В некотором государстве, в свободной республике жили честные и справедливые женщины. Между собой ладили, а мужей держали в строгости. Дочерей своих растили умными и отважными, сыновей — послушными и скромными. В мире и достатке они жили, науки развивали, искусство любили, секреты древней магии хранили. Днём трудились, а вечером собирались на улицах, чтобы побеседовать и потанцевать, речи сказительниц послушать, да посмотреть на фокусы чародеек.
Спокойно жили города и сёла и не знали никакой беды.
Шли годы, столетия, а государство расцветало. Всё больше появлялось учёных дам, художниц и музыканток, писательниц и поэтесс. Девочки с малолетства выбирали ремесло себе по душе, разные премудрости изучали. Становились города с каждым годом всё чудеснее — здания в них возвышались, драгоценными камнями украшенные, площади обрамляли скульптуры да фонтаны прелестные, в парках цветы росли удивительные и травы заморские, что привозили из дальних краёв путешественницы.
В каждом даже очень маленьком городке немало школ было и университетов, площадок для игр, библиотек да музеев. А ещё и пансионов для мальчиков, где обучали тех кротости, послушанию, мужским хитростям и наукам кулинарным. И настал год, когда во всём государстве уже не сыскать было девицы неграмотной, не сыскать юнца, что не умел бы готовить сотни вкуснейших блюд.
Да вот только чародеек становилось всё меньше. Мало кому были интересны простые фокусы с искорками да снежинками. А уж боевые способности чародеек и вовсе оказались не нужны. Если и случался где беспорядок, то угомонить нарушительниц запросто могли городские стражницы. Если и случался спор по имуществу или другому делу — разрешали его беспристрастные судьи. Не шли больше девицы обучаться силам тайным, древним, природным — непочётным стал этот путь.
И вот, наконец, умерло в один год две последние чародейки — Луны и Солнца. Унесли они с собой на тот свет и мастерство невиданное, и силу неслыханную.
Книги их, записи и дневники собрали и положили к другим текстам по магии — в Столичный музей колдовства. Положили и забыли о них. Забыли и стали жить-поживать, добра наживать.
Шли годы, но магия, мудрость древняя, без хозяек оставленная, клубилась по всей стране и оседала. Застревала во льдах, забивалась в дремучие чащи, утопала в болотах, утекала в зыбучие пески. Пропадала она, пряталась, и сущность её менялась. Становилась она тёмной и искажённой…
Встретились как-то в небе Солнце и Луна, и в тот же день в самой глубокой трясине зародилось из сгустков магии чудище уродливое. Одна голова была у него вся из солнечного света, вторая — из лунного. Поначалу было оно маленьким и безобидным, но с каждым днём железные зубы чудовища становились всё острее, а каменные когти — крепче.
Росло оно в болоте, зрело, да впитывало в себя всю древнюю силу. И вот выросли у чудища громадные крылья, тело покрылось чешуёй, и, наконец, одним вечером, когда на небе висели и Луна, и Солнце, поднялось оно из трясины.
Хоть огромным и отвратительным был дракон, да вот только никто его не заметила — ни лесничая, ни странница, ни даже птица или белка. Ведь одна часть его туши светилась светом лунным, а другая — солнечным, и казалось, будто посреди трясины играют лишь блики света.
Взмахнул тогда крыльями дракон, ухмыльнулся коварно обеими своими мордами и взмыл в небо. Отправился летать он над свободным государством.
Долго летал, да никто его так и не углядела. Если днём двуглавое чудище появлялось в небесах — оно виделось солнечными лучами, если ночью — лунной дорожкой.
Вскоре узнал дракон всё о республике. Полюбовался и зданиями утончёнными, и парками дивными, и полями ухоженными. Наслушался он звуков музыки сладкой и нанюхался ароматов вкуснейших. Восхитилось чудище и дамами учёными, и знахарками умелыми, и стражницами смелыми, и судьями честными, и советницами мудрыми. Понравился ему мир, где он появился. И захотелось чудищу получить себе все его блага.
