Во избежание и для профилактики?
Так до полного маразма докатиться можно…
«…та история, с Д’Эбилом, до сих пор вспомнить тошно. Заливал, что у них, Дестевых - корни французские были, это после революции фамилию слегка поправили, в целях конспирации, а так они - Д’Эсте. Дебил, и есть: «Когда приглашают девушку в музей, может, слово «ресторан» не выговаривают?» Мажор недоделанный! Проходу не давал, в постель тянул, а я повода не давала…»
Это она, вообще, о ком? Фамилия редкая… где попадется, не пропущу…
«Ранним утром в сторону Парижа выехало три кареты. Каждая запряжена парой лошадей - на одной кучер, на другой - охранник, сопровождающий повозку с людьми на французских дорогах».
Едет-таки, курица к своему графу! Упертая!..
А где еённый графушка обретается?..
Черт бы побрал Революцию, все архивы – псу под хвост!..
Сын у Нюркиного обожэ родился в Бражелоне, это на Луаре…
Долгонько он своего наследника дожидался, возможно, еще дети раньше были. По тем временам иметь много детей, не значит, что будет много внуков. Взрослыми становились не все...
«Она осторожно рассматривала соседок. Рядом расположилась женщина с корзиной, которую держала, как стеклянную вазу, не выпуская из рук, напротив дама средних лет с племянницей - попутчицы до самого Ланса».
Прется в сторону Арраса – до него от Ланса меньше 20 км будет…
Старый граф обрел последний приют в 1619-м, не то в Пикардии, или в Шампани: что Амьен, что Реймс под вопросом значатся.
Где он при жизни обитал, неизвестно, но несовершеннолетний продолжатель рода мог при папаше находиться…
Если сиятельное семейство в районе Амьена проживало, куда от Ланса – еще 60 км…
Тогда, зачем Нюрке в Аррас?
Прямой дороги нет?
Есть… но не через Ланс, ей на Дуэ надо было…
Может, в Аррасе у нее пересадка намечалась?
Под названием Ла Фер – только одно место, остальные числятся, как Ла-Ферте плюс чего-то там…
Фер-ан-Тарденуа не подходит, там только графская родня обреталась, и то если верить брехне по пьяной лавочке про Дандоло и Монморанси...
А до Ла Фера от Арраса – еще 90 км…
Это что, когда ее сцапали, Нюрка, и четверть пути еще не проехала?..
Ла-Фер (La Fere) - регион Пикардия, департамент Эна, округ Лан… в XI веке стал частью владений могущественного семейства де Куси… был построен замок и мощные фортификационные сооружения… упомянут в хронике религиозных войн.
Генрих IV осадил занятый испанцами город, и после безуспешной осады решил использовать его географическое положение посреди рукавов Уазы, перекрыв ее русло ниже по течению.
Вода затопила Ла-Фер, он был вынужден сдаться.
Город был поражен чумой, последовала эпидемия тифа…
В состав упраздненного кантона входили коммуны… население…
В списке достопримечательностей - Шато Ла-Фер… на фото - замок красивый… в землю ушел… внизу ров…
Тут никакими графьями не пахнет, возможно, наименование Шато связано с городом…
Вообще-то, Ла-Фер – ближе к Реймсу, чем Амьену… возле которого деревни Витри нет, а тут – пожалуйста, Витри-ле-Реймс!
Правда, деревушка – почти в 80-ти км от того Ла-Фера, на работу в замок не набегаешься.
Зато от Реймса до Витри – меньше получаса ходу…
Графское семейство вполне могло возле Реймса проживать… до которого от Арраса – еще 170 км.
А, для бешеной собаки по имени Нюрка полтораста верст – не крюк!
В соседнем с Витри Кореле, который пара километров в сторону - кладбище старинное и развалины небольшого замка 16-го века, который упоминается без названия и имени владельца.
Неподалеку - деревушка Курси (Courcy)…
Толи сестра, а не то племянница старого графа вышла замуж за отдаленного потомка английских де Курси. После Вильгельма-завоевателя Курси стали в Англии баронами и унаследовали французские земли. Может, название деревушки - не случайно, и батюшка нюркиного графа таки упокоился в Реймсе?
