– Как ты вырос, дьяволенок... – тихо сказал король. И вдруг обнял, крепко прижав к себе, бережно погладил по голове, прикрытой капюшоном, и тут же отпустил, не успела я перепугаться. Меня обдало горячим ветром, мгновенно высушив мокрую от дождя одежду.
И все. Больше он ничего никому не сказал, ни на кого не посмотрел. Повернулся и ушел к коню, привязанному к дереву на той стороне реки.
Рагар и Морен обменялись многозначительными взглядами, и я поняла: на мосту произошло что-то более важное, чем то, что увидели мои глаза. Но что именно — осталось загадкой.
После той встречи король смирился и не настаивал на приезде наследника, но не забывал о караванах и письмах сыну. Это были потрясающие, бушующие потаенным огнем послания, полные любви и тоски, ума и тонкого юмора — полная противоположность тому Роберту, которого я помнила.
Я прочитала его письма много позже. Хелина не отдавала их мне в руки. Она сухим скучающим тоном зачитывала лишь некоторые фрагменты, полезные для меня как для будущего монарха — о жизни двора, дипломатических отношениях и бесконечных военных баталиях Роберта с соседями.
Я не могла в то время осознать замысел игроков, двигавших пешку по белым и черным клеткам моего маленького мира, по Белым горам и королевской столице с Черной часовней. А ведь это так просто понять: пешки не становятся королями.
Предположим, король Роберт Сильный передаст мне силу вместе с короной, верну я этот дар в горы. И что дальше? Трон? С моими-то чисто теоретическими и подчас устаревшими знаниями о дипломатии и управлении, и совсем никакими – о политической обстановке в мире?
Мы жили почти в изоляции. Из гостей нас изредка посещали ближайшие соседи – лорд и леди Этьер. Но приезжали они вдвоем, без детей. Дигеро у нас не появлялся, его отправили в воинскую школу горцев. Я подозревала, что и Рагар слинял именно туда, сколько можно возиться со мной, бездарем.
Нас же не приглашали никуда. Возможно, лорды гор сделали выводы из моего давнего посещения дома Этьер, и никто не желал снисходить до нахального кронпринца и признавать его статус. Ну и обойдемся.
К тому же, кланы взяли нас под опеку, и мы ни в чем не нуждались благодаря им. Какое уж тут равенство положений.
Гордая Хелина старалась свести их помощь к минимуму. Из охраны у нас остались только вейриэны, и работали мы все как каторжники. С ними и с сэром Лорганом я и ездила на охоту, добывая дичь, как настоящий кормилец семьи. Мы солили оленье мясо в бочках, дубили шкуры лесного зверья, ловили сетями рыбу в горных озерах и коптили, собирали целебный мед в труднодоступных пещерах, я училась валить лес в долине междугорья и жечь уголь на зиму, как это делают простые дальеги.
Такая жизнь мне нравилась до определенной поры, пока не возникли вопросы.
К моим шестнадцати я почти ничего не знала даже о жизни горных кланов, не говоря уже о равнинном королевстве. Только Эльдер приносил слухи, что Роберт вымещает ярость на соседях и все пять лет после моего бегства непрерывно воюет то с каким-нибудь восточным царством, то с южным, то с оскорбленным отцом очередного фаворита, то за честь и наследство старших дочерей.
Мои старшие сестры уже овдовели, не успев обзавестись детьми.
Дряхлый герцог, муж Агнесс, скончался от несварения желудка, и поговаривали, что старика отравили не без помощи юной супруги. Взбешенный Роберт лично влил яд в глотки сплетников.
Адель бежала к отцу с погребального костра мужа – восточного царька, погибшего на охоте якобы от случайной стрелы, и Роберт в гневе захватил варварское царство и сжег всех, кто напугал его дочь костром.
Обе старшие принцессы теперь главные распутницы королевства.
Со средними сестрами всё наоборот. Берта ударилась в религию, категорически отказалась от замужества, стала послушницей и готовится принять постриг, а Беатрис отчего-то вдруг сошла с ума, бежала из дворца, бродяжничала и теперь заперта в монастырской лечебнице.
