- Мне не оставили выбора…
Потом сжала губы, будто запечатывая себе рот, и взяла паузу. У священника только и вырвалось:
- О, господи…
Держать паузу! Паузу держать! Сколько получится, и еще чуть больше!
Молчание первым нарушил Гедеон:
- И что теперь вы, сестра, намерены делать?
- Не ведаю, - Анна бросила на него косой взгляд и опять потупилась.
Прежде чем высказаться, брат отца Жюля долго смотрел на нее, по-прежнему щуря глаза и почти не шевелясь.
- Я еду в Ланс, по служебным делам, далее намерен заглянуть в Бетюн. У меня есть, кто замолвит за вас словечко перед аббатисой монастыря кармелиток. Уверен, она примет вас под свою защиту и покровительство. Отец Жюль проводит нас до Уаньи, где мы и расстанемся, он же сам проследует дальше, в Берри. Пора ложиться, завтра путь неблизкий.
Анна не стала спорить, рассудив, что за ночь попытается придумать, как попасть с отцом Жюлем в Витри, или еще до расставания сообразит, а то воспользуется какими обстоятельствами по дороге. Она припомнила: «On s'engage, et puis… on voit. Человек соглашается, а потом... видно, сначала нужно ввязаться в бой, а там посмотрим», совсем упустив из виду, что любимый девиз корсиканца признан устаревшим еще в конце того же века, в котором озвучен. Не стоит бросаться в дела очертя голову, никогда нелишне осмотреться по сторонам, чем проявлять пустое геройство, но Анна мчалась вперед, как конница на вражеские пики, на всех парах, влекомая военной необходимостью, вернее, подгоняемая жесткими временными рамками - до свадьбы с графом оставалось всего ничего.
Ранним утром из ворот Больных в сторону Парижа выехало три кареты. Каждая запряжена парой лошадей - на одной кучер, на другой - наемный охранник, сопровождающий вверенную повозку с людьми на неспокойных французских дорогах. Кортеж верхом сопровождал Гедеон Дюпон, одолживший лошадь на постоялом дворе Лилля, после того, как уступил Анне место в карете. Устроиться в одном экипаже с отцом Жюлем не удалось - там размещались одни мужчины, и пришлось, скрепя сердце, согласиться на чисто женскую компанию в середине кортежа, в карете нового, улучшенного образца, с кузовом на ремнях и плотными шторками на окнах, что следовало понимать, как несомненный знак внимания к путешествующим женщинам. Мужчины тряслись в стоящих на осях кузова колымагах без передней поворотной тяги, что превращало каждый изгиб дороги в испытание для нервной системы. От нечего делать девушка осторожно рассматривала соседок по путешествию, рассевшихся по местам после того, как были представлены друг другу. Рядом расположилась немолодая женщина с корзиной, которую держала, как хрустальную вазу, не выпуская из рук, напротив дама средних лет с племянницей - попутчицы до самого Ланса.
До деревни, где сошла тетка с корзиной, добрались за час с небольшим. На остановке Анна подошла к карете, рядом с которой стоял отец Жюль, в потрепанном дорожном платье, видимо, сутана у него была одна, и в дороге он берег ее до Берри. Девушка нашла, что облачение священника ему шло больше - костюм, явно, с чужого плеча, был откровенно велик, и догадалась, что платье одолжил старший брат перед поездкой. Воспользовавшись, что Гедеон занялся подпругой лошади, Анна открыла рот пригласить отца Жюля к себе в экипаж, на освободившееся место, но к кортежу подлетел всадник, бережно прижимавший сидящую перед ним на лошади пожилую монахиню. Усадив спутницу в женскую карету, всадник произнес: «Сестра Пьеррет» и, почтительно склонившись перед ней, пустился в обратный путь, устроив едва переводившую дыхание служительницу божию на свободном месте. Путешествующих пригласили занять места, и оставалось только сесть в карету, прикидывая, когда следующая остановка и сколько их будет до Уаньи, где они повернут на Ланс, а остальные проследуют на Париж. За своими мыслями девушка не заметила, как начала дремать, и открыла глаза, когда похрапывающая во сне сестра Пьеррет почти навалилась на нее. Стремясь соблюсти хоть малейшую иллюзию личного пространства, Анна протиснула между собой и спящей монахиней узелок с едой, выданной Гедеоном на дорогу, и опять задремала, несмотря на качку и прыжки на ухабах. Было проснувшейся даме напротив показалось, что пожилая монахиня немного отодвинулась от молодой и пытается залезть в ее вещи, но благочестивая христианка, моргнув сонными глазами, перекрестилась и продолжила спать до следующей остановки, не заметив, что племянница бодрствует. Сестра Пьеррет, почувствовав ее взгляд, отдернула руку, подождала некоторое время и выполнила убийственный приказ патронессы тамплемарского монастыря.
