Тим постоял на мостике, рассматривая проплывавшие по каналу редкие лодки, послушал крики чаек, похожие на вопли голодных котов. Пока привычные улицы заполнялись дневной суетой, он простился с незнакомой девочкой. И с Амстердамом.
Вот уже год как дела отца шли совсем плохо. Закрыв свое дело, он выставил на продажу дом и нашел работу в другом городе. Семья Тима переезжала в Роттердам.
Скрип двери заставил обернуться.
– Папс, они задерживаются. Машина застряла в пробке на А-2 и будет только минут через сорок. – Юрэ шагнул было в комнату, но снова зазвенел его телефон. Качнув головой, сын исчез в коридоре, улыбаясь и унося свою радость подальше от отца.
А Тим остался наедине со своими воспоминаниями.
После переезда жизнь семьи потекла ровной рекой. Не слишком бурной, не слишком ленивой. Последние два года гимназии Тиму пришлось упорно учиться. И как ни хотелось вернуться в Амстердам, планам на будущее больше подходил инженерный факультет в университете Делфта, студенческий клуб, обещавший в будущем полезных знакомых. В те времена у Тима еще были честолюбивые планы. Он мечтал стать изобретателем.
С Линдой они познакомились на студенческой вечеринке. Сначала он услышал голос – уже в прихожей, пока сбрасывал куртку в гору верхней одежды, и еще до того, перед тем как войти в комнату, где собралось человек сорок едва знакомых ему людей. Девичий смех выделялся из всех своим чистым звучанием, напомнив вдруг морозный день: так лезвие конька царапает твердый лед, заставляя петь высокой струной. Хрустальный голос подарил шальную надежду, и Тим с порога искал хозяйку звонкого смеха.
Нашел. Она стояла в окружении подруг. Крупные русые кудри пружинили при каждом легком движении головы. Голубые глаза искрились весельем. Щеки порозовели, блестели губы. Девушку запросто можно было представить в рекламе сыра из Гауды или туристических туров по Нидерландам. Она легко смеялась, и Тиму понравился ее смех. Понравилось рассматривать на ее лицо.
Решился бы он сам познакомиться? Линда подошла первой, и Тим узнал акцент – девушка тоже родилась в Амстердаме, но заканчивала школу в Брабанде. У них появилась важная тема для разговора – город, который оба считали своим домом и куда планировали со временем вернуться. Линда сама предложила встретиться.
За первым свиданием последовало второе. У молодых людей нашлось много общего, кроме Амстердама. Оба любили Стейнбека и фильмы с молодым Рутгером Хауэром. Привыкли проводить выходные на природе. Но если Линда вела Тима к морю, он зазывал ее в лес. Одним погожим днем они добрались на поезде до Вельюве и, взяв напрокат велосипеды, провели часы, высматривая благородных оленей. Преуспели в поисках, еще раз убедившись, что находиться вместе – им приятно и удобно. Достаточно часто тянет улыбнуться, есть о чем поговорить, и даже молчание выходит уютным. Проснувшись утром, когда Линда впервые осталась в его студенческой комнате, Тим подумал, что не прочь начинать так каждый день.
Был ли он влюблен? Он и сам не мог ответить. Все сложилось само собой. Естественно и без особых запинок. Будто властная волна подхватила два кораблика и перенесла в общую гавань.
Тим и Линда сыграли скромную свадьбу. Планировали будущее. Он нашел работу в конструкторском бюро, она устроилась продавцом в магазин одежды и рисовала по вечерам эскизы для своей собственной коллекции, начав с вечернего платья. На дорогую ткань молодожены потратили больше, чем могли себе позволить, и последнюю неделю месяца ужинали в китайском ресторанчике за углом, где за пару гульденов подавали огромную порцию рисовой лапши, которой хватало на двоих.
Жизнь казалась спокойной и вполне предсказуемой, когда случайностью или небрежностью после вечеринки случилось незапланированное, и в едва сложившемся мире «на двоих» уже спешил появиться третий.
