Карие, стали они темнеть, затягивая в омут, а потом покраснели, блеснув алым. Карасума почувствовал, что тонкие нити-паутинки спеленали его по рукам и ногам, прочно захватив в плен могучее тело. А над ним, вместо обворожительной красавицы, склонилась, раскрыв челюсти, готовые вонзиться в жертву, огромная паучиха.
Но внезапно Карасума понял, что путы ослабли, и он может двигаться. И тут произошло невозможное! На глазах падала паутина, разрезанная острым веером, который наносил разрезы аккуратно, даже не дотрагиваясь до одежды самурая. Паучиха-дзёрогумо отпрянула, увидев, что жертва освободилась от её пут, и попятилась. А веер-сэнсу продолжал свой танец. Он летал, кружа, всё ускоряясь, хороводом нарисованных листьев сакуры создавая смертоносный ветер. Острые порезы ранили дзёрогумо, вызвав её страшный крик. Но веер не остановил свой кровавый полёт. Настигая пытавшуюся уползти паучиху, он наносил удары, подобные отточенной бритве. Через минуту всё было кончено. Кровавое месиво осталось там, где только что молотили воздух в предсмертной агонии восемь мохнатых лап чудовища.
Исполнив танец смерти, сэнсу отряхнул капли крови, и вернулся к самураю, сложившись. Бережно взял Карасума в руки веер-сэнсу, и поклонился низко, держа его на вытянутых руках:
– Благодарю тебя, дух цукумогами, что живёт в этом веере-сэнсу! Ты спас мне жизнь!
Веер раскрылся, и вновь закрыл свой рисунок из листьев сакуры, будто приняв благодарность. Самурай убрал его, надёжно спрятав. Теперь он знал, что в трудную минуту у него есть защита.
А следующие две ночи Карасума не мог заснуть. Только закрывая глаза, он видел страшные челюсти у своего лица, чувствовал невозможность пошевелиться от пут, и смотрел вновь на кровавое месиво, что осталось от дзёрогумо.
И тогда он позвал баку, написав его имя, и положил под голову, засыпая в следующую ночь. В этот раз ему ничего не снилось. Баку ответил на призыв, и вытянул плохой сон весь, до последнего воспоминания! Баку всегда приходит, ведь он добрый дух ночи!
Joro gumo. В японском фольклоре, сказочный монстр дзёрогумо использует пауков для того, чтобы изменить внешность и превратиться в соблазнительную женщину. Она заманивает мужчин в свою паутину, где они и становятся её жертвами.
Баку. Доброе привидение, поедающее плохие сны. Его можно вызвать, если написать его имя на бумажке и положить ее под подушку. Изображается похожим на чепрачного тапира (чепрачный тапир - большое южно-азиатское непарнокопытное млекопитающее с небольшим хоботом, ближайшие родственники – лошади и носороги).
Здесь когда-то замок стоял...
Пусть мне первый расскажет о нем
Бьющий в старом колодце родник.
(Басё)
Карасума почти достиг побережья, когда зарядил дождь. Он не прекращался целый день, вымочив до нитки воина, и продолжился вечером.
Самурай укрылся в развалинах древней крепости, чьи стены видели былое величие, пока не пали под натиском завоевателей. Люди это были, или демоны, теперь сложно было сказать. Но, тем не менее, в руинах можно было укрыться от дождя. Огонь разжечь было не из чего, но закалённому самураю было не привыкать обходиться малым, и он попытался заснуть, отыскав самое сухое место под остатками стен. Сон не шёл, и Ворон просто отдыхал в полудрёме.
Пробил третий час быка. Карасума услышал звуки там, где он видел заброшенный колодец. Протяжный стон разнёсся по руинам, а вслед за ним дикий хохот. Осторожно выглянув из-за стены, Ворон увидел, что над остатками колодца в воздухе парит призрачная женская фигура.
Лицо её было спрятано под белой маской, на которой сквозь прорези для глаз струились кровавые слёзы. Очертания угадывались до пояса, дальше белое погребальное кимоно ниспадало свободно, будто у привидения не было ног. Юрэй пыталась улететь, но будто что-то держало её, не давая покинуть это место.
Призрак стонал, выл, потом начинал дико хохотать от бессилия. Но ничего не помогало – неведомая сила приковала призрачную фигуру к развалинам колодца.
Стон прерывался лишь проклятиями:
– Урамэсия! Будь ты проклят, Идзиваруна! Пусть мучения твои продлятся вечно!
