Ванечка громко заплакал, как будто что-то почувствовав, и Лу-Лу подхватила его на руки.
- Мы вместе пойдём, Ванечка, - ответила она ребенку.
Ванечка сразу же перестал плакать и улыбнулся. А Лу-Лу села на кровать в спальне, соображая, что ещё необходимо взять из вещей.
Вдруг, совершенно неожиданно, внизу, у входной двери звякнул колокольчик.
- Иду, иду! - раздался голос Антонины, которая из кухни направилась к двери открывать.
"Кто это? - с тревогой подумала Лу-Лу. - Еще только четыре часа. Для Михаила ещё слишком рано".
И у неё упало сердце, когда внизу она услышала голос Демичева.
- Не успела, - прошептала Лу-Лу.
Она встала, лихорадочно соображая, что ей делать. По лестнице уже слышались шаги Михаила, и через пару минут он вошёл в спальню. Увидел чемодан и саквояж, лежащие на кровати.
- Папа! - воскликнул Ванечка. Но побоялся к нему подходить и остался рядом с Лу-Лу.
- Люся, может объяснишь мне, что это значит? - Демичев кивнул на собранные чемоданы.
Лу-Лу посмотрела на него в упор.
- А это то значит, Миша, что я ухожу, - холодно произнесла она. - Я не буду больше с тобой жить. И Ваня не будет.
Несколько мгновений Демичев молчал. Он сильно растерялся. Лу-Лу, воспользовавшись этим, быстро взяла в одну руку чемодан, накинула на плечо ремень саквояжа. За другую руку взяла ребёнка и быстро направилась к двери. Но Михаил пришёл в себя и перегородил ей дорогу.
- Пропусти нас! - резко сказала Лу-Лу.
- Ну уж нет, - ответил Демичев, - ты никуда не пойдешь. Тем более с ребенком.
И он с силой схватил Лу-Лу за запястье.
Ванечка заплакал.
- Антонина! - громко крикнул он. Через минуту появилась перепуганная его криком кухарка.
- Что случилось? - пролепетала она.
- Забери ребенка, - приказал Демичев, - ну, живее... вниз отведи его.
Антонина увела плачущего Ванечку.
- Отпусти меня! - громко сказала Лу-Лу. - Я не буду с тобой жить. Ты меня всё равно не удержишь.
Демичев посмотрел в её потемневшие глаза и удивился. В них не было слёз, а была какая-то страшная решимость.
"Неужели..." - подумал он. И побоялся продолжить эту мысль.
- Я всё знаю! - выкрикнула ему в лицо Лу-Лу, как будто угадав его мысли.
- Знаю, как ты поступил с Яном. Неужели ты думаешь, что после всего этого я останусь с тобой? И Ваня не будет жить с таким человеком, как ты.
- Значит... ты... всё знаешь, - как-то тихо и отрывисто произнес Демичев.
- Да. И отпусти меня.
Лу-Лу стала вырываться, пытаясь освободить руку. Но Демичев, наоборот, схватил её и за второе запястье, и она выронила чемодан.
- Кто тебе это сказал?
- Не важно. Отпусти меня!
- Нет! - резко крикнул Демичев. - И ты никуда не пойдёшь. Тем более с ребенком, понятно?
Лу-Лу заплакала и стала вырываться, но Демичев с силой толкнул её на кровать. Она упала. Михаил поднял лежавшие на полу чемодан и саквояж с детскими вещами и пошёл к выходу. Обернулся на пороге.
- Значит так, Люся, - произнёс он, - ты никуда отсюда не пойдешь, я тебя не отпущу. И Ванечка будет жить в этом доме. А тебе сейчас надо немного успокоиться.
Лу-Лу поднялась с кровати. Но Демичев уже успел выйти, и она услышала скрежет ключа в замке - он закрыл за собой дверь в спальню.
Лу-Лу подбежала к двери и стала дёргать за ручку.
- Выпусти меня! - закричала она.
В ответ она услышала удаляющиеся вниз по лестнице шаги Демичева.
Михаил спустился вниз, стараясь не обращать внимания на крики Лу-Лу. Зашёл на кухню, где были Антонина с Ванечкой. Антонина дала ребёнку стакан тёплого молока и испеченное недавно вкусное сахарное печенье.
Ванечка уже не плакал, а сосредоточенно откусывал печенье, запивая молоком.
