— Я хочу забрать броню и уйти, — говорит он, не глядя — слушая движение вокруг. Его легкая броня висит над гигантским камином, в котором можно запечь целого быка, а зал темный, холодный. Там же, за креслом хозяина замка, прибиты несколько пар черных крыльев с торчащими из срубов белыми костями, и раны под лопатками начинают ныть просто нестерпимо. Тоже трофеи. В этой про?клятой земле и голова врага — трофей.
Солдаты двигаются ближе, еще ближе; сейчас поднимут его на острия, и плевать им, нужен он их повелителю или нет, — своя жизнь дороже. Он морщится, улавливая движение позади, шепчет два слова молитвы — и волной расходится от него леденящая сила: рассыпаются прахом наконечники копий, трухой становится дерево, расползается одежда. Макс разворачивается и с хрипом рубит наотмашь, по живому, пока противник деморализован и обезоружен, проскальзывает сквозь дрогнувший строй и разворачивается, готовый продолжать бой.
— Колдун, колдун, — бормочут мужчины с суеверным ужасом и отступают. А он, все еще прислушиваясь и постепенно укрепляя щит, подходит к камину, оценивает высоту.
— Снять, — приказывает негромко прижавшимся к стенам людям, — и я уйду.
Через десять минут из ворот твердыни в темную беззвездную ночь вышел человек с мечом в руках, одетый в доспех из вываренной кожи, покрытой черными пластинами. Никто не посмел выстрелить ему вслед.
Твердыня Аллипа была расположена на самой границе земель кнеса Волаши. Дальше шли редкие, низкорослые леса, затем — скалы Овилла. К этим скалам и направлялся тот, кто в другой жизни был профессором Максимилианом Троттом. Он шел, сколько хватало сил, на отдых забивался в какую-нибудь нору, откуда его не могла выковырять местная фауна и где не могла обнаружить погоня. То, что она будет, он не сомневался. Но у него была хорошая фора: пока гонец из оставленного гарнизона доберется до ближайшего замка, пока отправят всадников — есть шанс дойти.
Обрубленные культи крыльев дергало болью, тело просило взлететь — и не могло. Регенерирует, но сколько это займет времени?
Двоящаяся память подкидывала фрагменты того, как его ухитрились поймать: пропали женщины из поселения, они полетели на поиски и угодили в ловушку. Их накрыли несколькими сетями, оглушили. Попались как дети. Но он хотя бы жив, в отличие от соратников.
Наступало стальное утро второго дня, когда он увидел земляной вал на дороге. Пошел к нему, медленно, стараясь не делать резких движений.
— Кто? — раздался из-за укрепления резкий окрик.
— Охтор, — сказал он устало. И, оставляя своего дар-тени внизу, отпустил себя наверх, в привычную нормальную жизнь.
Профессор Максимилиан Тротт проснулся вечером того же дня, что и уснул, в своей постели — в доме в инляндском лесу. Полежал немного, приходя в себя. Встал, умылся. И позвонил Мартину.
— Ты все-таки неравнодушен ко мне, — засмеялся тот в трубку. Дико было слышать его такой обычный, дурачащийся голос. И очень захотелось увидеть нормального улыбающегося человека. — Что опять? Доставить тебе ужин?
— Ты же знаешь, что я параноик? — осведомился Тротт, поглядывая на часы.
— Ну… для меня это не новость, — фыркнул блакориец.
— Поставь мне щиты, Март. Неуютно я себя чувствую без них. Привык.
— Без проблем, — сообщил барон, посмеиваясь. — Могу и колыбельную спеть.
— Упаси боги, — с ужасом произнес Макс. — А вот еду можешь захватить. Не откажусь.
Мартин появился через полчаса — открыл Зеркало и несколько раз ходил туда-сюда, перетаскивая подносы с обильным ужином. Макс хмуро наблюдал за ним. Под лопатками зудело, и, хотя он совершенно точно знал, что вся боль осталась внизу, искушение протянуть руку и потрогать не пропадало.
