Им пришлось ждать минут пять, прежде чем в кабинет вошёл Машеров.
– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался он.
– Здравствуйте, Пётр Миронович, – сказал Суслов. – Присаживайтесь, пожалуйста.
– Я считал, что меня вызвали вы, Леонид Ильич, – обратился к Брежневу Машеров.
– Вызывал вас я, но говорить нам пока удобнее у Михаила Андреевича, – ответил Брежнев, выделив слово «пока». – Расскажите нам Пётр Миронович, как вы дошли до такой жизни, что уже не доверяете своему партийному руководству.
– Я не вам не доверяю, – невозмутимо ответил Машеров, – а кое-кому из вашего окружения, и имею для этого основания. А работаете вы, опираясь на этих людей.
– А нам, значит, доверяете? – уточнил Суслов. – Тогда раскройте источник своей информации. Только не нужно говорить о вашем деде. Ваши слова пока не уйдут дальше нас.
– На таких условиях я могу многое рассказать, – сказал Машеров. – Источник информации – подросток. Путешествовать в прошлое невозможно, но никто этого и не делал. Ему помогли отправить самому себе воспоминания прожитой жизни. Случилось это в две тысячи тридцатом году. Ему тогда было восемьдесят лет. Сознания ребёнка и старика слились и получился... Я так и не разобрался, кто он такой. Рассуждает, как взрослый человек, а поступает часто, как мальчишка. Влюбился в сверстницу и кинулся в искусство. Я ему помогаю, а он консультирует мою команду.
– Он живёт свободно? – удивился Суслов.
– Отцы его и девушки служат в Минске, в штабе округа, оба майоры. Мы перевели их из одной воинской части, чтобы наш лейтенант всегда был под рукой.
– Почему лейтенант? – спросил Суслов.
– В той жизни он окончил технический институт и получил воинское звание, поэтому так и зовём. За ним присматривают, но живёт свободно. Если попробуете на него нажать, не получите ничего.
– А на его подругу?
– Будет ещё хуже, – убеждённо сказал Машеров. – Да и зачем давить, если он сам предложил помощь? Он полгода вёл записи всего, по его мнению, важного, а потом нашёл способ выйти на меня и всё отдал просто так. Кстати, у нас нашлись желающие проверить его на прочность, потом заглаживали вину.
– А зачем он нужен, если есть записи? – спросил Брежнев.
– Этот человек прожил долгую жизнь. Перенос личности сделал память близкой к абсолютной. Он записал только основные события, а сколько было неосновных, но тоже важных? Конечно, он не может ответить на все наши вопросы, но на многие отвечает. Пользы от него много. Представьте, сколько всего может знать человек с его жизненным опытом и памятью. И учтите, что через сорок лет у всех желающих будут вычислительные машины размером с небольшой чемодан, но в тысячи раз мощнее наших. И их свяжут в мировую сеть. В это трудно поверить, но владелец такой машины сможет получить по этой сети почти любую информацию и даже посмотреть художественный фильм. Было рассекречено огромное количество документов, а лейтенант провёл за своей машиной много времени, поэтому и знает так много.
– Где он сейчас? – спросил Брежнев.
– Его с подругой отправили в Дом отдыха «Сосновый» на полтора месяца. За ним присматривает один из членов моей группы. Да вы их знаете. Слышали «Балладу о матери»? Её поёт Людмила.
– Так это тот самый мальчишка, который пишет песни и книги! – сказал Суслов. – Выходит, что он выдаёт чужие вещи за свои?
– Ему потребовалась известность для встречи со мной. Кроме того, когда будут менять историю, изменятся судьбы людей и их творений. Многое не повторится, а написавшие их люди создадут что-нибудь другое. От этого выиграют все.
– А у девчонки замечательный голос, – заметил Брежнев. – Из неё может получиться хорошая певица. Ваш лейтенант тоже неплохо поёт, но ему до неё далеко. Ладно, всё это пока неважно. Скажите лучше, что заставило вас торопиться.
