Но только не к этому человеку, который жестко предъявляет ей свои требования. В уплату сделки. Боже, как порочно это выглядит!..
Красный шелк медленно сползает вниз, открывая стройные ножки. Остаётся прозрачная блуза, тугой корсет и невероятно крошечные трусики. Взгляд незнакомца плавно скользит по её телу, повторяя все очертания и изгибы, и задерживается на самом интимном месте. Лина ощущает кожей, как он буквально пробирается под тонкую ткань кружева. Как его кажущиеся черными в полумраке глаза исследуют каждую клеточку, каждую деталь. Она непроизвольно сжалась, словно защищаясь от слишком пытливого взгляда незнакомца. Оказывается, глазами тоже можно прикасаться. И делать это настолько умело, что ощутишь в ответ, как по телу разбегаются электрические токи. Можно почувствовать себя беззащитной, обезоруженной под прицелом его настойчивого внимания. И в то же время позволить любопытству прокрасться внутрь, чтобы посмотреть за тем, как дальше будут развиваться события. Это и страшно, и стыдно, и… увлекательно. Действительно, это игра, в которой ей, Лине отвели главную роль.
– Мне… – слова почему-то даются с трудом, – мне подойти к вам?
– Стой там, где стоишь. Я хочу рассмотреть тебя.
Лина зажмурилась. Затаила дыхание. Колючие точки страха поползли по телу, заставляя оголенные соски предательски выступить вперёд.
– Здесь холодно, – жалобно произнесла девушка.
Ему было всё равно. Незнакомец подошёл к высокому столику, на котором лежали его принадлежности – палитра, кисти, краски. Взяв одну кисть, он макнул её в красную краску, а затем аккуратно провел от линии подбородка Лины до груди. Очертив нежную девичью кожу, он спустился к животу. Лина открыла глаза.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь запомнить тебя. Все очертания запечатлеть. У тебя красивая грудь. Мне будет приятно её рисовать.
Девушка захлопала глазами от удивления.
– Вы рисуете на теле?
– Не на каждом. Только там, где мне нравится. Твоё тело прелестно, но ему необходимо преображение.
Это было настолько странно, насколько и волнительно. Никогда прежде Лине не доводилось общаться с такими необычными людьми. Художник, рисующий на её теле. И, похоже, его интересует именно это. Ничего большего. Она боялась, что он потребует от неё каких-то сексуальных игр или даже настоящего полового контакта. Да, она всерьёз так думала. И тогда была бы вынуждена ему отказать. Потому что терять невинность с мужчиной, чьего лица она даже не видела, это ужасно.
Но нет. Незнакомцу нужно от неё совсем другое. Кажется, им движет именно эстетическое желание. Или это только начало?
– Пройди дальше. Видишь там диван? Садись на него.
Лина развернулась и нетвердыми шагами пошла вглубь зала. Ноги плохо слушались. Да ещё и прохлада сковывала её движения. К тому же она помнила, что вид сзади у неё ничуть не скромнее, чем то, что незнакомец видел спереди. И тонкая полоска ткани между ягодиц никак не закроет её тело. Но если он видел почти всё и при этом не позволил себе перешагнуть грань, можно считать, что Лина в безопасности?
Диван был обит мягкой тканью. Лина села и тут же услышала:
– Мне нужно, чтобы твоя поза была свободной. А ты вся зажата. Расслабься.
– Не могу, – ответила девушка. – Ситуация непривычная для меня.
– Выпей воды.
Графин стоял там же, где палитра с кистями. Незнакомец налил воды в стакан и поднёс к самому её лицу. Лина сделала глоток. Потом ещё. Но легче ей от этого не стало. Тело по-прежнему не слушалось, закрываясь всеми способами. Тогда незнакомец обошёл диван и встал с задней стороны. Двумя руками впившись в плечи Лины, он начал их массировать. Руками в черных перчатках. Лина старалась не глядеть на свою оголенную грудь, как будто тем самым отрицая факт своей обнаженности. Но незнакомцу прекрасно было видно всё. И он не таился, не смущался. Он вел себя самым непринужденным образом. Это его работа, поняла Лина. Для него она – не более чем очередной экспонат, который, к тому же, надо привести в порядок, чтобы он выглядел так, как владельцу понравится.
Это были новые необычные ощущения. Никогда Лина не думала, что столкнется с таким, что испытает подобный опыт. И пока она не знала, как к этому относиться. Но очень хотела, чтобы незнакомец оставил ей хоть что-то, чего не коснётся ни его взгляд, ни его рука.
