— Пожалуйста, присядь, — попросила я и кивнула головой, указывая на место рядом со мной.
— Что-то случилось?
— Иди, присядь, — повторила я и на этот раз полностью опустила стеклоподъемник.
— Катерина, ты меня пугаешь, — произнёс детектив, захлопнув двери и ввалившись в мягкое сидение рядом со мной.
— Джон вернулся, — произнесла я ледяным тоном.
— Где он сейчас?
— У нас в квартире и он будет жить теперь там.
— Сегодня же собери свои и Августа вещи и переезжайте ко мне. Ключи у тебя есть. Так что давай, не медли, — произнес тот и, выпятив челюсть с подвижными скулами, уперся взглядом прямо мне в лицо.
— Не злись, пожалуйста, но я должна сказать, что не могу сейчас этого сделать.
— Почему же?— сдержанным тоном спросил он, хотя, могу поклясться, ему в этот момент хотелось закричать на меня.
— Не переживай, скоро мы с Августом переедем к тебе — это я тебе обещаю, но сейчас это невозможно.
— Катерина, ты что, хочешь, чтобы я с ума сошёл? — слегка повысив тон, спросил детектив и я знала, что это лишь начало. — Как ты себе это представляешь? Как я смогу спать спокойно по ночам, зная, что этот мерзавец находится с тобой под одной крышей? — я молчала, чтобы не провоцировать ссору, хотя, возможно, этим молчанием делала только хуже.
— Я люблю тебя, — с отчаяньем выдавила я из себя, — дай мне время, чтобы все уладить.
Тогда случилось то, чего я боялась больше всего. Он очень громко закричал:
— Чего ждать? Я убью его, если он хоть пальцем тебя коснется, — дело кончилось бы совсем плохо, если бы в этот самый момент в моем кармане не завибрировал мобильный.
Звонок сотового телефона столько раз играл важную роль в этой истории, что я не раздумывая, немедленно, не глядя на экран, подняла трубку.
— Катерина, привет, — произнес голос и я его сначала даже не узнала, от чего мне пришлось все-таки посмотреть на табло.
— Привет, Эрик. Что с твоим голосом?
— Ты можешь сейчас приехать?
— Да, конечно, — ответила я и мне послушался на другом конце отдаленный детский плачь . Я хотела спросить, что у них там происходит, но тут уже положил трубку.
Это был прекрасный повод прервать нашу беседу с Александром и продолжить его лишь тогда, когда мы оба успокоимся.
— Мне нужно ехать, — положив телефон в карман, произнесла я.
— Без проблем, я с тобой, — спорить мне с ним не хотелось и я, не медля, завела мотор.
Спустя двадцать минут поездки по полупустым дорогам, которые мы провели в полном молчании, моя машина наконец подъехала к дому Эрика.
— Жди здесь, я быстро узнаю, что там такое и вскоре вернусь, — хлопнув дверью и оставив Александра внутри, я вышла из машины.
В дверь звонить не пришлось, повернув ручку, я увидила, что она оказалась незапертой. Внутри сразу послышался детский плач и лай собаки.
— Что у вас тут происходит? — громко крикнула я и звук моего голоса эхом разлетелся по комнатам. Но мне никто не ответил. Подождав еще пару секунд, я поднялась по лестнице вверх.
Несмотря на шум, дом, казалось, затаился. В одной из комнат второго этажа в своей кроватке плакала Ванесса. Собака, белый пудель, встретив меня у входа, жалобно заскулил. Без раздумий я взяла ребенка на руки и, прислонившись к ее маленькому ушку, своими губами начала шептать ей песенку, которую нам с Анной когда-то пела наша мама. Девочка тут же притихла и, открыв ротик, стала прислушиваться к моему шёпоту. Свободной рукой я нащупала в колыбельке пустышку, промыла её в стакане с водой, что стоял на столике рядом с кроваткой и отдала её малютке.
Круглые глазёнки, совсем как у её мамы, с интересом посмотрели на меня, изучая каждое моё движение губ.
— Солнышко, где твоя мама? — прервав пение, спросила я у ребенка, конечно же не надеясь на ответ. Но этот вопрос натолкнул меня к мысли пройтись и осмотреться по дому.
