- Ну все, Лена, - собственный голос казался ему каким-то чужим. - Надо собираться.
Вещи, свои и дочкины, Елена собрала еще накануне вечером. Все уместилось в один небольшой чемодан. Сейчас он стоял в прихожей, а Елена кормила на кухне Настю гречневой кашей. Пашка, допивший чай, сидел рядом. Он нервничал, очень хотелось курить, но он героически сдерживался.
- Ну давай, Настя, кушай поживее, - в голосе Елены послышалось легкое раздражение. Она заметно нервничала, и когда поставила на блюдце тонкую белую чашку с недопитым чаем, парень заметил, что рука ее немного дрожит.
- Все будет хорошо, Леночка, - обнадеживающе улыбнулся он Елене, когда встретился взглядом с ее темными тревожными глазами.
- Дядя Паша, мы едем куда-то? Куда? - живо спросила Настя, ковырявшая ложкой в тарелке с кашей.
Она уже успела заметить собранный чемодан и стоявшую рядом сумку дяди Паши с вещами.
- В Африку, - улыбнулся ей Пашка и погладил по голове.
- Правда? - девочка серьезно посмотрела на него большими глазами. Она поверила, и Пашке стало неловко.
- Пошутил я, Настена, - буркнул он - Не в Африку, конечно, но там тоже хорошо тебе будет.
- Как ножка твоя? - спросил в свою очередь у девочки.
- За ночь стало получше, - ответила Елена, доливая в стакан дочки кипяток. - Отек спал и даже ходить немножко может.
- Я и вправду могу! - воскликнула девочка.
- Вот и хорошо, - улыбнулся Пашка. - Но ходить много тебе, Настена, все равно не надо.
- Лена, я ее понесу, - обернулся он к Елене.
Позавтракав и одевшись, они вышли из квартиры. К счастью на лестнице и у дома им никто не встретился, и Пашка посчитал это добрым знаком.
- Ну что, сможешь сама идти? - спросила Елена у Насти, когда Пашка, несший девочку на руках вниз по лестнице, поставил ее на мостовую у дома. Утро было сырым, холодным и очень ветреным. В лицо Пашке ударила колкая ледяная крупа, и он, поежившись, поднял воротник куртки. Елена присела перед дочкой и потуже завязала на ней шерстяной шарф.
- Сможешь идти сама? - вновь спросила она.
Настя кивнула и, уцепившись за руку матери, сделала несколько смелых шажков. Она хромала, но шла довольно быстро.
- Устанешь - скажи, возьму тебя на руки, - Пашка погладил ее по голове.
- Хорошо, дядя Паша, - серьезно ответила девочка.
Она выглядела притихшей, как будто и ей передалась тревожная сосредоточенность взрослых.
- Можно взять извозчика, - предложил Пашка, заметив, что вскоре Настя устала и остановилась.
- Да, пожалуй, - согласилась Елена, - так будет быстрее.
Они обогнули Богословский парк и выехали на соседнюю улицу. Вскоре Пашка остановил извозчика, и менее чем через полчаса они уже были на городском вокзале.
Поезд уже стоял на платформе, и можно было занимать места. Но до отправления оставалось почти пятьдесят минут. Они зашли в вагон и заняли свои места. Пашка поставил вниз, под сидение, чемодан Елены. А она, усадив дочку рядом с собой, развязала тесьму на ее белой шапочке.
- Поедем на поезде! - громко сказала Настя и улыбнулась Пашке. - Как здорово!
Пашка улыбнулся в ответ, сев напротив них и поставив на колени свою сумку. Он открыл ее и, засунув руку внутрь, хотел достать икону.
И тут словно холодная волна окатила его. Он совершенно отчетливо вспомнил, что забыл ее, там, в своей комнатке в ЧК.
- Как же я так... - пробормотал Пашка, роясь в сумке.
- Что случилось, Паша? - с тревогой спросила Елена, дотрагиваясь до его руки.
Настя тоже испуганно посмотрела на него.
Пашка перерыл всю сумку, но иконы там не было.
"Точно, забыл", - мелькнула в голове безжалостная мысль. И он представил, как сейчас икона лежит одиноко в маленькой комнатке без окон, засунутая под матрац. Он вспомнил большие скорбные глаза Божьей матери.