– Вы пригласите меня возглавить правительство только в семьдесят восьмом году, – сообщил Машеров свою версию событий, – а поможете занять место Генерального секретаря в восемьдесят первом. До этого мои возможности будут сильно ограничены даже в Белоруссии. А за это время слишком многое случится. Если столько ждать, потом не поможет никакая власть. Вот, смотрите...
Он положил на стол лист бумаги.
– В семьдесят втором году большую часть страны поразит страшная засуха. Для закупок пшеницы будут израсходованы пятьсот тонн золота. Здесь всё подробно расписано. Я ничего не смогу с этим сделать.
– А что можем сделать мы со стихией? – сказал Суслов. – Зная заранее, можно создать какие-то запасы, но...
– Здесь рекомендации группы специалистов, – сказал Машеров, доставая из внутреннего кармана пиджака ещё одну бумагу. – Их выполнение позволит уменьшить потери золота втрое. Совсем без закупок зерна не обойдёмся. И всё сделанное пригодится потом.
– А почему и это не подсунуть через вашего деда? – спросил Брежнев.
– Если давать прогнозы на семь лет, в них попадёт слишком многое, и будет выше вероятность утечек. Там всё-таки задействовано много людей.
– Когда я умру? – спросил Суслов. – Только не говорите, что не знаете.
– Я знаю, – вздохнул Машеров. – Нужно ли знать вам?
– Раз спросил, значит, нужно.
– Как хотите. Это случится двадцать седьмого января восемьдесят второго года.
– А я? – побледнев, спросил Брежнев.
– Десятого ноября того же года. Только имейте в виду, что у нас есть кое-какая информация по медицинским препаратам будущего. Лейтенант много болел и искал нужное в их сети. Сейчас наши учёные пытаются по его записям воспроизвести некоторые сердечные лекарства. Есть и препараты улучшающие состояние организма и замедляющие старение, так что даты вашей смерти можно будет оттянуть, особенно если вы, Леонид Ильич, начнёте больше следить за здоровьем.
– У вас и по другим есть такая же информация? – спросил Суслов.
– Не по всем, Михаил Андреевич, только по центральным фигурам. Я вижу, что вы хотите узнать, сколько протяну я. Я переживу вас на пятнадцать лет, но я и младше больше чем на десять.
– Когда мы получим записи вашего лейтенанта? – спросил Суслов.
– Я приготовлю два экземпляра, – сказал Машеров, – естественно, без научно-технической информации. Её будем выдавать дозировано. Там не получится перепрыгивать через этапы. К вам будет большая просьба. Прежде чем кого-то знакомить с тем, что я вам дам, прочитайте сами. А людей, отмеченных в этом списке, лучше не допускать к бумагам.
На стол лёг третий лист бумаги.
– Вы хорошо подготовились, – заметил Суслов.
– Я знал, что версия с дедом рано или поздно не выдержит проверки. Кто нас раскусил?
– Келдыш, – ответил Брежнев. – Мне тоже кое-что царапало глаз, но он связал всё воедино и сделал правильные выводы.
– Я думаю, что не стоит трогать наш объект со стариком, – сказал Машеров. – Это хорошее прикрытие, а расходы небольшие.
– Это республиканский объект, вам и решать, – сказал Брежнев. – Когда мы получим бумаги?
– Через два дня их передаст полковник милиции Юркович. Это мой друг и глава группы, которая работает с записями. Кстати, если основная работа развернётся здесь, могу передать вам часть своих людей. Они в курсе всех дел, прекрасные специалисты и абсолютно надёжны. Если есть интерес, поговорите на эту тему с полковником. За секретность проекта в республике отвечу лично. Ко мне есть вопросы?
– Вопросов много, – улыбнулся Брежнев, – но мы лучше почитаем сами. Мы вас не задерживаем и ждём вашего полковника.
– Ну и что вы о нём думаете? – спросил Брежнев, когда вышел Машеров.
– Мне он и раньше нравился, – ответил читавший последнюю бумагу Суслов. – А этого он почему включил в свой список? А, здесь есть пометки. Однако!
– Что там? – заинтересовался Брежнев и взял переданный Сусловым документ. – Но здесь большинство совершит проступки только через годы.