Михаил подошёл, погладил ребёнка по голове. Повернулся к выходу.
- Михаил Николаевич, - вдруг окликнула его Антонина, и Демичев обернулся.
- Вы простите меня, что вмешиваюсь, - начала она, - но ведь вы мне не чужой, столько лет вас знаю. Да и Людмила Степановна мне не чужая. Беспокоюсь я.
- А что такое, Тоня? - спросил Михаил.
- Да видела я, как вы её в спальне закрыли, сердце болит теперь за неё.
Она ведь вчера из Тюмени приехала - на ней лица не было. Да и до отъезда ещё, здесь, дома, всё время ходила и успокоительные капли пила. Не оставляли бы вы Людмилу одну, как бы она чего с собой не сделала.
Антонина с тревогой смотрела на Демичева.
- Глупости, Тоня, - Михаил засунул руки в карманы, - у Люси просто небольшой нервный срыв, но это у многих порой бывает. Ей просто надо успокоиться и побыть одной. А ты лучше за Ванечкой пока присмотри.
И он повернулся и вышел из кухни. Антонина укоризненно покачала головой и тяжело вздохнула.
Некоторое время Лу-Лу кричала и дёргала дверь за ручку. Пока не поняла, что это безрезультатно. Сердце опять забилось где-то в горле, не хватало воздуха... Она подошла к окну, попутно подумав, что оно, здесь в спальне, слишком узкое, в него явно не пролезешь. Да и высокий второй этаж, внизу каменная мостовая, разбиться можно.
"А мне это уже всё равно, - с каким-то отчаянием подумала Лу-Лу,- не могу я больше терпеть эту жизнь"
- Не могу... - прошептала она.
Отошла от окна, опять вернулась к двери. Мысли путались и наскакивали одна на другую. Она сцепила руки в замок, стараясь хоть немного успокоиться. Села на кровать, провела рукой по бежевого цвета покрывалу с узором.
Рука наткнулась на что-то мягкое - маленький вязаный медвежонок. Игрушка Ванечки, которую она сама ему связала. И которую не успела положить вместе с другими вещами, собирая саквояж. На полу у двери тоже что-то лежало - её легкий газовый шарфик и какая-то маленькая карточка.
Лу-Лу вспомнила, что когда Демичев схватил её за руку, она выронила чемодан. Видимо от удара он приоткрылся или с самого начала был закрыт не очень плотно, и эти вещи просто выпали оттуда.
Лу-Лу подошла к двери, подняла шарфик, бросила на кровать. Взяла в руки карточку. Это была фотография Яна.
Лу-Лу смотрела на нее, по лицу опять потекли слёзы. Она опустилась на пол, держа фотографию в руке. И не выдержала, зарыдала. У неё началась истерика, было никак не остановиться. Лу-Лу с трудом встала с пола, подошла к стоящему в углу трюмо. Открыла самый верхний ящичек. Там последний год она держала флаконы с успокоительными и снотоворными лекарствами. Достала один флакон, довольно большой. Он был уже открыт, потому что ещё до своего отъезда в Тюмень Лу-Лу принимала эти капли. Она отвернула крышечку. Затем достала и второй, новый, ещё не открытый флакон. Глотая слёзы она смотрела на эти, довольно большие склянки из тёмно-коричневого стекла.
Затем, привычным движением достала оттуда же, из ящичка, белую фарфоровую чашку. С другой полки сняла графин с водой и открыла его.
"Пятнадцать капель, - думала она. - Как всегда - пятнадцать капель. Или можно двадцать, пусть будет побольше. Надо успокоиться, может быть даже поспать.
И потом..."
- А что потом? - тихо спросила она себя она. И ее рука резко поставила обратно чашку, в которую она уже собиралась отсчитывать капли.
"А потом опять продолжение этого ада. Он не даст мне развод, - лихорадочно думала Лу-Лу. - А если и даст, то... не разрешит забрать Ванечку. И я для него давно уже вещь, с которой он обращается только так, как ему угодно.
Не хочу больше такой жизни... и не могу. Нет больше сил терпеть всё это"
И вдруг её сознание пронзила какая-то абсолютно ясная мысль. Страшная, но сейчас она несла в себе свободу и покой. Та же самая мысль, которая вчера уже отчётливо коснулась сознания Лу-Лу, когда она, склонившись над перилами моста, вглядывалась в тёмную воду. А какой-то голос как будто шептал ей:
"Ну же, сделай шаг. Один только шаг. И все твои страдания закончатся".
