Впервые Френк встречает Марси там же, где позже потеряет ее — в автобусе.
Двенадцать часов в пути, последние двенадцать баксов в кармане, холодный двенадцатый месяц за окном.
— Я — Марси, — улыбается она и подсаживается к Френку, хотя салон наполовину пуст.
— Здесь куча свободных мест, Марси.
— Знаю, — пожимает она плечами. — Вот я и села на одно из них.
Три недели назад Френка уволили из-за прогулов, ренту подняли, оштрафовали, да ещё едва не упекли за травку, и деться, кроме как в гребаную Индиану было больше некуда. Здесь у Френка семья. Ну как семья: отчим и убитая квартира, которую никто не хочет снимать.
А тут еще работу предложили. Сантой в торговом центре. Френк всегда прям мечтал целый день сидеть и выслушивать, что там дети хотят получить на Рождество, конечно, куда же без этого.
А тут еще эта, Марси. Аж светится, еще немного и ослепнуть можно. Кажется, или у нее дергается глаз?
— А если серьезно? — кривится Френк.
К тридцати Френк стал трезвее смотреть на вещи, даже если был пьян. Он не был красавцем, не брился и носил вместо кожаного портфеля спортивный рюкзак. Не вышел ни мордой, ни манерами, ни уж тем более кошельком.
Бабам всегда нужен кошелек потолще.
Ну, а еще Френк не просыхал уже третий день.
Такие как эта Марси, — девочки с синдромом отличницы и лыбой стюардессы, — не подсаживаются к таким, как Френк.
— А если серьезно: я вот представилась, а ты — нет.
— Рад за тебя, — бурчит Френк и поворачивается к окну. До остановки на заправке — еще полчаса, а курить хочется уже сейчас.
— Мне просто надо это… — бурчит она и опускает глаза в пол. Кажется, даже дрожит, хотя обогрев жарит на полную.
— Надо что?
— Поговорить. С кем-то.
Френк оглядывается — автобус почти пустой. Впереди сидит старикашка с вонючей псиной, водитель что-то бормочет по телефону.
Кажется, что псина будет для нее лучшим собеседником.
Взгляд падает на вчерашнюю газету, чей заголовок вопит о поимке какого-то маньяка-похитителя, ничего нового, это же Нью Джерси.
— Думаю, в Ричмонде тебе будет с кем поговорить. Потерпи, осталось всего… двенадцать часов?
— Ты — гад.
Френк усмехается — даже она понимает. Остается только пожать плечами.
— Слушай… У тебя есть братья? Сестры? — спрашивает она.
— Ты щас серьезно?
— А похоже, что я шучу?
— Похоже, что ты под чем-то. Только не могу вдуплить, под чем именно.
Она улыбается и тянет к нему руку.
— Думай. Над ответом на свой вопрос и на мой. Ехать двенадцать часов.
— Уже одиннадцать.
— На самолете всего час.
— Тогда тебе надо было взять самолет, — выплевывает Френк. — Там ты бы точно нашла себе собеседника. В самолетах всегда есть с кем потрещать.
— Ты никогда не летал.
— Каждые пару месяцев летаю. В Нью Джерси, во Флориду.
— Ты бледный, как труп.
В голове вертится «почему как?»
— Так мы, блядь, обмениваемся любезностями или ведем светскую беседу?
— Сам выбирай, — пожимает она плечами.
— Мои светские беседы похожи на семейные ссоры.
— Верю.
Ему не нравится Марси. Она задает слишком много личных вопросов. На большую часть у Френка либо нет ответов, либо они есть, но сказать по факту нечего. Вроде: кем ты работаешь, зачем едешь в Ричмонд и почему от тебя несет. Запаха он не чувствует в принципе — ни своего, ни чужого, поэтому от последнего вопроса в башке выскакивает синий экран.
Проблема в том, что, встреться он с ней не здесь, не сейчас и не после трехдневного запоя, он бы попробовал подкатить.