Лишь младшие Виола и Виолетта не давали поводов для сплетен, став практически затворницами во дворце родителя. Девочки просто боялись разгула отцовских фаворитов.
Королевство обезлюдело от бесконечных воинских повинностей, оставшийся народ стонал от налогов, а торговля страдала от непомерно взвинченных пошлин. Но главное – голод. С каждым годом усиливалась засуха. Равнины вымирали.
Все это я узнавала от Эльдера. Изредка мастер Морен подтверждал сведения, если в лоб спросить. Но матушка никогда не обсуждала со мной плачевные дела Гардарунта.
Это первое, что меня насторожило: добившись от супруга признания наследника, Хелина не готовила меня на роль правителя. О внешней и внутренней политике, о финансовом управлении мне было известно только из трактатов.
Какой же тогда из меня король?
Общих знаний, полученных от библиотечных духов, для этого мало.
Второе: почему-то только сейчас до меня дошло, что монарх обязан жениться, чтобы дать короне наследников. То есть, я, если стану королем, обязана буду... Вот на этой мысли мне стало страшно, как никогда.
Хелина должна понимать всю невозможность такого поворота дел, следовательно, править мне не дадут. Моя роль исчерпывалась тем, чтобы взять дар и отдать. Всё. Что будет дальше со мной, изуродованной, и с равнинным государством – горам не интересно. Люди мрут, монархии падают, горы стоят вечно.
Жертвенная пешка – вот кем я себя ощутила.
Смотрим, что мы имеем.
В большое, во весь рост, зеркало смотрим, чтобы ничего не упустить.
Урод — это еще мягко сказано про меня. Девушкой, благодаря эликсиру королевы Хелины, я не стала. Юношей – тем более. Бесполое существо. Чересчур высокое, выше Лилианы почти на голову, крепкое и мускулистое для девицы. Но нечто среднее для горца. В равнинах совсем сморчки встречаются, с ними не сравниваю.
Плечи не так широки, как хотелось бы. Бедра узкие, это радует, но ступни маленькие. Кисти рук... тьфу. Как еще меч держат? Такими пальцами только на лютне играть. Учитель изящных искусств доволен, а мастер Морен страдальчески морщится на тренировках.
А физиономия! Лоб широкий, подбородок узкий, а я еще сестер куклами называла. Губы припухлые, и никак не складываются в суровую нитку, даже если поджать и сделать волевую рожу. Глазищи в пол лица и ресницы, как у Дигеро, длинные и пушистые, попробуй тут изобразить стальной королевский взгляд. Сплошное расстройство. Не спасает и мой излюбленный короткий ежик на голове, из-за которого Лилиана обозвала меня «черный одуванчик».
Мужественности не хватает. А где ее взять?
Прёт совсем другое, эликсир слабоват оказался. Грудь приходится перетягивать тугой повязкой, чтобы не росла и не мешала стрелять из лука. Под рубашкой не видно, но движения стесняет, и я хожу, как жердь, прямая, длинная и тонкая. Прижечь, что ли, эти смешные выпуклости, как делают степные воительницы? Так ведь не получится: огонь мне стал, как вода. Беру раскаленный уголек в руку, а он не жжется, волдыри не вспухают. Теплый, нежный такой уголек, как родной.
Об этой новой странности я узнала в утро моего шестнадцатилетия, когда ворвавшийся с поздравлениями Эльдер случайно опрокинул на меня жаровню, потому не могу сказать, как давно она появилась. Приятное открытие: охранные чары короля Роберта защищают не только от холода, но и от огня.
Завязав ворот рубашки, я натянула штаны. Они сразу оттопырились в нужном месте: качественная матушкина иллюзия, скрывающая мое естество. Мерзость какая.
Вот это мы и имеем в зеркале.
