Лоран вздохнул.
- Ладно, - согласился он.
Рубашка оказалась чуть коротковата в рукавах, но в остальном вполне подошла.
- Давай-ка, ложись, - решительно сказала Жанна переодевшемуся Лорану. Она кивнула на стоявшую у стены деревянную кровать - Ты же еле держишься.
- Нет, мне и так нормально, - упрямо качнул головой Лоран.- Я посижу.
- Ложись сейчас же, - приказала Жанна, - И не спорь. Иначе ты никогда не поправишься.
- А ты любишь командовать, - усмехнулся Лоран.
Но на кровать всё-таки перебрался.
Жанна подумала о том, что надо бы что-нибудь съесть.
Но есть почему-то совсем не хотелось. Правда, девушка заставила себя прожевать кусок хлеба с долькой луковицы и запить его водой. Заодно, она прикидывала, что из еды у неё есть на завтрашний день. Ведь теперь их было двое, и Лорану тоже надо будет чем-то питаться.
Еды было не так много - пара луковиц и пол-буханки хлеба.
"Сварю луковую похлебку" - подумала Жанна. - "Всё-таки горячая еда".
Лоран лежал и смотрел, как она возится с котелком у маленькой печурки. Перед Жанной стояла довольно сложная задача - практически из ничего надо было сварить суп. Она положила на стол две маленькие луковицы, и вспомнила, что у нее есть еще небольшой пучок зелени. Девушка радостно улыбнулась, доставая его.
- Я думаю, что должен рассказать, как я оказался у двери твоей квартиры, - вдруг услышала она голос Лорана. И обернулась к нему с пучком зелени в руках.
- И к тому же я хочу отблагодарить тебя. - продолжал он. - Ты так помогла мне, Жанна.
- Не надо никакой благодарности, - тихо ответила девушка, почему-то чувствуя, как к щекам приливает кровь. - Я не сделала ничего особенного. На моём месте любой...
- Любой?! - вдруг резко перебил её Лоран. Он слегка приподнялся на кровати и посмотрел на неё в упор, - Любые сейчас заняты тем, что убивают. А остальные смотрят на это.
Жанна испуганно взглянула на него. Лоран очень побледнел, лицо его как-то дернулось, и он поднёс руку к глазам, отвернувшись от Жанны.
- Они убили всю мою семью, - глухим голосом сказал он.
Жанна молчала, не зная, что сказать. Она отошла от печки и подошла к Лорану, присев рядом с ним на краешек кровати.
- Это произошло в тюрьме? - тихо спросила девушка.
Лоран поднял голову, откинув с глаз пряди темных волос и посмотрел ей в глаза.
- Да, - ответил он, - Сегодня днём.
Он замолчал, и в комнате повисла напряжённая тишина. Жанна слышала тяжёлое прерывистое дыхание Лорана.
- Тебе больно вспоминать об этом... не надо, - проговорила Жанна.
Но Лоран уже продолжал, каким-то быстрым, сбивчивым голосом, как-будто наоборот, хотел скорее избавиться от своего страшного груза.
Жанна тихо, напряженно сидела рядом и слушала, сцепив руки на коленях.
- Нас арестовали в ночь на 30-е августа, - рассказывал Лоран, - всех. Отца, матушку, меня и сестру Люси. Просто ворвались в наш дом среди ночи и ... "Именем республики вы арестованы за роялистские настроения и сочувствие монархии". Едва дали одеться и потащили на улицу. Отец сначала пытался сопротивляться, а потом, уже когда нас вывели на улицу, сказал одному из гвардейцев что-то язвительное. Он всегда таким был. Отца убили прямо там же, перед домом... у нас на глазах. Зарубили саблей.
Лоран закрыл лицо ладонью.
- А нас отправили в тюрьму, - продолжил он через некоторое время. - Это была Ла Форс.
Жанна знала, что Ла Форс была одной из самых мрачных тюрем Парижа, пожалуй, кроме тюрьмы Шатле. Но, в отличие от Шатле, в Ла Форс попадали в основном люди знатные, аристократы. Последнее время в Париже говорили, что в Ла Форс была заключена принцесса де Ламбаль, подруга королевы Марии Антуанетты.
