Я смотрела уже с этой стороны мира – на Диго, державшего меня за плечи, не давая упасть. Ослепительно белое пламя гудело огненной стеной в зеве камина, вихрилось на шкуре отчаянно скулившей гончей, потерявшей хозяина. Если фантом существует, значит, и его создатель — тоже, еще не все кончено, – коснулась сознания мысль.
– Лэйрин, как ты? – выдохнул Дигеро, увидев, что я пришла в себя.
– Жив. Уходите, сэр рыцарь. Вас ждут горы.
– Вейриэн мертв, – Диго глянул на Зольтара, сложившегося на полу сломанной куклой с прижатыми к животу руками.
– Вижу. Поторопитесь.
Отпустив мои плечи, он сжал губы в нитку, шагнул к огню, но гончая метнулась наперерез, оскалилась, вырастая в размерах.
– Пропусти, – сказала я, и она, ворча, отошла.
Дигеро шагнул в огонь. Через миг между пляшущих языков проявилось небо с белой-белой луной, освещавшей склон скалы. Оглянулся:
– Лэйрин, прости, если сможешь. Меня допрашивали духи рода, я не смог тогда промолчать об увиденном. Теперь смог бы.
Какое это имеет теперь значение.
– Верю. Не до разговоров сейчас, сэр Дигеро. Потом. Закрыть, – приказала я печати.
Стена пламени сомкнулась.
Теперь вейриэн. Я опустилась на колени, проверила пульс. Его не было. Сломанный деревянный солдатик из моей детской шкатулки сокровищ.
Гончая тоже сунулась, лизнула ему руку, лицо. Зольтар внезапно открыл глаза.
– Король сделал это! – прохрипел. У губ запузырилась пена.
– Что сделал?
Вейриэн через силу улыбнулся:
– Огонь. Воссоединил. Очистил. Белый. Смотри.
Ослепительное, как пустынное солнце, пламя срывалось с кончиков моих пальцев.
– Как мне помочь тебе? – я боялась прикоснуться к нему такими руками.
– Ты не сможешь. Здесь я почти мертв. Блокировал боль. Я уже там, в Белогорье. Видишь, даже могу... говорить с тобой.
– Как это случилось?
– Пытался прикрыть тебя. Миг смерти огненного мага — как вулкан. Сила стихии нисходит в преемника. Она слепа. А тебе... нельзя брать много.
– Король еще жив, – мне хотелось так думать. – Разве ты не должен был меня убить, Зольтар?
Пристальный взгляд черных глаз. Впрочем, неважно. Но вейриэн ответил:
– Да. Если бы Азархарт успел первым... дотянуться до тебя.
– Я оставлю тебя здесь, вейриэн, найду ваших и пришлю помощь. Башня не разрушится. Он передал мне ее.
Его руки, прижатые к животу, дрогнули и опали, стукнув о пол, как сухие ветви. Вейриэн был выжжен изнутри. Он должен был умереть сразу.
– Я ухожу. Дожги уж. Я еще увижу тебя... ваше величество, – слабая улыбка озарила его лицо, с ней он и ушел. Умер.
Я сожгла его останки в камине, и ушла через этот огонь во дворец.
Попыталась.
В тронный зал не смогла — выдавило неумолимой силой, отбросило на дворцовую площадь, в пламя горевшего костра. Рядом со мной белым бликом выросла гончая.
Полночь не наступила.
Тяжелое черное небо рвалось в клочья, проткнутое выраставшими из земли белопламенными пиками. Их были сотни тысяч со всех сторон, до самого горизонта.
По этому небу можно было составлять карту: над столицей, над селами и деревнями свет бил ввысь плотными снопами лучей. А над окружавшими столицу лесами, где из какой-нибудь нищей землянки изредка поднималась тонкая паутинка света, небо кишело вспышками тьмы и света, как огненная рябь на смоляного цвета воде. Там шла битва, схватились белые вихри с черными, мелькали радужные молнии.
Грохот, тонкий свист и низкий вой доносились глухими раскатами, но так издалека, что зрелище совсем не походило на схватку. Скорее, на грандиозный, невероятный фейерверк, потрясавший сердце не страхом и ужасом, а неуместным, перехватывавшим дыхание восторгом.
