Решение созрело внезапно. Я зашла на рынок, купила картошки, овощей, и отправилась к Фриде, которая жила на краю поселка, а рядом с ней простиралось широкое поле. Отдохну на лугу, посмотрю на траву и цветочки, как бы прощаясь, а заодно и продуктов старой женщине занесу, ведь ей одной тяжело. Да и последнее время я чувствовала расположение к женщине, а после письма Эвана так вообще подумала, быть может, она так же, как и я, любит природу, зеленые листочки, а потому и не захотела покидать Рейт и отправляться жить на Элран. Возможно, ей показалось это скучным, неинтересным, а люди просто не понимают, что не в силе счастье, и не в том, где живешь. Кажется, я впервые думала о Элране, выискивая недостатки.
Я постучалась в дверь, которая оказалась открытой. Я осторожно вошла. Фрида сидела за столом у окна, ее длинные черные волосы были распущены по спине. Пальцами она постукивала по столу. Я же уже не чувствовала себя такой уверенной, какой была, когда решила навестить женщину. Странное оцепенение охватило меня, все же это сильная ведьма, умеющая колдовать, а я без спросу пришла к ней в дом.
Я неловко улыбнулась, нерешительно помявшись у порога. А затем все же прошла дальше, положив сетку с продуктами на стол и просто сказав:
— Вот, принесла картошки и немного овощей…
— Я ждала тебя, — Фрида приподняла на меня глаза и уставилась долгим пронизывающим взглядом, от которого мне вдруг сделалось не по себе. А ведьма продолжила:
— Ты добрая девочка, — при этом она даже улыбнулась, во всяком случае, то, как скривились ее губы, напоминало именно улыбку. — Только твой жених тебе совсем не подходит. Брось его! Не слушаешь ты свое сердце, а оно у тебя плачет в ожидании беды. И беды не миновать!
При этом она приподнялась, облокачиваясь на стол морщинистыми кистями рук, глаза ее словно загорелись, а мне стало страшно. И обидно. И голос ведьмы пробирал до мурашек на теле, он звучал, словно приговор, раздавался, словно гром среди ясного неба, пугая своей неожиданной силой.
— Зачем Вы так? Зачем Вы мне такое говорите? Я же к Вам со всей душой, хотела как лучше, вот продуктов принесла, а Вы… Вы… — мне было так горько от того, что Фрида говорила неприятные слова. Зачем она так? Ведь я, правда, хотела как лучше — принесла тяжелые овощи, жалея старую женщину, а она рассыпает проклятия. Все внутри сжималось от ее слов, сердце учащенно билось. На меня накатило ощущение неотвратимости, неизбежности. Что-то должно случиться. И очень скоро. И я не могу ничего исправить. Абсолютно ничего. У меня нет такой силы, чтобы противостоять проклятиям, нет. И Эвана нет рядом, чтобы поделиться с ним, и быть может, у него получилось бы что-то исправить. Он бы меня, конечно, отругал, но обязательно все исправил. Я пятилась к двери, натыкаясь и спотыкаясь о порог. И побежала подальше от дома ведьмы, коря себя за то, что пришла сюда. А в след мне неслось:
— Дура! Себя погубишь!
Но я не хотела больше ничего слышать. Мне и так всю последнюю неделю было тревожно, а сейчас панический страх заполнил все мое тело, хотелось спрятаться, убежать. Только разве есть такое место, в котором можно скрыться от проклятия ведьмы?! Разве можно от него убежать?! А от себя?
Я подходила к дому Мариты, уже успокоившаяся. Я словно смирилась с тем, что ничего нельзя изменить. Я и так была уставшая с самого утра, а сейчас так вообще — была обессилена и разбита. Страха уже больше не было, лишь зияющая пустота заполняла все мое существо.
Я протянула свиток матери Эвана, и долго-долго, как и предполагала, слушала ее вопросы. «Как именно залетел голубь», «На какое плечо сел», «Какого цвета», «Кому я уже рассказала о письме» и еще много-много подробностей. Я смирилась с тем, что сегодня домой уйду поздно.
