Господи, спаси нас!
Я вышла на балкон и посмотрела в темное осеннее небо. Вот и закончился этот длинный-длинный день, который, казалось, вместил в себя несколько долгих лет. Все когда-нибудь кончается. Все. Я открыла створку окна и вдохнула глоток свежего прохладного воздуха. Потом достала телефон. Все-таки нужно это сделать.
Он ответил почти сразу. Вечером голос был на полтона ниже.
- Здравствуй, Марта.
- Здравствуй, Саша.
Я не знала, с чего начать. Потом, после короткой заминки, все же начала:
- Я… ничего не знала о том, что случилось в вашей семье. О вашем горе.
Тишина.
- Только сегодня узнала.
Тишина. Глубокий вздох.
- Я болела всю зиму и часть весны, потому и не знала. Мне сегодня рассказала Наташа.
Он все еще не сказал ни слова.
- Если бы я знала про… про… Костю, я бы, конечно, выучила стихи.
( Ну пророни хоть что-нибудь!)
- Я сегодня разговаривал с твоим отцом.
Лед тронулся. Наконец-то он что-то вымолвил!
- Папа не виноват, - я приготовилась к долгой речи в защиту отца, но Саша неожиданно сказал:
- Я знаю.
Я не сразу сориентировалась. На языке еще висели слова о принципиальности и неподкупности.
- Мне стало легче, - добавил он. – Мама ведь считала, что это твой отец виноват в том, что Костя… Она говорила, что Костя чем-то страдал, а твой отец сказал, как отрезал: «Будет служить, и все!»
Да, это вполне в духе отца.
- Костя был очень мягкий, впечатлительный. Он был совсем неприспособлен для военного дела. Играл на альте, стихи писал… - голос Саши дрогнул.
Я взмолилась:
- Саша, не надо!
- …а сегодня я не выдержал и позвонил твоему отцу. Мы долго разговаривали. Он мне все объяснил.
Опять тишина. Только дыхание.
- Я ему поверил.
И опять – долгие секунды молчания.
- Если бы я знала… я бы выучила эти стихи, - повторила я, как попугай.
Он горько усмехнулся.
- Ну да, если бы ты знала… После смерти Кости мама просто потеряла смысл жизни. Она его очень любила. И так нелепо, как ей казалось, потеряла… Она все время возвращалась к тому моменту, когда твой отец, как она говорила, «приговорил его к смерти».
Я поежилась. «Как ты меня вчера утром».
- Я тоже стал так считать. Возненавидел твоего отца. Потом нашел в Интернете стихи. Воспоминание матери о погибшем в бою сыне. Она прочитала их, плакала. Потом решила, что их должны знать все. И в первую очередь, конечно, ее ученики.
У меня заломило виски.
- Особенно она хотела, чтобы их выучила ты. Как бы искупила вину отца. Чтобы ты выучила их, прожила эти чувства и тем самым разделила с ней эту боль. Она считала, что вам обеим от этого будет легче… А ты заявила ей, что это стихи для идиотов, и пусть их читают те, кому нечем заняться, и что-то еще в этом же духе.
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Душа завязалась в узел, и не могла из него выпутаться.
- Это было для нее, как плевок. Как насмешка над ее горем. Понимаешь?
- Понимаю, - сказала я шепотом. Как будто голос истерся и обносился, как одежда.
- Твой поступок оказался для нее серьезным испытанием.
Он вздохнул – как-то неровно, прерывисто.
- И она его не прошла.
Я все не решалась спросить.
- А сейчас она… где?
- Сейчас… - он замялся, - в…клинике.
Я уставилась в окно. На небе собирались тучи, черные и тяжелые. Я подумала, что моя душа сейчас - такая же туча.
- А вчера, когда ты ударила Машу, я вдруг так остро захотел, чтобы тебя больше никогда не было! Я не знал, что… - он опять замялся, подбирая слова, но так и не подобрал, - что ты ничего не знала.
И, словно осознавая эту истину, медленно повторил:
- Ничего не знала.
Я поняла, что от всего услышанного тоже сильно заболела. Заболела странной виной.
- Прости меня…за маму.
Он долго не отвечал. Я ждала.
- Бог простит, - наконец ответил он.
«А я – младшая сестра Бога», - подумала я.
Мы помолчали. Почему-то у меня было ощущение, что на том конце телефонной трубки очень близкий человек.
- Спокойной ночи, - вдруг сказал он.
- Спокойной ночи, - выпалила я в ответ и подождала, что он еще скажет. Мне почему-то казалось, что он должен обязательно что-то сказать.
Но он ничего не сказал. Раздались гудки.
Я прошла в свою комнату, включила компьютер. Достала листок с Сашиным изломанным почерком. Вышла в Интернет.
Стихи Бронсона нашлись почти сразу. Я начала читать. Впитывала в себя эти строчки, словно вбирала их в свое нутро. А слезы текли по щекам, проторив две горячие дорожки.
Леонард Бронсон. Память матери.
Ты ушел от меня навсегда.
У открытых дверей обернулся:
«Жди, я скоро!» Как я ждала!
Днем и ночью! Ты не вернулся.
Когда ты помахал рукой,
Уходя на последнюю битву,
Ты не думал, что над тобой
Завтра я зашепчу молитву.
Ты прозрачнее, чем вода.
Ты стал облаком жаркого зноя.
Ты ушел от меня навсегда,
Не вернувшись тогда из боя.
И остался лишь светлый взгляд,
Что ты бросил тем утром летним.
«Жди, я скоро вернусь назад!»
Ты не знал, что он будет последним.
Эти стихи я выучила наизусть.
Май-июнь 2009г.
