кожаный диван в кабинете, до которого он меня донес, мужчина недовольно поморщился, оценив увиденное, но отойдя буквально на секунду, вернулся с полотенцем, которое тут же приложил к ране, чтобы хоть как-то остановить кровь.
По моим ощущениям, у меня уже вся спина в крови, как и его светлая рубашка — пока мы дошли, оборотень почти весь испачкался. Сейчас и диван тоже испачкаем…
— Мирослав Романович, звали? О, что тут у вас? Огнестрел? — вошедший в кабинет низший сервал, невысокий мужчина лет сорока, не остановился на вопросах, а тут же начал осмотр. — Кто ж вас так, девушка. Ох, а платье-то испортили какое… Так, ложитесь, будем резать. Прошу не дергаться, сейчас поставлю местное обезболивающее.
Комментируя все свои действия, мужчина профессионально уложил меня лицом вниз, разрезал несчастное платье на плече практически до талии и тут же обколол место ранения.
Прошло буквально ещё несколько минут и я почувствовала, что плечо сначала онемело, затем и вовсе заледенело и как будто отнялось. Ещё секунда и едва чувствуется разрез, извлечение пули и наложение легкой повязки.
— Ну, вот и всё. Поешьте получше и поспите покрепче, а завтра будете, как новенькая. Моя помощь больше не нужна? Мирослав Романович?
— Нет, иди, дальше я сам.
Накатившая сонливость заставила нахмуриться. Он мне ещё и снотворное вколол? Ох уж эти иные! А я наивная хотела переиграть двухсотлетних интриганов, да допросить по возможности. Дура, как есть дура.
Дождавшись, когда нас оставят одних, Мирро присел передо мной на корточки и, заметно нервничая, констатировал нелицеприятный факт:
— Валерия, тебе нужно снять платье, оно уже окончательно испорчено. Помочь?
— Нет, сама. — Ещё чего! Уж на то, чтобы раздеться самостоятельно, у меня сил хватит. — Что взамен?
— У меня есть запасные рубашки. Подожди, сейчас принесу.
Повернув голову и немного скосив глаза, я сквозь полудрему наблюдала, как он вышел во вторую дверь, не в ту, которую мы зашли, а в другую, и уже через минуту появился с парой рубашек, одну из которых протянул мне, а другую оставил себе.
— Давай всё-таки помогу, тебе ещё и спину нужно протереть — вся в крови.
— Давай… — понимая, что сопротивляться и отказываться смысла нет, а сама я из-за слабости, да и самого месторасположения ранения не справлюсь, согласно кивнула, но все равно скривилась.
Меня снова мутило. И я уже ненавижу розы!
Заморачиваться с платьем мужчина не стал — попросту дорвал.
Проводив печальным взглядом почившее платье, с грустью вздохнула. Жалко, такое платьишко было. Надела-то всего три раза.
— Всё, надевай рубашку. Погоди, давай помогу, — видя мои затруднения с рукой, которую я не чувствовала и соответственно не могла ею действовать, тигр покачал головой и помог продеть руки в рукава. Ещё и застегнул сам. — Всё. А теперь объясни мне, что всё-таки произошло?
— Это ты у своей девицы спроси. Она зашла и тут же достала оружие. У вас тут в Москве все такие нервные? Чем ты её обидел?
Из-за разницы в росте его рубашка доходила мне до середины бедра и была лишь чуть короче безвременно почившего платья. Так что я была, можно сказать, что одета, хотя всё равно было неуютно под его изучающим взглядом, да ещё и подмораживать начало…
А ещё я зверски захотела есть, хотя прекрасно понимала — съем хоть кусочек и меня снова стошнит. Идиотская ситуация! Когда уже мой нянь приедет?!
Словно в ответ на мои мысли после короткого стука открылась дверь и вошел один из охранников с моей сумкой, в которой надрывался телефон. Ну вот, вспомнила на свою голову. И что я ему скажу? Снежный, меня тут отравили, а потом почти убили, но ты не переживай, всё хорошо?
Даже мысленно это звучит дико.
— Да? — закусив губу, я боязливо нажала на кнопку приема вызова.
— Что происходит? Ты почему трубку не берешь?!