Затем Марита сочиняла ответ сыну, а я вызывала птицу и отправила послание, приписав от себя несколько фраз, о том, как я соскучилась. О ведьме я ничего не стала писать, зачем расстраивать Эвана, да и я знала, что мне на это ответит жених. Он же меня предупреждал… На улице уже стемнело, когда я возвращалась к себе, обнимая стопку белья и одежды для стирки, которую взяла у Мариты. Но сегодня уже ничего не успела сделать, так как прямо в обнимку с этой кучкой легла и уснула, сама не заметив как, даже не успев раздеться.
Проснулась я, не понимая, как такое могло произойти, я с вечера ничего не успела сделать — не постирала, не заштопала. Уже встало солнце, похоже, я проспала утреннюю смену в пекарне. Я суетилась, не зная, с чего начать. Все же пришлось отложить стирку и штопку на вечер, а прямо сейчас бежать на работу. Я быстро расправила на себе платье, умылась. Не завтракая, бросилась в пекарню, надеясь на то, что мадам Роза простит меня за такое, ведь это первый раз со мной, ранее я никогда не позволяла себе проспать. На улице лил дождь, и проезжающий мимо экипаж окатил меня с головы до ног грязной мокрой жидкостью мостовой.
Началось. Неприятности. Я все еще бежала, на что-то надеясь и не желая сдаваться, но уже знала, что все началось, неотвратимое, неминуемое.
В пекарню я влетела, вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Мадам Розе на глаза я не попалась. Добродушная женщина Марта улыбнулась мне сочувствующе и ободряюще и сказала, что обо мне никто не вспоминал, тесто она сама сделала, и хлеб уже давно в печи стоит, скоро вынимать его. Осталось всего лишь украсить несколько пирогов на заказ, чем я сразу же и занялась, повязывая передник и косынку. Мне все еще не верилось, что все так просто и можно облегченно выдохнуть. Радоваться я не спешила, настороженно прислушиваясь к звукам и ожидая хозяйку пекарни, которая как назло куда-то запропастилась, оттягивая мучительный момент моего покаяния в содеянном. Я чувствовала себя такой виноватой, что с нетерпением ждала, чтобы мадам Роза сделала уже мне выговор, наконец, отругала или наказала. Я готова была отработать, сколько понадобиться часов, таким образом, откупившись от грядущих неприятностей, которые, как я чувствовала, все еще нависали надо мной.
Я как раз украшала большой круглый торт, когда вошла хозяйка пекарни, а моя рука дрогнула, поставив на изделие некрасивую кляксу. Я с ужасом распахнула глаза, переводя взгляд с мадам Розы на только что испорченный шедевр, исправить будет непросто, придется полностью снимать все верхнее покрытие. Губы мелко задрожали, ведь так и знала, что проклятие ведьмы бесследно не исчезнет, раньше я никогда так не ошибалась. Но хозяйка отчего-то даже и не подумала меня ругать, она подошла ближе, критически рассматривая брак, и, обняв меня за плечи, начала успокаивать:
— Сесиль, не расстраивайся, девочка. От одного торта все равно уже отказались. Можешь его даже не исправлять. Прямо таким забрать себе домой.
Я не поверила своим ушам. Меня не ругают? Да еще и торт отдали?
— Я опоздала сегодня, мадам Роза…
— Ну, и что, я же вижу, ты устаешь, если хочешь — возьми себе выходной, отдохни!