Рано? Тим с Линдой поженились одними из первых среди своих друзей и вот уже собирались стать родителями. Но так случилось. Властная волна подтолкнула их корабль к новому берегу.
Дорогая ткань для вечернего платья уже была раскроена. Сшив платье, Линда полюбовалась на творение своих рук и убрала в шкаф.
– Зато я буду самой стильной молодой мамой! – с гордостью заявила она, захлопывая створки.
Линде было чем гордиться. Платье вышло красивым, только не подходило больше по размеру.
В квартире недалеко от центра Роттердама кладовка превратилась в рабочую комнату, бывшая рабочая – в детскую. В ней появилась маленькая кроватка, пузатый шкаф с голубыми дверцами, пластмассовая ванночка. Росло семейство мягких игрушек и стопочки крохотных вещей. Молодые родители готовились к появлению Юрэ.
И вот наступил вполне обычный осенний день. Уставшее от тяжести туч небо ложилось на крыши высоток, провисало над мостом Эразмуса и стекало на мостовые ленивым дождем.
Встав у плиты, Линда вдруг побледнела и потянулась руками к огромному животу.
– Тим?! – едва ли не впервые с момента знакомства в ее голос проникла растерянность. – Кажется, начинается…
На две недели раньше срока.
Ничего слишком необычного.
Способного вызвать беспокойство.
Дальше все происходило очень стремительно.
Отошли воды. Приезд акушерки. Путь в больницу под тихие женские стоны, которые сжимали Тима в оковы бессилия – он ничем не мог облегчить страдания жены.
Палата для родов.
Через пару часов появился их сын. Здоровый, крикливый мальчуган, похожий на инопланетное существо. Но за мигом изумления и растерянности новорожденного отца охватило неведомое ранее чувство. И оказалось оно всеобъемлющим! Всяким!
Под ритм сердца в нем появился страх, что отныне ничто не станет прежним, этот страх быстро поглотила эйфория сопричастности к чуду. Младенец кричал, своим возмущенным плачем превращая Тима в отныне уязвимого и при этом невероятно счастливого человека.
Это счастье они разделили вместе с Линдой. У них был очень светлый, интимный момент, когда посреди неуютной больничной палаты, где суетились акушерка и медсестра, они остались втроем, укрытые от всего мира особыми чувствами – молодые родители и их сын в миг узнавания, когда навеки прошиваются вместе сердца. Он был у них, этот драгоценный миг. Прежде чем голоса медсестер наполнились тревогой. Несвойственная растерянность вернулась на лицо Линды. И все пошло не так. Их троих, уже скрепленных вместе, разорвали на части.
Юрэ забрали акушерки, Линду – врачи из интенсивной терапии.
Тим сидел в коридоре больницы, опустив плечи. Обессиленный. Растерянный. Ничего не чувствуя. Он думал, что ожидание тянется бесконечно. Но оно закончилось слишком быстро. И вдруг оказалось всего лишь мгновением. Еще одним из тех, которые все меняют безвозвратно.
Вполне обычным осенним днем Тим стал отцом и вдовцом.
Дома ждала обставленная детская комната. Стопочки одежды. Памперсы. Погремушки. Вечернее платье, в котором Линда собиралась праздновать материнство...
Врачи так и не выяснили причину, почему не получилось остановить кровотечение. Поиск врожденных или скрытых беременностью заболеваний закончился предположениями. Тим не вдавался в подробности. Он был оглушен. И в невероятной тишине, которая разлилась вокруг, единственным важным голосом звучал плач сына. Юрэ звал, Юрэ требовал внимания, ежесекундно напоминая – он здесь! Он пришел в этом мир, чтобы быть. Но пока не способен самостоятельно сделать ни шага, и ему нужен тот, кто поможет, защитит, поддержит. Будет любить и научит испытывать подобное чувство. Юрэ нужен был Тим.
Так началась новая жизнь, в которой сын стал осью и главной целью.
