От этого в груди разрывается настоящий гром. Ум и тело готовится к испытанию на прочность, нужно только выйти, а там все, может быть, даже и обойдется, но слушать и дальше разговоры торговца со стражей бесполезно, а может даже и опасно. Если только они вздумают подняться на второй этаж и заглянут в комнату, то сбежать будет гораздо сложнее, вот и получается, что думать некогда. Остается лишь положиться на свои умения.
Вздохнув, мальчик осторожно и неторопливо открывает дверь. Да и то лишь немного, чтобы хватило места протиснуться, согнувшись, а затем прошмыгнуть дальше по коридору.
Нога первой выбирается за дверь и ее никто не обнаруживает, а мысли с тревогой и беспокойством шуршат в уме скопом, убеждая, что времени нет и нужно торопиться, и все они, будто стая голодных птиц, галдят, не давая успокоиться.
Наконец, все думы сливаются в одну, все объединены единственной целью, а потому хочется лишь быстрее сбежать. Больше ничего уже не нужно, ни серебряников, ни мести, только бы улизнуть незамеченным.
Вслед за ногой показывается остальное тело, голова, плечи, руки. Тихо, спокойно. Никто не заметил. И лишь потом в уме появляется странный вопрос: а почему вдруг прекратился разговор?
Голова оборачивается и замечает изумленный взгляд одноглазого. И вместо того, чтобы броситься прочь, Исэндар чувствует оцепенение. Впрочем, и стражник тоже стоит и не шевелится, недоумевая. Так они смотрят друг на друга всего мгновение, но кажется, будто бы времени прошло уже много, а затем вдруг молчание разметается по сторонам грохотом хриплого голоса.
– Держи!
Мальчик рывком бросается в сторону, а за ним тут же, немедленно взбегают по лестнице царские воины. Они на удивление быстрые и проворные, и ни на мгновение не заминаются. Всего чуть-чуть стоит запнуться, как этого уже достаточно, и когда Исэндар прыгает в окно, готовый уже слететь со второго этажа в надежде на спасение, его успевает схватить за шиворот чья-то сильная рука.
Горло сдавливает так, что дышать становится невозможно, а сейчас этого настолько охота, что уже не хватает воздуха, еще всего пару мгновений и так и придется задохнуться, свиснув из окна второго этажа. Только тело все еще не сдается, как и ум, и руки отчаянно тянутся вверх, чтобы как угодно вырваться, хоть даже расцарапав до кости руку того, кто держит.
Удается схватиться за пальцы, а затем, рванув, совершенно внезапно ощущается хруст. Раздается чей-то крик, легкое покалывание в животе, а после резкое падение и мощный удар.
Боль пронзает все тело, а затем с пульсом оседает в ноге, но отвлекаться на нее некогда. Да и раньше бывало гораздо больнее, так что теперь сознание не проваливается в беспамятный сон, и не так уж сложно заставить себя подняться и на одной ноге поскакать к забору.
– Внизу! Ушел! – слышатся крики стражников.
Те запутываются, но от этого удается выиграть лишь еще несколько мгновений, которые, впрочем, тратятся почти впустую, ведь из-за ушибленной ноги быстро двигаться все равно не получается.
И все же, удается перелезть через забор и поплести по улице в сторону окраин. Только вот стражники замечают и бросаются в погоню. К счастью, еще немного времени удается выиграть, свернув за поворот, спрятавшись и ползя через кусты, вдоль дороги. И даже так позади вскоре раздаются крики.
– Кровь! – зовет один из стражников.
Исэндар тоже слышит, бросает взгляд к ногам и видит, что действительно из раны на землю стекает красная струйка. Под кожаными штанами ее не видно, а от волнения не чувствуется, что нога стала влажной от крови, просто на земле остается след, который теперь не спрятать.
И мази нет, и стражники уже по пятам идут. По следу они найдут быстро, и волнение заставляет терпеть боль, которую до сих пор своими действиями пробуждать не хотелось. Встав на ногу, сняв на ходу куртку, мальчик плотно завязывает ее на ноге чуть ниже бедра, чтобы кровь никак не могла стекать на землю, даже если рана выше колена.