А в тамошний университет наши не собираются?
Что там насчет оного вуза?..
«Благодаря кардиналу Лотарингскому Шарлю де Гизу в 1548 году католическая школа «College des Bons-Enfants» стала университетом, в котором обучали праву, искусству, теологии и медицине вплоть до Французской революции.»
Вполне можно завернуть на огонек, а чтоб кураторы не откладывали в долгий ящик, подать им идею насчет Аббатства Сен-Пьер-д’Овиллер (Abbaye Saint-Pierre d’Hautvillers) – всего-то двадцать километров в сторону.
«В честь одного из бенедиктинцев назвали известную марку шампанского Dom Perignon, от лат. Dominus, «господин», обращение к духовному лицу во Франции.
Пьер Периньон не был его изобретателем, но стал одним из первых пропагандистов игристого вина, не преобладавшего в его эпоху».
Последняя треть столетия не подходит: кто вспомнит помершего черте сколько лет назад графа, и где проживал его наследник?
Надо еще поискать, может, пораньше что завлекательное в районе Реймса и было...
А Инна Павловна, думаю, вроде меня: время за изучением исторических подробностей проводит. Если и обнаруживаются какие ляпы, то не так часто. Нюркину историю ничего так закрутила, и язык повествования, вроде, получше становится.
Догадалась бы еще абзацы покороче делать. А то, пока до конца дочитаешь, мысль может потеряться. Ну, опыт – дело наживное. Пишите, и обрящете!
Интересно, какой такой «убийственный приказ патронессы»? Что мадам Панина еще там выдумала? И как только в своих персонажах не путается, их у нее – как в кунсткамере.
Полонская пишет, что сам Дюма так и не пришел к согласию даже с самим собой в вопросе написания подлинной фамилии миледи. В «Трех мушкетерах» и в «Двадцать лет спустя» — это разные фамилии (Брёй, Бюэй). Да, ну?
К примеру, цитата из «Двадцать лет спустя», глава «Исповедь»:
«Anne de Bueil, - murmura le blesse. - Anne de Bueil! -s'ecria le moine en se redressant et en levant les deux mains au ciel. - Anne de Bueil! Tu as bien dit Anne de Bueil, n'est-ce pas? » (Анна де Бюэй», —прошептал раненый. - Анна де Бюэй! - воскликнул монах, выпрямляясь и воздевая обе руки к небу. - Анна де Бюэй! Ты правильно сказал Анна де Бюэй, не так ли?)
И в издании 1967, Garnier-Flammarion, Paris, в сцене «Исповеди» также упоминается Anne de Bueil…
А это из авторского текста Тех «Мушкетеров», глава «Суд» (Chapitre LXV. LE JUGEMENT):
«- Nous demandons, dit Athos, Charlotte Backson, qui s'est appelee d'abord la comtesse de La Fere, puis ensuite lady de Winter, baronne de Scheffield. (- Нам нужна, - сказал Атос, - Шарлотта Баксон, которую звали прежде графиня де Ла Фер, затем леди Винтер, баронесса Шеффилд).
Зато, в издании на французском от 1977 года, Москва, изд-во «Прогресс», мушкетеру уже требуется, вынь ему да положь:
«Anne de Breuil, comtesse de la Fere, Mylady de Winter», хотя перед этим в главе «Супружеская сцена» (SCENE CONJUGALE) супружницу обзывает Anne de Bueil!
И куда только корректоры смотрели! Тут же, как всегда - вина переводчиков и тех, кто издавал книгу.
Отсюда: только одной буквы и хватило для путаницы. Дюма здесь, вообще, не при чем: у него, однозначно, Anne de Bueil, и злыдня Катька напрасно стебется.
К тому же, в авторском варианте в сцене суда девичье имя не фигурирует: Атос называет имена, которые она носила последнее время, и не углубляется в ее темное добрачное прошлое…
В одном из последних местных изданий Другого Дюма на языке оригинала, в главе «Жена Атоса» (Chapitre XXVII. LA FEMME D ATHOS):
«La verite. Mon cher, l'ange etait un demon. La pauvre fille avait vole». (Это правда. Дорогой мой, ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой).
