- Предварительный допрос обвиняемой Франчески Белли состоится завтра, в девять часов утра.
Рассчитываю на ваше на нем присутствие, брат Бернард. Вы мне понадобитесь, - сухие, отрывистые слова прелата падали вниз, подобно мелким камням на рассохшуюся почву.
- Вы слышите меня, Бернард? Да что с вами? - инквизитор повысил голос, обращаясь к сидевшему перед ним молодому человеку лет двадцати на вид, облаченному в черную сутану. Его темные волосы были схвачены сзади кожаным ремешком. Смуглое лицо было задумчиво, и в то же время сосредоточено, словно он находился далеко от кабинета главного инквизитора, одним из помощников которого являлся последние несколько месяцев, осваивая нелегкие азы борьбы с еретиками, колдунами и ведьмами.
Бернард вздрогнул, оторвавшись от всецело поглотивших его мыслей и посмотрел в худощавое желтоватое лицо наставника с небольшими пронзительными глазами и острыми выпирающими скулами.
Шестидесятилетний прелат был известен, как один из самых непримиримых борцов с ересью и ведовством. Немалое количество обвиняемых было сожжено живьем по его личному распоряжению. Кроме того, был он и любителем допросов, которые учинял обычно с особым пристрастием. Загнанные под ногти иглы, раздробленные пальцы, отрезанные языки, растяжка на дыбе, железная дева - то был лишь малый арсенал пыток, которые он применял к своим подследственным. В последнее время пытки становились все изощреннее, словно осуществляя их, прелат чувствовал не только удовлетворение от выполняемой службы, но и прилив жизненных сил в своем сухом стареющем теле.
Знал Бернард и особое пристрастие прелата к ведьмам - молодым женщинам и совсем юным девушкам, которых великий инквизитор не гнушался собственноручно проверять на предмет их вероятных сношений с дьяволом.
В первые недели обучения у великого инквизитора, Бернард с трудом выдерживал вид льющейся из разорванной плоти крови, запах горелого мяса, крики и мучительные стоны жертв. В первые дни, невероятных усилий стоило ему не выбежать из пыточной в самый, казалось бы, ответственный момент. А иногда он, по какому-то странному, но неотступному наитию, представлял самого себя на месте обреченных. И что-то, похожее, на сострадание и жалость, шевелилось тогда в его, пока еще не окончательно огрубевшем сердце.
Но Бернард решительно подавлял в себе это жалкое, презренное чувство. Подавлял старательными мыслями об истинной христианской вере, о святости церкви и о страшных грехах тех, кто богохульствует и отступничает. Да, они действительно заслуживали участи быть преданными анафеме, замученными и сожженными заживо.
И за последние месяцы он все больше и больше убеждал себя в этом. И, кажется, почти убедил...
Пока не увидел Франческу.
Франческу Белли привели к ним два дня назад. Заплаканное лицо, рассеченная скула, разорванная на груди рубашка и каскад густых, волнистых, обжигающих взгляд огненно-рыжих волос, рассыпавшихся по хрупким плечам. Девушка была исключительно красива. Красива той утонченно-благородной красотой, которая встречается у знатных дам, аристократок и инфант. Словно точеные черты лица, полные яркие губы, небольшой прямой носик, черные, слегка изломанные брови, похожие на птичьи крылья.
И большие глаза - темно-зеленые с карими вкраплениями ближе к зрачку. От испуга они показались Бернарду совсем огромными.
Услышал он и слова прелата, которые тот сухо бросил в сторону, одними губами:
- Точно, ведьма. Откуда может быть такая красота у простой крестьянской девки?
И, услышав это, Бернард почему-то почувствовал возникшее в груди глухое раздражение.
Франческа Белли стояла перед ними в тот вечер на первом допросе - босая, на холодном каменном полу. Руки ее были связаны впереди и, посмотрев на них, Бернард вновь изумился, какие у нее тонкие запястья и пальцы. Хоть и загоревшие на солнце - но тонкие и смуглые, совсем не похожие на загрубевшие от постоянной работы руки обычной крестьянки.