Эта хрень тянется час. После она засыпает.
В этом дешманском автобусе не откидываются кресла. Сначала Марси опирается головой об руку, после — об окно. Пересаживается на другую сторону, рядом с Френком, пробует окно здесь. Даже не открывая глаз, будто лунатик.
В конце концов, лунатик кладет голову Френку на плечо. Через час он перекладывает ее к себе на колени и касается пальцами светлых волос.
На шее синяк. Ниже — кровоподтек. Дальше не видно, свет в автобусах дерьмовый, да и будить ее не хочется. Хотя бы потому, что тогда снова начнутся дурацкие вопросы, на которые у него нет ответов.
Марси дрожит во сне, но, когда Френк касается ее, — успокаивается. У него шершавые руки от работы в автомастерской, у нее — ссадины на шее, которых он не касается ни руками, ни мыслями.
Автобус приезжает к полудню. С самого утра они не смотрели друг другу в глаза, будто пару часов назад не ехали в одном автобусе, а трахнулись на кровати ее мамаши.
Марси растворяется в толпе, стоит только моргнуть. Гребаное наваждение.
Нужно заплатить за воду. Смыть эту хрень.
Работа Сантой идет паршиво. Что, в понимании Френка, паршиво, то хорошо для работы, так что грех жаловаться. Платят каждый вечер наличкой, есть обеденный перерыв и прочие мерзости.
На третий день, перед закрытием торгового центра, когда уже второй час никто не приводит детей, и Френк цедит самый дешевый кофе, опустив бороду вниз, чтобы синтетика не забивалась в рот, приходит она… Марси. Хотя куда реальнее было бы встретить белую горячку.
Садится рядом.
— Работать, значит, ехал.
— Работать, — бурчит Френк.
Он даже трезв, что непривычно до жути. Еще непривычнее — сидеть рядом с ней. Она странная: снова дергано лыбится, хотя причин для этого явно нет.
Заказывает горячий шоколад, ей приносят два. Один ставят напротив Френка.
— Сколько?
— Бесплатно, ты же Санта, — смеется она и снова тянет к нему руку. На этот раз Френк накрывает ее руку своей. — Еще бы достать печенье.
Френк никогда не был хипстером, не вейпил и ел стейки с кровью. Но вот со злаковыми не заладилось — из-за аллергии на глютен в первый раз он угодил в реанимацию с отёком Квинке в пять, потом — в шесть лет, а в семь его мать лишили родительских прав, потому что она упорно продолжала кормить сына злаковыми, повторяя. что он все придумал и придуривается.
А Френк, как идиот, из раза в раз велся. На уговоры, угрозы и подкуп. И если бы после третьего раза в реанимации мать не судили и упекли за решетку (Френк до сих пор не знал — на сколько, ведь с того раза никогда не видел матери), он повелся бы и в четвертый, и в пятый…
Если когда-нибудь Френк надумает сдохнуть, ему даже не нужна лошадиная доза снотворного, поддельные рецепты и вся подобная мура. Достаточно купить пачку печенья.
— Да. И правда жалко.
Они сидят до самого закрытия, хотя смена Френка кончается за час до и на вечер у него большие планы — два литра портвейна.
В костюме жарко, рядом с этой навязчивой дурой — еще хуже, а Френку будто бы восемнадцать. Тогда казалось, что такие, как Марси, только и думают, как бы валиться к его ногам толпами.
Вывод напрашивается сам собой — что-то с этой Марси не так.
Мысль долбит в башку все сильнее, когда они шатаются по главной улице, словно влюбленная парочка. Когда он покупает ей тако и уже через секунду они оба оказываются перемазаны гуакомоле.
Он провожает Марси до квартиры, потому что понимает, что ему не светит ничего больше, однако к этой странной улыбчивой девушке по-прежнему тянет.