Точно сказать и самому нельзя, чувства обманывают, да и времени нет, чтобы рассматривать внимательно травму. Сейчас главное сбежать, а иначе все будет напрасно. Поэтому Исэндар, сжав зубы, прокусив губу, но даже этого не заметив, встает на обе ноги и идет дальше через кусты, сильно хромая.
Только вот уже из глаз просятся слезы. Не от боли, а все от того же чувства бессилия, которое еще преследует уцепившимся за спину и уже готовым сорваться в пропасть детством.
Ум не видит никакого выхода, но ноги продолжают идти. От каждого шага боль расползается от ноги до плеча, ударяя плетью в бок, но останавливаться ни на мгновение нельзя.
По пятам идет стража, а все же удается выбраться на окраину. Ступая вдоль забора, прячась за кустами, получается обмануть воинов царя тем, что кровавый след вдруг обрывается.
Это сбивает преследователей, но затем стража, по приказу одноглазого, начинает прочесывать кусты, и едва не нагоняет. Исэндар переходит через улицу как раз перед тем, как его успевают настигнуть, а затем удается пройти еще дальше, до самой окраины, где уже в наступившей темноте мальчик рискует, но выходит на дорогу и направляется в сторону леса, чтобы там уже скрыться от погони окончательно.
Эта последняя надежда дарит мгновения радости, которые придают сил. Кажется, что все уже кончено, только доковылять до ближайшего же кустарника, который растет здесь не так густо, а там лечь на землю и просто ждать, отдыхать, дышать и дать сердцу успокоиться. И так мальчик и поступает, но едва он укладывается на спину, как внезапно сознает, что обманулся.
– Здесь был! Видел кого-то! – докладывает один из стражников одноглазому. – Тень была, а на дороге никого.
Воин осматривается и достает кинжал.
– Искать! – кричит он яростным тоном. – Далеко не мог уйти! Мы тебя найдем, падаль! Слышишь?!
И сердце замирает. Только что оно молотило так, будто разрывалось, а теперь вдруг просто застыло и больше не стучит. Они найдут, обязательно найдут, потому как прятаться здесь все равно особенно негде.
Как-то даже слишком уж быстро на грудь ложится что-то, стоит только глаза закрыть. Исэндар вздрагивает, но не произносит ни звука, а в темноте не сразу различает знакомое лицо дурака.
Тот, положив мальчишке на грудь мешочек с деньгами и оставшимися мазями и подаренный Альзаром кинжал, прикладывает к своим губам палец и тихонько шипит. Успеть что-нибудь сообразить попросту не выходит, так что и схватить дурака за руку мальчик не успевает, и безумец, пригнувшись, уходит дальше, а уже оттуда, в десятке шагов выбирается из леса на дорогу и идет прямо на стражников.
– Хватай! – сразу же кричат воины.
Дурака, взяв с двух сторон за шкирку, тащат к одноглазому и бросают к нему в ноги.
Стражник прищуривается, в темноте видя довольно плохо, но, конечно, он различает, что перед ним какой-то мужик, а вовсе не мальчишка.
– Это что за псину вы притащили? Мальчишка где, я спрашиваю?! – сердится воин, но затем хмурится, взяв себя в руки, морщится, но больше уже не кричит. – Ты кто такой, пес?
Сумасшедший мнется, пытается встать, но его ногой прибивают к земле. Тогда он сразу бросает попытку, ложится на живот, вытягивает руки, растопыривает пальцы и напевает:
– Та-дрита-тита-та! Дрита-тита-дрита-та!
– Чтоб тебя, – пинком успокаивает его одноглазый. – Мальчишку ищите. Живо!
Воины сразу готовятся разойтись по сторонам и продолжить свои поиски, как вдруг дурак резко вскакивает и обвивает стражника обеими руками.
– Реки крови! Море крови! – кричит он, неизвестно что пытаясь сказать.
