– Настоящая потерялась, – я залюбовалась его задумчивым лицом, освещенным снопом солнечных лучей, падавших в окно и придававших золотистый оттенок белоснежной коже горца и особое мерцающее тепло карим глазам. – А сердце у меня было, Диго.
Он почему-то сжал кулаки и резко отвернулся.
– Прости, я сказал, не подумав, – буркнул сквозь зубы.
– Ты вообще о чем думаешь? Такой рассеянный, что не узнаю тебя.
– Я сам себя не узнаю сегодня, – тихо сказал он. – Мой ход.
Подвинул пешку и опять поставил под удар.
– Тебе так понравилась Лилиана? – я сняла пешку так, что потеряла своего коня.
– Нет.
Поспешно, слишком поспешно.
– Диго, у нее просто блажь, ведь мы пять лет жили в одном доме, и никого не видели из сверстников. Если она не выйдет замуж за Рамасху, то немного настойчивости с твоей стороны, и...
– Неужели она совсем тебе безразлична?
– Ну сколько можно объяснять, – вздохнула я. – Лилиана — просто мой друг, как бы она ко мне ни относилась. У нас с ней ничего не может быть.
– Ничего не может быть... Лэйрин, ты меня не убьешь, если я спрошу?
– О чем?
Я подняла голову и... растаяла в золотистом свете его глаз. Разве могла я предположить, что он станет вот таким — родным, словно мы никогда не расставались, и моя душа давно лежала в его ладонях, и было ей тепло и уютно?
– Так о чем ты хотел спросить, Диго?
Он судорожно вздохнул и вперился в доску перед собой. Потом все-таки спросил, и явно не о том, о чем намеревался:
– Это Рагар сбил тебя на выходе из долины Лета?
Я пожала плечами:
– Не уверен. Всегда жалел о том, что на затылке нет глаз. Как было бы удобно в бою!
– А выглядело так, словно они у тебя там есть, на затылке, – снова улыбнулся он. – У тебя была необычная техника, мы все заметили. Только совсем непонятная. Кто тебя учил?
– Мастер Морен.
– Он тоже не мог научить такому. вейриэны так не умеют. Такое чувство, что ты дышал иначе, двигался... Как сполох белого пламени. Это было так здорово, что мы все едва не сдохли от зависти.
– Дигеро, ты всегда был со мной честен. Ты ведь не это хотел узнать?
– Не это. Я хотел спросить, Лэйрин... Тебя огорчит, если я убью Роберта за то, что он сделал с тобой?
Нельзя же так, Дигеро. Нельзя так сильно сжимать кулак, если взял в ладонь душу. Хотелось заорать: «Уходи! Не желаю тебя видеть. Никогда!» или что-нибудь этакое из бабьего арсенала. Но я улыбнулась. Подошла к этому глупому благородному рыцарю и, пристально глядя в глаза, медленно провела кончиками пальцев по его красиво изогнутым губам, почти не дотрагиваясь, чтобы не обжечь – такое во мне бушевало пламя.:
– Что сделал? За что убивать? Вот за это?
Он замер. А я наклонилась близко-близко, заглядывая в его ошеломленные глаза:
– А целовать нелюбимую девушку, как это сделал ты, – лучше и честней?
Он вскочил, опрокидывая столик с шахматами. Сплюнул:
– Тьфу, мерзость какая!
И его унесло из библиотеки, как не было.
Как я хохотала! По шкафу сползла от смеха, хребтом пересчитав полки — очень качественное матушкино волшебство, все по-настоящему, до заноз в спину.
Я сама сожгла все мосты, вот этими жаркими, словно с них струился невидимый огонь, руками. Не хочу ни перед кем-то оправдываться, даже если это ты, Диго. Ты, который держал мою душу и не почуял ее.
Ты никогда не узнаешь, светлый мой Дигеро, что стал моей честью и совестью. Мне, выросшей в невероятной лжи, не всегда их хватало, и тогда ты приходил в омраченную душу и обжигал горячим золотом укоризненных глаз. Это было единственным золотом, имевшим когда-либо для меня ценность. И разве я могла представить, что и оно может стать фальшивым?