Анна проснулась незадолго до Уаньи, так ничего и не придумав. Если Гедеон запрет в Бетюнском монастыре, будет ли исход оттуда? Если отец Жюль когда-нибудь сумеет забрать ее в Витри, потерянного времени не вернуть, но каким образом уговорить священника взять с собой сейчас? Ход ее мыслей тормозился неожиданным предположением, что братом кюре мог оказаться палач города Лилля - это всерьез донимало. Сказал, едет в Ланс, потом в Бетюн по службе, род занятий не сообщил, но почему же непременно палач? Разве сюжет романа обязательно должен быть воплощен в жизнь? Отец Жюль НЕ МОГ украсть священные сосуды, он просто не способен на такое! Я ничего чужого не брала, узелок с едой выдан Гедеоном, несколько монет, в платочке на груди, швырнула патронесса, при свидетелях, между прочим. Откуда же такое тяжелое предчувствие, только из-за выдумок господина Дюма? А вот и нет вам, месье, ничего из того, что вы понаписали, вовсе не сбудется: я стану женой графа де Ла Фер, который никогда в жизни не превратится в Атоса, мы проживем жизнь весело и дружно, долго и счастливо, и умрем в один день, после того, как увидим своих правнуков. Стоит непременно позаботиться, чтобы никто из потомков в кровавое безумие, называемое Французской Революцией, не пострадал. Пускай едут в Англию, не дожидаясь казни короля Людовика, только не в Россию, а то не хватало впоследствии в Октябрьскую социалистическую попасть, в эту самую В.О.С.Ру, чтобы социализм строить. Ладно, хорошенько продумать: что, когда, где, кого и как упредить, время еще будет.
В Уаньи остановились ненадолго – высадить пассажиров и дать передохнуть лошадям. Попрощаться отец Жюль подошел сам, его брат торчал рядом, явно, не собираясь оставлять с монахиней наедине. Тактичность не входит в число его достоинств? Насторожен? Почему? Отцу Жюлю абсолютно ничего не угрожает, дальнейшие планы касаются священника совсем незначительно. Главное – поскорей познакомиться с графом, а там, найдется, как заставить святого отца помалкивать. Постриг действительным считаться не может, поскольку съеденное перед ним мясо обращает процедуру в фикцию. Конечно, знать бы, как все сложится, к самому обряду прибегать не стоило. Достаточно было просто соврать отцу Жюлю, что пострижена, чтоб не дергался, проживая в одном доме с незамужней девицей, хоть и послушницей. После знакомства с графом сознаться, представив целью обмана заботу о его же, отца Жюля, спокойствии, и отбросить в сторону опостылевшее обличье, проинформировав окружающих, что предпочла законный брак уготованному судьбой служению богу, но, уж, вышло, как вышло. В Тамплемаре меня записали, как Annа (на латинский манер) de Beille, я проверила, именно что, Бейль, в английской метрике значится Энн-Шарлотта Мэри де Бюэй, которая, невзирая ни на какой там французский перевод, к постриженной в монастыре под Лиллем Анне де Бейль никакого отношения не имеет. Надо еще на обороте документа на это самое de Beille после буквы «B» водичкой побрызгать, будто слезы накапали, чтобы Бейль никак толком прочитать нельзя было. Да и кому в голову придет, будут поневоле только на английское Bueil ориентироваться. А теперь: знай, молчи, за умную сойдешь – еще никто не отменял, а, если что, слезы на глазах – метод безотказный.