Стражники тут же оборачиваются и возвращаются назад к своему главарю, а тот брезгливо отбивается от сумасшедшего, делает одну попытку, вторую, третью, а затем просто вонзает мужчине в плечо кинжал.
– Кусок дерьма! – ругается одноглазый.
Дурак уже не кричит и не пристает. Уставившись на своего убийцу, он медленно сползает вниз, а затем стражник, вынув у мужчины из плеча кинжал, ногой отталкивает от себя безумца, уложив его на спину.
– Тварь проклятая… чтоб тебя!
Воины собираются вокруг, но теперь уже стоят, не зная, что им делать. Исэндар же ничего не видит в темноте, да еще и от усталости, только слышит, что дурак перестал голосить, и, наверное, лежит на земле, держась за живот – отсюда, из кустов, все равно толком ничего понять не удается.
– Так… нам мальчишку искать? – спрашивает кто-то.
Одноглазый собирается накричать, но перед своим воином удерживается.
– Нет, конечно, болван, – отвечает он спокойно. – Идем отсюда, видно, сбежал малец. Плевать, мы свое так и так возьмем у лавочника. Это дурень этот безголовый… да и черт с ним. Идем, пусть собаки жрут, еще землю для него рыть.
Сплюнув и вытерев кинжал, одноглазый разворачивается и уходит, а следом за ним отправляются и другие стражники. Правда, Исэндар все равно не может пошевелиться. Кажется, послышалось, или они на самом деле что-то говорили про собак – ничего не понятно, словно в голове все в кашу превратилось. А затем внезапно доходит, почему дурак так резко замолчал.
Видно, что стражники не ушли, их и отсюда можно разглядеть, хотя это и не так просто. Совсем уже темно, а луна еле светит, и в ее серебряных лучах едва можно видеть на два шага перед собой, а все равно если сейчас выйти, то могут еще заметить, стоит только обернуться. И, несмотря на это, мальчик даже не задумывается, немедленно выходит из кустов, не глядит в сторону города, куда ушли царские воины, сильно хромает и ковыляет туда, где истекает кровью переставший шуметь и разговаривать сумасшедший.
– Дурак… дурак! – зовет мальчик негромко.
Иначе и не выходит, голос слабый и неуверенный. А когда удается подойти достаточно близко, то он и вовсе пропадает.
Безумец лежит на спине, распластавшись, одно плечо, залитое кровью, в темноте ночи почти не видно?, а силы от его вида сразу пропадают и мальчик сваливается рядом прямо на землю.
Боль простреливает в бок, но Исэндар лишь вздрагивает и сразу про нее забывает, едва расслышав дыхание.
– Дурак! – тут же бросается он к другу.
Только вот надавить на грудь сумасшедшему мальчик себе не позволяет, а потому едва касается того кончиками пальцев, старается выяснить, как помочь, осматривает, но с трудом может хоть что-нибудь увидеть. Даже огромную рану на плече рассмотреть и то не получается.
– Э… э… – хрипит безумец, и мальчик тут же склоняется над его ухом. – Чи… чисто…
И затем, сказав это, дурак замолкает.
Лишь спустя пару мгновений, опомнившись, Исэндар отклоняется, чтобы заглянуть в лицо. Неполная луна, выбравшись из-за тонких, прозрачных облаков, лучше освещает его лик, на котором застыла улыбка, а мальчик лишь теперь понимает, что уже опоздал что-нибудь сделать.
– Стой! Не вздумай! – бросается он к мешку, достает мази и обтирает ими дурака, чуть ли ни всего с ног до головы.
Затем, растратив все, что есть, он вспоминает, что украл у травника книгу с рецептами, принимается ее тут же изучать, даже находит подходящее, исцеляющее раны зелье, читает в неудобном свете описание, но лишь спустя еще несколько мгновений догадывается, что так долго сумасшедший все равно не прождет.
Наконец, Исэндар отбрасывает книжку, а сам начинает искать способ пробудить дурака.
– Очнись, ну! Давай! – лупит он того по щекам.
Мужчина не реагирует, но и мальчишка не сдается.
– Проснись же, дурень проклятый! Очнись! – кричит он чуть ли не изо всех сил, и ни на миг не останавливается.
