И выжидательно посмотрела на Ани через зеркало. Принцесса едва заметно усмехнулась и ничего не сказала. Ей стало совсем легко – и в то же время внутри заворочалось недовольство.
Суреза укоризненно поглядывала на Ангелину, на ее волосы, хотела что-то сказать – но вздохнула, опустила глаза и снова принялась водить гребнем по волосам.
- Что, Суреза?
Дочь Песков снова вздохнула и не выдержала:
- Какие косы обрезали! – заворчала она. – Да зачем же, сафаиита?
- Тяжело мне было, Суреза, - вздохнула Ани.
- Чтоб оно не было тяжело-то, - продолжала ворчать служанка, расхрабрившись, - тяжесть она не на голове, а в душе, госпожа! А жених что на свадьбе резать будет? Этак вы вообще без волос останетесь!
- Отрастут, Суреза, - Ани не стала спорить, закрыла глаза и улыбнулась – Суреза продолжала ворчать. Очень по-доброму. Что в этом Рудлоге принцесс и не кормят, похоже, что виданое ли это дело, когда женщина мужчину спасать лезет – видимо, уже и до слуг дошли рассказы о произошедшем в зарослях терновника. И что деток надо побольше и поскорее, тогда и бегать от такого богатого, красивого и доброго Владыки не захочется.
Еще влажные волосы заплели в короткую толстую косу и повели госпожу завтракать. Стоило только увидеть накрытый стол, ощутить пряные запахи мяса и рыбы, приправленных травами, и тонкий сладкий аромат лепешек, как внутри проснулся зверский голод. И жажда – до слез захотелось пить. И Ангелина, разлегшись на софе, отпивалась чаем, ела мало – не хватало еще после стольких дней без пищи заболеть от несдержанности, наблюдала, как хлопочет Суреза, показывая ей новые наряды – ей неинтересно было, но она кивала, не желая обижать всхлипывающую от радости служанку. И ждала.
И когда скрипнула дверь, и Суреза охнула и тихой мышкой выскользнула из покоев, Ангелина Рудлог лишь немножко помедлила, чтобы утихомирить буйство эмоций и встала навстречу Нории. Расправила плечи, подняла подбородок.
В спальне воцарилось молчание. Нории смотрел на принцессу, чуть склонив голову набок, она разглядывала его.
Владыка казался крепче, чем когда она видела его в последний раз, но все равно выглядел изможденным. И в красных волосах появилась седая прядь. Горло свело, когда Ани попыталась сказать «здравствуй», и она отстраненно подумала, что все произошедшее превратило ее в истеричку. И что глупо и неправильно сейчас вести светские беседы.
Принцесса шагнула к нему, с нежностью и тоской погладила плечо, волосы, провела пальцами по щеке - и, размахнувшись, влепила ему пощечину. Дракон перехватил горящую от удара ладонь, снова прижал к щеке, потерся об нее и улыбнулся. От этого простого жеста и от улыбки его остатки спокойствия разлетелись вдребезги.
- Как ты посмел не дождаться меня?! - крикнула она ему в лицо. Глаза защипало. – Как посмел, Нории? Не рассказать о проклятии? О том, что будешь делать, если я не соглашусь?!!
Дракон притянул ее к себе, обнял так крепко, что принцесса зашипела, прижимаясь губами к его груди и вдыхая его запах.
- Сердишься, - пророкотал он понятливо ей в макушку и провел ладонями по спине – от них шло покалывание.
- Очень, - прошептала она. Негодование так и полыхало, и Ани мотнула головой, перевела дыхание, пытаясь успокоиться. Нории поднял ее голову за подбородок и поцеловал - и она взорвалась, вцепилась ногтями в широкие плечи, поднимаясь на цыпочки, впиваясь в его губы и кусая его до крови. Он не отстранялся, только зарычал чуть слышно, рокочуще, и руки стали смелее – сжали ее ягодицы, проскользили по бокам, коснулись затылка, груди - и Ангелина забыла о злости, расслабилась от этого рычания, окунаясь в мужские, бесконечные терпение и нежность.
