Также де Лоуви отвлекался охотой на оленей в близлежащем лесу, находившемся по другую сторону Рейна. Там была уже территория Бельгии и их родовые владения.
Однако, полностью от мыслей о Ламбертине Лоуви так и не смог избавиться. Несколько раз он специально приезжал на то самое место, где впервые увидел девушку. Но песчаная отмель, скрытая с берега густыми зарослями кустарника, неизменно пустовала и, пришпорив коня, Лоуви разочарованно поворачивал обратно.
"Никогда бы не подумал, что простая крестьянская девчонка так западет мне в сердце", - в очередной раз подумал он, когда, сам не заметив, как это получилось, оказался у знакомых зарослей кустарника.
"Или... не такая уж простая?" - продолжил мысль молодой аристократ.
Он скользнул взглядом по широкому дереву с раскидистыми ветвями, где в тот день они с Ламбер устроили что-то вроде пикника. Затем спрыгнул с коня и, раздвинув зеленые листья кустарника, посмотрел вниз, на серебрившуюся внизу поверхность Рейна. Почти у самой воды на большом плоском камешке сидела женская фигурка и, еще даже не приглядываясь, де Лоуви сразу узнал ее. Это была Ламбертина. Привязав коня наверху, он поспешно спустился вниз, окликнув ее:
- Ламбер!
Девушка вздрогнула и обернулась, поправляя смявшийся подол платья. Она глубоко вздохнула и бросила на Лоуви взгляд, в котором он увидел какую-то странную решимость.
- Я ждала тебя, Стен, - ответила она. - Мне нужно сказать тебе одну вещь...
Аристократ подошел к ней почти вплотную, но взять за руку не решился.
- Ты простила меня, Ламбер? - спросил он каким-то, слегка охрипшим голосом. - Я ведь только о тебе и думаю. Я приезжал сюда несколько раз, в надежде опять тебя увидеть, но тебя не было.
- Да, - ответила девушка, в упор посмотрев на молодого человека. - Я не приходила сюда. Но сейчас пришла, потому что... мне нужно сказать тебе кое-что.
У меня будет ребенок... твой ребенок.
Она опустила глаза, а ее тонкие руки нервно сжали широкую ленту, украшавшую пояс платья.
Де Лоуви перевел дыхание и отступил от Ламбертины на шаг назад.
- Ты... ты уверена, Ламбер? - спросил он.
- Да, - Ламбертина вскинула на него глаза и отбросила упавшую на ресницы прядку темных волос. - Уверена.
Несколько мгновений Лоуви молчал. Затем засунул руку во внутренний карман камзола.
- Послушай, Ламбер, - начал он. - Ты знаешь, что жениться я на тебе не смогу. Но я постараюсь, чтобы наш ребенок ни в чем не нуждался. Я помогу тебе деньгами и...
Он извлек из кармана небольшой, но увесистый мешочек из красной бархатной ткани, расшитый золотой нитью.
- Здесь сотня ливров. Не так много, я ведь не знал... Но позже я привезу тебе больше, обещаю.
Он протянул мешочек с деньгами Ламбертине, но девушка мягко отвела его ладонь в сторону.
- Мне не нужны твои деньги, Стен, - решительно ответила она. - И пришла я не за этим.
- Но ты ведь понимаешь... - проговорил Лоуви. Ты должна понимать.- Я не могу жениться на тебе, как бы не хотел этого. Это невозможно.
Ламбертина посмотрела на него, и Стен де Лоуви увидел в глазах девушки слезы.
- Но ты говорил, что любишь меня! - воскликнула она, сжав руки.
- Говорил, - согласился Лоуви. - Но ты должна понимать, Ламбер. Я ведь дворянин, а ты...
Он замолчал, подбирая наименее обидные, на его взгляд, выражения.
- Ну, продолжай! - крикнула Ламбертина, и ее синие глаза сверкнули.
Такой гневной Лоуви ее еще не видел.
"А она с характером", - подумал он, взяв ее за руку. Но девушка выдернула ладонь.
- Продолжай, - повторила она. - Кто я? Простая крестьянская девка, с которой можно потешаться, как с бездушной игрушкой? Так по-твоему? Но и у меня есть душа... и есть гордость, - и закрыв лицо ладонями, она расплакалась.