Преследует это странное чувство, что стоит всего на миг перестать стараться, всего на миг стоит принять случившееся, как тут же оно произойдет на самом деле. Именно поэтому ни за что не хочется опускать руки. А вдруг получится? Самая призрачная и мистическая надежда кажется лучше, чем то, что произошло на самом деле… что случится, если только с этим согласиться.
А спустя полночи, когда уже от слез иссохли глаза, когда руки устали, а ум опустел, совершенно внезапно перед глазами появляется старый значок, который выплывает совсем не с левой стороны, а справа, оттуда, где расположены значки уже заработанных навыков. И растерянный Исэндар вслух читает проявившуюся под эмблемой навыка надпись:
– Навык упорство улучшен до второго уровня…
Затем хочется зарычать, но в итоге мальчишка лишь ударяет кулаком по земле, не став читать описание, а сам утыкается лицом в холодную грудь давно уже переставшего дышать сумасшедшего.
Так он до сих пор и не замечает, что всю ночь провел с дураком, пытаясь его оживить, и что уже близится час ясного утра.
Лезвие ночи
Мальчик поздно, но замечает морду спрятавшегося за деревьями пажа. Только вот отдавать ему дурака Исэндар не собирается, а теперь даже и скрываться от него нет желания.
Едва заметив чудище, мальчишка вскакивает, отпустив сумасшедшего, бросается навстречу пажу, даже кинжал выхватывает из ножен, отбросив их на землю и кричит, угрожая, чтобы прогнать.
– Ничего не получишь! – не сдерживает он порывов. – Проваливай, чудовище! Провались сквозь землю! Исчезни!
Паж, испугавшись, ведет себя очень странно. Конечно, Исэндар этого знать не может, но он будто чувствует, что в поведении чудища что-то не так. Монстр резко отскакивает за другое дерево, одним прыжком сумев преодолеть разом пару аршинов, а затем прыгает еще, и еще, и уже быстро исчезает среди деревьев, не давая взгляду мальчика за ним успеть.
Лишь тогда получается успокоиться, вернуться к дураку и, наконец, убрать его с дороги.
А с обеда и до вечера мальчик сидит на камне рядом с небольшой горкой свежевырытой земли. Все это время он молчит, почти не двигается, жжет костер, месит в ступке какие-то травы, и так сильно хмурится, что в его чертах окончательно растворяются прежние, детские линии.
Уже немного темнеет, когда Исэндар вдруг поднимает голову и отвлекается от своих дел. Наконец, он успевает прочитать и описание улучшенного навыка, в котором ничего не изменилось. Все так же «Упорство» обещает быстрое развитие любого другого навыка, но теперь вместо числа 0.5 стоит уже другое, еще более путанное число 0.8.
– А знаешь что? Убить бы их, – заговаривает мальчишка. – Ты не видел, не знаешь, как там, на поляне Альзар лопоухого прикончил. А мне добить еще сказал. Ты же и не думал, что с убийцей бродишь, а? А я ведь могу к ним прокрасться, точно могу. Ночью могу в дом травника пойти, он и проснуться не успеет, как я кинжал ему между ребер вставлю…
Губа от злости вздрагивает. Исэндар впервые чувствует, как эмоции в нем перекипают. Раньше просто хотелось заплакать в такие мгновения, а теперь хочется свернуть кому-нибудь шею.
И все же, со вздохом мальчик выпускает всю эту злобу и даже улыбается, отерев рукавом лицо.
– Хех, да не убью я никого, – смеется он, разговаривая с самим собой перед горкой земли. – Что я, по-твоему, дурак? Ха-ха-ха!
Темнеет. Мальчик оканчивает новую смесь, заливает водой, ставит на костер, который он разводит совсем рядышком, так что даже на шаг отойти от могилки не приходится.
– Я понял кое-что, – продолжает он, оставив смесь из трав потихоньку закипать на огне в маленьком котелке. – Ты вот меня будто в огненные земли отпускаешь. А? Или не так? Если подумать, как бы я тебя бросил, а? Ты бы со мной так и пошел. А теперь ты будто… эх. Я словно могу идти хоть на все четыре стороны. Чувствуешь, дурак, как ты меня отпустил?