"Пусть всё закончится, - подумала Лу-Лу. - Пусть. Лучше это, чем опять терпеть эту жизнь и этого человека".
И она быстро, решительно отвернула крышки обеих флаконов и вылила их содержимое в чашку. Чашка получилась почти полной.
Лу-Лу поднесла её к губам и, сделав глубокий вдох и уже ни о чём не думая, быстро, в несколько больших глотков выпила всё её горьковатое тягучее содержимое. До самого дна.
Горло сильно обожгло. Лу-Лу закашлялась, прижав руку к груди.
"Только бы не началась рвота, - подумала она, - должно хватить этого, там много, почти два полных флакона".
Она добрела до кровати и легла на нее, на правый бок, закрыла глаза.
Горло продолжало ужасно жечь, а через некоторое время она почувствовала начинающееся легкое удушье и рванула рукой верхние пуговицы на кофточке.
Как будто слегка затошнило, но она приказала себе лежать, не двигаясь.
"Всё, скоро всё закончится", - только эта мысль пульсировала сейчас в её мозгу. Но постепенно и она угасла. И перед тем, как окончательно провалиться в темноту, в сознании Лу-Лу вдруг яркой вспышкой появилась мысль о Ванечке. Вспыхнула, и сразу же исчезла. Лу-Лу потеряла сознание.
Было уже довольно поздно, около одиннадцати часов вечера, когда Демичев открыл дверь спальни и вошёл. В комнате было темно.
"Наверное успокоилась и теперь спит", - подумал он, включая в углу маленький ночник. Комнату осветил слабый свет. Лу-Лу действительно лежала на боку на кровати. Демичев подошел к жене и его испугала какая-то мертвенная бледность её лица. В уголке рта что-то темнело. Внизу, на подушке, тоже было большое темное пятно. Он пригляделся и увидел, что это кровь.
Михаил почувствовал, что внутри у него всё похолодело.
Он быстро включил верхний свет. И тут почти сразу же заметил выдвинутую дверцу одного из ящичков трюмо. Подбежал к нему и увидел два раскрытых пустых флакона и стоявшую рядом фарфоровую чашку со следами буроватой, резко пахнущей жидкости на дне.
- Люся! - крикнул Демичев и подбежал к жене. Схватил ее за руку. Пульс не прощупывался.
Демичев бросился вниз, в гостиную, где был телефон.
Врач, невысокий пожилой мужчина, пришел довольно быстро.
- Скорее, прошу вас! - крикнул ему Демичев, - она там, наверху.
Он показал рукой в сторону лестницы и открытой двери спальни.
Врач подошёл к неподвижно лежавшей на кровати женщине.
Взял ее тонкую бледную руку, пытаясь прощупать пульс.
Покачал головой. Достал стетоскоп, пробуя прослушать сердце. Приоткрыл веки Лу-Лу и заглянул в её застывшие глаза.
- Очень вам сочувствую, - проговорил он, обернувшись к стоявшему на пороге Демичеву, - но ваша жена умерла. Остановка сердца. И я думаю, что уже примерно где-то с час назад. Примите мои соболезнования.
И положив стетоскоп обратно в свой чемоданчик, он направился к выходу.
- Это похоже на лекарственное отравление, - сказал врач, подходя к Демичеву и посмотрев ему в глаза. - Она что-то принимала?
Михаил стоял, как в тумане.
- Да, - ответил он, наконец осознав заданный ему вопрос. Подошёл к трюмо и протянул доктору один из стоявших внутри пустых пузырьков. - Последнее время жена принимала много вот этого успокоительного. Её мучила бессонница.
Врач поправил пенсне и сощурился, вглядываясь в этикетку на флаконе.
- Снотворное на основе бромидов, - проговорил он, - довольно сильное средство. Что же вы не уследили за ней? Этими препаратами нельзя злоупотреблять, они весьма токсичны.
- Я очень вам соболезную, - ещё раз повторил врач и стал спускаться вниз по лестнице.
Демичев думал, что спит. И он хотел проснуться. Но это никак не получалось. Всё это было реальностью, настоящей и страшной. И мрачный дождливый августовский день. День похорон Лу-Лу. И серое, мокнущее под дождём старое кладбище...
