- Говорили - были проездом, я надеялась что-то узнать или, доплатив кучеру, продолжить путь туда, где, возможно, отыскались бы их следы.
За домами мелькнул молодой человек, не приближаясь к группе на площади.
- Я не спала и видела, как ей подложили что-то в узелок, - вмешалась в разговор молодая попутчица.
- Софи! – одернула ее тетка.
- Вот, она! – девушка показал в сторону экипажа, – пожилая монахиня, что осталась в карете.
- Сюда ее! – приказал старший полицейский.
Сестра Пьеррет была извлечена из кареты и доставлена в центр расследования. Теперь младший полицейский удерживал за руки уже ее.
- Вы знакомы? – показав Анне на монахиню, продолжил допрос старший.
- Нет, господин полицейский.
- Откуда следуете, сестра…
- Пьеррет, - подсказала подозреваемая. - Из Лилля. Опоздала к выезду кареты, пока добиралась, мне любезно помогли догнать, следующая возможность попасть в Аррас не скоро.
- Откуда добиралась?
Монахиня замялась, что было не в ее пользу. В голосе допрашивающего появились нехорошие нотки, когда был вынужден повторить вопрос. Старуха уставилась на него, как кролик на змею, прошептав:
- Из Тамплемарского монастыря.
Теперь все внимание сосредоточилось на ней.
- Что там делали?
- Навещала внучку.
- Когда покинули монастырь?
- Утром.
Приказ «Обыскать!» был ожидаем, но при монахине ничего не нашлось. Старший полицейский пребывал в затруднении: возраст преступницы в письме начальника полиции не указан, он решил, что она - молода, поскольку кроме аббатисы, пожилых в монастыре не было. Старуха едет оттуда и тоже может оказаться воровкой. Какую божью овцу брать?
- Обе – в Лилль, на месте разберутся.
- Подождите, господин полицейский, как же так? – зачастила племянница эшевена. – Девушку оговорили! Крестик подложили! Я сама видела!
Ее дядя предпочел бы, чтобы подозреваемых увезли в Лилль и допросили там, но Софи продолжала привлекать внимание, что никуда не годилось.
- Дорогая, полиция разберется!
- Как давно вы это видели, мадемуазель Софи? – неожиданно задал вопрос третий из встречающих, до сих пор не сказавший ни слова.
- Пару часов назад, после Уаньи и поворота с парижской дороги, господин лейтенант.
- Преступление, о котором заявлено свидетельницей, совершено на территории, не подведомственной Лиллю. Как лейтенант полиции города Бетюн, приказываю вам, господа полицейские, вернуться обратно с докладом. Обеих монахинь доставят в местную тюрьму до выяснения подробностей прискорбного происшествия.
- Боже мой, господин лейтенант, - произнес отец Жюль, - но только что же все разъяснилось…
- Вы кто? – перебил его начальник бетюнской полиции.
- Жюль Мартен, из Лилля, я его знаю, - ответил за священника Гедеон, назвав девичью фамилию их матери.
- Взяли из кареты на Париж, господин лейтенант, помочь опознать воровку, - добавил лилльский полицейский.
- Да, разумеется, это монахиня Тамплемарского монастыря, сестра Анна…
- Благодарю за помощь, месье Мартен, похвально видеть готовность помочь полиции, но свою миссию вы уже выполнили. Парижскую карету не догнать, вам следует воспользоваться той, что вот-вот отправится на Аррас, оттуда вы легко попадете в Париж.
Отец Жюль споткнулся о тяжелый взгляд брата и не посмел издать ни звука. Гедеон не бросит девушку в беде, а я буду ждать от него известий в аррасской гостинице, господь милостив, он нас не оставит!