И он сразу подумал, что в этой девушке скрыта какая-то тайна. Тайна, которую он должен разгадать. Но не так... совсем не так, как они проделывали это раньше.
Он представил обнаженное тело Франчески, растянутое на дыбе.
Ее прекрасное лицо, изуродованное синяками и кровоподтеками. Тонкие руки, вывернутые в суставах. И... жадные и похотливые пальцы прелата, исследующего ее тело на предмет возможных сношений с дьяволом, его сухие дряблые губы, прикасающиеся к ее юным губам.
Представив всё это, Бернард внутренне содрогнулся.
"Нет, не бывать этому" - совершенно отчетливо произнес в его голове в тот же миг какой-то голос. И помощник инквизитора даже не удивился ему.
И с того самого вечера, как он увидел Франческу Белли впервые, Бернард уже не противился неотступной мысли.
Мысли о том, что он должен спасти эту девушку.
История восемнадцатилетней Франчески Белли ничем особенным не отличалась от множества историй других девушек и женщин, которых прелат уже отправил на костер. Единственным отличием от них была, пожалуй, ее ослепительная красота. Перед мысленным взором Бернарда возникла вереница "ведьм" и еретичек, прошедших через руки святой инквизиции за последние месяцы. Было среди них немало просто симпатичных лиц, и даже настоящих красавиц... но красота Франчески казалась ему чем-то особенным. Почти сверхъестественным.
Причиной обвинения в ведовстве послужил донос нескольких жительниц из той же деревни, где жила девушка. Ее обвиняли в сборе ведьмовских трав, занятиями магией, а также наведением смертельной порчи на людей.
У одной из крестьянок недавно скоропостижно скончался младенец, в чем незамедлительно и была обвинена Франческа Белли.
- По предварительному обвинению, Франческа Белли, тебе в вину вменяются сбор трав, занятия магией... А также - прелат сделал многозначительную паузу и вперился своим водянистым взглядом в расширенные от испуга глаза девушки. - А также, смерть шестимесячного Николаса Морелли, проживающего на соседней с тобой улице. Ты обвиняешься в том, что сознательно навела на него порчу.
Что ты можешь сказать в свое оправдание?
- Я не согласна с этими обвинениями. - выдохнула Франческа. - Я наоборот, всячески старалась помочь Николасу. Я жалею лишь о том, что его мать не позвала меня раньше. Иначе отвар моих трав помог бы обязательно. Но... но было уже слишком поздно...
- Значит, - прелат многозначительно поднял вверх седую бровь. - Значит, ты не отрицаешь, что занималась сбором ведьмовских трав?
- Да, я собирала их, - в отчаянии сказала девушка. - Но никакие они не ведьмовские. Это целебные травы, помогающие снять воспаление, остановить кровотечение, прекратить лихорадку, уменьшить зубную боль. Они могут...
- Хватит! - резко оборвал ее великий инквизитор. - Обо всех своих непотребствах и ведьмовских занятиях ты подробно расскажешь нам завтра, на официальном допросе.
И подумай о том, что откровенное признание - это единственный способ спасти твою, полную грехов, душу.
Хоть ты и стала ведьмой, но душу твою еще можно спасти.
Он опять сделал паузу и переместил цепкий внимательный взгляд с лица Франчески на разорванный вырез ее рубашки, в котором виднелась красивая полуобнаженная грудь.
- Но я не ведьма! - в отчаянии выкрикнула девушка.
- Если будешь упорствовать в своей ереси - тебе же станет хуже, - сухо бросил прелат. - Послезавтра тебя допросят с большим пристрастием, - он слегка улыбнулся, сцепив на столешнице костлявые желтые пальцы. - У тебя есть еще время подумать о своих грехах. Подумай о них и покайся.
А пока, - он сделал указующий жест Бернарду - Уведи ее.
В тот вечер Бернард отвел всхлипывающую, глотающую слезы Франческу вниз, в подвалы, где находились камеры для заключенных.