"Найдут и выкинут, - подумал Пашка. - И поглумятся еще..."
Он представил икону в руках Фомина или Грановского... Нет, этого нельзя было допустить.
Пашка бросил быстрый взгляд на циферблат наручных часов и поднялся, поправив ремень на куртке и взяв в руки сумку.
- Куда ты, Паша? - почти воскликнула Елена, тоже привстав с сидения.
- Я это... - протянул он, собираясь с мыслями.
Времени было в обрез, но ЧК находилось не так далеко от вокзала. Он подумал, что вполне успеет придти туда, забрать икону и вернуться.
- Куда ты идешь? - повторила вопрос Елена.
- Я вещь одну забыл, Леночка, - быстро ответил Пашка, взяв ее ладонь в свою. - Очень важную, не смогу без неё. Мне надо вернуться... на работу.
- Туда? - Елена охнула.
- Не надо! Не ходи! - она судорожно вцепилась в его руку.
Настя захныкала, чувствуя неладное.
- Я мигом, Лена. И осторожно, - ответил Пашка. - Через полчаса вернусь.
Он поцеловал Елену и, взяв сумку, не оборачиваясь вышел из купе.
Икона была на месте. Засунув руку под матрац, Пашка вытащил ее и слегка провел ладонью по гладкой прохладной поверхности. Большие темные глаза Божьей матери смотрели на него с неизменной печалью. Перекрестившись, Пашка сунул икону за пазуху и, передохнув, повернул дверную ручку.
"Возвращаться - плохая примета" - мелькнула в мозгу суеверная мысль, но он старательно отогнал ее и, пройдя по коридору, вышел из флигеля. Во дворе по счастью, никого не встретилось. Пашка быстрым шагом направился к воротам.
"Главное, выйти отсюда, - думал он, - а там...
Ему представилась Елена, которая сидит сейчас в поезде у окна и подперев подбородок кулачком, тревожно смотрит сквозь мутное стекло. А рядом притихшая Настена. Они ждут его.
Пашка ускорил шаг. Ну вот, совсем немного осталось...
- Эй, Павло, и далеко собрался? - совсем рядом с собой он услышал знакомый хрипловатый голос. От неожиданности Пашка резко остановился, кровь прилила к вискам, а сердце забилось где-то совсем высоко, почти в горле. Из-за угла расположенной слева кирпичной постройки, появился Фомин. И сейчас он стоял, недобро уставившись на Пашку. Машинально тот засунул руку в карман, чувствуя прохладную рукоять нагана.
Ну что молчишь, Миронов?! - истерически крикнул Фома и, неожиданно быстро оказался рядом с парнем, оттеснив его за угол кирпичного здания. Взгляд его пробежался по Пашкиной сумке и его бледному лицу.
- О как! - присвистнул Фомин. - Да ты никак тикать собрался? А знаешь, паскуда, что за дезертирство бывает?
Схватив одной рукой Пашку за воротник, он сильно тряхнул его. Лицо Фомина исказила болезненная гримаса, а в глазах мелькнул уже так хорошо знакомый Пашке огонек безумия.
- Мне тут давеча говорили про тебя, что видели вместе с бабой Грановского, - прошипел в лицо Пашке Фомин. - К ней что ли собрался? А я тебя еще защищал, сказал - мало ли с кем эта сучка шашни крутит, пока главного нет. А? Что скажешь? - Фомин резко тряхнул Пашку за шиворот.
- Не смей ее так называть! - вырвалось у Пашки. И он сам удивился своей смелости. Но в то же время мелькнула мысль, что им руководит решимость и отчаяние человека, которому нечего больше терять.
- О как! - хрипло расхохотался Фомин. - Вот как ты заговорил... Ну, поговори мне еще, сучонок! Поговори... предатель! А знаешь, что за дезертирство бывает? Высшая мера сразу, на месте.
Продолжая крепко держать Пашку одной рукой, другой он сделал быстрое движение и, прежде чем тот успел среагировать, вытащил пистолет. Изогнувшись, Пашка все-таки сумел ударить по Фомина по руке. Наган отлетел в сторону.
- Сука! - выругался Фомин.