Карета тронулась, едва священник занял в ней место. Начальник тюрьмы в сопровождении Гедеона повел монахинь в место заключения, а гости и здешние жители направились к дому эшевена. Лейтенант бетюнской полиции, сам уроженец Ланса, получил должность не так давно, но уже успел пару раз сцепиться с лилльскими сослуживцами – так сложилось. Вернее, неписаные правила отношений установились при его предшественнике, подробности знал только он, но кого это сейчас интересовало? Отправив приезжих из Лилля, кого куда, и оспорив приказ об аресте, лейтенант только поддержал устоявшуюся традицию. История с монашками из Тамплемара будила любопытство, и под рукой находился тот, кто сможет допросить обеих. Скоро станет известно, что на самом деле произошло в монастыре, а лишний раз утереть лилльцам нос не мешает!
Тюрьма Ланса, в которой имелась всего одна камера, собственно, таковой и не являлась. Под нее была отведена часть полуподвального этажа старого дома, не имевшего ничего общего с местом предварительного заключения. Лет двадцать назад один из бетюнских богачей, наезжавших в окрестности Ланса поохотиться, не удовлетворился возможностью собственноручно проучить не угодившего местного жителя, потребовав суда над ним. В ожидании приговора несчастного заперли в единственном подходившем месте, с тех пор именуемом тюрьмой. Хозяин дома охотно назывался ее начальником: должность больших хлопот не приносила, регулярно оплачиваясь из местной казны.
Анна огляделась по сторонам – в углу охапка соломы, правда, свежей, в другом – широкий горшок с крышкой, понятно, для чего. Подошла к небольшому окошку, забранному ржавыми прутьями, и подтащила к нему обрубок дерева, сняв с него кувшин с водой. Поднялась повыше и ахнула - прямо перед глазами торчал вкопанный в землю помост, на нем – деревянный столб с колодками. Пилори! Позорный столб! Возле жуткого сооружения она увидела Гедеона, пристраивавшего в колодки щупленького мальчишку. Брат отца Жюля все-таки лилльский палач! Голова закружилась от одной только этой мысли, другие она к себе не подпустила. Нет вам, господин Дюма! Ничего подобного! У меня все будет хорошо! Я выберусь из этой западни!
Анна отскочила от окна и опустилась на охапку соломы, закрыв уши руками. Свист розги – всхлип, еще свист – вскрик, похожий на заячий. Еще, еще и еще! Потом – звон цепи, скрип дерева, шаги по помосту, придушенный детский плач. Парнишка отмучился? Что он натворил, чтоб получить такое наказание? Анна почувствовала, что ее зубы стучат, и сказала себе, что это просто от холода. Развязала узелок, в который собрала с земли свои пожитки после обыска на площади, и глотнула вина. Кислятина какая! Еще глоток! Вроде, отпустило немножко! Надо добавить!
Тот, ради кого палача вызвали в Ланс, уже неделю содержался ниже, в подвале, куда поместили теперь сестру Пьеррет, предварительно выведя арестанта. Пожилая женщина увидела крохотное оконце под самым потолком, прислонилась лбом к шершавой стене, да так и осталась стоять. Ничего не было видно, но все слышно. Когда, наконец, наступила тишина, монахиня неловко осела на земляной пол. Боль в груди, отдававшая в спину и левую руку, не давала вздохнуть. Она схватила ртом воздух, стало еще больнее, на теле выступил холодный пот. Перед глазами потемнело, казалось, стены сжимаются вокруг нее. Судорога пронзила тело. Еще судорога. И темнота.
Вошедший палач, увидев скорчившую на полу женщину, не подававшую признаков жизни, схватил кувшин с водой, выплеснул все содержимое – она не пошевелилась. Дюпон приложил пальцы к ее шее, ближе к горлу: старуха была мертва. Постоял над ней, перекрестился и вышел, оставив дверь подвала приоткрытой.
На голодный желудок Анну повело. Девушка достала сыр и запустила в него зубы, но кусок застрял в горле, а хмель почти улетучился – на пороге стоял Гедеон.
- У вас отменный аппетит, сестра Анна!
