- Ааа, - откликнулась она ядовито, прерывающимся голосом, - не прошло и ста лет. И как мне тебе доверять, Мартин? Откуда мне знать, что ты не поиграешь и не пойдешь дальше?
- А никак, Вик, - сказал он тихо, продолжая ее обнимать – волшебница сердито, напряженно, но все же позволяла ему это. – Что бы я ни сказал, ты будешь сомневаться. Вопрос только в том, готова ты осознанно пойти на риск или нет.
- Не готова, Март. Не хочу больше рисковать.
- Ты же смелая, Вики. Ты ничего не боишься.
- Неправда, - Виктория вытерла ладонями мокрые щеки. - Я притворяюсь смелой.
- Я знаю, - усмехнулся он, согревая дыханием ей волосы. – Ну не плачь, родная. Я сволочь, я знаю. Но ты любишь меня.
- Какая любовь, Март? – с печальной иронией спросила она. - Нам слишком много лет, чтобы романтизировать физиологию. Это совпадение, игра гормонов, инстинкт - что угодно.
- Вики, - наставительно поправил барон, - в нашем возрасте уже можно давать волю инстинктам. Даже нужно. И не мешать играм гормонов, раз уж они за столько лет не устали. А там уже и до романтизации физиологии недалеко.
- Все шутишь? – спросила она обиженно.
- Даже не думал, клянусь, - сказал Мартин самым честным тоном и поцеловал ее в мокрую щеку. Виктория закрыла глаза - стоять так близко и не желать его убить уже было удивительным. Как и вдыхать его запах – вдоволь, без утайки.
- И я не хочу менять свою жизнь. Я слишком стара для этого. Мне вполне комфортно без мужчин.
- Стара? - переспросил он смешливо и сжал ее ягодицы под легким платьем, упругие, крепкие. И тут же звонко получил по наглым рукам. – Но у тебя были мужчины, Вик, - ревниво добавил он. - Я же все знаю, обо всех. Я за тобой следил, как маньяк – все эти годы, и каждый раз сдерживался, чтобы не убить очередного твоего любовника. И Сашу хотел размазать… долго, Вик, очень долго. И Макса. До зубовного скрежета. Только потом я понял, что ты слишком усердно любишь всех, кроме меня.
- Ты же понимаешь, о чем я, - прервала она поток его откровений. - Не уверена, что смогу выносить тебя рядом, Мартин.
- Понимаю, - согласился он спокойно. – Я тоже привык к одиночеству, Вики. И нам будет трудно. Беда в том, что без тебя мне вообще невыносимо. И если ты кого-то и сможешь вытерпеть рядом, то только меня.
Виктория замолчала, переживая его правоту. Внутри все ужасно болело, как после оглушающей истерики, но боль была не тягостной, словно осколки, изрезав и сердце, и все, что еще можно было, все же вышли наружу.
- Что за безобразную сцену ты устроил, - сказала она, наконец, с укоризненным вздохом, и коснулась его губ пальцами, погладила.– Стоишь тут голый.
- В трусах, - поправил он со смешком. - Самому неловко, но я уже не знал, как тебя расшевелить, Кусака. Мы бы так и ходили вокруг да около до конца жизни. Ты такая упертая. Я уже поверил, что все, проиграл.
- Не называй меня так.
- Кусака?
- Да. Меня раздражает.
- Не буду.
Они бурчали, прижавшись друг к другу, будто всю жизнь прожили вместе.
- Что мне теперь делать?
- Пообедать со мной? – предложил он с готовностью. – Я буду милым. Самым милым парнем из всех известных тебе парней.
- Я не могу с размаха взять и пустить тебя в свою жизнь, Мартин.
- Я сумею тебя убедить, - заявил Март самоуверенно. – Просто дай мне шанс и не бегай от меня. Я, - добавил он с видом мученика, - даже готов прожить на поцелуях в щечку столько, сколько тебе нужно будет.
Она скептически хмыкнула – душевное равновесие возвращалось, и вместе с ним – способность трезво мыслить. Насколько это вообще возможно после такого всплеска эмоций.
- Я подумаю, Мартин.
- Думай, - согласился он. – Но не очень долго, - тон его понизился и барон скользнул ладонями по ее спине. – А я помогу тебе думать в правильном направлении.