На второй план ушли честолюбивые намерения, определяющим стали удобный график и возможность работать на дому, компромисс между затраченным временем и размером заработной платы: главное, чтобы хватало на приличный дом, группу продленного дня и спортивные занятия сына.
Тим так больше и не женился. Не привел в дом другой женщины.
По прошествии многих лет это казалось удивительным. Даже теща сомневалась в том, что зять справится с ролью обоих родителей. Жениться предлагали друзья, знакомили с женщинами – молоденькими и постарше. Свободными и разведенными. С одинокими матерями, в надежде на то, что общие заботы сближают. Тим был молод и привлекателен. Наверное, если бы он не справился или впал в отчаяние в самый трудный первый год... Но помогли бабушки, особенно мать Тима, и с их заботой маленький мир «на двоих» стал вполне самодостаточен.
Тим не превратился в монаха, у него были отношения с женщинами. Короткие – на пару встреч – или растянувшиеся на несколько лет редких свиданий и взаимной помощи. Как, например, с Кирстен, коллегой по работе. Кирстен, и потом еще одной девушке, с которой отец и сын познакомились во время летних каникул, Тим даже подумывал предложить жить вместе. Но на этот шаг не хватило любви, а симпатии и удобства не вылились в желание изменить свою жизнь. Тим не верил в удачу союза, построенного лишь на чувстве долга перед сыном, которому полезно женское влияние. К тому же Юрэ, если и чувствовал себя одиноким, то никогда этого открыто не проявлял.
Мальчик рос, согретый любовью бабушек и отца, и не напоминал ущербного или несчастливого ребенка. У Юрэ было все, как у других детей. Самодельные бумажные фонарики на день Святого Мартина и сюрпризы в день рождения Санта Николаса. Занятия хоккеем на траве и футбол, коньки и шахматный клуб, велосипедные прогулки и просто прогулки в лесу. А еще особые – вдоль моря, чтобы почувствовать объятия Линды.
Когда Юрэ исполнилось восемь лет, Тим купил недорогой караван – как и несколько его друзей, которые только-только начинали обзаводиться семьями. Последовали годы с проведенными вместе каникулами: в Нидерландах – на островах Тессел и Амиленд, у величественных лесов Вельюве, где Тим и Юрэ часто видели благородных оленей. Около озер Лоусдрехта с множеством крошечных островков и среди вересковых пустошей Оверайсела.
Отцу было интересно с друзьями, сыну скучно с малышней.
Тогда одним летом Тим направил караван на юг. Мимо слезливых Арден. Заехал на день в Люксембург, который разбросался по сотне холмов, заполз в глубокие долины и спрятался под кронами громадных деревьев. Вдоль Франции – все дальше на юг. В Италию.
В Пизу, чтобы как тысячи других туристов поддержать падающую башню. В Тоскану, где, меняя места стоянок для каравана, отец и сын провели две недели и потом возвращались каждое лето.
Им пришлась по вкусу итальянская паста с почти любым соусом (Юрэ не оценил горгонзолу, Тим остался равнодушен к грибам-порчини). Чуть меньше – ризотто, но оно родом с севера страны, не из Тосканы. А пицца? В Италии ее хотелось есть каждый день. Как и мороженое!
Тим и Юрэ любили гулять по Сене под пристальным оком каменной волчицы. Наперегонки взбираться по крутым узким улочкам и сидеть прямо на мостовой на городской площади. Им пришлась по сердцу запруженная туристами Флоренция. С каждым годом Юрэ все чаще устремлялся в музеи. Тим покорно следовал за ним, узнавая много нового и не пытаясь ничего запоминать. Зато он наслаждался запахами Тосканы, взгляд притягивало необъятное зеленое море полей, пронизанное кипарисами – мачтами затонувших на мелководье кораблей, с пузатыми каравеллами – маленькими городками на крутых волнах- холмах. В Сене и Флоренции и в небольших деревеньках Тим ловил себя на том, что оглядывается. Всматривается в лица прохожих, будто ищет кого-то, и чаще улыбается.