А что я имею в душе – это никому не интересно. Да и сказать некому. Не матушке же. Она свою жизнь принесла в жертву высшему долгу, и мою тоже, не спросив, даже врожденного дара лишила. Впрочем, меня это не сильно расстраивает. К дьяволу все эти дары гор.
Так с чего вдруг пешка стала задавать себе такие вопросы и разглядывать себя в зеркало?
А с того, что случилась моя личная катастрофа.
Началось всё с Лилианы.
Матушка хорошо её приняла, а сэр Лорган вообще удочерил. Фрейлина освоилась в замке и расцвела, став прелестной девушкой с изящной фигуркой, где всё на месте и ничего лишнего. Не так красива, как леди-риэнна Хелина и её дочери, но очень мила.
К волшебствам Лилиана почти привыкла, хотя библиотеки дико боялась, а при виде духов учителей падала в обморок. Единственное исключение — уроки танцев. Потому в библиотеке я занималась одна, а потом пыталась учить фрейлину.
Она так восторженно внимала, что я сама стала на диво усердным учеником у духов, чтобы потом удивлять единственную подружку, какой принц умный. Это было легко: сравнивать-то ей не с кем. Но... Наш обычный диалог:
– Лилиана, повтори, что я только что говорил! Ты меня вообще слышишь?
– Конечно, ваше высочество! – с жаром утверждала она, краснея и убирая русый локон за ушко. – У вас такой удивительный голос, век бы слушала!
Голос у меня ужасный: я тщетно пыталась копировать волшебный рокот Сиарея. Результат был противоположным – не пронизывающим до ужаса, а, наоборот, каким-то бархатным. Но я тренировалась на Лилиане, пытаясь вогнать её в трепет, и не теряла оптимизма: трепет был налицо, а священный ужас еще приложится.
– Тогда повтори правила исчисления функций Анту фьерр Кари, ученица, – этак сурово сведя брови и с рычащими нотками в голосе.
– Ах, ваше высочество, не понимаю я эту геометрию, зачем она фрейлине?
– Алгебру, Лилиана, алгебру!
– Тем более, – отчаянный вздох и потупленные ресницы голубеньких глаз.
Кроме танцев, она еще часами могла слушать сказки. Страшные – о Темной стране. Волшебные – об исчезнувших айрах.
Айры – бессмертные существа, не имевшие ни пола, ни возраста – населяли мир, бывший прежде нашего. Маги, соединившие в себе все стихии и проникшие в суть вещей настолько, что могли становиться любым другим существом. Или просто явлением. Хотите радугу в ясном небе? Айр способен стать радугой. Разумной, причем. Или ветром. Или плыть облаком в небе над своей дивной землей.
Они были столь могущественными, что однажды остановили время в своем мире, и в нем ничто не менялось долгие тысячелетия. И, хотя тот мир не описывался, как нечто непредставимое, я придумала для Лилианы такую картину: в тот остановленный миг была весна, ставшая вечной. Бушевала гроза, и огненный росчерк остался в небе. Повисли в воздухе капли дождя, и их можно было собирать и нанизывать на нитку как жемчуг. Замерли птицы в гнездах с так и невылупившимся потомством. Ничто не рождалось и не умирало.
Айрам было все равно – они размышляли над вопросом, существует ли Бог.
И миру было все равно. Никто и не заметил минувших тысячелетий, когда капли дождя вдруг упали, молния ударила в дерево с птичьим гнездом, и птенцы так и не вылупились — вернулось время и смерть.
Лилиана слушала, открыв рот, и я безбожно привирала, айрам понравилось бы. Они и сами любили сочинять о себе небылицы, и никому не запрещали. Вот и библиотечный дух давно умершего собирателя мифов как-то признавался по секрету, что половину он сам выдумал, дабы поразить ученую братию. А я чем хуже?
– А почему они исчезли? – интересовало подругу.
Кого только не интересовало! В версию Безымянного Бога не верилось. Другого ответа не знал никто. Кроме принца Лэйрина, конечно.