Вернулся дракон на родную трясину и попробовал сам сотворить то, что увидел.
Попробовал… да не мог мыслить он как женщина, думать, как она, сочинять как она. Всё, что смог создать двуглавый дракон, из искажённой магии родившийся, было лишь жалкой тенью женских творений. Здания, на болоте возведённые, оказались блеклыми и покосившимися; картины — уродливыми; угощения — вонючими и противными.
Разозлился тогда дракон, разъярился. Позавидовал он завистью чёрной женщинам честным. Позавидовал жизни их праведной, власти их справедливой, и захотел всё, что было у них, забрать себе силой. Захотел сам стать Первой советницей. Чтобы все слушали его слово и ценили, подарки ему от чистого сердца приносили, в песнях восхваляли. Захотел сам править, а Первую советницу сделать своей служанкой.
Теперь, когда пролетал двуглавый дракон над городом, то отравлял его магией тёмной. Опутывал умы и заставлял ничего не подозревающий народ себя почитать.
Там, где раньше царствовало уважение, теперь поселилось раболепство. Где раньше шли учёные споры, теперь свирепствовали ссоры. Где правила мудрость — восторжествовала глупость.
Скоро не осталось во всём государстве ни одного даже самого маленького городка, где бы двуглавый дракон не установил свою власть. Тогда порадовалось чудище, улыбнулось обеими мордами и улетело в Столицу. Поселилось оно на крыше главного дворца. Того, где раньше заседали советницы. А Первую из них дракон, как и задумал, сделал своей прислугой. И теперь женщина эта, высокоучёная мудрица и опытная воительница, о прежней жизни позабывшая, подносила ему по утрам диковинные яства, собственноручно приготовленные. Подносила и, безумием охваченная, благодарила своего мучителя за «счастье».
Начала страна разваливаться и скрипеть под преступной властью, да только так дракон, единственный в республике магией владеющий, всех запутал, что никто этого не замечала. Не замечал народ и уродства их новой «Первой советницы». Напротив — все восхваляли «Двуглавого» и преклонялись пред ним.
С каждым годом всё больше драк на улицах случалось и прочих беспорядков, жить становилось всё тяжелее и голоднее. Суды честных отправляли в тюрьму, а виновных отпускали. Знахарки глупели и забывали, как лечить, учительницы — учить, музыкантки — петь, танцовщицы — плясать. На площадях вместо мелодий дивных звучала теперь какофония уродливая. Новые здания, дураками построенные, нередко обрушивались, фонтаны — ломались. А народ обезумевший только и знал, что причитал: «ах, как мудр Двуглавый, ах, как дорог нам наш благодетель!».
Радовался дракон чужим страданиям, издавал один закон нелепее другого, да только была его сущность слишком тёмная. Всего ему было мало и не мог он насытиться.
Захотелось Двуглавому править не одной страной, а целым миром. Да не хватало силушек чудищу весь мир себе подчинить — многие соседние земли не забыли древнюю магию и могли защититься от его власти. Так что решил дракон действовать не прямой силой, а хитростью и чужими руками…
В ту пору жили две сестры-путешественницы — Даара и Дона. В девичестве покинули они родной городок и отправились мир смотреть, редких животных изучать, о тайнах трав узнавать.
Во время странствий познакомилась Даара с порядочным юношей и взяла его поджену. А как появилась у них дочка — Катиара, путешествовать они стали вчетвером. Бродили они по самым отдалённым уголкам государства, не слыхивали ни о каком Двуглавом, и под влияние магии его искажённой не попали…
Но шли годы, и стареть начали сёстры. Сила и гибкость начали покидать их. Всё сложнее им было охотиться, рыбачить, да и просто ходить. Отец Катиары, Дивэль, и вовсе раскис. Зрение подводить его начало — мог он соль с перцем перепутать или травой несъедобной похлёбку испортить. И кушать отряду странниц приходилось не диковинки ароматные, а противную бурду.