И стоящие вокруг гроба люди. И Лу-Лу, которая лежала в нём, бледная и строгая, в своём красивом, вишнёвого цвета бархатном платье. И её темно-рыжие волосы, и неподвижные руки в таких же длинных вишнёвых перчатках, сложенные на груди.
Маруся, приехавшая на похороны сестры вместе со своим мужем Дмитрием, тихо плакала. А Демичев всё смотрел на Лу-Лу. И всё никак не мог поверить, что это в последний раз. Что больше он никогда не услышит голос Лу-Лу, её серебристый смех, никогда больше не обнимет её и не поцелует.
Гроб накрыли крышкой, послышались удары гвоздей.
А через некоторое время - глухие удары комьев земли о крышку. Каждый такой удар, как камень, болью отзывался Демичеву в сердце.
Маруся, вытирая слёзы, положила на могильный холм сестры несколько белых лилий. Михаил тоже положил четыре большие чайные розы. Именно эти цветы так любила Лу-Лу. И он вспомнил, как в самый первый раз подарил ей розы у выхода из кабаре. Как удивлённо она тогда взглянула на него своими большими зелёными глазами.
А он заметил над её верхней губой красивую родинку.
"Это я убил её, - вдруг совершенно чётко подумал Михаил. - Только я один виноват. Я убил Люсю..."
Дождь полился сильнее. Немного постояв у могилы, люди быстро пошли к выходу из кладбища. Демичев специально немного отстал и шёл теперь позади всех.
Он не хотел, чтобы все видели, как он плачет.
- Миша, вы уже решили что-нибудь насчёт Ванечки?
Демичев молчал. Маруся подошла к нему ближе и повторила свой вопрос. Михаил поднял голову, посмотрел на неё, в очередной раз отметив, как она похожа на Лу-Лу. Только черты лица более острые, на подбородке ямочка, а глаза были не такими большими и выразительными, как у сестры. И были они карие, а не зелёные. Но внешнее сходство Маруси со старшей сестрой всё равно доставляло Демичеву очередную порцию боли.
- Михаил, вы меня слышите? - спросила Маруся.
-Да, да, - Демичев встал из-за стола и подошёл к шкафчику. Открыл его и достал графин с водкой. Налил себе рюмочку и залпом, не закусывая, выпил.
Маруся слегка поморщилась.
- А что мне решать насчёт Ванечки? - в свою очередь спросил её Демичев. - Мой сын останется здесь, со мной.
- Я понимаю, - ответила Маруся, - Но...
Она на мгновение замолчала.
- Я хочу предложить вам, Михаил. Мне и Дмитрию это будет совсем не в тягость, мы очень любим Ванечку. И мы можем взять его к себе на какое-то время.
Ведь вы целыми днями работаете, а маленькому ребёнку нужно уделять много времени.
- Ничего страшного, - ответил Демичев, - я возьму ему няню. Да и Антонина всегда поможет, если что.
- Я понимаю. Няня это хорошо. Антонина - тоже, но... - Маруся как-то замялась, подбирая нужные слова. - Но дело даже не только в этом.
- А в чём? - грубо спросил её Демичев.
И по взгляду Маруси, который она бросила на графин с водкой, он сразу всё понял.
- Вы считаете, что Ванечке будет плохо со мной? Ну да... я выпиваю немного, - Демичев сел за стол, - и что?
"Если это назвать немного", - подумала Маруся и тяжело вздохнула.
Последние три дня после похорон Лу-Лу Михаил постоянно был нетрезвым.
Маруся села на диванчик в гостиной и вытерла уголком платка набежавшие на глаза слёзы.
- Я только предложила, Михаил, - проговорила она, - мы не собираемся отнимать у вас сына. Но подумайте сами... ведь для него это будет лучше, по крайней мере сейчас, первое время. Да и для вас так будет спокойнее, - добавила она.
Демичев молчал, глядя на чёрную и гладкую поверхность стола. А в голове до сих пор не укладывалась мысль, что его любимой женщины больше нет.
"Да, её нет. Нет, - подумал он. - И это - только моя вина."
Он налил себе ещё одну рюмку и выпил.
- Михаил, так что же?
Маруся подошла к столу и смотрела на него, сверху вниз. И как показалось Демичеву, с каким-то явным презрением.
