прелестницами без конца амуры крутил, а в Англии-то, матерь божья! «Приятно вспомнить в час заката любовь, забытую когда-то», и то, если от голубого уклона касатика напрочь абстрагироваться.
Когда графушка в «Двадцать лет спустя» на Шевретту слюни пускает, хочется, как Станиславскому: «Не верю!» Сиятельство в Рош-Лабейле навеселе был, принял на грудь слегонца после целого дня скачки, отдохнуть прилег, а тут дама, супернастойчивая и предельно откровенная, плюс фактор неожиданности, и, вуаля - моральные принципы сработать не успели. Но потом-то, когда он эту штучку опять встретил? Верно Рауль заметил, что тетка была красивой и очаровательной за год до его рождения - шестнадцать лет тому. С возрастом и сомнительной славой сливной ямы Европы, наверняка, на морде лица в ярких красках писанной, его мамашка должна была производить впечатление несколько не то, на какое сама рассчитывала. Инна открыла герцогинин портрет в зрелом возрасте: кожа несвежая, мордочка потасканная, скорее, физиономия, чем личико, помеченное развратом и полигамией. Кончик носа, вполне ничего себе в юности, придает ветерану амурного фронта отталкивающее выражение, хищное или даже алчное, и нет никаких сомнений, что изображенная особа ощутимо слаба на передок. Аршинными буквами на фэйсе обозначено: кто только не проехался, окромя автомобиля - потому что, пока не изобрели. Про бешенство матки еще Платон с Гиппократом поведали. Нимфомания нынче поражениями головного мозга объясняется. Ее в детстве уронили? Пару раз подбросили, один поймали? Промискуитет обусловлен издержками воспитания: «Буратино, Буратино, тебя кто воспитывал? Когда папа Карло, а когда – никто»! Кто девчонку – с двух лет без матери, воспитывал? Папаша Роган? Не мог граф де Ла Фер на эту потаскуху запасть, хоть режьте. Хилькевич погорячился с вольностью изложения материала, породив низкопробный фарс чудовищного толка. Впрочем, насчет этого фильма – мое субъективное мнение.
Инну коробили эллины сентенции насчет Миледи, наподобие «в свои сани не садись» или «со свинячим рылом в калашный ряд». Анна де Бейль, конечно, птица совсем не графского полета, но вполне успешно справлялась с ролью первой дамы провинции. Подняться от клейменой девки до графини, а из вздернутой воровки до леди Кларик, суметь надо. Она - как Фигаро: вы, ваше сиятельство, лишь себе дали труд родиться, а сколько ума, таланта и изворотливости пришлось проявить одного только пропитания ради! Миледюшка, несомненно, недюжинного ума была, не говоря о везучести, подгадившей на берегу Лиса в последний момент. Дюма еще как сожалел, что рано злодейку прикончил, надо было на потом оставить, но кто знал, что бульварный фельетон о четырех шалопаях в полноценную Сагу выльется?
Бывшие одноклассницы принялись прикидывать, кто из современниц мог бы составить достойную пару многострадальному графу, но среди целой вереницы девиц, дам и вдовушек не нашли подходящую, не говоря о единственной, что оказалась бы вне конкуренции. Элла кидала ссылки на фанфики, выложенные на разнообразных ресурсах, а Инна, по возможности, ознакамливалась с родом литературы, известном еще с позапрошлого века. Мысль изложить оригинальную версию событий, произошедших на летней охоте в провинции Берри, напрашивалась сама собой - без упоминания о снах средневековой направленности. Шевретта больной на всю голову сочтет - в здравом уме и твердой памяти такое, вряд ли, пригрезится, и может свернуть общение до нуля. Стоит Инна ограничиться наскоро набросанной попаданской версией, каких, хоть отбавляй, перечитала по ее же указке. Писательница интерес проявила, но на просьбу помочь изложить в литературном виде присланный на ознакомление материал ответила отказом: мысль неплоха, и потенциал имеется, но у нее другие творческие планы, и на роль соавтора не годится - привыкла творить одна.