Он сжимал в ладони веревку, которой были связаны ее тонкие запястья и вдруг... на совсем краткий миг, его сердце пронзило странное пьянящее чувство... захотелось взять нож, перерезать веревку и выпустить девушку на свободу.
Как птицу выпускают из клетки. На мгновение он даже остановился, испугавшись этой странной и крамольной мысли. Ускорил шаг, грубо потянув за собой пленницу. Они прошли длинный мрачный коридор, стены которого освещали массивные факелы. И остановились, наконец, у последней из дверей. Держа левой рукой веревку, правой Бернард, ловко орудуя большим ключом, отпер дверь камеры, отворившуюся с протяжным скрипом-стоном и толкнул девушку в спину.
- Ступай, - произнес он Франческе.
Она на мгновение задержалась в дверях, сделала шаг в темноту... и вдруг повернулась к Бернарду.
Свет факелов осветил ее огромные, полные отчаяния глаза.
- Я не ведьма, - глухо сказала она.- Почему... почему вы не верите мне?
Бернард, не зная, что ответить, лишь с силой сжал ее плечи, втолкнул в камеру и захлопнул дверь, быстро закрыв ключом.
Он стремительно шел обратно по коридору, словно спасался бегством. Из-за зарешеченных дверей доносились стоны замученных святой инквизицией людей, а перед глазами стояло искаженное от отчаяния лицо девушки, в ушах по-прежнему раздавался ее вопрос. И Бернард неожиданно вдруг понял одну, совершенно простую и кристально-ясную истину. Он даже остановился, ошеломленный тем, почему не понимал её раньше.
- Я верю тебе, Франческа Белли, - ответил он вполголоса. - Ты не ведьма. Я верю тебе. И я тебя спасу.
И теперь, в этот душный июльский вечер, сидя в кабинете прелата, Бернард обдумывал возможный план спасения девушки. Времени оставалось мало, совсем мало.
Уже завтра, в девять утра ее отведут в пыточную на первый допрос и... о том, что произойдет дальше, Бернарду даже не хотелось думать. Значит, надо было решительно действовать.
Он перевел взгляд на окно, заполненное резными вставками витражей. Сквозь желтые, синие, зеленые и красные стеклышки лился свет заходящего солнца, и багровый отблеск от последних, падал на руки прелата, оставляя на них красные полоски. Бернарду на мгновение показалось, что это кровь. Кровь Франчески...
Он встал и, кашлянув, посмотрел в лицо инквизитора. Тот заполнял какой-то большой фолиант в коричневом кожаном переплете. Почувствовав взгляд Бернарда, отложил перо в сторону и поднял голову.
- Я понял вас, ваше святейшество, - ответствовал Бернард. - Завтра ровно в девять.
- Прекрасно, - удовлетворенно кивнул прелат. - Что ж, пока вы мне не нужны. Можете ступать в свою келью и провести вечер в молитве. Завтра, во время проведения допроса еретички, души наши должны быть полны божественной благодати. Да снизойдет она на вас, брат Бернард.
- Благодарю, - ответил Бернард. - А вы, ваше святейшество, собираетесь еще поработать здесь?
- Да, пожалуй. Необходимо составить некоторые списки, - прелат кивнул на открытую книгу записей и снова взял в руку перо.
Бернард серьезно кивнул и, стараясь унять взволнованно бьющееся сердце, покинул кабинет прелата. Он очень надеялся на то, что инквизитор задержится там до наступления темноты. Это значительно облегчило бы его задумку. В противном случае, все могло очень сильно осложниться. В случае провала его безрассудного плана, погибнут оба - и он, и Франческа. Поднявшись в свою маленькую келью, находившуюся этажом выше, Бернард первым делом запер изнутри дверь и подошел к небольшому кованому сундуку, стоявшему в углу. Там находились все его нехитрые пожитки. Порывшись в сундуке, Бернард извлек черный широкополый плащ с капюшоном и пару деревянных башмаков. Он критически покачал головой, разглядывая их.
- Что ж, сойдут и эти, других все равно уже не найти, - пробормотал он.
