Этак я сегодня уснуть не смогу! Лани права – с моим одиночеством надо что-то делать, но не сейчас... Что-то мешает мне завести, как раньше интрижку с горничной или с одной из молоденьких придворных. Нет, дело не в любви к королеве. Я люблю её давно, наверное, с тех пор, как мы оба стали монархами противоположных государств. Но это не мешало мне общаться с девушками, многие из которых тронули моё воображение, но не сердце. Нет, не буду сейчас об этом.
Насмотревшись «на что нельзя», я решил «зайти» в гнёздышко к своим протеже и посмотреть, как у них дела. Там у меня на страже стоят несколько сотен танцующих бесенят, горящих невидимым пламенем. А вы думали, я просто так согласился снять охрану из гвардейцев? При первой тревоге я первым узнаю об опасности, и к дому девушки-медички немедленно полетит подмога, способная опрокинуть небольшую армию и остановить большую.
Ника жила в домике недалеко от дворца, расположенном за садом, о котором я уже упоминал выше. Дом и все аккуратные постройки вокруг него, достался ей от родителей, увы, оставившей девушку сиротой несколько лет назад. Отец её был потомственным королевским врачом, а тот, кто занимает эту должность сейчас, приходится ему родным братом и дядей Николетты. Собственно, дом должен был достаться ему согласно статусу и традиции, а ещё, потому что при нём имеется оранжерея с лекарственными растениями. Но дядя не стал выселять племянницу из родных стен, и сам поселился во дворце. Дело от этого не пострадало, так-как у него нет своих детей, а Ника обещает стать ему хорошей преемницей на столь ответственном месте.
Сегодняшний вечер оказался богат на сюрпризы! Едва я «переступил» порог дома милой Николетты, как понял, что стал свидетелем ещё одной любовной сцены. На сей раз любовью занимались мужчина и женщина, и их действия близились к кульминации.
Сперва я обрадовался, подумав, что мои голубки преодолели, наконец, никчёмную стыдливость и занялись благим делом, вместо того чтобы маяться, глядя друг на друга голодными глазами. Но через пару секунд я понял, что здесь что-то не так.
Мужчина, который лежал сверху и энергично двигал бёдрами, это точно был Бальдерус, но кто эта смуглая брюнетка, которая обхватила его за талию ногами и так сладко стонет, в такт движениям любовника? И... где Ника?
Но вот движения совокупляющейся пары стали почти бешенными, а их крики слышны были, наверное, за милю! Это длилось всего несколько секунд, после чего оба задрожали, забились и замерли. Полежав совсем немного, Бальдерус приподнялся, и тёмненькая девушка выскользнула из-под него.
Теперь я её узнал, благо память на лица у меня хорошая. Это была дочка садовника, живущего неподалёку. Я видел её несколько раз рядом с отцом во время прогулок по саду, а ещё, она помогала Нике с травами в оранжерее. Хорошенькая девушка, веселушка. Ей очень шёл её загар и манера одеваться в красные или зелёные платья. Платье, которое она накинула сейчас, было зелёным.
Закончив одеваться, но, так и не обувшись, это дитя природы солнечно улыбнулась и протянула руку своему любовнику ладонью вверх. Бальдерус пошарил в карманах одежды, висевшей здесь же на спинке стула, и вложил в ладонь девушки две монеты, весело звякнувшие в ночной тишине. Дочка садовника улыбнулась ещё шире, чмокнула парня в щёку и выбежала в дверь. Бальдерус обхватил голову руками.
В это время дверь, ведущая во внутренние помещения дома, отворилась и в комнату вошла Ника. Она была в одной ночной рубашке, босиком и с распущенными волосами, но по лицу девушки было видно, что она вовсе не спала в этот поздний час.