- Нас всех поместили в одну большую грязную камеру, - продолжал Лоран, - она была переполнена, там находилось ещё человек тридцать, было душно, грязно и ужасно тесно. Мы пробыли там два дня. Единственным утешением стало то, что меня не разлучили с матерью и сестрой.
Лоран кашлянул и посмотрел куда-то в сторону, мимо Жанны, но девушка успела заметить, что его зеленые глаза стали совсем темными.
- Так прошло два дня, - проговорил он. - А в ночь на третий начался этот кошмар...
Он опять замолчал, прижав руку к левому боку, там, где была рана.
- Мы проснулись от шума и криков. Уже светало, было раннее утро. Крики сначала доносились с улицы, а потом заполнили собой всё внутри. Мы сразу поняли, что произошло, народ ворвался в тюрьму. Они кричали: "Режьте, убивайте их!" Они... этот... народ, - с каким-то усилием выдохнул Лоран.
На его лбу выступил пот, и он тяжело откинулся назад, на спинку кровати.
- Ты устал, Лоран, - проговорила Жанна, - Может... расскажешь всё это завтра.
- Нет, - как-то громко и зло сказал Лоран, - слушай, Жанна.
В камере сразу же началась паника, люди заметались. Мы все почувствовали себя скотиной, обречённой на бойню. Люси заплакала, я её обнял. Я до сих пор чувствую её слезы, запах ее волос. Бедная моя малышка... Они убили её, убили... у меня на глазах.
Жанна слушала его, закусив губу. На её глазах появились слёзы.
- Ей было только двадцать, - прошептал Лоран, - несчастная моя сестра, - И матушка. Их убили, а я...
я не смог их защитить.
- Ну что ты, - тихо сказала Жанна. - Не вини себя, ты ни в чем не виноват.
- Лучше бы убили меня, - каким-то охрипшим голосом сказал Лоран. - И вот... сначала мы все слушали крики, доносившиеся с улицы и изнутри тюрьмы. А потом, очередь дошла и до нашей камеры. Открылась дверь, и они ворвались к нам. Я закрыл собой Люси и уже ждал удара саблей или пикой. Но они, вероятно, решили сначала поиграть в "законность". Нам сказали, что всех аристократов отведут в "народный трибунал".
- Трибунал? - переспросила Жанна.
- Да,- кивнул головой Лоран, - трибунал этот был наспех создан в одной из камер. Там поставили стол, за которым сидел некий гражданин от Парижской Комунны..., - Лоран потёр лоб рукой, - кажется, его звали Эбер. Он назвал нам свое имя и заявил, что будет судить нас со всей строгостью и справедливостью революционного времени.
Мы стояли в коридоре вместе с другими обреченными и ждали своей очереди. Не знаю, кому нужен был этот фарс. И игра в "справедливость". Никого не отпустили, трибунал после короткого допроса каждого признавал виновным и отправлял на смерть. Тут же, во дворе тюрьмы.
- Господи, - прошептала Жанна.
- Меня вызвали одним из первых, - продолжал Лоран, - спросили имя, фамилию, сословие. Я сказал, и Эбер сразу же бросил мне в лицо: "Виновен. Смертная казнь!".
Тоже самое через пару минут ожидало матушку и сестру.
Нас потащили во двор. Господи... Люси плакала. Я до сих пор слышу ее плач. Её вели впереди, и она всё время оборачивалась ко мне.
Помню, был уже день, светило солнце. Нас вытолкали в тюремный двор. Матушка что-то крикнула и попыталась вырваться. И тогда её...
Лоран судорожно вздохнул, и Жанна увидела у него на глазах слёзы.
- А что было с Люси? - спросила она.
- Тоже самое, - резко бросил ей Лоран, - только ещё хуже. Её отвели за угол, приставив с двух сторон сабли и... я не видел этого, но слышал её крики.
Им не достаточно было просто убить. Перед этим нужно было ещё...
Лоран замолчал, опустив голову. Длинные тёмные волосы почти полностью закрыли его лицо.
- Сейчас я думаю, что тоже должен был умереть, - сказал он.- Мне было бы легче.
- Как тебе удалось спастись? - спросила его Жанна.
- Меня спасло то, что они искали развлечений, - глухим голосом ответил Лоран.