Двигаясь от двери к двери и распахивая их на своем пути настежь, каждый раз я вздрагивала от ожидания увидеть что-то страшное. Как ищейка идет по следу своей жертвы, так и я шаг за шагом шла на встречу того самого — страшного. Наконец в паре шагов от ванной комнаты я остановилась, на мгновенье даже затаила дыхание. В отражении настенного зеркала застыла фигура Эрика. Он на корточках, повернутый спиной к двери, сидел склонившись над ванной.
— Что за глупые шутки? — выдавила я из себя, после чего задержала дыхание, словно опасаясь, что из меня может вырваться громкий крик. Но Эрик не отвечал. Тогда в одной руке прижимая малышку к груди, другой я толкнула приоткрытую дверь с такой силой, что дверная ручка врезалась в стену и повредила настенную плитку. Но даже этот громкий хлопок не заставил Эрика повернуться ко мне лицом.
Маленькая комната с широким окном на белой стене из затемнённого цветного стекла, подобно заплатке, прикрывшей разорванную часть полотна, нависало над ванной. Освещая помещение лишь наполовину, силуэты людей, находившихся сейчас внутри, казались прозрачною тенью. В этом узком пространстве не было ни статуэток, ни свечей, лишь ванная, окно и коврик. Коврик, на котором сидел Эрик, идеально подходил по узору в стиль окна. Идеальная комбинация, как две части одного целого, разделенные пополам и взаимодополняющие друг друга. «Одна часть на полу, а другая на стене, несомненно эта была идея Эслам», — подумала я и почувствовала, как тишина зловеще нависла над нами. Лишь легкий звук капель, что время от времени издавал копившийся на стенах конденсат, нарушали это молчание. Пауза длилась всего несколько секунд, а мне казалось, что прошло уже много лет. Как будто бесконечность застыла в этой маленькой комнатке. Как будто это все не реальность, а настенная картина, на которой изображены герои масляными красками. Ничем не объяснимый ужас. Две фигуры.
Напротив друг друга крепко сжатые две руки. Казалось ни одна сила в этом мире не сможет теперь отделить их друг от друга.
Наконец эту тишину нарушило моё тяжелое дыхание и плачь Ванессы.
— Эрик, вставай, — шёпотом произнесла я. — Вставай, пошли, — но Эрик, подобно ледяной статуе примерз к руке Эслам. Как швейцарский гвардеец, охранявший самую священную ценность Ватикана, он не намерен был покидать свой пост.
— Катерина, я не могу её разбудить, — наконец произнес он и маленький ребенок у меня на руках внезапно притих , как будто узнав родной голос.
— Эрик, внизу детектив. Сейчас я его позову.
— Не зови никого, прошу тебя. Её заберут. А что я буду делать, когда ее заберут? Где мне тогда её искать? Я хочу, чтобы ты присмотрела за Ванессой, пока ее папа и мама заняты. Не зови никого, — повторил он и повернул свое бледное лицо ко мне, лицо призрака. — Она скоро проснётся, — слегка шевеля белыми губами, добавил он. — Вот увидишь. Она всегда просыпается. Эслам просто очень устала.
Ванесса пару дней к ряду не давала нам выспаться. Знаешь, как все маленькие дети. Капризничала, хныкала. Вот ее маму и сморило. Спит моя прекрасная, Эслам. Моя чудесная жена, — и он еще крепче сжал ее синюю, безжизненную, холодную руку. Фарфоровая черноволосая марионетка, одетая в легкое платье с закрытыми глазами и легкой бледной улыбкой, выставив наружу из ванной лишь одну руку, Эслам, казалось, мирно спала.
Сделала пару тихих шагов назад, пока Эрик снова перевёл взгляд на жену, я с ребёнком на руках сбежала с лестницы в низ, направляясь к машине, где сидел Александр. Ответив на срочный вызов детектива, через пятнадцать минут машина полиции уже стояла перед домом.
За ней вскоре прибыла и машина скорой помощи. Со своими разноцветными красно-синими огоньками и сиреной она напомнила мне Эслам, которая каждый раз молилась при виде её на дороге. На этот раз молилась я.