- Мы вместе пойдём, Ванечка, - ответила она ребенку.
Ванечка сразу же перестал плакать и улыбнулся. А Лу-Лу села на кровать в спальне, соображая, что ещё необходимо взять из вещей.
Вдруг, совершенно неожиданно, внизу, у входной двери звякнул колокольчик.
- Иду, иду! - раздался голос Антонины, которая из кухни направилась к двери открывать.
"Кто это? - с тревогой подумала Лу-Лу. - Еще только четыре часа. Для Михаила ещё слишком рано".
И у неё упало сердце, когда внизу она услышала голос Демичева.
- Не успела, - прошептала Лу-Лу.
Она встала, лихорадочно соображая, что ей делать. По лестнице уже слышались шаги Михаила, и через пару минут он вошёл в спальню. Увидел чемодан и саквояж, лежащие на кровати.
- Папа! - воскликнул Ванечка. Но побоялся к нему подходить и остался рядом с Лу-Лу.
- Люся, может объяснишь мне, что это значит? - Демичев кивнул на собранные чемоданы.
Лу-Лу посмотрела на него в упор.
- А это то значит, Миша, что я ухожу, - холодно произнесла она. - Я не буду больше с тобой жить. И Ваня не будет.
Несколько мгновений Демичев молчал. Он сильно растерялся. Лу-Лу, воспользовавшись этим, быстро взяла в одну руку чемодан, накинула на плечо ремень саквояжа. За другую руку взяла ребёнка и быстро направилась к двери. Но Михаил пришёл в себя и перегородил ей дорогу.
- Пропусти нас! - резко сказала Лу-Лу.
- Ну уж нет, - ответил Демичев, - ты никуда не пойдешь. Тем более с ребенком.
И он с силой схватил Лу-Лу за запястье.
Ванечка заплакал.
- Антонина! - громко крикнул он. Через минуту появилась перепуганная его криком кухарка.
- Что случилось? - пролепетала она.
- Забери ребенка, - приказал Демичев, - ну, живее... вниз отведи его.
Антонина увела плачущего Ванечку.
- Отпусти меня! - громко сказала Лу-Лу. - Я не буду с тобой жить. Ты меня всё равно не удержишь.
Демичев посмотрел в её потемневшие глаза и удивился. В них не было слёз, а была какая-то страшная решимость.
"Неужели..." - подумал он. И побоялся продолжить эту мысль.
- Я всё знаю! - выкрикнула ему в лицо Лу-Лу, как будто угадав его мысли.
- Знаю, как ты поступил с Яном. Неужели ты думаешь, что после всего этого я останусь с тобой? И Ваня не будет жить с таким человеком, как ты.
- Значит... ты... всё знаешь, - как-то тихо и отрывисто произнес Демичев.
- Да. И отпусти меня.
Лу-Лу стала вырываться, пытаясь освободить руку. Но Демичев, наоборот, схватил её и за второе запястье, и она выронила чемодан.
- Кто тебе это сказал?
- Не важно. Отпусти меня!
- Нет! - резко крикнул Демичев. - И ты никуда не пойдёшь. Тем более с ребенком, понятно?
Лу-Лу заплакала и стала вырываться, но Демичев с силой толкнул её на кровать. Она упала. Михаил поднял лежавшие на полу чемодан и саквояж с детскими вещами и пошёл к выходу. Обернулся на пороге.
- Значит так, Люся, - произнёс он, - ты никуда отсюда не пойдешь, я тебя не отпущу. И Ванечка будет жить в этом доме. А тебе сейчас надо немного успокоиться.
Лу-Лу поднялась с кровати. Но Демичев уже успел выйти, и она услышала скрежет ключа в замке - он закрыл за собой дверь в спальню.
Лу-Лу подбежала к двери и стала дёргать за ручку.
- Выпусти меня! - закричала она.
В ответ она услышала удаляющиеся вниз по лестнице шаги Демичева.
Глава 23 ЧАЙНЫЕ РОЗЫ
Михаил спустился вниз, стараясь не обращать внимания на крики Лу-Лу. Зашёл на кухню, где были Антонина с Ванечкой. Антонина дала ребёнку стакан тёплого молока и испеченное недавно вкусное сахарное печенье.
Ванечка уже не плакал, а сосредоточенно откусывал печенье, запивая молоком.