– Папс, я заварил нам горячего шоколада. – Юрэ заглянул в комнату. – Посидим на кухне? – и пошел по коридору, уверенный, что отец последует.
Походка у Юрэ всегда была легкой. В последние недели и вовсе казалось, что он способен летать. Но серия воздушных шагов сменялась одним тяжелым. Будто к ногам привязана цепь и натягивается время от времени – сын стеснялся своей радости и нетерпения по поводу отъезда, зная, что этим ранит отца. Плохо.
Сколько бы Тим ни прятал горечь, шумно радуясь успехам сына, она проглядывала сквозь аккуратно возведённые декорации... Извечная история: дети вырастают, наступает пора их отпустить и не превратиться в кандалы для их устремлений. Момент – неизбежный и приближающийся с каждым шагом ребенка.
Тим рано почувствовал, что судьба сына говорит на английском языке и позовет за океан. Когда и почему это началось? С какой песни или фильма? Книги или отдельного слова? В каком году, пока все в гавани Роттердама встречали Санта Николаса из Испании, Юрэ увидел Санта Клауса из Америки?
Так что Тим догадывался о неизбежной разлуке и все равно оказался не готов к ней. Боль просачивалась в голос едва различимым хрипом, обрывала взгляды, то вдруг наоборот делала их слишком долгими, когда казалось, Юрэ не замечает. Сын все видел и стеснялся своего счастья. Плохо.
– Горячий шоколад жарким августовским днем?
На самом деле Тим оценил особый жест. Горячий напиток они часто пили по утрам и темными зимними вечерами. И всегда – на катке, куда отец водил сына в надежде привить любовь к конькам.
Он много рассказывал ему об этом популярном в Голландии времяпровождении и спорте. Вычитывал статьи из газет и книг по истории – часто они заменяли сказки на ночь, со временем превратившись в игру, в обмен репликами, которые вели отец и сын.
– 19 декабря 1676 года... – начал Тим.
Юрэ с улыбкой подхватил:
– В четыре утра…
– Встали на лед Клас Каскоупер, Майндред Аренд…
– Якоб Блау и Якоб Блер...
– И отправились в путь, задумав проехать за день на коньках по Северной Голландии, соединив двенадцать городов.
– Ну да. Этак без малого триста километров… Домой они вернулись в половину девятого вечера.
– Верно, – качнул головой Тим. – Из шестнадцати часов, проведенных на коньках, большую часть пути они проделали в темноте зимней ночи...
– И при свете полной луны, – добавил Юрэ. – Солнце в тот день взошло в половину восьмого утра и спряталось за горизонт без пятнадцати четыре. Клас Каскоупер…
– …оставил об этом удивительном этом дне записку со скупым перечнем городов.
– Скупым! А ты преподносил мне его как сказку. – Сын нахмурил брови, изображая самого себя в детстве, когда ворчал, в очередной раз услышав знакомые названия и имена. Пока не привык к странному увлечению отца и обмен давно заученными репликами не превратился в своеобразный ритуал – за столом, у катка или во время прогулки по зимнему городу.
– Лишь в 1822 году, 29 января, братья Устинде еще раз проехали на коньках через двенадцать городов Северной Голландии, – продолжил Тим.
– В обратном порядке. Причем большей частью они перебирались на коньках из канала в канал пешком, потому что лед был ненадежным, – уточнил сын.
– Заудерзей не замерзло, – оправдывал далеких предков Тим. – Им пришлось увеличить свой маршрут на целых тридцать километров.
– Ветер был штормовой, – качнул головой Юрэ.
– Поход длился больше двадцати четырех часов.
Отец и сыном обменялись фразами и взглядами – и одновременно сделали по большому глотку какао.
– Третьего тура двенадцати городов никогда больше не состоялось, – подытожил Юрэ.
– Зато есть тур одиннадцати. Во Фрисланде. – Тим держался за теплую кружку и привычный рассказ, наслаждаясь последним моментом вместе с сыном. В доме, который уже превратился в воспоминание о прошлой жизни. Еще десяток минут, подаренных застрявшим в пробке грузовиком, и все изменится навсегда.