Вздохнув, мальчик осторожно и неторопливо открывает дверь. Да и то лишь немного, чтобы хватило места протиснуться, согнувшись, а затем прошмыгнуть дальше по коридору.
Нога первой выбирается за дверь и ее никто не обнаруживает, а мысли с тревогой и беспокойством шуршат в уме скопом, убеждая, что времени нет и нужно торопиться, и все они, будто стая голодных птиц, галдят, не давая успокоиться.
Наконец, все думы сливаются в одну, все объединены единственной целью, а потому хочется лишь быстрее сбежать. Больше ничего уже не нужно, ни серебряников, ни мести, только бы улизнуть незамеченным.
Вслед за ногой показывается остальное тело, голова, плечи, руки. Тихо, спокойно. Никто не заметил. И лишь потом в уме появляется странный вопрос: а почему вдруг прекратился разговор?
Голова оборачивается и замечает изумленный взгляд одноглазого. И вместо того, чтобы броситься прочь, Исэндар чувствует оцепенение. Впрочем, и стражник тоже стоит и не шевелится, недоумевая. Так они смотрят друг на друга всего мгновение, но кажется, будто бы времени прошло уже много, а затем вдруг молчание разметается по сторонам грохотом хриплого голоса.
– Держи!
Мальчик рывком бросается в сторону, а за ним тут же, немедленно взбегают по лестнице царские воины. Они на удивление быстрые и проворные, и ни на мгновение не заминаются. Всего чуть-чуть стоит запнуться, как этого уже достаточно, и когда Исэндар прыгает в окно, готовый уже слететь со второго этажа в надежде на спасение, его успевает схватить за шиворот чья-то сильная рука.
Горло сдавливает так, что дышать становится невозможно, а сейчас этого настолько охота, что уже не хватает воздуха, еще всего пару мгновений и так и придется задохнуться, свиснув из окна второго этажа. Только тело все еще не сдается, как и ум, и руки отчаянно тянутся вверх, чтобы как угодно вырваться, хоть даже расцарапав до кости руку того, кто держит.
Удается схватиться за пальцы, а затем, рванув, совершенно внезапно ощущается хруст. Раздается чей-то крик, легкое покалывание в животе, а после резкое падение и мощный удар.
Боль пронзает все тело, а затем с пульсом оседает в ноге, но отвлекаться на нее некогда. Да и раньше бывало гораздо больнее, так что теперь сознание не проваливается в беспамятный сон, и не так уж сложно заставить себя подняться и на одной ноге поскакать к забору.
– Внизу! Ушел! – слышатся крики стражников.
Те запутываются, но от этого удается выиграть лишь еще несколько мгновений, которые, впрочем, тратятся почти впустую, ведь из-за ушибленной ноги быстро двигаться все равно не получается.
И все же, удается перелезть через забор и поплести по улице в сторону окраин. Только вот стражники замечают и бросаются в погоню. К счастью, еще немного времени удается выиграть, свернув за поворот, спрятавшись и ползя через кусты, вдоль дороги. И даже так позади вскоре раздаются крики.
– Кровь! – зовет один из стражников.
Исэндар тоже слышит, бросает взгляд к ногам и видит, что действительно из раны на землю стекает красная струйка. Под кожаными штанами ее не видно, а от волнения не чувствуется, что нога стала влажной от крови, просто на земле остается след, который теперь не спрятать.
И мази нет, и стражники уже по пятам идут. По следу они найдут быстро, и волнение заставляет терпеть боль, которую до сих пор своими действиями пробуждать не хотелось. Встав на ногу, сняв на ходу куртку, мальчик плотно завязывает ее на ноге чуть ниже бедра, чтобы кровь никак не могла стекать на землю, даже если рана выше колена.