Эрик, как ожидалось, отказался отдать тело своей жены и двое врачей вкололи ему успокоительное, в то время, как группа полицейских удерживала несчастного, прижав его лицом к паркетному полу в их доме. Затем его вывели и, усадив в машину, увезли. Вскоре на место должна была прибыть группа экспертов, чтобы собрать улики для будущего расследования. В это время Александр уехал со всеми в отделении, чтобы попросить начальство взять это дело на себя.
Казалось, все затихло, ничего не напоминало о случившемся, кроме Эслам, которая все еще лежала мёртвая наверху в ванной. Приготовив смесь, я накормила ее малышку. И заодно белого пуделя, что подходил ко мне каждый раз, когда я открывала холодильник. Там же на полке стояла открытая банка с его кормом. После того, как Ванесса поела, я уложила ребёнка в колыбель, где наверху мне пришлось ещё раз пройти мимо ванной комнаты. В кабинете у Эрика в одном из ящиков письменного стояла я нашла ножницы и, приблизившись к бездыханному телу своей подруги, я аккуратно срезала прядь волос с её головы. После чего спрятала её к себе в карман.
Вскоре к дому подъехала машина с целой командой экспертов, за ней приехал и Александр.
— Ты знаешь, почему она так поступила? — первый его вопрос прозвучал вполне ожидаемо и я уже заранее знала, как на него отвечать.
— Не знаю, а что она сделала?
— В ванной нашли пустую упаковку снотворного. Думаю, вскрытие обнаружит его в её крови. Ее муж мог приложить к её самоубийству руку? Заставить принять таблетки?
— Кто, Эрик? — я громко рассмеялась, но, вспомнив, что наверху спит Ванесса, перешла на шепот. — Ни за что на свете. Он скорее себя убил бы, чем позволил бы хоть одному волоску упасть с головы его жены. У них недавно родилась дочь. Как думаешь, какой мужчина при таких условиях пойдет на такое?
— Ты права. Ни один. Тогда я не понимаю в чём причина.
— Я думаю, у неё помутился разум. Она моя бывшая пациентка, которая проходила терапию и не окончила лечение. У нее было подозрение на раздвоение личности.
— Почему ты мне об этом не рассказывала?
— А должна была? Тем более о суициде она никогда не заводила разговоров. Ничего опасного её поведении я не замечала. И диагноз был до конца не подтверждён.
— Понятно, — ответил детектив. — Понемногу будем разбираться. Ответь мне на один личный вопрос, Катерина.
— Задавай.
— Почему ты не хочешь приехать ко мне, — неожиданно сменил он тему, но и на этот его вопрос у меня уже был готов заранее ответ.
— Джон серьезно болен и вскоре, скорее всего, умрет. Бросить его в таком состоянии я не могу. Не хочу, чтобы меня сын когда-то упрекнул в том, что я бросила его отца при смерти.
— Понятно. Тогда знаешь что?
— Что? — тихо, опустив глаза, спросила я.
— Я буду тебя ждать. И поверь, дождусь. Я тебе это обещаю Катерина.
Социальная служба поместила Ванессу в государственный приют, где за ней будут присматривать заботливые руки их сотрудников, до тех пор, пока не приедет ее отец. Эрика, к сожалению, из отделения не отпустили сразу домой, а перевели в местную больницу, где ему должны оказать помощь самые опытные психиатры нашего города. Когда пришло время похорон, я взяла на себя все заботы. Тело Эслам кремировали —такова была просьба, оставленная в записке которую она написала перед тем, как приняла смертельную дозу снотворного.
На церемонии похорон из присутствующих оказались только мы с Александром. Гроб сожгли, прах отдали мне в специальной железной руде, которую я намеревалась передать Эрику, как только тот поправится и вернется в свой дом. В тот день по возвращению домой, я остановилась на минутку перед зеркалом, что висело на стене в прихожей. В черном платье с погребальной урной в руках, бледная, но не от слёз, а от усталости, я изучала себя заново. Тёмно-каштановые кудри прикрывали плечи, голубые глаза всё глубже и глубже поглощали взглядом, оказалось, уже чужое отражение меня самой. Безумный взгляд незнакомой мне женщины отражался напротив. Моя идея, которую случайно подсказа Эслам, была безумна. Волосы покойника, смерть. Я засмеялась.