Вот в один морозный день не смогли поймать ни Даара, ни Дона никакой дичи. Пришлось обедать тем, что Катиара, наследница их смелая, изловить смогла — несколькими кроликами. Да и тех Дивэль умудрился пережарить. Как доели они, нахмурилась Даара и говорит Доне таковые слова:
— Много где мы побывали, сестрица, мир повидали и себя показали. Животных изучили, травы редкие собрали. А теперь немощны мы стали. Пора возвращаться. Мы трое старость встретим достойно, а Катиара, наконец, в университет поступит. На жизнь городскую посмотрит, подруг себе найдёт верных, а потом и отправится своим путём — не всё же ей у наших штанов сидеть.
Обрадовалась Катиара разговорам таким — было ей уж к двадцати годам, и, хоть многому она научилась у матушки да тётки — и читать умела, и сочинять, и петь, и мечом махать — да о многом знала она только по рассказам. Любопытно ей было воочию взглянуть и на библиотеки, мудростью пропитанные, и на музеи, диковинками наполненные. Любопытно было познакомиться с другими девицами храбрыми. А потом и на юношей поглядеть, на женихов видных, какими славилось их государство.
Дона тем временем призадумалась. Отвечает она вскоре:
— Права ты, сестрица. Пусть и люба мне жизнь вольная, да не молодеем мы. Видно, время пришло. Пора в обратный путь.
Решили так сёстры, и, спустя пару месяцев, добрался отряд путешественниц до ближайшего городка. Увидели женщины ворота и просветлели. Покосились, правда, ворота, растрепались, но ни Даара, ни Дона не придали этому особого значения — дело близилось к ночи, темно уже было, и не разглядели они сразу во что превратилось знакомое поселение.
Зашли они в город и уж думали в таверне посидеть, песни новые послушать, Катиаре всё показать да рассказать. Но стоило им пройти, увидеть улицы грязные и вонючие, прохожих тощих и немытых, здания новомодные, так волосы встали дыбом что у Даары, что у Доны. А Дивэль так вовсе не выдержал — пусть зрение было у него не то, что прежде, но «шедевры» современной архитектуры он разглядеть всё-таки сумел — побелел он и в обморок упал.
Подхватила Даара муженька своего горемычного, на сестрицу уставилась и молвила в растерянности:
— Что же творится тут, Дона? Что случилось, пока нас не было?
Осмотрелась Дона, огляделась и нахмурилась:
— Мор, болезнь или недуг какой поразил всех, да мы вчетвером всё равно всему городу не поможем. Проклят он будто. Убираться надо поскорее, пока сами живы и здоровы. Пойдём дальше, к следующему. А там уж градоначальнице и скажем обо всём, что увидели.
Помогла Катиара матери нести Дивэля обморочного, и заторопились они назад, к воротам. Выскочили за них да побежали в поля. А уж там и Дивэля в чувства привели.
Отправился отряд дальше. Да в следующем городке увидели они ровно тоже самое. Подивились сёстры, испугались. Но теперь решили разведать, что за напасть всех одолела.
Вскоре узнали они правду — вместо советниц мудрых правит их землёй теперь некий «Двуглавый», которого все зовут благодетелем. Хоть голоден народ стал и убог, но почему-то любит «благодетеля» всё сильнее, воспевает его и восхваляет. Как выглядит Двуглавый — никто не знает. Но все говорят, что прекрасен он как мягкие лучи Солнца, прелестен как нежный свет Луны. Поселился он в Столице, на крыше главного дворца, где раньше заседали советницы. Ещё поговаривают, что не осталось во всей стране ни градоначальниц, ни стражниц. Везде теперь сидят ставленники Двуглавого, а за порядком следит его войско.
Слушали Даара, Дона и Дивэль да за сердце хватались. Вскоре унесли ноги они и из этого города, добежали до лесочка и остановились на поляне.