Маячивший рядом Гедеон спутал все карты – отец Жюль ограничился кратким «До свиданья, сестра Анна!» и медленно пошел к своей карете, по пути оглянувшись и помахав рукой. Женщины заняли места, и экипажи тронулись. Анне было неуютно рядом с сестрой Пьеррет, так и косящей на нее глазом, но девушка постаралась отключиться, доверившись судьбе, которая – кто бы сомневался – приведет ее в Витри.
Отъехав от Уаньи, отец Жюль долго не мог успокоиться – перед глазами стояло расстроенное лицо сестры Анны. Им не получилось толком проститься - оба застеснялись Гедеона. Священник твердил себе, что оставил девушку в надежных руках, разлука будет недолгой – он только устроится и вызовет ее в Витри, где они будут служить Господу в меру скромных сил, но на сердце было особенно тяжело. Наконец, удалось задремать, невзирая на неровно едущую карету, и открыть глаза только, когда она остановилась, а сосед, негромко бормоча извинения, начал пробираться к выходу.
- Где мы?
- Френ-ле-Монтобан, я уже дома. Доброго пути, месье!
- И вам, господа! - добавил он, гораздо тише, слегка поклонившись в сторону дремавших попутчиков.
Следующие на Париж кареты тронулись, но были остановлены громкими криками. Дверца соседнего экипажа со скрипом открылась, и отец Жюль услышал строгий, хрипловатый голос:
- Полиция города Лилля! Где она?
- Кто?
- Монахиня!
- Которая?
- Молодая!
- Осталась в той карете, что повернула на Ланс.
Голос сердито выругался и продолжил расспросы:
- Она едет до Ланса?
- Не знаю, господин полицейский, карета идет в Аррас, а куда едет невеста христова…
Голос выругался еще раз, послышались тяжелые шаги, распахнулась дверца уже их кареты, явив сердитое, плохо выбритое лицо стража порядка. Пристально взглянув на путешественников, тот было собрался захлопнуть дверцу, когда отец Жюль остановил его:
- Господин полицейский, что случилось?
- Ищем воровку.
Дверца захлопнулась. Господи, это какая-то ошибка! Отец Жюль выскочил из кареты.
- Господа, вы введены в заблуждение…
- Куда следуете? – перебил тот полицейский, что оставался на лошади.
- В Париж.
- Вот, и следуйте!
- Но что вы намерены с ней сделать?
- Арестовать, допросить и доставить в Лилль.
Боже мой! Отец Жюль решительно подскочил к лошади старшего:
- Возьмите меня с собой!
- Вы ее знаете?
- Разумеется! Эта девушка – монахиня Тамплемарского монастыря бенедектинок.
Полицейские переглянулись.
- Указать на нее сможете?
Священник не колебался ни секунды: пусть только возьмут с собой, недоразумение – он уверен – тут же разрешится, но бедняжка Анна будет так напугана, а брат – плохой помощник по части утешения!
- Я с вами!
Заглянувший в карету велел сесть позади, и лошади блюстителей закона рванули с места, увозя отца Жюля к его Голгофе. Кучер, перекинувшись парой слов с охранником, продолжил путь на Париж. Другая карета покатилась следом.
Анна проснулась, едва карета замедлила путь - уже на въезде в Ланс. Выглянула в окошко – все вокруг показалось унылым и мрачным. Надеюсь, отец Жюль выполнит обещание вызвать в Витри как можно скорее. По приезде в Бетюнский монастырь надо будет немедленно ему написать! Соседку с племянницей встречали, мадам расцеловалась – с мужем? - и обняла сына – похож. Еще двое встречающих, один за другим, церемонно поцеловали женщине руку. Анна подхватила узелок с едой, так и нетронутой в дороге, и, переждав втискивающуюся на освободившиеся места грузную тетку, вышла из кареты. Сестра Пьеррет осталась на месте, видимо, едет до Арраса. Девушка поймала на себе заинтересованный взгляд сына мадам. На монашку засмотрелся, сразу видно – шалопай! Оглянулась на Гедеона – слезает с лошади. Куда теперь?