- Ну, милая, - Лоуви обнял ее вздрагивающие плечи. - Пойми и меня... мы из разных сословий. Я люблю тебя и это так. Но если женюсь на тебе, то отец просто-напросто лишит меня и титула, и собственности. Я не могу пойти на это даже ради любви, пойми же...
- Хорошо, - всхлипнула Ламбертина. - Я понимаю.
Она резко отвернулась от него, сделав несколько шагов в сторону реки, подойдя к воде почти вплотную. Набегающая на песок волна уже почти касалась носков ее туфель.
- Уходи! - резко бросила она, не оборачиваясь.
- Ламбер... - Лоуви подошел и, дотронувшись до ее плеча, неловко сунул ей в руки мешочек с деньгами. - Все-таки возьми, лишним для тебя это не будет. И если будет нужно, позже я дам тебе еще.
Ламбертина молчала, глядя на сверкающую в солнечных лучах водную поверхность Рейна.
- Уходи, - повторила она.
- Ладно, - тихо проговорил Стен де Лоуви через несколько мгновений. - Прощай, Ламбер.
И, развернувшись, стал медленно подниматься с песчаной отмели наверх, где в зарослях кустарника был привязан его жеребец. Вскоре Ламбертина услышала ржание коня и топот удаляющихся копыт. Лоуви уехал.
Закусив губу, девушка перевела взгляд на мешочек с деньгами, так и лежавший на сгибе ее руки. Почему-то он жег ей кожу, словно огонь. И, повинуясь какому-то непреодолимому злому импульсу, Ламбертина взяла его и, сильно размахнувшись, бросила в реку, как можно дальше от берега.
- Мне не нужны твои деньги! - крикнула она, чувствуя, как слезы хлынули из глаз. - И ничего... ничего мне от тебя не нужно! Иди к черту! Будь ты проклят! Будь проклят!
Правда, уже через несколько дней Ламбертина пожалела о том, что, погорячившись, выбросила деньги Лоуви. Лишняя сумма ей сейчас очень не помешала бы.
Как оказалось, старая Марион не брезговала деньгами.
- Что ж, и это все? - вздохнув, спросила Марион, когда Ламбертина поставила перед ней плетеную корзинку с десятком отборных яиц и положила на стол золотой.
- У меня только один золотой, - тихо сказала девушка, меж тем, как старуха взяла монету и, старательно попробовав на зуб, держала ее теперь на раскрытой сухой ладони, словно измеряя на вес.
- Да, не густо... - протянула старая Марион. - Но и просьба твоя весьма деликатная и непростая, деточка... так что даже и не знаю...
- Тогда возьмите это! - с отчаянием проговорила Ламбертина, поднося руки к шее. Она сняла нить ярко-красных коралловых бус и протянула старухе. Это была память, оставшаяся девушке от покойной матери. Красивые бусы пришлись Марион по нраву. Взяв кораллы в руку, она слегка улыбнулась, и через мгновение бусы вместе с монетой перекочевали в карман ее залатанного платья.
- Ну, хорошо, детка, - проговорила она подобревшим голосом. - Пойдем со мной.
И, сделав приглашающий жест рукой, направилась в соседнюю комнатку. С замиранием сердца Ламбертина шагнула за старой знахаркой. Комната представляла собой что-то вроде кладовой. На стенах висели многочисленные пучки засушенных трав, и нос Ламбертины почувствовал горьковатый и в то же время какой-то дурманящий запах.
- Сядь! - узловатый палец старой Марион указал девушке на стоявший в углу деревянный кособокий табурет.
Кивнув, Ламбертина испуганно опустилась на него, а Марион, что-то бормоча себе под нос, направилась к находившемуся у стены шкафчику. Она извлекла из кармана ключ, и дверца со скрипом открылась. Взору Ламбертины представилась полка, заставленная множеством скляночек и каких-то пузырьков. Она даже не ожидала увидеть такое их изобилие у неграмотной деревенской старухи. Впрочем, Марион была из тех, кого еще каких-то сто лет назад величали ведьмами, а при случае могли и сжечь на костре. И даже сейчас жители деревни Офланс побаивались ее. Но в случаях, когда требовалась помощь Марион, они часто обращались к ней.