В самый последний момент, прежде чем она поворачивается к Френку спиной, он замечает, что она вбегает вверх по ступенькам слишком быстро. Едва не падает.
Спустя пару дней история повторяется, и от соседки Френк узнает, что Марси двадцать три и что она до жути молчаливая и скрытная. Не сказал бы. Хотя постойте…
Она всегда спрашивает, но никогда не говорит о себе. Все, что Френк знает о ней — имя и адрес. Немало, но хочется больше, особенно когда твоя недо-собеседница знает о твоей вынужденной диете, мамаше убийце и тому, что взрослый мужик плачет от соуса чили.
Ее соседку по этажу не взяли бы в разведку, но в плену она бы точно осталась жить.
Уже через пару минут Френк стоит перед дверью Марси и пытается отдышаться. Девятый этаж, сломанный лифт. Надо меньше курить, потому что по пути наверх его без труда обгоняет глуховатая бабуленция.
Когда Марси открывает дверь, она успевает только открыть рот. Френк на одном дыхании выпаливает:
— Я хочу знать о тебе все.
Он молча заходит в ее квартиру, полную коробок и пыльного хлама и садится на продавленный диван.
— Зачем? — спрашивает она и опускает голову на плечо.
— Затем же, зачем и тебе.
Она смеется и прикрывает улыбку рукой, чего никогда не делала.
— Это вряд ли.
— Слушай… Я не догоняю. Давай по-простому.
По-простому с Марси не выходит. Она тут же оказывается рядом и целует Френка, а когда женщина сама лезет к тебе в штаны, это никогда не бывает по-простому. Особенно, если тот, к кому лезут в штаны, это Френк.
Но возражать он не умеет, потому отключается сразу после того как кончит, прямо на диване.
Наутро Марси выпроваживает его, как незнакомца, который забрел в ее дом по ошибке. Но вся суть в том, что незнакомка — как раз она.
Френк не видит ее месяц. К тому времени пролетает Рождество, Новый год и десятки попыток достучаться в ее гребаную квартиру на девятом этаже. В пяти из десяти случаев его обгоняет на лестнице очередная бабуленция.
После каждой попытки достучаться до Марси он курит.
Денег не то чтобы много, особенно когда работаешь на заправке, как какой-то студентишка. Вся разница в том, что у студентишки есть будущее. У Френка есть завтра.
Завтра начинается с легкого опохмела, чтобы не несло за милю, а заканчивается попыткой достучаться до Марси. Он ходит к ней, как на работу, только без выходных.
— Она съехала, — говорит та самая соседка, когда встречает Френка около двери Марси.
— Охуительно.
Хочется закурить прям здесь. Остается дождаться, пока эта родственница динозавров свалит, а то в башке еще свежо воспоминание, как в Трентоне ему въехали клюкой по шарам.
— Странная была девушка, ничего не скажешь, — качает головой бабуленция. — Не ходила на работу, не водила друзей.
— А вы-то все знаете.
— Ну не все, — кряхтит она. — Только то, что она съехала на другой конец города.
— Вам-то откуда знать?
— Так моя ж квартира.
Через пять минут у Френка на руках ее новый адрес и четкое осознание, что припрись он туда, его посадят за преследование. Здравый смысл подсказывает не иди и он не суется. В конце концов, он приехал сюда начать какое-то подобие новой жизни, а не снова все просрать.
Хотя очень хочется.
Спустя пару недель Марси находит его сама. Встречает в его же районе. Ах да, он говорил, что живет здесь. Он вообще много чего говорил, так что неудивительно.
— Так что ты хочешь знать? — говорит она, вместо «здравствуй».
— Не меньше, чем знаешь ты.
Они встречаются несколько дней подряд в одной и той же забегаловке и Марси каждый раз берет блины с кленовым сиропом. Рассказывает про братьев, про колледж и постоянно теребит прядку волос и чешет подбородок. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что каждое слово — вранье, больно складно, но Френк слушает и кивает.