– Вы не станете раздевать меня всю?
– Сегодня – нет. Ты можешь оставить эту полоску ткани, – и он указал кистью на область ниже живота.
– Сегодня?! Но разве…
Незнакомец взмахнул кистью, и капли краски упали на лицо девушки. Словно кровавые слезы, они оставили свои следы. Лина хотела смахнуть их, вытереть, но мужчина не дал.
– Опусти руки. Не надо портить красоту. Тебе идет этот цвет.
– Вы сумасшедший? – она сжалась в комок в угол дивана. – Я боюсь вас.
– Не стоит, – бархатным обволакивающим голосом произнес он. – Разве я сделал что-то плохое?
– Вы принуждаете меня к таким поступкам, которые я не приемлю. Мне очень тяжело свыкнуться с тем, что незнакомый мужчина смотрит на меня раздетую. И если нам ещё раз придётся встретиться, и вы захотите, чтобы я…
– В тебе слишком много зажимов, Лина. Так нельзя.
Кажется, он впервые назвал её по имени. А ведь она ему не представлялась. Наверняка, Селия всё за неё рассказала. Хотя… он же сам просил её найти Лину. Значит, знал о ней больше, чем девушка предполагала. Но откуда?
– Скажите, как вы меня нашли? Мы ведь незнакомы.
– Тебе не обязательно это знать. Лучше выпрямись и опусти ноги вниз. Я хочу видеть тебя.
– Ничего не буду делать, пока не скажете, кто вы.
– Но разве это не понятно? Я твой мастер, – и это прозвучало загадочно и вместе с тем чарующе. Похоже, он умеет не только рисовать. Он и голосом своим владеет потрясающе. То делает его низким, враждебным. То – услаждающим слух и обезоруживающим. Кто же этот таинственный человек?
– Мастер? – словно эхо повторила Лина. И ей показалось, что в этом помещении слово прозвучало как-то по-особенному.
– Человек, создающий образы и рисующий их. Художник, скульптор. Мои руки привыкли творить.
– А как вас зовут?
– Мастер, Лина, – повторил он. – Для тебя я – мастер.
– Так нечестно. Вы знаете моё имя, а я ваше – нет.
Она услышала легкий смешок.
– Мы не в равной позиции. И тебе не следует знать больше, чем ты уже узнала.
– Так… – она снова занервничала. – Но я бы хотела прояснить ситуацию. Вы дали понять, что эта встреча – не последняя.
– За одну ночь шедевры не создаются.
– А что насчёт денег? Мне они понадобятся завтра. Вы сдержите слово и… дадите мне их?
– Слово? Разве я тебе его давал?
Она просто опешила, не в силах ничего произнести в ответ. Волна возмущения и негодования захлестнула с головой. Что же это получается? Он всего-навсего водит её за нос? И Селия с ним заодно? А она, как дурочка, повелась? О, как же это глупо…
– Стой! – властным голосом незнакомец остановил её порыв сорваться с места и бежать. – Ты никуда не уйдёшь.
– Я не хочу больше иметь с вами никаких дел. Вы обманщик.
– Не надо бросаться словами, Лина, если у тебя нет доказательств их правоты, – посоветовал незнакомец.
– А какие доказательства нужны? Если вы сказали, что я не получу ничего взамен.
– Я этого не говорил, – спокойно ответил он. – Это твои фантазии, – и, видя, что Лина начинает остывать, он приказал ей: «Сядь».
– Нелепость какая-то, – выдохнула девушка. Но на диван села.
Полураздетая, измазанная красной краской, она, должно быть, выглядела ужасно. Жаль, что нет зеркала, чтобы посмотреться. Хотя, может, и не нужно этого делать. А то она саму себя испугается.
Странный этот человек. Ему, похоже, нравится её мучить. Садист он, что ли? Называет себя мастером, а на самом деле кто?
– Давай продолжим, – снова заговорил незнакомец. – Тебе нужна свежая краска. Эта уже поблекла.
И, взяв баночку и добавив в неё воды, он плеснул Лине прямо в лицо этот раствор. Она вскрикнула и закрыла глаза.
– Что вы делаете?! Псих!
– Рисую тебя. Не шевелись. Замри. Мне не нужен твой испуг. Ты должна улыбаться.