— Все, — торжественно заявил барон, доставая из кармана пузатую бутылку. — Я готов к длительному пребыванию в твоем обществе, друг. Мой дворецкий теперь уверен, что у меня есть тайная любовница. Подслушивает, небось, под дверью. А там — тишина.
— Мне не наливай, — предупредил Тротт, глядя, как блакориец ловко откупоривает вино.
— Что, даже не лизнешь? — со слезливым сочувствием поинтересовался фон Съедентент, подгребая к себе бокал.
Природник покачал головой — вино полилось густой красной струей. Как кровь. Не окреп он настолько, чтобы справиться с ослаблением самоконтроля, который приносит алкоголь.
— Ты мне щиты поставь, прежде чем надерешься, — напомнил он и перевел взгляд на дымящихся аппетитным парко?м перепелов.
— Не боись, мой маленький, — гнусно хихикнул Мартин, отхлебнул из бокала, зажмурился блаженно, — папа защитит тебя от злого внешнего мира. Да и вообще, Макс, — добавил он серьезно, — что тебе со мной угрожает?
— И все же, — настойчиво попросил Тротт. — От физического и ментального воздействия, Март.
— Какой же ты зануда, — буркнул Мартин, отставляя бокал. Через несколько секунд рыжий маг поблескивал свеженькими, крепенькими щитами, которые постепенно приобретали прозрачность. — Теперь-то ты удовлетворен?
— Вполне, — инляндец подвигал плечами и заметно расслабился. Тут же и желудок напомнил о том, что нужно поесть что-то еще, кроме обычной порции глюкозы, и голова закружилась немного — от облегчения и слабости. — Расскажи мне что-нибудь, Март. Только не о бабах, умоляю.
— А о чем еще? — наигранно удивился блакориец, с аппетитом отправляя в рот ломтик белой рыбы.
— Например, почему ты сейчас дома, а не со своей принцессой.
— Она, увы, не моя, — спокойно ответил Мартин и сделал большой глоток вина.
Тротт поднял на него глаза, дернул губами, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Ел неторопливо, спокойно, поднялся, сделал себе чаю; фон Съедентент пил и пил и тоже молчал. Очень неприятно молчал. И Макс сделал над собой усилие.
— Расскажешь? — спросил он.
Мартин запустил руку в черные волосы, покачал головой. И поделился все-таки:
— Что тут рассказывать, Малыш? Не любят меня женщины. Черт, как это жалко прозвучало, — хохотнул он невесело и снова налил вина. Он почти не ел.
— Ты нам все уши о своих любовницах прожужжал, — сдержанно напомнил Тротт. Он уже жалел, что спросил.
— Макс, — почти с жалостью произнес барон, — ты, конечно, почти уже заново девственник, но должен понимать, чем куча баб, перебывавших в моей постели, отличаются от женщин особенных.
— Как Вики? — поинтересовался инляндец, грея руки о чашку с чаем. — Почему ты так себя с ней ведешь, кстати?
— Вики, — мечтательно улыбнулся Мартин. — Вики… Малыш, ты помнишь, на что я потратил первую стипендию?
— Как не помнить, — сухо ответил его собеседник, — я потом семь лет с этих солдатиков пыль вытирал. Никогда не понимал, зачем тебе эти уродцы понадобились. Ты их в руки-то брал пару раз. А, нет, мы всадником пиво открывали, пока не отломали ноги у лошади.
Мартин фыркнул, снова выпил. Он будто и не пьянел.
— Ты же знаешь, как мы бедно жили, — проговорил он задумчиво. — Отец умер, мать тянула нас одна. Только и было, что имя. Имение заложено-перезаложено, землю продавали кусками. А напротив школы открыли игрушечный магазин, огромный, в три этажа. Я постоянно туда бегал, слюни пускал на игрушки. Особенно на этих солдатиков. Но рот не открывался у матери денег на них попросить. Уже лосем был, школу заканчивал, а все ходил и смотрел на них. И как получил живые деньги — купил. Выставил на полку, полюбовался пару вечеров, как на трофеи, и забыл. Понимаешь, о чем я?
— Нет, — честно ответил Тротт, немного даже порозовевший от сытной еды и горячего чая.