— Откуда ж Двуглавый взялся поганый? — недоумевала Даара. — Неужели лучшие умы его проглядели? Как могли всю власть ему передать? Видно, силой владеет он невиданной, могуществом неслыханным, смог всех одурачить…
— Какой же силой? — дивилась Дона. — Вся сила у стражниц была, сила ума — у советниц. Не мог же он один сильнее всех оказаться!
— Не мог, но оказался. Видно, тайно колдовские премудрости освоил. Наслал на всех тёмные чары.
Беседовали сёстры, а Дивэль только выл да причитал, старый добрый мир вспоминаючи.
— Обезумели все вокруг, — вздыхала Дона. — Кажется, будто одни мы остались. Не может такого быть, наверняка есть и ещё женщины, что помнят былой уклад!
— Наверняка есть, — отозвалась Даара, — не одни мы странствовали. Некоторые помнят, да где они? Если города погрязли в беззаконии, все здравомыслящие скрылись в лесах и в полях.
— А может есть шпионки в городах? Те, что только притворяются ставленницами Двуглавого? А сами они проводят сборища подпольные?
— Может и есть, да как мы их найдём? И здоровье у нас уже не то. Кролика изловить не можем, не то, что сражаться с войском Двуглавого.
Слушала это Катиара, слушала, да на выдержала и вмешалась в разговор:
— Отпусти меня в путь-дороженьку, государыня-матушка, отпусти меня подруженька-тётушка. Может, сама я старый мир и не видела и не знаю, как страна жить должна, зато понимаю, как она жить не должна. Найду я соратниц верных, доберусь до Столицы и убью Двуглавого.
— Как мы тебя отпустим, — всплеснула руками Даара, — ты к городской жизни непривычна, юная совсем и неопытная. Не справишься без нас.
— Не беспокойся, матушка, справлюсь. Долго я училась, хорошо питалась и много тренировалась. Здорова я и молода, смогу за себя постоять.
Не хотели они отпускать Катиару, да делать нечего — только на неё вся надежда и оставалась. Собрали они девицу храбрую, Даара отдала ей свой верный лук, Дона — меч, Дивэль — положил в котомку припасов побольше. Собрали её в дорогу и говорит Даара:
— Кем бы ни был Двуглавый, да ясно как белый день — не просто это какой-нибудь мужчина-воительница. Сила великая стоит за ним, за поганым. Сила тёмная наверняка, колдовская. Много раньше чародеек было, да ты и сама это помнишь, рассказывали мы тебе. А ныне не осталось ни одной. Знания их теперь хранятся в музеях… по крайней мере, раньше хранились. Как говорят легенды, мечом чародейку победить нельзя, значит, и Двуглавого простое оружие не возьмёт. С ним бороться хитростью надо и умом. Найди соратниц и проберись с ними в музеи колдовства, найди мудрость древнюю. Как освоите заклинания старинные — так уж решите, что делать дальше. А мы с отцом твоим и тёткой пока тут поселимся. Попробуем притвориться сторонницами Двуглавого, на работу устроиться да выведать побольше. Глядишь, и у нас чего получится.
Распрощалась Катиара с роднёй и пошла к следующему поселению. День шла, другой, начали кончаться у неё припасы, да торопилась она и решила не отвлекаться на охоту. К вечеру добралась она до городка. Там картину примерно такую же увидела — грязь, брань, вонь, наряды уродливые. Решила Катиара вокруг да около не ходить — сразу сторонниц искать.
Подходит она к первой встречной девице и спрашивает:
— Помнишь ли ты старый уклад? Когда ещё не было Двуглавого?
Удивилась незнакомка, испугалась:
— Когда все убивали подруга подругу и ели камни? Ужасное было время… Сама я его не застала, но мне о нём рассказывал учитель, ставленник нашего благодетеля.
Рассмеялась Катиара:
— Тогда камни не ели, — отвечает она, — тогда в почёте были разнообразные вкусные блюда. Мне батюшка такие готовил.