Предложение описать эту версию событий индивидуально, выложив на всеобщее обозрение, повергло Инну в неописуемый ужас и сердечный трепет: она - не писатель от слова «совсем»! Последним произведением, вышедшим из-под ее пера, было выпускное сочинение на тему «Ум, честь и совесть нашей эпохи», написанное в каноническом ключе. Элла обещала всемерную беллетристическую помощь в соответствии с требованиями эпистолярного дюманства и заверяла, что непременно, со всей ответственностью и тщанием, выступит в роли литературного редактора. Инна сдалась не сразу, для начала решив сделать сухое и лаконичое изложение пригрезившейся истории развернутым, хронологически состыкованным и напичканным рядом бытовых зарисовок, с целью все же подвигнуть одноклассницу на написание фанфика по своего рода подстрочнику - индивидуальное сочинительство по-прежнему вызывало у нее нервную дрожь. Да может ли грамотно изложенная, пускай, без кривотолков и разночтений, мысль иметь отношение к литературе? Ни боже мой! Ее ткнули носом, что многочисленные самодеятельные авторы без колебаний, бесстрашно и невозмутимо выкладывают собственные, иногда сомнительного качества, детища, глотаемые читателями со сладострастием – более интересны повороты сюжета, чем качество предлагаемого материала, а ее попаданская история заслуживает быть написанной. Инна погрузилась в затяжное уныние по самую макушку: все, чем она занималась до сих пор, имело твердую указательную базу, а навык халтуры и пофигизма у нее отсутствовал напрочь. Берясь за незнакомое дело с застарелым комплексом бывшей отличницы, она, с энтузиазмом и совестливостью порядочного человека, как можно скорее и эффективнее, вникала в суть вопроса даже в условиях полного цейтнота. А как заниматься тем, о чем не имеешь малейшего понятия, или овладеть писательским мастерством на раз-два? Самонадеянные творцы эпистолярного жанра, что не выдерживают никакой критики – не указ, это дело их совести, человеческой и художественной. Весь ее организм протестовал против халатности и разгильдяйства, осталось зарыться в учебники. Рекомендации в виде «Пособие для начинающих авторов» помогли слабо: к графоманству должны прилагаться хоть какие крохи таланта, но отступать не хотелось. История девушки Анны, угодившей в далекое прошлое, гвоздем засела в гудящей развороченным ульем голове, не давая роздыху и жаля сновидениями, как разъяренными насекомыми. Сны сменяли один другой каждую ночь, изредка повторяясь - в отдельных случаях целыми эпизодами, с невиданными ранее деталями, заставляя среди ночи бросаться к заветной тетрадке, чтоб не запамятовать поутру. Тощенький склерозник быстро сменился исполинской амбарной книгой, заполнявшейся с невероятной быстротой, а хронология событий выстраивалась в компьютере. Инна ежедневно ныряла в остававшийся безымянным файл, как в омут, и наступил день, когда родилась глава под названием «Охота». Элла ее отредактировала, показав образец, что из этого следует сотворить, введя в затяжное уныние - и отдаленно подобного Инна не мыслила сочинить. Она ловила себя на мысли, что пишет новые строчки, как делал бы пещерный человек, если вдруг предавался такому занятию: вздыхая, сопя и подвывая от натуги, но упертости было не занимать, и теплилась надежда, что после написания невероятные и маниакальные сны оставят в покое. Сновидений она уже насмотрелась под завязку, по самое некуда, и на всю оставшуюся жизнь.
Определив, что стоит поработать над стилем написания, сосредоточилась на словах-паразитах, замусоривающих текст и неосознанно переносимых из разговорной речи по невнимательности или недопониманию. До кучи под руками путались канцеляризмы – слова из официально-делового стиля, неуместные в обычном тексте. Пытаясь в меру сил бороться, обратила внимание на выражения, которые так часто употребляют, что они потеряли привлекательность. Пробираясь в написанное, как партизаны, штампы и клише гнездились в предложениях, пока не обнаружатся. Удручали слова-пустышки, которые не кажутся заезженными, но обедняют текст, иногда лишая всякого смысла. А затертые фразы, после которых начинал дергаться глаз, просторечия, речевые и стилистические ошибки! Еще никак не удавался переход повествования с первого лица на третье, и она додумалась выделять мысли персонажа курсивом - для наглядности. Инна отдавала отчет, что проигрывает в неравной борьбе, но регулярно вела ее, изнемогая и почти готовая сдаться. Иногда употребление слов-пиявок казалось необходимым, чтобы сделать написанное живым и выразительным, и тогда она оставляла, как есть, давая себе обещание в дальнейшем знать меру.