И еще выходной дали? И хозяйка покинула кухню, а я в замешательстве продолжила украшать оставшиеся торты. Нет, конечно, она всегда ко мне хорошо относилась, поддерживала, сочувствовала. Но и я никогда не позволяла себе опаздывать и портить изделия. Да и это тревожное ощущение внутри, словно все уже началось, словно мой мир уже рушится, что вот-вот произойдет что-то … ужасное. Может быть, я просто впечатлительная и слишком близко приняла слова Фриды. Зачем я вообще пошла к ведьме? Может быть, мне и правда, просто нужно немного отдохнуть, я так переживала за Эвана перед экзаменом, и потом, когда он улетел, всю неделю ждала сообщение от жениха. Да и деньки становились жарче, работа тяжелее. Нервное напряжение и усталость накопились, и все это отражалось на моем самочувствии…. Может быть, все хорошо, и я зря придумываю какие-то ужасные и неотвратимые события? Все же и Эван дал о себе знать, у него на Элране полный порядок, все хорошо, устроился, осваивается. Родители жениха меня не забывают, поддерживают. Мадам Роза вот тоже заботится. Даже погода, и та в мою пользу — от дождя на улице посвежело и дышать стало намного легче. Ну, чего я раньше времени панику развожу? Подумаешь, старая женщина сказала мне что-то неприятное, ну и что. Это же не ей решать, за кого мне замуж выходить.
Таким образом, я себя немного успокоила, расслабилась, больше ничего не испортив и не загубив ни одного экземпляра. Девушки уже собирались домой, когда я доделывала последнее изделие. Я со всеми тепло попрощалась, окончательно распрощавшись с дурным настроением.
Уходила я сегодня последняя, умываясь и напевая песенку себе под нос, когда, выходя из умывальной, вплотную столкнулась с Гари, старшим сыном хозяйки пекарни, чуть ли не уткнувшись ему лицом в грудь. Я отпрянула как от огня. Откуда он тут? Он же уехал в город, и Роза говорила, что у него в столице хорошая работа, жилье…. И говорила, что не планирует сын в ближайшее время возвращаться, все сама в город ездила, хотя и не часто из-за пекарни. Хотя теперь было понятно, почему хозяйка была в таком хорошем расположении духа — сын приехал…. Да и на кухне не появлялась, не контролировала производственный процесс. И Ксарины сегодня не было. Я же не ожидала встретить его здесь, особенно сейчас, когда находилась одна на кухне. Я затравленно начала озираться, припоминая былые поползновения парня. Подвергнуться еще раз домогательствам мне не хотелось, тем более, что и Эвана сейчас нет, я не смогу ему рассказать, пожаловаться. Я почувствовала себя такой беззащитной, уязвимой, тянущее чувство тревоги вновь заполнило мое сердце.
Но Гари подходить ко мне близко даже не пытался. Засунув руки в карманы, он только насмешливо наблюдал за моими метаниями. Я вся сжалась, не зная, куда двинуться — назад на кухню, так как этот путь проходил дальше от Гари, или же все же быстренько прошмыгнуть мимо сына хозяйки к спасительному выходу, надеясь на чудо.
— Сесиль, успокойся, я не буду тебя трогать, — весело произнес парень, а я недоверчиво подняла на него глаза. — И вообще, я хотел бы перед тобой извиниться за ... э-м-м ... неловкие моменты, которые возникали между нами…. Я был не прав, не понимал, что не должен был на тебя давить…. Сердцу ведь не прикажешь….
Он виновато развел руками в стороны, а я замерла, не веря в происходящее. Может быть, Гари встретил девушку и полюбил ее? И теперь понимает меня? Неужели он наконец-то смирился с отказом…. Одумался или изменился, в конце концов.
— Я виноват перед тобой, Сесиль, — Гари спрятал свои руки за спиной, видя, как я напряженно поглядываю на них, — И готов принять, что ты не сможешь меня никогда простить…. Но я хотел тебе сказать, что я стал другим, тот Гари, которого ты знала — он в прошлом, его больше нет. Скажи мне что-нибудь, Сесиль, не молчи. Не выносимо думать, что я навсегда останусь в твоей памяти тем нахалом и подлецом.
При этом Гари выглядел таким виноватым, таким искренним. Я же продолжала подозрительно смотреть на парня, ожидая какого-то подвоха. Очень сложно поверить в то, что передо мной другой человек. И я не находила слов, чтобы ему ответить. Да и что говорить. Изменился и хорошо, главное, чтобы он меня не трогал и все, больше я ни о чем не мечтаю. Я по-прежнему молчала, когда он вдруг порывисто встал на одно колено, сплетая кисти на груди в умоляющем жесте:
— Если хочешь, я встану на колени, чтобы вымолить твое прощение.