— Да-да, блюда из камней и земли. А теперь мы наконец-то питаемся вкусно.
Молвила так незнакомка, достала из-за пазухи пригоршню белых червяков.
Спокойно жили города и сёла и не знали никакой беды.
Шли годы, столетия, а государство расцветало. Всё больше появлялось учёных дам, художниц и музыканток, писательниц и поэтесс. Девочки с малолетства выбирали ремесло себе по душе, разные премудрости изучали. Становились города с каждым годом всё чудеснее — здания в них возвышались, драгоценными камнями украшенные, площади обрамляли скульптуры да фонтаны прелестные, в парках цветы росли удивительные и травы заморские, что привозили из дальних краёв путешественницы.
В каждом даже очень маленьком городке немало школ было и университетов, площадок для игр, библиотек да музеев. А ещё и пансионов для мальчиков, где обучали тех кротости, послушанию, мужским хитростям и наукам кулинарным. И настал год, когда во всём государстве уже не сыскать было девицы неграмотной, не сыскать юнца, что не умел бы готовить сотни вкуснейших блюд.
Да вот только чародеек становилось всё меньше. Мало кому были интересны простые фокусы с искорками да снежинками. А уж боевые способности чародеек и вовсе оказались не нужны. Если и случался где беспорядок, то угомонить нарушительниц запросто могли городские стражницы. Если и случался спор по имуществу или другому делу — разрешали его беспристрастные судьи. Не шли больше девицы обучаться силам тайным, древним, природным — непочётным стал этот путь.
И вот, наконец, умерло в один год две последние чародейки — Луны и Солнца. Унесли они с собой на тот свет и мастерство невиданное, и силу неслыханную.
Книги их, записи и дневники собрали и положили к другим текстам по магии — в Столичный музей колдовства. Положили и забыли о них. Забыли и стали жить-поживать, добра наживать.
***
Шли годы, но магия, мудрость древняя, без хозяек оставленная, клубилась по всей стране и оседала. Застревала во льдах, забивалась в дремучие чащи, утопала в болотах, утекала в зыбучие пески. Пропадала она, пряталась, и сущность её менялась. Становилась она тёмной и искажённой…
Встретились как-то в небе Солнце и Луна, и в тот же день в самой глубокой трясине зародилось из сгустков магии чудище уродливое. Одна голова была у него вся из солнечного света, вторая — из лунного. Поначалу было оно маленьким и безобидным, но с каждым днём железные зубы чудовища становились всё острее, а каменные когти — крепче.
Росло оно в болоте, зрело, да впитывало в себя всю древнюю силу. И вот выросли у чудища громадные крылья, тело покрылось чешуёй, и, наконец, одним вечером, когда на небе висели и Луна, и Солнце, поднялось оно из трясины.
Хоть огромным и отвратительным был дракон, да вот только никто его не заметила — ни лесничая, ни странница, ни даже птица или белка. Ведь одна часть его туши светилась светом лунным, а другая — солнечным, и казалось, будто посреди трясины играют лишь блики света.
Взмахнул тогда крыльями дракон, ухмыльнулся коварно обеими своими мордами и взмыл в небо. Отправился летать он над свободным государством.
Долго летал, да никто его так и не углядела. Если днём двуглавое чудище появлялось в небесах — оно виделось солнечными лучами, если ночью — лунной дорожкой.
Вскоре узнал дракон всё о республике. Полюбовался и зданиями утончёнными, и парками дивными, и полями ухоженными. Наслушался он звуков музыки сладкой и нанюхался ароматов вкуснейших. Восхитилось чудище и дамами учёными, и знахарками умелыми, и стражницами смелыми, и судьями честными, и советницами мудрыми. Понравился ему мир, где он появился. И захотелось чудищу получить себе все его блага.
Вернулся дракон на родную трясину и попробовал сам сотворить то, что увидел.