До рассвета слышны были стоны юрэй, а с первым лучом солнца прекратились. Исчезла и призрачная фигура над колодцем. Карасума знал, что ничем не сможет помочь юрэй. Она освободится лишь тогда, когда возмездие свершится над тем, кто повинен в её смерти.
Идзиваруна – это имя повторяла призрачная девушка столько раз, насылая проклятия, что оно врезалось в память. Где-то Ворон уже слышал его раньше, он был уверен. Сожаления о прежнем времени, полном стремления достойно служить дайсё Шиномори, кольнули сердце. Тогда у него был смысл жизни, была семья, была любимая.
И Карасума осознал, что он был так ослеплён жаждой мести, что даже не узнал имени врага. Того, под чьими знамёнами шли завоеватели, того, кто указал направление приспешникам, растерзавшим его мир. Будто пелена пала с глаз, слепое желание мстить обретало силуэт. Осталось выяснить, кому принадлежит этот силуэт…
Третий час быка – с 2 до 2:30 ночи.
Идзиваруна – злой, вредный.
Красная луна!
Кто владеет ею, дети?
Дайте мне ответ!
(Исса)
Наконец-то к полудню Карасума достиг побережья. Дождь прекратился с рассветом, ветер уносил последние серые облака за горизонт. Море плескалось, омывая берег, солнце давно высушило одежду. Самурая утомила бессонная ночь с криками юрэй, но отдохнуть было негде – берег простирался далеко, и никаких строений, или даже деревьев, способных дать хоть какую-то тень, видно не было. Карасума брёл наугад, шагая вперёд, и на север. По крайней мере, ему так казалось.
Припекающее солнце больше не казалось желанным, отсутствие воды грозило обезвоживанием, а воображение уже рисовало миражи. То Ворон видел колодец, над которым стонала юрэй, то вдруг он становился колодцем на улице родного города, и мать набирала из него воду. А в другую минуту самураю мерещилось, что это лужи крови после сражения, в котором погиб его отряд.
Но вдруг свежий бриз отрезвил воина, мучимого жаждой и видениями воспалённого разума. Впереди он увидел низкорослые пальмы. Не поверив своим глазам, он всё же пошёл к деревьям. Они смыкались кронами, шалашом создавая тень, защищая от палящего солнца. Это был оазис на пустынном побережье. И там уже кто-то находился. Соломенная коническая сугэ-каса на голове, посох kонгёцуэ выдавали отшельника, но наличие нэндзю – молитвенных чёток, могло означать, что это пилигрим.
Человек обернулся, заслышав шаги самурая. Карасума поклонился, и попросил позволения отдохнуть под сенью деревьев. Путник предложил воду – оказалось, под деревьями был колодец с питьевой водой, и рисовые лепёшки. Карасума с благодарностью принял пищу. Слово за слово воин и отшельник разговорились. Карасума сам не понял, как рассказал всю историю своей жизни незнакомцу, поделившись целью путешествия.
– Ты думаешь, что преследуешь благородную цель, горя мщением. Но задумывался ли ты, что будет, когда месть будет свершена? – задал неожиданный вопрос собеседник.
– Я думал, что погибну в бою, отомстив! Воин должен с честью принять смерть! – выдал заученную фразу Карасума.
– А если ты не погибнешь? Какой будет твоя жизнь без цели? – продолжал вопросы отшельник.
Карасума задумался. Всё, что было до этой минуты, казалось ему чётким следованием по пути воина. Он привык выполнять приказы, тренировал тело, чтобы оно послужило в бою, но никогда не размышлял, что будет, если его жизнь перестанет идти по накатанной дорожке, обретёт нестабильность, потеряв точки опоры – семью, любимую, господина.
– Ищи то, чем сможет наполнится твоя жизнь после мести. Ищи это сейчас, иначе в час испытания тебе не на что будет опереться, кроме ненависти! – утвердительно кивнул головой отшельник. – А сейчас я помогу тебе добраться до северных островов!
Отшельник вышел из-под сени деревьев, и раскинул руки. Тотчас тело его стало изменяться на глазах. Оно стало гибким, змееподобным. Лапы с тремя пальцами ступили на песок, пасть ощетинилась зубами. Перед Вороном во всей красе стоял дракон! Красный огненный дракон юга, что был сердцем лета, повелителем бури, символом удачи и действия!