Вот уже год как дела отца шли совсем плохо. Закрыв свое дело, он выставил на продажу дом и нашел работу в другом городе. Семья Тима переезжала в Роттердам.
Скрип двери заставил обернуться.
– Папс, они задерживаются. Машина застряла в пробке на А-2 и будет только минут через сорок. – Юрэ шагнул было в комнату, но снова зазвенел его телефон. Качнув головой, сын исчез в коридоре, улыбаясь и унося свою радость подальше от отца.
А Тим остался наедине со своими воспоминаниями.
***
После переезда жизнь семьи потекла ровной рекой. Не слишком бурной, не слишком ленивой. Последние два года гимназии Тиму пришлось упорно учиться. И как ни хотелось вернуться в Амстердам, планам на будущее больше подходил инженерный факультет в университете Делфта, студенческий клуб, обещавший в будущем полезных знакомых. В те времена у Тима еще были честолюбивые планы. Он мечтал стать изобретателем.
С Линдой они познакомились на студенческой вечеринке. Сначала он услышал голос – уже в прихожей, пока сбрасывал куртку в гору верхней одежды, и еще до того, перед тем как войти в комнату, где собралось человек сорок едва знакомых ему людей. Девичий смех выделялся из всех своим чистым звучанием, напомнив вдруг морозный день: так лезвие конька царапает твердый лед, заставляя петь высокой струной. Хрустальный голос подарил шальную надежду, и Тим с порога искал хозяйку звонкого смеха.
Нашел. Она стояла в окружении подруг. Крупные русые кудри пружинили при каждом легком движении головы. Голубые глаза искрились весельем. Щеки порозовели, блестели губы. Девушку запросто можно было представить в рекламе сыра из Гауды или туристических туров по Нидерландам. Она легко смеялась, и Тиму понравился ее смех. Понравилось рассматривать на ее лицо.
Решился бы он сам познакомиться? Линда подошла первой, и Тим узнал акцент – девушка тоже родилась в Амстердаме, но заканчивала школу в Брабанде. У них появилась важная тема для разговора – город, который оба считали своим домом и куда планировали со временем вернуться. Линда сама предложила встретиться.
За первым свиданием последовало второе. У молодых людей нашлось много общего, кроме Амстердама. Оба любили Стейнбека и фильмы с молодым Рутгером Хауэром. Привыкли проводить выходные на природе. Но если Линда вела Тима к морю, он зазывал ее в лес. Одним погожим днем они добрались на поезде до Вельюве и, взяв напрокат велосипеды, провели часы, высматривая благородных оленей. Преуспели в поисках, еще раз убедившись, что находиться вместе – им приятно и удобно. Достаточно часто тянет улыбнуться, есть о чем поговорить, и даже молчание выходит уютным. Проснувшись утром, когда Линда впервые осталась в его студенческой комнате, Тим подумал, что не прочь начинать так каждый день.
Был ли он влюблен? Он и сам не мог ответить. Все сложилось само собой. Естественно и без особых запинок. Будто властная волна подхватила два кораблика и перенесла в общую гавань.
Тим и Линда сыграли скромную свадьбу. Планировали будущее. Он нашел работу в конструкторском бюро, она устроилась продавцом в магазин одежды и рисовала по вечерам эскизы для своей собственной коллекции, начав с вечернего платья. На дорогую ткань молодожены потратили больше, чем могли себе позволить, и последнюю неделю месяца ужинали в китайском ресторанчике за углом, где за пару гульденов подавали огромную порцию рисовой лапши, которой хватало на двоих.
Жизнь казалась спокойной и вполне предсказуемой, когда случайностью или небрежностью после вечеринки случилось незапланированное, и в едва сложившемся мире «на двоих» уже спешил появиться третий.
Рано? Тим с Линдой поженились одними из первых среди своих друзей и вот уже собирались стать родителями. Но так случилось. Властная волна подтолкнула их корабль к новому берегу.