На площадь вылетело три всадника, на второй лошади сзади – отец Жюль. Как же это? Им не судьба расстаться? Будто кто ворожит! Теперь она свой шанс не упустит! Но что случилось?
- Это она?
- Да, господин полицейский, вы видите, сестра Анна не могла что-либо украсть, кроме еды, у нее ничего с собой нет!
Отец Жюль и сидевший спереди, спрыгнув с лошади, бросились к девушке, полицейский успел первым. Подскочив к Анне, выдернул из рук узелок и, быстро развязав, вытряхнул содержимое прямо на мокрую землю. Выпала бутылка с вином – как не разбилась? – хлеб, сыр и золотой крестик.
Девушка растерянно оглянулась на Гедеона, уже спешившего к ней.
- А вот и пропажа нашлась! – удовлетворенно произнес устроивший обыск.
- Это не мое, у меня такого не было, - закричала девушка, показывая на крестик.
- Все так говорят, новое бы что придумала! – оборвал сидящий на лошади.
Полицейский схватил Анну за руку. Девушка дернулась, он схватил за вторую:
- Куда? Не уйдешь!
- В чем дело? – вмешался один из встречавших мадам.
- Воровку поймали!
- Вот как?
- А вы кто будете? – заинтересовался полицейский.
- Я - начальник тюрьмы, - возмутился господин.
- У нас для преступников своя тюрьма найдется! А также для тех, кто будет мешать правосудию!
- Я - эшевен Ланса, - назвался второй встречающий. – Что здесь происходит?
- Господин эшевен, на ваших глазах обнаружено краденое.
- Где остальное? – строго спросил у Анны продолжавший сидеть на лошади старший полицейский.
- Что остальное? - ахнула девушка.
- Как изложено в письме - золотые потир и патена! – ответил старший полицейский.
- Дайте! – эшевен протянул руку за письмом, которое ему подали, не сходя с лошади.
В письме начальника полиции Лилля, зачитанном вслух, содержался приказ задержать воровку, после бегства которой из Тамплемарского монастыря бенедиктинок пропали золотые потир, патена и нательный крестик – дары патронессы Дома Графини.
- Я… – выкрикнула Анна и осеклась - история с племянником епископа не годилась для озвучивания. Невзирая на брата, отец Жюль ее не бросит, но близкое знакомство не стоило афишировать, тогда будет больше возможностей ей помочь. Что-что, а сочинять девушка умела:
- Мне позволили уехать искать родственников, даже дали денег на дорогу.
Анна было дернулась показать платочек с монетками, но полицейский держал ее руки крепко.
- Обыскать! – отдал приказ сидевший на лошади.
- Господи Исусе, не надо! – она расплакалась в голос. – Я сама все покажу!
Еще не хватало, чтобы при ней обнаружили ридер, как объяснить, что это такое? Шкатулка? Коробочка? Потребуют открыть, и что тогда? Почему она не избавилась от него до сих пор? Нужно было кинуть в Дёль!
Полицейский освободил одну руку, продолжая держать за вторую. Трясущимися пальцами Анна достала монетки и документы, порадовавшись, что вместо лифчика соорудила на груди повязку, куда упрятывала свои сокровища, и ридер остался примотанным под грудью.
- Это все?
- Да-да, господин полицейский.
Полицейский цепко оглядел монахиню, поднял руку, но Анна отшатнулась. Эшевен взял у нее метрику, прочитал и сообщил окружающим:
- Она – дворянка!
Полицейский ослабил хватку, чем Анна тут же воспользовалась, осенив себя крестным знаменем. Мужчина продолжал сверлить ее взглядом, но больше не цапал.
- Где она собиралась выйти? – крикнул старший полицейский кучеру ее кареты.
- Заплачено до Ланса.
- Сестра, вы собирались найти родню в Лансе? Здесь никогда не было де Бейлей, - сообщил эшевен.