Марион умела облегчать роды, снимать зубную боль и мигрень, останавливать кровотечения и уменьшать отеки, ставила заболевшим диагнозы.
А кроме того, помогала иногда и в весьма деликатных вопросах, как, например, тот, с которым к ней пришла Ламбертина.
"Я только что убила своего ребенка..." - эта мысль яркой вспышкой пронеслась в сознании Ламбертины, когда она выходила из домика Марион. Старуха проводила девушку до дверей, пробормотав на прощание:
- И можешь не беспокоиться, никому ничего не скажу. Да не забудь выпить дома то, что я тебе с собой дала. Это поможет, чтобы у тебя все очистилось до конца.
Ламбертина кивнула и, Марион, окинув ее на прощание цепким взглядом, закрыла дверь. На воздухе девушка почувствовала тошноту, перед глазами поплыли красные круги... Она остановилась, прислонившись спиной к росшему рядом с хижиной огромному корявому дереву. Через несколько минут стало немного полегче, и Ламбертина медленно двинулась вперед, прислушиваясь к своим ощущениям. Должно было быть успокоение, ведь она наконец-то избавилась от страшного и неудобного препятствия, от позора... Но успокоения не было. Вместо него сердце теперь заполнила горечь и пустота.
Девушка глубоко вздохнула и, просунув пальцы в вырез корсета, достала спрятанный там маленький пузырек с темно-коричневой жидкостью. Это снадобье она должна была выпить дома. Отвинтив крышечку, девушка поднесла флакон к лицу. В нос ударил сильный и терпкий запах. Поморщившись, она завинтила крышечку и только успела спрятать пузырек обратно, как чья-то рука тронула ее за плечо. Судя по прикосновению, рука была женской.
Ламбертина вздрогнула и испуганно обернулась. Перед ней стояла Катрин Леруа, одна из жительниц их деревни. Ее вьющиеся волосы медового цвета были собраны под кружевной чепец, а зеленые глаза с любопытным прищуром уставились на Ламбертину.
- Ламбер! Ты ли это? А что это ты здесь делаешь? - сходу затараторила она. - Неужто ходила к старой Марион? И бледная-то какая, Боже! Заболела что ли? Или...
В воздухе повисла напряженная пауза.
Ламбертина закусила нижнюю губу, судорожно придумывая наиболее правдоподобное объяснение своего здесь нахождения.
- Да, - ответила она, наконец. - Зуб очень разболелся... - она дотронулась до щеки. - Полночи не спала.
- Зуб? - переспросила Катрин, все также бесцеремонно разглядывая свою собеседницу. - Да, зуб - это плохо. И что же, помогла тебе Марион?
- Да, конечно помогла... - пробормотала Ламбертина, опуская глаза. - А ты зачем пришла к ней, Катрин?
- Да у младшего моего, Жана, опять живот разболелся! - раздраженно бросила женщина. - Беда с этим бесенком. Тащит в рот дрянь всякую, а потом лежит, помирает.
Ламбер понимающе кивнула, вспомнив бойкого пятилетнего Жана, одного из семерых детей Катрин.
"А своего, не рожденного еще ребенка, я только что убила", - опять назойливой мухой прожужжала в сознании мысль.
И боль внизу живота, почти притихшая, неожиданно усилилась.
- Ладно, Катрин, пойду я, - быстро проговорила Ламбертина. - Я и так слишком задержалась, братья будут беспокоится...
- Да, строгие они у тебя, - хмыкнула Катрин, глядя в лицо девушки с каким-то, как ей показалось, явным подозрением. - Да и батюшка ваш тоже строг.
- Это верно, - слабо улыбнулась Ламбер. - Пойду я. Пусть маленький Жан скорее поправляется.
И повернувшись, она быстро направилась в сторону тропинки.
Катрин некоторое время смотрела ей вслед, затем, неодобрительно покачав головой, направилась к домику старой Марион.
- Сдается мне, там не только больной зуб, - бормотала она себе под нос, уже нетерпеливо стуча в дверь старухи.
Придя домой, Ламбертина закрылась в своей маленькой комнатке и достала пузырек с темно-коричневой жидкостью. Поднеся его к губам, она заставила себя залпом выпить горькую пахучую жидкость. Едва девушка успела сделать это, как в дверь раздался стук и послышался громкий недовольный голос отца:
- Ламбер, да где ты там запропастилась? Иди ужинать!