Тем временем Пашка сам быстро вытащил свое оружие. Еще немного, выиграть пару секунд, и он выйдет победителем. Он знал, что Фома - трус, а в крайнем случае, готов был нажать на курок и выпустить пулю прямо в это искаженное отвратительное лицо. Еще совсем немного и...
Пашка и сам не понял, как все произошло. В одну секунду в руке Фомина оказался нож. Скорее всего, финка, хотя Пашка не успел толком рассмотреть его. Почти сразу он почувствовал удар в правый бок. Все тело пронзила острая боль, в глазах потемнело, и он ощутил, как по коже потекло что-то горячее и липкое.
Фомин удовлетворенно хмыкнул и занес руку для повторного удара, но Пашка опередил его. Прозвучал выстрел, показавшийся оглушительным. Тело Фомина качнулось, Пашка в последний раз увидел его безумные глаза. Затем Фома упал навзничь, на спину, как-то неловко раскинув руки. И бросив быстрый взгляд в его бескровное лицо и застывшие глаза, Пашка понял, что тот был мертв. На этот раз он не промахнулся.
Судорожно осмотревшись по сторонам, Пашка зажал рукой правый бок. Сейчас, будучи в возбужденном состоянии, он почти не чувствовал боли. Только по боку текло что-то липкое, он чувствовал, как рубаха постепенно намокает от крови.
"Если сейчас не убегу, то все, пропал", - мелькнула в голове мысль. Еще раз бросив взгляд на распростертое на земле тело Фомина, Пашка бросился к воротам.
- Господи, Пашенька, а мы так тебя ждали! - воскликнула Елена, кинувшись ему навстречу, когда Пашка появился в купе.
- Дядя Паша! - радостно воскликнула Настя.
Пашка успел заскочить в вагон, а через пару мгновений поезд тронулся. Поплыл за мутным стеклом вокзал и хмурое декабрьское небо, затянутое серыми тучами.
Настя радостно вскрикнула и прилипла взглядом к окну. Она первый раз в жизни ехала на поезде.
- Пашенька... - темные глаза Елены стали совсем черными. - С тобой все в порядке?
Пашка кивнул, зажав рукой горячий пульсирующий бок и тяжело опустился на сидение. Елена перевела взгляд ниже, глядя на его руку и пронзительно вскрикнула, увидев кровь.
Пашка лежал на сидении, то проваливаясь в какой-то темный вязкий сон, который никак не хотел его отпускать, то ненадолго приходя в себя. И еще была слабость, от которой никак не получалось встать. В моменты, когда он находился в сознании, он слышал тревожный голос Елены. Она с трудом сдерживала слезы. Настя же их не сдерживала и ревела в голос. Пашка слышал, как Елена искала врача среди тех людей, кто ехал с ними в одном вагоне. А через некоторое время почувствовал, как его куртку и рубаху расстегивают чьи-то умелые руки. С трудом разлепив веки, он увидел над собой внимательные глаза какого-то человека, смотревшие на него сквозь очки.
- Фельдшер Михалев, - услышал он немного приглушенный голос. Затем услышал, как Елена ответила что-то фельдшеру, но слов не разобрал.
А этот человек все продолжал его ощупывать, затем как-то печально крякнул. Еще через пару минут Пашка почувствовал, как его бок туго перематывают какой-то тканью.
- Это... это очень серьезно? - всхлипнула Елена.
Голоса людей доносились до Пашки словно через вязкий туман.
Он хотел подняться и сказать Елене, что все это пустяки, подумаешь, чуть задели бок, до свадьбы точно заживет. Но не было сил даже пошевелиться и поднять веки.
- Боюсь что да, гражданка, - услышал он сочувственный голос фельдшера. - Рана очень глубокая и, вероятно, задета печень. Он уже потерял много крови. Нельзя ему ехать в таком состоянии, растрясет только себе все. Надо бы сойти на ближайшей остановочке вам, да направить парня в госпиталь. Хотя, боюсь, что...
Последние слова он сказал совсем тихо.
- Хорошо... хорошо, - тихо и как-то бесцветно отвечала Елена. - Когда ближайшая станция?
- Если не ошибаюсь, ближайшая станция Романовка, - ответил фельдшер. - Это еще часа полтора ехать. Если он доживет...