- Не дави на меня, - строго предупредила Виктория. - Мне все еще страшно.
- Приглашение вместе покататься на лыжах приравнивается к давлению? – деловито уточнил он.
Она помолчала, вглядываясь в его лицо – и решилась.
- Нет, не приравнивается.
- Отлично! – обрадовался барон. – А пожелание собраться и переехать ко мне прямо сегодня?
Она покачала головой, не сдержав улыбки.
- Ох, Мартин, Мартин…
- Не буду торопить, - покладисто кивнул фон Съедентент. - Переедешь завтра. Ты все прыгаешь по дворцам, а я дам тебе дом, Вики. Большой и теплый дом.
- Ты невозможен. Оденься, наконец.
- Мешаю думать? Сейчас возгоржусь.
- Ну дай мне прийти в себя, - попросила она тихо и снова уткнулась носом ему в голое плечо. – Пожалуйста. У меня голова кругом.
- Я просто счастлив, Вики, - сказал он серьезно ей в висок. - Я чертовски, безобразно счастлив. Ты ведь мне всю душу вымотала. Так что уж прости, если буду вести себя как идиот. Сама понимаешь – оставлять тебя с твоими страхами никак нельзя. Я бы прямо сейчас, пока ты ошеломлена и дезориентирована, утащил тебя в храм и сразу после - делать детей, - чтобы самое страшное уже случилось и ты расслабилась. Но, видишь ли, я хочу чтобы твое решение было осознанным. Так что думай, сколько нужно – но рядом со мной. А сейчас, - он все же отпустил ее, взял рубашку, - что там у нас по плану? Обед в горах, лыжи, ужин, вино и я, красивый.
Несколькими часами позднее Виктория, подняв маску на шапочку и сощурившись от яркого солнца и мороза, наблюдала, как несется вниз по склону самоуверенный, нетерпеливый, нахальный блакориец. Натянула маску обратно на глаза, оттолкнулась – и полетела следом.
Вместе с ней от этого искрящегося снега, и от легкости, поселившейся внутри – как будто разрешилась давняя ссора с лучшим другом - летело и крепло ощущение необычайной радости. Такое часто случается в молодости, когда выходишь из темноты в солнечный день и задыхаешься от счастья, от полноты мира. Мир Вики вдруг стал полным – словно она все эти годы смотрела на него сквозь темное стекло и думать забыла, какой он на самом деле.
Был потом и ужин в теплом лыжном домике в горах, и долгие посиделки перед камином с вином и шоколадом. Мартин очень много говорил, словно боясь тишины между ними – об академии и блакорийском дворе, о научной работе по универсализации щитов, которую сейчас пишет – сыпал научными терминами, загораясь, тут же показывал примеры. А Вики привыкала к знакомому и незнакомому Марту.
И как только все эти годы она могла обманываться его легкостью и желанием смеяться над всем и вся? Сейчас он тоже то и дело принимался дурачиться – но это был все тот же Мартин, который утром жестко сказал ей «Достаточно». Тот же, что дрался с ее поклонниками в универе – и мрачно сверкал глазами, наблюдая за ней на дружеских встречах. Конечно, шестьдесят лет никуда не делись - он заматерел, стал тяжелее, порочнее - но все так же размахивал руками, встряхивал черными волосами, улыбался широко – и она смотрела на это и чувствовала, как сладко и требовательно сжимается все внутри. И прислушивалась к себе - в эти моменты Мартин замолкал и пронзительно, проницательно смотрел на нее – и поднимающий голову страх тут же прятался.
Боги, как же трудно даже думать о том, чтобы достать себя из привычной колеи, поменять жизнь, впустить в нее другого человека – и бояться пожалеть, и заранее страшиться того, что придется ломать, прилаживаться друг к другу, привыкать. Как не хочется выходить из зоны комфорта. Но нет ее уже, этой зоны – лежит в руинах, и нужно как-то жить в новом мире.
Мартин не пытался ее соблазнять – зато как-то само собой получилось, что она задремала рядом с ним на диване у камина. И проспала так всю ночь, чувствуя сквозь сон тяжелую ладонь на спине и восхитительный, умиротворяющий запах мужчины, которого она любила всю жизнь.