– Они устали от бессмертия, – я с умной миной возвела глаза к потолку. – Айры усомнились в собственном существовании и решили проверить, в чем разница. Перестанут они существовать или, наоборот, начнут. И вот – перестали! Жаль, что сами они уже не узнали, как печально закончился их опыт.
Лилиана, поняв, что ее нагло обманывают, надула губки.
– Вы смеетесь надо мной, ваше высочество!
– Да ничуть! Их мир был так идеален, послушен и уравновешен – просто тоска смертная наступила, – тут же вдохновилась я новой идеей. – Маги равновесия заскучали и сами нарушили равновесие мира. Они разделились, выпустив все стихии. Но, потеряв силу, тут же забыли, кем были когда-то, и навсегда стали неразумными радугами и звездами, облаками и ветром. Так и был создан новый мир для людей.
Лилиана очень расстроилась от этой грустной сказки, и я отправилась в библиотеку за новой.
Каково же было мое удивление, когда после допроса библиотечного духа с пристрастием (то есть с угрозой нажаловаться матушке), это нечистоплотное существо, похожее на светящегося червя, призналось, что утаило от меня найденный им уже после смерти древний манускрипт, где действительно говорилось об утрате целостности мира и разделении древних магов, после чего они и исчезли, а мир стал таким, какой он есть сейчас.
Раз уж я упомянула о библиотеке, то уместно будет сказать и о том, что матушка не только на словах постаралась извиниться передо мной за секреты. В хранилище появилось много нового, особенно об истоках магии в человеческом мире.
Тут опять не обошлось без таинственных полубогов. Перед исчезновением айры пришли к диким племенам пралюдей, выбрали наследников и изменили их, подарив магию. Одно племя — одно магическое пламя.
Холодным синим огнем с тех пор владеют ласхи Севера.
Жадное желтое пламя Юга хранят шауны в пустынных землях.
Жестокий красный огонь – у воинов-аринтов Востока.
А зеленый, двуличный, имеющий две основы — это инсеи Запада.
Но центр мира — белое пламя Белых гор.
А раз было зажжено в людях волшебное пламя, то с тех пор наш мир называется Эальр — «очаг» на языке айров.
– А как же Темная страна? – пытала я духа.
Он испуганно померк, зашептал:
– Свитки говорят о пятерых наследниках. Откуда пришла шестая сила — неизвестно, но магия у Темного владыки есть, и очень сильная. Может быть, темные крадут силу у той земли, куда приходят, извращают и создают черное пламя. Об этом никто не знает доподлинно.
– А огненный дар короля Роберта как вписывается в эту схему? А подземный огонь?
– Тут нельзя путать стихию и магию, о, любопытное дитя гор. «Магическое пламя» — всего лишь красивое слово из гимнов айров для обозначения особой силы, самой способности к магии. Дар «огненной крови» — это власть над стихией огня, она в родстве с белой магией. А подземное пламя порождается раскаленными недрами земли, это не магия, а сама стихия.
Надо ли говорить что из-за Лилианы я так увлеклась сочинительством недостающих мифов, что все правила исчисления функций у меня благополучно выветривались из головы.
Рагар приезжал раз в полгода меня экзаменовать, и не только по боевым искусствам, но и по всем остальным наукам. А когда я поначалу возмутилась, белый воин нагло заявил, что учителей много, а он, мой наставник, единственный и неповторимый (кого-то мне это напомнило, да), и он, как был им, так и остался. Уезжал этот гад всегда очень недовольным: мол, я лодырь и бездельник, если так плохо учусь в его отсутствие, а мастер Морен потом с меня семь шкур драл.
Драть оные шкуры он повадился не только на замковой тренировочной площадке и близлежащих скалах, но и отвозил меня на полигоны, созданные для убийства нерадивых учеников. Взять хотя бы ущелье Голодных духов... нет, лучше долину Лета, потому как там всё и случилось.
Небольшая высокогорная долина называлась так совсем не из-за растительности – ее там не было вовсе на каменистой ячеистой поверхности, а из-за бьющих из-под земли разноцветных гейзеров всякой жидкой дряни, а то и ядовитого пара. Заляпаешься — сразу не отмыться, вдохнешь — можешь уснуть и не проснуться.