Вот, это как, а?
«La pauvre fille avait vole»? Vole - ворованный, а воровка – voleuse, значит, должно быть: «La pauvre fille etait une voleuse».
Издатель оказался демоном? Это правда!
А Наш Сан Саныч, кстати сказать, таких ляпов не допускал, воровка у него – именно что, voleuse, а не как иначе. Да у него, вообще, накладок не просматривается, ни тебе погрешностей в описании, ни описок, ни огрехов, все судьбоносные даты на месте. Молодец, да и только! И читать его, я бы сказал, как-то поприятнее, что ли… или так выглядит, когда понимаешь, что автор в заблуждение не введет и промашками голову не заморочит?
Да, жаль человека! Во цвете лет из жизни ушел, можно сказать, злодейка-судьба подстрелила на взлете! Не сомневаюсь, он такое продолжение «Мушкетеров» забацал бы, куда там Другому Дюма!
«Полицейский подскочил к Анне, выдернул из ее рук узелок и вытряхнул содержимое прямо на мокрую землю. Выпала бутылочка с вином, хлеб, сыр и золотой крестик». Ну, попала девка!
«Тот, ради кого палача вызвали в Ланс, уже неделю содержался ниже, в подвале».
Ага, вот, и палач нарисовался!
«Увидела оконце под самым потолком, прислонилась лбом к шершавой стене и осталась стоять. Наступила тишина, монахиня неловко осела на земляной пол. Боль в груди, отдававшая в спину и руку, не давала вздохнуть. Схватила ртом воздух, стало еще больнее, на лице выступил пот. Перед глазами потемнело, казалось, стены сжимаются вокруг нее. Судорога пронзила тело. Еще одна! И темнота».
Заповедь девятая в действии: не произноси ложного свидетельства на ближнего своего!
«От кого теперь ждать помощи? От Юпитера? Будды? Кетцалькоатля? Исуса Христа? Хорошо, если бы ото всех сразу! Помолилась бы, если думала, что поможет». Да, как кур в ощип!..
Опа!
Сын тюремщика!
Нюрка собой расплачиваться будет?..
Щас вам!
Мобилу под нос сует!
Протащила?
Ну, в костюмерной камер нет. Сочтено неэтичным.
Интересно, с кем она там созваниваться будет? Разве что, умыкнула, как шпаргалку - на всякий случай, пока заряд не сядет.
Но какова девка, а? Оперативница была бы, что надо!
Ну, ладно, мобильник - при Нюрке. А где ее интегратор? Пока ни полсловечка, куда он делся-то…
Дидье какой-то выплыл…
Дюма? Другой фамилии не нашлось?
Не смешно! Или задумка какая?..
«Мужская рука крепко зажала рот, перекрывая воздух. Она попыталась закричать, забилась в крепких чужих руках. Теряя сознание, почувствовала, что ее куда-то несут, прочь от амбара. Пришла в себя в лесу, возле разложенного костерка. Ахнула, узнав стоящего перед ней. Палач кинул на землю, чуть не головой в огонь, наступил коленом на спину, сдернул рубашку с плеча и потянулся к костру. Выхватил раскаленное королевское клеймо и впечатал его в левую лопатку».
Палач – это брат кюре, который отец Жюль?..
«От нестерпимой боли провалилась в беспамятство. Очнулась под утро. Верх спины, ближе к плечу, горел так, что едва не потеряла сознание еще раз. Выплюнула землю из пересохшего рта. Попыталась заглянуть за спину. Едва не потеряла сознание от боли. Стиснув зубы, переждала приступ боли. Поднялась на четвереньки, держась рукой за ствол дерева – на колени. Сделала вдох-выдох. Отвела голову влево, поднимая правый локоть. Опустила глаза: сзади – пунцовый след, уходящий вниз. Клеймо?! Этот придурок не мог мстить за брата – отец Жюль уже должен доехать и принять приход. И не мог ничего украсть! Значит, осудить его никто не мог! На меня свалили вину за кражу, осудив заочно? Палача послали привести приговор в исполнение?»
А сам-то кюре где?
Церковную утварь, вроде как, не крал, но клеймо, таки, огреб?