Вибрация сотового заставила оторвать голову от подушки. Кому с утра пораньше не терпится почтение засвидетельствовать? Международный женский день, ура дорогой Кларе Цеткин! Телефон, тренькнув пару раз, затаился, как диверсант, спугнув послевкусие утреннего сна и оставив лишь мелкие клочки воспоминаний. Жаль, такая сцена вырисовывалась - пальчики оближешь, особенно после прошлой ночи, с убийствами и похищением арестантов. Сновиденческий палач был, как Зорро в исполнении Гордона Скотта. Может, потому что там и мушкетеры присутствуют? А еще говорят, что Тарзан - его лучшая роль.
Пирогом тянет, дочка под чутким руководством тети Шуры вкусняшку мастерит? Кулинарки мои! Пора вставать, а то налоговые декларации не доделаны, и сценарий ждет, где Шевретта от молитвенника королевы деру дала. До Рош-Лабейля не дойдет? Из Александра Петровича Атос, при всем уважении… на свадьбе короля Мари-Эме едва четвертак стукнул, а у меня синяки под глазами наметились. Мне бы заботы жены Клода де Шевреза!.. Насчет дамского седла Митька прав, надо больше внимания уделять… а в сутках – двадцать четыре часа, нет, чтобы были резиновые… перед Анной Владимировной неудобно, ее книжку по этикету еще и не открывала…
Сотовый скрипел очень настырно, пришлось ответить.
- Здравствуйте, Инна Павловна, с Праздником вас!
Валерий? Что-то в лесу сдохло?
- Здравствуйте, Валерий Андреевич.
- Узнали?
- Вас забудешь! Век помнить буду!
Мужчина кашлянул.
Не нравится? На теплый прием рассчитывал? Разбежался!.. Что молчишь-то? Сказать нечего?
- Инна Павловна…
Я еще помню, как меня зовут, кайся уже, не тяни кота за хвост!
- Инна…
Отчеством пренебрег, дистанцию укорачивает. Кто б позволил!
- Слушаю вас, Валерий Андреевич.
Опять завис, промычи уже что-нибудь, как с работы выгонять ни за что, вы все мастера, а как повиниться – так заклинило!
- Инна Павловна, я случайно узнал, что приглашенные мной аудиторы имеют узко специфическую направленность…
Свет не без добрых людей. Случайно узнал, значит, за мою экзекуцию не платил? Ну, гадины…
- Инна Павловна?
- Рада, что вас просветили. Ко мне все?
- Инна…
Дала отбой. Что, я, вообще, в нем нашла?
Сотовый еще пару раз терпение поиспытывал, выключила совсем. «Мне налево, вам направо, ну, и до свидания!» Надеюсь, не до скорого.
А как Анька в 17-м веке с местным народом общалась? Речь от современного языка отличалась. Выпросить у Беловых бабушкин учебник по старофранцузскому? А мне жизненно необходимо оригинальные средневековые тексты понимать? Ограничусь, пожалуй, Википедией…
Средневековый язык (ancien francais) - результат эволюции северогалльского наречия народной латыни под влиянием франкского языка, значительно отличался от современного французского в области фонетики и грамматики, используясь на территории среднего севера Франции с X по XIVв. Период далековат, пока до XVII века доберешься! Пропускаю.
Латынь эволюционировала постепенно, и разрывы между стадиями развития языка были незаметны в течение жизни отдельного индивидуума. Ну, время для эволюции было.
В период 1340—1611 гг. – ага, это уже ближе - в ходу среднефранцузский (Le moyen francais) — первый стандартизированный галло-романский язык, что лёг в основу современного, от которого отличался этимологической орфографией… хм, орфография – это правописание, а как понимать этимология?.. а, происхождение слова! Значит, от современного отличался правописанием, связанным с происхождением слова? Ну, для устной речи не критично, не можешь правильно письменно выражаться – не пиши… а морфология была фактически идентичной современной речи. Уже легче. Если правила построения и понимания слов идентичны, болтай себе на здоровье!