Кровь удалось остановить быстро – отец Роже стукнулся о выступ кельи волосистой стороной головы, прямо под местом, где должна была находиться тонзура. Она там и находилась – какое-то время после принятия сана, но позже священник шевелюру берег, а кто знает, что там, под скуфьей? Домашние, конечно, знали, но смотрели на этот факт, сквозь пальцы: молодой еще, образумится. Ссадина под волосами оказалась незаметной, но голова слегка кружилась, или ему так казалось? На всякий случай он прилег, приложив ко лбу мокрое полотенце.
Тетка влетела, едва постучав:
- Роже, дорогой, как вы?
Он промычал что-то невнятное.
Мадам Магдалена погладила по плечу:
- Как эта дрянь посмела поднять на вас руку!
Отец Роже предпочел не отвечать.
- Я ее выгнала!
Племянник распахнул глаза:
- Дядя еще здесь?
- Собирается в Лилль.
- Нужно уточнить, действителен ли постриг. Она проглотила перед ним мясо. И, тетя…
- Я скажу, вы прилегли отдохнуть после проведенного обряда.
Отец Роже встретился с теткой взглядом и понял, что сегодняшний инцидент не будет доведен до сведения епископа. Мадам Магдалена еще раз дотронулась до его плеча и испарилась. Вернулась она довольно быстро, со свертком, завернутым в белую ткань.
- Мой брат оставил постриг в силе. По его мнению, времена ромейских императриц прошли, и скоромное перед обрядом не может отменить его сущность. Велел назначить девке эпитимью на усмотрение аббатисы и уехал.
- Вот как…
- Роже, что может придумать эта безмозглая курица? Сто раз прочесть «Отче наш» и месяц на грязной работе? Вы хотите сказать, что этого достаточно?
-Но…
- Подлая тварь дерзнула покалечить вас! Она поплатится!
Мадам Магдалена открыла дверцу шкафчика, которым отец Роже никогда не пользовался, запихнула туда сверток и повернула ключик, без дела торчавший в замочке.
- Что там?
- Последние из моих сегодняшних даров, которые еще не успел освятить епископ.
Роже продолжал недоуменно смотреть, пришлось втолковывать:
- Эти дары не увидят после ухода девки, и, несомненно, спишут на нее. А пока они полежат здесь.
- А потом?
- Позже они найдутся, где-нибудь в укромном месте, все подумают, что она их спрятала, не сумев забрать перед уходом.
- А если на нее не подумают?
Патронесса поцеловала племянника в лоб:
- Подумают, если подскажут.
- Кто?
- Найдется, кому. Отдыхайте, милый Роже, вам нет необходимости сегодня возвращаться в Лилль, а стоит погрузиться в благодетельный сон.
Отец Роже почувствовал, что глаза слипаются, еще один поцелуй тетушки – и он уснул на пару часов, во время которых патронесса развила бурную деятельность по очернению негодяйки. Уточнив у тамплемарской воспитанницы, куда отправились ее навещавшие, мадам Магдалена поняла, где стоит искать сестру Анну. Кинутых грошей едва хватит, чтобы на день-другой снять комнату в гостинице, но что изгнанной монахине делать в Лилле? Она, вне сомнения, понимает: нечего - после того, что здесь натворила. Попросит помощи у своих случайных попутчиков? С какой стати им помогать? Расскажет, за что ее выгнали? Маловероятно, не рискнет вызвать гнев самого епископа! Ей, в любом случае, достанется, особенно, после подвигов на монастырской кухне, значит, девка двинется дальше. Куда? Стоит расспросить этих купцов в Гентском госпитале. Вдруг, она проговорилась о дальнейших планах?