Но я сразу же остановила Гари:
— Не надо, Гари, встань, пожалуйста. Я не держу на тебя зла, — мне хотелось поскорее завершить нашу встречу и просто уйти. Но как назло, у этой драматической сцены появились зрители. Ксарина показалась в дальнем конце кухни со стороны хозяйского дома и медленно хлопнула несколько раз в ладоши, сопроводив язвительным:
— Ха-ха-ха, ничего не меняется. Опять мой брат в ногах у Селли, только Эван за порог, а этот уже тут как тут….
— Ты все не так поняла, Ксарина, — я пыталась что-то сказать, хотя сама понимала, что это бесполезно. Ксарина и так ко мне относилась предвзято, а еще и такая двусмысленная сцена. Но мне на помощь пришел Гари:
— Сестра, я пытался извиниться перед Сесиль за доставленные ей в прошлом неприятности и сказать ей, что подобного больше не повториться. К тому же мое сердце теперь занято…. Ты же знаешь….
Сердиться на Гари у меня больше не получалось. Наверное, парень и, правда, взялся за ум, влюбился, остепенился. Я искренне надеялась, что он будет счастлив. А если он меня не будет больше трогать — это вообще замечательно. Лучший подарок. Я попыталась улыбнуться, и у меня даже получилось вполне искренне.
— Гари, встань, пожалуйста. Как я уже сказала, я не держу на тебя зла. Давай просто все забудем.
Я надеялась просто уйти, но парень, хоть и подскочил с пола на ноги, но путь мне все еще загораживал.
— Позволь мне проводить тебя домой в знак нашего примирения, — он умоляюще смотрел на меня своими огромными глазами, того и гляди готовый снова рухнуть на колени, чего я совершенно не желала.
Я замялась. Очень хотелось отказаться. Примирились и все, ни к чему переводить наши отношения в разряд дружеских. Но Гари подхватил испорченный сегодня мною пирог, сказав, что мадам Роза велела отдать его мне, а он, дабы искупить свои прежние проступки, доставит выпечку мне домой. Он просто обязан для меня что-то сделать, а я, если правда простила его, должна разрешить ему эту малость. У меня закончились аргументы, я взглянула на Ксарину, но та лишь пожала плечами, мол, решать мне.
Ладно, решила я, пусть отнесет. Не съест же он меня по дороге. Я устало махнула головой, а Гари сразу же направился к выходу, шествуя рядом со мной. Мы шли, проходя по извилистым улочкам. Гари рассказывал про свою жизнь в столице, ко мне близко он даже не пытался подойти, и я немного успокоилась, может быть, даже хорошо, что он донесет выпечку, я едва ли не валилась с ног от усталости, а торт был большим и тяжелым. Надо будет к вечеру отнести часть его Марите, семья Эвана все же больше моей, а мне одной все равно с таким пирогом не справиться.
Подойдя к дому, Гари ловко проскользнул в дверной проем, хотя я не собиралась запускать его внутрь. Нашел стол и поставил на него выпечку. И вновь возвратился к порогу, обулся и немного помедлил, всем своим видом демонстрируя желание покинуть помещение. А затем на прощание протянул мне руку, уже практически одной ногой сделав шаг на улицу, чтобы пожать. Мне так не терпелось, чтобы парень поскорее ушел, а потому я спешно протянула ему руку в последний раз, надеясь не увидеть его в ближайшее время. Скоро вернется Эван, я улечу на Элран, и можно будет забыть о Рейте и его жителях…. Но вдруг вскрикнула от того, что меня что-то больно укололо в ладонь. Я с удивлением посмотрела на Гари, обнаружив на его губах совершенно не добрую улыбку. Лицо его потеряло приветливость и раскаяние, и было похоже, скорее, на искаженную гримасу, в глазах стояла неприкрытая злость. Я отдернула руку, пытаясь сообразить, что такое со мной творится, чувствуя, как пол начинает уходить у меня из-под ног, все вокруг кружиться и расплываться перед глазами.