Фонетическая эволюция продолжалась, хотя не была столь радикальной и не препятствовала взаимопониманию. Короче говоря, попав во Францию 17-го века, безъязыкой и в непонятках Анька не оказалась. Хм, а с английским, похоже, дело обстоит гораздо хуже! Чтобы без крепкой специальной подготовки изъясняться на самом чистом английском языке, который когда-либо раздавался от Портсмута до Манчестера, надо быть величайшим гением лингвистики.
Инна, наконец, добралась до горячо рекомендованной Эллой авторши. Первый фанфик откровенно не плох, стоит поблагодарить автора за труд. Так, а этот? Вполне ничего себе, но я бы не сказала, что не отличить, где Дюма пишет, а где она. Впрочем, на дюманском небосклоне конкретно этот фикрайтер - явление, безусловно, особенное: стиль, слог, повороты сюжета, умение выстроить интригу, и с плодовитостью все в порядке. Но что же там такое царапает?
Инна ознакомилась со всем, у автора выложенным, вплоть до комментариев. В основном - дифирамбы, злобных читателей - раз, два, и обчелся. Элка, однако, как фимиам воскуривает! Между похвалой, даже непритворным восхищением, и подхалимажем, да что там, отчаянным лизоблюдством или неприкрытой лестью - дистанция огромного размера. С чего бы это она так? К чужой славе примазаться? У Шевретты читателей намного меньше, если лишний раз в комментариях помелькает, глядишь, и к ней заглянут, чтобы с творчеством ознакомиться?
Она кое-что перечитала по новой. А, понятно, где ж там чего, в трудовом окраинном городишке? Увы, это беда вселенского масштаба. С написания Мэтром своих трудов много воды утекло, он не раз сетовал, что и в его время много утеряно, а теперь, когда над миром две мировых бойни отгремели, не считая революций и разнокалиберных военных конфликтов, и шестая часть земли стала, как роща после обстрела, некоторые смахивают на Джея из «Догмы».
Когда графушка в «Двадцать лет спустя» на Шевретту слюни пускает, хочется, как Станиславскому: «Не верю!» Сиятельство в Рош-Лабейле навеселе был, принял на грудь слегонца после целого дня скачки, отдохнуть прилег, а тут дама, супернастойчивая и предельно откровенная, плюс фактор неожиданности, и, вуаля - моральные принципы сработать не успели. Но потом-то, когда он эту штучку опять встретил? Верно Рауль заметил, что тетка была красивой и очаровательной за год до его рождения - шестнадцать лет тому. С возрастом и сомнительной славой сливной ямы Европы, наверняка, на морде лица в ярких красках писанной, его мамашка должна была производить впечатление несколько не то, на какое сама рассчитывала. Инна открыла герцогинин портрет в зрелом возрасте: кожа несвежая, мордочка потасканная, скорее, физиономия, чем личико, помеченное развратом и полигамией. Кончик носа, вполне ничего себе в юности, придает ветерану амурного фронта отталкивающее выражение, хищное или даже алчное, и нет никаких сомнений, что изображенная особа ощутимо слаба на передок. Аршинными буквами на фэйсе обозначено: кто только не проехался, окромя автомобиля - потому что, пока не изобрели. Про бешенство матки еще Платон с Гиппократом поведали. Нимфомания нынче поражениями головного мозга объясняется. Ее в детстве уронили? Пару раз подбросили, один поймали? Промискуитет обусловлен издержками воспитания: «Буратино, Буратино, тебя кто воспитывал? Когда папа Карло, а когда – никто»! Кто девчонку – с двух лет без матери, воспитывал? Папаша Роган? Не мог граф де Ла Фер на эту потаскуху запасть, хоть режьте. Хилькевич погорячился с вольностью изложения материала, породив низкопробный фарс чудовищного толка. Впрочем, насчет этого фильма – мое субъективное мнение.