— Ой, не кричи… — отодвинув завопивший телефон от уха, поморщилась. От его вопля, побившего все рекорды по децибелам, у меня аж вся сонливость куда-то подевалась. — Не успела, сумка далеко была. Ты скоро?
— Пять минут. Где ты?
— В кабинете у Мирослава. Ты только не нервничай так…
— Что ещё произошло? — поняв по моему смущенному голосу, что я не говорю самого главного, Эрик рявкнул коротко и сухо. — Говори!
— Ничего такого… ты только приедь, а? Я тебе потом расскажу… всё-всё.
— Никуда не уходи. И передай Мирославу, что если он тебя хоть пальцем тронет, то я сделаю все, чтобы лишить его этих пальцев.
В трубке зазвучали короткие гудки и я уныло посмотрела на тигра. Он и сам все слышал, даже передавать не нужно. И раздражен. Это если мягко выразиться… Я бы сказала, что он взбешен подобными словами и тоном. Были бы у меня силы, побесилась бы вместе с ним. Это ведь его вина, во всём.
Вместо этого я снова вздохнула и тихо попросила:
— Дашь воды?
— Держи, — как ни был он зол, но воды из графина налил и даже дошел до меня, аккуратно подав стакан. — Почему ты так долго была в туалете?
— Меня тошнило.
— Что?!
— Удивительно, правда? — иронично хмыкнув, скривилась. — Разве нельзя без всего этого было обойтись? У меня оказывается аллергия на розы. Кто бы мог подумать, да? Мирро, а ведь ты мне понравился…
— Прости, — зло выругавшись, но похоже на самого себя, оборотень попытался оправдаться: — В ней не было ничего такого, всего лишь небольшое расположение к дарителю. Черт! Я могу просить дать мне ещё шанс? Клянусь, больше ничего подобного не случится. Ты ведь уже живешь с ним, у него уже есть преимущество.
Пытаясь объяснить свой поступок, тигр кривился и сжимал руки в кулаки.
— Он мой учитель и единственный оборотень, кого я более или менее знаю, — со злой иронией встретив его напряженный взгляд, я огорченно усмехнулась и тихо констатировала: — Ты ведь даже не пытался играть честно. Я разочарована в тебе, Мирослав. Очень разочарованна.
— Я глава, Валерия.
— Ерунда! Это не оправдание! А-а-а… черт! Где туалет? — чувствуя, что тошнота снова подступает, чуть ли не бегом последовала за мужчиной. Вот он, родненький. Всё… успела.
Да сколько ж можно-то?! Мне уже нечем, а мутить продолжает. Попила водички, называется. Прямо как во время беременности… Тьфу-тьфу, упаси господи!
— Вэл? Вэл, открой, — спустя минут пять моих обнимашек с унитазом из-за двери раздался обеспокоенный и одновременно раздраженный голос комиссара.
О, а вот и рыцарь мой. Надеюсь, бить не будет? А если будет, то не меня…
А выгляжу я, да-а-а… краше в гроб кладут. Глянув в зеркало и ополоснувшись уже который раз, скривилась. Кикимора, наверное, и та приличней выглядит, с зеленью лица я её по любому переплюнула. А уж одета я и вовсе — капроновые колготки, сапожки и рубашка. Мужская. Ой, что сейчас буде-е-ет…
— Привет, — открыв дверь и повиснув на ней же, я смущенно потупила взгляд, не в силах смотреть ему в глаза.
— Это как понимать? — невозмутимость слетела с него в секунду, сменившись непередаваемым изумлением, а мне достался шокированный моим внешним видом взгляд.
— Они мне платье испачкали. Вот, пришлось переодеться… Ты только это, ты не ругайся сейчас. Я всё осознала и больше не буду. Угу. Мне так плохо… — шмыгая носом, я закусила губу и покаянно смотрела на мрачнеющего с каждым моим словом мужчину.
— В чём испачкали?
— В крови. Я сама ничего не поняла, правда. Она какая-то неуравновешенная…
— Тш-ш-ш! Кто?
— Кто?
— Кто такая «она»?
— Вероника. Пантера. Я не знаю, кто она. Она какая-то не такая. Ничего не сказала, а сразу стрелять начала. Я правда ничего не понимаю, спроси у Мирро… А я так есть хочу… А не могу. Я даже воды попить не могу — меня снова тошнить начинает. А он сказал, что это всего лишь аромат на расположение…
— Тихо-тихо, не части. Успокойся, — рывком прижав меня к себе, Эрик крепко-крепко обнял и погладил по спине, успокаивая, как ребенка. — В кого она стреляла?
