Когда я вспоминаю детство, то понимаю, что моя мама была не совсем обычной женщиной. Позже, уже после всего, что случилось, люди стали сплетничать. Распускать нехорошие слухи, называя маму сумасшедшей. Но я всегда знала - это неправда. Она не была сумасшедшей, просто чувствовала этот мир иначе - не так, как другие люди. И никто не мог ее понять - даже отец. Даже я.
Папа всегда был человеком холодным. Он никогда открыто не проявлял своих чувств и эмоций. За всю жизнь не припомню, чтобы он хоть раз мне улыбнулся или погладил по голове.
Мама - другое дело.
Она была очень доброй. Веселой.
Как заливисто она смеялась, порхая по дому, словно бабочка, в обожаемых ею воздушных шифоновых платьях! В те моменты я чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. Мамин смех был такой звонкий, такой задорный! Какие милые ямочки появлялись у нее при этом на щеках!
Правда, потом… потом она могла внезапно застыть на месте, уставившись в одну точку. Закрыть лицо руками, опуститься на пол, начать рыдать. Затем замолчать и снова смотреть в никуда, не замечая ничего и никого вокруг, - даже меня.
Прекращалось всё так же неожиданно, как и начиналось.
Сначала меня это пугало, но со временем я привыкла. Ведь - чтобы ни происходило - мама всегда становилась прежней: заботливой, веселой. У нее были самые нежные руки. Длинные светлые волосы пахли весенними цветами. Она очень любила меня, а я любила ее - до безумия.
В ту ночь я очень обрадовалась, что она ко мне пришла. Открыв глаза, хотела восторженно вскрикнуть, но мама приложила палец к губам, приказывая молчать. Потом наклонилась к моему уху и прошептала:
- Сейчас мы кое-куда сходим, но ты должна молчать, хорошо?
Я кивнула.
Мама помогла мне подняться и переодела в шорты с майкой. Потом взяла за руку и очень тихо вывела на улицу.
Шли мы не очень долго. На заднем дворе особняка находилась лужайка, а за ней - небольшой пруд с кувшинками. Рядом с прудом росла раскидистая ива, вот под эту иву и мама меня и привела. Было очень темно, но она вдруг достала из кармана маленькую свечку, воткнула ее в землю и зажгла. Я увидела, что рядом со свечкой лежит маленькая железная лопатка.
Мама взяла ее в руки и сказала:
- Смотри, Диана, и запоминай. Здесь спрятана вещь, о которой никто, кроме тебя, не должен узнать. Никогда! Даже если со мной что-то случится, ни в коем случае никому о ней не говори. От этого зависит твоё будущее. Если вдруг когда-нибудь ты останешься совсем одна и без денег, эта вещь тебя спасет - хоть на какое-то время.
После этого она раскопала ямку, достала небольшую железную шкатулку, показала ее мне и снова закопала, присыпав сверху сухими листьями.
- А что в шкатулке? - шепотом спросила я.
- Пока это тоже секрет, но позже ты обо всем узнаешь. Главное - запомни, где спрятана шкатулка. Ты запомнила?
Я кивнула. Даже обрадовалась, что теперь у меня есть настоящая тайна.
А словам «даже если со мной что-то случится» я не придала значения. Тогда мне казалось, что с нами никогда и ничего не может случиться - ни со мной, ни с мамой.
Как выяснилось, я сильно ошибалась.
Я ненавижу вспоминать то, что случилось в жаркий июньский полдень сразу после моего восьмого дня рождения. Но воспоминания сильнее меня. Они наваливаются и душат, душат, душат… особенно по ночам. И я ничего не могу с этим поделать.
Как сейчас помню - в тот день мама мыла полы в гостевом доме. Отец - он работал садовником - поехал за какими-то удобрениями. А мне жутко захотелось мороженого.