— Что происходит? — попыталась я задать вопрос Гари, но язык не слушался меня, заплетался, как и ноги. А старший сын хозяйки пекарни даже не собирался мне отвечать, лишь как-то злорадно ухмыльнувшись.
***
Я постучалась в дверь, которая оказалась открытой. Я осторожно вошла. Фрида сидела за столом у окна, ее длинные черные волосы были распущены по спине. Пальцами она постукивала по столу. Я же уже не чувствовала себя такой уверенной, какой была, когда решила навестить женщину. Странное оцепенение охватило меня, все же это сильная ведьма, умеющая колдовать, а я без спросу пришла к ней в дом.
Я неловко улыбнулась, нерешительно помявшись у порога. А затем все же прошла дальше, положив сетку с продуктами на стол и просто сказав:
— Вот, принесла картошки и немного овощей…
— Я ждала тебя, — Фрида приподняла на меня глаза и уставилась долгим пронизывающим взглядом, от которого мне вдруг сделалось не по себе. А ведьма продолжила:
— Ты добрая девочка, — при этом она даже улыбнулась, во всяком случае, то, как скривились ее губы, напоминало именно улыбку. — Только твой жених тебе совсем не подходит. Брось его! Не слушаешь ты свое сердце, а оно у тебя плачет в ожидании беды. И беды не миновать!
При этом она приподнялась, облокачиваясь на стол морщинистыми кистями рук, глаза ее словно загорелись, а мне стало страшно. И обидно. И голос ведьмы пробирал до мурашек на теле, он звучал, словно приговор, раздавался, словно гром среди ясного неба, пугая своей неожиданной силой.
— Зачем Вы так? Зачем Вы мне такое говорите? Я же к Вам со всей душой, хотела как лучше, вот продуктов принесла, а Вы… Вы… — мне было так горько от того, что Фрида говорила неприятные слова. Зачем она так? Ведь я, правда, хотела как лучше — принесла тяжелые овощи, жалея старую женщину, а она рассыпает проклятия. Все внутри сжималось от ее слов, сердце учащенно билось. На меня накатило ощущение неотвратимости, неизбежности. Что-то должно случиться. И очень скоро. И я не могу ничего исправить. Абсолютно ничего. У меня нет такой силы, чтобы противостоять проклятиям, нет. И Эвана нет рядом, чтобы поделиться с ним, и быть может, у него получилось бы что-то исправить. Он бы меня, конечно, отругал, но обязательно все исправил. Я пятилась к двери, натыкаясь и спотыкаясь о порог. И побежала подальше от дома ведьмы, коря себя за то, что пришла сюда. А в след мне неслось:
— Дура! Себя погубишь!
Но я не хотела больше ничего слышать. Мне и так всю последнюю неделю было тревожно, а сейчас панический страх заполнил все мое тело, хотелось спрятаться, убежать. Только разве есть такое место, в котором можно скрыться от проклятия ведьмы?! Разве можно от него убежать?! А от себя?
***
Я подходила к дому Мариты, уже успокоившаяся. Я словно смирилась с тем, что ничего нельзя изменить. Я и так была уставшая с самого утра, а сейчас так вообще — была обессилена и разбита. Страха уже больше не было, лишь зияющая пустота заполняла все мое существо.
Я протянула свиток матери Эвана, и долго-долго, как и предполагала, слушала ее вопросы. «Как именно залетел голубь», «На какое плечо сел», «Какого цвета», «Кому я уже рассказала о письме» и еще много-много подробностей. Я смирилась с тем, что сегодня домой уйду поздно.
Затем Марита сочиняла ответ сыну, а я вызывала птицу и отправила послание, приписав от себя несколько фраз, о том, как я соскучилась. О ведьме я ничего не стала писать, зачем расстраивать Эвана, да и я знала, что мне на это ответит жених. Он же меня предупреждал… На улице уже стемнело, когда я возвращалась к себе, обнимая стопку белья и одежды для стирки, которую взяла у Мариты. Но сегодня уже ничего не успела сделать, так как прямо в обнимку с этой кучкой легла и уснула, сама не заметив как, даже не успев раздеться.