Утро застало их проснувшимися и тихими. Мартин лежал на спине, Вики – на его плече, прижав ладонь к сердцу под горячей кожей и почти касаясь ее губами. Она была ошеломлена и насторожена, он – давал ей время. Каждый знал, что другой не спит, и думал о своем, и страшно было нарушать солнечную тишину, наполнявшую гостиную лыжного домика с потухшим камином, недопитой бутылкой вина на столике и открытой коробкой шоколада. И общим теплом под одним одеялом.
Первым не выдержал Март – плечо под щекой Вики шевельнулось, и он осторожно провел ладонью по ее боку, прямо по одежде – от груди к бедру. Поцеловал в макушку.
- Привыкаешь? – спросил чуть хрипловато после сна. И этот вопрос, а, скорее, даже звук его голоса вдруг поставили все на свои места – и закрыли все сомнения и страхи прошедшего дня на тяжелый вечный замок. Потому что Вики вдруг поняла, что уже не сможет отказаться от возможности просыпаться вот так, с ним, в тепле и умиротворении.
- Думаю, - ответила она честно.
- О чем, Вик?
- О тебе.
Она не видела его лица, но поняла, почувствовала, что он улыбается.
- Эгоист во мне сейчас бьется в экстазе от восторга.
- Есть с чего, - проворчала она беззлобно, улыбнулась, и, смиряясь с новой непредсказуемой жизнью, поцеловала его в грудь. – Чем мы раньше занимались, Мартин?
- Доказывали друг другу, что можем жить отдельно? – предположил он, продолжая мирно поглаживать ее. – Ненавидели? Злились, ревновали, тосковали, верили в собственное равнодушие? Росли над собой? И выросли ведь, Вик. Я стал тем, кем стал, только благодаря тебе. А ты?
- А я вопреки тебе, - она с удовольствием скользнула рукой по его груди. - Просыпающаяся в тебе мудрость пугает меня больше, чем будущее, Мартин.
- Не переживай, - хохотнул он, - это я случайно. Не бойся будущего, родная. За это время я научился не только шутить, но и беречь тех, кто мне дорог. Я не дам случиться ничему плохому.
- Не надо, не говори так. Так еще страшнее, понимаешь?
- Вики, у нас все будет хорошо, - повторил он с типично мужским превосходством, смягченным долей иронии. - Ты будешь рожать мне детей, а я – с удовольствием жить у тебя под каблуком.
Виктория улыбнулась.
- Ты сам-то в это веришь?
- Милая, - заявил он неподражаемо торжественным тоном, - мир не видел большего подкаблучника, чем я. Тебе всего лишь надо меня слушаться.
Она скептически фыркнула, пошевелилась, забросив ногу ему на бедро.
- И не прижиматься так, когда я пытаюсь быть хорошим, - добавил он с ласкающими слух низкими нотками в голосе.
Виктория прижалась еще сильнее, провела рукой по его груди и ниже – он вздрогнул – и заключила удовлетворенно:
- А я-то думаю, отчего ты такой спокойный.
- Я? – удивился он. – Вики, да я так тебя хочу, что скоро задымлюсь. Я же все-таки не только подкаблучник, но и грубый мужлан. А тут ты, такая теплая и разнеженная. Мои гормоны давно уже толкают меня на непотребство.
- Подожди, - попросила она мягко и снова погладила его по груди, прислушалась - и правда ведь, сердце бухает как молотом. – Мне так хорошо… просто так.
- Я понимаю, - пробурчал он сонно и обнял ее крепче. – Мы такие милые, да? Как тогда. Я все время хотел тебя завалить - и прикоснуться боялся.
«Как тогда» - это когда они могли часами сидеть вот так, обнимаясь. «Как тогда» - это когда замирали от первых прикосновений и понимания, что чувства взаимны.
Воспоминания окружили их едва заметной горечью – и Мартин успокаивающе коснулся ее волос.
- Это было давно, - сказал он мирно. – Почти не с нами, Вик. Но это было. Просто теперь это неважно. Да?