Точно сказать и самому нельзя, чувства обманывают, да и времени нет, чтобы рассматривать внимательно травму. Сейчас главное сбежать, а иначе все будет напрасно. Поэтому Исэндар, сжав зубы, прокусив губу, но даже этого не заметив, встает на обе ноги и идет дальше через кусты, сильно хромая.
Только вот уже из глаз просятся слезы. Не от боли, а все от того же чувства бессилия, которое еще преследует уцепившимся за спину и уже готовым сорваться в пропасть детством.
Ум не видит никакого выхода, но ноги продолжают идти. От каждого шага боль расползается от ноги до плеча, ударяя плетью в бок, но останавливаться ни на мгновение нельзя.
По пятам идет стража, а все же удается выбраться на окраину. Ступая вдоль забора, прячась за кустами, получается обмануть воинов царя тем, что кровавый след вдруг обрывается.
Это сбивает преследователей, но затем стража, по приказу одноглазого, начинает прочесывать кусты, и едва не нагоняет. Исэндар переходит через улицу как раз перед тем, как его успевают настигнуть, а затем удается пройти еще дальше, до самой окраины, где уже в наступившей темноте мальчик рискует, но выходит на дорогу и направляется в сторону леса, чтобы там уже скрыться от погони окончательно.
Эта последняя надежда дарит мгновения радости, которые придают сил. Кажется, что все уже кончено, только доковылять до ближайшего же кустарника, который растет здесь не так густо, а там лечь на землю и просто ждать, отдыхать, дышать и дать сердцу успокоиться. И так мальчик и поступает, но едва он укладывается на спину, как внезапно сознает, что обманулся.
– Здесь был! Видел кого-то! – докладывает один из стражников одноглазому. – Тень была, а на дороге никого.
Воин осматривается и достает кинжал.
– Искать! – кричит он яростным тоном. – Далеко не мог уйти! Мы тебя найдем, падаль! Слышишь?!
И сердце замирает. Только что оно молотило так, будто разрывалось, а теперь вдруг просто застыло и больше не стучит. Они найдут, обязательно найдут, потому как прятаться здесь все равно особенно негде.
Как-то даже слишком уж быстро на грудь ложится что-то, стоит только глаза закрыть. Исэндар вздрагивает, но не произносит ни звука, а в темноте не сразу различает знакомое лицо дурака.
Тот, положив мальчишке на грудь мешочек с деньгами и оставшимися мазями и подаренный Альзаром кинжал, прикладывает к своим губам палец и тихонько шипит. Успеть что-нибудь сообразить попросту не выходит, так что и схватить дурака за руку мальчик не успевает, и безумец, пригнувшись, уходит дальше, а уже оттуда, в десятке шагов выбирается из леса на дорогу и идет прямо на стражников.
– Хватай! – сразу же кричат воины.
Дурака, взяв с двух сторон за шкирку, тащат к одноглазому и бросают к нему в ноги.
Стражник прищуривается, в темноте видя довольно плохо, но, конечно, он различает, что перед ним какой-то мужик, а вовсе не мальчишка.
– Это что за псину вы притащили? Мальчишка где, я спрашиваю?! – сердится воин, но затем хмурится, взяв себя в руки, морщится, но больше уже не кричит. – Ты кто такой, пес?
Сумасшедший мнется, пытается встать, но его ногой прибивают к земле. Тогда он сразу бросает попытку, ложится на живот, вытягивает руки, растопыривает пальцы и напевает:
– Та-дрита-тита-та! Дрита-тита-дрита-та!
– Чтоб тебя, – пинком успокаивает его одноглазый. – Мальчишку ищите. Живо!
Воины сразу готовятся разойтись по сторонам и продолжить свои поиски, как вдруг дурак резко вскакивает и обвивает стражника обеими руками.
– Реки крови! Море крови! – кричит он, неизвестно что пытаясь сказать.
Стражники тут же оборачиваются и возвращаются назад к своему главарю, а тот брезгливо отбивается от сумасшедшего, делает одну попытку, вторую, третью, а затем просто вонзает мужчине в плечо кинжал.
– Кусок дерьма! – ругается одноглазый.