ГЛАВА 7
Проснулась я, не понимая, как такое могло произойти, я с вечера ничего не успела сделать — не постирала, не заштопала. Уже встало солнце, похоже, я проспала утреннюю смену в пекарне. Я суетилась, не зная, с чего начать. Все же пришлось отложить стирку и штопку на вечер, а прямо сейчас бежать на работу. Я быстро расправила на себе платье, умылась. Не завтракая, бросилась в пекарню, надеясь на то, что мадам Роза простит меня за такое, ведь это первый раз со мной, ранее я никогда не позволяла себе проспать. На улице лил дождь, и проезжающий мимо экипаж окатил меня с головы до ног грязной мокрой жидкостью мостовой.
Началось. Неприятности. Я все еще бежала, на что-то надеясь и не желая сдаваться, но уже знала, что все началось, неотвратимое, неминуемое.
В пекарню я влетела, вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Мадам Розе на глаза я не попалась. Добродушная женщина Марта улыбнулась мне сочувствующе и ободряюще и сказала, что обо мне никто не вспоминал, тесто она сама сделала, и хлеб уже давно в печи стоит, скоро вынимать его. Осталось всего лишь украсить несколько пирогов на заказ, чем я сразу же и занялась, повязывая передник и косынку. Мне все еще не верилось, что все так просто и можно облегченно выдохнуть. Радоваться я не спешила, настороженно прислушиваясь к звукам и ожидая хозяйку пекарни, которая как назло куда-то запропастилась, оттягивая мучительный момент моего покаяния в содеянном. Я чувствовала себя такой виноватой, что с нетерпением ждала, чтобы мадам Роза сделала уже мне выговор, наконец, отругала или наказала. Я готова была отработать, сколько понадобиться часов, таким образом, откупившись от грядущих неприятностей, которые, как я чувствовала, все еще нависали надо мной.
Я как раз украшала большой круглый торт, когда вошла хозяйка пекарни, а моя рука дрогнула, поставив на изделие некрасивую кляксу. Я с ужасом распахнула глаза, переводя взгляд с мадам Розы на только что испорченный шедевр, исправить будет непросто, придется полностью снимать все верхнее покрытие. Губы мелко задрожали, ведь так и знала, что проклятие ведьмы бесследно не исчезнет, раньше я никогда так не ошибалась. Но хозяйка отчего-то даже и не подумала меня ругать, она подошла ближе, критически рассматривая брак, и, обняв меня за плечи, начала успокаивать:
— Сесиль, не расстраивайся, девочка. От одного торта все равно уже отказались. Можешь его даже не исправлять. Прямо таким забрать себе домой.
Я не поверила своим ушам. Меня не ругают? Да еще и торт отдали?
— Я опоздала сегодня, мадам Роза…
— Ну, и что, я же вижу, ты устаешь, если хочешь — возьми себе выходной, отдохни!
И еще выходной дали? И хозяйка покинула кухню, а я в замешательстве продолжила украшать оставшиеся торты. Нет, конечно, она всегда ко мне хорошо относилась, поддерживала, сочувствовала. Но и я никогда не позволяла себе опаздывать и портить изделия. Да и это тревожное ощущение внутри, словно все уже началось, словно мой мир уже рушится, что вот-вот произойдет что-то … ужасное. Может быть, я просто впечатлительная и слишком близко приняла слова Фриды. Зачем я вообще пошла к ведьме? Может быть, мне и правда, просто нужно немного отдохнуть, я так переживала за Эвана перед экзаменом, и потом, когда он улетел, всю неделю ждала сообщение от жениха. Да и деньки становились жарче, работа тяжелее. Нервное напряжение и усталость накопились, и все это отражалось на моем самочувствии…. Может быть, все хорошо, и я зря придумываю какие-то ужасные и неотвратимые события? Все же и Эван дал о себе знать, у него на Элране полный порядок, все хорошо, устроился, осваивается. Родители жениха меня не забывают, поддерживают. Мадам Роза вот тоже заботится. Даже погода, и та в мою пользу — от дождя на улице посвежело и дышать стало намного легче. Ну, чего я раньше времени панику развожу? Подумаешь, старая женщина сказала мне что-то неприятное, ну и что. Это же не ей решать, за кого мне замуж выходить.