Патронесса отправила в город сестру Полин, не сомневаясь, что та сумеет разговорить казавшихся простоватыми торговцев, сама же мадам отправилась в келью, где на освобожденном Анной месте расположилась на отдых приехавшая из Арраса к внучке монахиня. Растолкав дремавшую пожилую женщину, патронесса огорошила, что завтра той предстоит выполнить секретную миссию, выслушала ожидаемое согласие и посвятила в саму суть: сестре Пьеррет вменялось в обязанность обличить обобравшую Тамплемарский монастырь воровку, незаметно подбросив золотой крестик, тут же выданный патронессой. Бабушка сестры Полин пришла в ужас от поступка Анны, совершенно не сомневаясь, что Господь покарает нечестивицу, поднявшую руку на монастырское имущество, и даже была готова оказать посильную помощь, но, отнюдь, не была уверена, годится ли она для столь ответственной миссии. Мадам Магдалена мигом избавила от сомнений, дав понять, что отказ от поручения поставит ее внучку в затруднительное положение в монастыре, лишив милости патронессы, не говоря об аббатисе, и, не приведи Бог, о самом епископе. Велев монахине находиться в готовности к отъезду и напомнив о конфиденциальности, карательница направилась к выходу, намереваясь скорее узнать новости из Лилля.
Сестра Полин не подвела, обернувшись туда и назад быстро, и, поведав о планах поганки по поискам дальней родни, поделилась раздобытыми по собственной инициативе сведениями: завтра из Лилля отправятся две кареты на Париж, а одна - на Аррас. Сестра Пьеррет отправится в одной из карет и подкинет крестик заранее описанной ей девке, времени достаточно, особенно на остановках. Господь правду видит, да не скоро скажет, и то ли еще вымолвит, если Ему не оказать посильную помощь. Сестре Полин лучше переночевать в Доме Графини, обойдется без прощания с бабкой.
Освежившись, отец Роже стал соображать, куда лучше. После освящения даров епископ уехал, запамятовав, что обычно делает щедрые денежные подарки не только монастырю, но и племяннику. Несомненно, вспомнит завтра, в крайнем случае – послезавтра. Воспитанница, что готовится выйти замуж, может и подождать, хотя аванс на будущее не помешает, но вдова из Лоса! В последний раз ее прозрачные намеки приняли весомую форму, не хотелось бы лишиться приятного времяпровождения из-за временных финансовых трудностей.
Отец Роже не был скуп, разумеется, в пределах возможностей, назначение в тамплемарскую обитель их повысило, но меньше, чем хотелось. В Лос святого отца приводили не только прелести местной вдовушки. Будучи родом из почтенного амстердамского семейства, лосская красавица собственноручно готовила по семейному рецепту напиток из ягод можжевельника. Женевер, также известный под английским названием «Dutch Соurage» (голландская храбрость), мог поднять на ноги покойника и совратить святого! Удаленность дома любовницы Роже от его собственного гарантировала, что в нем не опознают племянника лилльского епископа, и этот момент являлся несомненным плюсом в отношениях, требуя их продолжения, так что, заявиться в гости без щедрого подношения было немыслимо.
Ключик в замочке, торчащий на виду, бесцеремонно притягивал взгляд. Если бы дары тетки были освящены, они остались покоиться в глубине шкафчика до того момента, пока не потребовались патронессе, и крамольная мысль отца Роже не посетила бы. А так – они оставались парой золотых предметов, которым судьба уготовила стать священными сосудами. Потом, но не сегодня. Нынче же они могли найти более достойное применение, чем лежать незамеченными, и послужить отцу Роже материальным подспорьем. Я их выкуплю, как только дядя раскошелится! До сих пор я наведывался к ростовщику сам - под чужим именем, но заклад был обыкновенным, а золотые потир и патену к таковым не отнесешь. Каналья-ростовщик не преминет воспользоваться своеобразием закладываемых предметов в свою пользу, но, наверняка, не откажет. Самому, даже анонимно, закладывать столь сомнительные предметы не следует.
Заслышав за окном голос сестры Полин, священник понял – это именно то, что нужно. Монахиня не посмеет заглянуть в сверток, который велят доставить по известному адресу, а кошель, что вручат в обмен, передаст в госпитале, куда отец Роже отправится несколько позже.
Все получилось, как запланировал рукоположенный прохвост. Все, кроме одного: по дороге в Лилль монахиня нечаянно уронила увесистый сверток и развернула материю - посмотреть, не повредилось ли содержимое. Не подозревающий о маленьком происшествии отец Роже принял кошель ростовщика, вздохнул с облегчением и устремился в Лос.