Я вышла на балкон и посмотрела в темное осеннее небо. Вот и закончился этот длинный-длинный день, который, казалось, вместил в себя несколько долгих лет. Все когда-нибудь кончается. Все. Я открыла створку окна и вдохнула глоток свежего прохладного воздуха. Потом достала телефон. Все-таки нужно это сделать.
Он ответил почти сразу. Вечером голос был на полтона ниже.
- Здравствуй, Марта.
- Здравствуй, Саша.
Я не знала, с чего начать. Потом, после короткой заминки, все же начала:
- Я… ничего не знала о том, что случилось в вашей семье. О вашем горе.
Тишина.
- Только сегодня узнала.
Тишина. Глубокий вздох.
- Я болела всю зиму и часть весны, потому и не знала. Мне сегодня рассказала Наташа.
Он все еще не сказал ни слова.
- Если бы я знала про… про… Костю, я бы, конечно, выучила стихи.
( Ну пророни хоть что-нибудь!)
- Я сегодня разговаривал с твоим отцом.
Лед тронулся. Наконец-то он что-то вымолвил!
- Папа не виноват, - я приготовилась к долгой речи в защиту отца, но Саша неожиданно сказал:
- Я знаю.
Я не сразу сориентировалась. На языке еще висели слова о принципиальности и неподкупности.
- Мне стало легче, - добавил он. – Мама ведь считала, что это твой отец виноват в том, что Костя… Она говорила, что Костя чем-то страдал, а твой отец сказал, как отрезал: «Будет служить, и все!»
Да, это вполне в духе отца.
- Костя был очень мягкий, впечатлительный. Он был совсем неприспособлен для военного дела. Играл на альте, стихи писал… - голос Саши дрогнул.
Я взмолилась:
- Саша, не надо!
- …а сегодня я не выдержал и позвонил твоему отцу. Мы долго разговаривали. Он мне все объяснил.
Опять тишина. Только дыхание.
- Я ему поверил.
И опять – долгие секунды молчания.
- Если бы я знала… я бы выучила эти стихи, - повторила я, как попугай.
Он горько усмехнулся.
- Ну да, если бы ты знала… После смерти Кости мама просто потеряла смысл жизни. Она его очень любила. И так нелепо, как ей казалось, потеряла… Она все время возвращалась к тому моменту, когда твой отец, как она говорила, «приговорил его к смерти».
Я поежилась. «Как ты меня вчера утром».
- Я тоже стал так считать. Возненавидел твоего отца. Потом нашел в Интернете стихи. Воспоминание матери о погибшем в бою сыне. Она прочитала их, плакала. Потом решила, что их должны знать все. И в первую очередь, конечно, ее ученики.
У меня заломило виски.
- Особенно она хотела, чтобы их выучила ты. Как бы искупила вину отца. Чтобы ты выучила их, прожила эти чувства и тем самым разделила с ней эту боль. Она считала, что вам обеим от этого будет легче… А ты заявила ей, что это стихи для идиотов, и пусть их читают те, кому нечем заняться, и что-то еще в этом же духе.
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Душа завязалась в узел, и не могла из него выпутаться.
- Это было для нее, как плевок. Как насмешка над ее горем. Понимаешь?
- Понимаю, - сказала я шепотом. Как будто голос истерся и обносился, как одежда.
- Твой поступок оказался для нее серьезным испытанием.
Он вздохнул – как-то неровно, прерывисто.
- И она его не прошла.
Я все не решалась спросить.
- А сейчас она… где?
- Сейчас… - он замялся, - в…клинике.
Я уставилась в окно. На небе собирались тучи, черные и тяжелые. Я подумала, что моя душа сейчас - такая же туча.
- А вчера, когда ты ударила Машу, я вдруг так остро захотел, чтобы тебя больше никогда не было! Я не знал, что… - он опять замялся, подбирая слова, но так и не подобрал, - что ты ничего не знала.
И, словно осознавая эту истину, медленно повторил:
- Ничего не знала.
Я поняла, что от всего услышанного тоже сильно заболела. Заболела странной виной.
- Прости меня…за маму.
Он долго не отвечал. Я ждала.
- Бог простит, - наконец ответил он.
«А я – младшая сестра Бога», - подумала я.
Мы помолчали. Почему-то у меня было ощущение, что на том конце телефонной трубки очень близкий человек.
- Спокойной ночи, - вдруг сказал он.
- Спокойной ночи, - выпалила я в ответ и подождала, что он еще скажет. Мне почему-то казалось, что он должен обязательно что-то сказать.
Но он ничего не сказал. Раздались гудки.
Я прошла в свою комнату, включила компьютер. Достала листок с Сашиным изломанным почерком. Вышла в Интернет.
Стихи Бронсона нашлись почти сразу. Я начала читать. Впитывала в себя эти строчки, словно вбирала их в свое нутро. А слезы текли по щекам, проторив две горячие дорожки.
Леонард Бронсон. Память матери.
Ты ушел от меня навсегда.
У открытых дверей обернулся:
«Жди, я скоро!» Как я ждала!
Днем и ночью! Ты не вернулся.
Когда ты помахал рукой,
Уходя на последнюю битву,
Ты не думал, что над тобой
Завтра я зашепчу молитву.
Ты прозрачнее, чем вода.
Ты стал облаком жаркого зноя.
Ты ушел от меня навсегда,
Не вернувшись тогда из боя.
И остался лишь светлый взгляд,
Что ты бросил тем утром летним.
«Жди, я скоро вернусь назад!»
Ты не знал, что он будет последним.
Эти стихи я выучила наизусть.
Май-июнь 2009г.