Замерла, когда Нории чуть отодвинулся, слизнул свою кровь. Коснулась его губ – и погладила по щеке. И отошла к окну, встала спиной, коснувшись руками знакомой резьбы подоконника – нужно было собраться с мыслями. И сказать то, что нужно было сказать.
- Мне было бы трудно жить, если бы в мире не было тебя, - проговорила она с трудом. – Поэтому я очень, очень злюсь, Нории.
Он подошел, обхватил ее рукой, мягко поцеловал в макушку – и Ани откинулась ему на грудь, закрыла глаза. Как же хорошо. Как легко.
- Как я мог сказать тебе о проклятии? – проговорил он тихо. – Как я мог сказать о терновнике? Ты бы посчитала, что я не оставляю тебе выбора. Поначалу в этом не было необходимости, а затем я понял, что ты возненавидела бы меня еще сильнее. И не было бы нам с тобой жизни, Ани. Мы бы воевали в браке.
- Да какая разница, - Ангелина с раздражением царапнула его коготками по руке, - как бы я была с тобой? Я не дура, Нории, потом бы разобралась. Это мое дело.
- Нет, - сказал он убежденно, - не твое.
Она все раздумывала над его словами – и признавала его правоту. Скажи он во время ее пленения, и она бы прочно связала драконов и все несчастья своей семьи, и ожесточилась бы. И слова о терновнике восприняла бы, как шантаж. Да и разве мог он требовать, чтобы она собой спасла его? Не стала бы она презирать его после этого?
- И я не мог ждать, Ани, - проговорил он тихо.
- Как-нибудь продержался бы до конца месяца, - ответила она сердито, не замечая, как вместо царапанья поглаживает его пальцы. – Мог бы сказать мне в Йеллоувине. Как ты вообще оказался там?
Он усмехнулся – широкая грудь вздрогнула. Не обвинил, не высказался, что был уверен, что она не придет к нему. Да она и сама разве была уверена?
- Хань Ши передал через моего представителя в Пьентане, что ты будешь гостить у него.
- Старый интриган, - буркнула Ангелина. За окном удивительно яркими красками шелестел просыпающийся сад. Розовое сияние сменялось на желтоватое, праздничное – поднявшееся солнце поило зелень светом. Ани втянула носом воздух.
- Дождь был? – изумленно спросила она.
- Скорее, моросящий туман, - гулко проговорил дракон. – Моя сила рассеялась небольшим дождиком. Обряд был не закончен.
- Чудовищный обряд, - в голосе ее звучали страх и злость.
- Это наша плата за жизнь для нашей земли, - спокойно ответил Нории. – У вас ведь тоже есть алтарный камень.
Принцесса повернула голову, посмотрела на него.
- Он совсем другой.
- Но тоже питается кровью, как и все артефакты, оставленные нам первопредками. Только вам нужно чаще делиться с ним небольшим количеством крови, а у нас терновник забирает все, но и землю оживляет на сотни лет.
- А Колодец в Пьентане – это что?
- Тоже алтарь, Ангелина. Алтарь равновесия. Просто в другой форме. Постой, - рука его сжалась, - ты что, была в колодце?
- Да, - ровно ответила она.
- Безрассудная женщина! – рыкнул дракон. – Почему, стоит тебе уйти от меня, ты сразу рискуешь собой? Стихийные духи алтарных мест – существа древние и опасные. Они часть божественной энергии, за много веков ставшие почти разумными. С ними не стоит связываться тем, кто не несет крови их создателей.
Она покачала головой, вспоминая, как озвучила в колодце требование перенести ее к Нории - а золотистый двойник ответил: «Это не вопрос. Ты оплачивала ответы, а не действия».
Тогда она призвала легко откликнувшийся огонь и пообещала выжечь все вокруг.
«Ты сама погибнешь», - смеялся ее близнец, не веря в угрозы.
И она ударила. Разлетелся зал памяти, и принцесса зависла в пустоте, превращаясь в чистое, беснующееся пламя – а вокруг пошло все радужными пятнами, и замерцало – и дух испугался, и пообещал отправить ее туда, где ей смогут помочь.
«Я не могу отправить тебя напрямую, но я нашел того, кто поможет. Он сейчас рядом с водой. А вода идеальный проводник для других стихий. Но ты можешь погибнуть».