– Если человек способен сделать такое, пусть и через десять лет, ему нельзя верить! – отрезал Суслов. – Надо проверить тех, кто уже замарался, и самим прочитать бумаги, а потом будем делать выводы.
Мы уже третью неделю отдыхали в «Сосновом». Приехали в начале июня, к тому же прошли дожди, поэтому вода была... бодрящая. Люся заходила в неё ненадолго, а потом часами отогревалась на солнце, прикрывшись рубашкой, чтобы не обгореть. Я плавал дольше, но тоже не отказался бы от более тёплой водички. Постепенно она становилась теплее, а мы обновили загар и могли уже не осторожничать с солнцем. Нас по-прежнему опекали, но на этот раз этим занимался какой-то майор милиции, которому дали путёвку на пару с женой. Он не ходил за нами хвостом, как Семён, поэтому чувствовали себя свободней. Когда много свободного времени и нечем заняться, а рядом любимый человек... Наверное, мы всё-таки не удержались бы и дошли до конца, но нам помешали.
Мы успели позавтракать и хотели идти к морю, но на выходе из столовой подошёл крепкий мужчина лет сорока, одетый, несмотря на жару, в серый шерстяной костюм.
– Жуков Валерий Геннадьевич, – представился он. – Ребята, вам придётся уехать со мной.
– Куда и зачем? – спросил я. – Постойте, вы из охраны Брежнева?
– А ты откуда знаешь? – удивился он.
– Неважно, – ответил я, выругавшись про себя. – Так куда вы нас повезёте?
– Едем в санаторий «Нижняя Ореанда». С вами хочет встретиться Леонид Ильич. Возможно, придётся там задержаться, поэтому возьмите с собой вещи.
– «Нижняя Ореанда» – это же Крым?
– Да, в районе Ялты. У меня машина. Доедем до Анапы, а там нас ждёт катер. Давайте побыстрее, не копайтесь.
– Забирай всё, – сказал я Люсе. – Сюда мы уже не вернёмся. А я найду нашего майора и предупрежу.
Сначала мы мчались на «Волге», потом пересели на большой катер и несколько часов наслаждались морской прогулкой. Я знал, что рано или поздно за нас возьмутся, поэтому сильно не переживал. Хорошо, что дали отдохнуть. Глядя на меня, Люся тоже успокоилась. На место прибыли в пятом часу.
– Вот это парк! – с восхищением осмотрелась подруга.
– Здесь стоял царский дворец, – блеснул я знаниями, – только не царя, а царицы.
– Всё-то ты знаешь, – проворчал Валерий. – Пойдёмте, я договорюсь, чтобы вас накормили, да и сам поем, а потом будет всё остальное.
«Всё остальное» началось через час, когда нас после обеда отвели к палате Брежнева.
– Я Александр Яковлевич, – представился нам крепкий мужчина в штатском, лет на десять старше Валерия. – Подождите, я предупрежу о вашем приезде.
Он почти сразу же вернулся и разрешил нам войти.
– Здравствуйте, Леонид Ильич! – поздоровался я с встретившим нас Брежневым.
Люся тоже поздоровалась, но из-за волнения как-то невнятно.
– Здравствуйте, здравствуйте! – сказал он, с любопытством глядя на нас. – Садитесь, молодые таланты! В отличие от меня, вы уже чёрные, как папуасы. Давно на море? Не надоело?
– Пока только три недели, – ответил я. – Маловато для того, чтобы надоело море, особенно в нашем возрасте. А в Ялте мы ещё не были.
– Что знает твоя подруга? – перестав улыбаться, спросил Брежнев.
– Кто я и откуда, о будущем мира и судьбе Советского Союза, – ответил я. – Но всё это только в самых общих чертах. Большего я не рассказывал, да она и сама не рвётся узнать. Если у нас будет серьёзный разговор, Люсе лучше на нём не присутствовать.
– Хорошо, – одобрительно сказал Брежнев. – Девушка, попросите Валерия показать вам парк. Там есть на что посмотреть.
Люся послушно вышла, а Брежнев сел в кресло, кивнув мне на другое.
– Почему не пришёл ко мне? – спросил он.