Попробовал… да не мог мыслить он как женщина, думать, как она, сочинять как она. Всё, что смог создать двуглавый дракон, из искажённой магии родившийся, было лишь жалкой тенью женских творений. Здания, на болоте возведённые, оказались блеклыми и покосившимися; картины — уродливыми; угощения — вонючими и противными.
Разозлился тогда дракон, разъярился. Позавидовал он завистью чёрной женщинам честным. Позавидовал жизни их праведной, власти их справедливой, и захотел всё, что было у них, забрать себе силой. Захотел сам стать Первой советницей. Чтобы все слушали его слово и ценили, подарки ему от чистого сердца приносили, в песнях восхваляли. Захотел сам править, а Первую советницу сделать своей служанкой.
Теперь, когда пролетал двуглавый дракон над городом, то отравлял его магией тёмной. Опутывал умы и заставлял ничего не подозревающий народ себя почитать.
Там, где раньше царствовало уважение, теперь поселилось раболепство. Где раньше шли учёные споры, теперь свирепствовали ссоры. Где правила мудрость — восторжествовала глупость.
Скоро не осталось во всём государстве ни одного даже самого маленького городка, где бы двуглавый дракон не установил свою власть. Тогда порадовалось чудище, улыбнулось обеими мордами и улетело в Столицу. Поселилось оно на крыше главного дворца. Того, где раньше заседали советницы. А Первую из них дракон, как и задумал, сделал своей прислугой. И теперь женщина эта, высокоучёная мудрица и опытная воительница, о прежней жизни позабывшая, подносила ему по утрам диковинные яства, собственноручно приготовленные. Подносила и, безумием охваченная, благодарила своего мучителя за «счастье».
Начала страна разваливаться и скрипеть под преступной властью, да только так дракон, единственный в республике магией владеющий, всех запутал, что никто этого не замечала. Не замечал народ и уродства их новой «Первой советницы». Напротив — все восхваляли «Двуглавого» и преклонялись пред ним.
С каждым годом всё больше драк на улицах случалось и прочих беспорядков, жить становилось всё тяжелее и голоднее. Суды честных отправляли в тюрьму, а виновных отпускали. Знахарки глупели и забывали, как лечить, учительницы — учить, музыкантки — петь, танцовщицы — плясать. На площадях вместо мелодий дивных звучала теперь какофония уродливая. Новые здания, дураками построенные, нередко обрушивались, фонтаны — ломались. А народ обезумевший только и знал, что причитал: «ах, как мудр Двуглавый, ах, как дорог нам наш благодетель!».
Радовался дракон чужим страданиям, издавал один закон нелепее другого, да только была его сущность слишком тёмная. Всего ему было мало и не мог он насытиться.
Захотелось Двуглавому править не одной страной, а целым миром. Да не хватало силушек чудищу весь мир себе подчинить — многие соседние земли не забыли древнюю магию и могли защититься от его власти. Так что решил дракон действовать не прямой силой, а хитростью и чужими руками…
***
В ту пору жили две сестры-путешественницы — Даара и Дона. В девичестве покинули они родной городок и отправились мир смотреть, редких животных изучать, о тайнах трав узнавать.
Во время странствий познакомилась Даара с порядочным юношей и взяла его поджену. А как появилась у них дочка — Катиара, путешествовать они стали вчетвером. Бродили они по самым отдалённым уголкам государства, не слыхивали ни о каком Двуглавом, и под влияние магии его искажённой не попали…
Но шли годы, и стареть начали сёстры. Сила и гибкость начали покидать их. Всё сложнее им было охотиться, рыбачить, да и просто ходить. Отец Катиары, Дивэль, и вовсе раскис. Зрение подводить его начало — мог он соль с перцем перепутать или травой несъедобной похлёбку испортить. И кушать отряду странниц приходилось не диковинки ароматные, а противную бурду.