Михаил подошёл, погладил ребёнка по голове. Повернулся к выходу.
- Михаил Николаевич, - вдруг окликнула его Антонина, и Демичев обернулся.
- Вы простите меня, что вмешиваюсь, - начала она, - но ведь вы мне не чужой, столько лет вас знаю. Да и Людмила Степановна мне не чужая. Беспокоюсь я.
- А что такое, Тоня? - спросил Михаил.
- Да видела я, как вы её в спальне закрыли, сердце болит теперь за неё.
Она ведь вчера из Тюмени приехала - на ней лица не было. Да и до отъезда ещё, здесь, дома, всё время ходила и успокоительные капли пила. Не оставляли бы вы Людмилу одну, как бы она чего с собой не сделала.
Антонина с тревогой смотрела на Демичева.
- Глупости, Тоня, - Михаил засунул руки в карманы, - у Люси просто небольшой нервный срыв, но это у многих порой бывает. Ей просто надо успокоиться и побыть одной. А ты лучше за Ванечкой пока присмотри.
И он повернулся и вышел из кухни. Антонина укоризненно покачала головой и тяжело вздохнула.
Некоторое время Лу-Лу кричала и дёргала дверь за ручку. Пока не поняла, что это безрезультатно. Сердце опять забилось где-то в горле, не хватало воздуха... Она подошла к окну, попутно подумав, что оно, здесь в спальне, слишком узкое, в него явно не пролезешь. Да и высокий второй этаж, внизу каменная мостовая, разбиться можно.
"А мне это уже всё равно, - с каким-то отчаянием подумала Лу-Лу,- не могу я больше терпеть эту жизнь"
- Не могу... - прошептала она.
Отошла от окна, опять вернулась к двери. Мысли путались и наскакивали одна на другую. Она сцепила руки в замок, стараясь хоть немного успокоиться. Села на кровать, провела рукой по бежевого цвета покрывалу с узором.
Рука наткнулась на что-то мягкое - маленький вязаный медвежонок. Игрушка Ванечки, которую она сама ему связала. И которую не успела положить вместе с другими вещами, собирая саквояж. На полу у двери тоже что-то лежало - её легкий газовый шарфик и какая-то маленькая карточка.
Лу-Лу вспомнила, что когда Демичев схватил её за руку, она выронила чемодан. Видимо от удара он приоткрылся или с самого начала был закрыт не очень плотно, и эти вещи просто выпали оттуда.
Лу-Лу подошла к двери, подняла шарфик, бросила на кровать. Взяла в руки карточку. Это была фотография Яна.
Лу-Лу смотрела на нее, по лицу опять потекли слёзы. Она опустилась на пол, держа фотографию в руке. И не выдержала, зарыдала. У неё началась истерика, было никак не остановиться. Лу-Лу с трудом встала с пола, подошла к стоящему в углу трюмо. Открыла самый верхний ящичек. Там последний год она держала флаконы с успокоительными и снотоворными лекарствами. Достала один флакон, довольно большой. Он был уже открыт, потому что ещё до своего отъезда в Тюмень Лу-Лу принимала эти капли. Она отвернула крышечку. Затем достала и второй, новый, ещё не открытый флакон. Глотая слёзы она смотрела на эти, довольно большие склянки из тёмно-коричневого стекла.
Затем, привычным движением достала оттуда же, из ящичка, белую фарфоровую чашку. С другой полки сняла графин с водой и открыла его.
"Пятнадцать капель, - думала она. - Как всегда - пятнадцать капель. Или можно двадцать, пусть будет побольше. Надо успокоиться, может быть даже поспать.
И потом..."
- А что потом? - тихо спросила она себя она. И ее рука резко поставила обратно чашку, в которую она уже собиралась отсчитывать капли.
"А потом опять продолжение этого ада. Он не даст мне развод, - лихорадочно думала Лу-Лу. - А если и даст, то... не разрешит забрать Ванечку. И я для него давно уже вещь, с которой он обращается только так, как ему угодно.
Не хочу больше такой жизни... и не могу. Нет больше сил терпеть всё это"
И вдруг её сознание пронзила какая-то абсолютно ясная мысль. Страшная, но сейчас она несла в себе свободу и покой. Та же самая мысль, которая вчера уже отчётливо коснулась сознания Лу-Лу, когда она, склонившись над перилами моста, вглядывалась в тёмную воду. А какой-то голос как будто шептал ей:
"Ну же, сделай шаг. Один только шаг. И все твои страдания закончатся".