Нет покоя чеканутым! Сидела б Нюрка дома, а не в прошлое рвалась, не обзавелась бы украшением в виде лилии. С графьями, ясное дело, под нашей смоковницей напряженно: своих аристократов поизвели, французских, поди-ка, еще достань, зато была б не покалеченной…
И что в тех мушкетерах народ находит? Где тот «бессмертный роман, что учит добру, благородству и справедливости»?
ГГ крадет деньги у хозяина квартиры, спит по очереди с двумя бабами, а в перерывах сует крючковатый нос в политику.
Его старший друг – хронический алкаш, фамильную ювелирку за бесценок спускает.
Третий из той гопкомпании доит не первой свежести жену престарелого паралитика, пускает пыль в глаза и гоняет понты на каждом шагу.
Последний – фарисей, суетный богомол, хлюст и пройда.
Это - между тем, что все и каждый – голубой крови, на раз вламываются в амбицию, если кто пукнул в районе полкилометра от их персоны. При этом помогают вражескому герцогу наставить рога главному дворянину собственного королевства, который тем мушкетерам кусок хлеба обеспечивает.
Еще эти деятели сколачивают нехилую такую ОПГ. Их четверо, вместе со слугами и палачом, плюс заезжий деверь Винтер, итого, десять рыл, приводят на берег дождливой реки убивать без суда и следствия жену одного и любовницу другого!
Босоногую, кстати сказать! Хоть бы обуться бабе дали, нелюди!
Может, Дюма и хотел показать это дерьмо -- а героями их с какого-то перепуга уже поклонники сделали? И ведь, что несут-то:
«Вы судите с высоты XX-XXI веков, поэтому, если рассматривать этот роман и его героев жителями нашего времени, то где-то в чем-то вы правы, но тогда были другие... э-мм... "понятия". Стоит ли осуждать героев какого бы то ни было романа, если всего лишь через пару столетий (если не раньше) осуждать уже будут нас?»
Одна тетка только и высказалась: «В детстве мне "Мушкетёры" зело не нравились именно из-за съехавшей морали. Потом читала неплохую статью, что Дюма сознательно закладывал "зверство" мушкетёров.
Он писал не о своей эпохе, а какбэ "исторический роман". Потому все эти моральные обожежмой почти на каждой странице, душераздирающие сцены и пьяные мужланы.
Д`Артаньян потому гасконец, что во времена Дюма Гасконь была областью, откуда, как считалось, приходили варвары.
Мушкетёры и должны быть "смерть, убийство, изнасилование", а их жертв должно быть более жалко, чем их самих, так и задумано.
Мушкетёры - выражение "дикой эпохи, наполненной приключениями".
Ну, какой вопрос, такой образ эпохи и ваяют. Это уже проблемы читательского восприятия, что воспринимают мушкетёров, как героев, задуманы они были варварами поперёк моральным установкам времени Дюма, но при этом обаятельными.
Вроде приключенческих книг про пиратов или мафиози - знаешь, что парни плохие, но читать интересно».
Лично у меня при прочтении «лучшего романа плаща и шпаги» не укладывается в голове целый ряд моментов:
- во-первых, повешение - единственный вид убийства, уцелеть после которого можно, если только веревка оборвалась сразу. И как графиня осталась жива? Муженек же ее так хорошо повесил!
- во-вторых, какого хрена палач только клеймит, а не привозит в город и не сдает правосудию женщину, сломавшую жизнь братцу и заставившую его самого собственноручно причинять родной кровиночке страдания?
- в-третьих, почему, увидев палача, миледи впала в такой пароксизм ужаса?
Вешавшему ее графу, а это, надо думать, пострашней будет, чем клеймение, в лицо при встрече смеялась.
Гасконца, исполненного мести, обольстить пыталась.
На лорда Винтера, вообще, плевать хотела, а едва взглянув на заплечных дел мастера, заверещала: «Пощадите!» Почему, спрашивается?
- в-четвертых, как влюбленный по уши священник согласился, вот так, просто, не вякнув, обвенчать с другим женщину, ради которой бросил всё?
Если верить словам палача, он был глубоко верующим, выходит, потерял больше, чем статус, а репутацию и даже свободу.