Я боялась опустить взгляд на площадь, боялась увидеть тысячи людей, сгоревших, как вейриэн Зольтар.
Они были живы, все.
Мужчины и женщины, старики и дети сидели на земле или стояли на коленях, и пламя их свечей — о, нет, уже светочей – било невероятным фонтаном, протягиваясь в небо, и вместе с тем струилось, как вода из родников, омывало их руки, лица, стекало наземь, разбегаясь ручейками.
На одну ночь они все стали святыми.
Они ликовали и молились, плакали и обнимались, протягивая друг другу свои огни. Никто так и не понял, что в эти минуты над их головами шла битва небес.
– Да здравствует король! – кричали они, когда рядом вырастал сотканный из белого пламени сполох, и протягивали ему детей для благословения монаршьей милостью.
В эту ненаступившую полночь к каждому своему подданному, удержавшему свой свет, пришел сам король Роберт Сильный — поблагодарить за их любовь и укрепить веру. Так потом говорили.
Темная страна не нашла ни пяди земли, куда она могла бы опуститься. Ни одного мертвеца, которого сумела бы поднять в свою армию. А если и взяла свое, то эту грязь унесла с собой.
Тьма уходила.
Белая гончая потянула меня за рукав в распахнутые парадные ворота дворца, откуда извергалось неопалимое пламя потоком белой лавы.
В тронном зале разливалось сияние — ослепительное, до рези в глазах, словно я ступила в солнце.
Огонь исходил от неподвижной фигуры Роберта, сидевшего на троне так, словно он задремал. Голова его опустилась на грудь, сильные руки спокойно лежали на подлокотниках. Пламя струилось с его пальцев, обнявших львиные оголовья, истекало из-под ресниц полуоткрытых глаз, из разверстых, как маленькие жерла, ран на пробитой насквозь груди. Оно клубилось на факелах, снопами света вырывалось в окна и двери.
– Да здравствует король! – крики глухо доносились снаружи.
Он умер.
– Мой король! – я подошла, опустилась перед ним на колени и впервые в жизни прикоснулась губами не к перстню, а к его руке.
Она не поднялась, не дотронулась обжигающе до моих губ, не легла на голову, ероша ежик моих волос — единственное темное пятно в полыхавшем вокруг солнце. Я села у его ног на ступеньку трона, как сидели на пирах его фавориты, прижалась лбом к его колену.
– Ты просил не плакать. Я не буду.
А душа рыдала, оплакивая мое второе сердце, которое уже не билось на расстоянии вытянутой руки.
Гончая сунула мне морду на колени, толкнувшись в ладонь влажным носом. Мои пальцы зарылись в ее белопламенную шерсть с крохотными рыжими искринками.
– Твоя душа еще здесь, мой король, я знаю. Нас связал обряд. И я тебя не отпущу, даже не надейся. Я не буду плакать, потому что ты вернешься.
Мы сидели так долго. Стихал шум за стенами дворца, струилось неиссякаемое пламя, вздыхала гончая.
Потом какая-то тень мелькнула в белом сиянии. Дорри, скосив глаз, предупреждающе рыкнула, но морду с колен не убрала.
Высший белый вейриэн Таррэ остановился поодаль, чуть склонил голову в поклоне.
– Простите, что вошел без доклада. Хотя доклад у меня есть: Азархарт увел войско.
– Так он уцелел?
– Не совсем. Темный серьезно ранен. Пойдемте, леди. До рассвета совсем немного осталось, а Роберт еще не закончил то, что должен. Мне с вами нужно поговорить.
Преждевременный рассвет уже наступал: бледно-золотые лучи еще невидимого солнца смешивались на горизонте с белым маревом, полыхавшим над королевством и сплошным куполом опускавшимся на землю.
С восходом трон опустел.
Эпилог
Мои подданные так и не узнали, что король Роберт, названный в народе после той ночи Святым, отрекался от престола и своего народа. О таком немыслимо было сказать.