- Да, - ответила она тихо, понимая, что и ей, и ему еще предстоит встретиться с демонами прошлого – слишком много они натворили. И не раз былое напомнит о себе. Но сейчас, в этом тепле, растворенном в солнечном утре, оно не имело власти. И можно было говорить о том, что мучало их, спокойно и открыто.
- Почему Алекс? – спросил Мартин, словно прочитав ее мысли.
- Он мне очень помогал, - ответила она умиротворенно, - и был рядом. А я была одинока, раздавлена разводом и унижена. Саша – моя тихая гавань.
- А Макс? – все-таки спросил барон. И напрягся немного. Она помолчала.
- Мне его жалко. А тебе нет, Март? Он очень изменился после смерти Михея. Кто бы не изменился? Но он закрылся не только от нас – это же ненормально, когда здоровый, любящий женщин мужчина вдруг отказывается от них. Я хотела помочь ему, и сама не заметила, как увлеклась.
- Я так и думал. Ты всегда бросалась нас спасать, Вики.
- А если я начну расспрашивать тебя о твоих женщинах, Март? – с легкой укоризной проговорила она.
- Прости, Вик. Я ведь ревнив, как варвар.
- Варвар и есть, - согласилась она со смешком. - С чего ты вообще сорвался вчера? Все же было как всегда.
- Вот именно, - подтвердил он, - как всегда. Ты ушла, а я понял, что так было и будет, и время ничего не изменит. Пришлось рисковать и форсировать твои укрепления.
- Изменило бы, - призналась Виктория и даже глаза закрыла для храбрости. – Это когда мы виделись пару раз в год, было легко не воспринимать тебя. А с того момента, как Саша нас собрал, я тебя чуть ли не каждый день стала видеть. И почти разглядела, Мартин. Немножко нужно было подождать. Но ты меня вчера очень испугал. Я тебе такого наговорила... – голос ее прервался. - Это неправда.
- Тссс, - сказал он мягко и снова провел ладонью по ее роскошным изгибам. – Я сам дурак. Знал же, что ты от страха начинаешь ругаться и драться. И как не любишь, когда на тебя давят. Устал, гордость взяла. А ты говоришь – мудрый. Перемкнуло меня, Вик.
- Вот-вот, - снисходительно заметила она.
- Кстати, - вдруг засмеялся Март, - надо будет Данилычу грамоту выписать. И спасибо сказать.
- Тогда уж и демонам, - не могла не захихикать Вики.
- И им, - согласился барон благодушно. – Ну что, встаем? Или полежим так?
- Встаем, - вздохнула она с сожалением. – Не доверяю я этому лежанию.
- Проницательная, - пробурчал он и откинул одеяло. Сразу стало холодно. – Девочки первые в ванную, Вики. А я могу пока приготовить кофе… и поподглядывать за тобой.
Она показала ему кулак и быстро сбежала, ощущая себя очень-очень юной и беззаботной.
Совместное распитие кофе было последним неспешным событием в суматохе наступившего дня. Мартин, словно с цепи сорвавшись, целый день таскал ее по Туре. Виктория опомниться не успевала, как с цветастой вытянутой лодки, плывущей мимо изящных небоскребов Пьентана – с лодочником в широкой шляпе, с белыми лотосами на воде – перемещалась на пахнущий специями и животными рынок в Тидуссе, где Март покупал ей диковинные кованные золотые украшения и крошечные баночки с солнечным медом. Только успевала поставить все это у себя в покоях – как он утягивал ее в парк качелей в эмирате Лукуа, и там, встав на корму широкой люльки, раскачивался так, что они едва не делали круг – и Вики визжала от страха. Страх сделал ее голодной – и он кормил ее обедом в своем доме в Блакории и жадно прижимал к стене столовой, целуя так, что она проваливалась в жаркую тьму и никуда уже не хотела идти, и ничего видеть. Но Мартин отступал, тянул ее за руку – и снова сменялось все вокруг. Вышли они в темном зале, где сидело с полсотни человек – и все, затаив дыхание, слушали хрипловатый голос и сладкие песни легендарной Карины Инасис. Маленькой, некрасивой, божественной. И Вики слушала, прислонившись спиной к груди Марта в уголке небольшого концертного зала. Слушала и улыбалась рассеянно – столь прекрасен был голос несравненной Карины, что бывало, от него излечивались больные. Он наполнял любовью, лечил душевные раны, спасал от злости и обид.