Так до полного маразма докатиться можно…
«…та история, с Д’Эбилом, до сих пор вспомнить тошно. Заливал, что у них, Дестевых - корни французские были, это после революции фамилию слегка поправили, в целях конспирации, а так они - Д’Эсте. Дебил, и есть: «Когда приглашают девушку в музей, может, слово «ресторан» не выговаривают?» Мажор недоделанный! Проходу не давал, в постель тянул, а я повода не давала…»
Это она, вообще, о ком? Фамилия редкая… где попадется, не пропущу…
«Ранним утром в сторону Парижа выехало три кареты. Каждая запряжена парой лошадей - на одной кучер, на другой - охранник, сопровождающий повозку с людьми на французских дорогах».
Едет-таки, курица к своему графу! Упертая!..
А где еённый графушка обретается?..
Черт бы побрал Революцию, все архивы – псу под хвост!..
Сын у Нюркиного обожэ родился в Бражелоне, это на Луаре…
Долгонько он своего наследника дожидался, возможно, еще дети раньше были. По тем временам иметь много детей, не значит, что будет много внуков. Взрослыми становились не все...
«Она осторожно рассматривала соседок. Рядом расположилась женщина с корзиной, которую держала, как стеклянную вазу, не выпуская из рук, напротив дама средних лет с племянницей - попутчицы до самого Ланса».
Прется в сторону Арраса – до него от Ланса меньше 20 км будет…
Старый граф обрел последний приют в 1619-м, не то в Пикардии, или в Шампани: что Амьен, что Реймс под вопросом значатся.
Где он при жизни обитал, неизвестно, но несовершеннолетний продолжатель рода мог при папаше находиться…
Если сиятельное семейство в районе Амьена проживало, куда от Ланса – еще 60 км…
Тогда, зачем Нюрке в Аррас?
Прямой дороги нет?
Есть… но не через Ланс, ей на Дуэ надо было…
Может, в Аррасе у нее пересадка намечалась?
Под названием Ла Фер – только одно место, остальные числятся, как Ла-Ферте плюс чего-то там…
Фер-ан-Тарденуа не подходит, там только графская родня обреталась, и то если верить брехне по пьяной лавочке про Дандоло и Монморанси...
А до Ла Фера от Арраса – еще 90 км…
Это что, когда ее сцапали, Нюрка, и четверть пути еще не проехала?..
Ла-Фер (La Fere) - регион Пикардия, департамент Эна, округ Лан… в XI веке стал частью владений могущественного семейства де Куси… был построен замок и мощные фортификационные сооружения… упомянут в хронике религиозных войн.
Генрих IV осадил занятый испанцами город, и после безуспешной осады решил использовать его географическое положение посреди рукавов Уазы, перекрыв ее русло ниже по течению.
Вода затопила Ла-Фер, он был вынужден сдаться.
Город был поражен чумой, последовала эпидемия тифа…
В состав упраздненного кантона входили коммуны… население…
В списке достопримечательностей - Шато Ла-Фер… на фото - замок красивый… в землю ушел… внизу ров…
Тут никакими графьями не пахнет, возможно, наименование Шато связано с городом…
Вообще-то, Ла-Фер – ближе к Реймсу, чем Амьену… возле которого деревни Витри нет, а тут – пожалуйста, Витри-ле-Реймс!
Правда, деревушка – почти в 80-ти км от того Ла-Фера, на работу в замок не набегаешься.
Зато от Реймса до Витри – меньше получаса ходу…
Графское семейство вполне могло возле Реймса проживать… до которого от Арраса – еще 170 км.
А, для бешеной собаки по имени Нюрка полтораста верст – не крюк!
В соседнем с Витри Кореле, который пара километров в сторону - кладбище старинное и развалины небольшого замка 16-го века, который упоминается без названия и имени владельца.
Неподалеку - деревушка Курси (Courcy)…
Толи сестра, а не то племянница старого графа вышла замуж за отдаленного потомка английских де Курси. После Вильгельма-завоевателя Курси стали в Англии баронами и унаследовали французские земли. Может, название деревушки - не случайно, и батюшка нюркиного графа таки упокоился в Реймсе?
А в тамошний университет наши не собираются?