И все. Больше он ничего никому не сказал, ни на кого не посмотрел. Повернулся и ушел к коню, привязанному к дереву на той стороне реки.
Рагар и Морен обменялись многозначительными взглядами, и я поняла: на мосту произошло что-то более важное, чем то, что увидели мои глаза. Но что именно — осталось загадкой.
После той встречи король смирился и не настаивал на приезде наследника, но не забывал о караванах и письмах сыну. Это были потрясающие, бушующие потаенным огнем послания, полные любви и тоски, ума и тонкого юмора — полная противоположность тому Роберту, которого я помнила.
Я прочитала его письма много позже. Хелина не отдавала их мне в руки. Она сухим скучающим тоном зачитывала лишь некоторые фрагменты, полезные для меня как для будущего монарха — о жизни двора, дипломатических отношениях и бесконечных военных баталиях Роберта с соседями.
Глава 6
Я не могла в то время осознать замысел игроков, двигавших пешку по белым и черным клеткам моего маленького мира, по Белым горам и королевской столице с Черной часовней. А ведь это так просто понять: пешки не становятся королями.
Предположим, король Роберт Сильный передаст мне силу вместе с короной, верну я этот дар в горы. И что дальше? Трон? С моими-то чисто теоретическими и подчас устаревшими знаниями о дипломатии и управлении, и совсем никакими – о политической обстановке в мире?
Мы жили почти в изоляции. Из гостей нас изредка посещали ближайшие соседи – лорд и леди Этьер. Но приезжали они вдвоем, без детей. Дигеро у нас не появлялся, его отправили в воинскую школу горцев. Я подозревала, что и Рагар слинял именно туда, сколько можно возиться со мной, бездарем.
Нас же не приглашали никуда. Возможно, лорды гор сделали выводы из моего давнего посещения дома Этьер, и никто не желал снисходить до нахального кронпринца и признавать его статус. Ну и обойдемся.
К тому же, кланы взяли нас под опеку, и мы ни в чем не нуждались благодаря им. Какое уж тут равенство положений.
Гордая Хелина старалась свести их помощь к минимуму. Из охраны у нас остались только вейриэны, и работали мы все как каторжники. С ними и с сэром Лорганом я и ездила на охоту, добывая дичь, как настоящий кормилец семьи. Мы солили оленье мясо в бочках, дубили шкуры лесного зверья, ловили сетями рыбу в горных озерах и коптили, собирали целебный мед в труднодоступных пещерах, я училась валить лес в долине междугорья и жечь уголь на зиму, как это делают простые дальеги.
Такая жизнь мне нравилась до определенной поры, пока не возникли вопросы.
К моим шестнадцати я почти ничего не знала даже о жизни горных кланов, не говоря уже о равнинном королевстве. Только Эльдер приносил слухи, что Роберт вымещает ярость на соседях и все пять лет после моего бегства непрерывно воюет то с каким-нибудь восточным царством, то с южным, то с оскорбленным отцом очередного фаворита, то за честь и наследство старших дочерей.
Мои старшие сестры уже овдовели, не успев обзавестись детьми.
Дряхлый герцог, муж Агнесс, скончался от несварения желудка, и поговаривали, что старика отравили не без помощи юной супруги. Взбешенный Роберт лично влил яд в глотки сплетников.
Адель бежала к отцу с погребального костра мужа – восточного царька, погибшего на охоте якобы от случайной стрелы, и Роберт в гневе захватил варварское царство и сжег всех, кто напугал его дочь костром.
Обе старшие принцессы теперь главные распутницы королевства.
Со средними сестрами всё наоборот. Берта ударилась в религию, категорически отказалась от замужества, стала послушницей и готовится принять постриг, а Беатрис отчего-то вдруг сошла с ума, бежала из дворца, бродяжничала и теперь заперта в монастырской лечебнице.