Сначала я пошла к Алине, только меня к ней не пустили. Гувернантка сказала, что накануне Лина переела груш, у нее расстроился желудок, и теперь она спит. Гувернантка у Лины была очень строгая, меня почему-то недолюбливала, поэтому я не решилась просить у нее мороженого, хотя и знала, что у Сафроновых всегда и всего в избытке. Решила съездить в магазин сама, тем более, что деньги на карманные расходы у меня имелись.
Я вернулась домой, подошла к маме и сообщила:
- Мам, я в магазин за мороженым. Буду через часик.
- Ага, - откликнулась мама и весело мне подмигнула.
Я и предположить не могла, что вижу ее последний раз в жизни.
Выйдя во двор, я села на велосипед, выехала по асфальтовой дорожке на дубовую аллею и стала беззаботно напевать модную в то время песню.
Я уже много раз ездила в магазин одна. Все знали, что в поселке совершенно безопасно: высокий забор, везде камеры, а на въезде - пункт досмотра. Даже Алину отпускали гулять без охраны, а это о многом говорит.
Поэтому, когда сзади появился фургон, я просто съехала на обочину и слегка притормозила, давая машине возможность проехать вперед. Я и не смотрела в ту сторону - а чего смотреть? Фургон и фургон, обычный, на таком обычно продукты в магазин привозят.
А дальше все как в тумане: скрип тормозов, удар по голове и... темнота.
* * *
Вспоминая о том дне, я постоянно думаю: а что было бы, если…
Если б день выдался прохладный и мне бы не захотелось мороженого.
Если б Алина не переела груш.
Если б я вовремя оглянулась на дороге. Успела бы я убежать?
У меня нет ответов на эти вопросы. И я понимаю, что задавать их не стоит. Однако продолжаю ковырять старую рану.
...Очнулась я тогда в комнате без окон и снова едва не потеряла сознание - от ужаса. Я лежала на какой-то твердой поверхности, руки были связаны за спиной, во рту пересохло, а еще жутко хотелось в туалет. Я попыталась привстать, поверхность подо мной заскрипела, и в тот же миг дверь помещения открылась. Внутрь зашел человек в темной бесформенной одежде и с фонарем в руке. На его лице была черная кожаная маска.
Он подошел ближе и сунул под нос лист бумаги, на котором крупными буквами было напечатано: «Молчи, и тогда всё будет хорошо».
Потом развернулся и ушел, но вскоре опять вернулся - с бутылкой воды и парой засохших пирожков.
Так началась неделя самого страшного кошмара в моей жизни.
* * *
Нет, этот человек никогда меня не трогал. Он вообще за всю неделю не произнес ни единого звука: два раза в день приносил воду и еду, выносил помойное ведро и сразу уходил.
Однако мне казалось, что я в аду.
Полная темнота. Полное безмолвие. Полная неизвестность.
Три всадника апокалипсиса, и теперь я точно знаю, что третий из них - самый страшный.
Неизвестность. Стоит провести совсем немного времени в неизвестности - и ты уже теряешь связь с реальностью, сомневаешься в прошлом, настоящем, будущем… даже в своем собственном существовании начинаешь сомневаться. Перед тобой словно разверзается бездна - цепляет за горло когтистыми лапами, заглядывает в душу черными глазницами и шепчет на ухо:
«Ты - никто. Тебя нет и никогда не существовало...»
Стыдно признаться, но после такого я даже ждала человека в маске. Всё-таки это был живой человек, и я не теряла надежду, что он скажет, что со мной собираются сделать.
Однако всё было бесполезно. Когда я начинала плакать или пытаться что-либо выяснить, человек доставал уже знакомый лист: ««Молчи, и тогда всё будет хорошо», тряс его перед моим лицом и уходил.
...Позже я узнаю, что меня похитили по ошибке - вместо Алины Сафроновой. Мы с ней были похожи: одного возраста и роста, обе с длинными темными волосами, а еще Алина часто отдавала мне свою одежду - как выяснилось, это меня и сгубило.
Наверное, похитители собирались потребовать с Ивана Сафронова выкуп, да только они и представить не могли, что так ошибутся и какая шумиха поднимется из всей этой истории. Я до сих пор удивляюсь, что меня оставили в живых.