– Садись, я отнесу тебя на север! – пророкотал красный дракон.
Карасума с опаской подошёл ближе, и взобрался на терпеливо ждущего дракона. Как только самурай оказался на спине, огненный дракон взлетел. Лёгкое головокружение вскоре прошло, и Карасума увидел с высоты полёта родной Кюсю, омываемый синими водами моря.
Пролетая над морем, Карасума мог разглядеть чудеса, скорее странности, что были невидимы на суше. Он диву давался, сколько неведомых существ есть на свете!
Самурай мог наблюдать, как на поверхность вод всплывает скелет кита – Бакэ-кудзира. Его сопровождали стаей рыбы, которые вряд ли видели люди, а если и видели, то не смогли рассказать, сгинув в пучине морской. Птицы, будто не из этого мира, кружили там, где рассекал морскую гладь Бакэ-кудзира.
Нингё – бессмертные русалки, грелись на маленьком островке среди моря. Вид их был непривычен глазу, они казались ужасной копией людей – с человеческим лицом, ртом обезьяны, прятавшим мелкие острые зубы, и рыбьим хвостом. Однако золотая чешуя и негромкий музыкальный голос, подобный флейте, смягчали общее впечатление.
Над морем пролетела, махая крыльями с белыми сверкающими перьями, Ао-саги-бис. Глаза цапли горели огнём, полыхая ярче костра. Карасума даже зажмурился от яркого свечения, усиленного солнечными лучами.
Самурай крепко держался за спину Красного дракона, летевшего плавно в направлении северных островов. Горы Сикоку уже показались на горизонте, и дракон снизил высоту, подлетая к острову. На побережье бушевал тайфун, поэтому дракон приземлился в глубине острова, у подножия горы Исидзути.
– Я мог бы сразу отнести тебя к твоей конечной цели. Но пока ты не готов исполнить предначертанное. Месть хороша тогда, когда у тебя уверенность в победе и есть то, за что стоит сражаться! – дракон выпустил струю огня, поджигая сухие ветки для костра, которые сгрёб мощными трёхпалыми лапами. – Не лети вперёд, сломя голову. Найди опору, что не даст тебе упасть в схватке!
Красный дракон обронил чешую, и сказал:
– Храни чешую, не теряй. В час нужды, когда не будет сил сражаться, позови меня! Если она будет у тебя, я найду тебя, Ворон!
Карасума поклонился Красному дракону, и сжал в кулаке драгоценный подарок:
– Прощай! Благодарю тебя за всё!
Дракон поднялся в воздух, развернулся, и полетел обратно, туда, где самурай оставил всё, что было у него в этой жизни. И теперь надо было найти то, что даст силы жить опять…
Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.
(Басё)
Костёр, что остался гореть после того, как Красный дракон улетел, был очень кстати. В предгорьях было прохладно, и Карасума присел у огня. Сосновый лес источал аромат хвои и смолы, по ясному небу плыли белоснежные облака. Спокойствие и умиротворение ощущалось здесь, и Ворон задумался о том, часто ли приходилось ему вот так спокойно отдыхать, вдыхая ароматы леса. Наверное, только в те недолгие встречи с Акико, но тогда его мысли были совсем не о красоте природы.
С возвышенности, на которой находился Карасума, просматривался горизонт. Вдали он увидел строения, и решил пойти туда. Нужно было запастись едой, и продолжить расспросы – быть может здесь слышали о демоне, и о том, где его искать. Воин отправился туда, где жили люди, с надеждой и ожиданием хороших вестей. Но, подходя к селению, Ворон почувствовал, как в воздухе будто ощутимо витает страх и настороженность. На улицах почти не было людей, а те, кто встретился на пути, спешили спрятаться в домах.
Во дворе одного из домов Карасума увидел ремесленника, выстругивающего основу для стола-котацу.
– Приветствую тебя, добрый человек! – поклонился Карасума. – Не подскажешь, где можно найти еды в вашем селении.
– Здравствуй, воин! – поклонился в ответ мастер. – Лучше тебе не бродить по улице. Заходи, будь гостем в моём доме!
Карасума с радостью принял предложение, и вошёл в дом вместе с хозяином. Хозяйка тут же принялась хлопотать, готовя угощения для гостя.
– Прости, что не можем предложить ничего, кроме риса и бобов! – посетовал мастер. – Мы давно не ели рыбы.