Николетта подсела к любимому, обняла его и положила голову ему на плечо. Она улыбалась! Её лицо не было ни расстроенным, ни разочарованным. Она хорошо знала, что произошло здесь только что, но не проявляла ни капли ревности. Наоборот – в её лице читалось удовлетворение, как от хорошо сделанного дела. Похоже, если кто-то и сомневался в правильности произошедшего, то это был Бальдерус.
Я в очередной раз пожалел, что отдал эту девушку капитану! Надо было оставить её себе, приложить максимум усилий, чтобы влюбить её в себя и жениться на ней, сделав королевой демиургов. Всё равно у нас с Её Величеством ничего не выйдет. То есть, может быть ещё что-то выйдет, вроде небольшого романа, но счастливая супружеская жизнь для нас закрыта, даже если королева ответит на мои чувства. Она не бросит свой трон ради меня, я не брошу свой, а объединить два такие противоположные королевства, как наши, невозможно. А вот из Николетты вышла бы превосходная королева! Жаль, что я её не люблю...
Ладно, проехали. То, что можно было сделать тогда, сейчас уже невозможно. Разлучить этих двоих – кощунство и вредительство одновременно. Я бы мог услать Бальдеруса в дальний гарнизон с солидным повышением в звании, а Нику забрать себе в приказном порядке. Возражать бы мне никто не посмел, но что я получил бы при этом? Сам себя лишил бы ценного офицера, которого в будущем хочу сделать ни больше, ни меньше, чем военным министром. Не сейчас, конечно, но в перспективе обязательно сделаю. Что же касается Николетты, то из девушки с разбитым сердцем никакая королева не получится. С таким же успехом можно короновать мраморную статую из парка. Статую даже лучше – она не будет меня ненавидеть, а в постели они будут одинаковы.
Нет, но какая же умница! Какая ещё невеста догадается пригласить для жениха хорошенькую шлюшку, если сама в силу каких-то причин строго соблюдает невинность до свадьбы? (Забегая вперёд скажу, что причиной для этого было обещание данное Никой своей матушке, когда та лежала на смертном одре. Зачем это было нужно почтенной супруге предыдущего королевского доктора, не знаю. Видимо, сама она не была медиком, но страдала определёнными предрассудками.)
А вот Николетта самый настоящий медик, да не просто медик, а эскулап самой высшей категории! Она-то хорошо знает, откуда растут ноги у человеческой ревности, и что это чувство на самом деле гроша ломанного не стоит. И она же не хочет, чтобы её любимый пребывал в дурном напряжённом состоянии, которое ничем хорошим закончиться не может, а вот до беды доведёт запросто. И кому ещё она должна довериться в этом деле, как не соседке и подруге, которая не подвержена глупым комплексам и не связана никчёмными обещаниями? То, что я видел сейчас перед собой, была никакая не измена, а действо высшего доверия влюблённых друг другу, о котором большинству людей приходится только мечтать.
Я покинул домик своего будущего лейб-медика и её будущего мужа. Сами во всём разберутся, были бы живы и здоровы!
А вот дочка садовника запала в душу. Талантливая девчонка! Люблю таких и ничуть не осуждаю – у каждого своя стезя, и, на мой взгляд, брать деньги за такую любовь ничуть не стыдно, ведь это услуга для тех, кто в ней нуждается, а почему какая-то другая услуга должна быть оплачена, а такая, нет?
Короче, надо с ней познакомиться поближе, вот только как это сделать? Просто взять и приказать - доставить такую-то в королевскую спальню, можно, но это признак дурного тона, хоть моё слово и закон. Ну, не Бальдеруса же просить передать ей приглашение, и тем более не Николетту! Она бы поняла, но лучше не стоит. Ника, девочка проницательная, сразу сообразит, что здесь что-то не так.