Потом сжала губы, будто запечатывая себе рот, и взяла паузу. У священника только и вырвалось:
- О, господи…
Держать паузу! Паузу держать! Сколько получится, и еще чуть больше!
Молчание первым нарушил Гедеон:
- И что теперь вы, сестра, намерены делать?
- Не ведаю, - Анна бросила на него косой взгляд и опять потупилась.
Прежде чем высказаться, брат отца Жюля долго смотрел на нее, по-прежнему щуря глаза и почти не шевелясь.
- Я еду в Ланс, по служебным делам, далее намерен заглянуть в Бетюн. У меня есть, кто замолвит за вас словечко перед аббатисой монастыря кармелиток. Уверен, она примет вас под свою защиту и покровительство. Отец Жюль проводит нас до Уаньи, где мы и расстанемся, он же сам проследует дальше, в Берри. Пора ложиться, завтра путь неблизкий.
Анна не стала спорить, рассудив, что за ночь попытается придумать, как попасть с отцом Жюлем в Витри, или еще до расставания сообразит, а то воспользуется какими обстоятельствами по дороге. Она припомнила: «On s'engage, et puis… on voit. Человек соглашается, а потом... видно, сначала нужно ввязаться в бой, а там посмотрим», совсем упустив из виду, что любимый девиз корсиканца признан устаревшим еще в конце того же века, в котором озвучен. Не стоит бросаться в дела очертя голову, никогда нелишне осмотреться по сторонам, чем проявлять пустое геройство, но Анна мчалась вперед, как конница на вражеские пики, на всех парах, влекомая военной необходимостью, вернее, подгоняемая жесткими временными рамками - до свадьбы с графом оставалось всего ничего.
Ранним утром из ворот Больных в сторону Парижа выехало три кареты. Каждая запряжена парой лошадей - на одной кучер, на другой - наемный охранник, сопровождающий вверенную повозку с людьми на неспокойных французских дорогах. Кортеж верхом сопровождал Гедеон Дюпон, одолживший лошадь на постоялом дворе Лилля, после того, как уступил Анне место в карете. Устроиться в одном экипаже с отцом Жюлем не удалось - там размещались одни мужчины, и пришлось, скрепя сердце, согласиться на чисто женскую компанию в середине кортежа, в карете нового, улучшенного образца, с кузовом на ремнях и плотными шторками на окнах, что следовало понимать, как несомненный знак внимания к путешествующим женщинам. Мужчины тряслись в стоящих на осях кузова колымагах без передней поворотной тяги, что превращало каждый изгиб дороги в испытание для нервной системы. От нечего делать девушка осторожно рассматривала соседок по путешествию, рассевшихся по местам после того, как были представлены друг другу. Рядом расположилась немолодая женщина с корзиной, которую держала, как хрустальную вазу, не выпуская из рук, напротив дама средних лет с племянницей - попутчицы до самого Ланса.
До деревни, где сошла тетка с корзиной, добрались за час с небольшим. На остановке Анна подошла к карете, рядом с которой стоял отец Жюль, в потрепанном дорожном платье, видимо, сутана у него была одна, и в дороге он берег ее до Берри. Девушка нашла, что облачение священника ему шло больше - костюм, явно, с чужого плеча, был откровенно велик, и догадалась, что платье одолжил старший брат перед поездкой. Воспользовавшись, что Гедеон занялся подпругой лошади, Анна открыла рот пригласить отца Жюля к себе в экипаж, на освободившееся место, но к кортежу подлетел всадник, бережно прижимавший сидящую перед ним на лошади пожилую монахиню. Усадив спутницу в женскую карету, всадник произнес: «Сестра Пьеррет» и, почтительно склонившись перед ней, пустился в обратный путь, устроив едва переводившую дыхание служительницу божию на свободном месте. Путешествующих пригласили занять места, и оставалось только сесть в карету, прикидывая, когда следующая остановка и сколько их будет до Уаньи, где они повернут на Ланс, а остальные проследуют на Париж. За своими мыслями девушка не заметила, как начала дремать, и открыла глаза, когда похрапывающая во сне сестра Пьеррет почти навалилась на нее. Стремясь соблюсти хоть малейшую иллюзию личного пространства, Анна протиснула между собой и спящей монахиней узелок с едой, выданной Гедеоном на дорогу, и опять задремала, несмотря на качку и прыжки на ухабах. Было проснувшейся даме напротив показалось, что пожилая монахиня немного отодвинулась от молодой и пытается залезть в ее вещи, но благочестивая христианка, моргнув сонными глазами, перекрестилась и продолжила спать до следующей остановки, не заметив, что племянница бодрствует. Сестра Пьеррет, почувствовав ее взгляд, отдернула руку, подождала некоторое время и выполнила убийственный приказ патронессы тамплемарского монастыря.