Сначала они хотели убить меня там же, где убили мать и сестру. В тюремном дворе. И один из них даже начал это, сильно ударив меня саблей - Лоран кивнул на свой перевязанный бок.
- Но они были уже не очень трезвыми... и может быть поэтому им захотелось разнообразия.
- А давай-ка вздернем этого аристо где-нибудь на фонаре! Перед всеми! - крикнул один санкюлот.
Второй его с радостью поддержал. И вот, они потащили меня за собой в город. Только это меня и спасло. И ещё ты, Жанна - Лоран внимательно посмотрел девушке в глаза.
Жанна слегка улыбнулась и дотронулась до его руки.
- Тебя спас Бог, Лоран. - проговорила она, - ничего не происходит без его воли.
Лоран задел рукой свой левый бок, и его лицо исказилось от боли.
- Я не знаю, как Бог допускает такое, - отрывисто и зло произнёс он.- Я, наверное, никогда этого не пойму.
И Жанна поняла, что он думает об убитых отце, матери и молоденькой сестре. Она не знала, что ему ответить, только опять сильнее сжала руки, лежавшие на коленях.
И продолжила слушать его страшный рассказ.
- Меня тащили по улицам Парижа, весело сказав что ведут на площадь, где и повесят, как последнюю собаку, - продолжал Лоран, - их было всего двое. И, будь я не ранен... может быть, у меня было бы больше шансов хотя бы попытаться с ними справиться. Но тогда я понимал, что шансов нет, и уже приготовился к смерти. Спасла меня случайность... по дороге им встретился какой-то винный погребок, и один из санкюлотов не смог перед этим устоять. Приказав другому меня охранять, он скрылся в лавке, сказав, что купит бутылочку и сразу же вернётся назад. Я мгновенно понял, что это шанс... пусть и крохотный, но всё же. К тому же второй гражданин, державший меня, тоже уже немного устал, и его хватка ослабла. Видимо, сказывалось действие алкоголя. И вот, я толкнул его из последних сил и бросился бежать, в любой момент ожидая смертельного удара в спину. Но удара не было. Мой охранник поначалу замешкался и отстал. Я увидел на пути арку и вбежал под неё, дальше был дворик и дверь. Это была дверь твоего дома, Жанна. Дальше я вбежал в дом и увидел лесенку, под которой и спрятался. Она была немного в стороне, в темном углу, и у меня появилась слабая надежда, что там меня не найдут. Так и произошло. Вскоре я услышал доносившиеся с улицы крики моих преследователей и вопросы, которые они задавали прохожим на улице про меня. Через какое-то время они вошли во двор, что было слышно по их приблизившимся шумным голосам. И я подумал, что пришёл мой конец. Найди они меня после этого побега - убили бы на месте. Я замер и старался не дышать. И вот, заскрипела дверь, и они оба, грязно ругаясь, вошли в дом.
- Марсель, глянь-ка наверху! - крикнул один из них, тот, что пошёл тогда в винную лавку и был за главного. Марсель послушно побежал вверх по лестнице.
Второй же тем временем топтался внизу, но под лесенку к моей радости, не заглядывал. Она была совсем неприметной, да и сказывалось то, что он был пьян.
Вскоре вернулся и его товарищ, который наверху тоже никого не обнаружил. Выругавшись, они оба ещё немного потоптались внизу. А потом я услышал, как хлопнула дверь и наконец-то наступила блаженная тишина. Они ушли.
Я остался сидеть там. Показываться в таком виде на улицах, по крайней мере днём, было равносильно смерти. Ну а что было дальше, Жанна, ты и сама знаешь.
Лоран слабо улыбнулся девушке и откинулся назад, на спинку кровати, прижав руку к своей ране. Было видно, что этот рассказ отнял у него много сил.
Физических, и ещё больше, душевных.
Жанна смотрела на Лорана, забыв, что перед ней человек совсем другого сословия, аристократ. И что в той, теперь уже такой далёкой, когда-то мирной жизни, их разделяла целая пропасть. Но сейчас она видела перед собой просто несчастного человека, потерявшего за несколько последних дней самых близких своих людей.
- У тебя остались ещё родные? - Спросила она Лорана.