- А никак, Вик, - сказал он тихо, продолжая ее обнимать – волшебница сердито, напряженно, но все же позволяла ему это. – Что бы я ни сказал, ты будешь сомневаться. Вопрос только в том, готова ты осознанно пойти на риск или нет.
- Не готова, Март. Не хочу больше рисковать.
- Ты же смелая, Вики. Ты ничего не боишься.
- Неправда, - Виктория вытерла ладонями мокрые щеки. - Я притворяюсь смелой.
- Я знаю, - усмехнулся он, согревая дыханием ей волосы. – Ну не плачь, родная. Я сволочь, я знаю. Но ты любишь меня.
- Какая любовь, Март? – с печальной иронией спросила она. - Нам слишком много лет, чтобы романтизировать физиологию. Это совпадение, игра гормонов, инстинкт - что угодно.
- Вики, - наставительно поправил барон, - в нашем возрасте уже можно давать волю инстинктам. Даже нужно. И не мешать играм гормонов, раз уж они за столько лет не устали. А там уже и до романтизации физиологии недалеко.
- Все шутишь? – спросила она обиженно.
- Даже не думал, клянусь, - сказал Мартин самым честным тоном и поцеловал ее в мокрую щеку. Виктория закрыла глаза - стоять так близко и не желать его убить уже было удивительным. Как и вдыхать его запах – вдоволь, без утайки.
- И я не хочу менять свою жизнь. Я слишком стара для этого. Мне вполне комфортно без мужчин.
- Стара? - переспросил он смешливо и сжал ее ягодицы под легким платьем, упругие, крепкие. И тут же звонко получил по наглым рукам. – Но у тебя были мужчины, Вик, - ревниво добавил он. - Я же все знаю, обо всех. Я за тобой следил, как маньяк – все эти годы, и каждый раз сдерживался, чтобы не убить очередного твоего любовника. И Сашу хотел размазать… долго, Вик, очень долго. И Макса. До зубовного скрежета. Только потом я понял, что ты слишком усердно любишь всех, кроме меня.
- Ты же понимаешь, о чем я, - прервала она поток его откровений. - Не уверена, что смогу выносить тебя рядом, Мартин.
- Понимаю, - согласился он спокойно. – Я тоже привык к одиночеству, Вики. И нам будет трудно. Беда в том, что без тебя мне вообще невыносимо. И если ты кого-то и сможешь вытерпеть рядом, то только меня.
Виктория замолчала, переживая его правоту. Внутри все ужасно болело, как после оглушающей истерики, но боль была не тягостной, словно осколки, изрезав и сердце, и все, что еще можно было, все же вышли наружу.
- Что за безобразную сцену ты устроил, - сказала она, наконец, с укоризненным вздохом, и коснулась его губ пальцами, погладила.– Стоишь тут голый.
- В трусах, - поправил он со смешком. - Самому неловко, но я уже не знал, как тебя расшевелить, Кусака. Мы бы так и ходили вокруг да около до конца жизни. Ты такая упертая. Я уже поверил, что все, проиграл.
- Не называй меня так.
- Кусака?
- Да. Меня раздражает.
- Не буду.
Они бурчали, прижавшись друг к другу, будто всю жизнь прожили вместе.
- Что мне теперь делать?
- Пообедать со мной? – предложил он с готовностью. – Я буду милым. Самым милым парнем из всех известных тебе парней.
- Я не могу с размаха взять и пустить тебя в свою жизнь, Мартин.
- Я сумею тебя убедить, - заявил Март самоуверенно. – Просто дай мне шанс и не бегай от меня. Я, - добавил он с видом мученика, - даже готов прожить на поцелуях в щечку столько, сколько тебе нужно будет.
Она скептически хмыкнула – душевное равновесие возвращалось, и вместе с ним – способность трезво мыслить. Насколько это вообще возможно после такого всплеска эмоций.
- Я подумаю, Мартин.
- Думай, - согласился он. – Но не очень долго, - тон его понизился и барон скользнул ладонями по ее спине. – А я помогу тебе думать в правильном направлении.