– Я видел совсем рядом с селением большое озеро. Там нет рыбы? – удивился самурай.
Покачал печально головой мастер, и поведал воину историю озера:
– Рыба-то есть, да вот живёт там Гъюки. Обитает он в глубокой выемке под водопадом, что, расширяясь потоками воды с гор, образует озеро. Никого не пускает Гъюки даже приблизиться к воде! Смельчаки, что поначалу пытались наловить рыбы, уже ушли в лучшую страну. Гъюки выпил их тени, опустошил, лишил жизненной энергии. Человек без силы жизни чахнет, и умирает. С тех пор никто не ловит рыбу, забыли мы её вкус. Но Гъюки, оставшись без добычи, стал являться в наше селение. Бесшумными шагами приходит он и днём, и ночью, когда проголодается, и пьёт наши тени. Люди боятся ненасытного Гъюки. Чудовище крадёт и наш скот, что пасётся на лугу, питаясь мясом, когда не может выпить чью-то тень.
– Спасибо, хозяин, за обед! – поблагодарил самурай, и поднялся с татами. – Пойду-ка я в озере искупаюсь, надо смыть дорожную грязь!
– Постой! Не ходи! Там Гъюки! – округлил от страха свои глаза-щёлочки мастер.
– Вот и познакомимся! – усмехнулся Карасума.
Ворон подошёл к озеру. Вода спокойно плескалась о низкий берег. Рыбы, которых было несметное множество, выпрыгивали на поверхность. Озеро было большим и глубоким. Воин направился в сторону водопада, что бросался вниз с вершины горы, разбивая водную гладь брызгами, оглашая окрестности гулом. Как только он приблизился, чудовище, похожее на быка, появилось из вод, и зарычало громко.
Глаза быкообразной химеры налились кровью, ноздри раздувались, как у настоящего быка в ярости. Карасума почувствовал, что ноги ослабели, и закружилась голова. Монстр навис над самураем, увеличившись в размерах. Но заранее приготовленный острый меч, что держал наготове Ворон, из последних сил пронзил чудовище одним мощным ударом! Тут же туша осела на землю, а затем впиталась в прибрежную глину. Силы вернулись к самураю, и он омыл лицо в озёрной воде, а затем и искупался.
Когда Ворон вернулся в селение, люди шарахались от него, думая, что это его дух. Но когда он заговорил, и даже чиркнул ножом по руке, доказывая, что он человек
Но внезапно Карасума понял, что путы ослабли, и он может двигаться. И тут произошло невозможное! На глазах падала паутина, разрезанная острым веером, который наносил разрезы аккуратно, даже не дотрагиваясь до одежды самурая. Паучиха-дзёрогумо отпрянула, увидев, что жертва освободилась от её пут, и попятилась. А веер-сэнсу продолжал свой танец. Он летал, кружа, всё ускоряясь, хороводом нарисованных листьев сакуры создавая смертоносный ветер. Острые порезы ранили дзёрогумо, вызвав её страшный крик. Но веер не остановил свой кровавый полёт. Настигая пытавшуюся уползти паучиху, он наносил удары, подобные отточенной бритве. Через минуту всё было кончено. Кровавое месиво осталось там, где только что молотили воздух в предсмертной агонии восемь мохнатых лап чудовища.
Исполнив танец смерти, сэнсу отряхнул капли крови, и вернулся к самураю, сложившись. Бережно взял Карасума в руки веер-сэнсу, и поклонился низко, держа его на вытянутых руках:
– Благодарю тебя, дух цукумогами, что живёт в этом веере-сэнсу! Ты спас мне жизнь!
Веер раскрылся, и вновь закрыл свой рисунок из листьев сакуры, будто приняв благодарность. Самурай убрал его, надёжно спрятав. Теперь он знал, что в трудную минуту у него есть защита.
А следующие две ночи Карасума не мог заснуть. Только закрывая глаза, он видел страшные челюсти у своего лица, чувствовал невозможность пошевелиться от пут, и смотрел вновь на кровавое месиво, что осталось от дзёрогумо.
И тогда он позвал баку, написав его имя, и положил под голову, засыпая в следующую ночь. В этот раз ему ничего не снилось. Баку ответил на призыв, и вытянул плохой сон весь, до последнего воспоминания! Баку всегда приходит, ведь он добрый дух ночи!
Joro gumo. В японском фольклоре, сказочный монстр дзёрогумо использует пауков для того, чтобы изменить внешность и превратиться в соблазнительную женщину. Она заманивает мужчин в свою паутину, где они и становятся её жертвами.