Лишь младшие Виола и Виолетта не давали поводов для сплетен, став практически затворницами во дворце родителя. Девочки просто боялись разгула отцовских фаворитов.
Королевство обезлюдело от бесконечных воинских повинностей, оставшийся народ стонал от налогов, а торговля страдала от непомерно взвинченных пошлин. Но главное – голод. С каждым годом усиливалась засуха. Равнины вымирали.
Все это я узнавала от Эльдера. Изредка мастер Морен подтверждал сведения, если в лоб спросить. Но матушка никогда не обсуждала со мной плачевные дела Гардарунта.
Это первое, что меня насторожило: добившись от супруга признания наследника, Хелина не готовила меня на роль правителя. О внешней и внутренней политике, о финансовом управлении мне было известно только из трактатов.
Какой же тогда из меня король?
Общих знаний, полученных от библиотечных духов, для этого мало.
Второе: почему-то только сейчас до меня дошло, что монарх обязан жениться, чтобы дать короне наследников. То есть, я, если стану королем, обязана буду... Вот на этой мысли мне стало страшно, как никогда.
Хелина должна понимать всю невозможность такого поворота дел, следовательно, править мне не дадут. Моя роль исчерпывалась тем, чтобы взять дар и отдать. Всё. Что будет дальше со мной, изуродованной, и с равнинным государством – горам не интересно. Люди мрут, монархии падают, горы стоят вечно.
Жертвенная пешка – вот кем я себя ощутила.
Смотрим, что мы имеем.
В большое, во весь рост, зеркало смотрим, чтобы ничего не упустить.
Урод — это еще мягко сказано про меня. Девушкой, благодаря эликсиру королевы Хелины, я не стала. Юношей – тем более. Бесполое существо. Чересчур высокое, выше Лилианы почти на голову, крепкое и мускулистое для девицы. Но нечто среднее для горца. В равнинах совсем сморчки встречаются, с ними не сравниваю.
Плечи не так широки, как хотелось бы. Бедра узкие, это радует, но ступни маленькие. Кисти рук... тьфу. Как еще меч держат? Такими пальцами только на лютне играть. Учитель изящных искусств доволен, а мастер Морен страдальчески морщится на тренировках.
А физиономия! Лоб широкий, подбородок узкий, а я еще сестер куклами называла. Губы припухлые, и никак не складываются в суровую нитку, даже если поджать и сделать волевую рожу. Глазищи в пол лица и ресницы, как у Дигеро, длинные и пушистые, попробуй тут изобразить стальной королевский взгляд. Сплошное расстройство. Не спасает и мой излюбленный короткий ежик на голове, из-за которого Лилиана обозвала меня «черный одуванчик».
Мужественности не хватает. А где ее взять?
Прёт совсем другое, эликсир слабоват оказался. Грудь приходится перетягивать тугой повязкой, чтобы не росла и не мешала стрелять из лука. Под рубашкой не видно, но движения стесняет, и я хожу, как жердь, прямая, длинная и тонкая. Прижечь, что ли, эти смешные выпуклости, как делают степные воительницы? Так ведь не получится: огонь мне стал, как вода. Беру раскаленный уголек в руку, а он не жжется, волдыри не вспухают. Теплый, нежный такой уголек, как родной.
Об этой новой странности я узнала в утро моего шестнадцатилетия, когда ворвавшийся с поздравлениями Эльдер случайно опрокинул на меня жаровню, потому не могу сказать, как давно она появилась. Приятное открытие: охранные чары короля Роберта защищают не только от холода, но и от огня.
Завязав ворот рубашки, я натянула штаны. Они сразу оттопырились в нужном месте: качественная матушкина иллюзия, скрывающая мое естество. Мерзость какая.
Вот это мы и имеем в зеркале.
А что я имею в душе – это никому не интересно. Да и сказать некому. Не матушке же. Она свою жизнь принесла в жертву высшему долгу, и мою тоже, не спросив, даже врожденного дара лишила. Впрочем, меня это не сильно расстраивает. К дьяволу все эти дары гор.