А, придумал! Скажу мажордому, что хочу завести в гостиной несколько красивых фикусов, чтобы радовали зеленью мой королевский взор. Глупость, конечно, но наплевать. А ухаживать за ними пусть приходит дочка садовника, который уже несколько раз удостоился моей похвалы за отличную работу. Всем, непременно, всё сразу станет ясно, но на это, простите, мне тоже наплевать. Я эту девочку не обижу, а если у нас с ней всё хорошо сложится, найду, чем отблагодарить, помимо жёлтых звонких кругляшей, вложенных в ладонь.
........................................................................
Это длилось ровно две недели. Две недели я жил, как человек, наслаждаясь полнотой жизни, любуясь и восторгаясь своей новой подружкой. Какая же Кася была умница! (Её звали Кассандра, но, увы, она не умела предсказывать будущее.) Девушка была умна не учёной премудростью, а живым, не перегруженным жизненными веригами умом. У неё было яркое живое воображение, бурная фантазия и неукротимая жажда жизни. Ей невероятно шло её дикарство, свобода и даже распущенность, без которой это дитя природы было бы, как певчая птица без голоса, как орлица с мельничными жерновами на лапах.
Две недели мы наслаждались друг другом, резвились, чудили, сходили с ума, как расшалившиеся подростки. Я почти влюбился! Не глубоко, нет, не так, как в свою королеву, но уже подумывал объявить Касю королевской конкубинаткой и фавориткой, и прикидывал, какой бы титул пожаловать дочери садовника, чтобы успокоить свой собственный Двор, взбудораженный таким мезальянсом. А через две недели её нашли заколотой в саду на полдороге к домику отца, которого она шла навестить...
Узнав об этом, старый садовник бросился на собственные вилы, предварительно обрезав покороче рукоятку. Узнав об этом, я чуть не снёс голову лакею, доложившему мне о происшествии, потом вызвал начальника дворцовой охраны и устроил ему страшнейший разнос.
Бесполезно... Всё бесполезно, и разнос, и мой гнев, и все меры, которые я предпринимал, чтобы нейтрализовать вылазки неведомого врага. Не договорив своей обвинительной речи, я отпустил старого служаку, который решительно ни в чём не был виноват.
Потом я заперся в своих покоях и некоторое время крушил кулаками все, что попадётся под руки. Разбил руки в кровь, переломал почти всю мебель, но это помогло мне немного прийти в себя. Чёрная тоска и жгучая боль никуда не делись, но, по крайней мере, я знал, что теперь не сорвусь, никого не убью и не покалечу, дав волю разрушительному гневу.
Надо было действовать, распоряжаться, принимать решения, но прежде чем что-то предпринять, я зашёл в хранилище реликвий Короны и забрал оттуда Большой королевский меч, тот самый, который во время приёмов лежал от меня по правую руку на специальном столике. Это оружие я никогда не носил, до сих пор оно имело только церемониальное значение, но теперь висящее на перевязи, для друзей и для врагов оно означало одно и то же – война!
И пусть меня не спрашивают, кому эта война объявлена. Тот, кто мечтал меня разозлить, добился своего, ну так пускай трепещет!
К расследованию убийства королевской фаворитки были подключены те же самые сыщики, которые так долго бились над делом о покушениях. Я сам предполагал, что это новое убийство следовало поставить в один ряд с взрывами и нападениями, случившимися в последнее время. Подтверждением тому был бумажный лист с изображением закрытой двери и отпечатком каблуков мужских сапог внушительного размера. Листок нашли в двух шагах от тела девушки, которая была убита ударом кинжала под лопатку. Удар был нанесён крайне быстро и с профессиональной точностью. Бедная Кася умерла мгновенно, так, что улыбка не успела сойти с её губ...
Меня удивляла не бедность фактов и улик, а то, что мои наблюдатели-бесенята не смогли ничего сделать. Впрочем, этому скоро нашлось объяснение – огненные танцовщики хорошо чувствуют себя лишь там, где есть огонь. Ярким солнечным днём, когда воздух сух и хорошо прогрет, они могут далеко удаляться от источника огня и танцевать в солнечных лучах. Но Кассандра отправилась к дому своего отца ранним утром, когда было ещё темно, а воздух был пропитан ночной влагой. Ни фонаря, ни факела девушка с собой не взяла, потому что знала этот сад, как свои пять пальцев.