Баку. Доброе привидение, поедающее плохие сны. Его можно вызвать, если написать его имя на бумажке и положить ее под подушку. Изображается похожим на чепрачного тапира (чепрачный тапир - большое южно-азиатское непарнокопытное млекопитающее с небольшим хоботом, ближайшие родственники – лошади и носороги).
Глава 5
Здесь когда-то замок стоял...
Пусть мне первый расскажет о нем
Бьющий в старом колодце родник.
(Басё)
Карасума почти достиг побережья, когда зарядил дождь. Он не прекращался целый день, вымочив до нитки воина, и продолжился вечером.
Самурай укрылся в развалинах древней крепости, чьи стены видели былое величие, пока не пали под натиском завоевателей. Люди это были, или демоны, теперь сложно было сказать. Но, тем не менее, в руинах можно было укрыться от дождя. Огонь разжечь было не из чего, но закалённому самураю было не привыкать обходиться малым, и он попытался заснуть, отыскав самое сухое место под остатками стен. Сон не шёл, и Ворон просто отдыхал в полудрёме.
Пробил третий час быка. Карасума услышал звуки там, где он видел заброшенный колодец. Протяжный стон разнёсся по руинам, а вслед за ним дикий хохот. Осторожно выглянув из-за стены, Ворон увидел, что над остатками колодца в воздухе парит призрачная женская фигура.
Лицо её было спрятано под белой маской, на которой сквозь прорези для глаз струились кровавые слёзы. Очертания угадывались до пояса, дальше белое погребальное кимоно ниспадало свободно, будто у привидения не было ног. Юрэй пыталась улететь, но будто что-то держало её, не давая покинуть это место.
Призрак стонал, выл, потом начинал дико хохотать от бессилия. Но ничего не помогало – неведомая сила приковала призрачную фигуру к развалинам колодца.
Стон прерывался лишь проклятиями:
– Урамэсия! Будь ты проклят, Идзиваруна! Пусть мучения твои продлятся вечно!
До рассвета слышны были стоны юрэй, а с первым лучом солнца прекратились. Исчезла и призрачная фигура над колодцем. Карасума знал, что ничем не сможет помочь юрэй. Она освободится лишь тогда, когда возмездие свершится над тем, кто повинен в её смерти.
Идзиваруна – это имя повторяла призрачная девушка столько раз, насылая проклятия, что оно врезалось в память. Где-то Ворон уже слышал его раньше, он был уверен. Сожаления о прежнем времени, полном стремления достойно служить дайсё Шиномори, кольнули сердце. Тогда у него был смысл жизни, была семья, была любимая.
И Карасума осознал, что он был так ослеплён жаждой мести, что даже не узнал имени врага. Того, под чьими знамёнами шли завоеватели, того, кто указал направление приспешникам, растерзавшим его мир. Будто пелена пала с глаз, слепое желание мстить обретало силуэт. Осталось выяснить, кому принадлежит этот силуэт…
Третий час быка – с 2 до 2:30 ночи.
Идзиваруна – злой, вредный.
Глава 6
Красная луна!
Кто владеет ею, дети?
Дайте мне ответ!
(Исса)
Наконец-то к полудню Карасума достиг побережья. Дождь прекратился с рассветом, ветер уносил последние серые облака за горизонт. Море плескалось, омывая берег, солнце давно высушило одежду. Самурая утомила бессонная ночь с криками юрэй, но отдохнуть было негде – берег простирался далеко, и никаких строений, или даже деревьев, способных дать хоть какую-то тень, видно не было. Карасума брёл наугад, шагая вперёд, и на север. По крайней мере, ему так казалось.
Припекающее солнце больше не казалось желанным, отсутствие воды грозило обезвоживанием, а воображение уже рисовало миражи. То Ворон видел колодец, над которым стонала юрэй, то вдруг он становился колодцем на улице родного города, и мать набирала из него воду. А в другую минуту самураю мерещилось, что это лужи крови после сражения, в котором погиб его отряд.
Но вдруг свежий бриз отрезвил воина, мучимого жаждой и видениями воспалённого разума. Впереди он увидел низкорослые пальмы. Не поверив своим глазам, он всё же пошёл к деревьям. Они смыкались кронами, шалашом создавая тень, защищая от палящего солнца. Это был оазис на пустынном побережье. И там уже кто-то находился. Соломенная коническая сугэ-каса на голове, посох kонгёцуэ выдавали отшельника, но наличие нэндзю – молитвенных чёток, могло означать, что это пилигрим.