— Вики — это мечта, моя большая любовь, — коротко объяснил барон, оставив пространные аналогии, — и я, мой сушеный друг, очень боюсь, что, когда эта большая любовь попадет в мои пресыщенные лапы, она окажется очередным трофеем. Поэтому и достаю ее. Считай, у меня диссонанс: мечта прекрасна на витрине, а не у тебя в коллекции. Не скажу, что я не хочу этого. Я имею в виду, Вики в свои лапы. Но она, увы, как и принцесса, предпочитает мне другого мужчину.
И он выразительно посмотрел на попивающего чай Макса.
— Я не собираюсь чувствовать себя виноватым из-за этого, — холодно ответил Тротт. — Мне она не нужна. Тем более что я прекрасно понимаю: Вики давно задалась целью меня излечить от смертельной болезни — равнодушия к противоположному полу. И увлеклась. Вы не понимаете, что женщины отнимают слишком много времени. А его у нас при всей нашей силе недостаточно.
— А разве они не заслуживают потраченного на них времени? — с неожиданным блеском в глазах, без своей обычной дурашливости спросил Март. — Скажи мне, Макс, разве нет? Разве тебе никогда не хотелось впасть в банальную любовную лихорадку, друг? Ощутить остроту и неуверенность в себе? Мы ведь лишены этого, давно лишены. Все скучно и привычно. А любовь — это единственное, что в любом возрасте волнует, как в первый раз. Да?
— Нет, — уверенно ответил инляндец, и фон Съедентент глянул на него точно как на больного. Встал, подошел к окну, полюбовался на покачивающие ветвями зловещие деревья, что стояли вокруг дома природника.
— Бр-р-р, — сказал он уже прежним, смешливым тоном, — как ты здесь живешь? Я понимаю, зачем тебе щиты, Малыш. Я бы постоянно ждал, когда эти деревья заберутся в дом и сожрут меня.
— Хорошо живу, — улыбнулся жалеемый. — Мне вполне комфортно. Если я хочу компании, то всегда могу позвать тебя, бездельника, или Алекса.
В гостиной вдруг замерцала гладкая блестящая поверхность пространственного прохода, и к друзьям вышел Свидерский собственной персоной.
— Так я и думал, — сказал он одновременно весело и укоризненно, оглядывая заставленный стол и бутылки с вином.
— Только что о тебе говорили, — хохотнул Март от окна. — Эффектный выход, Данилыч.
— Что случилось? — спросил Тротт тихо, не обращая внимания на веселящегося блакорийца.
— Сейчас Виктория должна появиться, — проницательно заявил Алекс, усаживаясь рядом с Троттом. — Тогда и поговорим. Ну-ка, дай просканирую.
Макс поморщился — опять в его доме проходной двор, — но не стал протестовать и молча вытерпел покалывание и волны тепла от рук друга. Мартин сходил за бокалами, дополнительными тарелками, расставил приборы, как заправская домохозяйка.
— Силен, — довольно отметил Свидерский, отодвигаясь от природника. — Еще неделька, и будешь как новенький. Докачать тебе стихийные источники?
— Сами в норму придут, — проворчал Тротт. — Что за дело, Алекс? Опять безумные идеи по поимке демонов?
— Увы, нет, — невозмутимо ответил ректор МагУниверситета, наливая в бокал вина. Мартин плюхнулся в кресло напротив, потянул к себе перепелку. — Обычная научная рутина. Но должно быть интересно. И полезно. О, вот и Виктория.
Вышедшая из Зеркала Вики с удивлением оглядела приветствующих ее друзей, помахала какой-то бумажкой.
— Я, — сказала она недовольно, — как коза, проскакала по Зеркалам сначала из Инляндии в Рудлог, к тебе, Алекс, потом в Блакорию к Марту. А вы тут у меня под боком. И опять не позвали. Я обижусь и больше к вам не приду.
— Не сердись, Кусака, у нас импровизация, — сообщил Мартин. — Садись, угощу вином. Заодно расскажешь, что это вы с Алексом так переполошились.