И снова в очередном деле куча загадок. Откуда убийца знал, что она пойдёт именно этим путём, именно в это время? Может быть, он проследил за ней от самого дворца? Но тогда, как ему удалось следовать за своей жертвой настолько незаметно? Судя по отпечаткам каблуков, это был мужчина крупного сложения, примерно моих габаритов. (Вот бы остаться с ним один на один, с оружием или без оного!..) Впрочем, профессиональные убийцы умеют быть бесшумными и незаметными, даже если обладают высоким ростом и крупным сложением. Но он ещё и почти не оставил следов. Кроме тех, что нашлись на листке с рисунком, были ещё два в шаге от тела жертвы. Скорее всего, он не крался за Касей, а появился из «выходного» портала прямо у неё за спиной, нанёс удар, бросил на землю лист с «входным» порталом для отступления и был таков. Однако это совершенно не объясняло, как он выследил девушку и как выходной портал, который, кстати, не нашли, был доставлен в сад?
И самый главный вопрос – зачем это кому-то понадобилось? Можно было объяснить покушение на Лани, ведь маленькая зомби была свидетельницей нападения на королеву и могла прямо указать на наших врагов. С натяжкой можно объяснить попытку устранить Нику, так-как девушка-медик наблюдала мою «воспитанницу» и даже строила фантастические планы её возвращения к нормальной жизни. Но кому могла помешать Кася?
Девушка не участвовала ни в каких интригах, и ничего не знала такого, чего не знали бы все вокруг. Я намеренно не разговаривал с ней о государственных делах, не обсуждал покушения и не посвящал ни в какие тайны. Ее-то, зачем убили? Хотели разбить мне сердце?
Да, это больно, очень больно! Намного больнее, чем тогда, когда я увидел у своих ног тело двенадцатилетней служанки с кинжалом в груди, ведь она не была ещё моей Лани. С Касей мы были близки уже две недели, и я начал к ней по-настоящему привязываться. Но ведь это было только начало! Тот, кто хотел нанести серьёзный вред, должен был подождать хотя бы с полгода или лучше год. Тогда фаворитка прочно вошла бы в мою жизнь, а будучи объявлена конкубинаткой, заняла бы очень высокое положение при Дворе, даже без короны. (Кто знает, может быть, я в будущем и корону на неё надел бы!)
Но ничего такого не случилось, мне было больно, но это была не смертельная боль. Даже если целью врага было вывести меня из себя, то он здесь не добился своего – я страшно зол, но держу себя в руках. Поломанные стулья не в счёт. Поэтому смысл сложного дорогостоящего, но очевидно бесполезного убийства был неясен.
Маленькую садовницу и её отца похоронили на кладбище для слуг, рядом с могилой матери этого семейства, умершей еще, когда Кася была ребёнком. Я не стал строить им ни богатый склеп, ни мавзолей. Такими вещами живые тешат себя, думая, что хотя бы частично искупают вину перед ушедшими, которых недолюбили, не отблагодарили, не уберегли при жизни. Но мёртвым это совершенно не нужно. Единственно чем мы можем почтить их, это благодарная память и вера в то, что наша признательность будет сопровождать их на пути там, за гранью...
Когда погребение закончилось, я пожелал остаться возле свежей могилы один, и все кто пришёл проститься с погибшими отцом и дочерью, удалились. У них не было скорбящих родственников, и последнюю дань отдавали соседи, такие же слуги и работяги.
Мне принесли лавочку, на которую я уселся, приказав гвардейцам охраны отойти шагов на пятьдесят и ждать. Я просто сидел и смотрел на холмики почти скрытые цветами. Думать не хотелось. Терзать себя чувством вины смысла не было. Я был во всем виноват, как король, не как человек. Как раз, как человек, я жил и вёл себя по-человечески, не хуже и не лучше других. А вот, как король, был недостаточно надёжной защитой для своих подданных. Нда-а...