- Да, - он кивнул головой, - есть родные со стороны отца, они живут в Бретани. Мы переписывались до этого лета, но потом связь оборвалась. Говорят, сейчас всю переписку вскрывают и отслеживают. А из близких родных у меня осталась только Мадлен. Это моя старшая сестра, у нас с ней разница в три года. Слава Богу, сейчас она в безопасности. Мадлен вместе со своим мужем уехала в Британию ещё два года назад. Её муж англичанин. Мы тоже хотели переехать к ним, но... не успели.
- Хорошо, что она в безопасности, - проговорила Жанна.
Лоран кивнул и окинул взглядом убогую обстановку комнаты. Потом перевёл взгляд на Жанну.
- А где твои родные, Жанна? - Спросил он, - или ты одна?
- Мама умерла два месяца назад, - тихо ответила Жанна, - Воспаление лёгких. А брат Рене ушёл добровольцем на фронт.
- Республиканец? - как-то язвительно спросил Лоран.
Он слегка нахмурил лоб и дотронулся рукой до рассечённой брови. Рана была небольшой, но довольно глубокой, и Жанна почему-то подумала, что теперь наверняка останется шрам.
- Хотя, что я спрашиваю, - продолжил Лоран, - вы ведь все за республику, ведь так? Свобода, равенство и братство... или смерть. Да? Такой ведь девиз у республиканцев.
Он откинулся назад и устало прикрыл глаза.
- Да, Рене республиканец, - ответила Жанна, - он даже участвовал 14-го июля во взятии Бастилии. И...
- Понятно, - резко бросил ей Лоран, не дав договорить.
В комнате повисла тишина. С улицы донёсся шум проехавшего экипажа и стук по каменной мостовой чьих-то спешащих деревянных башмаков. Незаметно стемнело, сумрак скрадывал углы комнаты. Жанна экономила свечи, их было немного и стоили они для неё дорого. Вот и сейчас она не зажигала огарок свечи до последнего.
Лоран молчал, и девушка отошла к столу. В её сердце вдруг появилась какая-то тяжесть. Она вспомнила мать, которая в последний день жизни всё ещё улыбалась ей... и верила, что выздоровеет. А потом потеряла сознание, и страшный жар за несколько часов убил её изнутри. А у Жанны даже не было денег на самые простые лекарства. Она вспомнила Рене, который прощался с ней, уезжая на фронт. Как он обнял её на прощание и сказал:
"Не грусти, сестрёнка. И береги маму. Когда я вернусь с победой, у всех нас будет совсем другая, счастливая жизнь".
Жанна обернулась и посмотрела на Лорана. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Девушка вспомнила, что так и не сварила луковую похлёбку. Она всё-таки зажгла маленький огарок, оставшийся ещё со вчерашнего вечера, и подошла к печурке.
- Прости меня, Жанна, - вдруг услышала она голос Лорана и обернулась в его сторону.
- Как я могу вас осуждать, - продолжал он, - осуждать, совсем не зная, как вы живёте. И как... жили раньше.
- Мы жили дружно, - сказала Жанна.
Она сосредоточенно чистила луковицу, стараясь этими простыми движениями успокоить нервы.
- А твой отец? - спросил Лоран, - он жив?
- Нет, - Жанна покачала головой, - отец умер, когда мне было одиннадцать. Он был каменщик. Однажды днём его принесли товарищи... те, с кем он работал. Случилась беда. Во время стройки сорвалась большая плита, и отец был тяжело ранен. Чтобы его спасти, нужна была сложная операция. Но у нас не было денег на врача.
К утру отец умер. Я помню, как стояла у его кровати, в ногах. А мама рыдала и всё время обнимала его. Потом Рене как-то оттащил её и стал успокаивать.
Ему в ту пору было уже семнадцать.
- Ужасно, - проговорил Лоран.
- Да, - продолжала Жанна. - Но на самом деле, человек привыкает ко многому. Мы привыкли жить впроглодь. И привыкли к тому, что за маленький кусок хлеба всегда нужно было работать на износ. Но не могла и не могу я привыкнуть только к одному - к тому, что люди умирают.
- К этому не надо привыкать, Жанна, - быстро проговорил Лоран. - Никогда не надо. И ты прости меня. Я знал, конечно, что народ бедствует и что во многих семьях крайняя нищета, но... когда это видишь вот так, вблизи.