— Тебя, между прочим, пока ты тут пьешь, в почтовом телепорте тоже приглашение ждет, — ядовито ответила черноволосая красавица, но на предложенный стул села, благосклонно улыбнулась Тротту и Свидерскому. — От МагСовета. У них что-то клюнуло, и завтра с утра собирают срочную международную конференцию по нежити. Ты пойдешь, Макс? — обратилась она к инляндцу, пока Мартин наливал ей вина. — Я могу сделать тебе приглашение.
Природник покачал головой.
— Потом мне расскажете кратко, в чем суть. Не люблю пустую болтовню, а на этих конференциях обычно действительно важной информации на пять минут разговора, а остальное — усыпляющий треп и споры. Не хочу бездарно тратить время. Поспать я и дома могу.
Он встал, чтобы налить себе еще чаю, и трое друзей с улыбками переглянулись.
— Выздоравливает. Скоро совсем как настоящий будет, — страшным шепотом произнес Март, и они захихикали, глядя на ровную спину рыжего зануды, иногда непонятного, но такого привычного и знакомого им.
Начало ноября, вторник, столица Йеллоувиня Пьентан
«Желтые, как всегда, все делают с размахом», — с иронией подумал Алекс Свидерский, выходя из Зеркала в указанном секторе обширного холла Дворца Собраний. Дворец был воистину монументален — йеллоувиньцы с особым трепетом относились к науке и считали, что гениальные головы заслуживают величественного обрамления.
И да, величественности вокруг было не занимать. Огромный приемный зал — своды, облицованные полупрозрачным, отполированным до блеска бело-желтым камнем, возносились высоко вверх. Под куполом мелодично пели птицы, порхая меж чудовищных колонн. По ним и по стенам, цепляясь за едва заметные щели между солнечными плитами облицовки, зеленым кружевом ползли вьюнки. Сплетались наверху, покрывались изящными белыми цветами и опадали запахом свежескошенной травы и нежными лепестками, тающими на плечах и головах прибывающих.
Вокруг то и дело возникали пространственные переходы, и появлявшиеся оттуда маги быстро уходили, освобождая место для коллег, ожидавших возможности открыть Зеркало.
В одной из стен холла мерцали два крупных стационарных телепорта, арки которых были украшены кристаллами. Телепортами прибывали правительственные делегации и придворные маги. Алекс издалека увидел Викторию, сопровождающую премьера Инляндии, министра обороны и начальника службы безопасности, кивнул ей — Вики, как всегда, была необыкновенно хороша, даже когда изображала такой деловой вид.
Конференц-зал не уступал своими размерами холлу, и там было уже многолюдно и шумно. Туда гостей провожали улыбчивые, черноволосые и узкоглазые девушки, одетые в цветные шелковые национальные одежды и похожие на ярких бабочек или тропических птичек. Они щебетали тонкими голосами на всех языках с одинаковым ужасающим акцентом.
Под потолком плескала расходящимися кругами иллюзия водной поверхности. Над ней, заменяя светильники, плавали огромные сияющие белые лотосы. У светлой стены, украшенной тонкой вязью, которая складывалась в изображение огромных весов, расположилась полукруглая сцена с микрофонами, трибунами и креслами для докладчиков. От нее, как лепестки диковинного цветка, расходились сектора с креслами, за которыми начиналась широкая лестница, дугой обнимающая зал и ведущая на второй этаж.
Там, в комфортных ложах, размещались правительственные делегации: Алекс, перед тем как присесть на свое место в первых рядах, мельком увидел в красной ложе и премьера Минкена, и Тандаджи, и руководителей партий Совета, и рудложского министра обороны с генералами, и маячащего за их спинами своего одногруппника, Кляйншвитцера, застенчиво отхлебывающего из блестящей фляжки.
Несмотря на обстановку, настраивающую на сухой и деловитый лад, шум становился громче, делаясь из ровного бурным и веселым. Гости здоровались, обнимались, махали друг другу, где-то уже спорили, перекрикивая оппонентов, смеялись и ругались. Свидерский оглядывал зал, выхватывая знакомые лица, кивал в ответ на приветствия. Сплошные сливки магического общества. Ректоры и деканы университетов, директора школ, руководители и сотрудники научно-магических исследовательских институтов, кураторы боевых групп, частные лица, обвешанные званиями почище самого Алекса. Все они знали друг друга, и все спешили высказаться, пока не началась длительная и унылая официальная часть.