Что там насчет оного вуза?..
«Благодаря кардиналу Лотарингскому Шарлю де Гизу в 1548 году католическая школа «College des Bons-Enfants» стала университетом, в котором обучали праву, искусству, теологии и медицине вплоть до Французской революции.»
Вполне можно завернуть на огонек, а чтоб кураторы не откладывали в долгий ящик, подать им идею насчет Аббатства Сен-Пьер-д’Овиллер (Abbaye Saint-Pierre d’Hautvillers) – всего-то двадцать километров в сторону.
«В честь одного из бенедиктинцев назвали известную марку шампанского Dom Perignon, от лат. Dominus, «господин», обращение к духовному лицу во Франции.
Пьер Периньон не был его изобретателем, но стал одним из первых пропагандистов игристого вина, не преобладавшего в его эпоху».
Последняя треть столетия не подходит: кто вспомнит помершего черте сколько лет назад графа, и где проживал его наследник?
Надо еще поискать, может, пораньше что завлекательное в районе Реймса и было...
А Инна Павловна, думаю, вроде меня: время за изучением исторических подробностей проводит. Если и обнаруживаются какие ляпы, то не так часто. Нюркину историю ничего так закрутила, и язык повествования, вроде, получше становится.
Догадалась бы еще абзацы покороче делать. А то, пока до конца дочитаешь, мысль может потеряться. Ну, опыт – дело наживное. Пишите, и обрящете!
Интересно, какой такой «убийственный приказ патронессы»? Что мадам Панина еще там выдумала? И как только в своих персонажах не путается, их у нее – как в кунсткамере.
Полонская пишет, что сам Дюма так и не пришел к согласию даже с самим собой в вопросе написания подлинной фамилии миледи. В «Трех мушкетерах» и в «Двадцать лет спустя» — это разные фамилии (Брёй, Бюэй). Да, ну?
К примеру, цитата из «Двадцать лет спустя», глава «Исповедь»:
«Anne de Bueil, - murmura le blesse. - Anne de Bueil! -s'ecria le moine en se redressant et en levant les deux mains au ciel. - Anne de Bueil! Tu as bien dit Anne de Bueil, n'est-ce pas? » (Анна де Бюэй», —прошептал раненый. - Анна де Бюэй! - воскликнул монах, выпрямляясь и воздевая обе руки к небу. - Анна де Бюэй! Ты правильно сказал Анна де Бюэй, не так ли?)
И в издании 1967, Garnier-Flammarion, Paris, в сцене «Исповеди» также упоминается Anne de Bueil…
А это из авторского текста Тех «Мушкетеров», глава «Суд» (Chapitre LXV. LE JUGEMENT):
«- Nous demandons, dit Athos, Charlotte Backson, qui s'est appelee d'abord la comtesse de La Fere, puis ensuite lady de Winter, baronne de Scheffield. (- Нам нужна, - сказал Атос, - Шарлотта Баксон, которую звали прежде графиня де Ла Фер, затем леди Винтер, баронесса Шеффилд).
Зато, в издании на французском от 1977 года, Москва, изд-во «Прогресс», мушкетеру уже требуется, вынь ему да положь:
«Anne de Breuil, comtesse de la Fere, Mylady de Winter», хотя перед этим в главе «Супружеская сцена» (SCENE CONJUGALE) супружницу обзывает Anne de Bueil!
И куда только корректоры смотрели! Тут же, как всегда - вина переводчиков и тех, кто издавал книгу.
Отсюда: только одной буквы и хватило для путаницы. Дюма здесь, вообще, не при чем: у него, однозначно, Anne de Bueil, и злыдня Катька напрасно стебется.
К тому же, в авторском варианте в сцене суда девичье имя не фигурирует: Атос называет имена, которые она носила последнее время, и не углубляется в ее темное добрачное прошлое…
В одном из последних местных изданий Другого Дюма на языке оригинала, в главе «Жена Атоса» (Chapitre XXVII. LA FEMME D ATHOS):
«La verite. Mon cher, l'ange etait un demon. La pauvre fille avait vole». (Это правда. Дорогой мой, ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой).
Вот, это как, а?