Глава.12. На крестном пути.
Анна проснулась незадолго до Уаньи, так ничего и не придумав. Если Гедеон запрет в Бетюнском монастыре, будет ли исход оттуда? Если отец Жюль когда-нибудь сумеет забрать ее в Витри, потерянного времени не вернуть, но каким образом уговорить священника взять с собой сейчас? Ход ее мыслей тормозился неожиданным предположением, что братом кюре мог оказаться палач города Лилля - это всерьез донимало. Сказал, едет в Ланс, потом в Бетюн по службе, род занятий не сообщил, но почему же непременно палач? Разве сюжет романа обязательно должен быть воплощен в жизнь? Отец Жюль НЕ МОГ украсть священные сосуды, он просто не способен на такое! Я ничего чужого не брала, узелок с едой выдан Гедеоном, несколько монет, в платочке на груди, швырнула патронесса, при свидетелях, между прочим. Откуда же такое тяжелое предчувствие, только из-за выдумок господина Дюма? А вот и нет вам, месье, ничего из того, что вы понаписали, вовсе не сбудется: я стану женой графа де Ла Фер, который никогда в жизни не превратится в Атоса, мы проживем жизнь весело и дружно, долго и счастливо, и умрем в один день, после того, как увидим своих правнуков. Стоит непременно позаботиться, чтобы никто из потомков в кровавое безумие, называемое Французской Революцией, не пострадал. Пускай едут в Англию, не дожидаясь казни короля Людовика, только не в Россию, а то не хватало впоследствии в Октябрьскую социалистическую попасть, в эту самую В.О.С.Ру, чтобы социализм строить. Ладно, хорошенько продумать: что, когда, где, кого и как упредить, время еще будет.
В Уаньи остановились ненадолго – высадить пассажиров и дать передохнуть лошадям. Попрощаться отец Жюль подошел сам, его брат торчал рядом, явно, не собираясь оставлять с монахиней наедине. Тактичность не входит в число его достоинств? Насторожен? Почему? Отцу Жюлю абсолютно ничего не угрожает, дальнейшие планы касаются священника совсем незначительно. Главное – поскорей познакомиться с графом, а там, найдется, как заставить святого отца помалкивать. Постриг действительным считаться не может, поскольку съеденное перед ним мясо обращает процедуру в фикцию. Конечно, знать бы, как все сложится, к самому обряду прибегать не стоило. Достаточно было просто соврать отцу Жюлю, что пострижена, чтоб не дергался, проживая в одном доме с незамужней девицей, хоть и послушницей. После знакомства с графом сознаться, представив целью обмана заботу о его же, отца Жюля, спокойствии, и отбросить в сторону опостылевшее обличье, проинформировав окружающих, что предпочла законный брак уготованному судьбой служению богу, но, уж, вышло, как вышло. В Тамплемаре меня записали, как Annа (на латинский манер) de Beille, я проверила, именно что, Бейль, в английской метрике значится Энн-Шарлотта Мэри де Бюэй, которая, невзирая ни на какой там французский перевод, к постриженной в монастыре под Лиллем Анне де Бейль никакого отношения не имеет. Надо еще на обороте документа на это самое de Beille после буквы «B» водичкой побрызгать, будто слезы накапали, чтобы Бейль никак толком прочитать нельзя было. Да и кому в голову придет, будут поневоле только на английское Bueil ориентироваться. А теперь: знай, молчи, за умную сойдешь – еще никто не отменял, а, если что, слезы на глазах – метод безотказный.