- Ладно, - согласился он.
Рубашка оказалась чуть коротковата в рукавах, но в остальном вполне подошла.
- Давай-ка, ложись, - решительно сказала Жанна переодевшемуся Лорану. Она кивнула на стоявшую у стены деревянную кровать - Ты же еле держишься.
- Нет, мне и так нормально, - упрямо качнул головой Лоран.- Я посижу.
- Ложись сейчас же, - приказала Жанна, - И не спорь. Иначе ты никогда не поправишься.
- А ты любишь командовать, - усмехнулся Лоран.
Но на кровать всё-таки перебрался.
Жанна подумала о том, что надо бы что-нибудь съесть.
Но есть почему-то совсем не хотелось. Правда, девушка заставила себя прожевать кусок хлеба с долькой луковицы и запить его водой. Заодно, она прикидывала, что из еды у неё есть на завтрашний день. Ведь теперь их было двое, и Лорану тоже надо будет чем-то питаться.
Еды было не так много - пара луковиц и пол-буханки хлеба.
"Сварю луковую похлебку" - подумала Жанна. - "Всё-таки горячая еда".
Лоран лежал и смотрел, как она возится с котелком у маленькой печурки. Перед Жанной стояла довольно сложная задача - практически из ничего надо было сварить суп. Она положила на стол две маленькие луковицы, и вспомнила, что у нее есть еще небольшой пучок зелени. Девушка радостно улыбнулась, доставая его.
- Я думаю, что должен рассказать, как я оказался у двери твоей квартиры, - вдруг услышала она голос Лорана. И обернулась к нему с пучком зелени в руках.
- И к тому же я хочу отблагодарить тебя. - продолжал он. - Ты так помогла мне, Жанна.
- Не надо никакой благодарности, - тихо ответила девушка, почему-то чувствуя, как к щекам приливает кровь. - Я не сделала ничего особенного. На моём месте любой...
- Любой?! - вдруг резко перебил её Лоран. Он слегка приподнялся на кровати и посмотрел на неё в упор, - Любые сейчас заняты тем, что убивают. А остальные смотрят на это.
Жанна испуганно взглянула на него. Лоран очень побледнел, лицо его как-то дернулось, и он поднёс руку к глазам, отвернувшись от Жанны.
- Они убили всю мою семью, - глухим голосом сказал он.
Глава 3
Жанна молчала, не зная, что сказать. Она отошла от печки и подошла к Лорану, присев рядом с ним на краешек кровати.
- Это произошло в тюрьме? - тихо спросила девушка.
Лоран поднял голову, откинув с глаз пряди темных волос и посмотрел ей в глаза.
- Да, - ответил он, - Сегодня днём.
Он замолчал, и в комнате повисла напряжённая тишина. Жанна слышала тяжёлое прерывистое дыхание Лорана.
- Тебе больно вспоминать об этом... не надо, - проговорила Жанна.
Но Лоран уже продолжал, каким-то быстрым, сбивчивым голосом, как-будто наоборот, хотел скорее избавиться от своего страшного груза.
Жанна тихо, напряженно сидела рядом и слушала, сцепив руки на коленях.
- Нас арестовали в ночь на 30-е августа, - рассказывал Лоран, - всех. Отца, матушку, меня и сестру Люси. Просто ворвались в наш дом среди ночи и ... "Именем республики вы арестованы за роялистские настроения и сочувствие монархии". Едва дали одеться и потащили на улицу. Отец сначала пытался сопротивляться, а потом, уже когда нас вывели на улицу, сказал одному из гвардейцев что-то язвительное. Он всегда таким был. Отца убили прямо там же, перед домом... у нас на глазах. Зарубили саблей.
Лоран закрыл лицо ладонью.
- А нас отправили в тюрьму, - продолжил он через некоторое время. - Это была Ла Форс.
Жанна знала, что Ла Форс была одной из самых мрачных тюрем Парижа, пожалуй, кроме тюрьмы Шатле. Но, в отличие от Шатле, в Ла Форс попадали в основном люди знатные, аристократы. Последнее время в Париже говорили, что в Ла Форс была заключена принцесса де Ламбаль, подруга королевы Марии Антуанетты.