Но вернемся к той наивной поре, когда я была пешкой в руках великих игроков и еще только постигала смысл происходящего.
В долине Лета игроки передвинули пешку на черную клетку и перевернули песочные часы, дозволив мне только слушать шелест падающих песчинок и ждать следующего хода, пока они снимали с доски другие фигуры: моего рыцаря Дигеро, спешно покинувшего замок, преданную Лилиану и верного сэра Лоргана. Рагар настоял на немедленном отъезде двух моих последних друзей, бывших слишком человечными.
Я злилась на него за это, но лишь потом поняла его, если не правоту, то замысел. Мастер игры чужими фигурами устранял всех, кем могла воспользоваться моя матушка в своем безумном стремлении обыграть рыжего короля.
Странно, но до того дня у меня не было своих желаний, кроме сиюминутных. Нацеленная стрела не способна мечтать о свободном полете. И, когда эта мечта, эта моя первая страсть, появилась, она стала откровением, перевернувшим игровую доску.
Именно там, в библиотеке, под истерический хохот, треснула чуждая моей сущности оболочка.
Я вытерла проступившие слезы и спустилась в холл, будучи в душе уже другим человеком. Не тем, кого из меня делали шестнадцать лет, а той, кем рождена. Той, кем внезапно захотела стать вопреки всему и всем. Женщиной.
Великий Бог, стоит поверить в себя, как Ты начинаешь испытывать веру самыми изуверскими способами!
Королеву Хелину я нашла в ее покоях и сообщила ей о своем решении уехать к королю Роберту немедленно, пока еще открыты пути из Белогорья.
Мой план был прост: я заставляю передать мне этот злосчастный дар и, выполнив волю гор, становлюсь свободной. И тогда... о, тогда я смогу любить и быть любимой. На семнадцатом году жизни в этом и заключается смысл существования для девичьего сердца.
Над планом я думала с того момента, как поняла, что в долине Лета великий мастер игры, когда выстраивал свои реплики в диалоге с принцем Севера, говорил одновременно и со мной. Рагар позволил мне узнать два ключевых момента. Один, касавшийся искусства древних айров, я тогда еще не могла осознать в полной мере, и его затмил второй: отныне я совершеннолетняя с точки зрения горных кланов, о чем умолчала Хелина.
Здесь, наверное, стоит заметить, что в Белогорье подчинение старшему в роде абсолютно. Люди равнин сочли бы это насилием над личностью, и в моем случае так и было, но они не знают главного: полнота посмертной жизни горцев зависит от их потомков, а сила магии наследников — от поддержки духов рода. Мне, лишенной дара и находившейся, по сути, вне рода, можно было об этом не беспокоиться.
Матушка, выслушав неожиданное заявление об отъезде, засмеялась:
– Почему вы решили, ваше высочество, что король передаст дар, стоит вам явиться и попросить? Неужели вы так наивны, дитя мое?
Вместо ответа я подошла к тлеющей жаровне и, взяв горсть раскаленных углей, спокойно протянула их на ладони королеве.
– А как вы объясните вот это, ваше величество?
Глаза Хелины изумленно расширились, но тут же угрожающе сузились.
– И давно это с вами, ваше высочество?
– С весны.
– Почему же вы мне ничего не сказали?
Сложно сказать, почему я умолчала о такой способности. Может, просто разговора не заходило. Я ссыпала угольки в жаровню, отряхнула руки.
– А что это меняет? – спросила. – Власти над огнем у меня все равно еще нет.
– Что меняет? Ваша новая способность – знак мне в первую очередь. Роберт еще весной хотел показать, что готов на все, чтобы вернуть вас, и сделал решающий ход! – небесно-голубые глаза Хелины потемнели от гнева до густого фиалкового цвета. – Если бы вы не молчали, он был бы уже мертв! Его дар вернулся бы в горы, и все было бы уже закончено! Мы обе были бы уже свободны, Лэйрин! Свободны!