«Согласна», - крикнула она. И потом был болезненный бросок через ледяную бесконечность, распылившую ее на атомы и собравшую снова во дворце Чета. И затихающее позади золотистое сияние.
Вот что это такое, оказывается.
- И терновник разумен? Он слышал меня.
- Насколько это доступно стихийным духам, Ани.
- Он согласился взять мою кровь.
- Пожадничал, за что и поплатился. В нем не хватило силы переработать твое пламя. Удержал, сколько мог - и сгорел.
Ани передернула плечами.
- Я обещала, что кровь не причинит ему вреда.
- Знаю, - гулко сказал Нории и сжал ее сильнее. – Мне все рассказали, моя смелая Ани. Не вини себя – ни ты, ни твой бог не могут менять суть вещей. Но откуда стихийному духу это знать? Он велик, но в развитии своем как малое дитя, и ему недоступны понятия «жестокость» или «опасность». Как ребенок может без надзору выпить сладко пахнущее крепкое вино, так и ты для него была заманчива, но опасна. Восстановится – корни его глубоко по всем Пескам – осторожнее будет.
В саду, прямо под окном, запела какая-то пташка – и так старался маленький певец, такие волшебные трели выводил, что они оба заслушались, мирно прижавшись друг к другу у высокого окна.
- Что ты теперь будешь делать? – спросила она тихо.
- Не печалься об этом, - в голосе его почти не была заметна горечь. – Я не стану больше принуждать тебя. Ты не несешь ответственности за мою страну и за мой выбор.
Принцесса повернулась в его объятьях, посмотрела в зеленые глаза.
- А ты – за мой, - сказала она твердо. – Спроси меня, Нории.
- Пожалела меня? – дракон склонил голову. – Не нужно, Ани.
- Я что, должна тебя уговаривать? – мгновенно вспылила она. Оттолкнула его в сердцах, сжала кулаки. - Знай же, что я и так собиралась согласиться на брак! Еще до того, как все узнала! При чем тут жалость? Мне плохо без тебя, Нории!
Он засмеялся, глядя в негодующее лицо.
- Ты станешь моей женой, принцесса?
- Нет! – мстительно процедила она. – Я вернусь в Рудлог и думать забуду о тебе, проклятый дракон!
- Сегодня, - продолжил он, улыбаясь.
- Я сказала – нет!
Он склонился, чтобы поцеловать ее.
- Боги, - проговорил он ей в губы, и в голосе его были отчаяние, ярость и счастье, - как же я люблю тебя, упрямая женщина. Тебе принесут одеяние для свадьбы, Ани.
- Я помолвлена, Нории.
- Ты выберешь, в чем выйти к гостям. Либо моей невестой, либо гостьей. Я приму твой выбор, Ани-эна, и никто не осудит тебя. До захода солнца у тебя есть время подумать. Стань моей без всяких условий, принцесса.
- Я не могу так. Нужно оповестить родных, решить, как объяснить это прессе, чтобы минимизировать слухи и ущерб для семьи…
- Без условий, - повторил Нории рокочуще, сжимая ее в своих крепких руках – и Ани не могла не смотреть на него почти завороженно, запрокинув голову. - Не как Владыка и дочь Красного, а как мужчина и женщина. Родных, да и весь мир, можно пригласить на шестой день, на церемонию принесения даров Богине. А сегодня у тебя еще есть время подумать, действительно ли ты хочешь отдать себя мне. Если да, то остальное неважно.
«Неважно?»
Нории погладил ее по шее, коснулся губами губ и вышел. А Ангелина Рудлог, побродив в задумчивости по покоям, села допивать чай – но руки дрожали, хотя ей казалось, что она спокойна и холодна, и она расплескала напиток из чайника, и в раздражении отшвырнула чашку.
Дворец будто затих, ожидая, что решит она – а принцесса, чувствуя, как эмоции становятся неуправляемыми, отправилась туда, где привыкла за время пленения приводить мысли и чувства в порядок.
К своим розам.
Она снова стояла на коленях, согнувшись, рыхля землю и удаляя сорняки (так много их было, будто ее ждали и здесь), а из окон дворца, останавливаясь, выглядывали люди и драконы – и отступали, когда принцесса поворачивалась лицом к ним.