- Не дави на меня, - строго предупредила Виктория. - Мне все еще страшно.
- Приглашение вместе покататься на лыжах приравнивается к давлению? – деловито уточнил он.
Она помолчала, вглядываясь в его лицо – и решилась.
- Нет, не приравнивается.
- Отлично! – обрадовался барон. – А пожелание собраться и переехать ко мне прямо сегодня?
Она покачала головой, не сдержав улыбки.
- Ох, Мартин, Мартин…
- Не буду торопить, - покладисто кивнул фон Съедентент. - Переедешь завтра. Ты все прыгаешь по дворцам, а я дам тебе дом, Вики. Большой и теплый дом.
- Ты невозможен. Оденься, наконец.
- Мешаю думать? Сейчас возгоржусь.
- Ну дай мне прийти в себя, - попросила она тихо и снова уткнулась носом ему в голое плечо. – Пожалуйста. У меня голова кругом.
- Я просто счастлив, Вики, - сказал он серьезно ей в висок. - Я чертовски, безобразно счастлив. Ты ведь мне всю душу вымотала. Так что уж прости, если буду вести себя как идиот. Сама понимаешь – оставлять тебя с твоими страхами никак нельзя. Я бы прямо сейчас, пока ты ошеломлена и дезориентирована, утащил тебя в храм и сразу после - делать детей, - чтобы самое страшное уже случилось и ты расслабилась. Но, видишь ли, я хочу чтобы твое решение было осознанным. Так что думай, сколько нужно – но рядом со мной. А сейчас, - он все же отпустил ее, взял рубашку, - что там у нас по плану? Обед в горах, лыжи, ужин, вино и я, красивый.
Несколькими часами позднее Виктория, подняв маску на шапочку и сощурившись от яркого солнца и мороза, наблюдала, как несется вниз по склону самоуверенный, нетерпеливый, нахальный блакориец. Натянула маску обратно на глаза, оттолкнулась – и полетела следом.
Вместе с ней от этого искрящегося снега, и от легкости, поселившейся внутри – как будто разрешилась давняя ссора с лучшим другом - летело и крепло ощущение необычайной радости. Такое часто случается в молодости, когда выходишь из темноты в солнечный день и задыхаешься от счастья, от полноты мира. Мир Вики вдруг стал полным – словно она все эти годы смотрела на него сквозь темное стекло и думать забыла, какой он на самом деле.
Был потом и ужин в теплом лыжном домике в горах, и долгие посиделки перед камином с вином и шоколадом. Мартин очень много говорил, словно боясь тишины между ними – об академии и блакорийском дворе, о научной работе по универсализации щитов, которую сейчас пишет – сыпал научными терминами, загораясь, тут же показывал примеры. А Вики привыкала к знакомому и незнакомому Марту.
И как только все эти годы она могла обманываться его легкостью и желанием смеяться над всем и вся? Сейчас он тоже то и дело принимался дурачиться – но это был все тот же Мартин, который утром жестко сказал ей «Достаточно». Тот же, что дрался с ее поклонниками в универе – и мрачно сверкал глазами, наблюдая за ней на дружеских встречах. Конечно, шестьдесят лет никуда не делись - он заматерел, стал тяжелее, порочнее - но все так же размахивал руками, встряхивал черными волосами, улыбался широко – и она смотрела на это и чувствовала, как сладко и требовательно сжимается все внутри. И прислушивалась к себе - в эти моменты Мартин замолкал и пронзительно, проницательно смотрел на нее – и поднимающий голову страх тут же прятался.
Боги, как же трудно даже думать о том, чтобы достать себя из привычной колеи, поменять жизнь, впустить в нее другого человека – и бояться пожалеть, и заранее страшиться того, что придется ломать, прилаживаться друг к другу, привыкать. Как не хочется выходить из зоны комфорта. Но нет ее уже, этой зоны – лежит в руинах, и нужно как-то жить в новом мире.
Мартин не пытался ее соблазнять – зато как-то само собой получилось, что она задремала рядом с ним на диване у камина. И проспала так всю ночь, чувствуя сквозь сон тяжелую ладонь на спине и восхитительный, умиротворяющий запах мужчины, которого она любила всю жизнь.