Хотя, если честно, в похищении вообще было много удивительного: никто так и не узнал, где меня держали, не смогли выяснить, как на территорию элитного коттеджного поселка проехал этот фургон, куда он потом исчез, и почему в тот день сломались все камеры. Даже Сафронов с его связями не сумел ничего узнать, зато он сумел поднять шум - да такой громкий, что имя Дианы Листницкой стало известно на всю страну.
Уже через сутки после похищения мое фото показывали в новостях по всем федеральным каналам страны: «ПОМОГИТЕ НАЙТИ РЕБЕНКА! Листницкая Диана, 8 лет. Приметы: рост 115 см, худощавого телосложения, волосы темные до пояса, глаза зеленые… и т.д.» Моими фотографиями пестрили почти все ленты в соцсетях.
Уж не знаю, почему, но я очень приглянулась журналистам, да и не только им: история моего таинственного исчезновения нашла отклик в сердцах многих людей. Сюжеты о том, как проходят мои поиски, по популярности превосходили даже сюжеты о выборах президента. «Девочка с глазами ангела» - так меня тогда окрестили, и потом, после похищения, еще долго не оставляли в покое.
Похитители, наверное, испугались такой огласки. Или дело было в чём-то другом, - об этом я не узнаю никогда. Но через несколько дней безмолвного ада человек в маске принес мне попить, а очнулась я уже в больнице. Как потом рассказали, меня напичкали снотворным и просто выбросили на обочине дороги.
Мне посчастливилось остаться живой. А вот маме - нет. Говорили, что после моего исчезновения она сошла с ума. Бегала по поселку почти без одежды и всё время звала меня. Через несколько дней ей стало мерещиться, будто я пошла учиться плавать и теперь тону на дне озера. Она рвалась меня спасать. Отец запер маму в спальне, но она сбежала через окно. Позже ее тело нашли на дне озера - мама, как и я, совсем не умела плавать.
Когда отец пришел в больницу и рассказал о том, что случилось, я, конечно же, не поверила.
Нет, нет, нет!
Это не может быть правдой!
Это просто страшный сон!
Мне казалось, надо просто как следует зажмурить глаза, а потом их открыть - и я снова окажусь в прежней жизни, где мама задорно смеется и гладит меня по голове. Где на улице ярко светит солнце, а в доме вкусно пахнет булочками с корицей и яблочными пирогами.
Должно быть волшебное средство повернуть время вспять - его не может не быть!
Я открывала и закрывала глаза - еще раз, и еще, и еще… Щипала себя за ноги и руки. Дергала за волосы. Считала до ста. Но ничего не менялось: я по-прежнему находилась в безликой больничной палате, в окружении незнакомых людей.
Погружаясь в пучину отчаяния, я собрала последние силы, закусила губы и зажмурилась так сильно, как только смогла. Голова закружилась, перед глазами запрыгали черные и белые мушки… Внезапно черные мушки стали превращаться в пауков. Эти пауки ползли по белой стене, складываясь в слова: «Молчи, и всё будет хорошо».
МОЛЧИ, И ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.
В тот момент я поняла: чтобы всё снова стало хорошо, нужно молчать.
И я замолчала.
Навсегда.
Конечно, теперь я знаю, что волшебного средства вернуть прошлое не существует.
И всё же молчание стало моим спасением. Моим "защитным коконом". Моим "щитом". Я никогда и никому об этом не говорила, но молчание помогло мне больше, чем психологи, которые работали со мной после похищения. И ни одному человеку в мире я бы не позволила пробить этот щит.
Другим «щитом» стал браслет. После того, как меня выписали из больницы, я, прихватив лопатку и фонарик, пробралась ночью к пруду и откопала шкатулку. До этого момента я всё еще не знала, что в ней спрятано, и находка меня потрясла. В шкатулке оказалась коробочка, а в коробочке - невероятной красоты браслет: розовые жемчужинки переплетались с цветками из сияющих камней.