Маячивший рядом Гедеон спутал все карты – отец Жюль ограничился кратким «До свиданья, сестра Анна!» и медленно пошел к своей карете, по пути оглянувшись и помахав рукой. Женщины заняли места, и экипажи тронулись. Анне было неуютно рядом с сестрой Пьеррет, так и косящей на нее глазом, но девушка постаралась отключиться, доверившись судьбе, которая – кто бы сомневался – приведет ее в Витри.
Отъехав от Уаньи, отец Жюль долго не мог успокоиться – перед глазами стояло расстроенное лицо сестры Анны. Им не получилось толком проститься - оба застеснялись Гедеона. Священник твердил себе, что оставил девушку в надежных руках, разлука будет недолгой – он только устроится и вызовет ее в Витри, где они будут служить Господу в меру скромных сил, но на сердце было особенно тяжело. Наконец, удалось задремать, невзирая на неровно едущую карету, и открыть глаза только, когда она остановилась, а сосед, негромко бормоча извинения, начал пробираться к выходу.
- Где мы?
- Френ-ле-Монтобан, я уже дома. Доброго пути, месье!
- И вам, господа! - добавил он, гораздо тише, слегка поклонившись в сторону дремавших попутчиков.
Следующие на Париж кареты тронулись, но были остановлены громкими криками. Дверца соседнего экипажа со скрипом открылась, и отец Жюль услышал строгий, хрипловатый голос:
- Полиция города Лилля! Где она?
- Кто?
- Монахиня!
- Которая?
- Молодая!
- Осталась в той карете, что повернула на Ланс.
Голос сердито выругался и продолжил расспросы:
- Она едет до Ланса?
- Не знаю, господин полицейский, карета идет в Аррас, а куда едет невеста христова…
Голос выругался еще раз, послышались тяжелые шаги, распахнулась дверца уже их кареты, явив сердитое, плохо выбритое лицо стража порядка. Пристально взглянув на путешественников, тот было собрался захлопнуть дверцу, когда отец Жюль остановил его:
- Господин полицейский, что случилось?
- Ищем воровку.
Дверца захлопнулась. Господи, это какая-то ошибка! Отец Жюль выскочил из кареты.
- Господа, вы введены в заблуждение…
- Куда следуете? – перебил тот полицейский, что оставался на лошади.
- В Париж.
- Вот, и следуйте!
- Но что вы намерены с ней сделать?
- Арестовать, допросить и доставить в Лилль.
Боже мой! Отец Жюль решительно подскочил к лошади старшего:
- Возьмите меня с собой!
- Вы ее знаете?
- Разумеется! Эта девушка – монахиня Тамплемарского монастыря бенедектинок.
Полицейские переглянулись.
- Указать на нее сможете?
Священник не колебался ни секунды: пусть только возьмут с собой, недоразумение – он уверен – тут же разрешится, но бедняжка Анна будет так напугана, а брат – плохой помощник по части утешения!
- Я с вами!
Заглянувший в карету велел сесть позади, и лошади блюстителей закона рванули с места, увозя отца Жюля к его Голгофе. Кучер, перекинувшись парой слов с охранником, продолжил путь на Париж. Другая карета покатилась следом.
Глава. 13. Потерпевшая.
Анна проснулась, едва карета замедлила путь - уже на въезде в Ланс. Выглянула в окошко – все вокруг показалось унылым и мрачным. Надеюсь, отец Жюль выполнит обещание вызвать в Витри как можно скорее. По приезде в Бетюнский монастырь надо будет немедленно ему написать! Соседку с племянницей встречали, мадам расцеловалась – с мужем? - и обняла сына – похож. Еще двое встречающих, один за другим, церемонно поцеловали женщине руку. Анна подхватила узелок с едой, так и нетронутой в дороге, и, переждав втискивающуюся на освободившиеся места грузную тетку, вышла из кареты. Сестра Пьеррет осталась на месте, видимо, едет до Арраса. Девушка поймала на себе заинтересованный взгляд сына мадам. На монашку засмотрелся, сразу видно – шалопай! Оглянулась на Гедеона – слезает с лошади. Куда теперь?