— В меня.
— ЧТО-О-О?!
— Ох, ну в ухо-то зачем… Да промазала она, в плечо попала. Врач сказал, что заживет уже к завтрашнему дню, надо только поесть и поспать.
— Показывай.
— Да они уже всё обработали, там врач приходил и всё сделал. Эри-и-ик!
Не обращая внимания на мои заверения и попытки остановить его руки, Снежный судорожно расстегивал пуговки одолженной тигром рубашки.
— Прекрати меня раздевать! — я пыталась остановить его и словами, но и это не помогало.
— Молчи. Молчи, женщина! — рявкнув мне прямо в лицо, отчего я чуть ли не подпрыгнула, оборотень выпустил зверя, который в свою очередь рявкнул на мою пуму и она обижено поджала хвост, признавая его право злиться и командовать.
— У меня имя есть! — бурча себе под нос от обиды и не собираясь сдаваться так же быстро, как и пума, я всё-таки прекратила все попытки сопротивления — это было уже бессмысленно. — А ты бяка.
— А ты… Черт! — разобравшись с пуговицами и сняв рубашку, мужчина развернул меня к себе спиной и, осматривая место ранения, снова выругался. — Двумя сантиметрами ниже и ты бы умерла!
— К-к-как?
— Совсем!
— Ой… — не в силах осознать сказанное, я покачнулась, но была удержана, а затем обнята и снова крепко прижата к широкой, надежной груди.
— Стой.
— Стою…
— Обморок?
— Не… Нет, нормально. Снежный, забери меня домой, а? Я тебя во всём-всём буду слушаться, — не удержав предательский всхлип, я передернулась всем телом и здоровой рукой вцепилась в его руки. Здравствуй задержавшаяся истерика…
— Ох, Вэл, — развернув меня к себе лицом, одевая меня в рубашку и застегивая пуговки обратно, Эрик внимательно вглядывался в моё лицо. Не знаю, что он хотел там найти, но когда последняя пуговка была застегнута, а полы рубашки одернуты, он снова прижал меня к себе, уверенно забирая мелкую дрожь моего тела, и шепнул: — Поговорим об этом позже. Обо всём поговорим и очень обстоятельно. А теперь идём, Золотко, пора покинуть это место.
Не отпуская руки, мужчина потянул меня в кабинет, где в одном из кресел до сих пор сидел Мирро. С фингалом. Мило. Уже успели подраться? Быстро. Когда успели только? А можно ещё на бис? Так, чуть-чуть.
— Где пантера? — остановив ледяной взгляд на тигре, барс не собирался скрывать своей злости и без стеснения пользовался силой зверя, без особого труда подавляя хозяина комнаты.
— В подвале, я сам с ней разберусь.
— Нет. Доставишь в Управление.
— Я не собираюсь её жалеть! Я хочу выяснить, что толкнуло её на этот проступок, она не настолько безумна.
— Мы выясним это сами. Мирослав? Мне вызвать бригаду? — жесткий тон, от которого так и хочется поежиться и даже тигра пробирает.
— Нет, я сам. Утром.
— Я проверю. Розу тоже привезешь, мне нужно понять, на что такая нестандартная реакция, — сухо кивнув на прощание Мирославу, Эрик потянул меня дальше. — Идём.
— Подожди, сумку.
— Дай мне, — снова приказной тон тигру и он раздраженно поморщился, но послушно встал и передал Эрику мою сумку.
Послушно плетясь за оборотнем по коридору, я чувствовала себя отвратительно — не только физически, но и морально. Словно это я во всем виновата и теперь именно меня ведут в тюрьму, чтобы наказать. Но ведь это не так! Это просто такое глупое стечение обстоятельств! Но ведь обошлось же все? Обошлось же?
Только почему то так и хочется повыть. Поскулить накрайняк… похныкать…
Хнык.
— Ты! Это все ты! Кто позволил тебе вмешиваться?! Это моя игрушка! — бешенство, звучавшее в каждом слове не оставляло сомнений — богиня в гневе. Ворвавшись в чужие покои, она никак не могла остановиться и гневно сжимала кулачки, потрясая ими перед носом хозяина комнаты.