Затем, подумав немного, он опять залез в сундук и извлек оттуда рубашку, которую разорвал на несколько частей.
Оглянувшись, словно кто-то мог наблюдать за его действиями, Бернард осторожно извлек из сундука походную суму. Ту самую, с которой он полгода назад прибыл на обучение к прелату.
Вещей было немного, поэтому сборы не заняли много времени. Он положил в сумку несколько книг, кусок сыра, оставшийся от дневной трапезы, пару пресных ржаных лепешек, бутыль красного вина и медную фляжку.
Затем завязал тесемки на суме и, сев на постель, стал ждать. Подумал было, что надо помолиться, но святые слова не шли на язык и уж тем более - в сознание. Все мысли Бернарда занимало сейчас то деяние, которое он собирался совершить. Он знал, что это - грех... самый страшный и неискупаемый... но, как ни странно, это не вызывало в нем ни ужаса. Ни даже сожаления. Он боялся лишь одного - не успеть.
Бернард выждал более часа, периодически подходя к узкому окну кельи. Ему повезло - отсюда он мог видеть находившиеся по другую сторону здания, широкое витражное окно кабинета прелата. Уже стемнело, и оно было освещено огнями свечей. С возрастом, зрение инквизитора ослабло, и при чтении и письме по вечерам он зажигал много свечей. На его столе всегда стояло два массивных канделябра из литой бронзы. Правда сейчас, летом, он использовал только один. Второй канделябр оставался незажженным, и это натолкнуло Бернарда на одну из главных мыслей по осуществлению его плана.
- Что ж, пора, - прошептал Бернард, последний раз выглянув из окна кельи.
Кабинет прелата все также освещался уютным желтым светом.
Наскоро пробормотав слова молитвы и по привычке перекрестившись перед висевшим на стене большим распятием, Бернард в последний раз окинул взглядом спартанскую комнатку, где жил последние полгода. Затем, закинув за плечи суму, он тихо вышел, притворив за собой дверь.
- Кто там? - голос прелата прозвучал устало и потому слегка раздраженно. - Отец Мартин, ты?
- Нет, это брат Бернард, я кое что забыл у вас. Простите, ваше святейшество.
Бернард услышал шаркающие шаги за дверью, скрежет отпираемого засова. Дверь открылась, и прелат смерил его высокомерным и слегка раздраженным взглядом.
- Что ж, хорошая память не относится к твоим добродетелям, несмотря на молодость, - усмехнулся инквизитор. - Проходи. Но что же именно ты забыл?
- Книгу, ваше святейшество. Одну книгу. Кажется, я оставил ее на подоконнике, - сбивчиво ответил Бернард, глядя, однако, вовсе не на подоконник, а в сторону столешницы. Ему повезло - горел лишь один, стоящий там, бронзовый канделябр с тремя высокими свечами. Во второй свечи были не поставлены вообще, и Бернард расценил это, как счастливый знак. Дальше времени для раздумий не оставалось. Надо было действовать.
Быстрым движением он закрыл изнутри дверь на массивный засов и ступил к столу. Прелат поднял на него глаза, и в них заплескалось сначала недоумение, а потом и испуг.
- Бернард, что ты... - как-то прохрипел он, подняв руку и закрывая исказившееся лицо. - Что ты делаешь?!
Но Бернард, сам не ожидавший от себя такого, с размаху ударил инквизитора канделябром в висок. В этот удар он вложил всю свою силу и отчаяние.
Прелат глухо охнул и упал набок, как подрубленный. Донеслись хрипы и какой-то льющийся, булькающий звук.
Через некоторое время все смолкло.
Бернард учащенно дышал, боясь посмотреть вниз, на неподвижно распластавшееся тело.
Канделябр он так и не выпустил из намертво сжатой ладони. Наконец, сделав, как ему показалось, неимоверное усилие, он поднял его перед собой и рассмотрел.
С бронзового ромбического дна обильно капала кровь.
Такая же кровь, только как будто чуть более темного оттенка, медленно расплывалась на полу, под его ногами.