Конечно, он догадывается, что все как-то связано с синяками и ссадинами, но он не ее психотерапевт, да что там, даже не ее гребаный любовник, чтобы лезть в такие вещи.
Потому он бреется каждое утро и моется каждый вечер, а через день наяривает на их общую фотку на телефоне, с которой вырезал свою рожу.
Единственное, куда он лезет, так это в яму. С каждым днем встречи с Марси, вся история жизни которой сплошь фальшивка, становятся чем-то вроде зависимости, только хуже, и однажды Френк не выдерживает:
— Давай съедемся.
Конечно, он предложил бы переехать к нему, но тогда это значило бы съехаться с его соседями — тараканами, потому Френк, как заботливый герой-любовник устраивается на фабрику и снимает квартиру в хорошем районе.
Теперь он работает с восьми до восьми пять дней в неделю, видит Марси утром спящую, а вечером голую. У нее откуда-то постоянно водятся деньги, на что она всегда отвечает, что фрилансит.
У нее на компьютере ничего, кроме сериалов и садистской порнухи в истории.
Однажды Марси попросила ее придушить. Потом — шлепнуть. Вышло погано, на этом просьбы закончились, а секса не было еще неделю. Не то чтобы Френк был неженкой, но он скорее набьет морду своему отражению в зеркале.
Одним днем некоторые вещи становятся на свои места, когда на имя Марси приходит извещение об изменении суммы социальных выплат. На бумагах — цифра с тремя нулями и ее настоящая фамилия. Она никогда не называла ее.
Вскрытое письмо он прячет в карман и по-быстрому сваливает из дома с ноутом, потому что Марси вот-вот вернется из магазина. Она часто смотрит на Френка из-за спины, и попробуй разбери, подглядывает или просто случайно, но ведь подозревать всегда проще.
Френк и сам не замечает, как становится параноиком, но когда вводишь в поисковик имя и фамилию своей девушки, рыпаться уже поздно.
Хреновее всего, что поисковик отвечает на запросы кучей статей про маньяка из Джерси. Френк читает только первые абзацы и тут же быстро закрывает все вкладки. Допивает приторно-сладкий карамельный кофе из старбакса. Сейчас бы подошел черный.
По-хорошему надо сесть и поговорить. Сначала со своими тараканами, потом с Марси.
Сообразить на троих — идея так себе.
В гугле есть ответы на кучу вопросов, вроде: что делать, если изменил девушке, что делать, если тест показал две полоски и как помириться, если ты забыл про годовщину. Но ни в одной статье не написано, как начать разговор по душам с жертвой маньяка, которую держали взаперти два года.
Потому Френк прикидывается, что ничего не было. Как и раньше, в общем-то. Чистит историю, (хотя Марси едва ли догадывается о ее существовании), готовит завтраки по воскресеньям и пьет, только когда она не видит.
На сигареты перестает хватать денег, когда Френк берет кредит на помолвочное кольцо.
Марси отказывается.
Ну, то есть как. Она просит притормозить, подождать, притереться.
Френк притерся к ней до такой степени, что пьет апельсиновый фрэш на завтрак и вот-вот окажется на стене почета, как работник месяца.
Одной ночью они напиваются вместе, потому что у Френка не хватает воли разорвать это все к чертям.
— Ты похож на него, — говорит Марси.
— На кого?
— На него, — отрезает она и задумчиво пялится вдаль.
Понемногу начинает доходить, но лучше бы оно чесало туда, откуда пришло. Френк подливает портвейна в оба стакана и выпивает залпом.
— Я бежала из Джерси, просто чтобы прекратить думать о нем. А тут — ты. Чистая копия.
Если не знать контекста, можно подумать, что это исповедь о любви к бывшему.
Впрочем, в каком-то смысле это и вправду исповедь, только Френк нихрена не священник, а перед ним стоит не грешница, а пьяная Марси в одной майке и трусах.