Солдаты двигаются ближе, еще ближе; сейчас поднимут его на острия, и плевать им, нужен он их повелителю или нет, — своя жизнь дороже. Он морщится, улавливая движение позади, шепчет два слова молитвы — и волной расходится от него леденящая сила: рассыпаются прахом наконечники копий, трухой становится дерево, расползается одежда. Макс разворачивается и с хрипом рубит наотмашь, по живому, пока противник деморализован и обезоружен, проскальзывает сквозь дрогнувший строй и разворачивается, готовый продолжать бой.
— Колдун, колдун, — бормочут мужчины с суеверным ужасом и отступают. А он, все еще прислушиваясь и постепенно укрепляя щит, подходит к камину, оценивает высоту.
— Снять, — приказывает негромко прижавшимся к стенам людям, — и я уйду.
Через десять минут из ворот твердыни в темную беззвездную ночь вышел человек с мечом в руках, одетый в доспех из вываренной кожи, покрытой черными пластинами. Никто не посмел выстрелить ему вслед.
Твердыня Аллипа была расположена на самой границе земель кнеса Волаши. Дальше шли редкие, низкорослые леса, затем — скалы Овилла. К этим скалам и направлялся тот, кто в другой жизни был профессором Максимилианом Троттом. Он шел, сколько хватало сил, на отдых забивался в какую-нибудь нору, откуда его не могла выковырять местная фауна и где не могла обнаружить погоня. То, что она будет, он не сомневался. Но у него была хорошая фора: пока гонец из оставленного гарнизона доберется до ближайшего замка, пока отправят всадников — есть шанс дойти.
Обрубленные культи крыльев дергало болью, тело просило взлететь — и не могло. Регенерирует, но сколько это займет времени?
Двоящаяся память подкидывала фрагменты того, как его ухитрились поймать: пропали женщины из поселения, они полетели на поиски и угодили в ловушку. Их накрыли несколькими сетями, оглушили. Попались как дети. Но он хотя бы жив, в отличие от соратников.
Наступало стальное утро второго дня, когда он увидел земляной вал на дороге. Пошел к нему, медленно, стараясь не делать резких движений.
— Кто? — раздался из-за укрепления резкий окрик.
— Охтор, — сказал он устало. И, оставляя своего дар-тени внизу, отпустил себя наверх, в привычную нормальную жизнь.
Профессор Максимилиан Тротт проснулся вечером того же дня, что и уснул, в своей постели — в доме в инляндском лесу. Полежал немного, приходя в себя. Встал, умылся. И позвонил Мартину.
— Ты все-таки неравнодушен ко мне, — засмеялся тот в трубку. Дико было слышать его такой обычный, дурачащийся голос. И очень захотелось увидеть нормального улыбающегося человека. — Что опять? Доставить тебе ужин?
— Ты же знаешь, что я параноик? — осведомился Тротт, поглядывая на часы.
— Ну… для меня это не новость, — фыркнул блакориец.
— Поставь мне щиты, Март. Неуютно я себя чувствую без них. Привык.
— Без проблем, — сообщил барон, посмеиваясь. — Могу и колыбельную спеть.
— Упаси боги, — с ужасом произнес Макс. — А вот еду можешь захватить. Не откажусь.
Мартин появился через полчаса — открыл Зеркало и несколько раз ходил туда-сюда, перетаскивая подносы с обильным ужином. Макс хмуро наблюдал за ним. Под лопатками зудело, и, хотя он совершенно точно знал, что вся боль осталась внизу, искушение протянуть руку и потрогать не пропадало.
— Все, — торжественно заявил барон, доставая из кармана пузатую бутылку. — Я готов к длительному пребыванию в твоем обществе, друг. Мой дворецкий теперь уверен, что у меня есть тайная любовница. Подслушивает, небось, под дверью. А там — тишина.
— Мне не наливай, — предупредил Тротт, глядя, как блакориец ловко откупоривает вино.