К браслету прилагалась карточка и чек: со временем я всё внимательно изучу и узнаю, что это украшение - из белого золота с бриллиантами, и куплено оно было в парижском бутике Tiffany & Co за двадцать четыре тысячи евро. Платили наличными: ни имени покупателя, ни цифр банковской карты.
Откуда у мамы такой дорогой браслет, так и осталось загадкой. Я знала, что росла она в детском доме. В восемнадцать вышла замуж за моего отца, и они сразу переехали в этот поселок: еще до свадьбы отцу предложили здесь место садовника, а матери - горничной.
Мама родила меня в девятнадцать. За границу родители никогда не выезжали. Жили скромно, хотя и ни в чем не нуждались. Кто мог купить этот браслет?
Первая мысль, которая приходила в голову: браслет украден у Сафроновых. Но так мог подумать только тот, кто не знал мою маму. Она никогда и ничего не могла украсть! Ей вообще было плевать на деньги!
При той зарплате, что платил Сафронов, мама могла одеваться модно и стильно, однако всегда покупала только самую недорогую одежду. Не носила украшений, не пользовалась косметикой. Отец как-то подарил ей серебряный кулон, так она его и не надела ни разу.
Поэтому кража отпадает. Да у Сафроновых в особняке - я уверена! - и не было драгоценностей. Его жена никогда сюда не приезжала, а дочь… зачем девочке носить в глуши дорогие украшения?
Но даже если предположить, что браслет принадлежал Алине, шум в случае его кражи поднялся бы невероятный. Отца бы с позором уволили, маму посадили бы в тюрьму.
Однако никакого скандала, никакой полиции, никаких расследований, насколько я помню, не было и в помине.
Тогда как это всё понимать? Сколько я над этим ни думала, так и не смогла ничего придумать, поэтому со временем решила: неважно, откуда взялся браслет. Главное, что он у меня есть.
Каждый год, в свой день рождения (точнее, в ночь своего рождения) я шла к пруду, раскапывала шкатулку и целовала браслет, мысленно благодаря маму. Потому что она была права - эта вещь могла хоть как-то обеспечить моё будущее в случае бегства.
А то, что я когда-нибудь сбегу, не вызывало сомнений. Это был лишь вопрос времени.
И вот теперь, после появления в особняке мистера Д. и странных слов брюнетки я поняла: настала пора действовать. Надо незамедлительно откопать браслет и делать отсюда ноги.
Но если б я только знала, чем для меня обернется это решение!
Почти с самого начала всё пошло не так, как задумывалось.
Я хотела ночью по-тихому пробраться к пруду и забрать браслет.
Потом собрать вещи. Их было не очень много: пара платьев, пара джинсов да старенький ноутбук. Телефон мне не покупали - зачем телефон немой девушке? Однако ноутбук всё-таки пришлось купить - для учебы.
Я думала, что сбегу на следующий день. Мачеха отправит меня в магазин или еще по каким-нибудь делам, а я уйду и больше не вернусь. Только записку оставлю - так, мол, и так, прошу меня не искать.
На вокзал доберусь на такси. Такси вызову к магазину. Две недели назад мне невероятно повезло: Ольга, продавщица, подарила на день рождения пятьсот рублей. И она, и ее муж, который работал в особняке садовником, относились ко мне очень хорошо и жалели.
Эти деньги теперь были весьма кстати - ведь чтобы продать браслет, надо хотя бы доехать до вокзала, а еще пару недель назад у меня не было ни копейки. Надо будет потом отблагодарить Ольгу за ее доброту.
На вокзале я продам браслет в ломбарде. Конечно, полную цену за него никто не даст, но если дадут хотя бы треть, уже хорошо. После этого куплю билет и уеду в столицу.
Думаю, возвращать меня мачеха не станет. Даже если бы и хотела, не имеет права. Вот если б я сбежала, прихватив ее банковскую карту, она бы точно подняла шум. Но в данном случае - извините. Я - совершеннолетняя, трудовой договор на работу в особняке оформлен не на меня, я же никому ничего не должна и могу делать всё, что захочу.