— Кто ты такая? — слегка шевеля тонкими губами, спросила я у отражения.
Костлявые пальцы по-прежнему прижимали к груди урну с прахом моей подруги, пациентки, предмета моей зависти и моей любви, когда в зеркале блеснуло ещё одно отражение. Мой сын подошел ко мне и обнял, уткнувшись носом мне в бедро.
— Ты голоден? — мальчик кивнул. — Где твой папа?
— Папе плохо и он спит.
— Это хорошо, — шепотом отвечала я. — Сейчас сделаем папе чай и ты ему его отнесешь. Скоро папе станет лучше, — и я, наклонившись, поцеловала сына в лоб.
Спустя три месяца у Джона обнаружили рак желудка. Всё началось с того, что мой муж начал себя плохо чувствовать и часто проводил время в постели. Потом решил обратиться к врачам.
Мужчины с большой неохотой идут в больницу, поэтому Джон долго сопротивлялся прежде чем попал на прием.
Врач, в свою очередь, оказался в большом недоумении, насколько быстро эта опухоль овладела желудком моего мужа. Еще через неделю Джону провели срочную операцию.
Когда Джон снова пришел в себя, то первое, что он увидел — свою жену Катерину. Она сидела молча у его кровати, склонив голову над учебным пособием по психологии, которое последнее время всегда имела при себе.
— Здравствуй, Катерина, — произнес мужчина на больничной койке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила жена.
— Пока еще живым. Катерина, спасибо, что ты здесь. Спасибо, что пришла.
— Как я могла не прийти?
— После того, что я тебе сделал, могла и не прийти.
— Всё уже в прошлом Джон, — и она погладила его по руке.
— Мне так жаль. Так жаль, — повторил он дрожащим голосом.
— Тихо-тихо, тебе нельзя сейчас волноваться.
— Я должен тебе кое-что рассказать, Катерина.
— Давай это отложим на потом. Тебе станет лучше, вот тогда и расскажешь — предложила она встала, чтобы налить больному воды.
— Потом может быть поздно и он снова вернется.
— Кто вернется?
— Слушай, я же совсем не такой. Я всегда любил и тебя, и Августа. Сейчас я просто не знаю, как
тебе это объяснить, выслушай меня. Поступки, которые я совершал, плохие поступки, я их совершал не совсем осознанно. От игры я всегда хотел отказаться, но меня тянуло к ней. Как будто бы голос мне нашептывал. Многие вещи мне этот голос тоже нашептывал. Я не знаю, что это за голос, но он был и он постоянно звучал в моей голове.
— Дьявол нашептывал, — произнесла его жена и улыбнулась.
— Я не знаю, что это, но это только сейчас меня отпустило. Так, как будто почувствовало мою скорую гибель и покинуло моё больное тело, тем самым поставив мой разум в покое. Сейчас я просто Джон. Тот Джон, который никогда не желал никому зла. Я всегда искал справедливости для себя и других. Вся спесь ушла, и я будто бы прозрел. Это такая слепота, Катерина. Тебя будто бы лишают зрения, но не того, что снаружи. Того, что внутри. Глаза самой души окутывают тонкой пеленой в обмен на обещание успеха и богатства. Но это всё иллюзия. Прости меня, Катерина. Прости меня, за всё зло, что я причинил тебе и сыну, – Катерина поднялась и медленно подошла к окну. Там она увидела, как внизу по дороге проплывали сотни автомобилей, словно осенняя листва кружила вдоль бордюров. Как десятки людей проходили мимо, мимо её страданий, что причиняли ей слова её мужа. Мужа, которого она когда-то любила больше жизни и который теперь должен уйти. «Он уйдёт раньше, чем наступит зима», — подумала она и, не оборачиваясь, спросила:
— Почему ты не мог быть таким самого начала, Джон?
— Катерина, прошу, не строй там. Подойди ко мне и я всё расскажу тебе.