За домами мелькнул молодой человек, не приближаясь к группе на площади.
- Я не спала и видела, как ей подложили что-то в узелок, - вмешалась в разговор молодая попутчица.
- Софи! – одернула ее тетка.
- Вот, она! – девушка показал в сторону экипажа, – пожилая монахиня, что осталась в карете.
- Сюда ее! – приказал старший полицейский.
Сестра Пьеррет была извлечена из кареты и доставлена в центр расследования. Теперь младший полицейский удерживал за руки уже ее.
- Вы знакомы? – показав Анне на монахиню, продолжил допрос старший.
- Нет, господин полицейский.
- Откуда следуете, сестра…
- Пьеррет, - подсказала подозреваемая. - Из Лилля. Опоздала к выезду кареты, пока добиралась, мне любезно помогли догнать, следующая возможность попасть в Аррас не скоро.
- Откуда добиралась?
Монахиня замялась, что было не в ее пользу. В голосе допрашивающего появились нехорошие нотки, когда был вынужден повторить вопрос. Старуха уставилась на него, как кролик на змею, прошептав:
- Из Тамплемарского монастыря.
Теперь все внимание сосредоточилось на ней.
- Что там делали?
- Навещала внучку.
- Когда покинули монастырь?
- Утром.
Приказ «Обыскать!» был ожидаем, но при монахине ничего не нашлось. Старший полицейский пребывал в затруднении: возраст преступницы в письме начальника полиции не указан, он решил, что она - молода, поскольку кроме аббатисы, пожилых в монастыре не было. Старуха едет оттуда и тоже может оказаться воровкой. Какую божью овцу брать?
- Обе – в Лилль, на месте разберутся.
- Подождите, господин полицейский, как же так? – зачастила племянница эшевена. – Девушку оговорили! Крестик подложили! Я сама видела!
Ее дядя предпочел бы, чтобы подозреваемых увезли в Лилль и допросили там, но Софи продолжала привлекать внимание, что никуда не годилось.
- Дорогая, полиция разберется!
- Как давно вы это видели, мадемуазель Софи? – неожиданно задал вопрос третий из встречающих, до сих пор не сказавший ни слова.
- Пару часов назад, после Уаньи и поворота с парижской дороги, господин лейтенант.
- Преступление, о котором заявлено свидетельницей, совершено на территории, не подведомственной Лиллю. Как лейтенант полиции города Бетюн, приказываю вам, господа полицейские, вернуться обратно с докладом. Обеих монахинь доставят в местную тюрьму до выяснения подробностей прискорбного происшествия.
- Боже мой, господин лейтенант, - произнес отец Жюль, - но только что же все разъяснилось…
- Вы кто? – перебил его начальник бетюнской полиции.
- Жюль Мартен, из Лилля, я его знаю, - ответил за священника Гедеон, назвав девичью фамилию их матери.
- Взяли из кареты на Париж, господин лейтенант, помочь опознать воровку, - добавил лилльский полицейский.
- Да, разумеется, это монахиня Тамплемарского монастыря, сестра Анна…
- Благодарю за помощь, месье Мартен, похвально видеть готовность помочь полиции, но свою миссию вы уже выполнили. Парижскую карету не догнать, вам следует воспользоваться той, что вот-вот отправится на Аррас, оттуда вы легко попадете в Париж.
Отец Жюль споткнулся о тяжелый взгляд брата и не посмел издать ни звука. Гедеон не бросит девушку в беде, а я буду ждать от него известий в аррасской гостинице, господь милостив, он нас не оставит!
Карета тронулась, едва священник занял в ней место. Начальник тюрьмы в сопровождении Гедеона повел монахинь в место заключения, а гости и здешние жители направились к дому эшевена. Лейтенант бетюнской полиции, сам уроженец Ланса, получил должность не так давно, но уже успел пару раз сцепиться с лилльскими сослуживцами – так сложилось. Вернее, неписаные правила отношений установились при его предшественнике, подробности знал только он, но кого это сейчас интересовало? Отправив приезжих из Лилля, кого куда, и оспорив приказ об аресте, лейтенант только поддержал устоявшуюся традицию. История с монашками из Тамплемара будила любопытство, и под рукой находился тот, кто сможет допросить обеих. Скоро станет известно, что на самом деле произошло в монастыре, а лишний раз утереть лилльцам нос не мешает!