От неожиданности девушка слишком сильно сжала хрупкий пузырек, и через мгновение почувствовала дергающую боль в ладони, а по руке побежала струйка крови.
Стук в дверь усилился.
- Иду, отец, иду! - крикнула Ламбертина, думая, куда спрятать осколки. Наконец, завернув их в кусок тряпицы, она сунула "следы преступления" подальше под кровать, а другим лоскутом торопливо замотала пораненную ладонь.
- Экая ты неловкая, сестрица, - заметил Робер, когда она вместе с отцом и старшими братьями сидела за ужином.
Он кивнул на руку Ламбертины, обмотанную тряпкой. - Где это тебя угораздило?
- И полдня где-то пропадала, - отец нахмурил свои густые брови. - Или опять у речки заснула?
Братья усмехнулись, склонившись над деревянными мисками с кашей и бодро работая ложками.
- Я просто гуляла , отец, - тихо ответила девушка.
- Ты смотри у меня, гулена, - ответствовал он. - Лучше бы не гуляла, а о свадьбе думала. И ничего, что она осенью будет, время быстро летит.
Да и работу твою за тебя кто делать будет, а? Опять белья накопилось, завтра с утра чтобы выстирала все, да прополоскала.
- Хорошо, я все сделаю, - кивнула Ламбертина, опуская глаза в тарелку с едой.
Аппетита совершенно не было, а один вид горячей рассыпчатой каши вызывал у нее чувство тошноты. Кроме того, боль внизу живота усилилась, став дергающей и нестерпимо жгучей.
Девушка положила ложку на стол и посмотрела отцу в глаза:
- Пойду я, батюшка, - проговорила она. - Есть совсем не хочется. Да и голова что-то сильно кружится.
- Не заболела ли ты, дочка? - в голосе Пьера Мертенса послышалось беспокойство.
- Пойду, полежу, - ответила дочь, поднимаясь из-за стола. - К утру все пройдет.
- Ну, дай Бог, - ответил отец. - Иди, ложись спать, Ламбер.
Утром Ламбертина проснулась рано и внезапно, как от толчка. Солнце уже поднималось, и его первые лучи проникали через узкое окно ее маленькой комнатки.
Раньше девушка всегда радовалась началу нового дня, но теперь вместе с пробуждением сознания, к ней сразу же пришли воспоминания о содеянном вчера.
И эти мысли придавили ее больно и безжалостно, словно каменная плита. Радостный солнечный свет сразу же померк, став тусклым и серым.
- Господи... - прошептала Ламбертина, садясь в постели. - Вчера я убила своего ребенка. Убила по своей воле. Грех... страшный грех.
Она провела рукой по животу и бедрам, затем - по жесткой простыне и сразу почувствовала что-то липкое. Кровь...
Вскочив, Ламбертина откинула одеяло. Простыня вся была в больших пятнах крови. Дотронувшись рукой до живота, девушка почувствовала уже знакомую боль. Правда сейчас она была не острой и жгучей, а более приглушенной.
"Видимо подействовало снадобье старой Марион", - подумала девушка. - "А это все... это надо скорее убрать"
Скатав простыню в узел и торопливо одевшись, Ламбертина пошла собирать для стирки и остальное белье.
Ремень, прикрепленный к тяжелой корзине, больно врезался в плечо. Солнце, как казалось Ламбер, пекло немилосердно. Девушка замедлила шаг, поставила корзину с чистым бельем на землю и вытерла пот со лба. Все лицо было мокрым. Кроме того внизу живота стала нарастать уже знакомая пульсирующая боль.
- Святая мадонна, дай мне сил, - прошептала Ламбертина. - Если... если ты простишь меня когда-нибудь.
Все небо было затянуто каким-то белесым маревом, казалось, воздух дрожит. День действительно был очень жарким, и Ламбертина пожалела, что не взяла с собой воды. В горле все пересохло.
"Ну ничего, - подумала она. - Уже совсем скоро наш дом".
И, представив стоящий на обеденном столе большой кувшин с холодной водой, девушка вновь одела ремень на плечо и решительно двинулась вперед. Дом семьи Мертенс действительно был уже совсем близко, он уже виднелся вдали, частично скрытый зеленью деревьев.