— Что-то случилось?
— Иди, присядь, — повторила я и на этот раз полностью опустила стеклоподъемник.
— Катерина, ты меня пугаешь, — произнёс детектив, захлопнув двери и ввалившись в мягкое сидение рядом со мной.
— Джон вернулся, — произнесла я ледяным тоном.
— Где он сейчас?
— У нас в квартире и он будет жить теперь там.
— Сегодня же собери свои и Августа вещи и переезжайте ко мне. Ключи у тебя есть. Так что давай, не медли, — произнес тот и, выпятив челюсть с подвижными скулами, уперся взглядом прямо мне в лицо.
— Не злись, пожалуйста, но я должна сказать, что не могу сейчас этого сделать.
— Почему же?— сдержанным тоном спросил он, хотя, могу поклясться, ему в этот момент хотелось закричать на меня.
— Не переживай, скоро мы с Августом переедем к тебе — это я тебе обещаю, но сейчас это невозможно.
— Катерина, ты что, хочешь, чтобы я с ума сошёл? — слегка повысив тон, спросил детектив и я знала, что это лишь начало. — Как ты себе это представляешь? Как я смогу спать спокойно по ночам, зная, что этот мерзавец находится с тобой под одной крышей? — я молчала, чтобы не провоцировать ссору, хотя, возможно, этим молчанием делала только хуже.
— Я люблю тебя, — с отчаяньем выдавила я из себя, — дай мне время, чтобы все уладить.
Тогда случилось то, чего я боялась больше всего. Он очень громко закричал:
— Чего ждать? Я убью его, если он хоть пальцем тебя коснется, — дело кончилось бы совсем плохо, если бы в этот самый момент в моем кармане не завибрировал мобильный.
Звонок сотового телефона столько раз играл важную роль в этой истории, что я не раздумывая, немедленно, не глядя на экран, подняла трубку.
— Катерина, привет, — произнес голос и я его сначала даже не узнала, от чего мне пришлось все-таки посмотреть на табло.
— Привет, Эрик. Что с твоим голосом?
— Ты можешь сейчас приехать?
— Да, конечно, — ответила я и мне послушался на другом конце отдаленный детский плачь . Я хотела спросить, что у них там происходит, но тут уже положил трубку.
Это был прекрасный повод прервать нашу беседу с Александром и продолжить его лишь тогда, когда мы оба успокоимся.
— Мне нужно ехать, — положив телефон в карман, произнесла я.
— Без проблем, я с тобой, — спорить мне с ним не хотелось и я, не медля, завела мотор.
Спустя двадцать минут поездки по полупустым дорогам, которые мы провели в полном молчании, моя машина наконец подъехала к дому Эрика.
— Жди здесь, я быстро узнаю, что там такое и вскоре вернусь, — хлопнув дверью и оставив Александра внутри, я вышла из машины.
В дверь звонить не пришлось, повернув ручку, я увидила, что она оказалась незапертой. Внутри сразу послышался детский плач и лай собаки.
— Что у вас тут происходит? — громко крикнула я и звук моего голоса эхом разлетелся по комнатам. Но мне никто не ответил. Подождав еще пару секунд, я поднялась по лестнице вверх.
Несмотря на шум, дом, казалось, затаился. В одной из комнат второго этажа в своей кроватке плакала Ванесса. Собака, белый пудель, встретив меня у входа, жалобно заскулил. Без раздумий я взяла ребенка на руки и, прислонившись к ее маленькому ушку, своими губами начала шептать ей песенку, которую нам с Анной когда-то пела наша мама. Девочка тут же притихла и, открыв ротик, стала прислушиваться к моему шёпоту. Свободной рукой я нащупала в колыбельке пустышку, промыла её в стакане с водой, что стоял на столике рядом с кроваткой и отдала её малютке.
Круглые глазёнки, совсем как у её мамы, с интересом посмотрели на меня, изучая каждое моё движение губ.
— Солнышко, где твоя мама? — прервав пение, спросила я у ребенка, конечно же не надеясь на ответ. Но этот вопрос натолкнул меня к мысли пройтись и осмотреться по дому.