Тюрьма Ланса, в которой имелась всего одна камера, собственно, таковой и не являлась. Под нее была отведена часть полуподвального этажа старого дома, не имевшего ничего общего с местом предварительного заключения. Лет двадцать назад один из бетюнских богачей, наезжавших в окрестности Ланса поохотиться, не удовлетворился возможностью собственноручно проучить не угодившего местного жителя, потребовав суда над ним. В ожидании приговора несчастного заперли в единственном подходившем месте, с тех пор именуемом тюрьмой. Хозяин дома охотно назывался ее начальником: должность больших хлопот не приносила, регулярно оплачиваясь из местной казны.
Анна огляделась по сторонам – в углу охапка соломы, правда, свежей, в другом – широкий горшок с крышкой, понятно, для чего. Подошла к небольшому окошку, забранному ржавыми прутьями, и подтащила к нему обрубок дерева, сняв с него кувшин с водой. Поднялась повыше и ахнула - прямо перед глазами торчал вкопанный в землю помост, на нем – деревянный столб с колодками. Пилори! Позорный столб! Возле жуткого сооружения она увидела Гедеона, пристраивавшего в колодки щупленького мальчишку. Брат отца Жюля все-таки лилльский палач! Голова закружилась от одной только этой мысли, другие она к себе не подпустила. Нет вам, господин Дюма! Ничего подобного! У меня все будет хорошо! Я выберусь из этой западни!
Анна отскочила от окна и опустилась на охапку соломы, закрыв уши руками. Свист розги – всхлип, еще свист – вскрик, похожий на заячий. Еще, еще и еще! Потом – звон цепи, скрип дерева, шаги по помосту, придушенный детский плач. Парнишка отмучился? Что он натворил, чтоб получить такое наказание? Анна почувствовала, что ее зубы стучат, и сказала себе, что это просто от холода. Развязала узелок, в который собрала с земли свои пожитки после обыска на площади, и глотнула вина. Кислятина какая! Еще глоток! Вроде, отпустило немножко! Надо добавить!
Тот, ради кого палача вызвали в Ланс, уже неделю содержался ниже, в подвале, куда поместили теперь сестру Пьеррет, предварительно выведя арестанта. Пожилая женщина увидела крохотное оконце под самым потолком, прислонилась лбом к шершавой стене, да так и осталась стоять. Ничего не было видно, но все слышно. Когда, наконец, наступила тишина, монахиня неловко осела на земляной пол. Боль в груди, отдававшая в спину и левую руку, не давала вздохнуть. Она схватила ртом воздух, стало еще больнее, на теле выступил холодный пот. Перед глазами потемнело, казалось, стены сжимаются вокруг нее. Судорога пронзила тело. Еще судорога. И темнота.
Вошедший палач, увидев скорчившую на полу женщину, не подававшую признаков жизни, схватил кувшин с водой, выплеснул все содержимое – она не пошевелилась. Дюпон приложил пальцы к ее шее, ближе к горлу: старуха была мертва. Постоял над ней, перекрестился и вышел, оставив дверь подвала приоткрытой.
На голодный желудок Анну повело. Девушка достала сыр и запустила в него зубы, но кусок застрял в горле, а хмель почти улетучился – на пороге стоял Гедеон.
- У вас отменный аппетит, сестра Анна!
Глава.14. Западня.
Кровь удалось остановить быстро – отец Роже стукнулся о выступ кельи волосистой стороной головы, прямо под местом, где должна была находиться тонзура. Она там и находилась – какое-то время после принятия сана, но позже священник шевелюру берег, а кто знает, что там, под скуфьей? Домашние, конечно, знали, но смотрели на этот факт, сквозь пальцы: молодой еще, образумится. Ссадина под волосами оказалась незаметной, но голова слегка кружилась, или ему так казалось? На всякий случай он прилег, приложив ко лбу мокрое полотенце.