— Дорогая, а тебя не учили стучаться? — лениво спокойный голос мужчины и ехидная усмешка следом выбесили кошечку окончательно, но лиса это не трогало. — С чего ты взяла, что это я?
— У котов не бывает аллергий на запах! У неё не было аллергии! Мы всё проверяли!!!
— Наверное, просто плохо проверяли… Кисонька, не шипи, не достанется она тигру. Против судьбы не попрешь.
— Не тебе судить о судьбе!
— И не тебе.
Гневно мявкнув последний раз и смахнув со стола вазу, богиня погрозила кулаком снова и, взметнув юбками, буквально вылетела из комнаты, напоследок грохнув дверью.
Рассмеявшийся на её несдержанность, лис довольно сощурился, одним взмахом руки собрал осколки и придал им первоначальный вид.
— А игрушка у них интересная…
— Вэл? Что?
— Ничего.
— А всё-таки?
— Честно?
— Конечно.
— Плохо мне. В душе, — я почти лежала на заднем сидении его большой ауди, закутанная в непонятно откуда взявшийся плед, и пыталась объяснить ему свои периодические судорожные полувздохи-полувсхлипы. Плакать не получалось, но и без этого было плохо. — У меня такое чувство, что я марионетка — ничего не могу сама, ничего не решаю. А что решаю, то выходит боком. Эта роза, эта Вероника… Это так гадко и одновременно глупо, что просто обидно. Я взрослая женщина, я очень многое знаю и очень многое умею, но по факту — я никто. И это не просто обидно, а безумно обидно. Рядом с вами, двухсотлетними оборотнями, я чуть ли не новорожденный, но крайне ценный котенок, которого так и норовят прикарманить плохие дяди и убить плохие тети. — Шумно выдохнув, тихо добавила: — А ещё я есть хочу…
— Потерпи, сейчас приедем, и Савелий что-нибудь точно придумает, он в этом специалист.
— И перед ним мне стыдно будет, он ведь предупреждал…
— Не раскисай, Золотко, все будет хорошо. Я с тобой.
— Снежный?
— Да?
— Ты почему такой хороший?
А вместо ответа — длительное молчание и мне кажется, что он уже не ответит. Да и вопрос какой-то глупый.
— Я не хочу тебя потерять. Снова. Я прекрасно понимаю, что ты не она. Ты — это ты. Привередливая, глупая, ужасно своенравная и невероятно упрямая, — в зеркало заднего вида на меня посмотрели ироничные и усталые, но одновременно очень ласковые и снежные глаза. — Но в то же время ты милая, добрая, нежная и неповторимая. Уникальная. Зверь тянется к зверю, это верно, но человек всегда тянется к человеку. Запомни и не забывай. И я не хочу на тебя давить, просто…
И снова затянувшееся молчание.
— Что?
— Нет, ничего, — орицательно мотнув головой, Эрик перевел тему. — Приехали. Сама сможешь идти?
— Да, наверное. Ноги-то у меня целые, — скривившись от того, как дико это прозвучало, раздраженно сморщила нос.
— Идем, тебе просто необходимо поесть, а то совсем ослабнешь. Даже шутишь глупо.
— Пошути умно?
— М-м-м… — задумавшись на полном серьезе и помогая мне выбраться из машины, мужчина с сожалением качнул головой. — Не могу придумать с ходу. Может анекдот?
— Давай анекдот, — кивая с умным видом, словно это могло спасти ситуацию, я с благодарностью приняла его руку и покрепче перехватила плед, чтобы не сполз раньше времени.
Пока мы дошли до дома, ему всё-таки удалось меня рассмешить, особенно последним высказыванием: «Вслед за израильскими оружейниками, создавших пули из песка, российские оружейники создали пули из говна. Убить ими невозможно, зато деморализует противника полностью». Вот только смеяться было больно — похоже, что наркоз начал отходить, а регенерация всё никак не начиналась.
— Ох! Хозяин! Хозяюшка! Что ж случилось то?! Как же так? А я ж говорил!!!
— Савелий! Стоп. Не сейчас, — прервав гневную отповедь домового и не дав ему развернуто объяснить, что именно он мне говорил, Эрик тут же отправил его на кухню: — У Валерии отравление и огнестрел. Заваривай сначала свой чай, а потом можно будет попробовать покормить. И не сопи, она ни в чём не виновата.