Всхлипнув, она с трудом взяла себя в руки, прошлась по комнате, перебирая холщовые мешочки с травами, висевшие на стенах, достала с полки несколько плотно закупоренных склянок. Матушкины покои действительно напоминали классическое логово ведьмы, даже вороньи черепа, скелетики ящериц и высушенные жабьи шкурки имелись. Хелина достала ступку, высыпала из нескольких мешочков по щепоти сушеных трав и ягод, капнула зелья из разных склянок и принялась толочь.
– Я знала, что Роберт полюбит вас и не выдержит разлуки, и он сломался! – ее голос зазвенел от ликования. – Как жаль, что невозможно передать дар на расстоянии. Мы близко, Лэйрин, совсем близко от цели! Вы приняли верное решение, надо ехать немедленно. А привести вас в нужный вид поможет мое новое зелье и чары. Жаль, что уехала Лилиана, она бы помогла.
Сердце екнуло.
– Что значит «в нужный вид»?
– Дитя, вы же понимаете, что король ждет сына, а не дочь. Иллюзии, наброшенной на ваше тело, уже недостаточно, если дело дойдет до... до определенных ритуалов при передаче дара. Я не знаю, в чем они заключаются, но нужно быть готовыми ко всему.
Ни за что не буду пить никакое зелье из ее рук, – твердо решила я.
Матушка словно что-то почуяла: глянула с прищуром. Ох, не люблю, когда она так смотрит, страшно становится. Могучая она у меня волшебница. Не то что в мальчика — в жабу превратит, наверное, и шкурку высушит.
– Ваш вид уже сейчас может сорвать весь план, Лэйрин, – сказала она. – А я... мы с вами слишком многим заплатили, чтобы допустить провал за шаг до цели. Хватит с нас Рамасхи!
– А причем здесь он?
Взяв совок, королева высыпала в камин угли, бросила сверху хворост и повесила тигель на крюк над мгновенно вспыхнувшим огнем.
– Прочитайте его письмо, Лэйрин, оно лежит на столике. А позже мы продолжим беседу в другом помещении, – опасливо прищурилась она на пламя.
Я уже привыкла к этим странностям: как и Рагар, королева не вела никаких важных разговоров при открытом огне, будь это даже безобидные свечи. Неужели король мог услышать нас через огненную стихию даже здесь, в Белогорье?
На столике лежал свиток с полупрозрачными печатями, показавшимися ледяными, когда я их коснулась пальчиком. Размотав сверкавшую радугами ленту, развернула бумагу — белоснежную, блестевшую как корочка наста — и прочитала послание, написанное стремительным, но изящным почерком. Дважды. До того невозможным, ошеломляющим оказалось содержание письма.
Рамасха в утонченных выражениях, которые мне не повторить с первого раза, писал моей матери, что навеки сражен красотой и изяществом – о, Боже! – ее седьмой дочери, принцессы Лэйрин – Боже, Боже! – и просил моей руки!
Описывая в нескольких словах нашу встречу, этот слишком проницательный северянин имел наглость сообщить королеве, что принцесса не отвергла его предложение и обещала подумать год, но он, принц Игинир, хотел бы безотлагательно провести обряд именования, согласно законам древних айров, сохраненных и Севером, и Белыми горами. И если ему будет в этом отказано, то король Роберт может узнать о том, что у него нет и не было сына.
Я сдержалась от ругательств только под яростным взглядом матушки.
Дождавшись, когда зелье булькнет первым пузырем, Хелина быстро сняла варево, разворошила угли, снова подвесила котелок — томиться до готовности – и отправилась к двери. Я поплелась за ней, как на казнь, так мне стало паршиво и страшно.
В холле нас ожидал Рагар с таким видом, словно он и не уезжал никогда – устроился на подлокотнике кресла и отрешенно поигрывал игольчатым кинжалом-сельтом, вращая его между пальцами. Я обрадовалась мастеру, успокоилась и… снова встревожилась. Если мой наставник счел необходимым приехать в замок раньше обычного зимнего визита, значит, мои дела обстоят хуже некуда.