Но она и так бы не заметила. Рос ворох вырванной травы у края клумбы, а Ани, дрожащими руками дергая вьюнки, шепотом проговаривала свои страхи и мысли, выстраивая их в строгий порядок – и легче становилось ей, будто в транс входила она, отстраняясь от эмоций.
- Ты ведь уже приняла решение, - бормотала она, вдыхая нежный розовый запах, от которого растворялся навязчивый, холодящий страх. – Неужели смутишься, отступишься?
Солнце слишком быстро двигалось по небосклону, гладило теплыми лучами ровные плечи и льняные волосы красной принцессы. Кто бы понял, глядя на ее прямую спину, какие эмоции бушуют внутри, как предвкушение сменяется страхом и виной, и злостью, и уколами ужаса, когда представлялось Ангелине, что она не успела – и горячим, захлестывающим ее с головой, желанием присвоить себе мужчину, которого она полюбила. Полюбила с той же страстью и мощью, с которой делала все остальное – слишком много в ней было пламенного духа, чтобы чувствовать вполсилы. И она больше не врала себе, что сможет без него, и шептала свои молитвы, свои уговоры.
- … Ведь хотела сделать все правильно – закончить с помолвкой, убедить Нории выждать нужное время.
Особо упрямый вьюнок запутался между стеблей роз, и Ани с жесткостью дернула его, не оставляя сорняку ни шанса, дунула на выпавшую на лицо прядь.
- … Обговорить условия брака, выторговать преференции для Рудлога… планировала, да…
Она рассмеялась, подставляя лицо солнцу - шип царапнул ладонь, и принцесса лизнула ранку, чувствуя вкус земли и травы. И усилием воли заставила сжавшееся тело расслабиться.
- Так было бы правильно, - в голосе явно пробивались панические нотки, и она фыркнула, как лошадь, мгновенно переходя в состоянии злости на себя. Кто эта испуганная девочка? Старшая дочь Красного воина?
- … А что ты ждала – что все пройдет в идеальных условиях? Не бывает так. Не бывает.
Ее нервной энергии сейчас хватило бы, чтобы перепахать сотню клумб.
- …Тем более, что проблема Песков не решена, а если отбросить эмоции, то времени нет. Все решится, все… Все равно будет так, как захочу. Пресса взбесится, конечно, но с журналистами можно сделать по-умному… подскажу Василине… Луциус утешится, если проследить, чтобы Дармоншир и Марина поженились… только бы не наделали глупостей...
Она бы не была Ангелиной Рудлог, если бы действовала иначе.
- … Полина.
Ани выпрямилась, потерла рукой грудь – там, где разнылось сердце, и выдохнула. Она не оставит попытки помочь сестре, но у Поли еще есть Демьян. Сильный, любящий ее муж. И он обещал сделать все, чтобы вернуть Пол.
Ангелина снова склонилась над цветами, закусив губу, вздохнула, пытаясь принять непривычное чувство смирения, и некоторое время молча, отчаянно рвала сорняки. Была еще Каролишка, которую она не могла оторвать от себя, были теплые вечера с родными, была страна, служить и властвовать которой ее учили… Пядь за пядью освобождалась земля от мелких вьюнков, крепко вцепившихся корнями и не желающих уходить. И пядь за пядью очищала принцесса разум, и шептала себе, убеждала себя, не замечая, как то хмурится, то улыбается недоверчиво, изумленно, счастливо, словно не веря, что все это говорит она, что все происходит с ней:
- Все решается, все…
И когда она закончила, в душе воцарился мир. А, может, она просто оцепенела и оглохла от волнения?
Старшая Рудлог, отряхнув исколотые ладони, в том же состоянии совершенной отстраненности пошла в купальню – и там отдалась в руки служанок и массажисток, и долго плавала потом в своем бассейне, любуясь на яркие пятна занавесок, растекающиеся в воде подрагивающей палитрой. Вернулась в покои, мельком бросив взгляд на разложенный на кровати свадебный наряд, на ларцы с драгоценностями, и села писать письма. Василине. Каролинке. Министру иностранных дел. Валентине с матерью. Герцогу Лукасу Дармонширу. Марине. Алинке. Отцу.