По моим ощущениям, у меня уже вся спина в крови, как и его светлая рубашка — пока мы дошли, оборотень почти весь испачкался. Сейчас и диван тоже испачкаем…
— Мирослав Романович, звали? О, что тут у вас? Огнестрел? — вошедший в кабинет низший сервал, невысокий мужчина лет сорока, не остановился на вопросах, а тут же начал осмотр. — Кто ж вас так, девушка. Ох, а платье-то испортили какое… Так, ложитесь, будем резать. Прошу не дергаться, сейчас поставлю местное обезболивающее.
Комментируя все свои действия, мужчина профессионально уложил меня лицом вниз, разрезал несчастное платье на плече практически до талии и тут же обколол место ранения.
Прошло буквально ещё несколько минут и я почувствовала, что плечо сначала онемело, затем и вовсе заледенело и как будто отнялось. Ещё секунда и едва чувствуется разрез, извлечение пули и наложение легкой повязки.
— Ну, вот и всё. Поешьте получше и поспите покрепче, а завтра будете, как новенькая. Моя помощь больше не нужна? Мирослав Романович?
— Нет, иди, дальше я сам.
Накатившая сонливость заставила нахмуриться. Он мне ещё и снотворное вколол? Ох уж эти иные! А я наивная хотела переиграть двухсотлетних интриганов, да допросить по возможности. Дура, как есть дура.
Дождавшись, когда нас оставят одних, Мирро присел передо мной на корточки и, заметно нервничая, констатировал нелицеприятный факт:
— Валерия, тебе нужно снять платье, оно уже окончательно испорчено. Помочь?
— Нет, сама. — Ещё чего! Уж на то, чтобы раздеться самостоятельно, у меня сил хватит. — Что взамен?
— У меня есть запасные рубашки. Подожди, сейчас принесу.
Повернув голову и немного скосив глаза, я сквозь полудрему наблюдала, как он вышел во вторую дверь, не в ту, которую мы зашли, а в другую, и уже через минуту появился с парой рубашек, одну из которых протянул мне, а другую оставил себе.
— Давай всё-таки помогу, тебе ещё и спину нужно протереть — вся в крови.
— Давай… — понимая, что сопротивляться и отказываться смысла нет, а сама я из-за слабости, да и самого месторасположения ранения не справлюсь, согласно кивнула, но все равно скривилась.
Меня снова мутило. И я уже ненавижу розы!
Заморачиваться с платьем мужчина не стал — попросту дорвал.
Проводив печальным взглядом почившее платье, с грустью вздохнула. Жалко, такое платьишко было. Надела-то всего три раза.
— Всё, надевай рубашку. Погоди, давай помогу, — видя мои затруднения с рукой, которую я не чувствовала и соответственно не могла ею действовать, тигр покачал головой и помог продеть руки в рукава. Ещё и застегнул сам. — Всё. А теперь объясни мне, что всё-таки произошло?
— Это ты у своей девицы спроси. Она зашла и тут же достала оружие. У вас тут в Москве все такие нервные? Чем ты её обидел?
Из-за разницы в росте его рубашка доходила мне до середины бедра и была лишь чуть короче безвременно почившего платья. Так что я была, можно сказать, что одета, хотя всё равно было неуютно под его изучающим взглядом, да ещё и подмораживать начало…
А ещё я зверски захотела есть, хотя прекрасно понимала — съем хоть кусочек и меня снова стошнит. Идиотская ситуация! Когда уже мой нянь приедет?!
Словно в ответ на мои мысли после короткого стука открылась дверь и вошел один из охранников с моей сумкой, в которой надрывался телефон. Ну вот, вспомнила на свою голову. И что я ему скажу? Снежный, меня тут отравили, а потом почти убили, но ты не переживай, всё хорошо?
Даже мысленно это звучит дико.
— Да? — закусив губу, я боязливо нажала на кнопку приема вызова.
— Что происходит? Ты почему трубку не берешь?!
— Ой, не кричи… — отодвинув завопивший телефон от уха, поморщилась. От его вопля, побившего все рекорды по децибелам, у меня аж вся сонливость куда-то подевалась. — Не успела, сумка далеко была. Ты скоро?