Хелина протянула ему письмо, но мастер сказал, что уже знает о его содержимом от самого Рамасхи: принц обратился в первую очередь к нему, как моему наставнику.
– Что ж, раз вам все известно, незачем это хранить. Он еще пожалеет, что посмел мне угрожать! – королева тут же отвела душу, разорвав послание в мелкие клочки. Высыпав клочки на пол, волшебница щелчком пальцев превратила их в пыль и развеяла.
И я ее понимала: у самой появилось желание проделать то же самое с принцем Севера. Еще ничего о нем не зная, я записала его в смертные враги.
– Но как он узнал, Рагар? – интересовало меня в первую очередь.
– Рамасха – ласх-полукровка, Многоликий. Маг, способный создавать обличия, часто может еще и видеть скрытое под чужой иллюзией. Не знал, что наследник императора развил в себе такой талант, иначе бы не пустил его в Белогорье.
Я покосилась на наставника: неужели он обладает такой властью? Мне казалось, что главный тут, пока нет горной королевы, – Совет кланов и его глава, лорд Эстебан.
– И какое вы приняли решение, мастер? – вот что должно было меня интересовать, прикусила я губу. Слово наставника весомее остальных, если с этим даже Роберт смирился.
Вейриэн, убрав кинжал в ножны, сцепил руки на колене и внимательно, почти демонстративно, оглядел матушку, потом меня, и спросил:
– А вы сами, ученица, что скажете? Желаете ли вы принять предложение принца Севера?
Королева побледнела. Рагар впервые назвал меня «ученица»!
Как он понял, что произошло с моей взбунтовавшейся душой? Или... он просто пытается сыграть мной, подтолкнув к нужному ему решению?
– А что за обряд, о котором упоминал Рамасха? – я сделала вид, что задумалась.
А лицо матушки вдруг заострилось, как у леди Амель.
– Ваше высочество, вы же не собираетесь замуж? – последнее слово она произнесла с непередаваемо брезгливой гримасой. – Но я удовлетворю ваше любопытство. Этот обычай остался еще со времен распада мира древних айров: двое, решивших связать судьбы в одну, не меньше года живут под одной крышей, не вступая в брачные отношения. Только через это время они могут пожениться или расстаться, сохранив чистоту. Если кто-то раньше срока принудит другого к еще запретной связи, то будет убит, как преступивший закон гор, и его семья не имеет права на месть.
– Даже если они нарушат закон по обоюдному согласию? – заинтересовалась я.
– В этом случае блудников побивают камнями, – с леденящим спокойствием заявил Рагар. – Я жду вашего решения, ваше высочество. Обряд поименования – еще не брак, и может никогда не стать браком, но жить вы будете под одной крышей либо здесь, либо во дворце императора.
– Нет! – отрезала я. – Это дико даже представить! И потом, если я не выйду за принца замуж, король узнает об обмане. А если выйду – тоже узнает. Разница только в том, что во втором случае этот наглый северный шантажист получит, что требует!
– Если вы согласитесь на обряд, этот год Рамасха будет молчать.
Я хлопнула ресницами.
– Вы хотите, учитель, чтобы я... согласилась?
Хелина, едва сдерживавшая гнев, судя по румянцу, вспыхнувшему на бледных щеках, вмешалась:
– Мастер вейриэн, разве вы не слышали? Лэйрин уже принял... приняла решение! И он... она едет к Роберту, завтра. Да, завтра же. Вы не можете нам помешать!
– Я не собираюсь мешать судьбоносным решениям, если они во благо Белым горам и моей ученице, – с легкой улыбкой ответил Рагар. – Я хочу, чтобы принцесса не совершала никаких поспешных ходов, располагая только полуправдой, следовательно, полуложью — они всегда будут ошибочными.
– Это бессмысленный разговор! – взорвалась королева. – Вам не понравилось, что я согласилась на брак Виолы и императора Севера в обход Белых гор, и сейчас вы просто хотите взять реванш, да еще и воспользоваться защитой северян и заплатить им еще одним моим ребенком!
– Виолу выдают замуж? – встряла я.