Двигаясь от двери к двери и распахивая их на своем пути настежь, каждый раз я вздрагивала от ожидания увидеть что-то страшное. Как ищейка идет по следу своей жертвы, так и я шаг за шагом шла на встречу того самого — страшного. Наконец в паре шагов от ванной комнаты я остановилась, на мгновенье даже затаила дыхание. В отражении настенного зеркала застыла фигура Эрика. Он на корточках, повернутый спиной к двери, сидел склонившись над ванной.
— Что за глупые шутки? — выдавила я из себя, после чего задержала дыхание, словно опасаясь, что из меня может вырваться громкий крик. Но Эрик не отвечал. Тогда в одной руке прижимая малышку к груди, другой я толкнула приоткрытую дверь с такой силой, что дверная ручка врезалась в стену и повредила настенную плитку. Но даже этот громкий хлопок не заставил Эрика повернуться ко мне лицом.
Маленькая комната с широким окном на белой стене из затемнённого цветного стекла, подобно заплатке, прикрывшей разорванную часть полотна, нависало над ванной. Освещая помещение лишь наполовину, силуэты людей, находившихся сейчас внутри, казались прозрачною тенью. В этом узком пространстве не было ни статуэток, ни свечей, лишь ванная, окно и коврик. Коврик, на котором сидел Эрик, идеально подходил по узору в стиль окна. Идеальная комбинация, как две части одного целого, разделенные пополам и взаимодополняющие друг друга. «Одна часть на полу, а другая на стене, несомненно эта была идея Эслам», — подумала я и почувствовала, как тишина зловеще нависла над нами. Лишь легкий звук капель, что время от времени издавал копившийся на стенах конденсат, нарушали это молчание. Пауза длилась всего несколько секунд, а мне казалось, что прошло уже много лет. Как будто бесконечность застыла в этой маленькой комнатке. Как будто это все не реальность, а настенная картина, на которой изображены герои масляными красками. Ничем не объяснимый ужас. Две фигуры.
Напротив друг друга крепко сжатые две руки. Казалось ни одна сила в этом мире не сможет теперь отделить их друг от друга.
Наконец эту тишину нарушило моё тяжелое дыхание и плачь Ванессы.
— Эрик, вставай, — шёпотом произнесла я. — Вставай, пошли, — но Эрик, подобно ледяной статуе примерз к руке Эслам. Как швейцарский гвардеец, охранявший самую священную ценность Ватикана, он не намерен был покидать свой пост.
— Катерина, я не могу её разбудить, — наконец произнес он и маленький ребенок у меня на руках внезапно притих , как будто узнав родной голос.
— Эрик, внизу детектив. Сейчас я его позову.
— Не зови никого, прошу тебя. Её заберут. А что я буду делать, когда ее заберут? Где мне тогда её искать? Я хочу, чтобы ты присмотрела за Ванессой, пока ее папа и мама заняты. Не зови никого, — повторил он и повернул свое бледное лицо ко мне, лицо призрака. — Она скоро проснётся, — слегка шевеля белыми губами, добавил он. — Вот увидишь. Она всегда просыпается. Эслам просто очень устала.
Ванесса пару дней к ряду не давала нам выспаться. Знаешь, как все маленькие дети. Капризничала, хныкала. Вот ее маму и сморило. Спит моя прекрасная, Эслам. Моя чудесная жена, — и он еще крепче сжал ее синюю, безжизненную, холодную руку. Фарфоровая черноволосая марионетка, одетая в легкое платье с закрытыми глазами и легкой бледной улыбкой, выставив наружу из ванной лишь одну руку, Эслам, казалось, мирно спала.
Сделала пару тихих шагов назад, пока Эрик снова перевёл взгляд на жену, я с ребёнком на руках сбежала с лестницы в низ, направляясь к машине, где сидел Александр. Ответив на срочный вызов детектива, через пятнадцать минут машина полиции уже стояла перед домом.
За ней вскоре прибыла и машина скорой помощи. Со своими разноцветными красно-синими огоньками и сиреной она напомнила мне Эслам, которая каждый раз молилась при виде её на дороге. На этот раз молилась я.