— Пять минут. Где ты?
— В кабинете у Мирослава. Ты только не нервничай так…
— Что ещё произошло? — поняв по моему смущенному голосу, что я не говорю самого главного, Эрик рявкнул коротко и сухо. — Говори!
— Ничего такого… ты только приедь, а? Я тебе потом расскажу… всё-всё.
— Никуда не уходи. И передай Мирославу, что если он тебя хоть пальцем тронет, то я сделаю все, чтобы лишить его этих пальцев.
В трубке зазвучали короткие гудки и я уныло посмотрела на тигра. Он и сам все слышал, даже передавать не нужно. И раздражен. Это если мягко выразиться… Я бы сказала, что он взбешен подобными словами и тоном. Были бы у меня силы, побесилась бы вместе с ним. Это ведь его вина, во всём.
Вместо этого я снова вздохнула и тихо попросила:
— Дашь воды?
— Держи, — как ни был он зол, но воды из графина налил и даже дошел до меня, аккуратно подав стакан. — Почему ты так долго была в туалете?
— Меня тошнило.
— Что?!
— Удивительно, правда? — иронично хмыкнув, скривилась. — Разве нельзя без всего этого было обойтись? У меня оказывается аллергия на розы. Кто бы мог подумать, да? Мирро, а ведь ты мне понравился…
— Прости, — зло выругавшись, но похоже на самого себя, оборотень попытался оправдаться: — В ней не было ничего такого, всего лишь небольшое расположение к дарителю. Черт! Я могу просить дать мне ещё шанс? Клянусь, больше ничего подобного не случится. Ты ведь уже живешь с ним, у него уже есть преимущество.
Пытаясь объяснить свой поступок, тигр кривился и сжимал руки в кулаки.
— Он мой учитель и единственный оборотень, кого я более или менее знаю, — со злой иронией встретив его напряженный взгляд, я огорченно усмехнулась и тихо констатировала: — Ты ведь даже не пытался играть честно. Я разочарована в тебе, Мирослав. Очень разочарованна.
— Я глава, Валерия.
— Ерунда! Это не оправдание! А-а-а… черт! Где туалет? — чувствуя, что тошнота снова подступает, чуть ли не бегом последовала за мужчиной. Вот он, родненький. Всё… успела.
Да сколько ж можно-то?! Мне уже нечем, а мутить продолжает. Попила водички, называется. Прямо как во время беременности… Тьфу-тьфу, упаси господи!
— Вэл? Вэл, открой, — спустя минут пять моих обнимашек с унитазом из-за двери раздался обеспокоенный и одновременно раздраженный голос комиссара.
О, а вот и рыцарь мой. Надеюсь, бить не будет? А если будет, то не меня…
А выгляжу я, да-а-а… краше в гроб кладут. Глянув в зеркало и ополоснувшись уже который раз, скривилась. Кикимора, наверное, и та приличней выглядит, с зеленью лица я её по любому переплюнула. А уж одета я и вовсе — капроновые колготки, сапожки и рубашка. Мужская. Ой, что сейчас буде-е-ет…
— Привет, — открыв дверь и повиснув на ней же, я смущенно потупила взгляд, не в силах смотреть ему в глаза.
— Это как понимать? — невозмутимость слетела с него в секунду, сменившись непередаваемым изумлением, а мне достался шокированный моим внешним видом взгляд.
— Они мне платье испачкали. Вот, пришлось переодеться… Ты только это, ты не ругайся сейчас. Я всё осознала и больше не буду. Угу. Мне так плохо… — шмыгая носом, я закусила губу и покаянно смотрела на мрачнеющего с каждым моим словом мужчину.
— В чём испачкали?
— В крови. Я сама ничего не поняла, правда. Она какая-то неуравновешенная…
— Тш-ш-ш! Кто?
— Кто?
— Кто такая «она»?
— Вероника. Пантера. Я не знаю, кто она. Она какая-то не такая. Ничего не сказала, а сразу стрелять начала. Я правда ничего не понимаю, спроси у Мирро… А я так есть хочу… А не могу. Я даже воды попить не могу — меня снова тошнить начинает. А он сказал, что это всего лишь аромат на расположение…
— Тихо-тихо, не части. Успокойся, — рывком прижав меня к себе, Эрик крепко-крепко обнял и погладил по спине, успокаивая, как ребенка. — В кого она стреляла?