– Вы же знаете ответ, – сказал я. – В основном причина в роли Машерова. Да и трудно было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он не был Первым секретарём, причём случайно. Хотел опустить в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену, а тут приехал на обед Пётр Миронович. Повезло, что он узнал меня из-за песен, иначе не пригласил бы к себе домой. А письмо с моими фантазиями, по его словам, не стал бы читать. Я описал в шапке несколько государственных секретов, так что в ведро не бросил бы, отдал бы в КГБ. Кто знает, чем бы всё закончилось. А с вами могло быть ещё хуже. И потом, я не совсем вам доверял.
– Вот как? – удивился он. – Это почему же?
– С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок экономике, да и покушение на Машерова организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Пётр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, могло бы не быть Горбачёва с его перестройкой. Не было бы и развала Союза, и многого из того, что произошло впоследствии.
– Ты откровенен, – заметил он.
– Вам нужна правда или моя лесть? То, что могу рассказать я, не расскажет никто.
– Расскажи обо мне, – попросил он. – Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только несколько дат.
– Я знаю о вас очень много. Ничего этого нет в отчётах. Вам могу рассказать всё, но не другим.
– Спасибо, – сказал он, – я это запомню.
Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нём знал, если не считать поправок, внесённых командой Машерова.
– У вашей жены отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и умерла в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлёвской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче «Куклы» высмеивали, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвёртом, тогда над многими издевались.
– Ты не врёшь, – сказал он, когда я закончил. – И за что? Пусть я в чём-то ошибся, но вот так перечеркнуть всё? Для чего работать, не щадя себя, если потом смешают с грязью?
– Надо сделать так, чтобы не смешали! Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нём живём так, как не жили никогда! Я уже в самом конце жил в полном достатке. Только когда есть всё, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла – это не всё, что нужно человеку для счастья. Голодному это трудно заметить.
– Когда я читал о развале СССР, в это не верилось.
– Это было несчастье похуже капитализма. Мало того что всех развели по республикам, так сразу же начали искать в соседях врагов, как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто, кроме нас, не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда их вынужденно свернули, американцы сделали то же самое. Я многое могу рассказать о том времени. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.
– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался он.
– Здравствуйте, Пётр Миронович, – сказал Суслов. – Присаживайтесь, пожалуйста.
– Я считал, что меня вызвали вы, Леонид Ильич, – обратился к Брежневу Машеров.
– Вызывал вас я, но говорить нам пока удобнее у Михаила Андреевича, – ответил Брежнев, выделив слово «пока». – Расскажите нам Пётр Миронович, как вы дошли до такой жизни, что уже не доверяете своему партийному руководству.
– Я не вам не доверяю, – невозмутимо ответил Машеров, – а кое-кому из вашего окружения, и имею для этого основания. А работаете вы, опираясь на этих людей.
– А нам, значит, доверяете? – уточнил Суслов. – Тогда раскройте источник своей информации. Только не нужно говорить о вашем деде. Ваши слова пока не уйдут дальше нас.
– На таких условиях я могу многое рассказать, – сказал Машеров. – Источник информации – подросток. Путешествовать в прошлое невозможно, но никто этого и не делал. Ему помогли отправить самому себе воспоминания прожитой жизни. Случилось это в две тысячи тридцатом году. Ему тогда было восемьдесят лет. Сознания ребёнка и старика слились и получился... Я так и не разобрался, кто он такой. Рассуждает, как взрослый человек, а поступает часто, как мальчишка. Влюбился в сверстницу и кинулся в искусство. Я ему помогаю, а он консультирует мою команду.
– Он живёт свободно? – удивился Суслов.
– Отцы его и девушки служат в Минске, в штабе округа, оба майоры. Мы перевели их из одной воинской части, чтобы наш лейтенант всегда был под рукой.
– Почему лейтенант? – спросил Суслов.
– В той жизни он окончил технический институт и получил воинское звание, поэтому так и зовём. За ним присматривают, но живёт свободно. Если попробуете на него нажать, не получите ничего.
– А на его подругу?