— Что, даже не лизнешь? — со слезливым сочувствием поинтересовался фон Съедентент, подгребая к себе бокал.
Природник покачал головой — вино полилось густой красной струей. Как кровь. Не окреп он настолько, чтобы справиться с ослаблением самоконтроля, который приносит алкоголь.
— Ты мне щиты поставь, прежде чем надерешься, — напомнил он и перевел взгляд на дымящихся аппетитным парко?м перепелов.
— Не боись, мой маленький, — гнусно хихикнул Мартин, отхлебнул из бокала, зажмурился блаженно, — папа защитит тебя от злого внешнего мира. Да и вообще, Макс, — добавил он серьезно, — что тебе со мной угрожает?
— И все же, — настойчиво попросил Тротт. — От физического и ментального воздействия, Март.
— Какой же ты зануда, — буркнул Мартин, отставляя бокал. Через несколько секунд рыжий маг поблескивал свеженькими, крепенькими щитами, которые постепенно приобретали прозрачность. — Теперь-то ты удовлетворен?
— Вполне, — инляндец подвигал плечами и заметно расслабился. Тут же и желудок напомнил о том, что нужно поесть что-то еще, кроме обычной порции глюкозы, и голова закружилась немного — от облегчения и слабости. — Расскажи мне что-нибудь, Март. Только не о бабах, умоляю.
— А о чем еще? — наигранно удивился блакориец, с аппетитом отправляя в рот ломтик белой рыбы.
— Например, почему ты сейчас дома, а не со своей принцессой.
— Она, увы, не моя, — спокойно ответил Мартин и сделал большой глоток вина.
Тротт поднял на него глаза, дернул губами, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Ел неторопливо, спокойно, поднялся, сделал себе чаю; фон Съедентент пил и пил и тоже молчал. Очень неприятно молчал. И Макс сделал над собой усилие.
— Расскажешь? — спросил он.
Мартин запустил руку в черные волосы, покачал головой. И поделился все-таки:
— Что тут рассказывать, Малыш? Не любят меня женщины. Черт, как это жалко прозвучало, — хохотнул он невесело и снова налил вина. Он почти не ел.
— Ты нам все уши о своих любовницах прожужжал, — сдержанно напомнил Тротт. Он уже жалел, что спросил.
— Макс, — почти с жалостью произнес барон, — ты, конечно, почти уже заново девственник, но должен понимать, чем куча баб, перебывавших в моей постели, отличаются от женщин особенных.
— Как Вики? — поинтересовался инляндец, грея руки о чашку с чаем. — Почему ты так себя с ней ведешь, кстати?
— Вики, — мечтательно улыбнулся Мартин. — Вики… Малыш, ты помнишь, на что я потратил первую стипендию?
— Как не помнить, — сухо ответил его собеседник, — я потом семь лет с этих солдатиков пыль вытирал. Никогда не понимал, зачем тебе эти уродцы понадобились. Ты их в руки-то брал пару раз. А, нет, мы всадником пиво открывали, пока не отломали ноги у лошади.
Мартин фыркнул, снова выпил. Он будто и не пьянел.
— Ты же знаешь, как мы бедно жили, — проговорил он задумчиво. — Отец умер, мать тянула нас одна. Только и было, что имя. Имение заложено-перезаложено, землю продавали кусками. А напротив школы открыли игрушечный магазин, огромный, в три этажа. Я постоянно туда бегал, слюни пускал на игрушки. Особенно на этих солдатиков. Но рот не открывался у матери денег на них попросить. Уже лосем был, школу заканчивал, а все ходил и смотрел на них. И как получил живые деньги — купил. Выставил на полку, полюбовался пару вечеров, как на трофеи, и забыл. Понимаешь, о чем я?
— Нет, — честно ответил Тротт, немного даже порозовевший от сытной еды и горячего чая.