Суреза укоризненно поглядывала на Ангелину, на ее волосы, хотела что-то сказать – но вздохнула, опустила глаза и снова принялась водить гребнем по волосам.
- Что, Суреза?
Дочь Песков снова вздохнула и не выдержала:
- Какие косы обрезали! – заворчала она. – Да зачем же, сафаиита?
- Тяжело мне было, Суреза, - вздохнула Ани.
- Чтоб оно не было тяжело-то, - продолжала ворчать служанка, расхрабрившись, - тяжесть она не на голове, а в душе, госпожа! А жених что на свадьбе резать будет? Этак вы вообще без волос останетесь!
- Отрастут, Суреза, - Ани не стала спорить, закрыла глаза и улыбнулась – Суреза продолжала ворчать. Очень по-доброму. Что в этом Рудлоге принцесс и не кормят, похоже, что виданое ли это дело, когда женщина мужчину спасать лезет – видимо, уже и до слуг дошли рассказы о произошедшем в зарослях терновника. И что деток надо побольше и поскорее, тогда и бегать от такого богатого, красивого и доброго Владыки не захочется.
Еще влажные волосы заплели в короткую толстую косу и повели госпожу завтракать. Стоило только увидеть накрытый стол, ощутить пряные запахи мяса и рыбы, приправленных травами, и тонкий сладкий аромат лепешек, как внутри проснулся зверский голод. И жажда – до слез захотелось пить. И Ангелина, разлегшись на софе, отпивалась чаем, ела мало – не хватало еще после стольких дней без пищи заболеть от несдержанности, наблюдала, как хлопочет Суреза, показывая ей новые наряды – ей неинтересно было, но она кивала, не желая обижать всхлипывающую от радости служанку. И ждала.
И когда скрипнула дверь, и Суреза охнула и тихой мышкой выскользнула из покоев, Ангелина Рудлог лишь немножко помедлила, чтобы утихомирить буйство эмоций и встала навстречу Нории. Расправила плечи, подняла подбородок.
В спальне воцарилось молчание. Нории смотрел на принцессу, чуть склонив голову набок, она разглядывала его.
Владыка казался крепче, чем когда она видела его в последний раз, но все равно выглядел изможденным. И в красных волосах появилась седая прядь. Горло свело, когда Ани попыталась сказать «здравствуй», и она отстраненно подумала, что все произошедшее превратило ее в истеричку. И что глупо и неправильно сейчас вести светские беседы.
Принцесса шагнула к нему, с нежностью и тоской погладила плечо, волосы, провела пальцами по щеке - и, размахнувшись, влепила ему пощечину. Дракон перехватил горящую от удара ладонь, снова прижал к щеке, потерся об нее и улыбнулся. От этого простого жеста и от улыбки его остатки спокойствия разлетелись вдребезги.
- Как ты посмел не дождаться меня?! - крикнула она ему в лицо. Глаза защипало. – Как посмел, Нории? Не рассказать о проклятии? О том, что будешь делать, если я не соглашусь?!!
Дракон притянул ее к себе, обнял так крепко, что принцесса зашипела, прижимаясь губами к его груди и вдыхая его запах.
- Сердишься, - пророкотал он понятливо ей в макушку и провел ладонями по спине – от них шло покалывание.
- Очень, - прошептала она. Негодование так и полыхало, и Ани мотнула головой, перевела дыхание, пытаясь успокоиться. Нории поднял ее голову за подбородок и поцеловал - и она взорвалась, вцепилась ногтями в широкие плечи, поднимаясь на цыпочки, впиваясь в его губы и кусая его до крови. Он не отстранялся, только зарычал чуть слышно, рокочуще, и руки стали смелее – сжали ее ягодицы, проскользили по бокам, коснулись затылка, груди - и Ангелина забыла о злости, расслабилась от этого рычания, окунаясь в мужские, бесконечные терпение и нежность.
Замерла, когда Нории чуть отодвинулся, слизнул свою кровь. Коснулась его губ – и погладила по щеке. И отошла к окну, встала спиной, коснувшись руками знакомой резьбы подоконника – нужно было собраться с мыслями. И сказать то, что нужно было сказать.