- Нас всех поместили в одну большую грязную камеру, - продолжал Лоран, - она была переполнена, там находилось ещё человек тридцать, было душно, грязно и ужасно тесно. Мы пробыли там два дня. Единственным утешением стало то, что меня не разлучили с матерью и сестрой.
Лоран кашлянул и посмотрел куда-то в сторону, мимо Жанны, но девушка успела заметить, что его зеленые глаза стали совсем темными.
- Так прошло два дня, - проговорил он. - А в ночь на третий начался этот кошмар...
Он опять замолчал, прижав руку к левому боку, там, где была рана.
- Мы проснулись от шума и криков. Уже светало, было раннее утро. Крики сначала доносились с улицы, а потом заполнили собой всё внутри. Мы сразу поняли, что произошло, народ ворвался в тюрьму. Они кричали: "Режьте, убивайте их!" Они... этот... народ, - с каким-то усилием выдохнул Лоран.
На его лбу выступил пот, и он тяжело откинулся назад, на спинку кровати.
- Ты устал, Лоран, - проговорила Жанна, - Может... расскажешь всё это завтра.
- Нет, - как-то громко и зло сказал Лоран, - слушай, Жанна.
В камере сразу же началась паника, люди заметались. Мы все почувствовали себя скотиной, обречённой на бойню. Люси заплакала, я её обнял. Я до сих пор чувствую её слезы, запах ее волос. Бедная моя малышка... Они убили её, убили... у меня на глазах.
Жанна слушала его, закусив губу. На её глазах появились слёзы.
- Ей было только двадцать, - прошептал Лоран, - несчастная моя сестра, - И матушка. Их убили, а я...
я не смог их защитить.
- Ну что ты, - тихо сказала Жанна. - Не вини себя, ты ни в чем не виноват.
- Лучше бы убили меня, - каким-то охрипшим голосом сказал Лоран. - И вот... сначала мы все слушали крики, доносившиеся с улицы и изнутри тюрьмы. А потом, очередь дошла и до нашей камеры. Открылась дверь, и они ворвались к нам. Я закрыл собой Люси и уже ждал удара саблей или пикой. Но они, вероятно, решили сначала поиграть в "законность". Нам сказали, что всех аристократов отведут в "народный трибунал".
- Трибунал? - переспросила Жанна.
- Да,- кивнул головой Лоран, - трибунал этот был наспех создан в одной из камер. Там поставили стол, за которым сидел некий гражданин от Парижской Комунны..., - Лоран потёр лоб рукой, - кажется, его звали Эбер. Он назвал нам свое имя и заявил, что будет судить нас со всей строгостью и справедливостью революционного времени.
Мы стояли в коридоре вместе с другими обреченными и ждали своей очереди. Не знаю, кому нужен был этот фарс. И игра в "справедливость". Никого не отпустили, трибунал после короткого допроса каждого признавал виновным и отправлял на смерть. Тут же, во дворе тюрьмы.
- Господи, - прошептала Жанна.
- Меня вызвали одним из первых, - продолжал Лоран, - спросили имя, фамилию, сословие. Я сказал, и Эбер сразу же бросил мне в лицо: "Виновен. Смертная казнь!".
Тоже самое через пару минут ожидало матушку и сестру.
Нас потащили во двор. Господи... Люси плакала. Я до сих пор слышу ее плач. Её вели впереди, и она всё время оборачивалась ко мне.
Помню, был уже день, светило солнце. Нас вытолкали в тюремный двор. Матушка что-то крикнула и попыталась вырваться. И тогда её...
Лоран судорожно вздохнул, и Жанна увидела у него на глазах слёзы.
- А что было с Люси? - спросила она.
- Тоже самое, - резко бросил ей Лоран, - только ещё хуже. Её отвели за угол, приставив с двух сторон сабли и... я не видел этого, но слышал её крики.
Им не достаточно было просто убить. Перед этим нужно было ещё...
Лоран замолчал, опустив голову. Длинные тёмные волосы почти полностью закрыли его лицо.
- Сейчас я думаю, что тоже должен был умереть, - сказал он.- Мне было бы легче.
- Как тебе удалось спастись? - спросила его Жанна.
- Меня спасло то, что они искали развлечений, - глухим голосом ответил Лоран.