Инну коробили эллины сентенции насчет Миледи, наподобие «в свои сани не садись» или «со свинячим рылом в калашный ряд». Анна де Бейль, конечно, птица совсем не графского полета, но вполне успешно справлялась с ролью первой дамы провинции. Подняться от клейменой девки до графини, а из вздернутой воровки до леди Кларик, суметь надо. Она - как Фигаро: вы, ваше сиятельство, лишь себе дали труд родиться, а сколько ума, таланта и изворотливости пришлось проявить одного только пропитания ради! Миледюшка, несомненно, недюжинного ума была, не говоря о везучести, подгадившей на берегу Лиса в последний момент. Дюма еще как сожалел, что рано злодейку прикончил, надо было на потом оставить, но кто знал, что бульварный фельетон о четырех шалопаях в полноценную Сагу выльется?
Бывшие одноклассницы принялись прикидывать, кто из современниц мог бы составить достойную пару многострадальному графу, но среди целой вереницы девиц, дам и вдовушек не нашли подходящую, не говоря о единственной, что оказалась бы вне конкуренции. Элла кидала ссылки на фанфики, выложенные на разнообразных ресурсах, а Инна, по возможности, ознакамливалась с родом литературы, известном еще с позапрошлого века. Мысль изложить оригинальную версию событий, произошедших на летней охоте в провинции Берри, напрашивалась сама собой - без упоминания о снах средневековой направленности. Шевретта больной на всю голову сочтет - в здравом уме и твердой памяти такое, вряд ли, пригрезится, и может свернуть общение до нуля. Стоит Инна ограничиться наскоро набросанной попаданской версией, каких, хоть отбавляй, перечитала по ее же указке. Писательница интерес проявила, но на просьбу помочь изложить в литературном виде присланный на ознакомление материал ответила отказом: мысль неплоха, и потенциал имеется, но у нее другие творческие планы, и на роль соавтора не годится - привыкла творить одна.
Предложение описать эту версию событий индивидуально, выложив на всеобщее обозрение, повергло Инну в неописуемый ужас и сердечный трепет: она - не писатель от слова «совсем»! Последним произведением, вышедшим из-под ее пера, было выпускное сочинение на тему «Ум, честь и совесть нашей эпохи», написанное в каноническом ключе. Элла обещала всемерную беллетристическую помощь в соответствии с требованиями эпистолярного дюманства и заверяла, что непременно, со всей ответственностью и тщанием, выступит в роли литературного редактора. Инна сдалась не сразу, для начала решив сделать сухое и лаконичое изложение пригрезившейся истории развернутым, хронологически состыкованным и напичканным рядом бытовых зарисовок, с целью все же подвигнуть одноклассницу на написание фанфика по своего рода подстрочнику - индивидуальное сочинительство по-прежнему вызывало у нее нервную дрожь. Да может ли грамотно изложенная, пускай, без кривотолков и разночтений, мысль иметь отношение к литературе? Ни боже мой! Ее ткнули носом, что многочисленные самодеятельные авторы без колебаний, бесстрашно и невозмутимо выкладывают собственные, иногда сомнительного качества, детища, глотаемые читателями со сладострастием – более интересны повороты сюжета, чем качество предлагаемого материала, а ее попаданская история заслуживает быть написанной. Инна погрузилась в затяжное уныние по самую макушку: все, чем она занималась до сих пор, имело твердую указательную базу, а навык халтуры и пофигизма у нее отсутствовал напрочь. Берясь за незнакомое дело с застарелым комплексом бывшей отличницы, она, с энтузиазмом и совестливостью порядочного человека, как можно скорее и эффективнее, вникала в суть вопроса даже в условиях полного цейтнота. А как заниматься тем, о чем не имеешь малейшего понятия, или овладеть писательским мастерством на раз-два? Самонадеянные творцы эпистолярного жанра, что не выдерживают никакой критики – не указ, это дело их совести, человеческой и художественной. Весь ее организм протестовал против халатности и разгильдяйства, осталось зарыться в учебники. Рекомендации в виде «Пособие для начинающих авторов» помогли слабо: к графоманству должны прилагаться хоть какие крохи таланта, но отступать не хотелось. История девушки Анны, угодившей в далекое прошлое, гвоздем засела в гудящей развороченным ульем голове, не давая роздыху и жаля сновидениями, как разъяренными насекомыми. Сны сменяли один другой каждую ночь, изредка повторяясь - в отдельных случаях целыми эпизодами, с невиданными ранее деталями, заставляя среди ночи бросаться к заветной тетрадке, чтоб не запамятовать поутру. Тощенький склерозник быстро сменился исполинской амбарной книгой, заполнявшейся с невероятной быстротой, а хронология событий выстраивалась в компьютере. Инна ежедневно ныряла в остававшийся безымянным файл, как в омут, и наступил день, когда родилась глава под названием «Охота». Элла ее отредактировала, показав образец, что из этого следует сотворить, введя в затяжное уныние - и отдаленно подобного Инна не мыслила сочинить. Она ловила себя на мысли, что пишет новые строчки, как делал бы пещерный человек, если вдруг предавался такому занятию: вздыхая, сопя и подвывая от натуги, но упертости было не занимать, и теплилась надежда, что после написания невероятные и маниакальные сны оставят в покое. Сновидений она уже насмотрелась под завязку, по самое некуда, и на всю оставшуюся жизнь.