Человек обернулся, заслышав шаги самурая. Карасума поклонился, и попросил позволения отдохнуть под сенью деревьев. Путник предложил воду – оказалось, под деревьями был колодец с питьевой водой, и рисовые лепёшки. Карасума с благодарностью принял пищу. Слово за слово воин и отшельник разговорились. Карасума сам не понял, как рассказал всю историю своей жизни незнакомцу, поделившись целью путешествия.
– Ты думаешь, что преследуешь благородную цель, горя мщением. Но задумывался ли ты, что будет, когда месть будет свершена? – задал неожиданный вопрос собеседник.
– Я думал, что погибну в бою, отомстив! Воин должен с честью принять смерть! – выдал заученную фразу Карасума.
– А если ты не погибнешь? Какой будет твоя жизнь без цели? – продолжал вопросы отшельник.
Карасума задумался. Всё, что было до этой минуты, казалось ему чётким следованием по пути воина. Он привык выполнять приказы, тренировал тело, чтобы оно послужило в бою, но никогда не размышлял, что будет, если его жизнь перестанет идти по накатанной дорожке, обретёт нестабильность, потеряв точки опоры – семью, любимую, господина.
– Ищи то, чем сможет наполнится твоя жизнь после мести. Ищи это сейчас, иначе в час испытания тебе не на что будет опереться, кроме ненависти! – утвердительно кивнул головой отшельник. – А сейчас я помогу тебе добраться до северных островов!
Отшельник вышел из-под сени деревьев, и раскинул руки. Тотчас тело его стало изменяться на глазах. Оно стало гибким, змееподобным. Лапы с тремя пальцами ступили на песок, пасть ощетинилась зубами. Перед Вороном во всей красе стоял дракон! Красный огненный дракон юга, что был сердцем лета, повелителем бури, символом удачи и действия!
– Садись, я отнесу тебя на север! – пророкотал красный дракон.
Карасума с опаской подошёл ближе, и взобрался на терпеливо ждущего дракона. Как только самурай оказался на спине, огненный дракон взлетел. Лёгкое головокружение вскоре прошло, и Карасума увидел с высоты полёта родной Кюсю, омываемый синими водами моря.
Пролетая над морем, Карасума мог разглядеть чудеса, скорее странности, что были невидимы на суше. Он диву давался, сколько неведомых существ есть на свете!
Самурай мог наблюдать, как на поверхность вод всплывает скелет кита – Бакэ-кудзира. Его сопровождали стаей рыбы, которые вряд ли видели люди, а если и видели, то не смогли рассказать, сгинув в пучине морской. Птицы, будто не из этого мира, кружили там, где рассекал морскую гладь Бакэ-кудзира.
Нингё – бессмертные русалки, грелись на маленьком островке среди моря. Вид их был непривычен глазу, они казались ужасной копией людей – с человеческим лицом, ртом обезьяны, прятавшим мелкие острые зубы, и рыбьим хвостом. Однако золотая чешуя и негромкий музыкальный голос, подобный флейте, смягчали общее впечатление.
Над морем пролетела, махая крыльями с белыми сверкающими перьями, Ао-саги-бис. Глаза цапли горели огнём, полыхая ярче костра. Карасума даже зажмурился от яркого свечения, усиленного солнечными лучами.
Самурай крепко держался за спину Красного дракона, летевшего плавно в направлении северных островов. Горы Сикоку уже показались на горизонте, и дракон снизил высоту, подлетая к острову. На побережье бушевал тайфун, поэтому дракон приземлился в глубине острова, у подножия горы Исидзути.
– Я мог бы сразу отнести тебя к твоей конечной цели. Но пока ты не готов исполнить предначертанное. Месть хороша тогда, когда у тебя уверенность в победе и есть то, за что стоит сражаться! – дракон выпустил струю огня, поджигая сухие ветки для костра, которые сгрёб мощными трёхпалыми лапами. – Не лети вперёд, сломя голову. Найди опору, что не даст тебе упасть в схватке!
Красный дракон обронил чешую, и сказал:
– Храни чешую, не теряй. В час нужды, когда не будет сил сражаться, позови меня! Если она будет у тебя, я найду тебя, Ворон!