Однако, полностью от мыслей о Ламбертине Лоуви так и не смог избавиться. Несколько раз он специально приезжал на то самое место, где впервые увидел девушку. Но песчаная отмель, скрытая с берега густыми зарослями кустарника, неизменно пустовала и, пришпорив коня, Лоуви разочарованно поворачивал обратно.
"Никогда бы не подумал, что простая крестьянская девчонка так западет мне в сердце", - в очередной раз подумал он, когда, сам не заметив, как это получилось, оказался у знакомых зарослей кустарника.
"Или... не такая уж простая?" - продолжил мысль молодой аристократ.
Он скользнул взглядом по широкому дереву с раскидистыми ветвями, где в тот день они с Ламбер устроили что-то вроде пикника. Затем спрыгнул с коня и, раздвинув зеленые листья кустарника, посмотрел вниз, на серебрившуюся внизу поверхность Рейна. Почти у самой воды на большом плоском камешке сидела женская фигурка и, еще даже не приглядываясь, де Лоуви сразу узнал ее. Это была Ламбертина. Привязав коня наверху, он поспешно спустился вниз, окликнув ее:
- Ламбер!
Девушка вздрогнула и обернулась, поправляя смявшийся подол платья. Она глубоко вздохнула и бросила на Лоуви взгляд, в котором он увидел какую-то странную решимость.
- Я ждала тебя, Стен, - ответила она. - Мне нужно сказать тебе одну вещь...
Аристократ подошел к ней почти вплотную, но взять за руку не решился.
- Ты простила меня, Ламбер? - спросил он каким-то, слегка охрипшим голосом. - Я ведь только о тебе и думаю. Я приезжал сюда несколько раз, в надежде опять тебя увидеть, но тебя не было.
- Да, - ответила девушка, в упор посмотрев на молодого человека. - Я не приходила сюда. Но сейчас пришла, потому что... мне нужно сказать тебе кое-что.
У меня будет ребенок... твой ребенок.
Она опустила глаза, а ее тонкие руки нервно сжали широкую ленту, украшавшую пояс платья.
Де Лоуви перевел дыхание и отступил от Ламбертины на шаг назад.
- Ты... ты уверена, Ламбер? - спросил он.
- Да, - Ламбертина вскинула на него глаза и отбросила упавшую на ресницы прядку темных волос. - Уверена.
Несколько мгновений Лоуви молчал. Затем засунул руку во внутренний карман камзола.
- Послушай, Ламбер, - начал он. - Ты знаешь, что жениться я на тебе не смогу. Но я постараюсь, чтобы наш ребенок ни в чем не нуждался. Я помогу тебе деньгами и...
Он извлек из кармана небольшой, но увесистый мешочек из красной бархатной ткани, расшитый золотой нитью.
- Здесь сотня ливров. Не так много, я ведь не знал... Но позже я привезу тебе больше, обещаю.
Он протянул мешочек с деньгами Ламбертине, но девушка мягко отвела его ладонь в сторону.
- Мне не нужны твои деньги, Стен, - решительно ответила она. - И пришла я не за этим.
- Но ты ведь понимаешь... - проговорил Лоуви. Ты должна понимать.- Я не могу жениться на тебе, как бы не хотел этого. Это невозможно.
Ламбертина посмотрела на него, и Стен де Лоуви увидел в глазах девушки слезы.
- Но ты говорил, что любишь меня! - воскликнула она, сжав руки.
- Говорил, - согласился Лоуви. - Но ты должна понимать, Ламбер. Я ведь дворянин, а ты...
Он замолчал, подбирая наименее обидные, на его взгляд, выражения.
- Ну, продолжай! - крикнула Ламбертина, и ее синие глаза сверкнули.
Такой гневной Лоуви ее еще не видел.
"А она с характером", - подумал он, взяв ее за руку. Но девушка выдернула ладонь.
- Продолжай, - повторила она. - Кто я? Простая крестьянская девка, с которой можно потешаться, как с бездушной игрушкой? Так по-твоему? Но и у меня есть душа... и есть гордость, - и закрыв лицо ладонями, она расплакалась.