Рассчитываю на ваше на нем присутствие, брат Бернард. Вы мне понадобитесь, - сухие, отрывистые слова прелата падали вниз, подобно мелким камням на рассохшуюся почву.
- Вы слышите меня, Бернард? Да что с вами? - инквизитор повысил голос, обращаясь к сидевшему перед ним молодому человеку лет двадцати на вид, облаченному в черную сутану. Его темные волосы были схвачены сзади кожаным ремешком. Смуглое лицо было задумчиво, и в то же время сосредоточено, словно он находился далеко от кабинета главного инквизитора, одним из помощников которого являлся последние несколько месяцев, осваивая нелегкие азы борьбы с еретиками, колдунами и ведьмами.
Бернард вздрогнул, оторвавшись от всецело поглотивших его мыслей и посмотрел в худощавое желтоватое лицо наставника с небольшими пронзительными глазами и острыми выпирающими скулами.
Шестидесятилетний прелат был известен, как один из самых непримиримых борцов с ересью и ведовством. Немалое количество обвиняемых было сожжено живьем по его личному распоряжению. Кроме того, был он и любителем допросов, которые учинял обычно с особым пристрастием. Загнанные под ногти иглы, раздробленные пальцы, отрезанные языки, растяжка на дыбе, железная дева - то был лишь малый арсенал пыток, которые он применял к своим подследственным. В последнее время пытки становились все изощреннее, словно осуществляя их, прелат чувствовал не только удовлетворение от выполняемой службы, но и прилив жизненных сил в своем сухом стареющем теле.
Знал Бернард и особое пристрастие прелата к ведьмам - молодым женщинам и совсем юным девушкам, которых великий инквизитор не гнушался собственноручно проверять на предмет их вероятных сношений с дьяволом.
В первые недели обучения у великого инквизитора, Бернард с трудом выдерживал вид льющейся из разорванной плоти крови, запах горелого мяса, крики и мучительные стоны жертв. В первые дни, невероятных усилий стоило ему не выбежать из пыточной в самый, казалось бы, ответственный момент. А иногда он, по какому-то странному, но неотступному наитию, представлял самого себя на месте обреченных. И что-то, похожее, на сострадание и жалость, шевелилось тогда в его, пока еще не окончательно огрубевшем сердце.
Но Бернард решительно подавлял в себе это жалкое, презренное чувство. Подавлял старательными мыслями об истинной христианской вере, о святости церкви и о страшных грехах тех, кто богохульствует и отступничает. Да, они действительно заслуживали участи быть преданными анафеме, замученными и сожженными заживо.
И за последние месяцы он все больше и больше убеждал себя в этом. И, кажется, почти убедил...
Пока не увидел Франческу.
Франческу Белли привели к ним два дня назад. Заплаканное лицо, рассеченная скула, разорванная на груди рубашка и каскад густых, волнистых, обжигающих взгляд огненно-рыжих волос, рассыпавшихся по хрупким плечам. Девушка была исключительно красива. Красива той утонченно-благородной красотой, которая встречается у знатных дам, аристократок и инфант. Словно точеные черты лица, полные яркие губы, небольшой прямой носик, черные, слегка изломанные брови, похожие на птичьи крылья.
И большие глаза - темно-зеленые с карими вкраплениями ближе к зрачку. От испуга они показались Бернарду совсем огромными.
Услышал он и слова прелата, которые тот сухо бросил в сторону, одними губами:
- Точно, ведьма. Откуда может быть такая красота у простой крестьянской девки?
И, услышав это, Бернард почему-то почувствовал возникшее в груди глухое раздражение.
Франческа Белли стояла перед ними в тот вечер на первом допросе - босая, на холодном каменном полу. Руки ее были связаны впереди и, посмотрев на них, Бернард вновь изумился, какие у нее тонкие запястья и пальцы. Хоть и загоревшие на солнце - но тонкие и смуглые, совсем не похожие на загрубевшие от постоянной работы руки обычной крестьянки.