Насмотревшись «на что нельзя», я решил «зайти» в гнёздышко к своим протеже и посмотреть, как у них дела. Там у меня на страже стоят несколько сотен танцующих бесенят, горящих невидимым пламенем. А вы думали, я просто так согласился снять охрану из гвардейцев? При первой тревоге я первым узнаю об опасности, и к дому девушки-медички немедленно полетит подмога, способная опрокинуть небольшую армию и остановить большую.
Ника жила в домике недалеко от дворца, расположенном за садом, о котором я уже упоминал выше. Дом и все аккуратные постройки вокруг него, достался ей от родителей, увы, оставившей девушку сиротой несколько лет назад. Отец её был потомственным королевским врачом, а тот, кто занимает эту должность сейчас, приходится ему родным братом и дядей Николетты. Собственно, дом должен был достаться ему согласно статусу и традиции, а ещё, потому что при нём имеется оранжерея с лекарственными растениями. Но дядя не стал выселять племянницу из родных стен, и сам поселился во дворце. Дело от этого не пострадало, так-как у него нет своих детей, а Ника обещает стать ему хорошей преемницей на столь ответственном месте.
Сегодняшний вечер оказался богат на сюрпризы! Едва я «переступил» порог дома милой Николетты, как понял, что стал свидетелем ещё одной любовной сцены. На сей раз любовью занимались мужчина и женщина, и их действия близились к кульминации.
Сперва я обрадовался, подумав, что мои голубки преодолели, наконец, никчёмную стыдливость и занялись благим делом, вместо того чтобы маяться, глядя друг на друга голодными глазами. Но через пару секунд я понял, что здесь что-то не так.
Мужчина, который лежал сверху и энергично двигал бёдрами, это точно был Бальдерус, но кто эта смуглая брюнетка, которая обхватила его за талию ногами и так сладко стонет, в такт движениям любовника? И... где Ника?
Но вот движения совокупляющейся пары стали почти бешенными, а их крики слышны были, наверное, за милю! Это длилось всего несколько секунд, после чего оба задрожали, забились и замерли. Полежав совсем немного, Бальдерус приподнялся, и тёмненькая девушка выскользнула из-под него.
Теперь я её узнал, благо память на лица у меня хорошая. Это была дочка садовника, живущего неподалёку. Я видел её несколько раз рядом с отцом во время прогулок по саду, а ещё, она помогала Нике с травами в оранжерее. Хорошенькая девушка, веселушка. Ей очень шёл её загар и манера одеваться в красные или зелёные платья. Платье, которое она накинула сейчас, было зелёным.
Закончив одеваться, но, так и не обувшись, это дитя природы солнечно улыбнулась и протянула руку своему любовнику ладонью вверх. Бальдерус пошарил в карманах одежды, висевшей здесь же на спинке стула, и вложил в ладонь девушки две монеты, весело звякнувшие в ночной тишине. Дочка садовника улыбнулась ещё шире, чмокнула парня в щёку и выбежала в дверь. Бальдерус обхватил голову руками.
В это время дверь, ведущая во внутренние помещения дома, отворилась и в комнату вошла Ника. Она была в одной ночной рубашке, босиком и с распущенными волосами, но по лицу девушки было видно, что она вовсе не спала в этот поздний час.
Николетта подсела к любимому, обняла его и положила голову ему на плечо. Она улыбалась! Её лицо не было ни расстроенным, ни разочарованным. Она хорошо знала, что произошло здесь только что, но не проявляла ни капли ревности. Наоборот – в её лице читалось удовлетворение, как от хорошо сделанного дела. Похоже, если кто-то и сомневался в правильности произошедшего, то это был Бальдерус.