Госпиталь села Романовка представлял собой довольно длинное двухэтажное бревенчатое строение. Сбоку к нему лепилась еще какая-то небольшая постройка. Несмотря на царившие в стране хаос и разруху, вызванную гражданской войной, госпиталь всё еще более-менее исправно функционировал. Несколько комнат предназначалось для тяжелых и прооперированных больных. Имелась и операционная - отдельное и достаточно светлое помещение. Дверь туда сейчас была закрыта, и перед ней, на грубой деревянной скамейке, сидела бледная светловолосая женщина, зябко кутающаяся в длинную белую шаль. Рядом с ней притихла маленькая девочка, на вид лет пяти. Но ее лицо было сосредоточено и не по годам серьезно. Видимо, чувствуя состояние матери, девочка сидела очень тихо, словно боясь ее потревожить. Опустив глаза с длинными ресничками, она рассматривала пол, покрытый потрескавшейся бурой краской. За небольшим оконцем медленно падал снег. Женщина, кусая губы, перевела взгляд от окна на закрытую дверь операционной и сильнее сжала маленькую ладошку дочери. Они обе ждали...
Прошло еще полчаса в напряженном молчании. Снег за окном падал и падал, накрывая белым мягким ковром дворик перед госпиталем и заснеживая крыши соседних домов. Но вот дверь операционной открылась, и в коридор шагнул хирург - плотный мужчина среднего роста с аккуратным пробором и небольшой русой бородкой, на вид лет пятидесяти. Он устало выдохнул, проведя рукой по щеке, и глаза его встретились с напряженным взглядом молодой женщины. Встав со скамьи, она сделала несколько шагов навстречу хирургу.
- Сергей Михайлович Вершинин, - представился он, кивнув. - Я только что прооперировал вашего... вы кто ему будете, гражданка?
Женщина как-то растерянно посмотрела на врача своими большими темными глазами.
- Брат, - поспешно ответила она. - Это мой сводный брат, Павел. Как он? Он жив?
Хирург вновь усталым движением потер щеку и опустил правую руку в карман халата, вероятно, нащупывая пачку папирос.
- Жив, - отозвался он. - Но операция была тяжелой. Пришлось штопать печень. А до того парень много крови потерял. Будем надеяться, конечно, что выкарабкается, организм молодой. Многое зависит от того, как пройдет сегодняшняя ночь. Если к утру не умрет, то, на свадьбе его еще погуляете, сестрица.
Молодая женщина, кусая губы, слушала слова врача. На ее глазах появились слезы.
Хирург перевел взгляд на стоявшего рядом с ней ребенка.
- Дочка ваша? - его губы тронула чуть заметная улыбка.
Елена кивнула.
- Похожа на вас, гражданка, - добродушно ответил он и, достав из кармана пачку, вытащил папиросу.
- И еще... - он крутанул папиросу в пальцах, - когда раздевали брата вашего, документы выпали у него из кармана куртки... уж не обессудьте, что посмотрели. Он работает в ЧК?
- Да, - тихо ответила Елена.
Врач отвернулся к окну и несколько мгновений молчал.
- И как же его так угораздило? - спросил он наконец.
- Хулиган напал на него, - проговорила Елена. - Павел в отпуск ехал, и мы с дочкой с ним. Да вот, не доехали...
- Да уж вижу, что вы не местные, - отозвался Вершинин.
Он продолжал вертеть папиросу в руке.
- Ладно... - продолжил он. - Идите пока, гражданка. Можете придти завтра часам к девяти утра. Думаю, будет ясно, прошел кризис или нет. Если нет, то...
Он снова внимательно посмотрел молодой женщине в глаза:
- Сами понимаете, рана очень тяжелая. И крови он много потерял.
- Да, я понимаю, - прошептала Елена. - Спасибо вам. Спасибо за всё. Ну, пойдем, Настя, - она сжала в руке ладошку дочери и повернувшись, они медленно пошли по коридору.
Вершинин некоторое время смотрел им вслед. Затем качнул головой и, подойдя к окну, открыл щеколду на форточке. В лицо ударил свежий морозный воздух и, закурив, он сделал глубокую затяжку.
Мысль о том, чтобы уехать из Романовки вечерним поездом, мелькнула в голове у Елены. Но она решительно отогнала ее, как назойливую мушку, и мысль эта больше не появлялась. Женщина понимала, что рискует и своим благополучием, и жизнью.