Вот в один морозный день не смогли поймать ни Даара, ни Дона никакой дичи. Пришлось обедать тем, что Катиара, наследница их смелая, изловить смогла — несколькими кроликами. Да и тех Дивэль умудрился пережарить. Как доели они, нахмурилась Даара и говорит Доне таковые слова:
— Много где мы побывали, сестрица, мир повидали и себя показали. Животных изучили, травы редкие собрали. А теперь немощны мы стали. Пора возвращаться. Мы трое старость встретим достойно, а Катиара, наконец, в университет поступит. На жизнь городскую посмотрит, подруг себе найдёт верных, а потом и отправится своим путём — не всё же ей у наших штанов сидеть.
Обрадовалась Катиара разговорам таким — было ей уж к двадцати годам, и, хоть многому она научилась у матушки да тётки — и читать умела, и сочинять, и петь, и мечом махать — да о многом знала она только по рассказам. Любопытно ей было воочию взглянуть и на библиотеки, мудростью пропитанные, и на музеи, диковинками наполненные. Любопытно было познакомиться с другими девицами храбрыми. А потом и на юношей поглядеть, на женихов видных, какими славилось их государство.
Дона тем временем призадумалась. Отвечает она вскоре:
— Права ты, сестрица. Пусть и люба мне жизнь вольная, да не молодеем мы. Видно, время пришло. Пора в обратный путь.
Решили так сёстры, и, спустя пару месяцев, добрался отряд путешественниц до ближайшего городка. Увидели женщины ворота и просветлели. Покосились, правда, ворота, растрепались, но ни Даара, ни Дона не придали этому особого значения — дело близилось к ночи, темно уже было, и не разглядели они сразу во что превратилось знакомое поселение.
Зашли они в город и уж думали в таверне посидеть, песни новые послушать, Катиаре всё показать да рассказать. Но стоило им пройти, увидеть улицы грязные и вонючие, прохожих тощих и немытых, здания новомодные, так волосы встали дыбом что у Даары, что у Доны. А Дивэль так вовсе не выдержал — пусть зрение было у него не то, что прежде, но «шедевры» современной архитектуры он разглядеть всё-таки сумел — побелел он и в обморок упал.
Подхватила Даара муженька своего горемычного, на сестрицу уставилась и молвила в растерянности:
— Что же творится тут, Дона? Что случилось, пока нас не было?
Осмотрелась Дона, огляделась и нахмурилась:
— Мор, болезнь или недуг какой поразил всех, да мы вчетвером всё равно всему городу не поможем. Проклят он будто. Убираться надо поскорее, пока сами живы и здоровы. Пойдём дальше, к следующему. А там уж градоначальнице и скажем обо всём, что увидели.
Помогла Катиара матери нести Дивэля обморочного, и заторопились они назад, к воротам. Выскочили за них да побежали в поля. А уж там и Дивэля в чувства привели.
Отправился отряд дальше. Да в следующем городке увидели они ровно тоже самое. Подивились сёстры, испугались. Но теперь решили разведать, что за напасть всех одолела.
Вскоре узнали они правду — вместо советниц мудрых правит их землёй теперь некий «Двуглавый», которого все зовут благодетелем. Хоть голоден народ стал и убог, но почему-то любит «благодетеля» всё сильнее, воспевает его и восхваляет. Как выглядит Двуглавый — никто не знает. Но все говорят, что прекрасен он как мягкие лучи Солнца, прелестен как нежный свет Луны. Поселился он в Столице, на крыше главного дворца, где раньше заседали советницы. Ещё поговаривают, что не осталось во всей стране ни градоначальниц, ни стражниц. Везде теперь сидят ставленники Двуглавого, а за порядком следит его войско.
Слушали Даара, Дона и Дивэль да за сердце хватались. Вскоре унесли ноги они и из этого города, добежали до лесочка и остановились на поляне.
— Откуда ж Двуглавый взялся поганый? — недоумевала Даара. — Неужели лучшие умы его проглядели? Как могли всю власть ему передать? Видно, силой владеет он невиданной, могуществом неслыханным, смог всех одурачить…
— Какой же силой? — дивилась Дона. — Вся сила у стражниц была, сила ума — у советниц. Не мог же он один сильнее всех оказаться!