Так выяснилась цель пребывания принца Игинира в Белогорье. Никаких военных союзов за спиной короля пока не наблюдалось, зря я заподозрила лордов гор в измене моей будущей короне.
Он почему-то сжал кулаки и резко отвернулся.
– Прости, я сказал, не подумав, – буркнул сквозь зубы.
– Ты вообще о чем думаешь? Такой рассеянный, что не узнаю тебя.
– Я сам себя не узнаю сегодня, – тихо сказал он. – Мой ход.
Подвинул пешку и опять поставил под удар.
– Тебе так понравилась Лилиана? – я сняла пешку так, что потеряла своего коня.
– Нет.
Поспешно, слишком поспешно.
– Диго, у нее просто блажь, ведь мы пять лет жили в одном доме, и никого не видели из сверстников. Если она не выйдет замуж за Рамасху, то немного настойчивости с твоей стороны, и...
– Неужели она совсем тебе безразлична?
– Ну сколько можно объяснять, – вздохнула я. – Лилиана — просто мой друг, как бы она ко мне ни относилась. У нас с ней ничего не может быть.
– Ничего не может быть... Лэйрин, ты меня не убьешь, если я спрошу?
– О чем?
Я подняла голову и... растаяла в золотистом свете его глаз. Разве могла я предположить, что он станет вот таким — родным, словно мы никогда не расставались, и моя душа давно лежала в его ладонях, и было ей тепло и уютно?
– Так о чем ты хотел спросить, Диго?
Он судорожно вздохнул и вперился в доску перед собой. Потом все-таки спросил, и явно не о том, о чем намеревался:
– Это Рагар сбил тебя на выходе из долины Лета?
Я пожала плечами:
– Не уверен. Всегда жалел о том, что на затылке нет глаз. Как было бы удобно в бою!
– А выглядело так, словно они у тебя там есть, на затылке, – снова улыбнулся он. – У тебя была необычная техника, мы все заметили. Только совсем непонятная. Кто тебя учил?
– Мастер Морен.
– Он тоже не мог научить такому. вейриэны так не умеют. Такое чувство, что ты дышал иначе, двигался... Как сполох белого пламени. Это было так здорово, что мы все едва не сдохли от зависти.
– Дигеро, ты всегда был со мной честен. Ты ведь не это хотел узнать?
– Не это. Я хотел спросить, Лэйрин... Тебя огорчит, если я убью Роберта за то, что он сделал с тобой?
Нельзя же так, Дигеро. Нельзя так сильно сжимать кулак, если взял в ладонь душу. Хотелось заорать: «Уходи! Не желаю тебя видеть. Никогда!» или что-нибудь этакое из бабьего арсенала. Но я улыбнулась. Подошла к этому глупому благородному рыцарю и, пристально глядя в глаза, медленно провела кончиками пальцев по его красиво изогнутым губам, почти не дотрагиваясь, чтобы не обжечь – такое во мне бушевало пламя.:
– Что сделал? За что убивать? Вот за это?
Он замер. А я наклонилась близко-близко, заглядывая в его ошеломленные глаза:
– А целовать нелюбимую девушку, как это сделал ты, – лучше и честней?
Он вскочил, опрокидывая столик с шахматами. Сплюнул:
– Тьфу, мерзость какая!
И его унесло из библиотеки, как не было.
Как я хохотала! По шкафу сползла от смеха, хребтом пересчитав полки — очень качественное матушкино волшебство, все по-настоящему, до заноз в спину.
Я сама сожгла все мосты, вот этими жаркими, словно с них струился невидимый огонь, руками. Не хочу ни перед кем-то оправдываться, даже если это ты, Диго. Ты, который держал мою душу и не почуял ее.
Ты никогда не узнаешь, светлый мой Дигеро, что стал моей честью и совестью. Мне, выросшей в невероятной лжи, не всегда их хватало, и тогда ты приходил в омраченную душу и обжигал горячим золотом укоризненных глаз. Это было единственным золотом, имевшим когда-либо для меня ценность. И разве я могла представить, что и оно может стать фальшивым?
Глава 7
Но вернемся к той наивной поре, когда я была пешкой в руках великих игроков и еще только постигала смысл происходящего.