На площадь вылетело три всадника, на второй лошади сзади – отец Жюль. Как же это? Им не судьба расстаться? Будто кто ворожит! Теперь она свой шанс не упустит! Но что случилось?
- Это она?
- Да, господин полицейский, вы видите, сестра Анна не могла что-либо украсть, кроме еды, у нее ничего с собой нет!
Отец Жюль и сидевший спереди, спрыгнув с лошади, бросились к девушке, полицейский успел первым. Подскочив к Анне, выдернул из рук узелок и, быстро развязав, вытряхнул содержимое прямо на мокрую землю. Выпала бутылка с вином – как не разбилась? – хлеб, сыр и золотой крестик.
Девушка растерянно оглянулась на Гедеона, уже спешившего к ней.
- А вот и пропажа нашлась! – удовлетворенно произнес устроивший обыск.
- Это не мое, у меня такого не было, - закричала девушка, показывая на крестик.
- Все так говорят, новое бы что придумала! – оборвал сидящий на лошади.
Полицейский схватил Анну за руку. Девушка дернулась, он схватил за вторую:
- Куда? Не уйдешь!
- В чем дело? – вмешался один из встречавших мадам.
- Воровку поймали!
- Вот как?
- А вы кто будете? – заинтересовался полицейский.
- Я - начальник тюрьмы, - возмутился господин.
- У нас для преступников своя тюрьма найдется! А также для тех, кто будет мешать правосудию!
- Я - эшевен Ланса, - назвался второй встречающий. – Что здесь происходит?
- Господин эшевен, на ваших глазах обнаружено краденое.
- Где остальное? – строго спросил у Анны продолжавший сидеть на лошади старший полицейский.
- Что остальное? - ахнула девушка.
- Как изложено в письме - золотые потир и патена! – ответил старший полицейский.
- Дайте! – эшевен протянул руку за письмом, которое ему подали, не сходя с лошади.
В письме начальника полиции Лилля, зачитанном вслух, содержался приказ задержать воровку, после бегства которой из Тамплемарского монастыря бенедиктинок пропали золотые потир, патена и нательный крестик – дары патронессы Дома Графини.
- Я… – выкрикнула Анна и осеклась - история с племянником епископа не годилась для озвучивания. Невзирая на брата, отец Жюль ее не бросит, но близкое знакомство не стоило афишировать, тогда будет больше возможностей ей помочь. Что-что, а сочинять девушка умела:
- Мне позволили уехать искать родственников, даже дали денег на дорогу.
Анна было дернулась показать платочек с монетками, но полицейский держал ее руки крепко.
- Обыскать! – отдал приказ сидевший на лошади.
- Господи Исусе, не надо! – она расплакалась в голос. – Я сама все покажу!
Еще не хватало, чтобы при ней обнаружили ридер, как объяснить, что это такое? Шкатулка? Коробочка? Потребуют открыть, и что тогда? Почему она не избавилась от него до сих пор? Нужно было кинуть в Дёль!
Полицейский освободил одну руку, продолжая держать за вторую. Трясущимися пальцами Анна достала монетки и документы, порадовавшись, что вместо лифчика соорудила на груди повязку, куда упрятывала свои сокровища, и ридер остался примотанным под грудью.
- Это все?
- Да-да, господин полицейский.
Полицейский цепко оглядел монахиню, поднял руку, но Анна отшатнулась. Эшевен взял у нее метрику, прочитал и сообщил окружающим:
- Она – дворянка!
Полицейский ослабил хватку, чем Анна тут же воспользовалась, осенив себя крестным знаменем. Мужчина продолжал сверлить ее взглядом, но больше не цапал.
- Где она собиралась выйти? – крикнул старший полицейский кучеру ее кареты.
- Заплачено до Ланса.
- Сестра, вы собирались найти родню в Лансе? Здесь никогда не было де Бейлей, - сообщил эшевен.