- Ну, милая, - Лоуви обнял ее вздрагивающие плечи. - Пойми и меня... мы из разных сословий. Я люблю тебя и это так. Но если женюсь на тебе, то отец просто-напросто лишит меня и титула, и собственности. Я не могу пойти на это даже ради любви, пойми же...
- Хорошо, - всхлипнула Ламбертина. - Я понимаю.
Она резко отвернулась от него, сделав несколько шагов в сторону реки, подойдя к воде почти вплотную. Набегающая на песок волна уже почти касалась носков ее туфель.
- Уходи! - резко бросила она, не оборачиваясь.
- Ламбер... - Лоуви подошел и, дотронувшись до ее плеча, неловко сунул ей в руки мешочек с деньгами. - Все-таки возьми, лишним для тебя это не будет. И если будет нужно, позже я дам тебе еще.
Ламбертина молчала, глядя на сверкающую в солнечных лучах водную поверхность Рейна.
- Уходи, - повторила она.
- Ладно, - тихо проговорил Стен де Лоуви через несколько мгновений. - Прощай, Ламбер.
И, развернувшись, стал медленно подниматься с песчаной отмели наверх, где в зарослях кустарника был привязан его жеребец. Вскоре Ламбертина услышала ржание коня и топот удаляющихся копыт. Лоуви уехал.
Закусив губу, девушка перевела взгляд на мешочек с деньгами, так и лежавший на сгибе ее руки. Почему-то он жег ей кожу, словно огонь. И, повинуясь какому-то непреодолимому злому импульсу, Ламбертина взяла его и, сильно размахнувшись, бросила в реку, как можно дальше от берега.
- Мне не нужны твои деньги! - крикнула она, чувствуя, как слезы хлынули из глаз. - И ничего... ничего мне от тебя не нужно! Иди к черту! Будь ты проклят! Будь проклят!
***
Правда, уже через несколько дней Ламбертина пожалела о том, что, погорячившись, выбросила деньги Лоуви. Лишняя сумма ей сейчас очень не помешала бы.
Как оказалось, старая Марион не брезговала деньгами.
- Что ж, и это все? - вздохнув, спросила Марион, когда Ламбертина поставила перед ней плетеную корзинку с десятком отборных яиц и положила на стол золотой.
- У меня только один золотой, - тихо сказала девушка, меж тем, как старуха взяла монету и, старательно попробовав на зуб, держала ее теперь на раскрытой сухой ладони, словно измеряя на вес.
- Да, не густо... - протянула старая Марион. - Но и просьба твоя весьма деликатная и непростая, деточка... так что даже и не знаю...
- Тогда возьмите это! - с отчаянием проговорила Ламбертина, поднося руки к шее. Она сняла нить ярко-красных коралловых бус и протянула старухе. Это была память, оставшаяся девушке от покойной матери. Красивые бусы пришлись Марион по нраву. Взяв кораллы в руку, она слегка улыбнулась, и через мгновение бусы вместе с монетой перекочевали в карман ее залатанного платья.
- Ну, хорошо, детка, - проговорила она подобревшим голосом. - Пойдем со мной.
И, сделав приглашающий жест рукой, направилась в соседнюю комнатку. С замиранием сердца Ламбертина шагнула за старой знахаркой. Комната представляла собой что-то вроде кладовой. На стенах висели многочисленные пучки засушенных трав, и нос Ламбертины почувствовал горьковатый и в то же время какой-то дурманящий запах.
- Сядь! - узловатый палец старой Марион указал девушке на стоявший в углу деревянный кособокий табурет.
Кивнув, Ламбертина испуганно опустилась на него, а Марион, что-то бормоча себе под нос, направилась к находившемуся у стены шкафчику. Она извлекла из кармана ключ, и дверца со скрипом открылась. Взору Ламбертины представилась полка, заставленная множеством скляночек и каких-то пузырьков. Она даже не ожидала увидеть такое их изобилие у неграмотной деревенской старухи. Впрочем, Марион была из тех, кого еще каких-то сто лет назад величали ведьмами, а при случае могли и сжечь на костре. И даже сейчас жители деревни Офланс побаивались ее. Но в случаях, когда требовалась помощь Марион, они часто обращались к ней.
Марион умела облегчать роды, снимать зубную боль и мигрень, останавливать кровотечения и уменьшать отеки, ставила заболевшим диагнозы.