Эрик, как ожидалось, отказался отдать тело своей жены и двое врачей вкололи ему успокоительное, в то время, как группа полицейских удерживала несчастного, прижав его лицом к паркетному полу в их доме. Затем его вывели и, усадив в машину, увезли. Вскоре на место должна была прибыть группа экспертов, чтобы собрать улики для будущего расследования. В это время Александр уехал со всеми в отделении, чтобы попросить начальство взять это дело на себя.
Казалось, все затихло, ничего не напоминало о случившемся, кроме Эслам, которая все еще лежала мёртвая наверху в ванной. Приготовив смесь, я накормила ее малышку. И заодно белого пуделя, что подходил ко мне каждый раз, когда я открывала холодильник. Там же на полке стояла открытая банка с его кормом. После того, как Ванесса поела, я уложила ребёнка в колыбель, где наверху мне пришлось ещё раз пройти мимо ванной комнаты. В кабинете у Эрика в одном из ящиков письменного стояла я нашла ножницы и, приблизившись к бездыханному телу своей подруги, я аккуратно срезала прядь волос с её головы. После чего спрятала её к себе в карман.
Вскоре к дому подъехала машина с целой командой экспертов, за ней приехал и Александр.
— Ты знаешь, почему она так поступила? — первый его вопрос прозвучал вполне ожидаемо и я уже заранее знала, как на него отвечать.
— Не знаю, а что она сделала?
— В ванной нашли пустую упаковку снотворного. Думаю, вскрытие обнаружит его в её крови. Ее муж мог приложить к её самоубийству руку? Заставить принять таблетки?
— Кто, Эрик? — я громко рассмеялась, но, вспомнив, что наверху спит Ванесса, перешла на шепот. — Ни за что на свете. Он скорее себя убил бы, чем позволил бы хоть одному волоску упасть с головы его жены. У них недавно родилась дочь. Как думаешь, какой мужчина при таких условиях пойдет на такое?
— Ты права. Ни один. Тогда я не понимаю в чём причина.
— Я думаю, у неё помутился разум. Она моя бывшая пациентка, которая проходила терапию и не окончила лечение. У нее было подозрение на раздвоение личности.
— Почему ты мне об этом не рассказывала?
— А должна была? Тем более о суициде она никогда не заводила разговоров. Ничего опасного её поведении я не замечала. И диагноз был до конца не подтверждён.
— Понятно, — ответил детектив. — Понемногу будем разбираться. Ответь мне на один личный вопрос, Катерина.
— Задавай.
— Почему ты не хочешь приехать ко мне, — неожиданно сменил он тему, но и на этот его вопрос у меня уже был готов заранее ответ.
— Джон серьезно болен и вскоре, скорее всего, умрет. Бросить его в таком состоянии я не могу. Не хочу, чтобы меня сын когда-то упрекнул в том, что я бросила его отца при смерти.
— Понятно. Тогда знаешь что?
— Что? — тихо, опустив глаза, спросила я.
— Я буду тебя ждать. И поверь, дождусь. Я тебе это обещаю Катерина.
Глава двадцать четвертая
Социальная служба поместила Ванессу в государственный приют, где за ней будут присматривать заботливые руки их сотрудников, до тех пор, пока не приедет ее отец. Эрика, к сожалению, из отделения не отпустили сразу домой, а перевели в местную больницу, где ему должны оказать помощь самые опытные психиатры нашего города. Когда пришло время похорон, я взяла на себя все заботы. Тело Эслам кремировали —такова была просьба, оставленная в записке которую она написала перед тем, как приняла смертельную дозу снотворного.
На церемонии похорон из присутствующих оказались только мы с Александром. Гроб сожгли, прах отдали мне в специальной железной руде, которую я намеревалась передать Эрику, как только тот поправится и вернется в свой дом. В тот день по возвращению домой, я остановилась на минутку перед зеркалом, что висело на стене в прихожей. В черном платье с погребальной урной в руках, бледная, но не от слёз, а от усталости, я изучала себя заново. Тёмно-каштановые кудри прикрывали плечи, голубые глаза всё глубже и глубже поглощали взглядом, оказалось, уже чужое отражение меня самой. Безумный взгляд незнакомой мне женщины отражался напротив. Моя идея, которую случайно подсказа Эслам, была безумна. Волосы покойника, смерть. Я засмеялась.