Определив, что стоит поработать над стилем написания, сосредоточилась на словах-паразитах, замусоривающих текст и неосознанно переносимых из разговорной речи по невнимательности или недопониманию. До кучи под руками путались канцеляризмы – слова из официально-делового стиля, неуместные в обычном тексте. Пытаясь в меру сил бороться, обратила внимание на выражения, которые так часто употребляют, что они потеряли привлекательность. Пробираясь в написанное, как партизаны, штампы и клише гнездились в предложениях, пока не обнаружатся. Удручали слова-пустышки, которые не кажутся заезженными, но обедняют текст, иногда лишая всякого смысла. А затертые фразы, после которых начинал дергаться глаз, просторечия, речевые и стилистические ошибки! Еще никак не удавался переход повествования с первого лица на третье, и она додумалась выделять мысли персонажа курсивом - для наглядности. Инна отдавала отчет, что проигрывает в неравной борьбе, но регулярно вела ее, изнемогая и почти готовая сдаться. Иногда употребление слов-пиявок казалось необходимым, чтобы сделать написанное живым и выразительным, и тогда она оставляла, как есть, давая себе обещание в дальнейшем знать меру.
Вибрация сотового заставила оторвать голову от подушки. Кому с утра пораньше не терпится почтение засвидетельствовать? Международный женский день, ура дорогой Кларе Цеткин! Телефон, тренькнув пару раз, затаился, как диверсант, спугнув послевкусие утреннего сна и оставив лишь мелкие клочки воспоминаний. Жаль, такая сцена вырисовывалась - пальчики оближешь, особенно после прошлой ночи, с убийствами и похищением арестантов. Сновиденческий палач был, как Зорро в исполнении Гордона Скотта. Может, потому что там и мушкетеры присутствуют? А еще говорят, что Тарзан - его лучшая роль.
Пирогом тянет, дочка под чутким руководством тети Шуры вкусняшку мастерит? Кулинарки мои! Пора вставать, а то налоговые декларации не доделаны, и сценарий ждет, где Шевретта от молитвенника королевы деру дала. До Рош-Лабейля не дойдет? Из Александра Петровича Атос, при всем уважении… на свадьбе короля Мари-Эме едва четвертак стукнул, а у меня синяки под глазами наметились. Мне бы заботы жены Клода де Шевреза!.. Насчет дамского седла Митька прав, надо больше внимания уделять… а в сутках – двадцать четыре часа, нет, чтобы были резиновые… перед Анной Владимировной неудобно, ее книжку по этикету еще и не открывала…
Сотовый скрипел очень настырно, пришлось ответить.
- Здравствуйте, Инна Павловна, с Праздником вас!
Валерий? Что-то в лесу сдохло?
- Здравствуйте, Валерий Андреевич.
- Узнали?
- Вас забудешь! Век помнить буду!
Мужчина кашлянул.
Не нравится? На теплый прием рассчитывал? Разбежался!.. Что молчишь-то? Сказать нечего?