А кроме того, помогала иногда и в весьма деликатных вопросах, как, например, тот, с которым к ней пришла Ламбертина.
Глава 7
"Я только что убила своего ребенка..." - эта мысль яркой вспышкой пронеслась в сознании Ламбертины, когда она выходила из домика Марион. Старуха проводила девушку до дверей, пробормотав на прощание:
- И можешь не беспокоиться, никому ничего не скажу. Да не забудь выпить дома то, что я тебе с собой дала. Это поможет, чтобы у тебя все очистилось до конца.
Ламбертина кивнула и, Марион, окинув ее на прощание цепким взглядом, закрыла дверь. На воздухе девушка почувствовала тошноту, перед глазами поплыли красные круги... Она остановилась, прислонившись спиной к росшему рядом с хижиной огромному корявому дереву. Через несколько минут стало немного полегче, и Ламбертина медленно двинулась вперед, прислушиваясь к своим ощущениям. Должно было быть успокоение, ведь она наконец-то избавилась от страшного и неудобного препятствия, от позора... Но успокоения не было. Вместо него сердце теперь заполнила горечь и пустота.
Девушка глубоко вздохнула и, просунув пальцы в вырез корсета, достала спрятанный там маленький пузырек с темно-коричневой жидкостью. Это снадобье она должна была выпить дома. Отвинтив крышечку, девушка поднесла флакон к лицу. В нос ударил сильный и терпкий запах. Поморщившись, она завинтила крышечку и только успела спрятать пузырек обратно, как чья-то рука тронула ее за плечо. Судя по прикосновению, рука была женской.
Ламбертина вздрогнула и испуганно обернулась. Перед ней стояла Катрин Леруа, одна из жительниц их деревни. Ее вьющиеся волосы медового цвета были собраны под кружевной чепец, а зеленые глаза с любопытным прищуром уставились на Ламбертину.
- Ламбер! Ты ли это? А что это ты здесь делаешь? - сходу затараторила она. - Неужто ходила к старой Марион? И бледная-то какая, Боже! Заболела что ли? Или...
В воздухе повисла напряженная пауза.
Ламбертина закусила нижнюю губу, судорожно придумывая наиболее правдоподобное объяснение своего здесь нахождения.
- Да, - ответила она, наконец. - Зуб очень разболелся... - она дотронулась до щеки. - Полночи не спала.
- Зуб? - переспросила Катрин, все также бесцеремонно разглядывая свою собеседницу. - Да, зуб - это плохо. И что же, помогла тебе Марион?
- Да, конечно помогла... - пробормотала Ламбертина, опуская глаза. - А ты зачем пришла к ней, Катрин?
- Да у младшего моего, Жана, опять живот разболелся! - раздраженно бросила женщина. - Беда с этим бесенком. Тащит в рот дрянь всякую, а потом лежит, помирает.
Ламбер понимающе кивнула, вспомнив бойкого пятилетнего Жана, одного из семерых детей Катрин.
"А своего, не рожденного еще ребенка, я только что убила", - опять назойливой мухой прожужжала в сознании мысль.
И боль внизу живота, почти притихшая, неожиданно усилилась.
- Ладно, Катрин, пойду я, - быстро проговорила Ламбертина. - Я и так слишком задержалась, братья будут беспокоится...
- Да, строгие они у тебя, - хмыкнула Катрин, глядя в лицо девушки с каким-то, как ей показалось, явным подозрением. - Да и батюшка ваш тоже строг.
- Это верно, - слабо улыбнулась Ламбер. - Пойду я. Пусть маленький Жан скорее поправляется.
И повернувшись, она быстро направилась в сторону тропинки.
Катрин некоторое время смотрела ей вслед, затем, неодобрительно покачав головой, направилась к домику старой Марион.
- Сдается мне, там не только больной зуб, - бормотала она себе под нос, уже нетерпеливо стуча в дверь старухи.
***
Придя домой, Ламбертина закрылась в своей маленькой комнатке и достала пузырек с темно-коричневой жидкостью. Поднеся его к губам, она заставила себя залпом выпить горькую пахучую жидкость. Едва девушка успела сделать это, как в дверь раздался стук и послышался громкий недовольный голос отца:
- Ламбер, да где ты там запропастилась? Иди ужинать!