- Мне было бы трудно жить, если бы в мире не было тебя, - проговорила она с трудом. – Поэтому я очень, очень злюсь, Нории.
Он подошел, обхватил ее рукой, мягко поцеловал в макушку – и Ани откинулась ему на грудь, закрыла глаза. Как же хорошо. Как легко.
- Как я мог сказать тебе о проклятии? – проговорил он тихо. – Как я мог сказать о терновнике? Ты бы посчитала, что я не оставляю тебе выбора. Поначалу в этом не было необходимости, а затем я понял, что ты возненавидела бы меня еще сильнее. И не было бы нам с тобой жизни, Ани. Мы бы воевали в браке.
- Да какая разница, - Ангелина с раздражением царапнула его коготками по руке, - как бы я была с тобой? Я не дура, Нории, потом бы разобралась. Это мое дело.
- Нет, - сказал он убежденно, - не твое.
Она все раздумывала над его словами – и признавала его правоту. Скажи он во время ее пленения, и она бы прочно связала драконов и все несчастья своей семьи, и ожесточилась бы. И слова о терновнике восприняла бы, как шантаж. Да и разве мог он требовать, чтобы она собой спасла его? Не стала бы она презирать его после этого?
- И я не мог ждать, Ани, - проговорил он тихо.
- Как-нибудь продержался бы до конца месяца, - ответила она сердито, не замечая, как вместо царапанья поглаживает его пальцы. – Мог бы сказать мне в Йеллоувине. Как ты вообще оказался там?
Он усмехнулся – широкая грудь вздрогнула. Не обвинил, не высказался, что был уверен, что она не придет к нему. Да она и сама разве была уверена?
- Хань Ши передал через моего представителя в Пьентане, что ты будешь гостить у него.
- Старый интриган, - буркнула Ангелина. За окном удивительно яркими красками шелестел просыпающийся сад. Розовое сияние сменялось на желтоватое, праздничное – поднявшееся солнце поило зелень светом. Ани втянула носом воздух.
- Дождь был? – изумленно спросила она.
- Скорее, моросящий туман, - гулко проговорил дракон. – Моя сила рассеялась небольшим дождиком. Обряд был не закончен.
- Чудовищный обряд, - в голосе ее звучали страх и злость.
- Это наша плата за жизнь для нашей земли, - спокойно ответил Нории. – У вас ведь тоже есть алтарный камень.
Принцесса повернула голову, посмотрела на него.
- Он совсем другой.
- Но тоже питается кровью, как и все артефакты, оставленные нам первопредками. Только вам нужно чаще делиться с ним небольшим количеством крови, а у нас терновник забирает все, но и землю оживляет на сотни лет.
- А Колодец в Пьентане – это что?
- Тоже алтарь, Ангелина. Алтарь равновесия. Просто в другой форме. Постой, - рука его сжалась, - ты что, была в колодце?
- Да, - ровно ответила она.
- Безрассудная женщина! – рыкнул дракон. – Почему, стоит тебе уйти от меня, ты сразу рискуешь собой? Стихийные духи алтарных мест – существа древние и опасные. Они часть божественной энергии, за много веков ставшие почти разумными. С ними не стоит связываться тем, кто не несет крови их создателей.
Она покачала головой, вспоминая, как озвучила в колодце требование перенести ее к Нории - а золотистый двойник ответил: «Это не вопрос. Ты оплачивала ответы, а не действия».
Тогда она призвала легко откликнувшийся огонь и пообещала выжечь все вокруг.
«Ты сама погибнешь», - смеялся ее близнец, не веря в угрозы.
И она ударила. Разлетелся зал памяти, и принцесса зависла в пустоте, превращаясь в чистое, беснующееся пламя – а вокруг пошло все радужными пятнами, и замерцало – и дух испугался, и пообещал отправить ее туда, где ей смогут помочь.
«Я не могу отправить тебя напрямую, но я нашел того, кто поможет. Он сейчас рядом с водой. А вода идеальный проводник для других стихий. Но ты можешь погибнуть».