Вещи, свои и дочкины, Елена собрала еще накануне вечером. Все уместилось в один небольшой чемодан. Сейчас он стоял в прихожей, а Елена кормила на кухне Настю гречневой кашей. Пашка, допивший чай, сидел рядом. Он нервничал, очень хотелось курить, но он героически сдерживался.
- Ну давай, Настя, кушай поживее, - в голосе Елены послышалось легкое раздражение. Она заметно нервничала, и когда поставила на блюдце тонкую белую чашку с недопитым чаем, парень заметил, что рука ее немного дрожит.
- Все будет хорошо, Леночка, - обнадеживающе улыбнулся он Елене, когда встретился взглядом с ее темными тревожными глазами.
- Дядя Паша, мы едем куда-то? Куда? - живо спросила Настя, ковырявшая ложкой в тарелке с кашей.
Она уже успела заметить собранный чемодан и стоявшую рядом сумку дяди Паши с вещами.
- В Африку, - улыбнулся ей Пашка и погладил по голове.
- Правда? - девочка серьезно посмотрела на него большими глазами. Она поверила, и Пашке стало неловко.
- Пошутил я, Настена, - буркнул он - Не в Африку, конечно, но там тоже хорошо тебе будет.
- Как ножка твоя? - спросил в свою очередь у девочки.
- За ночь стало получше, - ответила Елена, доливая в стакан дочки кипяток. - Отек спал и даже ходить немножко может.
- Я и вправду могу! - воскликнула девочка.
- Вот и хорошо, - улыбнулся Пашка. - Но ходить много тебе, Настена, все равно не надо.
- Лена, я ее понесу, - обернулся он к Елене.
***
Позавтракав и одевшись, они вышли из квартиры. К счастью на лестнице и у дома им никто не встретился, и Пашка посчитал это добрым знаком.
- Ну что, сможешь сама идти? - спросила Елена у Насти, когда Пашка, несший девочку на руках вниз по лестнице, поставил ее на мостовую у дома. Утро было сырым, холодным и очень ветреным. В лицо Пашке ударила колкая ледяная крупа, и он, поежившись, поднял воротник куртки. Елена присела перед дочкой и потуже завязала на ней шерстяной шарф.
- Сможешь идти сама? - вновь спросила она.
Настя кивнула и, уцепившись за руку матери, сделала несколько смелых шажков. Она хромала, но шла довольно быстро.
- Устанешь - скажи, возьму тебя на руки, - Пашка погладил ее по голове.
- Хорошо, дядя Паша, - серьезно ответила девочка.
Она выглядела притихшей, как будто и ей передалась тревожная сосредоточенность взрослых.
- Можно взять извозчика, - предложил Пашка, заметив, что вскоре Настя устала и остановилась.
- Да, пожалуй, - согласилась Елена, - так будет быстрее.
Они обогнули Богословский парк и выехали на соседнюю улицу. Вскоре Пашка остановил извозчика, и менее чем через полчаса они уже были на городском вокзале.
Поезд уже стоял на платформе, и можно было занимать места. Но до отправления оставалось почти пятьдесят минут. Они зашли в вагон и заняли свои места. Пашка поставил вниз, под сидение, чемодан Елены. А она, усадив дочку рядом с собой, развязала тесьму на ее белой шапочке.
- Поедем на поезде! - громко сказала Настя и улыбнулась Пашке. - Как здорово!
Пашка улыбнулся в ответ, сев напротив них и поставив на колени свою сумку. Он открыл ее и, засунув руку внутрь, хотел достать икону.
И тут словно холодная волна окатила его. Он совершенно отчетливо вспомнил, что забыл ее, там, в своей комнатке в ЧК.
- Как же я так... - пробормотал Пашка, роясь в сумке.
- Что случилось, Паша? - с тревогой спросила Елена, дотрагиваясь до его руки.
Настя тоже испуганно посмотрела на него.
Пашка перерыл всю сумку, но иконы там не было.
"Точно, забыл", - мелькнула в голове безжалостная мысль. И он представил, как сейчас икона лежит одиноко в маленькой комнатке без окон, засунутая под матрац. Он вспомнил большие скорбные глаза Божьей матери.
"Найдут и выкинут, - подумал Пашка. - И поглумятся еще..."