И он сразу подумал, что в этой девушке скрыта какая-то тайна. Тайна, которую он должен разгадать. Но не так... совсем не так, как они проделывали это раньше.
Он представил обнаженное тело Франчески, растянутое на дыбе.
Ее прекрасное лицо, изуродованное синяками и кровоподтеками. Тонкие руки, вывернутые в суставах. И... жадные и похотливые пальцы прелата, исследующего ее тело на предмет возможных сношений с дьяволом, его сухие дряблые губы, прикасающиеся к ее юным губам.
Представив всё это, Бернард внутренне содрогнулся.
"Нет, не бывать этому" - совершенно отчетливо произнес в его голове в тот же миг какой-то голос. И помощник инквизитора даже не удивился ему.
И с того самого вечера, как он увидел Франческу Белли впервые, Бернард уже не противился неотступной мысли.
Мысли о том, что он должен спасти эту девушку.
История восемнадцатилетней Франчески Белли ничем особенным не отличалась от множества историй других девушек и женщин, которых прелат уже отправил на костер. Единственным отличием от них была, пожалуй, ее ослепительная красота. Перед мысленным взором Бернарда возникла вереница "ведьм" и еретичек, прошедших через руки святой инквизиции за последние месяцы. Было среди них немало просто симпатичных лиц, и даже настоящих красавиц... но красота Франчески казалась ему чем-то особенным. Почти сверхъестественным.
Причиной обвинения в ведовстве послужил донос нескольких жительниц из той же деревни, где жила девушка. Ее обвиняли в сборе ведьмовских трав, занятиями магией, а также наведением смертельной порчи на людей.
У одной из крестьянок недавно скоропостижно скончался младенец, в чем незамедлительно и была обвинена Франческа Белли.
- По предварительному обвинению, Франческа Белли, тебе в вину вменяются сбор трав, занятия магией... А также - прелат сделал многозначительную паузу и вперился своим водянистым взглядом в расширенные от испуга глаза девушки. - А также, смерть шестимесячного Николаса Морелли, проживающего на соседней с тобой улице. Ты обвиняешься в том, что сознательно навела на него порчу.
Что ты можешь сказать в свое оправдание?
- Я не согласна с этими обвинениями. - выдохнула Франческа. - Я наоборот, всячески старалась помочь Николасу. Я жалею лишь о том, что его мать не позвала меня раньше. Иначе отвар моих трав помог бы обязательно. Но... но было уже слишком поздно...
- Значит, - прелат многозначительно поднял вверх седую бровь. - Значит, ты не отрицаешь, что занималась сбором ведьмовских трав?
- Да, я собирала их, - в отчаянии сказала девушка. - Но никакие они не ведьмовские. Это целебные травы, помогающие снять воспаление, остановить кровотечение, прекратить лихорадку, уменьшить зубную боль. Они могут...
- Хватит! - резко оборвал ее великий инквизитор. - Обо всех своих непотребствах и ведьмовских занятиях ты подробно расскажешь нам завтра, на официальном допросе.
И подумай о том, что откровенное признание - это единственный способ спасти твою, полную грехов, душу.
Хоть ты и стала ведьмой, но душу твою еще можно спасти.
Он опять сделал паузу и переместил цепкий внимательный взгляд с лица Франчески на разорванный вырез ее рубашки, в котором виднелась красивая полуобнаженная грудь.
- Но я не ведьма! - в отчаянии выкрикнула девушка.
- Если будешь упорствовать в своей ереси - тебе же станет хуже, - сухо бросил прелат. - Послезавтра тебя допросят с большим пристрастием, - он слегка улыбнулся, сцепив на столешнице костлявые желтые пальцы. - У тебя есть еще время подумать о своих грехах. Подумай о них и покайся.
А пока, - он сделал указующий жест Бернарду - Уведи ее.
В тот вечер Бернард отвел всхлипывающую, глотающую слезы Франческу вниз, в подвалы, где находились камеры для заключенных.