В долине Лета игроки передвинули пешку на черную клетку и перевернули песочные часы, дозволив мне только слушать шелест падающих песчинок и ждать следующего хода, пока они снимали с доски другие фигуры: моего рыцаря Дигеро, спешно покинувшего замок, преданную Лилиану и верного сэра Лоргана. Рагар настоял на немедленном отъезде двух моих последних друзей, бывших слишком человечными.
Я злилась на него за это, но лишь потом поняла его, если не правоту, то замысел. Мастер игры чужими фигурами устранял всех, кем могла воспользоваться моя матушка в своем безумном стремлении обыграть рыжего короля.
Странно, но до того дня у меня не было своих желаний, кроме сиюминутных. Нацеленная стрела не способна мечтать о свободном полете. И, когда эта мечта, эта моя первая страсть, появилась, она стала откровением, перевернувшим игровую доску.
Именно там, в библиотеке, под истерический хохот, треснула чуждая моей сущности оболочка.
Я вытерла проступившие слезы и спустилась в холл, будучи в душе уже другим человеком. Не тем, кого из меня делали шестнадцать лет, а той, кем рождена. Той, кем внезапно захотела стать вопреки всему и всем. Женщиной.
Великий Бог, стоит поверить в себя, как Ты начинаешь испытывать веру самыми изуверскими способами!
Королеву Хелину я нашла в ее покоях и сообщила ей о своем решении уехать к королю Роберту немедленно, пока еще открыты пути из Белогорья.
Мой план был прост: я заставляю передать мне этот злосчастный дар и, выполнив волю гор, становлюсь свободной. И тогда... о, тогда я смогу любить и быть любимой. На семнадцатом году жизни в этом и заключается смысл существования для девичьего сердца.
Над планом я думала с того момента, как поняла, что в долине Лета великий мастер игры, когда выстраивал свои реплики в диалоге с принцем Севера, говорил одновременно и со мной. Рагар позволил мне узнать два ключевых момента. Один, касавшийся искусства древних айров, я тогда еще не могла осознать в полной мере, и его затмил второй: отныне я совершеннолетняя с точки зрения горных кланов, о чем умолчала Хелина.
Здесь, наверное, стоит заметить, что в Белогорье подчинение старшему в роде абсолютно. Люди равнин сочли бы это насилием над личностью, и в моем случае так и было, но они не знают главного: полнота посмертной жизни горцев зависит от их потомков, а сила магии наследников — от поддержки духов рода. Мне, лишенной дара и находившейся, по сути, вне рода, можно было об этом не беспокоиться.
Матушка, выслушав неожиданное заявление об отъезде, засмеялась:
– Почему вы решили, ваше высочество, что король передаст дар, стоит вам явиться и попросить? Неужели вы так наивны, дитя мое?
Вместо ответа я подошла к тлеющей жаровне и, взяв горсть раскаленных углей, спокойно протянула их на ладони королеве.
– А как вы объясните вот это, ваше величество?
Глаза Хелины изумленно расширились, но тут же угрожающе сузились.
– И давно это с вами, ваше высочество?
– С весны.
– Почему же вы мне ничего не сказали?
Сложно сказать, почему я умолчала о такой способности. Может, просто разговора не заходило. Я ссыпала угольки в жаровню, отряхнула руки.
– А что это меняет? – спросила. – Власти над огнем у меня все равно еще нет.
– Что меняет? Ваша новая способность – знак мне в первую очередь. Роберт еще весной хотел показать, что готов на все, чтобы вернуть вас, и сделал решающий ход! – небесно-голубые глаза Хелины потемнели от гнева до густого фиалкового цвета. – Если бы вы не молчали, он был бы уже мертв! Его дар вернулся бы в горы, и все было бы уже закончено! Мы обе были бы уже свободны, Лэйрин! Свободны!