Он представил икону в руках Фомина или Грановского... Нет, этого нельзя было допустить.
Пашка бросил быстрый взгляд на циферблат наручных часов и поднялся, поправив ремень на куртке и взяв в руки сумку.
- Куда ты, Паша? - почти воскликнула Елена, тоже привстав с сидения.
- Я это... - протянул он, собираясь с мыслями.
Времени было в обрез, но ЧК находилось не так далеко от вокзала. Он подумал, что вполне успеет придти туда, забрать икону и вернуться.
- Куда ты идешь? - повторила вопрос Елена.
- Я вещь одну забыл, Леночка, - быстро ответил Пашка, взяв ее ладонь в свою. - Очень важную, не смогу без неё. Мне надо вернуться... на работу.
- Туда? - Елена охнула.
- Не надо! Не ходи! - она судорожно вцепилась в его руку.
Настя захныкала, чувствуя неладное.
- Я мигом, Лена. И осторожно, - ответил Пашка. - Через полчаса вернусь.
Он поцеловал Елену и, взяв сумку, не оборачиваясь вышел из купе.
Икона была на месте. Засунув руку под матрац, Пашка вытащил ее и слегка провел ладонью по гладкой прохладной поверхности. Большие темные глаза Божьей матери смотрели на него с неизменной печалью. Перекрестившись, Пашка сунул икону за пазуху и, передохнув, повернул дверную ручку.
"Возвращаться - плохая примета" - мелькнула в мозгу суеверная мысль, но он старательно отогнал ее и, пройдя по коридору, вышел из флигеля. Во дворе по счастью, никого не встретилось. Пашка быстрым шагом направился к воротам.
"Главное, выйти отсюда, - думал он, - а там...
Ему представилась Елена, которая сидит сейчас в поезде у окна и подперев подбородок кулачком, тревожно смотрит сквозь мутное стекло. А рядом притихшая Настена. Они ждут его.
Пашка ускорил шаг. Ну вот, совсем немного осталось...
- Эй, Павло, и далеко собрался? - совсем рядом с собой он услышал знакомый хрипловатый голос. От неожиданности Пашка резко остановился, кровь прилила к вискам, а сердце забилось где-то совсем высоко, почти в горле. Из-за угла расположенной слева кирпичной постройки, появился Фомин. И сейчас он стоял, недобро уставившись на Пашку. Машинально тот засунул руку в карман, чувствуя прохладную рукоять нагана.
Ну что молчишь, Миронов?! - истерически крикнул Фома и, неожиданно быстро оказался рядом с парнем, оттеснив его за угол кирпичного здания. Взгляд его пробежался по Пашкиной сумке и его бледному лицу.
- О как! - присвистнул Фомин. - Да ты никак тикать собрался? А знаешь, паскуда, что за дезертирство бывает?
Схватив одной рукой Пашку за воротник, он сильно тряхнул его. Лицо Фомина исказила болезненная гримаса, а в глазах мелькнул уже так хорошо знакомый Пашке огонек безумия.
- Мне тут давеча говорили про тебя, что видели вместе с бабой Грановского, - прошипел в лицо Пашке Фомин. - К ней что ли собрался? А я тебя еще защищал, сказал - мало ли с кем эта сучка шашни крутит, пока главного нет. А? Что скажешь? - Фомин резко тряхнул Пашку за шиворот.
- Не смей ее так называть! - вырвалось у Пашки. И он сам удивился своей смелости. Но в то же время мелькнула мысль, что им руководит решимость и отчаяние человека, которому нечего больше терять.
- О как! - хрипло расхохотался Фомин. - Вот как ты заговорил... Ну, поговори мне еще, сучонок! Поговори... предатель! А знаешь, что за дезертирство бывает? Высшая мера сразу, на месте.
Продолжая крепко держать Пашку одной рукой, другой он сделал быстрое движение и, прежде чем тот успел среагировать, вытащил пистолет. Изогнувшись, Пашка все-таки сумел ударить по Фомина по руке. Наган отлетел в сторону.
- Сука! - выругался Фомин.
Тем временем Пашка сам быстро вытащил свое оружие. Еще немного, выиграть пару секунд, и он выйдет победителем. Он знал, что Фома - трус, а в крайнем случае, готов был нажать на курок и выпустить пулю прямо в это искаженное отвратительное лицо. Еще совсем немного и...