Утро застало их проснувшимися и тихими. Мартин лежал на спине, Вики – на его плече, прижав ладонь к сердцу под горячей кожей и почти касаясь ее губами. Она была ошеломлена и насторожена, он – давал ей время. Каждый знал, что другой не спит, и думал о своем, и страшно было нарушать солнечную тишину, наполнявшую гостиную лыжного домика с потухшим камином, недопитой бутылкой вина на столике и открытой коробкой шоколада. И общим теплом под одним одеялом.
Первым не выдержал Март – плечо под щекой Вики шевельнулось, и он осторожно провел ладонью по ее боку, прямо по одежде – от груди к бедру. Поцеловал в макушку.
- Привыкаешь? – спросил чуть хрипловато после сна. И этот вопрос, а, скорее, даже звук его голоса вдруг поставили все на свои места – и закрыли все сомнения и страхи прошедшего дня на тяжелый вечный замок. Потому что Вики вдруг поняла, что уже не сможет отказаться от возможности просыпаться вот так, с ним, в тепле и умиротворении.
- Думаю, - ответила она честно.
- О чем, Вик?
- О тебе.
Она не видела его лица, но поняла, почувствовала, что он улыбается.
- Эгоист во мне сейчас бьется в экстазе от восторга.
- Есть с чего, - проворчала она беззлобно, улыбнулась, и, смиряясь с новой непредсказуемой жизнью, поцеловала его в грудь. – Чем мы раньше занимались, Мартин?
- Доказывали друг другу, что можем жить отдельно? – предположил он, продолжая мирно поглаживать ее. – Ненавидели? Злились, ревновали, тосковали, верили в собственное равнодушие? Росли над собой? И выросли ведь, Вик. Я стал тем, кем стал, только благодаря тебе. А ты?
- А я вопреки тебе, - она с удовольствием скользнула рукой по его груди. - Просыпающаяся в тебе мудрость пугает меня больше, чем будущее, Мартин.
- Не переживай, - хохотнул он, - это я случайно. Не бойся будущего, родная. За это время я научился не только шутить, но и беречь тех, кто мне дорог. Я не дам случиться ничему плохому.
- Не надо, не говори так. Так еще страшнее, понимаешь?
- Вики, у нас все будет хорошо, - повторил он с типично мужским превосходством, смягченным долей иронии. - Ты будешь рожать мне детей, а я – с удовольствием жить у тебя под каблуком.
Виктория улыбнулась.
- Ты сам-то в это веришь?
- Милая, - заявил он неподражаемо торжественным тоном, - мир не видел большего подкаблучника, чем я. Тебе всего лишь надо меня слушаться.
Она скептически фыркнула, пошевелилась, забросив ногу ему на бедро.
- И не прижиматься так, когда я пытаюсь быть хорошим, - добавил он с ласкающими слух низкими нотками в голосе.
Виктория прижалась еще сильнее, провела рукой по его груди и ниже – он вздрогнул – и заключила удовлетворенно:
- А я-то думаю, отчего ты такой спокойный.
- Я? – удивился он. – Вики, да я так тебя хочу, что скоро задымлюсь. Я же все-таки не только подкаблучник, но и грубый мужлан. А тут ты, такая теплая и разнеженная. Мои гормоны давно уже толкают меня на непотребство.
- Подожди, - попросила она мягко и снова погладила его по груди, прислушалась - и правда ведь, сердце бухает как молотом. – Мне так хорошо… просто так.
- Я понимаю, - пробурчал он сонно и обнял ее крепче. – Мы такие милые, да? Как тогда. Я все время хотел тебя завалить - и прикоснуться боялся.
«Как тогда» - это когда они могли часами сидеть вот так, обнимаясь. «Как тогда» - это когда замирали от первых прикосновений и понимания, что чувства взаимны.
Воспоминания окружили их едва заметной горечью – и Мартин успокаивающе коснулся ее волос.
- Это было давно, - сказал он мирно. – Почти не с нами, Вик. Но это было. Просто теперь это неважно. Да?
- Да, - ответила она тихо, понимая, что и ей, и ему еще предстоит встретиться с демонами прошлого – слишком много они натворили. И не раз былое напомнит о себе. Но сейчас, в этом тепле, растворенном в солнечном утре, оно не имело власти. И можно было говорить о том, что мучало их, спокойно и открыто.