Я в очередной раз пожалел, что отдал эту девушку капитану! Надо было оставить её себе, приложить максимум усилий, чтобы влюбить её в себя и жениться на ней, сделав королевой демиургов. Всё равно у нас с Её Величеством ничего не выйдет. То есть, может быть ещё что-то выйдет, вроде небольшого романа, но счастливая супружеская жизнь для нас закрыта, даже если королева ответит на мои чувства. Она не бросит свой трон ради меня, я не брошу свой, а объединить два такие противоположные королевства, как наши, невозможно. А вот из Николетты вышла бы превосходная королева! Жаль, что я её не люблю...
Ладно, проехали. То, что можно было сделать тогда, сейчас уже невозможно. Разлучить этих двоих – кощунство и вредительство одновременно. Я бы мог услать Бальдеруса в дальний гарнизон с солидным повышением в звании, а Нику забрать себе в приказном порядке. Возражать бы мне никто не посмел, но что я получил бы при этом? Сам себя лишил бы ценного офицера, которого в будущем хочу сделать ни больше, ни меньше, чем военным министром. Не сейчас, конечно, но в перспективе обязательно сделаю. Что же касается Николетты, то из девушки с разбитым сердцем никакая королева не получится. С таким же успехом можно короновать мраморную статую из парка. Статую даже лучше – она не будет меня ненавидеть, а в постели они будут одинаковы.
Нет, но какая же умница! Какая ещё невеста догадается пригласить для жениха хорошенькую шлюшку, если сама в силу каких-то причин строго соблюдает невинность до свадьбы? (Забегая вперёд скажу, что причиной для этого было обещание данное Никой своей матушке, когда та лежала на смертном одре. Зачем это было нужно почтенной супруге предыдущего королевского доктора, не знаю. Видимо, сама она не была медиком, но страдала определёнными предрассудками.)
А вот Николетта самый настоящий медик, да не просто медик, а эскулап самой высшей категории! Она-то хорошо знает, откуда растут ноги у человеческой ревности, и что это чувство на самом деле гроша ломанного не стоит. И она же не хочет, чтобы её любимый пребывал в дурном напряжённом состоянии, которое ничем хорошим закончиться не может, а вот до беды доведёт запросто. И кому ещё она должна довериться в этом деле, как не соседке и подруге, которая не подвержена глупым комплексам и не связана никчёмными обещаниями? То, что я видел сейчас перед собой, была никакая не измена, а действо высшего доверия влюблённых друг другу, о котором большинству людей приходится только мечтать.
Я покинул домик своего будущего лейб-медика и её будущего мужа. Сами во всём разберутся, были бы живы и здоровы!
А вот дочка садовника запала в душу. Талантливая девчонка! Люблю таких и ничуть не осуждаю – у каждого своя стезя, и, на мой взгляд, брать деньги за такую любовь ничуть не стыдно, ведь это услуга для тех, кто в ней нуждается, а почему какая-то другая услуга должна быть оплачена, а такая, нет?
Короче, надо с ней познакомиться поближе, вот только как это сделать? Просто взять и приказать - доставить такую-то в королевскую спальню, можно, но это признак дурного тона, хоть моё слово и закон. Ну, не Бальдеруса же просить передать ей приглашение, и тем более не Николетту! Она бы поняла, но лучше не стоит. Ника, девочка проницательная, сразу сообразит, что здесь что-то не так.
А, придумал! Скажу мажордому, что хочу завести в гостиной несколько красивых фикусов, чтобы радовали зеленью мой королевский взор. Глупость, конечно, но наплевать. А ухаживать за ними пусть приходит дочка садовника, который уже несколько раз удостоился моей похвалы за отличную работу. Всем, непременно, всё сразу станет ясно, но на это, простите, мне тоже наплевать. Я эту девочку не обижу, а если у нас с ней всё хорошо сложится, найду, чем отблагодарить, помимо жёлтых звонких кругляшей, вложенных в ладонь.