Двенадцать часов в пути, последние двенадцать баксов в кармане, холодный двенадцатый месяц за окном.
— Я — Марси, — улыбается она и подсаживается к Френку, хотя салон наполовину пуст.
— Здесь куча свободных мест, Марси.
— Знаю, — пожимает она плечами. — Вот я и села на одно из них.
Три недели назад Френка уволили из-за прогулов, ренту подняли, оштрафовали, да ещё едва не упекли за травку, и деться, кроме как в гребаную Индиану было больше некуда. Здесь у Френка семья. Ну как семья: отчим и убитая квартира, которую никто не хочет снимать.
А тут еще работу предложили. Сантой в торговом центре. Френк всегда прям мечтал целый день сидеть и выслушивать, что там дети хотят получить на Рождество, конечно, куда же без этого.
А тут еще эта, Марси. Аж светится, еще немного и ослепнуть можно. Кажется, или у нее дергается глаз?
— А если серьезно? — кривится Френк.
К тридцати Френк стал трезвее смотреть на вещи, даже если был пьян. Он не был красавцем, не брился и носил вместо кожаного портфеля спортивный рюкзак. Не вышел ни мордой, ни манерами, ни уж тем более кошельком.
Бабам всегда нужен кошелек потолще.
Ну, а еще Френк не просыхал уже третий день.
Такие как эта Марси, — девочки с синдромом отличницы и лыбой стюардессы, — не подсаживаются к таким, как Френк.
— А если серьезно: я вот представилась, а ты — нет.
— Рад за тебя, — бурчит Френк и поворачивается к окну. До остановки на заправке — еще полчаса, а курить хочется уже сейчас.
— Мне просто надо это… — бурчит она и опускает глаза в пол. Кажется, даже дрожит, хотя обогрев жарит на полную.
— Надо что?
— Поговорить. С кем-то.
Френк оглядывается — автобус почти пустой. Впереди сидит старикашка с вонючей псиной, водитель что-то бормочет по телефону.
Кажется, что псина будет для нее лучшим собеседником.
Взгляд падает на вчерашнюю газету, чей заголовок вопит о поимке какого-то маньяка-похитителя, ничего нового, это же Нью Джерси.
— Думаю, в Ричмонде тебе будет с кем поговорить. Потерпи, осталось всего… двенадцать часов?
— Ты — гад.
Френк усмехается — даже она понимает. Остается только пожать плечами.
— Слушай… У тебя есть братья? Сестры? — спрашивает она.
— Ты щас серьезно?
— А похоже, что я шучу?
— Похоже, что ты под чем-то. Только не могу вдуплить, под чем именно.
Она улыбается и тянет к нему руку.
— Думай. Над ответом на свой вопрос и на мой. Ехать двенадцать часов.
— Уже одиннадцать.
— На самолете всего час.
— Тогда тебе надо было взять самолет, — выплевывает Френк. — Там ты бы точно нашла себе собеседника. В самолетах всегда есть с кем потрещать.
— Ты никогда не летал.
— Каждые пару месяцев летаю. В Нью Джерси, во Флориду.
— Ты бледный, как труп.
В голове вертится «почему как?»
— Так мы, блядь, обмениваемся любезностями или ведем светскую беседу?
— Сам выбирай, — пожимает она плечами.
— Мои светские беседы похожи на семейные ссоры.
— Верю.
Ему не нравится Марси. Она задает слишком много личных вопросов. На большую часть у Френка либо нет ответов, либо они есть, но сказать по факту нечего. Вроде: кем ты работаешь, зачем едешь в Ричмонд и почему от тебя несет. Запаха он не чувствует в принципе — ни своего, ни чужого, поэтому от последнего вопроса в башке выскакивает синий экран.
Проблема в том, что, встреться он с ней не здесь, не сейчас и не после трехдневного запоя, он бы попробовал подкатить.