Так с чего вдруг пешка стала задавать себе такие вопросы и разглядывать себя в зеркало?
А с того, что случилась моя личная катастрофа.
Началось всё с Лилианы.
Матушка хорошо её приняла, а сэр Лорган вообще удочерил. Фрейлина освоилась в замке и расцвела, став прелестной девушкой с изящной фигуркой, где всё на месте и ничего лишнего. Не так красива, как леди-риэнна Хелина и её дочери, но очень мила.
К волшебствам Лилиана почти привыкла, хотя библиотеки дико боялась, а при виде духов учителей падала в обморок. Единственное исключение — уроки танцев. Потому в библиотеке я занималась одна, а потом пыталась учить фрейлину.
Она так восторженно внимала, что я сама стала на диво усердным учеником у духов, чтобы потом удивлять единственную подружку, какой принц умный. Это было легко: сравнивать-то ей не с кем. Но... Наш обычный диалог:
– Лилиана, повтори, что я только что говорил! Ты меня вообще слышишь?
– Конечно, ваше высочество! – с жаром утверждала она, краснея и убирая русый локон за ушко. – У вас такой удивительный голос, век бы слушала!
Голос у меня ужасный: я тщетно пыталась копировать волшебный рокот Сиарея. Результат был противоположным – не пронизывающим до ужаса, а, наоборот, каким-то бархатным. Но я тренировалась на Лилиане, пытаясь вогнать её в трепет, и не теряла оптимизма: трепет был налицо, а священный ужас еще приложится.
– Тогда повтори правила исчисления функций Анту фьерр Кари, ученица, – этак сурово сведя брови и с рычащими нотками в голосе.
– Ах, ваше высочество, не понимаю я эту геометрию, зачем она фрейлине?
– Алгебру, Лилиана, алгебру!
– Тем более, – отчаянный вздох и потупленные ресницы голубеньких глаз.
Кроме танцев, она еще часами могла слушать сказки. Страшные – о Темной стране. Волшебные – об исчезнувших айрах.
Айры – бессмертные существа, не имевшие ни пола, ни возраста – населяли мир, бывший прежде нашего. Маги, соединившие в себе все стихии и проникшие в суть вещей настолько, что могли становиться любым другим существом. Или просто явлением. Хотите радугу в ясном небе? Айр способен стать радугой. Разумной, причем. Или ветром. Или плыть облаком в небе над своей дивной землей.
Они были столь могущественными, что однажды остановили время в своем мире, и в нем ничто не менялось долгие тысячелетия. И, хотя тот мир не описывался, как нечто непредставимое, я придумала для Лилианы такую картину: в тот остановленный миг была весна, ставшая вечной. Бушевала гроза, и огненный росчерк остался в небе. Повисли в воздухе капли дождя, и их можно было собирать и нанизывать на нитку как жемчуг. Замерли птицы в гнездах с так и невылупившимся потомством. Ничто не рождалось и не умирало.
Айрам было все равно – они размышляли над вопросом, существует ли Бог.
И миру было все равно. Никто и не заметил минувших тысячелетий, когда капли дождя вдруг упали, молния ударила в дерево с птичьим гнездом, и птенцы так и не вылупились — вернулось время и смерть.
Лилиана слушала, открыв рот, и я безбожно привирала, айрам понравилось бы. Они и сами любили сочинять о себе небылицы, и никому не запрещали. Вот и библиотечный дух давно умершего собирателя мифов как-то признавался по секрету, что половину он сам выдумал, дабы поразить ученую братию. А я чем хуже?
– А почему они исчезли? – интересовало подругу.
Кого только не интересовало! В версию Безымянного Бога не верилось. Другого ответа не знал никто. Кроме принца Лэйрина, конечно.
– Они устали от бессмертия, – я с умной миной возвела глаза к потолку. – Айры усомнились в собственном существовании и решили проверить, в чем разница. Перестанут они существовать или, наоборот, начнут. И вот – перестали! Жаль, что сами они уже не узнали, как печально закончился их опыт.