«La pauvre fille avait vole»? Vole - ворованный, а воровка – voleuse, значит, должно быть: «La pauvre fille etait une voleuse».
Издатель оказался демоном? Это правда!
А Наш Сан Саныч, кстати сказать, таких ляпов не допускал, воровка у него – именно что, voleuse, а не как иначе. Да у него, вообще, накладок не просматривается, ни тебе погрешностей в описании, ни описок, ни огрехов, все судьбоносные даты на месте. Молодец, да и только! И читать его, я бы сказал, как-то поприятнее, что ли… или так выглядит, когда понимаешь, что автор в заблуждение не введет и промашками голову не заморочит?
Да, жаль человека! Во цвете лет из жизни ушел, можно сказать, злодейка-судьба подстрелила на взлете! Не сомневаюсь, он такое продолжение «Мушкетеров» забацал бы, куда там Другому Дюма!
Глава 6. Нет покоя чеканутым!
«Полицейский подскочил к Анне, выдернул из ее рук узелок и вытряхнул содержимое прямо на мокрую землю. Выпала бутылочка с вином, хлеб, сыр и золотой крестик». Ну, попала девка!
«Тот, ради кого палача вызвали в Ланс, уже неделю содержался ниже, в подвале».
Ага, вот, и палач нарисовался!
«Увидела оконце под самым потолком, прислонилась лбом к шершавой стене и осталась стоять. Наступила тишина, монахиня неловко осела на земляной пол. Боль в груди, отдававшая в спину и руку, не давала вздохнуть. Схватила ртом воздух, стало еще больнее, на лице выступил пот. Перед глазами потемнело, казалось, стены сжимаются вокруг нее. Судорога пронзила тело. Еще одна! И темнота».
Заповедь девятая в действии: не произноси ложного свидетельства на ближнего своего!
«От кого теперь ждать помощи? От Юпитера? Будды? Кетцалькоатля? Исуса Христа? Хорошо, если бы ото всех сразу! Помолилась бы, если думала, что поможет». Да, как кур в ощип!..
Опа!
Сын тюремщика!
Нюрка собой расплачиваться будет?..
Щас вам!
Мобилу под нос сует!
Протащила?
Ну, в костюмерной камер нет. Сочтено неэтичным.
Интересно, с кем она там созваниваться будет? Разве что, умыкнула, как шпаргалку - на всякий случай, пока заряд не сядет.
Но какова девка, а? Оперативница была бы, что надо!
Ну, ладно, мобильник - при Нюрке. А где ее интегратор? Пока ни полсловечка, куда он делся-то…
Дидье какой-то выплыл…
Дюма? Другой фамилии не нашлось?
Не смешно! Или задумка какая?..
«Мужская рука крепко зажала рот, перекрывая воздух. Она попыталась закричать, забилась в крепких чужих руках. Теряя сознание, почувствовала, что ее куда-то несут, прочь от амбара. Пришла в себя в лесу, возле разложенного костерка. Ахнула, узнав стоящего перед ней. Палач кинул на землю, чуть не головой в огонь, наступил коленом на спину, сдернул рубашку с плеча и потянулся к костру. Выхватил раскаленное королевское клеймо и впечатал его в левую лопатку».
Палач – это брат кюре, который отец Жюль?..
«От нестерпимой боли провалилась в беспамятство. Очнулась под утро. Верх спины, ближе к плечу, горел так, что едва не потеряла сознание еще раз. Выплюнула землю из пересохшего рта. Попыталась заглянуть за спину. Едва не потеряла сознание от боли. Стиснув зубы, переждала приступ боли. Поднялась на четвереньки, держась рукой за ствол дерева – на колени. Сделала вдох-выдох. Отвела голову влево, поднимая правый локоть. Опустила глаза: сзади – пунцовый след, уходящий вниз. Клеймо?! Этот придурок не мог мстить за брата – отец Жюль уже должен доехать и принять приход. И не мог ничего украсть! Значит, осудить его никто не мог! На меня свалили вину за кражу, осудив заочно? Палача послали привести приговор в исполнение?»
А сам-то кюре где?
Церковную утварь, вроде как, не крал, но клеймо, таки, огреб?