"Пусть всё закончится, - подумала Лу-Лу. - Пусть. Лучше это, чем опять терпеть эту жизнь и этого человека".
И она быстро, решительно отвернула крышки обеих флаконов и вылила их содержимое в чашку. Чашка получилась почти полной.
Лу-Лу поднесла её к губам и, сделав глубокий вдох и уже ни о чём не думая, быстро, в несколько больших глотков выпила всё её горьковатое тягучее содержимое. До самого дна.
Горло сильно обожгло. Лу-Лу закашлялась, прижав руку к груди.
"Только бы не началась рвота, - подумала она, - должно хватить этого, там много, почти два полных флакона".
Она добрела до кровати и легла на нее, на правый бок, закрыла глаза.
Горло продолжало ужасно жечь, а через некоторое время она почувствовала начинающееся легкое удушье и рванула рукой верхние пуговицы на кофточке.
Как будто слегка затошнило, но она приказала себе лежать, не двигаясь.
"Всё, скоро всё закончится", - только эта мысль пульсировала сейчас в её мозгу. Но постепенно и она угасла. И перед тем, как окончательно провалиться в темноту, в сознании Лу-Лу вдруг яркой вспышкой появилась мысль о Ванечке. Вспыхнула, и сразу же исчезла. Лу-Лу потеряла сознание.
Было уже довольно поздно, около одиннадцати часов вечера, когда Демичев открыл дверь спальни и вошёл. В комнате было темно.
"Наверное успокоилась и теперь спит", - подумал он, включая в углу маленький ночник. Комнату осветил слабый свет. Лу-Лу действительно лежала на боку на кровати. Демичев подошел к жене и его испугала какая-то мертвенная бледность её лица. В уголке рта что-то темнело. Внизу, на подушке, тоже было большое темное пятно. Он пригляделся и увидел, что это кровь.
Михаил почувствовал, что внутри у него всё похолодело.
Он быстро включил верхний свет. И тут почти сразу же заметил выдвинутую дверцу одного из ящичков трюмо. Подбежал к нему и увидел два раскрытых пустых флакона и стоявшую рядом фарфоровую чашку со следами буроватой, резко пахнущей жидкости на дне.
- Люся! - крикнул Демичев и подбежал к жене. Схватил ее за руку. Пульс не прощупывался.
Демичев бросился вниз, в гостиную, где был телефон.
Врач, невысокий пожилой мужчина, пришел довольно быстро.
- Скорее, прошу вас! - крикнул ему Демичев, - она там, наверху.
Он показал рукой в сторону лестницы и открытой двери спальни.
Врач подошёл к неподвижно лежавшей на кровати женщине.
Взял ее тонкую бледную руку, пытаясь прощупать пульс.
Покачал головой. Достал стетоскоп, пробуя прослушать сердце. Приоткрыл веки Лу-Лу и заглянул в её застывшие глаза.
- Очень вам сочувствую, - проговорил он, обернувшись к стоявшему на пороге Демичеву, - но ваша жена умерла. Остановка сердца. И я думаю, что уже примерно где-то с час назад. Примите мои соболезнования.
И положив стетоскоп обратно в свой чемоданчик, он направился к выходу.
- Это похоже на лекарственное отравление, - сказал врач, подходя к Демичеву и посмотрев ему в глаза. - Она что-то принимала?
Михаил стоял, как в тумане.
- Да, - ответил он, наконец осознав заданный ему вопрос. Подошёл к трюмо и протянул доктору один из стоявших внутри пустых пузырьков. - Последнее время жена принимала много вот этого успокоительного. Её мучила бессонница.
Врач поправил пенсне и сощурился, вглядываясь в этикетку на флаконе.
- Снотворное на основе бромидов, - проговорил он, - довольно сильное средство. Что же вы не уследили за ней? Этими препаратами нельзя злоупотреблять, они весьма токсичны.
- Я очень вам соболезную, - ещё раз повторил врач и стал спускаться вниз по лестнице.
***
Демичев думал, что спит. И он хотел проснуться. Но это никак не получалось. Всё это было реальностью, настоящей и страшной. И мрачный дождливый августовский день. День похорон Лу-Лу. И серое, мокнущее под дождём старое кладбище...