Тетка влетела, едва постучав:
- Роже, дорогой, как вы?
Он промычал что-то невнятное.
Мадам Магдалена погладила по плечу:
- Как эта дрянь посмела поднять на вас руку!
Отец Роже предпочел не отвечать.
- Я ее выгнала!
Племянник распахнул глаза:
- Дядя еще здесь?
- Собирается в Лилль.
- Нужно уточнить, действителен ли постриг. Она проглотила перед ним мясо. И, тетя…
- Я скажу, вы прилегли отдохнуть после проведенного обряда.
Отец Роже встретился с теткой взглядом и понял, что сегодняшний инцидент не будет доведен до сведения епископа. Мадам Магдалена еще раз дотронулась до его плеча и испарилась. Вернулась она довольно быстро, со свертком, завернутым в белую ткань.
- Мой брат оставил постриг в силе. По его мнению, времена ромейских императриц прошли, и скоромное перед обрядом не может отменить его сущность. Велел назначить девке эпитимью на усмотрение аббатисы и уехал.
- Вот как…
- Роже, что может придумать эта безмозглая курица? Сто раз прочесть «Отче наш» и месяц на грязной работе? Вы хотите сказать, что этого достаточно?
-Но…
- Подлая тварь дерзнула покалечить вас! Она поплатится!
Мадам Магдалена открыла дверцу шкафчика, которым отец Роже никогда не пользовался, запихнула туда сверток и повернула ключик, без дела торчавший в замочке.
- Что там?
- Последние из моих сегодняшних даров, которые еще не успел освятить епископ.
Роже продолжал недоуменно смотреть, пришлось втолковывать:
- Эти дары не увидят после ухода девки, и, несомненно, спишут на нее. А пока они полежат здесь.
- А потом?
- Позже они найдутся, где-нибудь в укромном месте, все подумают, что она их спрятала, не сумев забрать перед уходом.
- А если на нее не подумают?
Патронесса поцеловала племянника в лоб:
- Подумают, если подскажут.
- Кто?
- Найдется, кому. Отдыхайте, милый Роже, вам нет необходимости сегодня возвращаться в Лилль, а стоит погрузиться в благодетельный сон.
Отец Роже почувствовал, что глаза слипаются, еще один поцелуй тетушки – и он уснул на пару часов, во время которых патронесса развила бурную деятельность по очернению негодяйки. Уточнив у тамплемарской воспитанницы, куда отправились ее навещавшие, мадам Магдалена поняла, где стоит искать сестру Анну. Кинутых грошей едва хватит, чтобы на день-другой снять комнату в гостинице, но что изгнанной монахине делать в Лилле? Она, вне сомнения, понимает: нечего - после того, что здесь натворила. Попросит помощи у своих случайных попутчиков? С какой стати им помогать? Расскажет, за что ее выгнали? Маловероятно, не рискнет вызвать гнев самого епископа! Ей, в любом случае, достанется, особенно, после подвигов на монастырской кухне, значит, девка двинется дальше. Куда? Стоит расспросить этих купцов в Гентском госпитале. Вдруг, она проговорилась о дальнейших планах?