— Не мог, но оказался. Видно, тайно колдовские премудрости освоил. Наслал на всех тёмные чары.
Беседовали сёстры, а Дивэль только выл да причитал, старый добрый мир вспоминаючи.
— Обезумели все вокруг, — вздыхала Дона. — Кажется, будто одни мы остались. Не может такого быть, наверняка есть и ещё женщины, что помнят былой уклад!
— Наверняка есть, — отозвалась Даара, — не одни мы странствовали. Некоторые помнят, да где они? Если города погрязли в беззаконии, все здравомыслящие скрылись в лесах и в полях.
— А может есть шпионки в городах? Те, что только притворяются ставленницами Двуглавого? А сами они проводят сборища подпольные?
— Может и есть, да как мы их найдём? И здоровье у нас уже не то. Кролика изловить не можем, не то, что сражаться с войском Двуглавого.
Слушала это Катиара, слушала, да на выдержала и вмешалась в разговор:
— Отпусти меня в путь-дороженьку, государыня-матушка, отпусти меня подруженька-тётушка. Может, сама я старый мир и не видела и не знаю, как страна жить должна, зато понимаю, как она жить не должна. Найду я соратниц верных, доберусь до Столицы и убью Двуглавого.
— Как мы тебя отпустим, — всплеснула руками Даара, — ты к городской жизни непривычна, юная совсем и неопытная. Не справишься без нас.
— Не беспокойся, матушка, справлюсь. Долго я училась, хорошо питалась и много тренировалась. Здорова я и молода, смогу за себя постоять.
Не хотели они отпускать Катиару, да делать нечего — только на неё вся надежда и оставалась. Собрали они девицу храбрую, Даара отдала ей свой верный лук, Дона — меч, Дивэль — положил в котомку припасов побольше. Собрали её в дорогу и говорит Даара:
— Кем бы ни был Двуглавый, да ясно как белый день — не просто это какой-нибудь мужчина-воительница. Сила великая стоит за ним, за поганым. Сила тёмная наверняка, колдовская. Много раньше чародеек было, да ты и сама это помнишь, рассказывали мы тебе. А ныне не осталось ни одной. Знания их теперь хранятся в музеях… по крайней мере, раньше хранились. Как говорят легенды, мечом чародейку победить нельзя, значит, и Двуглавого простое оружие не возьмёт. С ним бороться хитростью надо и умом. Найди соратниц и проберись с ними в музеи колдовства, найди мудрость древнюю. Как освоите заклинания старинные — так уж решите, что делать дальше. А мы с отцом твоим и тёткой пока тут поселимся. Попробуем притвориться сторонницами Двуглавого, на работу устроиться да выведать побольше. Глядишь, и у нас чего получится.
Распрощалась Катиара с роднёй и пошла к следующему поселению. День шла, другой, начали кончаться у неё припасы, да торопилась она и решила не отвлекаться на охоту. К вечеру добралась она до городка. Там картину примерно такую же увидела — грязь, брань, вонь, наряды уродливые. Решила Катиара вокруг да около не ходить — сразу сторонниц искать.
Подходит она к первой встречной девице и спрашивает:
— Помнишь ли ты старый уклад? Когда ещё не было Двуглавого?
Удивилась незнакомка, испугалась:
— Когда все убивали подруга подругу и ели камни? Ужасное было время… Сама я его не застала, но мне о нём рассказывал учитель, ставленник нашего благодетеля.
Рассмеялась Катиара:
— Тогда камни не ели, — отвечает она, — тогда в почёте были разнообразные вкусные блюда. Мне батюшка такие готовил.
— Да-да, блюда из камней и земли. А теперь мы наконец-то питаемся вкусно.
Молвила так незнакомка, достала из-за пазухи пригоршню белых червяков.