........................................................................
Это длилось ровно две недели. Две недели я жил, как человек, наслаждаясь полнотой жизни, любуясь и восторгаясь своей новой подружкой. Какая же Кася была умница! (Её звали Кассандра, но, увы, она не умела предсказывать будущее.) Девушка была умна не учёной премудростью, а живым, не перегруженным жизненными веригами умом. У неё было яркое живое воображение, бурная фантазия и неукротимая жажда жизни. Ей невероятно шло её дикарство, свобода и даже распущенность, без которой это дитя природы было бы, как певчая птица без голоса, как орлица с мельничными жерновами на лапах.
Две недели мы наслаждались друг другом, резвились, чудили, сходили с ума, как расшалившиеся подростки. Я почти влюбился! Не глубоко, нет, не так, как в свою королеву, но уже подумывал объявить Касю королевской конкубинаткой и фавориткой, и прикидывал, какой бы титул пожаловать дочери садовника, чтобы успокоить свой собственный Двор, взбудораженный таким мезальянсом. А через две недели её нашли заколотой в саду на полдороге к домику отца, которого она шла навестить...
Узнав об этом, старый садовник бросился на собственные вилы, предварительно обрезав покороче рукоятку. Узнав об этом, я чуть не снёс голову лакею, доложившему мне о происшествии, потом вызвал начальника дворцовой охраны и устроил ему страшнейший разнос.
Бесполезно... Всё бесполезно, и разнос, и мой гнев, и все меры, которые я предпринимал, чтобы нейтрализовать вылазки неведомого врага. Не договорив своей обвинительной речи, я отпустил старого служаку, который решительно ни в чём не был виноват.
Потом я заперся в своих покоях и некоторое время крушил кулаками все, что попадётся под руки. Разбил руки в кровь, переломал почти всю мебель, но это помогло мне немного прийти в себя. Чёрная тоска и жгучая боль никуда не делись, но, по крайней мере, я знал, что теперь не сорвусь, никого не убью и не покалечу, дав волю разрушительному гневу.
Надо было действовать, распоряжаться, принимать решения, но прежде чем что-то предпринять, я зашёл в хранилище реликвий Короны и забрал оттуда Большой королевский меч, тот самый, который во время приёмов лежал от меня по правую руку на специальном столике. Это оружие я никогда не носил, до сих пор оно имело только церемониальное значение, но теперь висящее на перевязи, для друзей и для врагов оно означало одно и то же – война!
И пусть меня не спрашивают, кому эта война объявлена. Тот, кто мечтал меня разозлить, добился своего, ну так пускай трепещет!
К расследованию убийства королевской фаворитки были подключены те же самые сыщики, которые так долго бились над делом о покушениях. Я сам предполагал, что это новое убийство следовало поставить в один ряд с взрывами и нападениями, случившимися в последнее время. Подтверждением тому был бумажный лист с изображением закрытой двери и отпечатком каблуков мужских сапог внушительного размера. Листок нашли в двух шагах от тела девушки, которая была убита ударом кинжала под лопатку. Удар был нанесён крайне быстро и с профессиональной точностью. Бедная Кася умерла мгновенно, так, что улыбка не успела сойти с её губ...
Меня удивляла не бедность фактов и улик, а то, что мои наблюдатели-бесенята не смогли ничего сделать. Впрочем, этому скоро нашлось объяснение – огненные танцовщики хорошо чувствуют себя лишь там, где есть огонь. Ярким солнечным днём, когда воздух сух и хорошо прогрет, они могут далеко удаляться от источника огня и танцевать в солнечных лучах. Но Кассандра отправилась к дому своего отца ранним утром, когда было ещё темно, а воздух был пропитан ночной влагой. Ни фонаря, ни факела девушка с собой не взяла, потому что знала этот сад, как свои пять пальцев.