Сначала они хотели убить меня там же, где убили мать и сестру. В тюремном дворе. И один из них даже начал это, сильно ударив меня саблей - Лоран кивнул на свой перевязанный бок.
- Но они были уже не очень трезвыми... и может быть поэтому им захотелось разнообразия.
- А давай-ка вздернем этого аристо где-нибудь на фонаре! Перед всеми! - крикнул один санкюлот.
Второй его с радостью поддержал. И вот, они потащили меня за собой в город. Только это меня и спасло. И ещё ты, Жанна - Лоран внимательно посмотрел девушке в глаза.
Жанна слегка улыбнулась и дотронулась до его руки.
- Тебя спас Бог, Лоран. - проговорила она, - ничего не происходит без его воли.
Лоран задел рукой свой левый бок, и его лицо исказилось от боли.
- Я не знаю, как Бог допускает такое, - отрывисто и зло произнёс он.- Я, наверное, никогда этого не пойму.
И Жанна поняла, что он думает об убитых отце, матери и молоденькой сестре. Она не знала, что ему ответить, только опять сильнее сжала руки, лежавшие на коленях.
И продолжила слушать его страшный рассказ.
- Меня тащили по улицам Парижа, весело сказав что ведут на площадь, где и повесят, как последнюю собаку, - продолжал Лоран, - их было всего двое. И, будь я не ранен... может быть, у меня было бы больше шансов хотя бы попытаться с ними справиться. Но тогда я понимал, что шансов нет, и уже приготовился к смерти. Спасла меня случайность... по дороге им встретился какой-то винный погребок, и один из санкюлотов не смог перед этим устоять. Приказав другому меня охранять, он скрылся в лавке, сказав, что купит бутылочку и сразу же вернётся назад. Я мгновенно понял, что это шанс... пусть и крохотный, но всё же. К тому же второй гражданин, державший меня, тоже уже немного устал, и его хватка ослабла. Видимо, сказывалось действие алкоголя. И вот, я толкнул его из последних сил и бросился бежать, в любой момент ожидая смертельного удара в спину. Но удара не было. Мой охранник поначалу замешкался и отстал. Я увидел на пути арку и вбежал под неё, дальше был дворик и дверь. Это была дверь твоего дома, Жанна. Дальше я вбежал в дом и увидел лесенку, под которой и спрятался. Она была немного в стороне, в темном углу, и у меня появилась слабая надежда, что там меня не найдут. Так и произошло. Вскоре я услышал доносившиеся с улицы крики моих преследователей и вопросы, которые они задавали прохожим на улице про меня. Через какое-то время они вошли во двор, что было слышно по их приблизившимся шумным голосам. И я подумал, что пришёл мой конец. Найди они меня после этого побега - убили бы на месте. Я замер и старался не дышать. И вот, заскрипела дверь, и они оба, грязно ругаясь, вошли в дом.
- Марсель, глянь-ка наверху! - крикнул один из них, тот, что пошёл тогда в винную лавку и был за главного. Марсель послушно побежал вверх по лестнице.
Второй же тем временем топтался внизу, но под лесенку к моей радости, не заглядывал. Она была совсем неприметной, да и сказывалось то, что он был пьян.
Вскоре вернулся и его товарищ, который наверху тоже никого не обнаружил. Выругавшись, они оба ещё немного потоптались внизу. А потом я услышал, как хлопнула дверь и наконец-то наступила блаженная тишина. Они ушли.
Я остался сидеть там. Показываться в таком виде на улицах, по крайней мере днём, было равносильно смерти. Ну а что было дальше, Жанна, ты и сама знаешь.
Лоран слабо улыбнулся девушке и откинулся назад, на спинку кровати, прижав руку к своей ране. Было видно, что этот рассказ отнял у него много сил.
Физических, и ещё больше, душевных.
Глава 4
Жанна смотрела на Лорана, забыв, что перед ней человек совсем другого сословия, аристократ. И что в той, теперь уже такой далёкой, когда-то мирной жизни, их разделяла целая пропасть. Но сейчас она видела перед собой просто несчастного человека, потерявшего за несколько последних дней самых близких своих людей.
- У тебя остались ещё родные? - Спросила она Лорана.