– Будет ещё хуже, – убеждённо сказал Машеров. – Да и зачем давить, если он сам предложил помощь? Он полгода вёл записи всего, по его мнению, важного, а потом нашёл способ выйти на меня и всё отдал просто так. Кстати, у нас нашлись желающие проверить его на прочность, потом заглаживали вину.
– А зачем он нужен, если есть записи? – спросил Брежнев.
– Этот человек прожил долгую жизнь. Перенос личности сделал память близкой к абсолютной. Он записал только основные события, а сколько было неосновных, но тоже важных? Конечно, он не может ответить на все наши вопросы, но на многие отвечает. Пользы от него много. Представьте, сколько всего может знать человек с его жизненным опытом и памятью. И учтите, что через сорок лет у всех желающих будут вычислительные машины размером с небольшой чемодан, но в тысячи раз мощнее наших. И их свяжут в мировую сеть. В это трудно поверить, но владелец такой машины сможет получить по этой сети почти любую информацию и даже посмотреть художественный фильм. Было рассекречено огромное количество документов, а лейтенант провёл за своей машиной много времени, поэтому и знает так много.
– Где он сейчас? – спросил Брежнев.
– Его с подругой отправили в Дом отдыха «Сосновый» на полтора месяца. За ним присматривает один из членов моей группы. Да вы их знаете. Слышали «Балладу о матери»? Её поёт Людмила.
– Так это тот самый мальчишка, который пишет песни и книги! – сказал Суслов. – Выходит, что он выдаёт чужие вещи за свои?
– Ему потребовалась известность для встречи со мной. Кроме того, когда будут менять историю, изменятся судьбы людей и их творений. Многое не повторится, а написавшие их люди создадут что-нибудь другое. От этого выиграют все.
– А у девчонки замечательный голос, – заметил Брежнев. – Из неё может получиться хорошая певица. Ваш лейтенант тоже неплохо поёт, но ему до неё далеко. Ладно, всё это пока неважно. Скажите лучше, что заставило вас торопиться.
– Вы пригласите меня возглавить правительство только в семьдесят восьмом году, – сообщил Машеров свою версию событий, – а поможете занять место Генерального секретаря в восемьдесят первом. До этого мои возможности будут сильно ограничены даже в Белоруссии. А за это время слишком многое случится. Если столько ждать, потом не поможет никакая власть. Вот, смотрите...
Он положил на стол лист бумаги.
– В семьдесят втором году большую часть страны поразит страшная засуха. Для закупок пшеницы будут израсходованы пятьсот тонн золота. Здесь всё подробно расписано. Я ничего не смогу с этим сделать.
– А что можем сделать мы со стихией? – сказал Суслов. – Зная заранее, можно создать какие-то запасы, но...
– Здесь рекомендации группы специалистов, – сказал Машеров, доставая из внутреннего кармана пиджака ещё одну бумагу. – Их выполнение позволит уменьшить потери золота втрое. Совсем без закупок зерна не обойдёмся. И всё сделанное пригодится потом.
– А почему и это не подсунуть через вашего деда? – спросил Брежнев.
– Если давать прогнозы на семь лет, в них попадёт слишком многое, и будет выше вероятность утечек. Там всё-таки задействовано много людей.
– Когда я умру? – спросил Суслов. – Только не говорите, что не знаете.
– Я знаю, – вздохнул Машеров. – Нужно ли знать вам?
– Раз спросил, значит, нужно.
– Как хотите. Это случится двадцать седьмого января восемьдесят второго года.
– А я? – побледнев, спросил Брежнев.
– Десятого ноября того же года. Только имейте в виду, что у нас есть кое-какая информация по медицинским препаратам будущего. Лейтенант много болел и искал нужное в их сети. Сейчас наши учёные пытаются по его записям воспроизвести некоторые сердечные лекарства. Есть и препараты улучшающие состояние организма и замедляющие старение, так что даты вашей смерти можно будет оттянуть, особенно если вы, Леонид Ильич, начнёте больше следить за здоровьем.
– У вас и по другим есть такая же информация? – спросил Суслов.
– Не по всем, Михаил Андреевич, только по центральным фигурам. Я вижу, что вы хотите узнать, сколько протяну я. Я переживу вас на пятнадцать лет, но я и младше больше чем на десять.