Я взяла с осведомленных клятву о неразглашении и сожгла свиток с отречением, унаследовав трон по традиции. Может быть, это было моей ошибкой, одной из множества. Но формально отречение не вступило в силу — Роберт был убит Азархартом еще до полуночи, хотя и об этом было сообщено народу только через три дня. Сразу в его смерть никто бы не поверил. Да и потом не верили.
При моей коронации народ не кричал: «Да здравствует король!».
И, в общем-то, был прав.
Король Лэйрин — не только звучит нелепо, это и выглядит как смертный грех против святой истины. Да и ощущала я себя не государем, а его наместником, хранителем трона. Сломанным солдатиком, запертым в шкатулке с пером улетевшей жар-птицы.
Мне думалось, что теперь, когда «огненная кровь» возвращена в горы и соединилась с белой магией, у горцев вот-вот появится новая королева, а Азархарту еще долго зализывать раны – теперь-то меня оставят в покое.
Но в то утро после прославленной в балладах Ночи Святых Огней вейриэн Таррэ открыл мне многое.
– И Рагар, и Роберт сделали так, что Темная страна уже не сможет придти в равнины, как до сих пор не могла ступить в Белогорье, – говорил он. – Но вам, леди Лэйрин, остался год или меньше, если Азархарт как-то сумеет до вас добраться. У Темного владыки не так много сил, как рисуют мифы, он может пользоваться только тем, что берет у других. Он может зачать жизнь, но эта жизнь — иная, чуждая нашему миру – не была способна пустить настоящие корни. Откуда бы ни пришло это зло в наш мир, как бы ни возникло, но оно за все века не могло закрепиться. Для того, чтобы крепко прорасти в мир, нужны дочери. Теперь есть вы.
– Тогда почему вы не убили меня?
– Рыжий бык подстраховался, – усмехнулся Таррэ. – Полностью дар, данный младшему лорду фьерр Этьер, раскроется через год, после окончательной смерти Роберта, когда связавшая вас древняя магия айров иссякнет.
– Вы могли убить меня раньше, еще в Белых горах.
– Если бы могли, это было бы сделано, – жестко сложились губы собеседника. – Схватка за вашу жизнь, леди, началась еще до вашего рождения и идет на самом острие лезвия. Знаете ли вы, что у дочерей из великих горных домов, когда они уходят в новый дом, гораздо чаще рождаются девочки, получающие королевский дар? По линии погибшей Лаэнриэль быстрее всего могла придти новая королева после воссоединения белой магии, потому ее внучка Хелина и вышла замуж за Роберта, выполняя волю гор. Одновременно мы занимались подготовкой нескольких юношей, которые могли бы стать преемниками огненного мага на тот случай, если не получится план с Хелиной. Дигеро — один из них.
– Так инсеи не виновны в бедах Роберта?
– Виновны. Первая жена короля тоже была горной леди из великого дома. Она убита инсеями вместе с ее нерожденным сыном. Вам известно, что дар «огненной крови» ценен для нас не только сам по себе, он был необходимым условием для обретения королевы. Она не могла прийти, пока белое пламя не обрело всю силу. Но она не придет и сейчас.
– Почему?
– Мы, стражи Белогорья, не позволим.
Белая гончая, лежавшая у моих ног, вздернула голову, беззвучно обнажила клыки. А я была так ошеломлена, что потеряла дар речи. Вейриэн же сделал вид, что внимательно изучает пустую шахматную доску, словно на ней стояли невидимые фигуры.
– Знаете ли вы, леди, что отличает родовой дар от королевского?
– Откуда мне знать?
– Женщина с даром рода способна вызвать только тех духов, кто был связан с ней родством, и дать им новую жизнь. А после таинства брака, когда хранительница переходит в другой дом — только тех, кто связан родством с домом мужа. Королева же так сильна, что ее род – все Белогорье. Она услышит всех от начала времен и способна дать плоть всем, желающим вернуться в жизнь, если это необходимо.
– Но это же миллионы ушедших за столько веков! Останется ли на земле место для истинно живых?
Вейриэн, одарив меня внимательным взглядом, кивнул.