И снова в очередном деле куча загадок. Откуда убийца знал, что она пойдёт именно этим путём, именно в это время? Может быть, он проследил за ней от самого дворца? Но тогда, как ему удалось следовать за своей жертвой настолько незаметно? Судя по отпечаткам каблуков, это был мужчина крупного сложения, примерно моих габаритов. (Вот бы остаться с ним один на один, с оружием или без оного!..) Впрочем, профессиональные убийцы умеют быть бесшумными и незаметными, даже если обладают высоким ростом и крупным сложением. Но он ещё и почти не оставил следов. Кроме тех, что нашлись на листке с рисунком, были ещё два в шаге от тела жертвы. Скорее всего, он не крался за Касей, а появился из «выходного» портала прямо у неё за спиной, нанёс удар, бросил на землю лист с «входным» порталом для отступления и был таков. Однако это совершенно не объясняло, как он выследил девушку и как выходной портал, который, кстати, не нашли, был доставлен в сад?
И самый главный вопрос – зачем это кому-то понадобилось? Можно было объяснить покушение на Лани, ведь маленькая зомби была свидетельницей нападения на королеву и могла прямо указать на наших врагов. С натяжкой можно объяснить попытку устранить Нику, так-как девушка-медик наблюдала мою «воспитанницу» и даже строила фантастические планы её возвращения к нормальной жизни. Но кому могла помешать Кася?
Девушка не участвовала ни в каких интригах, и ничего не знала такого, чего не знали бы все вокруг. Я намеренно не разговаривал с ней о государственных делах, не обсуждал покушения и не посвящал ни в какие тайны. Ее-то, зачем убили? Хотели разбить мне сердце?
Да, это больно, очень больно! Намного больнее, чем тогда, когда я увидел у своих ног тело двенадцатилетней служанки с кинжалом в груди, ведь она не была ещё моей Лани. С Касей мы были близки уже две недели, и я начал к ней по-настоящему привязываться. Но ведь это было только начало! Тот, кто хотел нанести серьёзный вред, должен был подождать хотя бы с полгода или лучше год. Тогда фаворитка прочно вошла бы в мою жизнь, а будучи объявлена конкубинаткой, заняла бы очень высокое положение при Дворе, даже без короны. (Кто знает, может быть, я в будущем и корону на неё надел бы!)
Но ничего такого не случилось, мне было больно, но это была не смертельная боль. Даже если целью врага было вывести меня из себя, то он здесь не добился своего – я страшно зол, но держу себя в руках. Поломанные стулья не в счёт. Поэтому смысл сложного дорогостоящего, но очевидно бесполезного убийства был неясен.
Маленькую садовницу и её отца похоронили на кладбище для слуг, рядом с могилой матери этого семейства, умершей еще, когда Кася была ребёнком. Я не стал строить им ни богатый склеп, ни мавзолей. Такими вещами живые тешат себя, думая, что хотя бы частично искупают вину перед ушедшими, которых недолюбили, не отблагодарили, не уберегли при жизни. Но мёртвым это совершенно не нужно. Единственно чем мы можем почтить их, это благодарная память и вера в то, что наша признательность будет сопровождать их на пути там, за гранью...
Когда погребение закончилось, я пожелал остаться возле свежей могилы один, и все кто пришёл проститься с погибшими отцом и дочерью, удалились. У них не было скорбящих родственников, и последнюю дань отдавали соседи, такие же слуги и работяги.
Мне принесли лавочку, на которую я уселся, приказав гвардейцам охраны отойти шагов на пятьдесят и ждать. Я просто сидел и смотрел на холмики почти скрытые цветами. Думать не хотелось. Терзать себя чувством вины смысла не было. Я был во всем виноват, как король, не как человек. Как раз, как человек, я жил и вёл себя по-человечески, не хуже и не лучше других. А вот, как король, был недостаточно надёжной защитой для своих подданных. Нда-а...