Дорогая ткань для вечернего платья уже была раскроена. Сшив платье, Линда полюбовалась на творение своих рук и убрала в шкаф.
– Зато я буду самой стильной молодой мамой! – с гордостью заявила она, захлопывая створки.
Линде было чем гордиться. Платье вышло красивым, только не подходило больше по размеру.
В квартире недалеко от центра Роттердама кладовка превратилась в рабочую комнату, бывшая рабочая – в детскую. В ней появилась маленькая кроватка, пузатый шкаф с голубыми дверцами, пластмассовая ванночка. Росло семейство мягких игрушек и стопочки крохотных вещей. Молодые родители готовились к появлению Юрэ.
И вот наступил вполне обычный осенний день. Уставшее от тяжести туч небо ложилось на крыши высоток, провисало над мостом Эразмуса и стекало на мостовые ленивым дождем.
Встав у плиты, Линда вдруг побледнела и потянулась руками к огромному животу.
– Тим?! – едва ли не впервые с момента знакомства в ее голос проникла растерянность. – Кажется, начинается…
На две недели раньше срока.
Ничего слишком необычного.
Способного вызвать беспокойство.
Дальше все происходило очень стремительно.
Отошли воды. Приезд акушерки. Путь в больницу под тихие женские стоны, которые сжимали Тима в оковы бессилия – он ничем не мог облегчить страдания жены.
Палата для родов.
Через пару часов появился их сын. Здоровый, крикливый мальчуган, похожий на инопланетное существо. Но за мигом изумления и растерянности новорожденного отца охватило неведомое ранее чувство. И оказалось оно всеобъемлющим! Всяким!
Под ритм сердца в нем появился страх, что отныне ничто не станет прежним, этот страх быстро поглотила эйфория сопричастности к чуду. Младенец кричал, своим возмущенным плачем превращая Тима в отныне уязвимого и при этом невероятно счастливого человека.
Это счастье они разделили вместе с Линдой. У них был очень светлый, интимный момент, когда посреди неуютной больничной палаты, где суетились акушерка и медсестра, они остались втроем, укрытые от всего мира особыми чувствами – молодые родители и их сын в миг узнавания, когда навеки прошиваются вместе сердца. Он был у них, этот драгоценный миг. Прежде чем голоса медсестер наполнились тревогой. Несвойственная растерянность вернулась на лицо Линды. И все пошло не так. Их троих, уже скрепленных вместе, разорвали на части.
Юрэ забрали акушерки, Линду – врачи из интенсивной терапии.
Тим сидел в коридоре больницы, опустив плечи. Обессиленный. Растерянный. Ничего не чувствуя. Он думал, что ожидание тянется бесконечно. Но оно закончилось слишком быстро. И вдруг оказалось всего лишь мгновением. Еще одним из тех, которые все меняют безвозвратно.
Вполне обычным осенним днем Тим стал отцом и вдовцом.
Дома ждала обставленная детская комната. Стопочки одежды. Памперсы. Погремушки. Вечернее платье, в котором Линда собиралась праздновать материнство...
Врачи так и не выяснили причину, почему не получилось остановить кровотечение. Поиск врожденных или скрытых беременностью заболеваний закончился предположениями. Тим не вдавался в подробности. Он был оглушен. И в невероятной тишине, которая разлилась вокруг, единственным важным голосом звучал плач сына. Юрэ звал, Юрэ требовал внимания, ежесекундно напоминая – он здесь! Он пришел в этом мир, чтобы быть. Но пока не способен самостоятельно сделать ни шага, и ему нужен тот, кто поможет, защитит, поддержит. Будет любить и научит испытывать подобное чувство. Юрэ нужен был Тим.
Так началась новая жизнь, в которой сын стал осью и главной целью.
На второй план ушли честолюбивые намерения, определяющим стали удобный график и возможность работать на дому, компромисс между затраченным временем и размером заработной платы: главное, чтобы хватало на приличный дом, группу продленного дня и спортивные занятия сына.