- Паста готова?
Я вздрогнула. Надо же, так замечталась, что не заметила, как на кухню зашла мачеха, а следом за ней - Ада и Тильда.
Папа всегда был человеком холодным. Он никогда открыто не проявлял своих чувств и эмоций. За всю жизнь не припомню, чтобы он хоть раз мне улыбнулся или погладил по голове.
Мама - другое дело.
Она была очень доброй. Веселой.
Как заливисто она смеялась, порхая по дому, словно бабочка, в обожаемых ею воздушных шифоновых платьях! В те моменты я чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. Мамин смех был такой звонкий, такой задорный! Какие милые ямочки появлялись у нее при этом на щеках!
Правда, потом… потом она могла внезапно застыть на месте, уставившись в одну точку. Закрыть лицо руками, опуститься на пол, начать рыдать. Затем замолчать и снова смотреть в никуда, не замечая ничего и никого вокруг, - даже меня.
Прекращалось всё так же неожиданно, как и начиналось.
Сначала меня это пугало, но со временем я привыкла. Ведь - чтобы ни происходило - мама всегда становилась прежней: заботливой, веселой. У нее были самые нежные руки. Длинные светлые волосы пахли весенними цветами. Она очень любила меня, а я любила ее - до безумия.
В ту ночь я очень обрадовалась, что она ко мне пришла. Открыв глаза, хотела восторженно вскрикнуть, но мама приложила палец к губам, приказывая молчать. Потом наклонилась к моему уху и прошептала:
- Сейчас мы кое-куда сходим, но ты должна молчать, хорошо?
Я кивнула.
Мама помогла мне подняться и переодела в шорты с майкой. Потом взяла за руку и очень тихо вывела на улицу.
Шли мы не очень долго. На заднем дворе особняка находилась лужайка, а за ней - небольшой пруд с кувшинками. Рядом с прудом росла раскидистая ива, вот под эту иву и мама меня и привела. Было очень темно, но она вдруг достала из кармана маленькую свечку, воткнула ее в землю и зажгла. Я увидела, что рядом со свечкой лежит маленькая железная лопатка.
Мама взяла ее в руки и сказала:
- Смотри, Диана, и запоминай. Здесь спрятана вещь, о которой никто, кроме тебя, не должен узнать. Никогда! Даже если со мной что-то случится, ни в коем случае никому о ней не говори. От этого зависит твоё будущее. Если вдруг когда-нибудь ты останешься совсем одна и без денег, эта вещь тебя спасет - хоть на какое-то время.
После этого она раскопала ямку, достала небольшую железную шкатулку, показала ее мне и снова закопала, присыпав сверху сухими листьями.
- А что в шкатулке? - шепотом спросила я.
- Пока это тоже секрет, но позже ты обо всем узнаешь. Главное - запомни, где спрятана шкатулка. Ты запомнила?
Я кивнула. Даже обрадовалась, что теперь у меня есть настоящая тайна.
А словам «даже если со мной что-то случится» я не придала значения. Тогда мне казалось, что с нами никогда и ничего не может случиться - ни со мной, ни с мамой.
Как выяснилось, я сильно ошибалась.
Я ненавижу вспоминать то, что случилось в жаркий июньский полдень сразу после моего восьмого дня рождения. Но воспоминания сильнее меня. Они наваливаются и душат, душат, душат… особенно по ночам. И я ничего не могу с этим поделать.
Как сейчас помню - в тот день мама мыла полы в гостевом доме. Отец - он работал садовником - поехал за какими-то удобрениями. А мне жутко захотелось мороженого.
Сначала я пошла к Алине, только меня к ней не пустили. Гувернантка сказала, что накануне Лина переела груш, у нее расстроился желудок, и теперь она спит. Гувернантка у Лины была очень строгая, меня почему-то недолюбливала, поэтому я не решилась просить у нее мороженого, хотя и знала, что у Сафроновых всегда и всего в избытке. Решила съездить в магазин сама, тем более, что деньги на карманные расходы у меня имелись.