– Правильное опасение. Королева Белых гор всегда сделает выбор в пользу живущих истинно. К тому же, не все духи желают вернуться, и не всегда возникает в них необходимость. Итак, королевский дар — это по сути тот же дар рода, но усиленный многократно, как эхо от слабого голоса, раскатившееся по всем ущельям. Сила — вот что превращает девочку-хранительницу в королеву. О возможной королеве говорит нам особая структура дара хранительницы, ее сверхчувствительность. Сила проявится в будущей королеве лишь с ее взрослением. Но и здесь не все просто. Вам известно, как погасить лесной пожар?
За окном разливалось неугасимое сияние. Но я сказала:
– Да. Если направить на волну огня встречную.
– Так и тут. На самом деле раньше в горах рождалось много девочек с задатками королевы. Но они не развивались. Гасли, когда приходила настоящая, наиболее сильная, способная взять всё. Так вот, сила может быть приобретенной. Я сказал достаточно, чтобы вы поняли истинную причину, почему леди Хелина, помня о крови Лаэнриэль и зная, кто ваш настоящий отец, волей матери заперла ваш дар и выдала вас за мальчика. Бастардов у Азархарта много. Была надежда, что он забудет о вас. Теперь уже нет. Мы были против вашего усыновления Робертом — излишне было привлекать к вам внимание вашего настоящего отца. Хелина настояла. Надеялась, что «огненная кровь» очистит вас от темного наследия полностью. Мы, в конце концов, согласились. Это была единственная возможность сохранить ваш дар для гор. Но очищение не стало полным даже сейчас. Темное наследие не искоренено. Вообще-то в миг нисхождения силы огня вы должны были умереть.
– Жаль, что этого не случилось, – с горечью сказала я.
– Мне тоже. Если Азархарт узнает о дочери, да еще такой... одаренной... если он даст вам силу, это будет последней катастрофой для Белогорья. Пока ваша мать жива, ваш дар будет заперт. А после ее смерти... Буду откровенен, леди Лэйрин. Глупо надеяться на вечную истинную жизнь миледи Хелины. У вас чуть меньше года, пока вас хранит обряд айров. Если вы не сумеете очистить свою кровь за это время, то горным лордам лучше надолго остаться без королевы, если не навсегда.
– Разве вейриэны имеют право вмешиваться в дела лордов?
Таррэ усмехнулся.
– Только это и делаем. Право телохранителей – не дать вверенному их опеке телу разбить голову. Вы, леди, представляете сейчас для гор и великую надежду, и смертельную угрозу. Если мы поймем, что надеяться больше не на что, угроза будет устранена.
Через две недели стало ясно, что зимы в этом году не будет.
Во всем королевстве бушевала весна: цвели деревья и травы, бурно всходили озимые. Люди ждали внезапных морозов, но они так и не пришли — разгоралось противоестественное лето. По ночам от почвы поднималось тихое сияние, земля и воды были теплыми, как парное молоко, а «зимний» урожай обещал быть богатым. Если ничего не случится, голод тоже не придет.
Чудо Священного Пламени, да. С самых больших букв. Я не побоюсь написать и с величайших, когда Эльдер научит меня писать в небе сердцем.
В то утро высший мастер Таррэ, то досадливо морщась, то восхищенно улыбаясь, объяснил мне, в чем заключалось это чудо: большую часть своей силы умирающий огненный маг отдал не мне, иначе от меня ничего бы не осталось. И не Дигеро — еще не закаленному для того, чтобы взять такое.
Роберт, разделив силу, отдал ее также и своей земле. Равнинам. Королевству. Каков же был истинный масштаб его силы...
Король этими дарами навсегда закрепил союз гор и равнин.
И он связал меня с этой землей, с ее бесплотной душой и невидимым сердцем, потому что наш с ним обряд еще не разорван и не закончен. Белая гончая, сотканная из огня его волей и положившая мне голову на колени, пока я пишу эти строки — тому зримое доказательство. Незримых же соприкосновений наших душ, связанных нитью Айшери, я никому не могу предъявить.
Мое тело стремительно менялось, расцветало, как и обещал Роберт, разбудивший мою женскую суть и окончательно разрушивший колдовство моей матери. Уже за одно это я была ему благодарна.