Тим так больше и не женился. Не привел в дом другой женщины.
По прошествии многих лет это казалось удивительным. Даже теща сомневалась в том, что зять справится с ролью обоих родителей. Жениться предлагали друзья, знакомили с женщинами – молоденькими и постарше. Свободными и разведенными. С одинокими матерями, в надежде на то, что общие заботы сближают. Тим был молод и привлекателен. Наверное, если бы он не справился или впал в отчаяние в самый трудный первый год... Но помогли бабушки, особенно мать Тима, и с их заботой маленький мир «на двоих» стал вполне самодостаточен.
Тим не превратился в монаха, у него были отношения с женщинами. Короткие – на пару встреч – или растянувшиеся на несколько лет редких свиданий и взаимной помощи. Как, например, с Кирстен, коллегой по работе. Кирстен, и потом еще одной девушке, с которой отец и сын познакомились во время летних каникул, Тим даже подумывал предложить жить вместе. Но на этот шаг не хватило любви, а симпатии и удобства не вылились в желание изменить свою жизнь. Тим не верил в удачу союза, построенного лишь на чувстве долга перед сыном, которому полезно женское влияние. К тому же Юрэ, если и чувствовал себя одиноким, то никогда этого открыто не проявлял.
Мальчик рос, согретый любовью бабушек и отца, и не напоминал ущербного или несчастливого ребенка. У Юрэ было все, как у других детей. Самодельные бумажные фонарики на день Святого Мартина и сюрпризы в день рождения Санта Николаса. Занятия хоккеем на траве и футбол, коньки и шахматный клуб, велосипедные прогулки и просто прогулки в лесу. А еще особые – вдоль моря, чтобы почувствовать объятия Линды.
Когда Юрэ исполнилось восемь лет, Тим купил недорогой караван – как и несколько его друзей, которые только-только начинали обзаводиться семьями. Последовали годы с проведенными вместе каникулами: в Нидерландах – на островах Тессел и Амиленд, у величественных лесов Вельюве, где Тим и Юрэ часто видели благородных оленей. Около озер Лоусдрехта с множеством крошечных островков и среди вересковых пустошей Оверайсела.
Отцу было интересно с друзьями, сыну скучно с малышней.
Тогда одним летом Тим направил караван на юг. Мимо слезливых Арден. Заехал на день в Люксембург, который разбросался по сотне холмов, заполз в глубокие долины и спрятался под кронами громадных деревьев. Вдоль Франции – все дальше на юг. В Италию.
В Пизу, чтобы как тысячи других туристов поддержать падающую башню. В Тоскану, где, меняя места стоянок для каравана, отец и сын провели две недели и потом возвращались каждое лето.
Им пришлась по вкусу итальянская паста с почти любым соусом (Юрэ не оценил горгонзолу, Тим остался равнодушен к грибам-порчини). Чуть меньше – ризотто, но оно родом с севера страны, не из Тосканы. А пицца? В Италии ее хотелось есть каждый день. Как и мороженое!
Тим и Юрэ любили гулять по Сене под пристальным оком каменной волчицы. Наперегонки взбираться по крутым узким улочкам и сидеть прямо на мостовой на городской площади. Им пришлась по сердцу запруженная туристами Флоренция. С каждым годом Юрэ все чаще устремлялся в музеи. Тим покорно следовал за ним, узнавая много нового и не пытаясь ничего запоминать. Зато он наслаждался запахами Тосканы, взгляд притягивало необъятное зеленое море полей, пронизанное кипарисами – мачтами затонувших на мелководье кораблей, с пузатыми каравеллами – маленькими городками на крутых волнах- холмах. В Сене и Флоренции и в небольших деревеньках Тим ловил себя на том, что оглядывается. Всматривается в лица прохожих, будто ищет кого-то, и чаще улыбается.
***
– Папс, я заварил нам горячего шоколада. – Юрэ заглянул в комнату. – Посидим на кухне? – и пошел по коридору, уверенный, что отец последует.
