- Reve (Снюсь), - улыбнулся он, и подул на волосы еще раз.
Представившись проснувшемуся Ване, граф сообщил, что за их отцом послано.
Примчавшийся Белов-старший обнаружил всю компанию весело болтающей. Попривыкнув за прошедшие дни общаться с попаданцем, граф быстро перестал замечать не совсем привычное построение фраз и некоторых оборотов речи, а иностранный акцент у новых гостей был выражен гораздо слабее. Привезенные на одолженной графом карете в домик на окраине Буржа, дети, держа отца за руки, наперебой рассказывали о нескольких днях без него, и Александр Петрович, впервые в жизни, выдохнул: «Господи, если ты есть, спасибо!»
О том, как им всем попасть обратно домой, он пока не думал. На что можно рассчитывать, если целиком и полностью зависишь от непредсказуемости стенки между прошлым и будущим? Сидеть безвылазно в охотничьем домике и ждать у моря погоды? А если не дождешься? Так и жизнь пройдет!
Глава.9. Отцовские хлопоты.
Беловых занесло в город, кишевший иностранными студентами со всей просвещённой Европы. Они кочевали из университета в другой, восполняя пробелы в образовании, на лекциях или из книг, переносимых с собой, идей и познаний, которыми делились друг с другом, поскольку у научного мира был тогда один общий язык. С латынью у Александра Петровича обстояло дело намного хуже, чем с французским - пара институтских семестров давно канули в лету, хотя за последнее время ряд фраз и выражений «вечного» языка в голове осели. Русская речь, донесшаяся из окна трактира, почти ввела в ступор самой темой разговора. «Князюшка» Никита Данилович и некто Афанасий обсуждали личную жизнь «батюшки-государя» и свою неудачную копенгагенскую миссию за портретами племянниц тамошнего короля на предмет сватовства. За невозможностью порыться в Википедии Белов устроил себе вынос мозга прямо перед трактиром. Самодержец - по всему, Михаил Федорович, а король датский, похоже, Кристиан Четвертый, а то Пятый. Помнится, впоследствии имел кучу проблем в связи с Тридцатилетней войной. Почему б не быть девицам на выданье у того монарха? О частной жизни первого Романова и личностях незнакомцев некоторое представление, полученное на Мосфильме, куда пригласили консультантом на что-то мыльно-историческое, у Белова имелось. По состоянию здоровья невесты первая царская свадьба расстроилась, без положенного по штату смотра отечественных невест почему-то обошлись, решив поискать в протестантской Европе – не сложилось на Руси с католиками. Годуновы «королевича Егана» себе выписали, чем Романовы хуже? В Данию отправилось посольство с князем Никитой Львовым и дьяком Афанасием Шиповым, но дело не заладилось: вспомнили басурмане, что принц Иоанн плохо кончил, да и переход принцессы в православие сильно смущал. Вроде, через пару лет, сестре жены шведского короля сватов засылать собирались, но тоже споткнулись о смену вероисповедания.
Александр Петрович решился заговорить, сунувшись к окну трактира, как «черт из табакерки». Непривычные обороты речи московские гости списали на длительное пребывание соотечественника на «неметчине». Печальная повесть русского дворянина сомнений не вызвала: по велению царя Бориса Федоровича аж в 7109 (то бишь, в 1601) году во время сватовства к принцу Иоанну оказался православный в Дании с портретом княжны Ксении, а новые планы с кузеном короля не сложились по причине начавшейся смуты. Александр Петрович, придерживаясь сюжетов исторических романов, щегольнул знанием, как английская королева предлагала сыну царя Бориса руку малолетней знатной англичанки, что расстроилось из-за смерти самой Елизаветы - вроде, как не из последних в своем посольстве человек был, раз в такие тонкости посвящен. Добро бы он челом бил или на Москву рвался. Вовсе нет: за копенгагенской незадачей помощь предложил - связи в столице остались. И в век тогдашней московитской шпиономании дрогнуло сердце у князя Львова. Собственноручно начертал Никита Данилович: «От Царя и Великого Князя… дворянину Белову Александру сыну Петрову с фамилией...» Обе грамоты боярин изволил дать: проезжую, по частной надобности, и опасную - не только для Дании, а и Франции с Германией, через какие путь лежал. Печати приложил - из черного воска, а на обороте документов написал тот же самый текст, но уже на латыни.
Сам князюшка с верным дьяком Афанасием, вместо не показавшегося им обоим Буржа, собирался в Болонский университет, имевший множество профессоров римского права с особенной школой у каждого. Отбыв в Болонью, московиты не узнали, что в Копенгаген Александр Петрович не поехал, но и обманывать благодетеля не собирался. Большинство университетских интернов и экстернов посещало грамматику, философию и древнюю словесность, ограничившись степенью магистра искусств. С появлением нового фехтовальщика они заимели намерение взять несколько уроков, поскольку плата была не из высоких, а техника - не из известных, стало быть, внимания и денег потраченных стоит. Кто-то, и вовсе, в «родные пенаты» не собирался - власти взяли университет под покровительство и обеспечивали посильное «распределение» выпускникам. Стоит ли искать золото, где его нет, и возвращаться домой? Задержавшись на чужбине, они совершенствовались в искусстве смертоубийства, сведя с мастером клинка знакомство накоротке, и Александр Петрович скоро узнал, что, соблюдая инкогнито, в Бурже обучается кронпринц Дании и Норвегии, страстно влюбленный в кузину.