Пашка и сам не понял, как все произошло. В одну секунду в руке Фомина оказался нож. Скорее всего, финка, хотя Пашка не успел толком рассмотреть его. Почти сразу он почувствовал удар в правый бок. Все тело пронзила острая боль, в глазах потемнело, и он ощутил, как по коже потекло что-то горячее и липкое.
Фомин удовлетворенно хмыкнул и занес руку для повторного удара, но Пашка опередил его. Прозвучал выстрел, показавшийся оглушительным. Тело Фомина качнулось, Пашка в последний раз увидел его безумные глаза. Затем Фома упал навзничь, на спину, как-то неловко раскинув руки. И бросив быстрый взгляд в его бескровное лицо и застывшие глаза, Пашка понял, что тот был мертв. На этот раз он не промахнулся.
Судорожно осмотревшись по сторонам, Пашка зажал рукой правый бок. Сейчас, будучи в возбужденном состоянии, он почти не чувствовал боли. Только по боку текло что-то липкое, он чувствовал, как рубаха постепенно намокает от крови.
"Если сейчас не убегу, то все, пропал", - мелькнула в голове мысль. Еще раз бросив взгляд на распростертое на земле тело Фомина, Пашка бросился к воротам.
***
- Господи, Пашенька, а мы так тебя ждали! - воскликнула Елена, кинувшись ему навстречу, когда Пашка появился в купе.
- Дядя Паша! - радостно воскликнула Настя.
Пашка успел заскочить в вагон, а через пару мгновений поезд тронулся. Поплыл за мутным стеклом вокзал и хмурое декабрьское небо, затянутое серыми тучами.
Настя радостно вскрикнула и прилипла взглядом к окну. Она первый раз в жизни ехала на поезде.
- Пашенька... - темные глаза Елены стали совсем черными. - С тобой все в порядке?
Пашка кивнул, зажав рукой горячий пульсирующий бок и тяжело опустился на сидение. Елена перевела взгляд ниже, глядя на его руку и пронзительно вскрикнула, увидев кровь.
Пашка лежал на сидении, то проваливаясь в какой-то темный вязкий сон, который никак не хотел его отпускать, то ненадолго приходя в себя. И еще была слабость, от которой никак не получалось встать. В моменты, когда он находился в сознании, он слышал тревожный голос Елены. Она с трудом сдерживала слезы. Настя же их не сдерживала и ревела в голос. Пашка слышал, как Елена искала врача среди тех людей, кто ехал с ними в одном вагоне. А через некоторое время почувствовал, как его куртку и рубаху расстегивают чьи-то умелые руки. С трудом разлепив веки, он увидел над собой внимательные глаза какого-то человека, смотревшие на него сквозь очки.
- Фельдшер Михалев, - услышал он немного приглушенный голос. Затем услышал, как Елена ответила что-то фельдшеру, но слов не разобрал.
А этот человек все продолжал его ощупывать, затем как-то печально крякнул. Еще через пару минут Пашка почувствовал, как его бок туго перематывают какой-то тканью.
- Это... это очень серьезно? - всхлипнула Елена.
Голоса людей доносились до Пашки словно через вязкий туман.
Он хотел подняться и сказать Елене, что все это пустяки, подумаешь, чуть задели бок, до свадьбы точно заживет. Но не было сил даже пошевелиться и поднять веки.
- Боюсь что да, гражданка, - услышал он сочувственный голос фельдшера. - Рана очень глубокая и, вероятно, задета печень. Он уже потерял много крови. Нельзя ему ехать в таком состоянии, растрясет только себе все. Надо бы сойти на ближайшей остановочке вам, да направить парня в госпиталь. Хотя, боюсь, что...
Последние слова он сказал совсем тихо.
- Хорошо... хорошо, - тихо и как-то бесцветно отвечала Елена. - Когда ближайшая станция?
- Если не ошибаюсь, ближайшая станция Романовка, - ответил фельдшер. - Это еще часа полтора ехать. Если он доживет...