— В меня.
— ЧТО-О-О?!
— Ох, ну в ухо-то зачем… Да промазала она, в плечо попала. Врач сказал, что заживет уже к завтрашнему дню, надо только поесть и поспать.
— Показывай.
— Да они уже всё обработали, там врач приходил и всё сделал. Эри-и-ик!
Не обращая внимания на мои заверения и попытки остановить его руки, Снежный судорожно расстегивал пуговки одолженной тигром рубашки.
— Прекрати меня раздевать! — я пыталась остановить его и словами, но и это не помогало.
— Молчи. Молчи, женщина! — рявкнув мне прямо в лицо, отчего я чуть ли не подпрыгнула, оборотень выпустил зверя, который в свою очередь рявкнул на мою пуму и она обижено поджала хвост, признавая его право злиться и командовать.
— У меня имя есть! — бурча себе под нос от обиды и не собираясь сдаваться так же быстро, как и пума, я всё-таки прекратила все попытки сопротивления — это было уже бессмысленно. — А ты бяка.
— А ты… Черт! — разобравшись с пуговицами и сняв рубашку, мужчина развернул меня к себе спиной и, осматривая место ранения, снова выругался. — Двумя сантиметрами ниже и ты бы умерла!
— К-к-как?
— Совсем!
— Ой… — не в силах осознать сказанное, я покачнулась, но была удержана, а затем обнята и снова крепко прижата к широкой, надежной груди.
— Стой.
— Стою…
— Обморок?
— Не… Нет, нормально. Снежный, забери меня домой, а? Я тебя во всём-всём буду слушаться, — не удержав предательский всхлип, я передернулась всем телом и здоровой рукой вцепилась в его руки. Здравствуй задержавшаяся истерика…
— Ох, Вэл, — развернув меня к себе лицом, одевая меня в рубашку и застегивая пуговки обратно, Эрик внимательно вглядывался в моё лицо. Не знаю, что он хотел там найти, но когда последняя пуговка была застегнута, а полы рубашки одернуты, он снова прижал меня к себе, уверенно забирая мелкую дрожь моего тела, и шепнул: — Поговорим об этом позже. Обо всём поговорим и очень обстоятельно. А теперь идём, Золотко, пора покинуть это место.
Не отпуская руки, мужчина потянул меня в кабинет, где в одном из кресел до сих пор сидел Мирро. С фингалом. Мило. Уже успели подраться? Быстро. Когда успели только? А можно ещё на бис? Так, чуть-чуть.
— Где пантера? — остановив ледяной взгляд на тигре, барс не собирался скрывать своей злости и без стеснения пользовался силой зверя, без особого труда подавляя хозяина комнаты.
— В подвале, я сам с ней разберусь.
— Нет. Доставишь в Управление.
— Я не собираюсь её жалеть! Я хочу выяснить, что толкнуло её на этот проступок, она не настолько безумна.
— Мы выясним это сами. Мирослав? Мне вызвать бригаду? — жесткий тон, от которого так и хочется поежиться и даже тигра пробирает.
— Нет, я сам. Утром.
— Я проверю. Розу тоже привезешь, мне нужно понять, на что такая нестандартная реакция, — сухо кивнув на прощание Мирославу, Эрик потянул меня дальше. — Идём.
— Подожди, сумку.
— Дай мне, — снова приказной тон тигру и он раздраженно поморщился, но послушно встал и передал Эрику мою сумку.
Послушно плетясь за оборотнем по коридору, я чувствовала себя отвратительно — не только физически, но и морально. Словно это я во всем виновата и теперь именно меня ведут в тюрьму, чтобы наказать. Но ведь это не так! Это просто такое глупое стечение обстоятельств! Но ведь обошлось же все? Обошлось же?
Только почему то так и хочется повыть. Поскулить накрайняк… похныкать…
Хнык.
— Ты! Это все ты! Кто позволил тебе вмешиваться?! Это моя игрушка! — бешенство, звучавшее в каждом слове не оставляло сомнений — богиня в гневе. Ворвавшись в чужие покои, она никак не могла остановиться и гневно сжимала кулачки, потрясая ими перед носом хозяина комнаты.