– Когда мы получим записи вашего лейтенанта? – спросил Суслов.
– Я приготовлю два экземпляра, – сказал Машеров, – естественно, без научно-технической информации. Её будем выдавать дозировано. Там не получится перепрыгивать через этапы. К вам будет большая просьба. Прежде чем кого-то знакомить с тем, что я вам дам, прочитайте сами. А людей, отмеченных в этом списке, лучше не допускать к бумагам.
На стол лёг третий лист бумаги.
– Вы хорошо подготовились, – заметил Суслов.
– Я знал, что версия с дедом рано или поздно не выдержит проверки. Кто нас раскусил?
– Келдыш, – ответил Брежнев. – Мне тоже кое-что царапало глаз, но он связал всё воедино и сделал правильные выводы.
– Я думаю, что не стоит трогать наш объект со стариком, – сказал Машеров. – Это хорошее прикрытие, а расходы небольшие.
– Это республиканский объект, вам и решать, – сказал Брежнев. – Когда мы получим бумаги?
– Через два дня их передаст полковник милиции Юркович. Это мой друг и глава группы, которая работает с записями. Кстати, если основная работа развернётся здесь, могу передать вам часть своих людей. Они в курсе всех дел, прекрасные специалисты и абсолютно надёжны. Если есть интерес, поговорите на эту тему с полковником. За секретность проекта в республике отвечу лично. Ко мне есть вопросы?
– Вопросов много, – улыбнулся Брежнев, – но мы лучше почитаем сами. Мы вас не задерживаем и ждём вашего полковника.
– Ну и что вы о нём думаете? – спросил Брежнев, когда вышел Машеров.
– Мне он и раньше нравился, – ответил читавший последнюю бумагу Суслов. – А этого он почему включил в свой список? А, здесь есть пометки. Однако!
– Что там? – заинтересовался Брежнев и взял переданный Сусловым документ. – Но здесь большинство совершит проступки только через годы.
– Если человек способен сделать такое, пусть и через десять лет, ему нельзя верить! – отрезал Суслов. – Надо проверить тех, кто уже замарался, и самим прочитать бумаги, а потом будем делать выводы.
Глава 22
Мы уже третью неделю отдыхали в «Сосновом». Приехали в начале июня, к тому же прошли дожди, поэтому вода была... бодрящая. Люся заходила в неё ненадолго, а потом часами отогревалась на солнце, прикрывшись рубашкой, чтобы не обгореть. Я плавал дольше, но тоже не отказался бы от более тёплой водички. Постепенно она становилась теплее, а мы обновили загар и могли уже не осторожничать с солнцем. Нас по-прежнему опекали, но на этот раз этим занимался какой-то майор милиции, которому дали путёвку на пару с женой. Он не ходил за нами хвостом, как Семён, поэтому чувствовали себя свободней. Когда много свободного времени и нечем заняться, а рядом любимый человек... Наверное, мы всё-таки не удержались бы и дошли до конца, но нам помешали.
Мы успели позавтракать и хотели идти к морю, но на выходе из столовой подошёл крепкий мужчина лет сорока, одетый, несмотря на жару, в серый шерстяной костюм.
– Жуков Валерий Геннадьевич, – представился он. – Ребята, вам придётся уехать со мной.
– Куда и зачем? – спросил я. – Постойте, вы из охраны Брежнева?
– А ты откуда знаешь? – удивился он.
– Неважно, – ответил я, выругавшись про себя. – Так куда вы нас повезёте?
– Едем в санаторий «Нижняя Ореанда». С вами хочет встретиться Леонид Ильич. Возможно, придётся там задержаться, поэтому возьмите с собой вещи.
– «Нижняя Ореанда» – это же Крым?
– Да, в районе Ялты. У меня машина. Доедем до Анапы, а там нас ждёт катер. Давайте побыстрее, не копайтесь.
– Забирай всё, – сказал я Люсе. – Сюда мы уже не вернёмся. А я найду нашего майора и предупрежу.