Глава 10
Госпиталь села Романовка представлял собой довольно длинное двухэтажное бревенчатое строение. Сбоку к нему лепилась еще какая-то небольшая постройка. Несмотря на царившие в стране хаос и разруху, вызванную гражданской войной, госпиталь всё еще более-менее исправно функционировал. Несколько комнат предназначалось для тяжелых и прооперированных больных. Имелась и операционная - отдельное и достаточно светлое помещение. Дверь туда сейчас была закрыта, и перед ней, на грубой деревянной скамейке, сидела бледная светловолосая женщина, зябко кутающаяся в длинную белую шаль. Рядом с ней притихла маленькая девочка, на вид лет пяти. Но ее лицо было сосредоточено и не по годам серьезно. Видимо, чувствуя состояние матери, девочка сидела очень тихо, словно боясь ее потревожить. Опустив глаза с длинными ресничками, она рассматривала пол, покрытый потрескавшейся бурой краской. За небольшим оконцем медленно падал снег. Женщина, кусая губы, перевела взгляд от окна на закрытую дверь операционной и сильнее сжала маленькую ладошку дочери. Они обе ждали...
Прошло еще полчаса в напряженном молчании. Снег за окном падал и падал, накрывая белым мягким ковром дворик перед госпиталем и заснеживая крыши соседних домов. Но вот дверь операционной открылась, и в коридор шагнул хирург - плотный мужчина среднего роста с аккуратным пробором и небольшой русой бородкой, на вид лет пятидесяти. Он устало выдохнул, проведя рукой по щеке, и глаза его встретились с напряженным взглядом молодой женщины. Встав со скамьи, она сделала несколько шагов навстречу хирургу.
- Сергей Михайлович Вершинин, - представился он, кивнув. - Я только что прооперировал вашего... вы кто ему будете, гражданка?
Женщина как-то растерянно посмотрела на врача своими большими темными глазами.
- Брат, - поспешно ответила она. - Это мой сводный брат, Павел. Как он? Он жив?
Хирург вновь усталым движением потер щеку и опустил правую руку в карман халата, вероятно, нащупывая пачку папирос.
- Жив, - отозвался он. - Но операция была тяжелой. Пришлось штопать печень. А до того парень много крови потерял. Будем надеяться, конечно, что выкарабкается, организм молодой. Многое зависит от того, как пройдет сегодняшняя ночь. Если к утру не умрет, то, на свадьбе его еще погуляете, сестрица.
Молодая женщина, кусая губы, слушала слова врача. На ее глазах появились слезы.
Хирург перевел взгляд на стоявшего рядом с ней ребенка.
- Дочка ваша? - его губы тронула чуть заметная улыбка.
Елена кивнула.
- Похожа на вас, гражданка, - добродушно ответил он и, достав из кармана пачку, вытащил папиросу.
- И еще... - он крутанул папиросу в пальцах, - когда раздевали брата вашего, документы выпали у него из кармана куртки... уж не обессудьте, что посмотрели. Он работает в ЧК?
- Да, - тихо ответила Елена.
Врач отвернулся к окну и несколько мгновений молчал.
- И как же его так угораздило? - спросил он наконец.
- Хулиган напал на него, - проговорила Елена. - Павел в отпуск ехал, и мы с дочкой с ним. Да вот, не доехали...
- Да уж вижу, что вы не местные, - отозвался Вершинин.
Он продолжал вертеть папиросу в руке.
- Ладно... - продолжил он. - Идите пока, гражданка. Можете придти завтра часам к девяти утра. Думаю, будет ясно, прошел кризис или нет. Если нет, то...
Он снова внимательно посмотрел молодой женщине в глаза:
- Сами понимаете, рана очень тяжелая. И крови он много потерял.
- Да, я понимаю, - прошептала Елена. - Спасибо вам. Спасибо за всё. Ну, пойдем, Настя, - она сжала в руке ладошку дочери и повернувшись, они медленно пошли по коридору.
Вершинин некоторое время смотрел им вслед. Затем качнул головой и, подойдя к окну, открыл щеколду на форточке. В лицо ударил свежий морозный воздух и, закурив, он сделал глубокую затяжку.
***
Мысль о том, чтобы уехать из Романовки вечерним поездом, мелькнула в голове у Елены. Но она решительно отогнала ее, как назойливую мушку, и мысль эта больше не появлялась. Женщина понимала, что рискует и своим благополучием, и жизнью.