Походка у Юрэ всегда была легкой. В последние недели и вовсе казалось, что он способен летать. Но серия воздушных шагов сменялась одним тяжелым. Будто к ногам привязана цепь и натягивается время от времени – сын стеснялся своей радости и нетерпения по поводу отъезда, зная, что этим ранит отца. Плохо.
Сколько бы Тим ни прятал горечь, шумно радуясь успехам сына, она проглядывала сквозь аккуратно возведённые декорации... Извечная история: дети вырастают, наступает пора их отпустить и не превратиться в кандалы для их устремлений. Момент – неизбежный и приближающийся с каждым шагом ребенка.
Тим рано почувствовал, что судьба сына говорит на английском языке и позовет за океан. Когда и почему это началось? С какой песни или фильма? Книги или отдельного слова? В каком году, пока все в гавани Роттердама встречали Санта Николаса из Испании, Юрэ увидел Санта Клауса из Америки?
Так что Тим догадывался о неизбежной разлуке и все равно оказался не готов к ней. Боль просачивалась в голос едва различимым хрипом, обрывала взгляды, то вдруг наоборот делала их слишком долгими, когда казалось, Юрэ не замечает. Сын все видел и стеснялся своего счастья. Плохо.
– Горячий шоколад жарким августовским днем?
На самом деле Тим оценил особый жест. Горячий напиток они часто пили по утрам и темными зимними вечерами. И всегда – на катке, куда отец водил сына в надежде привить любовь к конькам.
Он много рассказывал ему об этом популярном в Голландии времяпровождении и спорте. Вычитывал статьи из газет и книг по истории – часто они заменяли сказки на ночь, со временем превратившись в игру, в обмен репликами, которые вели отец и сын.
– 19 декабря 1676 года... – начал Тим.
Юрэ с улыбкой подхватил:
– В четыре утра…
– Встали на лед Клас Каскоупер, Майндред Аренд…
– Якоб Блау и Якоб Блер...
– И отправились в путь, задумав проехать за день на коньках по Северной Голландии, соединив двенадцать городов.
– Ну да. Этак без малого триста километров… Домой они вернулись в половину девятого вечера.
– Верно, – качнул головой Тим. – Из шестнадцати часов, проведенных на коньках, большую часть пути они проделали в темноте зимней ночи...
– И при свете полной луны, – добавил Юрэ. – Солнце в тот день взошло в половину восьмого утра и спряталось за горизонт без пятнадцати четыре. Клас Каскоупер…
– …оставил об этом удивительном этом дне записку со скупым перечнем городов.
– Скупым! А ты преподносил мне его как сказку. – Сын нахмурил брови, изображая самого себя в детстве, когда ворчал, в очередной раз услышав знакомые названия и имена. Пока не привык к странному увлечению отца и обмен давно заученными репликами не превратился в своеобразный ритуал – за столом, у катка или во время прогулки по зимнему городу.
– Лишь в 1822 году, 29 января, братья Устинде еще раз проехали на коньках через двенадцать городов Северной Голландии, – продолжил Тим.
– В обратном порядке. Причем большей частью они перебирались на коньках из канала в канал пешком, потому что лед был ненадежным, – уточнил сын.
– Заудерзей не замерзло, – оправдывал далеких предков Тим. – Им пришлось увеличить свой маршрут на целых тридцать километров.
– Ветер был штормовой, – качнул головой Юрэ.
– Поход длился больше двадцати четырех часов.
Отец и сыном обменялись фразами и взглядами – и одновременно сделали по большому глотку какао.
– Третьего тура двенадцати городов никогда больше не состоялось, – подытожил Юрэ.
– Зато есть тур одиннадцати. Во Фрисланде. – Тим держался за теплую кружку и привычный рассказ, наслаждаясь последним моментом вместе с сыном. В доме, который уже превратился в воспоминание о прошлой жизни. Еще десяток минут, подаренных застрявшим в пробке грузовиком, и все изменится навсегда.