И стоящие вокруг гроба люди. И Лу-Лу, которая лежала в нём, бледная и строгая, в своём красивом, вишнёвого цвета бархатном платье. И её темно-рыжие волосы, и неподвижные руки в таких же длинных вишнёвых перчатках, сложенные на груди.
Маруся, приехавшая на похороны сестры вместе со своим мужем Дмитрием, тихо плакала. А Демичев всё смотрел на Лу-Лу. И всё никак не мог поверить, что это в последний раз. Что больше он никогда не услышит голос Лу-Лу, её серебристый смех, никогда больше не обнимет её и не поцелует.
Гроб накрыли крышкой, послышались удары гвоздей.
А через некоторое время - глухие удары комьев земли о крышку. Каждый такой удар, как камень, болью отзывался Демичеву в сердце.
Маруся, вытирая слёзы, положила на могильный холм сестры несколько белых лилий. Михаил тоже положил четыре большие чайные розы. Именно эти цветы так любила Лу-Лу. И он вспомнил, как в самый первый раз подарил ей розы у выхода из кабаре. Как удивлённо она тогда взглянула на него своими большими зелёными глазами.
А он заметил над её верхней губой красивую родинку.
"Это я убил её, - вдруг совершенно чётко подумал Михаил. - Только я один виноват. Я убил Люсю..."
Дождь полился сильнее. Немного постояв у могилы, люди быстро пошли к выходу из кладбища. Демичев специально немного отстал и шёл теперь позади всех.
Он не хотел, чтобы все видели, как он плачет.
Глава 24 КОМА
- Миша, вы уже решили что-нибудь насчёт Ванечки?
Демичев молчал. Маруся подошла к нему ближе и повторила свой вопрос. Михаил поднял голову, посмотрел на неё, в очередной раз отметив, как она похожа на Лу-Лу. Только черты лица более острые, на подбородке ямочка, а глаза были не такими большими и выразительными, как у сестры. И были они карие, а не зелёные. Но внешнее сходство Маруси со старшей сестрой всё равно доставляло Демичеву очередную порцию боли.
- Михаил, вы меня слышите? - спросила Маруся.
-Да, да, - Демичев встал из-за стола и подошёл к шкафчику. Открыл его и достал графин с водкой. Налил себе рюмочку и залпом, не закусывая, выпил.
Маруся слегка поморщилась.
- А что мне решать насчёт Ванечки? - в свою очередь спросил её Демичев. - Мой сын останется здесь, со мной.
- Я понимаю, - ответила Маруся, - Но...
Она на мгновение замолчала.
- Я хочу предложить вам, Михаил. Мне и Дмитрию это будет совсем не в тягость, мы очень любим Ванечку. И мы можем взять его к себе на какое-то время.
Ведь вы целыми днями работаете, а маленькому ребёнку нужно уделять много времени.
- Ничего страшного, - ответил Демичев, - я возьму ему няню. Да и Антонина всегда поможет, если что.
- Я понимаю. Няня это хорошо. Антонина - тоже, но... - Маруся как-то замялась, подбирая нужные слова. - Но дело даже не только в этом.
- А в чём? - грубо спросил её Демичев.
И по взгляду Маруси, который она бросила на графин с водкой, он сразу всё понял.
- Вы считаете, что Ванечке будет плохо со мной? Ну да... я выпиваю немного, - Демичев сел за стол, - и что?
"Если это назвать немного", - подумала Маруся и тяжело вздохнула.
Последние три дня после похорон Лу-Лу Михаил постоянно был нетрезвым.
Маруся села на диванчик в гостиной и вытерла уголком платка набежавшие на глаза слёзы.
- Я только предложила, Михаил, - проговорила она, - мы не собираемся отнимать у вас сына. Но подумайте сами... ведь для него это будет лучше, по крайней мере сейчас, первое время. Да и для вас так будет спокойнее, - добавила она.
Демичев молчал, глядя на чёрную и гладкую поверхность стола. А в голове до сих пор не укладывалась мысль, что его любимой женщины больше нет.
"Да, её нет. Нет, - подумал он. - И это - только моя вина."
Он налил себе ещё одну рюмку и выпил.
- Михаил, так что же?
Маруся подошла к столу и смотрела на него, сверху вниз. И как показалось Демичеву, с каким-то явным презрением.