— Вики — это мечта, моя большая любовь, — коротко объяснил барон, оставив пространные аналогии, — и я, мой сушеный друг, очень боюсь, что, когда эта большая любовь попадет в мои пресыщенные лапы, она окажется очередным трофеем. Поэтому и достаю ее. Считай, у меня диссонанс: мечта прекрасна на витрине, а не у тебя в коллекции. Не скажу, что я не хочу этого. Я имею в виду, Вики в свои лапы. Но она, увы, как и принцесса, предпочитает мне другого мужчину.
И он выразительно посмотрел на попивающего чай Макса.
— Я не собираюсь чувствовать себя виноватым из-за этого, — холодно ответил Тротт. — Мне она не нужна. Тем более что я прекрасно понимаю: Вики давно задалась целью меня излечить от смертельной болезни — равнодушия к противоположному полу. И увлеклась. Вы не понимаете, что женщины отнимают слишком много времени. А его у нас при всей нашей силе недостаточно.
— А разве они не заслуживают потраченного на них времени? — с неожиданным блеском в глазах, без своей обычной дурашливости спросил Март. — Скажи мне, Макс, разве нет? Разве тебе никогда не хотелось впасть в банальную любовную лихорадку, друг? Ощутить остроту и неуверенность в себе? Мы ведь лишены этого, давно лишены. Все скучно и привычно. А любовь — это единственное, что в любом возрасте волнует, как в первый раз. Да?
— Нет, — уверенно ответил инляндец, и фон Съедентент глянул на него точно как на больного. Встал, подошел к окну, полюбовался на покачивающие ветвями зловещие деревья, что стояли вокруг дома природника.
— Бр-р-р, — сказал он уже прежним, смешливым тоном, — как ты здесь живешь? Я понимаю, зачем тебе щиты, Малыш. Я бы постоянно ждал, когда эти деревья заберутся в дом и сожрут меня.
— Хорошо живу, — улыбнулся жалеемый. — Мне вполне комфортно. Если я хочу компании, то всегда могу позвать тебя, бездельника, или Алекса.
В гостиной вдруг замерцала гладкая блестящая поверхность пространственного прохода, и к друзьям вышел Свидерский собственной персоной.
— Так я и думал, — сказал он одновременно весело и укоризненно, оглядывая заставленный стол и бутылки с вином.
— Только что о тебе говорили, — хохотнул Март от окна. — Эффектный выход, Данилыч.
— Что случилось? — спросил Тротт тихо, не обращая внимания на веселящегося блакорийца.
— Сейчас Виктория должна появиться, — проницательно заявил Алекс, усаживаясь рядом с Троттом. — Тогда и поговорим. Ну-ка, дай просканирую.
Макс поморщился — опять в его доме проходной двор, — но не стал протестовать и молча вытерпел покалывание и волны тепла от рук друга. Мартин сходил за бокалами, дополнительными тарелками, расставил приборы, как заправская домохозяйка.
— Силен, — довольно отметил Свидерский, отодвигаясь от природника. — Еще неделька, и будешь как новенький. Докачать тебе стихийные источники?
— Сами в норму придут, — проворчал Тротт. — Что за дело, Алекс? Опять безумные идеи по поимке демонов?
— Увы, нет, — невозмутимо ответил ректор МагУниверситета, наливая в бокал вина. Мартин плюхнулся в кресло напротив, потянул к себе перепелку. — Обычная научная рутина. Но должно быть интересно. И полезно. О, вот и Виктория.
Вышедшая из Зеркала Вики с удивлением оглядела приветствующих ее друзей, помахала какой-то бумажкой.
— Я, — сказала она недовольно, — как коза, проскакала по Зеркалам сначала из Инляндии в Рудлог, к тебе, Алекс, потом в Блакорию к Марту. А вы тут у меня под боком. И опять не позвали. Я обижусь и больше к вам не приду.
— Не сердись, Кусака, у нас импровизация, — сообщил Мартин. — Садись, угощу вином. Заодно расскажешь, что это вы с Алексом так переполошились.
— Тебя, между прочим, пока ты тут пьешь, в почтовом телепорте тоже приглашение ждет, — ядовито ответила черноволосая красавица, но на предложенный стул села, благосклонно улыбнулась Тротту и Свидерскому. — От МагСовета. У них что-то клюнуло, и завтра с утра собирают срочную международную конференцию по нежити. Ты пойдешь, Макс? — обратилась она к инляндцу, пока Мартин наливал ей вина. — Я могу сделать тебе приглашение.