Он сжимал в ладони веревку, которой были связаны ее тонкие запястья и вдруг... на совсем краткий миг, его сердце пронзило странное пьянящее чувство... захотелось взять нож, перерезать веревку и выпустить девушку на свободу.
Как птицу выпускают из клетки. На мгновение он даже остановился, испугавшись этой странной и крамольной мысли. Ускорил шаг, грубо потянув за собой пленницу. Они прошли длинный мрачный коридор, стены которого освещали массивные факелы. И остановились, наконец, у последней из дверей. Держа левой рукой веревку, правой Бернард, ловко орудуя большим ключом, отпер дверь камеры, отворившуюся с протяжным скрипом-стоном и толкнул девушку в спину.
- Ступай, - произнес он Франческе.
Она на мгновение задержалась в дверях, сделала шаг в темноту... и вдруг повернулась к Бернарду.
Свет факелов осветил ее огромные, полные отчаяния глаза.
- Я не ведьма, - глухо сказала она.- Почему... почему вы не верите мне?
Бернард, не зная, что ответить, лишь с силой сжал ее плечи, втолкнул в камеру и захлопнул дверь, быстро закрыв ключом.
Он стремительно шел обратно по коридору, словно спасался бегством. Из-за зарешеченных дверей доносились стоны замученных святой инквизицией людей, а перед глазами стояло искаженное от отчаяния лицо девушки, в ушах по-прежнему раздавался ее вопрос. И Бернард неожиданно вдруг понял одну, совершенно простую и кристально-ясную истину. Он даже остановился, ошеломленный тем, почему не понимал её раньше.
- Я верю тебе, Франческа Белли, - ответил он вполголоса. - Ты не ведьма. Я верю тебе. И я тебя спасу.
***
И теперь, в этот душный июльский вечер, сидя в кабинете прелата, Бернард обдумывал возможный план спасения девушки. Времени оставалось мало, совсем мало.
Уже завтра, в девять утра ее отведут в пыточную на первый допрос и... о том, что произойдет дальше, Бернарду даже не хотелось думать. Значит, надо было решительно действовать.
Он перевел взгляд на окно, заполненное резными вставками витражей. Сквозь желтые, синие, зеленые и красные стеклышки лился свет заходящего солнца, и багровый отблеск от последних, падал на руки прелата, оставляя на них красные полоски. Бернарду на мгновение показалось, что это кровь. Кровь Франчески...
Он встал и, кашлянув, посмотрел в лицо инквизитора. Тот заполнял какой-то большой фолиант в коричневом кожаном переплете. Почувствовав взгляд Бернарда, отложил перо в сторону и поднял голову.
- Я понял вас, ваше святейшество, - ответствовал Бернард. - Завтра ровно в девять.
- Прекрасно, - удовлетворенно кивнул прелат. - Что ж, пока вы мне не нужны. Можете ступать в свою келью и провести вечер в молитве. Завтра, во время проведения допроса еретички, души наши должны быть полны божественной благодати. Да снизойдет она на вас, брат Бернард.
- Благодарю, - ответил Бернард. - А вы, ваше святейшество, собираетесь еще поработать здесь?
- Да, пожалуй. Необходимо составить некоторые списки, - прелат кивнул на открытую книгу записей и снова взял в руку перо.
Бернард серьезно кивнул и, стараясь унять взволнованно бьющееся сердце, покинул кабинет прелата. Он очень надеялся на то, что инквизитор задержится там до наступления темноты. Это значительно облегчило бы его задумку. В противном случае, все могло очень сильно осложниться. В случае провала его безрассудного плана, погибнут оба - и он, и Франческа. Поднявшись в свою маленькую келью, находившуюся этажом выше, Бернард первым делом запер изнутри дверь и подошел к небольшому кованому сундуку, стоявшему в углу. Там находились все его нехитрые пожитки. Порывшись в сундуке, Бернард извлек черный широкополый плащ с капюшоном и пару деревянных башмаков. Он критически покачал головой, разглядывая их.
- Что ж, сойдут и эти, других все равно уже не найти, - пробормотал он.