Таким образом, я себя немного успокоила, расслабилась, больше ничего не испортив и не загубив ни одного экземпляра. Девушки уже собирались домой, когда я доделывала последнее изделие. Я со всеми тепло попрощалась, окончательно распрощавшись с дурным настроением.
Уходила я сегодня последняя, умываясь и напевая песенку себе под нос, когда, выходя из умывальной, вплотную столкнулась с Гари, старшим сыном хозяйки пекарни, чуть ли не уткнувшись ему лицом в грудь. Я отпрянула как от огня. Откуда он тут? Он же уехал в город, и Роза говорила, что у него в столице хорошая работа, жилье…. И говорила, что не планирует сын в ближайшее время возвращаться, все сама в город ездила, хотя и не часто из-за пекарни. Хотя теперь было понятно, почему хозяйка была в таком хорошем расположении духа — сын приехал…. Да и на кухне не появлялась, не контролировала производственный процесс. И Ксарины сегодня не было. Я же не ожидала встретить его здесь, особенно сейчас, когда находилась одна на кухне. Я затравленно начала озираться, припоминая былые поползновения парня. Подвергнуться еще раз домогательствам мне не хотелось, тем более, что и Эвана сейчас нет, я не смогу ему рассказать, пожаловаться. Я почувствовала себя такой беззащитной, уязвимой, тянущее чувство тревоги вновь заполнило мое сердце.
Но Гари подходить ко мне близко даже не пытался. Засунув руки в карманы, он только насмешливо наблюдал за моими метаниями. Я вся сжалась, не зная, куда двинуться — назад на кухню, так как этот путь проходил дальше от Гари, или же все же быстренько прошмыгнуть мимо сына хозяйки к спасительному выходу, надеясь на чудо.
— Сесиль, успокойся, я не буду тебя трогать, — весело произнес парень, а я недоверчиво подняла на него глаза. — И вообще, я хотел бы перед тобой извиниться за ... э-м-м ... неловкие моменты, которые возникали между нами…. Я был не прав, не понимал, что не должен был на тебя давить…. Сердцу ведь не прикажешь….
Он виновато развел руками в стороны, а я замерла, не веря в происходящее. Может быть, Гари встретил девушку и полюбил ее? И теперь понимает меня? Неужели он наконец-то смирился с отказом…. Одумался или изменился, в конце концов.
— Я виноват перед тобой, Сесиль, — Гари спрятал свои руки за спиной, видя, как я напряженно поглядываю на них, — И готов принять, что ты не сможешь меня никогда простить…. Но я хотел тебе сказать, что я стал другим, тот Гари, которого ты знала — он в прошлом, его больше нет. Скажи мне что-нибудь, Сесиль, не молчи. Не выносимо думать, что я навсегда останусь в твоей памяти тем нахалом и подлецом.
При этом Гари выглядел таким виноватым, таким искренним. Я же продолжала подозрительно смотреть на парня, ожидая какого-то подвоха. Очень сложно поверить в то, что передо мной другой человек. И я не находила слов, чтобы ему ответить. Да и что говорить. Изменился и хорошо, главное, чтобы он меня не трогал и все, больше я ни о чем не мечтаю. Я по-прежнему молчала, когда он вдруг порывисто встал на одно колено, сплетая кисти на груди в умоляющем жесте:
— Если хочешь, я встану на колени, чтобы вымолить твое прощение.