От неожиданности девушка слишком сильно сжала хрупкий пузырек, и через мгновение почувствовала дергающую боль в ладони, а по руке побежала струйка крови.
Стук в дверь усилился.
- Иду, отец, иду! - крикнула Ламбертина, думая, куда спрятать осколки. Наконец, завернув их в кусок тряпицы, она сунула "следы преступления" подальше под кровать, а другим лоскутом торопливо замотала пораненную ладонь.
- Экая ты неловкая, сестрица, - заметил Робер, когда она вместе с отцом и старшими братьями сидела за ужином.
Он кивнул на руку Ламбертины, обмотанную тряпкой. - Где это тебя угораздило?
- И полдня где-то пропадала, - отец нахмурил свои густые брови. - Или опять у речки заснула?
Братья усмехнулись, склонившись над деревянными мисками с кашей и бодро работая ложками.
- Я просто гуляла , отец, - тихо ответила девушка.
- Ты смотри у меня, гулена, - ответствовал он. - Лучше бы не гуляла, а о свадьбе думала. И ничего, что она осенью будет, время быстро летит.
Да и работу твою за тебя кто делать будет, а? Опять белья накопилось, завтра с утра чтобы выстирала все, да прополоскала.
- Хорошо, я все сделаю, - кивнула Ламбертина, опуская глаза в тарелку с едой.
Аппетита совершенно не было, а один вид горячей рассыпчатой каши вызывал у нее чувство тошноты. Кроме того, боль внизу живота усилилась, став дергающей и нестерпимо жгучей.
Девушка положила ложку на стол и посмотрела отцу в глаза:
- Пойду я, батюшка, - проговорила она. - Есть совсем не хочется. Да и голова что-то сильно кружится.
- Не заболела ли ты, дочка? - в голосе Пьера Мертенса послышалось беспокойство.
- Пойду, полежу, - ответила дочь, поднимаясь из-за стола. - К утру все пройдет.
- Ну, дай Бог, - ответил отец. - Иди, ложись спать, Ламбер.
***
Утром Ламбертина проснулась рано и внезапно, как от толчка. Солнце уже поднималось, и его первые лучи проникали через узкое окно ее маленькой комнатки.
Раньше девушка всегда радовалась началу нового дня, но теперь вместе с пробуждением сознания, к ней сразу же пришли воспоминания о содеянном вчера.
И эти мысли придавили ее больно и безжалостно, словно каменная плита. Радостный солнечный свет сразу же померк, став тусклым и серым.
- Господи... - прошептала Ламбертина, садясь в постели. - Вчера я убила своего ребенка. Убила по своей воле. Грех... страшный грех.
Она провела рукой по животу и бедрам, затем - по жесткой простыне и сразу почувствовала что-то липкое. Кровь...
Вскочив, Ламбертина откинула одеяло. Простыня вся была в больших пятнах крови. Дотронувшись рукой до живота, девушка почувствовала уже знакомую боль. Правда сейчас она была не острой и жгучей, а более приглушенной.
"Видимо подействовало снадобье старой Марион", - подумала девушка. - "А это все... это надо скорее убрать"
Скатав простыню в узел и торопливо одевшись, Ламбертина пошла собирать для стирки и остальное белье.
Глава 8
Ремень, прикрепленный к тяжелой корзине, больно врезался в плечо. Солнце, как казалось Ламбер, пекло немилосердно. Девушка замедлила шаг, поставила корзину с чистым бельем на землю и вытерла пот со лба. Все лицо было мокрым. Кроме того внизу живота стала нарастать уже знакомая пульсирующая боль.
- Святая мадонна, дай мне сил, - прошептала Ламбертина. - Если... если ты простишь меня когда-нибудь.
Все небо было затянуто каким-то белесым маревом, казалось, воздух дрожит. День действительно был очень жарким, и Ламбертина пожалела, что не взяла с собой воды. В горле все пересохло.
"Ну ничего, - подумала она. - Уже совсем скоро наш дом".
И, представив стоящий на обеденном столе большой кувшин с холодной водой, девушка вновь одела ремень на плечо и решительно двинулась вперед. Дом семьи Мертенс действительно был уже совсем близко, он уже виднелся вдали, частично скрытый зеленью деревьев.