Всхлипнув, она с трудом взяла себя в руки, прошлась по комнате, перебирая холщовые мешочки с травами, висевшие на стенах, достала с полки несколько плотно закупоренных склянок. Матушкины покои действительно напоминали классическое логово ведьмы, даже вороньи черепа, скелетики ящериц и высушенные жабьи шкурки имелись. Хелина достала ступку, высыпала из нескольких мешочков по щепоти сушеных трав и ягод, капнула зелья из разных склянок и принялась толочь.
– Я знала, что Роберт полюбит вас и не выдержит разлуки, и он сломался! – ее голос зазвенел от ликования. – Как жаль, что невозможно передать дар на расстоянии. Мы близко, Лэйрин, совсем близко от цели! Вы приняли верное решение, надо ехать немедленно. А привести вас в нужный вид поможет мое новое зелье и чары. Жаль, что уехала Лилиана, она бы помогла.
Сердце екнуло.
– Что значит «в нужный вид»?
– Дитя, вы же понимаете, что король ждет сына, а не дочь. Иллюзии, наброшенной на ваше тело, уже недостаточно, если дело дойдет до... до определенных ритуалов при передаче дара. Я не знаю, в чем они заключаются, но нужно быть готовыми ко всему.
Ни за что не буду пить никакое зелье из ее рук, – твердо решила я.
Матушка словно что-то почуяла: глянула с прищуром. Ох, не люблю, когда она так смотрит, страшно становится. Могучая она у меня волшебница. Не то что в мальчика — в жабу превратит, наверное, и шкурку высушит.
– Ваш вид уже сейчас может сорвать весь план, Лэйрин, – сказала она. – А я... мы с вами слишком многим заплатили, чтобы допустить провал за шаг до цели. Хватит с нас Рамасхи!
– А причем здесь он?
Взяв совок, королева высыпала в камин угли, бросила сверху хворост и повесила тигель на крюк над мгновенно вспыхнувшим огнем.
– Прочитайте его письмо, Лэйрин, оно лежит на столике. А позже мы продолжим беседу в другом помещении, – опасливо прищурилась она на пламя.
Я уже привыкла к этим странностям: как и Рагар, королева не вела никаких важных разговоров при открытом огне, будь это даже безобидные свечи. Неужели король мог услышать нас через огненную стихию даже здесь, в Белогорье?
На столике лежал свиток с полупрозрачными печатями, показавшимися ледяными, когда я их коснулась пальчиком. Размотав сверкавшую радугами ленту, развернула бумагу — белоснежную, блестевшую как корочка наста — и прочитала послание, написанное стремительным, но изящным почерком. Дважды. До того невозможным, ошеломляющим оказалось содержание письма.
Рамасха в утонченных выражениях, которые мне не повторить с первого раза, писал моей матери, что навеки сражен красотой и изяществом – о, Боже! – ее седьмой дочери, принцессы Лэйрин – Боже, Боже! – и просил моей руки!
Описывая в нескольких словах нашу встречу, этот слишком проницательный северянин имел наглость сообщить королеве, что принцесса не отвергла его предложение и обещала подумать год, но он, принц Игинир, хотел бы безотлагательно провести обряд именования, согласно законам древних айров, сохраненных и Севером, и Белыми горами. И если ему будет в этом отказано, то король Роберт может узнать о том, что у него нет и не было сына.
Я сдержалась от ругательств только под яростным взглядом матушки.
Дождавшись, когда зелье булькнет первым пузырем, Хелина быстро сняла варево, разворошила угли, снова подвесила котелок — томиться до готовности – и отправилась к двери. Я поплелась за ней, как на казнь, так мне стало паршиво и страшно.
В холле нас ожидал Рагар с таким видом, словно он и не уезжал никогда – устроился на подлокотнике кресла и отрешенно поигрывал игольчатым кинжалом-сельтом, вращая его между пальцами. Я обрадовалась мастеру, успокоилась и… снова встревожилась. Если мой наставник счел необходимым приехать в замок раньше обычного зимнего визита, значит, мои дела обстоят хуже некуда.
Хелина протянула ему письмо, но мастер сказал, что уже знает о его содержимом от самого Рамасхи: принц обратился в первую очередь к нему, как моему наставнику.