— Кто ты такая? — слегка шевеля тонкими губами, спросила я у отражения.
Костлявые пальцы по-прежнему прижимали к груди урну с прахом моей подруги, пациентки, предмета моей зависти и моей любви, когда в зеркале блеснуло ещё одно отражение. Мой сын подошел ко мне и обнял, уткнувшись носом мне в бедро.
— Ты голоден? — мальчик кивнул. — Где твой папа?
— Папе плохо и он спит.
— Это хорошо, — шепотом отвечала я. — Сейчас сделаем папе чай и ты ему его отнесешь. Скоро папе станет лучше, — и я, наклонившись, поцеловала сына в лоб.
Спустя три месяца у Джона обнаружили рак желудка. Всё началось с того, что мой муж начал себя плохо чувствовать и часто проводил время в постели. Потом решил обратиться к врачам.
Мужчины с большой неохотой идут в больницу, поэтому Джон долго сопротивлялся прежде чем попал на прием.
Врач, в свою очередь, оказался в большом недоумении, насколько быстро эта опухоль овладела желудком моего мужа. Еще через неделю Джону провели срочную операцию.
Эпилог.
Когда Джон снова пришел в себя, то первое, что он увидел — свою жену Катерину. Она сидела молча у его кровати, склонив голову над учебным пособием по психологии, которое последнее время всегда имела при себе.
— Здравствуй, Катерина, — произнес мужчина на больничной койке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила жена.
— Пока еще живым. Катерина, спасибо, что ты здесь. Спасибо, что пришла.
— Как я могла не прийти?
— После того, что я тебе сделал, могла и не прийти.
— Всё уже в прошлом Джон, — и она погладила его по руке.
— Мне так жаль. Так жаль, — повторил он дрожащим голосом.
— Тихо-тихо, тебе нельзя сейчас волноваться.
— Я должен тебе кое-что рассказать, Катерина.
— Давай это отложим на потом. Тебе станет лучше, вот тогда и расскажешь — предложила она встала, чтобы налить больному воды.
— Потом может быть поздно и он снова вернется.
— Кто вернется?
— Слушай, я же совсем не такой. Я всегда любил и тебя, и Августа. Сейчас я просто не знаю, как
тебе это объяснить, выслушай меня. Поступки, которые я совершал, плохие поступки, я их совершал не совсем осознанно. От игры я всегда хотел отказаться, но меня тянуло к ней. Как будто бы голос мне нашептывал. Многие вещи мне этот голос тоже нашептывал. Я не знаю, что это за голос, но он был и он постоянно звучал в моей голове.
— Дьявол нашептывал, — произнесла его жена и улыбнулась.
— Я не знаю, что это, но это только сейчас меня отпустило. Так, как будто почувствовало мою скорую гибель и покинуло моё больное тело, тем самым поставив мой разум в покое. Сейчас я просто Джон. Тот Джон, который никогда не желал никому зла. Я всегда искал справедливости для себя и других. Вся спесь ушла, и я будто бы прозрел. Это такая слепота, Катерина. Тебя будто бы лишают зрения, но не того, что снаружи. Того, что внутри. Глаза самой души окутывают тонкой пеленой в обмен на обещание успеха и богатства. Но это всё иллюзия. Прости меня, Катерина. Прости меня, за всё зло, что я причинил тебе и сыну, – Катерина поднялась и медленно подошла к окну. Там она увидела, как внизу по дороге проплывали сотни автомобилей, словно осенняя листва кружила вдоль бордюров. Как десятки людей проходили мимо, мимо её страданий, что причиняли ей слова её мужа. Мужа, которого она когда-то любила больше жизни и который теперь должен уйти. «Он уйдёт раньше, чем наступит зима», — подумала она и, не оборачиваясь, спросила:
— Почему ты не мог быть таким самого начала, Джон?
— Катерина, прошу, не строй там. Подойди ко мне и я всё расскажу тебе.