Я вернулась домой, подошла к маме и сообщила:
- Мам, я в магазин за мороженым. Буду через часик.
- Ага, - откликнулась мама и весело мне подмигнула.
Я и предположить не могла, что вижу ее последний раз в жизни.
Выйдя во двор, я села на велосипед, выехала по асфальтовой дорожке на дубовую аллею и стала беззаботно напевать модную в то время песню.
Я уже много раз ездила в магазин одна. Все знали, что в поселке совершенно безопасно: высокий забор, везде камеры, а на въезде - пункт досмотра. Даже Алину отпускали гулять без охраны, а это о многом говорит.
Поэтому, когда сзади появился фургон, я просто съехала на обочину и слегка притормозила, давая машине возможность проехать вперед. Я и не смотрела в ту сторону - а чего смотреть? Фургон и фургон, обычный, на таком обычно продукты в магазин привозят.
А дальше все как в тумане: скрип тормозов, удар по голове и... темнота.
* * *
Вспоминая о том дне, я постоянно думаю: а что было бы, если…
Если б день выдался прохладный и мне бы не захотелось мороженого.
Если б Алина не переела груш.
Если б я вовремя оглянулась на дороге. Успела бы я убежать?
У меня нет ответов на эти вопросы. И я понимаю, что задавать их не стоит. Однако продолжаю ковырять старую рану.
...Очнулась я тогда в комнате без окон и снова едва не потеряла сознание - от ужаса. Я лежала на какой-то твердой поверхности, руки были связаны за спиной, во рту пересохло, а еще жутко хотелось в туалет. Я попыталась привстать, поверхность подо мной заскрипела, и в тот же миг дверь помещения открылась. Внутрь зашел человек в темной бесформенной одежде и с фонарем в руке. На его лице была черная кожаная маска.
Он подошел ближе и сунул под нос лист бумаги, на котором крупными буквами было напечатано: «Молчи, и тогда всё будет хорошо».
Потом развернулся и ушел, но вскоре опять вернулся - с бутылкой воды и парой засохших пирожков.
Так началась неделя самого страшного кошмара в моей жизни.
* * *
Нет, этот человек никогда меня не трогал. Он вообще за всю неделю не произнес ни единого звука: два раза в день приносил воду и еду, выносил помойное ведро и сразу уходил.
Однако мне казалось, что я в аду.
Полная темнота. Полное безмолвие. Полная неизвестность.
Три всадника апокалипсиса, и теперь я точно знаю, что третий из них - самый страшный.
Неизвестность. Стоит провести совсем немного времени в неизвестности - и ты уже теряешь связь с реальностью, сомневаешься в прошлом, настоящем, будущем… даже в своем собственном существовании начинаешь сомневаться. Перед тобой словно разверзается бездна - цепляет за горло когтистыми лапами, заглядывает в душу черными глазницами и шепчет на ухо:
«Ты - никто. Тебя нет и никогда не существовало...»
Стыдно признаться, но после такого я даже ждала человека в маске. Всё-таки это был живой человек, и я не теряла надежду, что он скажет, что со мной собираются сделать.
Однако всё было бесполезно. Когда я начинала плакать или пытаться что-либо выяснить, человек доставал уже знакомый лист: ««Молчи, и тогда всё будет хорошо», тряс его перед моим лицом и уходил.
...Позже я узнаю, что меня похитили по ошибке - вместо Алины Сафроновой. Мы с ней были похожи: одного возраста и роста, обе с длинными темными волосами, а еще Алина часто отдавала мне свою одежду - как выяснилось, это меня и сгубило.
Наверное, похитители собирались потребовать с Ивана Сафронова выкуп, да только они и представить не могли, что так ошибутся и какая шумиха поднимется из всей этой истории. Я до сих пор удивляюсь, что меня оставили в живых.