Дурак уже не кричит и не пристает. Уставившись на своего убийцу, он медленно сползает вниз, а затем стражник, вынув у мужчины из плеча кинжал, ногой отталкивает от себя безумца, уложив его на спину.
– Тварь проклятая… чтоб тебя!
Воины собираются вокруг, но теперь уже стоят, не зная, что им делать. Исэндар же ничего не видит в темноте, да еще и от усталости, только слышит, что дурак перестал голосить, и, наверное, лежит на земле, держась за живот – отсюда, из кустов, все равно толком ничего понять не удается.
– Так… нам мальчишку искать? – спрашивает кто-то.
Одноглазый собирается накричать, но перед своим воином удерживается.
– Нет, конечно, болван, – отвечает он спокойно. – Идем отсюда, видно, сбежал малец. Плевать, мы свое так и так возьмем у лавочника. Это дурень этот безголовый… да и черт с ним. Идем, пусть собаки жрут, еще землю для него рыть.
Сплюнув и вытерев кинжал, одноглазый разворачивается и уходит, а следом за ним отправляются и другие стражники. Правда, Исэндар все равно не может пошевелиться. Кажется, послышалось, или они на самом деле что-то говорили про собак – ничего не понятно, словно в голове все в кашу превратилось. А затем внезапно доходит, почему дурак так резко замолчал.
Видно, что стражники не ушли, их и отсюда можно разглядеть, хотя это и не так просто. Совсем уже темно, а луна еле светит, и в ее серебряных лучах едва можно видеть на два шага перед собой, а все равно если сейчас выйти, то могут еще заметить, стоит только обернуться. И, несмотря на это, мальчик даже не задумывается, немедленно выходит из кустов, не глядит в сторону города, куда ушли царские воины, сильно хромает и ковыляет туда, где истекает кровью переставший шуметь и разговаривать сумасшедший.
– Дурак… дурак! – зовет мальчик негромко.
Иначе и не выходит, голос слабый и неуверенный. А когда удается подойти достаточно близко, то он и вовсе пропадает.
Безумец лежит на спине, распластавшись, одно плечо, залитое кровью, в темноте ночи почти не видно?, а силы от его вида сразу пропадают и мальчик сваливается рядом прямо на землю.
Боль простреливает в бок, но Исэндар лишь вздрагивает и сразу про нее забывает, едва расслышав дыхание.
– Дурак! – тут же бросается он к другу.
Только вот надавить на грудь сумасшедшему мальчик себе не позволяет, а потому едва касается того кончиками пальцев, старается выяснить, как помочь, осматривает, но с трудом может хоть что-нибудь увидеть. Даже огромную рану на плече рассмотреть и то не получается.
– Э… э… – хрипит безумец, и мальчик тут же склоняется над его ухом. – Чи… чисто…
И затем, сказав это, дурак замолкает.
Лишь спустя пару мгновений, опомнившись, Исэндар отклоняется, чтобы заглянуть в лицо. Неполная луна, выбравшись из-за тонких, прозрачных облаков, лучше освещает его лик, на котором застыла улыбка, а мальчик лишь теперь понимает, что уже опоздал что-нибудь сделать.
– Стой! Не вздумай! – бросается он к мешку, достает мази и обтирает ими дурака, чуть ли ни всего с ног до головы.
Затем, растратив все, что есть, он вспоминает, что украл у травника книгу с рецептами, принимается ее тут же изучать, даже находит подходящее, исцеляющее раны зелье, читает в неудобном свете описание, но лишь спустя еще несколько мгновений догадывается, что так долго сумасшедший все равно не прождет.
Наконец, Исэндар отбрасывает книжку, а сам начинает искать способ пробудить дурака.
– Очнись, ну! Давай! – лупит он того по щекам.
Мужчина не реагирует, но и мальчишка не сдается.
– Проснись же, дурень проклятый! Очнись! – кричит он чуть ли не изо всех сил, и ни на миг не останавливается.