Эта хрень тянется час. После она засыпает.
В этом дешманском автобусе не откидываются кресла. Сначала Марси опирается головой об руку, после — об окно. Пересаживается на другую сторону, рядом с Френком, пробует окно здесь. Даже не открывая глаз, будто лунатик.
В конце концов, лунатик кладет голову Френку на плечо. Через час он перекладывает ее к себе на колени и касается пальцами светлых волос.
На шее синяк. Ниже — кровоподтек. Дальше не видно, свет в автобусах дерьмовый, да и будить ее не хочется. Хотя бы потому, что тогда снова начнутся дурацкие вопросы, на которые у него нет ответов.
Марси дрожит во сне, но, когда Френк касается ее, — успокаивается. У него шершавые руки от работы в автомастерской, у нее — ссадины на шее, которых он не касается ни руками, ни мыслями.
Автобус приезжает к полудню. С самого утра они не смотрели друг другу в глаза, будто пару часов назад не ехали в одном автобусе, а трахнулись на кровати ее мамаши.
Марси растворяется в толпе, стоит только моргнуть. Гребаное наваждение.
Нужно заплатить за воду. Смыть эту хрень.
Работа Сантой идет паршиво. Что, в понимании Френка, паршиво, то хорошо для работы, так что грех жаловаться. Платят каждый вечер наличкой, есть обеденный перерыв и прочие мерзости.
На третий день, перед закрытием торгового центра, когда уже второй час никто не приводит детей, и Френк цедит самый дешевый кофе, опустив бороду вниз, чтобы синтетика не забивалась в рот, приходит она… Марси. Хотя куда реальнее было бы встретить белую горячку.
Садится рядом.
— Работать, значит, ехал.
— Работать, — бурчит Френк.
Он даже трезв, что непривычно до жути. Еще непривычнее — сидеть рядом с ней. Она странная: снова дергано лыбится, хотя причин для этого явно нет.
Заказывает горячий шоколад, ей приносят два. Один ставят напротив Френка.
— Сколько?
— Бесплатно, ты же Санта, — смеется она и снова тянет к нему руку. На этот раз Френк накрывает ее руку своей. — Еще бы достать печенье.
Френк никогда не был хипстером, не вейпил и ел стейки с кровью. Но вот со злаковыми не заладилось — из-за аллергии на глютен в первый раз он угодил в реанимацию с отёком Квинке в пять, потом — в шесть лет, а в семь его мать лишили родительских прав, потому что она упорно продолжала кормить сына злаковыми, повторяя. что он все придумал и придуривается.
А Френк, как идиот, из раза в раз велся. На уговоры, угрозы и подкуп. И если бы после третьего раза в реанимации мать не судили и упекли за решетку (Френк до сих пор не знал — на сколько, ведь с того раза никогда не видел матери), он повелся бы и в четвертый, и в пятый…
Если когда-нибудь Френк надумает сдохнуть, ему даже не нужна лошадиная доза снотворного, поддельные рецепты и вся подобная мура. Достаточно купить пачку печенья.
— Да. И правда жалко.
Они сидят до самого закрытия, хотя смена Френка кончается за час до и на вечер у него большие планы — два литра портвейна.
В костюме жарко, рядом с этой навязчивой дурой — еще хуже, а Френку будто бы восемнадцать. Тогда казалось, что такие, как Марси, только и думают, как бы валиться к его ногам толпами.
Вывод напрашивается сам собой — что-то с этой Марси не так.
Мысль долбит в башку все сильнее, когда они шатаются по главной улице, словно влюбленная парочка. Когда он покупает ей тако и уже через секунду они оба оказываются перемазаны гуакомоле.
Он провожает Марси до квартиры, потому что понимает, что ему не светит ничего больше, однако к этой странной улыбчивой девушке по-прежнему тянет.