«Согласна», - крикнула она. И потом был болезненный бросок через ледяную бесконечность, распылившую ее на атомы и собравшую снова во дворце Чета. И затихающее позади золотистое сияние.
Вот что это такое, оказывается.
- И терновник разумен? Он слышал меня.
- Насколько это доступно стихийным духам, Ани.
- Он согласился взять мою кровь.
- Пожадничал, за что и поплатился. В нем не хватило силы переработать твое пламя. Удержал, сколько мог - и сгорел.
Ани передернула плечами.
- Я обещала, что кровь не причинит ему вреда.
- Знаю, - гулко сказал Нории и сжал ее сильнее. – Мне все рассказали, моя смелая Ани. Не вини себя – ни ты, ни твой бог не могут менять суть вещей. Но откуда стихийному духу это знать? Он велик, но в развитии своем как малое дитя, и ему недоступны понятия «жестокость» или «опасность». Как ребенок может без надзору выпить сладко пахнущее крепкое вино, так и ты для него была заманчива, но опасна. Восстановится – корни его глубоко по всем Пескам – осторожнее будет.
В саду, прямо под окном, запела какая-то пташка – и так старался маленький певец, такие волшебные трели выводил, что они оба заслушались, мирно прижавшись друг к другу у высокого окна.
- Что ты теперь будешь делать? – спросила она тихо.
- Не печалься об этом, - в голосе его почти не была заметна горечь. – Я не стану больше принуждать тебя. Ты не несешь ответственности за мою страну и за мой выбор.
Принцесса повернулась в его объятьях, посмотрела в зеленые глаза.
- А ты – за мой, - сказала она твердо. – Спроси меня, Нории.
- Пожалела меня? – дракон склонил голову. – Не нужно, Ани.
- Я что, должна тебя уговаривать? – мгновенно вспылила она. Оттолкнула его в сердцах, сжала кулаки. - Знай же, что я и так собиралась согласиться на брак! Еще до того, как все узнала! При чем тут жалость? Мне плохо без тебя, Нории!
Он засмеялся, глядя в негодующее лицо.
- Ты станешь моей женой, принцесса?
- Нет! – мстительно процедила она. – Я вернусь в Рудлог и думать забуду о тебе, проклятый дракон!
- Сегодня, - продолжил он, улыбаясь.
- Я сказала – нет!
Он склонился, чтобы поцеловать ее.
- Боги, - проговорил он ей в губы, и в голосе его были отчаяние, ярость и счастье, - как же я люблю тебя, упрямая женщина. Тебе принесут одеяние для свадьбы, Ани.
- Я помолвлена, Нории.
- Ты выберешь, в чем выйти к гостям. Либо моей невестой, либо гостьей. Я приму твой выбор, Ани-эна, и никто не осудит тебя. До захода солнца у тебя есть время подумать. Стань моей без всяких условий, принцесса.
- Я не могу так. Нужно оповестить родных, решить, как объяснить это прессе, чтобы минимизировать слухи и ущерб для семьи…
- Без условий, - повторил Нории рокочуще, сжимая ее в своих крепких руках – и Ани не могла не смотреть на него почти завороженно, запрокинув голову. - Не как Владыка и дочь Красного, а как мужчина и женщина. Родных, да и весь мир, можно пригласить на шестой день, на церемонию принесения даров Богине. А сегодня у тебя еще есть время подумать, действительно ли ты хочешь отдать себя мне. Если да, то остальное неважно.
«Неважно?»
Нории погладил ее по шее, коснулся губами губ и вышел. А Ангелина Рудлог, побродив в задумчивости по покоям, села допивать чай – но руки дрожали, хотя ей казалось, что она спокойна и холодна, и она расплескала напиток из чайника, и в раздражении отшвырнула чашку.
Дворец будто затих, ожидая, что решит она – а принцесса, чувствуя, как эмоции становятся неуправляемыми, отправилась туда, где привыкла за время пленения приводить мысли и чувства в порядок.
К своим розам.
Она снова стояла на коленях, согнувшись, рыхля землю и удаляя сорняки (так много их было, будто ее ждали и здесь), а из окон дворца, останавливаясь, выглядывали люди и драконы – и отступали, когда принцесса поворачивалась лицом к ним.