– Что ж, раз вам все известно, незачем это хранить. Он еще пожалеет, что посмел мне угрожать! – королева тут же отвела душу, разорвав послание в мелкие клочки. Высыпав клочки на пол, волшебница щелчком пальцев превратила их в пыль и развеяла.
И я ее понимала: у самой появилось желание проделать то же самое с принцем Севера. Еще ничего о нем не зная, я записала его в смертные враги.
– Но как он узнал, Рагар? – интересовало меня в первую очередь.
– Рамасха – ласх-полукровка, Многоликий. Маг, способный создавать обличия, часто может еще и видеть скрытое под чужой иллюзией. Не знал, что наследник императора развил в себе такой талант, иначе бы не пустил его в Белогорье.
Я покосилась на наставника: неужели он обладает такой властью? Мне казалось, что главный тут, пока нет горной королевы, – Совет кланов и его глава, лорд Эстебан.
– И какое вы приняли решение, мастер? – вот что должно было меня интересовать, прикусила я губу. Слово наставника весомее остальных, если с этим даже Роберт смирился.
Вейриэн, убрав кинжал в ножны, сцепил руки на колене и внимательно, почти демонстративно, оглядел матушку, потом меня, и спросил:
– А вы сами, ученица, что скажете? Желаете ли вы принять предложение принца Севера?
Королева побледнела. Рагар впервые назвал меня «ученица»!
Как он понял, что произошло с моей взбунтовавшейся душой? Или... он просто пытается сыграть мной, подтолкнув к нужному ему решению?
– А что за обряд, о котором упоминал Рамасха? – я сделала вид, что задумалась.
А лицо матушки вдруг заострилось, как у леди Амель.
– Ваше высочество, вы же не собираетесь замуж? – последнее слово она произнесла с непередаваемо брезгливой гримасой. – Но я удовлетворю ваше любопытство. Этот обычай остался еще со времен распада мира древних айров: двое, решивших связать судьбы в одну, не меньше года живут под одной крышей, не вступая в брачные отношения. Только через это время они могут пожениться или расстаться, сохранив чистоту. Если кто-то раньше срока принудит другого к еще запретной связи, то будет убит, как преступивший закон гор, и его семья не имеет права на месть.
– Даже если они нарушат закон по обоюдному согласию? – заинтересовалась я.
– В этом случае блудников побивают камнями, – с леденящим спокойствием заявил Рагар. – Я жду вашего решения, ваше высочество. Обряд поименования – еще не брак, и может никогда не стать браком, но жить вы будете под одной крышей либо здесь, либо во дворце императора.
– Нет! – отрезала я. – Это дико даже представить! И потом, если я не выйду за принца замуж, король узнает об обмане. А если выйду – тоже узнает. Разница только в том, что во втором случае этот наглый северный шантажист получит, что требует!
– Если вы согласитесь на обряд, этот год Рамасха будет молчать.
Я хлопнула ресницами.
– Вы хотите, учитель, чтобы я... согласилась?
Хелина, едва сдерживавшая гнев, судя по румянцу, вспыхнувшему на бледных щеках, вмешалась:
– Мастер вейриэн, разве вы не слышали? Лэйрин уже принял... приняла решение! И он... она едет к Роберту, завтра. Да, завтра же. Вы не можете нам помешать!
– Я не собираюсь мешать судьбоносным решениям, если они во благо Белым горам и моей ученице, – с легкой улыбкой ответил Рагар. – Я хочу, чтобы принцесса не совершала никаких поспешных ходов, располагая только полуправдой, следовательно, полуложью — они всегда будут ошибочными.
– Это бессмысленный разговор! – взорвалась королева. – Вам не понравилось, что я согласилась на брак Виолы и императора Севера в обход Белых гор, и сейчас вы просто хотите взять реванш, да еще и воспользоваться защитой северян и заплатить им еще одним моим ребенком!
– Виолу выдают замуж? – встряла я.
Так выяснилась цель пребывания принца Игинира в Белогорье. Никаких военных союзов за спиной короля пока не наблюдалось, зря я заподозрила лордов гор в измене моей будущей короне.