- Да, - он кивнул головой, - есть родные со стороны отца, они живут в Бретани. Мы переписывались до этого лета, но потом связь оборвалась. Говорят, сейчас всю переписку вскрывают и отслеживают. А из близких родных у меня осталась только Мадлен. Это моя старшая сестра, у нас с ней разница в три года. Слава Богу, сейчас она в безопасности. Мадлен вместе со своим мужем уехала в Британию ещё два года назад. Её муж англичанин. Мы тоже хотели переехать к ним, но... не успели.
- Хорошо, что она в безопасности, - проговорила Жанна.
Лоран кивнул и окинул взглядом убогую обстановку комнаты. Потом перевёл взгляд на Жанну.
- А где твои родные, Жанна? - Спросил он, - или ты одна?
- Мама умерла два месяца назад, - тихо ответила Жанна, - Воспаление лёгких. А брат Рене ушёл добровольцем на фронт.
- Республиканец? - как-то язвительно спросил Лоран.
Он слегка нахмурил лоб и дотронулся рукой до рассечённой брови. Рана была небольшой, но довольно глубокой, и Жанна почему-то подумала, что теперь наверняка останется шрам.
- Хотя, что я спрашиваю, - продолжил Лоран, - вы ведь все за республику, ведь так? Свобода, равенство и братство... или смерть. Да? Такой ведь девиз у республиканцев.
Он откинулся назад и устало прикрыл глаза.
- Да, Рене республиканец, - ответила Жанна, - он даже участвовал 14-го июля во взятии Бастилии. И...
- Понятно, - резко бросил ей Лоран, не дав договорить.
В комнате повисла тишина. С улицы донёсся шум проехавшего экипажа и стук по каменной мостовой чьих-то спешащих деревянных башмаков. Незаметно стемнело, сумрак скрадывал углы комнаты. Жанна экономила свечи, их было немного и стоили они для неё дорого. Вот и сейчас она не зажигала огарок свечи до последнего.
Лоран молчал, и девушка отошла к столу. В её сердце вдруг появилась какая-то тяжесть. Она вспомнила мать, которая в последний день жизни всё ещё улыбалась ей... и верила, что выздоровеет. А потом потеряла сознание, и страшный жар за несколько часов убил её изнутри. А у Жанны даже не было денег на самые простые лекарства. Она вспомнила Рене, который прощался с ней, уезжая на фронт. Как он обнял её на прощание и сказал:
"Не грусти, сестрёнка. И береги маму. Когда я вернусь с победой, у всех нас будет совсем другая, счастливая жизнь".
Жанна обернулась и посмотрела на Лорана. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Девушка вспомнила, что так и не сварила луковую похлёбку. Она всё-таки зажгла маленький огарок, оставшийся ещё со вчерашнего вечера, и подошла к печурке.
- Прости меня, Жанна, - вдруг услышала она голос Лорана и обернулась в его сторону.
- Как я могу вас осуждать, - продолжал он, - осуждать, совсем не зная, как вы живёте. И как... жили раньше.
- Мы жили дружно, - сказала Жанна.
Она сосредоточенно чистила луковицу, стараясь этими простыми движениями успокоить нервы.
- А твой отец? - спросил Лоран, - он жив?
- Нет, - Жанна покачала головой, - отец умер, когда мне было одиннадцать. Он был каменщик. Однажды днём его принесли товарищи... те, с кем он работал. Случилась беда. Во время стройки сорвалась большая плита, и отец был тяжело ранен. Чтобы его спасти, нужна была сложная операция. Но у нас не было денег на врача.
К утру отец умер. Я помню, как стояла у его кровати, в ногах. А мама рыдала и всё время обнимала его. Потом Рене как-то оттащил её и стал успокаивать.
Ему в ту пору было уже семнадцать.
- Ужасно, - проговорил Лоран.
- Да, - продолжала Жанна. - Но на самом деле, человек привыкает ко многому. Мы привыкли жить впроглодь. И привыкли к тому, что за маленький кусок хлеба всегда нужно было работать на износ. Но не могла и не могу я привыкнуть только к одному - к тому, что люди умирают.
- К этому не надо привыкать, Жанна, - быстро проговорил Лоран. - Никогда не надо. И ты прости меня. Я знал, конечно, что народ бедствует и что во многих семьях крайняя нищета, но... когда это видишь вот так, вблизи.