Нет покоя чеканутым! Сидела б Нюрка дома, а не в прошлое рвалась, не обзавелась бы украшением в виде лилии. С графьями, ясное дело, под нашей смоковницей напряженно: своих аристократов поизвели, французских, поди-ка, еще достань, зато была б не покалеченной…
И что в тех мушкетерах народ находит? Где тот «бессмертный роман, что учит добру, благородству и справедливости»?
ГГ крадет деньги у хозяина квартиры, спит по очереди с двумя бабами, а в перерывах сует крючковатый нос в политику.
Его старший друг – хронический алкаш, фамильную ювелирку за бесценок спускает.
Третий из той гопкомпании доит не первой свежести жену престарелого паралитика, пускает пыль в глаза и гоняет понты на каждом шагу.
Последний – фарисей, суетный богомол, хлюст и пройда.
Это - между тем, что все и каждый – голубой крови, на раз вламываются в амбицию, если кто пукнул в районе полкилометра от их персоны. При этом помогают вражескому герцогу наставить рога главному дворянину собственного королевства, который тем мушкетерам кусок хлеба обеспечивает.
Еще эти деятели сколачивают нехилую такую ОПГ. Их четверо, вместе со слугами и палачом, плюс заезжий деверь Винтер, итого, десять рыл, приводят на берег дождливой реки убивать без суда и следствия жену одного и любовницу другого!
Босоногую, кстати сказать! Хоть бы обуться бабе дали, нелюди!
Может, Дюма и хотел показать это дерьмо -- а героями их с какого-то перепуга уже поклонники сделали? И ведь, что несут-то:
«Вы судите с высоты XX-XXI веков, поэтому, если рассматривать этот роман и его героев жителями нашего времени, то где-то в чем-то вы правы, но тогда были другие... э-мм... "понятия". Стоит ли осуждать героев какого бы то ни было романа, если всего лишь через пару столетий (если не раньше) осуждать уже будут нас?»
Одна тетка только и высказалась: «В детстве мне "Мушкетёры" зело не нравились именно из-за съехавшей морали. Потом читала неплохую статью, что Дюма сознательно закладывал "зверство" мушкетёров.
Он писал не о своей эпохе, а какбэ "исторический роман". Потому все эти моральные обожежмой почти на каждой странице, душераздирающие сцены и пьяные мужланы.
Д`Артаньян потому гасконец, что во времена Дюма Гасконь была областью, откуда, как считалось, приходили варвары.
Мушкетёры и должны быть "смерть, убийство, изнасилование", а их жертв должно быть более жалко, чем их самих, так и задумано.
Мушкетёры - выражение "дикой эпохи, наполненной приключениями".
Ну, какой вопрос, такой образ эпохи и ваяют. Это уже проблемы читательского восприятия, что воспринимают мушкетёров, как героев, задуманы они были варварами поперёк моральным установкам времени Дюма, но при этом обаятельными.
Вроде приключенческих книг про пиратов или мафиози - знаешь, что парни плохие, но читать интересно».
Лично у меня при прочтении «лучшего романа плаща и шпаги» не укладывается в голове целый ряд моментов:
- во-первых, повешение - единственный вид убийства, уцелеть после которого можно, если только веревка оборвалась сразу. И как графиня осталась жива? Муженек же ее так хорошо повесил!
- во-вторых, какого хрена палач только клеймит, а не привозит в город и не сдает правосудию женщину, сломавшую жизнь братцу и заставившую его самого собственноручно причинять родной кровиночке страдания?
- в-третьих, почему, увидев палача, миледи впала в такой пароксизм ужаса?
Вешавшему ее графу, а это, надо думать, пострашней будет, чем клеймение, в лицо при встрече смеялась.
Гасконца, исполненного мести, обольстить пыталась.
На лорда Винтера, вообще, плевать хотела, а едва взглянув на заплечных дел мастера, заверещала: «Пощадите!» Почему, спрашивается?
- в-четвертых, как влюбленный по уши священник согласился, вот так, просто, не вякнув, обвенчать с другим женщину, ради которой бросил всё?
Если верить словам палача, он был глубоко верующим, выходит, потерял больше, чем статус, а репутацию и даже свободу.