Но она и так бы не заметила. Рос ворох вырванной травы у края клумбы, а Ани, дрожащими руками дергая вьюнки, шепотом проговаривала свои страхи и мысли, выстраивая их в строгий порядок – и легче становилось ей, будто в транс входила она, отстраняясь от эмоций.
- Ты ведь уже приняла решение, - бормотала она, вдыхая нежный розовый запах, от которого растворялся навязчивый, холодящий страх. – Неужели смутишься, отступишься?
Солнце слишком быстро двигалось по небосклону, гладило теплыми лучами ровные плечи и льняные волосы красной принцессы. Кто бы понял, глядя на ее прямую спину, какие эмоции бушуют внутри, как предвкушение сменяется страхом и виной, и злостью, и уколами ужаса, когда представлялось Ангелине, что она не успела – и горячим, захлестывающим ее с головой, желанием присвоить себе мужчину, которого она полюбила. Полюбила с той же страстью и мощью, с которой делала все остальное – слишком много в ней было пламенного духа, чтобы чувствовать вполсилы. И она больше не врала себе, что сможет без него, и шептала свои молитвы, свои уговоры.
- … Ведь хотела сделать все правильно – закончить с помолвкой, убедить Нории выждать нужное время.
Особо упрямый вьюнок запутался между стеблей роз, и Ани с жесткостью дернула его, не оставляя сорняку ни шанса, дунула на выпавшую на лицо прядь.
- … Обговорить условия брака, выторговать преференции для Рудлога… планировала, да…
Она рассмеялась, подставляя лицо солнцу - шип царапнул ладонь, и принцесса лизнула ранку, чувствуя вкус земли и травы. И усилием воли заставила сжавшееся тело расслабиться.
- Так было бы правильно, - в голосе явно пробивались панические нотки, и она фыркнула, как лошадь, мгновенно переходя в состоянии злости на себя. Кто эта испуганная девочка? Старшая дочь Красного воина?
- … А что ты ждала – что все пройдет в идеальных условиях? Не бывает так. Не бывает.
Ее нервной энергии сейчас хватило бы, чтобы перепахать сотню клумб.
- …Тем более, что проблема Песков не решена, а если отбросить эмоции, то времени нет. Все решится, все… Все равно будет так, как захочу. Пресса взбесится, конечно, но с журналистами можно сделать по-умному… подскажу Василине… Луциус утешится, если проследить, чтобы Дармоншир и Марина поженились… только бы не наделали глупостей...
Она бы не была Ангелиной Рудлог, если бы действовала иначе.
- … Полина.
Ани выпрямилась, потерла рукой грудь – там, где разнылось сердце, и выдохнула. Она не оставит попытки помочь сестре, но у Поли еще есть Демьян. Сильный, любящий ее муж. И он обещал сделать все, чтобы вернуть Пол.
Ангелина снова склонилась над цветами, закусив губу, вздохнула, пытаясь принять непривычное чувство смирения, и некоторое время молча, отчаянно рвала сорняки. Была еще Каролишка, которую она не могла оторвать от себя, были теплые вечера с родными, была страна, служить и властвовать которой ее учили… Пядь за пядью освобождалась земля от мелких вьюнков, крепко вцепившихся корнями и не желающих уходить. И пядь за пядью очищала принцесса разум, и шептала себе, убеждала себя, не замечая, как то хмурится, то улыбается недоверчиво, изумленно, счастливо, словно не веря, что все это говорит она, что все происходит с ней:
- Все решается, все…
И когда она закончила, в душе воцарился мир. А, может, она просто оцепенела и оглохла от волнения?
Старшая Рудлог, отряхнув исколотые ладони, в том же состоянии совершенной отстраненности пошла в купальню – и там отдалась в руки служанок и массажисток, и долго плавала потом в своем бассейне, любуясь на яркие пятна занавесок, растекающиеся в воде подрагивающей палитрой. Вернулась в покои, мельком бросив взгляд на разложенный на кровати свадебный наряд, на ларцы с драгоценностями, и села писать письма. Василине. Каролинке. Министру иностранных дел. Валентине с матерью. Герцогу Лукасу Дармонширу. Марине. Алинке. Отцу.