- Инна Павловна…
Я еще помню, как меня зовут, кайся уже, не тяни кота за хвост!
- Инна…
Отчеством пренебрег, дистанцию укорачивает. Кто б позволил!
- Слушаю вас, Валерий Андреевич.
Опять завис, промычи уже что-нибудь, как с работы выгонять ни за что, вы все мастера, а как повиниться – так заклинило!
- Инна Павловна, я случайно узнал, что приглашенные мной аудиторы имеют узко специфическую направленность…
Свет не без добрых людей. Случайно узнал, значит, за мою экзекуцию не платил? Ну, гадины…
- Инна Павловна?
- Рада, что вас просветили. Ко мне все?
- Инна…
Дала отбой. Что, я, вообще, в нем нашла?
Сотовый еще пару раз терпение поиспытывал, выключила совсем. «Мне налево, вам направо, ну, и до свидания!» Надеюсь, не до скорого.
А как Анька в 17-м веке с местным народом общалась? Речь от современного языка отличалась. Выпросить у Беловых бабушкин учебник по старофранцузскому? А мне жизненно необходимо оригинальные средневековые тексты понимать? Ограничусь, пожалуй, Википедией…
Средневековый язык (ancien francais) - результат эволюции северогалльского наречия народной латыни под влиянием франкского языка, значительно отличался от современного французского в области фонетики и грамматики, используясь на территории среднего севера Франции с X по XIVв. Период далековат, пока до XVII века доберешься! Пропускаю.
Латынь эволюционировала постепенно, и разрывы между стадиями развития языка были незаметны в течение жизни отдельного индивидуума. Ну, время для эволюции было.
В период 1340—1611 гг. – ага, это уже ближе - в ходу среднефранцузский (Le moyen francais) — первый стандартизированный галло-романский язык, что лёг в основу современного, от которого отличался этимологической орфографией… хм, орфография – это правописание, а как понимать этимология?.. а, происхождение слова! Значит, от современного отличался правописанием, связанным с происхождением слова? Ну, для устной речи не критично, не можешь правильно письменно выражаться – не пиши… а морфология была фактически идентичной современной речи. Уже легче. Если правила построения и понимания слов идентичны, болтай себе на здоровье!
Фонетическая эволюция продолжалась, хотя не была столь радикальной и не препятствовала взаимопониманию. Короче говоря, попав во Францию 17-го века, безъязыкой и в непонятках Анька не оказалась. Хм, а с английским, похоже, дело обстоит гораздо хуже! Чтобы без крепкой специальной подготовки изъясняться на самом чистом английском языке, который когда-либо раздавался от Портсмута до Манчестера, надо быть величайшим гением лингвистики.
Инна, наконец, добралась до горячо рекомендованной Эллой авторши. Первый фанфик откровенно не плох, стоит поблагодарить автора за труд. Так, а этот? Вполне ничего себе, но я бы не сказала, что не отличить, где Дюма пишет, а где она. Впрочем, на дюманском небосклоне конкретно этот фикрайтер - явление, безусловно, особенное: стиль, слог, повороты сюжета, умение выстроить интригу, и с плодовитостью все в порядке. Но что же там такое царапает?
Инна ознакомилась со всем, у автора выложенным, вплоть до комментариев. В основном - дифирамбы, злобных читателей - раз, два, и обчелся. Элка, однако, как фимиам воскуривает! Между похвалой, даже непритворным восхищением, и подхалимажем, да что там, отчаянным лизоблюдством или неприкрытой лестью - дистанция огромного размера. С чего бы это она так? К чужой славе примазаться? У Шевретты читателей намного меньше, если лишний раз в комментариях помелькает, глядишь, и к ней заглянут, чтобы с творчеством ознакомиться?
Она кое-что перечитала по новой. А, понятно, где ж там чего, в трудовом окраинном городишке? Увы, это беда вселенского масштаба. С написания Мэтром своих трудов много воды утекло, он не раз сетовал, что и в его время много утеряно, а теперь, когда над миром две мировых бойни отгремели, не считая революций и разнокалиберных военных конфликтов, и шестая часть земли стала, как роща после обстрела, некоторые смахивают на Джея из «Догмы».