Хотя, если честно, в похищении вообще было много удивительного: никто так и не узнал, где меня держали, не смогли выяснить, как на территорию элитного коттеджного поселка проехал этот фургон, куда он потом исчез, и почему в тот день сломались все камеры. Даже Сафронов с его связями не сумел ничего узнать, зато он сумел поднять шум - да такой громкий, что имя Дианы Листницкой стало известно на всю страну.
Уже через сутки после похищения мое фото показывали в новостях по всем федеральным каналам страны: «ПОМОГИТЕ НАЙТИ РЕБЕНКА! Листницкая Диана, 8 лет. Приметы: рост 115 см, худощавого телосложения, волосы темные до пояса, глаза зеленые… и т.д.» Моими фотографиями пестрили почти все ленты в соцсетях.
Уж не знаю, почему, но я очень приглянулась журналистам, да и не только им: история моего таинственного исчезновения нашла отклик в сердцах многих людей. Сюжеты о том, как проходят мои поиски, по популярности превосходили даже сюжеты о выборах президента. «Девочка с глазами ангела» - так меня тогда окрестили, и потом, после похищения, еще долго не оставляли в покое.
Похитители, наверное, испугались такой огласки. Или дело было в чём-то другом, - об этом я не узнаю никогда. Но через несколько дней безмолвного ада человек в маске принес мне попить, а очнулась я уже в больнице. Как потом рассказали, меня напичкали снотворным и просто выбросили на обочине дороги.
Мне посчастливилось остаться живой. А вот маме - нет. Говорили, что после моего исчезновения она сошла с ума. Бегала по поселку почти без одежды и всё время звала меня. Через несколько дней ей стало мерещиться, будто я пошла учиться плавать и теперь тону на дне озера. Она рвалась меня спасать. Отец запер маму в спальне, но она сбежала через окно. Позже ее тело нашли на дне озера - мама, как и я, совсем не умела плавать.
Когда отец пришел в больницу и рассказал о том, что случилось, я, конечно же, не поверила.
Нет, нет, нет!
Это не может быть правдой!
Это просто страшный сон!
Мне казалось, надо просто как следует зажмурить глаза, а потом их открыть - и я снова окажусь в прежней жизни, где мама задорно смеется и гладит меня по голове. Где на улице ярко светит солнце, а в доме вкусно пахнет булочками с корицей и яблочными пирогами.
Должно быть волшебное средство повернуть время вспять - его не может не быть!
Я открывала и закрывала глаза - еще раз, и еще, и еще… Щипала себя за ноги и руки. Дергала за волосы. Считала до ста. Но ничего не менялось: я по-прежнему находилась в безликой больничной палате, в окружении незнакомых людей.
Погружаясь в пучину отчаяния, я собрала последние силы, закусила губы и зажмурилась так сильно, как только смогла. Голова закружилась, перед глазами запрыгали черные и белые мушки… Внезапно черные мушки стали превращаться в пауков. Эти пауки ползли по белой стене, складываясь в слова: «Молчи, и всё будет хорошо».
МОЛЧИ, И ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.
В тот момент я поняла: чтобы всё снова стало хорошо, нужно молчать.
И я замолчала.
Навсегда.
Глава 4.
Конечно, теперь я знаю, что волшебного средства вернуть прошлое не существует.
И всё же молчание стало моим спасением. Моим "защитным коконом". Моим "щитом". Я никогда и никому об этом не говорила, но молчание помогло мне больше, чем психологи, которые работали со мной после похищения. И ни одному человеку в мире я бы не позволила пробить этот щит.
Другим «щитом» стал браслет. После того, как меня выписали из больницы, я, прихватив лопатку и фонарик, пробралась ночью к пруду и откопала шкатулку. До этого момента я всё еще не знала, что в ней спрятано, и находка меня потрясла. В шкатулке оказалась коробочка, а в коробочке - невероятной красоты браслет: розовые жемчужинки переплетались с цветками из сияющих камней.
К браслету прилагалась карточка и чек: со временем я всё внимательно изучу и узнаю, что это украшение - из белого золота с бриллиантами, и куплено оно было в парижском бутике Tiffany & Co за двадцать четыре тысячи евро. Платили наличными: ни имени покупателя, ни цифр банковской карты.