Карасума поклонился Красному дракону, и сжал в кулаке драгоценный подарок:
– Прощай! Благодарю тебя за всё!
Дракон поднялся в воздух, развернулся, и полетел обратно, туда, где самурай оставил всё, что было у него в этой жизни. И теперь надо было найти то, что даст силы жить опять…
Глава 7
Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.
(Басё)
Костёр, что остался гореть после того, как Красный дракон улетел, был очень кстати. В предгорьях было прохладно, и Карасума присел у огня. Сосновый лес источал аромат хвои и смолы, по ясному небу плыли белоснежные облака. Спокойствие и умиротворение ощущалось здесь, и Ворон задумался о том, часто ли приходилось ему вот так спокойно отдыхать, вдыхая ароматы леса. Наверное, только в те недолгие встречи с Акико, но тогда его мысли были совсем не о красоте природы.
С возвышенности, на которой находился Карасума, просматривался горизонт. Вдали он увидел строения, и решил пойти туда. Нужно было запастись едой, и продолжить расспросы – быть может здесь слышали о демоне, и о том, где его искать. Воин отправился туда, где жили люди, с надеждой и ожиданием хороших вестей. Но, подходя к селению, Ворон почувствовал, как в воздухе будто ощутимо витает страх и настороженность. На улицах почти не было людей, а те, кто встретился на пути, спешили спрятаться в домах.
Во дворе одного из домов Карасума увидел ремесленника, выстругивающего основу для стола-котацу.
– Приветствую тебя, добрый человек! – поклонился Карасума. – Не подскажешь, где можно найти еды в вашем селении.
– Здравствуй, воин! – поклонился в ответ мастер. – Лучше тебе не бродить по улице. Заходи, будь гостем в моём доме!
Карасума с радостью принял предложение, и вошёл в дом вместе с хозяином. Хозяйка тут же принялась хлопотать, готовя угощения для гостя.
– Прости, что не можем предложить ничего, кроме риса и бобов! – посетовал мастер. – Мы давно не ели рыбы.
– Я видел совсем рядом с селением большое озеро. Там нет рыбы? – удивился самурай.
Покачал печально головой мастер, и поведал воину историю озера:
– Рыба-то есть, да вот живёт там Гъюки. Обитает он в глубокой выемке под водопадом, что, расширяясь потоками воды с гор, образует озеро. Никого не пускает Гъюки даже приблизиться к воде! Смельчаки, что поначалу пытались наловить рыбы, уже ушли в лучшую страну. Гъюки выпил их тени, опустошил, лишил жизненной энергии. Человек без силы жизни чахнет, и умирает. С тех пор никто не ловит рыбу, забыли мы её вкус. Но Гъюки, оставшись без добычи, стал являться в наше селение. Бесшумными шагами приходит он и днём, и ночью, когда проголодается, и пьёт наши тени. Люди боятся ненасытного Гъюки. Чудовище крадёт и наш скот, что пасётся на лугу, питаясь мясом, когда не может выпить чью-то тень.
– Спасибо, хозяин, за обед! – поблагодарил самурай, и поднялся с татами. – Пойду-ка я в озере искупаюсь, надо смыть дорожную грязь!
– Постой! Не ходи! Там Гъюки! – округлил от страха свои глаза-щёлочки мастер.
– Вот и познакомимся! – усмехнулся Карасума.
Ворон подошёл к озеру. Вода спокойно плескалась о низкий берег. Рыбы, которых было несметное множество, выпрыгивали на поверхность. Озеро было большим и глубоким. Воин направился в сторону водопада, что бросался вниз с вершины горы, разбивая водную гладь брызгами, оглашая окрестности гулом. Как только он приблизился, чудовище, похожее на быка, появилось из вод, и зарычало громко.
Глаза быкообразной химеры налились кровью, ноздри раздувались, как у настоящего быка в ярости. Карасума почувствовал, что ноги ослабели, и закружилась голова. Монстр навис над самураем, увеличившись в размерах. Но заранее приготовленный острый меч, что держал наготове Ворон, из последних сил пронзил чудовище одним мощным ударом! Тут же туша осела на землю, а затем впиталась в прибрежную глину. Силы вернулись к самураю, и он омыл лицо в озёрной воде, а затем и искупался.
Когда Ворон вернулся в селение, люди шарахались от него, думая, что это его дух. Но когда он заговорил, и даже чиркнул ножом по руке, доказывая, что он человек