Природник покачал головой.
— Потом мне расскажете кратко, в чем суть. Не люблю пустую болтовню, а на этих конференциях обычно действительно важной информации на пять минут разговора, а остальное — усыпляющий треп и споры. Не хочу бездарно тратить время. Поспать я и дома могу.
Он встал, чтобы налить себе еще чаю, и трое друзей с улыбками переглянулись.
— Выздоравливает. Скоро совсем как настоящий будет, — страшным шепотом произнес Март, и они захихикали, глядя на ровную спину рыжего зануды, иногда непонятного, но такого привычного и знакомого им.
Глава 5
Начало ноября, вторник, столица Йеллоувиня Пьентан
«Желтые, как всегда, все делают с размахом», — с иронией подумал Алекс Свидерский, выходя из Зеркала в указанном секторе обширного холла Дворца Собраний. Дворец был воистину монументален — йеллоувиньцы с особым трепетом относились к науке и считали, что гениальные головы заслуживают величественного обрамления.
И да, величественности вокруг было не занимать. Огромный приемный зал — своды, облицованные полупрозрачным, отполированным до блеска бело-желтым камнем, возносились высоко вверх. Под куполом мелодично пели птицы, порхая меж чудовищных колонн. По ним и по стенам, цепляясь за едва заметные щели между солнечными плитами облицовки, зеленым кружевом ползли вьюнки. Сплетались наверху, покрывались изящными белыми цветами и опадали запахом свежескошенной травы и нежными лепестками, тающими на плечах и головах прибывающих.
Вокруг то и дело возникали пространственные переходы, и появлявшиеся оттуда маги быстро уходили, освобождая место для коллег, ожидавших возможности открыть Зеркало.
В одной из стен холла мерцали два крупных стационарных телепорта, арки которых были украшены кристаллами. Телепортами прибывали правительственные делегации и придворные маги. Алекс издалека увидел Викторию, сопровождающую премьера Инляндии, министра обороны и начальника службы безопасности, кивнул ей — Вики, как всегда, была необыкновенно хороша, даже когда изображала такой деловой вид.
Конференц-зал не уступал своими размерами холлу, и там было уже многолюдно и шумно. Туда гостей провожали улыбчивые, черноволосые и узкоглазые девушки, одетые в цветные шелковые национальные одежды и похожие на ярких бабочек или тропических птичек. Они щебетали тонкими голосами на всех языках с одинаковым ужасающим акцентом.
Под потолком плескала расходящимися кругами иллюзия водной поверхности. Над ней, заменяя светильники, плавали огромные сияющие белые лотосы. У светлой стены, украшенной тонкой вязью, которая складывалась в изображение огромных весов, расположилась полукруглая сцена с микрофонами, трибунами и креслами для докладчиков. От нее, как лепестки диковинного цветка, расходились сектора с креслами, за которыми начиналась широкая лестница, дугой обнимающая зал и ведущая на второй этаж.
Там, в комфортных ложах, размещались правительственные делегации: Алекс, перед тем как присесть на свое место в первых рядах, мельком увидел в красной ложе и премьера Минкена, и Тандаджи, и руководителей партий Совета, и рудложского министра обороны с генералами, и маячащего за их спинами своего одногруппника, Кляйншвитцера, застенчиво отхлебывающего из блестящей фляжки.
Несмотря на обстановку, настраивающую на сухой и деловитый лад, шум становился громче, делаясь из ровного бурным и веселым. Гости здоровались, обнимались, махали друг другу, где-то уже спорили, перекрикивая оппонентов, смеялись и ругались. Свидерский оглядывал зал, выхватывая знакомые лица, кивал в ответ на приветствия. Сплошные сливки магического общества. Ректоры и деканы университетов, директора школ, руководители и сотрудники научно-магических исследовательских институтов, кураторы боевых групп, частные лица, обвешанные званиями почище самого Алекса. Все они знали друг друга, и все спешили высказаться, пока не началась длительная и унылая официальная часть.