В самый последний момент, прежде чем она поворачивается к Френку спиной, он замечает, что она вбегает вверх по ступенькам слишком быстро. Едва не падает.
Спустя пару дней история повторяется, и от соседки Френк узнает, что Марси двадцать три и что она до жути молчаливая и скрытная. Не сказал бы. Хотя постойте…
Она всегда спрашивает, но никогда не говорит о себе. Все, что Френк знает о ней — имя и адрес. Немало, но хочется больше, особенно когда твоя недо-собеседница знает о твоей вынужденной диете, мамаше убийце и тому, что взрослый мужик плачет от соуса чили.
Ее соседку по этажу не взяли бы в разведку, но в плену она бы точно осталась жить.
Уже через пару минут Френк стоит перед дверью Марси и пытается отдышаться. Девятый этаж, сломанный лифт. Надо меньше курить, потому что по пути наверх его без труда обгоняет глуховатая бабуленция.
Когда Марси открывает дверь, она успевает только открыть рот. Френк на одном дыхании выпаливает:
— Я хочу знать о тебе все.
Он молча заходит в ее квартиру, полную коробок и пыльного хлама и садится на продавленный диван.
— Зачем? — спрашивает она и опускает голову на плечо.
— Затем же, зачем и тебе.
Она смеется и прикрывает улыбку рукой, чего никогда не делала.
— Это вряд ли.
— Слушай… Я не догоняю. Давай по-простому.
По-простому с Марси не выходит. Она тут же оказывается рядом и целует Френка, а когда женщина сама лезет к тебе в штаны, это никогда не бывает по-простому. Особенно, если тот, к кому лезут в штаны, это Френк.
Но возражать он не умеет, потому отключается сразу после того как кончит, прямо на диване.
Наутро Марси выпроваживает его, как незнакомца, который забрел в ее дом по ошибке. Но вся суть в том, что незнакомка — как раз она.
Френк не видит ее месяц. К тому времени пролетает Рождество, Новый год и десятки попыток достучаться в ее гребаную квартиру на девятом этаже. В пяти из десяти случаев его обгоняет на лестнице очередная бабуленция.
После каждой попытки достучаться до Марси он курит.
Денег не то чтобы много, особенно когда работаешь на заправке, как какой-то студентишка. Вся разница в том, что у студентишки есть будущее. У Френка есть завтра.
Завтра начинается с легкого опохмела, чтобы не несло за милю, а заканчивается попыткой достучаться до Марси. Он ходит к ней, как на работу, только без выходных.
— Она съехала, — говорит та самая соседка, когда встречает Френка около двери Марси.
— Охуительно.
Хочется закурить прям здесь. Остается дождаться, пока эта родственница динозавров свалит, а то в башке еще свежо воспоминание, как в Трентоне ему въехали клюкой по шарам.
— Странная была девушка, ничего не скажешь, — качает головой бабуленция. — Не ходила на работу, не водила друзей.
— А вы-то все знаете.
— Ну не все, — кряхтит она. — Только то, что она съехала на другой конец города.
— Вам-то откуда знать?
— Так моя ж квартира.
Через пять минут у Френка на руках ее новый адрес и четкое осознание, что припрись он туда, его посадят за преследование. Здравый смысл подсказывает не иди и он не суется. В конце концов, он приехал сюда начать какое-то подобие новой жизни, а не снова все просрать.
Хотя очень хочется.
Спустя пару недель Марси находит его сама. Встречает в его же районе. Ах да, он говорил, что живет здесь. Он вообще много чего говорил, так что неудивительно.
— Так что ты хочешь знать? — говорит она, вместо «здравствуй».
— Не меньше, чем знаешь ты.
Они встречаются несколько дней подряд в одной и той же забегаловке и Марси каждый раз берет блины с кленовым сиропом. Рассказывает про братьев, про колледж и постоянно теребит прядку волос и чешет подбородок. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что каждое слово — вранье, больно складно, но Френк слушает и кивает.