Преследует это странное чувство, что стоит всего на миг перестать стараться, всего на миг стоит принять случившееся, как тут же оно произойдет на самом деле. Именно поэтому ни за что не хочется опускать руки. А вдруг получится? Самая призрачная и мистическая надежда кажется лучше, чем то, что произошло на самом деле… что случится, если только с этим согласиться.
А спустя полночи, когда уже от слез иссохли глаза, когда руки устали, а ум опустел, совершенно внезапно перед глазами появляется старый значок, который выплывает совсем не с левой стороны, а справа, оттуда, где расположены значки уже заработанных навыков. И растерянный Исэндар вслух читает проявившуюся под эмблемой навыка надпись:
– Навык упорство улучшен до второго уровня…
Затем хочется зарычать, но в итоге мальчишка лишь ударяет кулаком по земле, не став читать описание, а сам утыкается лицом в холодную грудь давно уже переставшего дышать сумасшедшего.
Так он до сих пор и не замечает, что всю ночь провел с дураком, пытаясь его оживить, и что уже близится час ясного утра.
Глава двенадцатая
Лезвие ночи
Мальчик поздно, но замечает морду спрятавшегося за деревьями пажа. Только вот отдавать ему дурака Исэндар не собирается, а теперь даже и скрываться от него нет желания.
Едва заметив чудище, мальчишка вскакивает, отпустив сумасшедшего, бросается навстречу пажу, даже кинжал выхватывает из ножен, отбросив их на землю и кричит, угрожая, чтобы прогнать.
– Ничего не получишь! – не сдерживает он порывов. – Проваливай, чудовище! Провались сквозь землю! Исчезни!
Паж, испугавшись, ведет себя очень странно. Конечно, Исэндар этого знать не может, но он будто чувствует, что в поведении чудища что-то не так. Монстр резко отскакивает за другое дерево, одним прыжком сумев преодолеть разом пару аршинов, а затем прыгает еще, и еще, и уже быстро исчезает среди деревьев, не давая взгляду мальчика за ним успеть.
Лишь тогда получается успокоиться, вернуться к дураку и, наконец, убрать его с дороги.
А с обеда и до вечера мальчик сидит на камне рядом с небольшой горкой свежевырытой земли. Все это время он молчит, почти не двигается, жжет костер, месит в ступке какие-то травы, и так сильно хмурится, что в его чертах окончательно растворяются прежние, детские линии.
Уже немного темнеет, когда Исэндар вдруг поднимает голову и отвлекается от своих дел. Наконец, он успевает прочитать и описание улучшенного навыка, в котором ничего не изменилось. Все так же «Упорство» обещает быстрое развитие любого другого навыка, но теперь вместо числа 0.5 стоит уже другое, еще более путанное число 0.8.
– А знаешь что? Убить бы их, – заговаривает мальчишка. – Ты не видел, не знаешь, как там, на поляне Альзар лопоухого прикончил. А мне добить еще сказал. Ты же и не думал, что с убийцей бродишь, а? А я ведь могу к ним прокрасться, точно могу. Ночью могу в дом травника пойти, он и проснуться не успеет, как я кинжал ему между ребер вставлю…
Губа от злости вздрагивает. Исэндар впервые чувствует, как эмоции в нем перекипают. Раньше просто хотелось заплакать в такие мгновения, а теперь хочется свернуть кому-нибудь шею.
И все же, со вздохом мальчик выпускает всю эту злобу и даже улыбается, отерев рукавом лицо.
– Хех, да не убью я никого, – смеется он, разговаривая с самим собой перед горкой земли. – Что я, по-твоему, дурак? Ха-ха-ха!
Темнеет. Мальчик оканчивает новую смесь, заливает водой, ставит на костер, который он разводит совсем рядышком, так что даже на шаг отойти от могилки не приходится.
– Я понял кое-что, – продолжает он, оставив смесь из трав потихоньку закипать на огне в маленьком котелке. – Ты вот меня будто в огненные земли отпускаешь. А? Или не так? Если подумать, как бы я тебя бросил, а? Ты бы со мной так и пошел. А теперь ты будто… эх. Я словно могу идти хоть на все четыре стороны. Чувствуешь, дурак, как ты меня отпустил?