Патронесса отправила в город сестру Полин, не сомневаясь, что та сумеет разговорить казавшихся простоватыми торговцев, сама же мадам отправилась в келью, где на освобожденном Анной месте расположилась на отдых приехавшая из Арраса к внучке монахиня. Растолкав дремавшую пожилую женщину, патронесса огорошила, что завтра той предстоит выполнить секретную миссию, выслушала ожидаемое согласие и посвятила в саму суть: сестре Пьеррет вменялось в обязанность обличить обобравшую Тамплемарский монастырь воровку, незаметно подбросив золотой крестик, тут же выданный патронессой. Бабушка сестры Полин пришла в ужас от поступка Анны, совершенно не сомневаясь, что Господь покарает нечестивицу, поднявшую руку на монастырское имущество, и даже была готова оказать посильную помощь, но, отнюдь, не была уверена, годится ли она для столь ответственной миссии. Мадам Магдалена мигом избавила от сомнений, дав понять, что отказ от поручения поставит ее внучку в затруднительное положение в монастыре, лишив милости патронессы, не говоря об аббатисе, и, не приведи Бог, о самом епископе. Велев монахине находиться в готовности к отъезду и напомнив о конфиденциальности, карательница направилась к выходу, намереваясь скорее узнать новости из Лилля.
Сестра Полин не подвела, обернувшись туда и назад быстро, и, поведав о планах поганки по поискам дальней родни, поделилась раздобытыми по собственной инициативе сведениями: завтра из Лилля отправятся две кареты на Париж, а одна - на Аррас. Сестра Пьеррет отправится в одной из карет и подкинет крестик заранее описанной ей девке, времени достаточно, особенно на остановках. Господь правду видит, да не скоро скажет, и то ли еще вымолвит, если Ему не оказать посильную помощь. Сестре Полин лучше переночевать в Доме Графини, обойдется без прощания с бабкой.
Освежившись, отец Роже стал соображать, куда лучше. После освящения даров епископ уехал, запамятовав, что обычно делает щедрые денежные подарки не только монастырю, но и племяннику. Несомненно, вспомнит завтра, в крайнем случае – послезавтра. Воспитанница, что готовится выйти замуж, может и подождать, хотя аванс на будущее не помешает, но вдова из Лоса! В последний раз ее прозрачные намеки приняли весомую форму, не хотелось бы лишиться приятного времяпровождения из-за временных финансовых трудностей.
Отец Роже не был скуп, разумеется, в пределах возможностей, назначение в тамплемарскую обитель их повысило, но меньше, чем хотелось. В Лос святого отца приводили не только прелести местной вдовушки. Будучи родом из почтенного амстердамского семейства, лосская красавица собственноручно готовила по семейному рецепту напиток из ягод можжевельника. Женевер, также известный под английским названием «Dutch Соurage» (голландская храбрость), мог поднять на ноги покойника и совратить святого! Удаленность дома любовницы Роже от его собственного гарантировала, что в нем не опознают племянника лилльского епископа, и этот момент являлся несомненным плюсом в отношениях, требуя их продолжения, так что, заявиться в гости без щедрого подношения было немыслимо.
Ключик в замочке, торчащий на виду, бесцеремонно притягивал взгляд. Если бы дары тетки были освящены, они остались покоиться в глубине шкафчика до того момента, пока не потребовались патронессе, и крамольная мысль отца Роже не посетила бы. А так – они оставались парой золотых предметов, которым судьба уготовила стать священными сосудами. Потом, но не сегодня. Нынче же они могли найти более достойное применение, чем лежать незамеченными, и послужить отцу Роже материальным подспорьем. Я их выкуплю, как только дядя раскошелится! До сих пор я наведывался к ростовщику сам - под чужим именем, но заклад был обыкновенным, а золотые потир и патену к таковым не отнесешь. Каналья-ростовщик не преминет воспользоваться своеобразием закладываемых предметов в свою пользу, но, наверняка, не откажет. Самому, даже анонимно, закладывать столь сомнительные предметы не следует.
Заслышав за окном голос сестры Полин, священник понял – это именно то, что нужно. Монахиня не посмеет заглянуть в сверток, который велят доставить по известному адресу, а кошель, что вручат в обмен, передаст в госпитале, куда отец Роже отправится несколько позже.
Все получилось, как запланировал рукоположенный прохвост. Все, кроме одного: по дороге в Лилль монахиня нечаянно уронила увесистый сверток и развернула материю - посмотреть, не повредилось ли содержимое. Не подозревающий о маленьком происшествии отец Роже принял кошель ростовщика, вздохнул с облегчением и устремился в Лос.