Лилиана, поняв, что ее нагло обманывают, надула губки.
– Вы смеетесь надо мной, ваше высочество!
– Да ничуть! Их мир был так идеален, послушен и уравновешен – просто тоска смертная наступила, – тут же вдохновилась я новой идеей. – Маги равновесия заскучали и сами нарушили равновесие мира. Они разделились, выпустив все стихии. Но, потеряв силу, тут же забыли, кем были когда-то, и навсегда стали неразумными радугами и звездами, облаками и ветром. Так и был создан новый мир для людей.
Лилиана очень расстроилась от этой грустной сказки, и я отправилась в библиотеку за новой.
Каково же было мое удивление, когда после допроса библиотечного духа с пристрастием (то есть с угрозой нажаловаться матушке), это нечистоплотное существо, похожее на светящегося червя, призналось, что утаило от меня найденный им уже после смерти древний манускрипт, где действительно говорилось об утрате целостности мира и разделении древних магов, после чего они и исчезли, а мир стал таким, какой он есть сейчас.
Раз уж я упомянула о библиотеке, то уместно будет сказать и о том, что матушка не только на словах постаралась извиниться передо мной за секреты. В хранилище появилось много нового, особенно об истоках магии в человеческом мире.
Тут опять не обошлось без таинственных полубогов. Перед исчезновением айры пришли к диким племенам пралюдей, выбрали наследников и изменили их, подарив магию. Одно племя — одно магическое пламя.
Холодным синим огнем с тех пор владеют ласхи Севера.
Жадное желтое пламя Юга хранят шауны в пустынных землях.
Жестокий красный огонь – у воинов-аринтов Востока.
А зеленый, двуличный, имеющий две основы — это инсеи Запада.
Но центр мира — белое пламя Белых гор.
А раз было зажжено в людях волшебное пламя, то с тех пор наш мир называется Эальр — «очаг» на языке айров.
– А как же Темная страна? – пытала я духа.
Он испуганно померк, зашептал:
– Свитки говорят о пятерых наследниках. Откуда пришла шестая сила — неизвестно, но магия у Темного владыки есть, и очень сильная. Может быть, темные крадут силу у той земли, куда приходят, извращают и создают черное пламя. Об этом никто не знает доподлинно.
– А огненный дар короля Роберта как вписывается в эту схему? А подземный огонь?
– Тут нельзя путать стихию и магию, о, любопытное дитя гор. «Магическое пламя» — всего лишь красивое слово из гимнов айров для обозначения особой силы, самой способности к магии. Дар «огненной крови» — это власть над стихией огня, она в родстве с белой магией. А подземное пламя порождается раскаленными недрами земли, это не магия, а сама стихия.
Надо ли говорить что из-за Лилианы я так увлеклась сочинительством недостающих мифов, что все правила исчисления функций у меня благополучно выветривались из головы.
Рагар приезжал раз в полгода меня экзаменовать, и не только по боевым искусствам, но и по всем остальным наукам. А когда я поначалу возмутилась, белый воин нагло заявил, что учителей много, а он, мой наставник, единственный и неповторимый (кого-то мне это напомнило, да), и он, как был им, так и остался. Уезжал этот гад всегда очень недовольным: мол, я лодырь и бездельник, если так плохо учусь в его отсутствие, а мастер Морен потом с меня семь шкур драл.
Драть оные шкуры он повадился не только на замковой тренировочной площадке и близлежащих скалах, но и отвозил меня на полигоны, созданные для убийства нерадивых учеников. Взять хотя бы ущелье Голодных духов... нет, лучше долину Лета, потому как там всё и случилось.
Небольшая высокогорная долина называлась так совсем не из-за растительности – ее там не было вовсе на каменистой ячеистой поверхности, а из-за бьющих из-под земли разноцветных гейзеров всякой жидкой дряни, а то и ядовитого пара. Заляпаешься — сразу не отмыться, вдохнешь — можешь уснуть и не проснуться.