Откуда у мамы такой дорогой браслет, так и осталось загадкой. Я знала, что росла она в детском доме. В восемнадцать вышла замуж за моего отца, и они сразу переехали в этот поселок: еще до свадьбы отцу предложили здесь место садовника, а матери - горничной.
Мама родила меня в девятнадцать. За границу родители никогда не выезжали. Жили скромно, хотя и ни в чем не нуждались. Кто мог купить этот браслет?
Первая мысль, которая приходила в голову: браслет украден у Сафроновых. Но так мог подумать только тот, кто не знал мою маму. Она никогда и ничего не могла украсть! Ей вообще было плевать на деньги!
При той зарплате, что платил Сафронов, мама могла одеваться модно и стильно, однако всегда покупала только самую недорогую одежду. Не носила украшений, не пользовалась косметикой. Отец как-то подарил ей серебряный кулон, так она его и не надела ни разу.
Поэтому кража отпадает. Да у Сафроновых в особняке - я уверена! - и не было драгоценностей. Его жена никогда сюда не приезжала, а дочь… зачем девочке носить в глуши дорогие украшения?
Но даже если предположить, что браслет принадлежал Алине, шум в случае его кражи поднялся бы невероятный. Отца бы с позором уволили, маму посадили бы в тюрьму.
Однако никакого скандала, никакой полиции, никаких расследований, насколько я помню, не было и в помине.
Тогда как это всё понимать? Сколько я над этим ни думала, так и не смогла ничего придумать, поэтому со временем решила: неважно, откуда взялся браслет. Главное, что он у меня есть.
Каждый год, в свой день рождения (точнее, в ночь своего рождения) я шла к пруду, раскапывала шкатулку и целовала браслет, мысленно благодаря маму. Потому что она была права - эта вещь могла хоть как-то обеспечить моё будущее в случае бегства.
А то, что я когда-нибудь сбегу, не вызывало сомнений. Это был лишь вопрос времени.
И вот теперь, после появления в особняке мистера Д. и странных слов брюнетки я поняла: настала пора действовать. Надо незамедлительно откопать браслет и делать отсюда ноги.
Но если б я только знала, чем для меня обернется это решение!
Почти с самого начала всё пошло не так, как задумывалось.
Я хотела ночью по-тихому пробраться к пруду и забрать браслет.
Потом собрать вещи. Их было не очень много: пара платьев, пара джинсов да старенький ноутбук. Телефон мне не покупали - зачем телефон немой девушке? Однако ноутбук всё-таки пришлось купить - для учебы.
Я думала, что сбегу на следующий день. Мачеха отправит меня в магазин или еще по каким-нибудь делам, а я уйду и больше не вернусь. Только записку оставлю - так, мол, и так, прошу меня не искать.
На вокзал доберусь на такси. Такси вызову к магазину. Две недели назад мне невероятно повезло: Ольга, продавщица, подарила на день рождения пятьсот рублей. И она, и ее муж, который работал в особняке садовником, относились ко мне очень хорошо и жалели.
Эти деньги теперь были весьма кстати - ведь чтобы продать браслет, надо хотя бы доехать до вокзала, а еще пару недель назад у меня не было ни копейки. Надо будет потом отблагодарить Ольгу за ее доброту.
На вокзале я продам браслет в ломбарде. Конечно, полную цену за него никто не даст, но если дадут хотя бы треть, уже хорошо. После этого куплю билет и уеду в столицу.
Думаю, возвращать меня мачеха не станет. Даже если бы и хотела, не имеет права. Вот если б я сбежала, прихватив ее банковскую карту, она бы точно подняла шум. Но в данном случае - извините. Я - совершеннолетняя, трудовой договор на работу в особняке оформлен не на меня, я же никому ничего не должна и могу делать всё, что захочу.
- Паста готова?
Я вздрогнула. Надо же, так замечталась, что не заметила, как на кухню зашла мачеха, а следом за ней - Ада и Тильда.