— Дорогая, а тебя не учили стучаться? — лениво спокойный голос мужчины и ехидная усмешка следом выбесили кошечку окончательно, но лиса это не трогало. — С чего ты взяла, что это я?
— У котов не бывает аллергий на запах! У неё не было аллергии! Мы всё проверяли!!!
— Наверное, просто плохо проверяли… Кисонька, не шипи, не достанется она тигру. Против судьбы не попрешь.
— Не тебе судить о судьбе!
— И не тебе.
Гневно мявкнув последний раз и смахнув со стола вазу, богиня погрозила кулаком снова и, взметнув юбками, буквально вылетела из комнаты, напоследок грохнув дверью.
Рассмеявшийся на её несдержанность, лис довольно сощурился, одним взмахом руки собрал осколки и придал им первоначальный вид.
— А игрушка у них интересная…
— Вэл? Что?
— Ничего.
— А всё-таки?
— Честно?
— Конечно.
— Плохо мне. В душе, — я почти лежала на заднем сидении его большой ауди, закутанная в непонятно откуда взявшийся плед, и пыталась объяснить ему свои периодические судорожные полувздохи-полувсхлипы. Плакать не получалось, но и без этого было плохо. — У меня такое чувство, что я марионетка — ничего не могу сама, ничего не решаю. А что решаю, то выходит боком. Эта роза, эта Вероника… Это так гадко и одновременно глупо, что просто обидно. Я взрослая женщина, я очень многое знаю и очень многое умею, но по факту — я никто. И это не просто обидно, а безумно обидно. Рядом с вами, двухсотлетними оборотнями, я чуть ли не новорожденный, но крайне ценный котенок, которого так и норовят прикарманить плохие дяди и убить плохие тети. — Шумно выдохнув, тихо добавила: — А ещё я есть хочу…
— Потерпи, сейчас приедем, и Савелий что-нибудь точно придумает, он в этом специалист.
— И перед ним мне стыдно будет, он ведь предупреждал…
— Не раскисай, Золотко, все будет хорошо. Я с тобой.
— Снежный?
— Да?
— Ты почему такой хороший?
А вместо ответа — длительное молчание и мне кажется, что он уже не ответит. Да и вопрос какой-то глупый.
— Я не хочу тебя потерять. Снова. Я прекрасно понимаю, что ты не она. Ты — это ты. Привередливая, глупая, ужасно своенравная и невероятно упрямая, — в зеркало заднего вида на меня посмотрели ироничные и усталые, но одновременно очень ласковые и снежные глаза. — Но в то же время ты милая, добрая, нежная и неповторимая. Уникальная. Зверь тянется к зверю, это верно, но человек всегда тянется к человеку. Запомни и не забывай. И я не хочу на тебя давить, просто…
И снова затянувшееся молчание.
— Что?
— Нет, ничего, — орицательно мотнув головой, Эрик перевел тему. — Приехали. Сама сможешь идти?
— Да, наверное. Ноги-то у меня целые, — скривившись от того, как дико это прозвучало, раздраженно сморщила нос.
— Идем, тебе просто необходимо поесть, а то совсем ослабнешь. Даже шутишь глупо.
— Пошути умно?
— М-м-м… — задумавшись на полном серьезе и помогая мне выбраться из машины, мужчина с сожалением качнул головой. — Не могу придумать с ходу. Может анекдот?
— Давай анекдот, — кивая с умным видом, словно это могло спасти ситуацию, я с благодарностью приняла его руку и покрепче перехватила плед, чтобы не сполз раньше времени.
Пока мы дошли до дома, ему всё-таки удалось меня рассмешить, особенно последним высказыванием: «Вслед за израильскими оружейниками, создавших пули из песка, российские оружейники создали пули из говна. Убить ими невозможно, зато деморализует противника полностью». Вот только смеяться было больно — похоже, что наркоз начал отходить, а регенерация всё никак не начиналась.
— Ох! Хозяин! Хозяюшка! Что ж случилось то?! Как же так? А я ж говорил!!!
— Савелий! Стоп. Не сейчас, — прервав гневную отповедь домового и не дав ему развернуто объяснить, что именно он мне говорил, Эрик тут же отправил его на кухню: — У Валерии отравление и огнестрел. Заваривай сначала свой чай, а потом можно будет попробовать покормить. И не сопи, она ни в чём не виновата.