Конечно, он догадывается, что все как-то связано с синяками и ссадинами, но он не ее психотерапевт, да что там, даже не ее гребаный любовник, чтобы лезть в такие вещи.
Потому он бреется каждое утро и моется каждый вечер, а через день наяривает на их общую фотку на телефоне, с которой вырезал свою рожу.
Единственное, куда он лезет, так это в яму. С каждым днем встречи с Марси, вся история жизни которой сплошь фальшивка, становятся чем-то вроде зависимости, только хуже, и однажды Френк не выдерживает:
— Давай съедемся.
Конечно, он предложил бы переехать к нему, но тогда это значило бы съехаться с его соседями — тараканами, потому Френк, как заботливый герой-любовник устраивается на фабрику и снимает квартиру в хорошем районе.
Теперь он работает с восьми до восьми пять дней в неделю, видит Марси утром спящую, а вечером голую. У нее откуда-то постоянно водятся деньги, на что она всегда отвечает, что фрилансит.
У нее на компьютере ничего, кроме сериалов и садистской порнухи в истории.
Однажды Марси попросила ее придушить. Потом — шлепнуть. Вышло погано, на этом просьбы закончились, а секса не было еще неделю. Не то чтобы Френк был неженкой, но он скорее набьет морду своему отражению в зеркале.
Одним днем некоторые вещи становятся на свои места, когда на имя Марси приходит извещение об изменении суммы социальных выплат. На бумагах — цифра с тремя нулями и ее настоящая фамилия. Она никогда не называла ее.
Вскрытое письмо он прячет в карман и по-быстрому сваливает из дома с ноутом, потому что Марси вот-вот вернется из магазина. Она часто смотрит на Френка из-за спины, и попробуй разбери, подглядывает или просто случайно, но ведь подозревать всегда проще.
Френк и сам не замечает, как становится параноиком, но когда вводишь в поисковик имя и фамилию своей девушки, рыпаться уже поздно.
Хреновее всего, что поисковик отвечает на запросы кучей статей про маньяка из Джерси. Френк читает только первые абзацы и тут же быстро закрывает все вкладки. Допивает приторно-сладкий карамельный кофе из старбакса. Сейчас бы подошел черный.
По-хорошему надо сесть и поговорить. Сначала со своими тараканами, потом с Марси.
Сообразить на троих — идея так себе.
В гугле есть ответы на кучу вопросов, вроде: что делать, если изменил девушке, что делать, если тест показал две полоски и как помириться, если ты забыл про годовщину. Но ни в одной статье не написано, как начать разговор по душам с жертвой маньяка, которую держали взаперти два года.
Потому Френк прикидывается, что ничего не было. Как и раньше, в общем-то. Чистит историю, (хотя Марси едва ли догадывается о ее существовании), готовит завтраки по воскресеньям и пьет, только когда она не видит.
На сигареты перестает хватать денег, когда Френк берет кредит на помолвочное кольцо.
Марси отказывается.
Ну, то есть как. Она просит притормозить, подождать, притереться.
Френк притерся к ней до такой степени, что пьет апельсиновый фрэш на завтрак и вот-вот окажется на стене почета, как работник месяца.
Одной ночью они напиваются вместе, потому что у Френка не хватает воли разорвать это все к чертям.
— Ты похож на него, — говорит Марси.
— На кого?
— На него, — отрезает она и задумчиво пялится вдаль.
Понемногу начинает доходить, но лучше бы оно чесало туда, откуда пришло. Френк подливает портвейна в оба стакана и выпивает залпом.
— Я бежала из Джерси, просто чтобы прекратить думать о нем. А тут — ты. Чистая копия.
Если не знать контекста, можно подумать, что это исповедь о любви к бывшему.
Впрочем, в каком-то смысле это и вправду исповедь, только Френк нихрена не священник, а перед ним стоит не грешница, а пьяная Марси в одной майке и трусах.