Но я сразу же остановила Гари:
— Не надо, Гари, встань, пожалуйста. Я не держу на тебя зла, — мне хотелось поскорее завершить нашу встречу и просто уйти. Но как назло, у этой драматической сцены появились зрители. Ксарина показалась в дальнем конце кухни со стороны хозяйского дома и медленно хлопнула несколько раз в ладоши, сопроводив язвительным:
— Ха-ха-ха, ничего не меняется. Опять мой брат в ногах у Селли, только Эван за порог, а этот уже тут как тут….
— Ты все не так поняла, Ксарина, — я пыталась что-то сказать, хотя сама понимала, что это бесполезно. Ксарина и так ко мне относилась предвзято, а еще и такая двусмысленная сцена. Но мне на помощь пришел Гари:
— Сестра, я пытался извиниться перед Сесиль за доставленные ей в прошлом неприятности и сказать ей, что подобного больше не повториться. К тому же мое сердце теперь занято…. Ты же знаешь….
Сердиться на Гари у меня больше не получалось. Наверное, парень и, правда, взялся за ум, влюбился, остепенился. Я искренне надеялась, что он будет счастлив. А если он меня не будет больше трогать — это вообще замечательно. Лучший подарок. Я попыталась улыбнуться, и у меня даже получилось вполне искренне.
— Гари, встань, пожалуйста. Как я уже сказала, я не держу на тебя зла. Давай просто все забудем.
Я надеялась просто уйти, но парень, хоть и подскочил с пола на ноги, но путь мне все еще загораживал.
— Позволь мне проводить тебя домой в знак нашего примирения, — он умоляюще смотрел на меня своими огромными глазами, того и гляди готовый снова рухнуть на колени, чего я совершенно не желала.
Я замялась. Очень хотелось отказаться. Примирились и все, ни к чему переводить наши отношения в разряд дружеских. Но Гари подхватил испорченный сегодня мною пирог, сказав, что мадам Роза велела отдать его мне, а он, дабы искупить свои прежние проступки, доставит выпечку мне домой. Он просто обязан для меня что-то сделать, а я, если правда простила его, должна разрешить ему эту малость. У меня закончились аргументы, я взглянула на Ксарину, но та лишь пожала плечами, мол, решать мне.
Ладно, решила я, пусть отнесет. Не съест же он меня по дороге. Я устало махнула головой, а Гари сразу же направился к выходу, шествуя рядом со мной. Мы шли, проходя по извилистым улочкам. Гари рассказывал про свою жизнь в столице, ко мне близко он даже не пытался подойти, и я немного успокоилась, может быть, даже хорошо, что он донесет выпечку, я едва ли не валилась с ног от усталости, а торт был большим и тяжелым. Надо будет к вечеру отнести часть его Марите, семья Эвана все же больше моей, а мне одной все равно с таким пирогом не справиться.
Подойдя к дому, Гари ловко проскользнул в дверной проем, хотя я не собиралась запускать его внутрь. Нашел стол и поставил на него выпечку. И вновь возвратился к порогу, обулся и немного помедлил, всем своим видом демонстрируя желание покинуть помещение. А затем на прощание протянул мне руку, уже практически одной ногой сделав шаг на улицу, чтобы пожать. Мне так не терпелось, чтобы парень поскорее ушел, а потому я спешно протянула ему руку в последний раз, надеясь не увидеть его в ближайшее время. Скоро вернется Эван, я улечу на Элран, и можно будет забыть о Рейте и его жителях…. Но вдруг вскрикнула от того, что меня что-то больно укололо в ладонь. Я с удивлением посмотрела на Гари, обнаружив на его губах совершенно не добрую улыбку. Лицо его потеряло приветливость и раскаяние, и было похоже, скорее, на искаженную гримасу, в глазах стояла неприкрытая злость. Я отдернула руку, пытаясь сообразить, что такое со мной творится, чувствуя, как пол начинает уходить у меня из-под ног, все вокруг кружиться и расплываться перед глазами.
— Что происходит? — попыталась я задать вопрос Гари, но язык не слушался меня, заплетался, как и ноги. А старший сын хозяйки пекарни даже не собирался мне отвечать, лишь как-то злорадно ухмыльнувшись.