Сначала мы мчались на «Волге», потом пересели на большой катер и несколько часов наслаждались морской прогулкой. Я знал, что рано или поздно за нас возьмутся, поэтому сильно не переживал. Хорошо, что дали отдохнуть. Глядя на меня, Люся тоже успокоилась. На место прибыли в пятом часу.
– Вот это парк! – с восхищением осмотрелась подруга.
– Здесь стоял царский дворец, – блеснул я знаниями, – только не царя, а царицы.
– Всё-то ты знаешь, – проворчал Валерий. – Пойдёмте, я договорюсь, чтобы вас накормили, да и сам поем, а потом будет всё остальное.
«Всё остальное» началось через час, когда нас после обеда отвели к палате Брежнева.
– Я Александр Яковлевич, – представился нам крепкий мужчина в штатском, лет на десять старше Валерия. – Подождите, я предупрежу о вашем приезде.
Он почти сразу же вернулся и разрешил нам войти.
– Здравствуйте, Леонид Ильич! – поздоровался я с встретившим нас Брежневым.
Люся тоже поздоровалась, но из-за волнения как-то невнятно.
– Здравствуйте, здравствуйте! – сказал он, с любопытством глядя на нас. – Садитесь, молодые таланты! В отличие от меня, вы уже чёрные, как папуасы. Давно на море? Не надоело?
– Пока только три недели, – ответил я. – Маловато для того, чтобы надоело море, особенно в нашем возрасте. А в Ялте мы ещё не были.
– Что знает твоя подруга? – перестав улыбаться, спросил Брежнев.
– Кто я и откуда, о будущем мира и судьбе Советского Союза, – ответил я. – Но всё это только в самых общих чертах. Большего я не рассказывал, да она и сама не рвётся узнать. Если у нас будет серьёзный разговор, Люсе лучше на нём не присутствовать.
– Хорошо, – одобрительно сказал Брежнев. – Девушка, попросите Валерия показать вам парк. Там есть на что посмотреть.
Люся послушно вышла, а Брежнев сел в кресло, кивнув мне на другое.
– Почему не пришёл ко мне? – спросил он.
– Вы же знаете ответ, – сказал я. – В основном причина в роли Машерова. Да и трудно было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он не был Первым секретарём, причём случайно. Хотел опустить в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену, а тут приехал на обед Пётр Миронович. Повезло, что он узнал меня из-за песен, иначе не пригласил бы к себе домой. А письмо с моими фантазиями, по его словам, не стал бы читать. Я описал в шапке несколько государственных секретов, так что в ведро не бросил бы, отдал бы в КГБ. Кто знает, чем бы всё закончилось. А с вами могло быть ещё хуже. И потом, я не совсем вам доверял.
– Вот как? – удивился он. – Это почему же?
– С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок экономике, да и покушение на Машерова организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Пётр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, могло бы не быть Горбачёва с его перестройкой. Не было бы и развала Союза, и многого из того, что произошло впоследствии.
– Ты откровенен, – заметил он.
– Вам нужна правда или моя лесть? То, что могу рассказать я, не расскажет никто.
– Расскажи обо мне, – попросил он. – Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только несколько дат.
– Я знаю о вас очень много. Ничего этого нет в отчётах. Вам могу рассказать всё, но не другим.
– Спасибо, – сказал он, – я это запомню.
Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нём знал, если не считать поправок, внесённых командой Машерова.
– У вашей жены отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и умерла в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлёвской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче «Куклы» высмеивали, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвёртом, тогда над многими издевались.
– Ты не врёшь, – сказал он, когда я закончил. – И за что? Пусть я в чём-то ошибся, но вот так перечеркнуть всё? Для чего работать, не щадя себя, если потом смешают с грязью?
– Надо сделать так, чтобы не смешали! Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нём живём так, как не жили никогда! Я уже в самом конце жил в полном достатке. Только когда есть всё, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла – это не всё, что нужно человеку для счастья. Голодному это трудно заметить.
– Когда я читал о развале СССР, в это не верилось.
– Это было несчастье похуже капитализма. Мало того что всех развели по республикам, так сразу же начали искать в соседях врагов, как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто, кроме нас, не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда их вынужденно свернули, американцы сделали то же самое. Я многое могу рассказать о том времени. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.