- Почему Алекс? – спросил Мартин, словно прочитав ее мысли.
- Он мне очень помогал, - ответила она умиротворенно, - и был рядом. А я была одинока, раздавлена разводом и унижена. Саша – моя тихая гавань.
- А Макс? – все-таки спросил барон. И напрягся немного. Она помолчала.
- Мне его жалко. А тебе нет, Март? Он очень изменился после смерти Михея. Кто бы не изменился? Но он закрылся не только от нас – это же ненормально, когда здоровый, любящий женщин мужчина вдруг отказывается от них. Я хотела помочь ему, и сама не заметила, как увлеклась.
- Я так и думал. Ты всегда бросалась нас спасать, Вики.
- А если я начну расспрашивать тебя о твоих женщинах, Март? – с легкой укоризной проговорила она.
- Прости, Вик. Я ведь ревнив, как варвар.
- Варвар и есть, - согласилась она со смешком. - С чего ты вообще сорвался вчера? Все же было как всегда.
- Вот именно, - подтвердил он, - как всегда. Ты ушла, а я понял, что так было и будет, и время ничего не изменит. Пришлось рисковать и форсировать твои укрепления.
- Изменило бы, - призналась Виктория и даже глаза закрыла для храбрости. – Это когда мы виделись пару раз в год, было легко не воспринимать тебя. А с того момента, как Саша нас собрал, я тебя чуть ли не каждый день стала видеть. И почти разглядела, Мартин. Немножко нужно было подождать. Но ты меня вчера очень испугал. Я тебе такого наговорила... – голос ее прервался. - Это неправда.
- Тссс, - сказал он мягко и снова провел ладонью по ее роскошным изгибам. – Я сам дурак. Знал же, что ты от страха начинаешь ругаться и драться. И как не любишь, когда на тебя давят. Устал, гордость взяла. А ты говоришь – мудрый. Перемкнуло меня, Вик.
- Вот-вот, - снисходительно заметила она.
- Кстати, - вдруг засмеялся Март, - надо будет Данилычу грамоту выписать. И спасибо сказать.
- Тогда уж и демонам, - не могла не захихикать Вики.
- И им, - согласился барон благодушно. – Ну что, встаем? Или полежим так?
- Встаем, - вздохнула она с сожалением. – Не доверяю я этому лежанию.
- Проницательная, - пробурчал он и откинул одеяло. Сразу стало холодно. – Девочки первые в ванную, Вики. А я могу пока приготовить кофе… и поподглядывать за тобой.
Она показала ему кулак и быстро сбежала, ощущая себя очень-очень юной и беззаботной.
Совместное распитие кофе было последним неспешным событием в суматохе наступившего дня. Мартин, словно с цепи сорвавшись, целый день таскал ее по Туре. Виктория опомниться не успевала, как с цветастой вытянутой лодки, плывущей мимо изящных небоскребов Пьентана – с лодочником в широкой шляпе, с белыми лотосами на воде – перемещалась на пахнущий специями и животными рынок в Тидуссе, где Март покупал ей диковинные кованные золотые украшения и крошечные баночки с солнечным медом. Только успевала поставить все это у себя в покоях – как он утягивал ее в парк качелей в эмирате Лукуа, и там, встав на корму широкой люльки, раскачивался так, что они едва не делали круг – и Вики визжала от страха. Страх сделал ее голодной – и он кормил ее обедом в своем доме в Блакории и жадно прижимал к стене столовой, целуя так, что она проваливалась в жаркую тьму и никуда уже не хотела идти, и ничего видеть. Но Мартин отступал, тянул ее за руку – и снова сменялось все вокруг. Вышли они в темном зале, где сидело с полсотни человек – и все, затаив дыхание, слушали хрипловатый голос и сладкие песни легендарной Карины Инасис. Маленькой, некрасивой, божественной. И Вики слушала, прислонившись спиной к груди Марта в уголке небольшого концертного зала. Слушала и улыбалась рассеянно – столь прекрасен был голос несравненной Карины, что бывало, от него излечивались больные. Он наполнял любовью, лечил душевные раны, спасал от злости и обид.