Затем, подумав немного, он опять залез в сундук и извлек оттуда рубашку, которую разорвал на несколько частей.
Оглянувшись, словно кто-то мог наблюдать за его действиями, Бернард осторожно извлек из сундука походную суму. Ту самую, с которой он полгода назад прибыл на обучение к прелату.
Вещей было немного, поэтому сборы не заняли много времени. Он положил в сумку несколько книг, кусок сыра, оставшийся от дневной трапезы, пару пресных ржаных лепешек, бутыль красного вина и медную фляжку.
Затем завязал тесемки на суме и, сев на постель, стал ждать. Подумал было, что надо помолиться, но святые слова не шли на язык и уж тем более - в сознание. Все мысли Бернарда занимало сейчас то деяние, которое он собирался совершить. Он знал, что это - грех... самый страшный и неискупаемый... но, как ни странно, это не вызывало в нем ни ужаса. Ни даже сожаления. Он боялся лишь одного - не успеть.
Бернард выждал более часа, периодически подходя к узкому окну кельи. Ему повезло - отсюда он мог видеть находившиеся по другую сторону здания, широкое витражное окно кабинета прелата. Уже стемнело, и оно было освещено огнями свечей. С возрастом, зрение инквизитора ослабло, и при чтении и письме по вечерам он зажигал много свечей. На его столе всегда стояло два массивных канделябра из литой бронзы. Правда сейчас, летом, он использовал только один. Второй канделябр оставался незажженным, и это натолкнуло Бернарда на одну из главных мыслей по осуществлению его плана.
- Что ж, пора, - прошептал Бернард, последний раз выглянув из окна кельи.
Кабинет прелата все также освещался уютным желтым светом.
Наскоро пробормотав слова молитвы и по привычке перекрестившись перед висевшим на стене большим распятием, Бернард в последний раз окинул взглядом спартанскую комнатку, где жил последние полгода. Затем, закинув за плечи суму, он тихо вышел, притворив за собой дверь.
- Кто там? - голос прелата прозвучал устало и потому слегка раздраженно. - Отец Мартин, ты?
- Нет, это брат Бернард, я кое что забыл у вас. Простите, ваше святейшество.
Бернард услышал шаркающие шаги за дверью, скрежет отпираемого засова. Дверь открылась, и прелат смерил его высокомерным и слегка раздраженным взглядом.
- Что ж, хорошая память не относится к твоим добродетелям, несмотря на молодость, - усмехнулся инквизитор. - Проходи. Но что же именно ты забыл?
- Книгу, ваше святейшество. Одну книгу. Кажется, я оставил ее на подоконнике, - сбивчиво ответил Бернард, глядя, однако, вовсе не на подоконник, а в сторону столешницы. Ему повезло - горел лишь один, стоящий там, бронзовый канделябр с тремя высокими свечами. Во второй свечи были не поставлены вообще, и Бернард расценил это, как счастливый знак. Дальше времени для раздумий не оставалось. Надо было действовать.
Быстрым движением он закрыл изнутри дверь на массивный засов и ступил к столу. Прелат поднял на него глаза, и в них заплескалось сначала недоумение, а потом и испуг.
- Бернард, что ты... - как-то прохрипел он, подняв руку и закрывая исказившееся лицо. - Что ты делаешь?!
Но Бернард, сам не ожидавший от себя такого, с размаху ударил инквизитора канделябром в висок. В этот удар он вложил всю свою силу и отчаяние.
Прелат глухо охнул и упал набок, как подрубленный. Донеслись хрипы и какой-то льющийся, булькающий звук.
Через некоторое время все смолкло.
Бернард учащенно дышал, боясь посмотреть вниз, на неподвижно распластавшееся тело.
Канделябр он так и не выпустил из намертво сжатой ладони. Наконец, сделав, как ему показалось, неимоверное усилие, он поднял его перед собой и рассмотрел.
С бронзового ромбического дна обильно капала кровь.
Такая же кровь, только как будто чуть более темного оттенка, медленно расплывалась на полу, под его ногами.