Краска стекала по подбородку к груди и животу. Лина протерла глаза. Ресницы тоже намокли, веки отяжелели. Он хочет, чтобы она улыбалась? Но у неё сейчас одно желание – ударить его как следует, а затем сбежать отсюда.
Незнакомец прошел к мольберту. Взял в руки кисти.
– Улыбайся, Лина, – как ни в чём не бывало, сказал он. – Иначе ничего не выйдет.
– Вы сейчас про… наш договор?
– Улыбайся. У тебя всё получится. Ты сможешь, – и, макнув кисть в баночку с краской, он нанёс на мольберт первый штрих.
Кажется, минуты тянулись бесконечно. Но мужчина, наконец, добился от неё, чего хотел. Лина замолчала и всё то время, пока он работал над своим произведением, сидела молча, не шевелясь. Обоих это устраивало. Девушка устала задавать вопросы, на которые с высокой долей гарантии не могла получить ответы. Ну, а мужчина занялся привычным ему делом. И, как сказал он ранее, картины не должны разговаривать. А Лина была картиной. Той, которую он захотел создать.
Сколько прошло времени, она не знала. В мастерской освещение не менялось, окна были задрапированы тяжёлыми портьерами. И догадаться, который сейчас час, было невозможно. Ясно одно – эта ночь скоро закончится. И тогда…
Тогда что-то должно произойти. Либо он отдаст ей деньги и отпустит, либо обманет её. И тогда она выплеснет на него весь гнев, который накопился за то время, что они знакомы.
Хотя какое, к черту, знакомство? Она не знает его имени. Мастер и всё. Они не в равной позиции, он сказал. Сиди и молчи, делай то, что от тебя требуется.
Краска застыла на её теле, образовав сухую корочку. Это было неприятное липкое ощущение, будто что-то чужеродное облепило её. Как паутина. А мастер – самый настоящий паук. Держит её под прицелом, чтобы в нужный момент умертвить. Ужасные ассоциации!.. Лина поежилась, и мужчина моментально отреагировал на это.
– Замерзла? Температура здесь одна и та же.
– А нам долго ещё? – вместо ответа спросила она.
– Ты хочешь уйти?
– Да. И ещё я хочу спать, – призналась Лина. – Я не привыкла бодрствовать ночью.
– А как же студенческая жизнь? Или ты настолько примерная, что не позволяешь себе ничего лишнего?
– А вы неплохо осведомлены о том, как я живу, – Лина снова поразилась. Этот человек умеет удивлять. Да он сам сплошь состоит из загадок. Кстати, за всю ночь он не снял ни шляпы, ни перчаток, ни плаща. Неужели ему удобно в этом образе рисовать? – Скажите, вам маска не мешает?
– Чтобы видеть тебя – нет.
– А вы всегда в таком виде работаете? – пользуясь тем, что он сам завел с ней разговор, Лина продолжила расспросы.
– Бывает по-разному, – отложив кисть, он позвал её. – Иди сюда.
– Вы закончили? – девушка поднялась с дивана, прикрыв руками грудь, и пошла к нему. Ноги затекли от сидения в одном положении. И спина устала. Ещё болел затылок и это, скорее всего, от напряжения.
– На сегодня этого хватит, – мужчина показал ей своё творение. – Как ты сама себя оцениваешь?
Лина увидела совершенно другую девушку. Так, во всяком случае, ей показалось. Ничего общего с ней, если не считать глаз. Кажется, их оттенок – это единственное, что мастер передал в натуральном виде. Всё остальное было не её. Волосы огненно-красные, губы слишком яркие, грудь, кажется, больше, чем есть. Хотя нарисовал он её весьма точно, не упустив ни одной детали. А вот нижнего белья на девушке с картины не было. Он не стал его рисовать.
– Вы меня всю раздели, – стыдливо произнесла Лина. – Но это же неправда.
– Я приукрасил то, что было. Художник не всегда рисует точь-в-точь с натуры. В каждой картине есть собственное мироощущение. Мастер вдыхает новую жизнь в изображение. Поэтому ты не можешь сразу узнать себя. Ты видишь одно, а я – совсем другое.
– Это очень интересно. Я никогда раньше не задумывалась, как пишутся картины.
– Так же, как и любое другое произведение искусства. А главное – то, что каждый видит в нём прежде всего себя. И только потом – создателя и натурщика.
– Вы много знаете об этом. Наверное, вы давно рисуете?
– Около десяти лет. До этого у меня были другие увлечения.
И впервые за этот вечер (или ночь?) в голосе незнакомца Лина отчетливо уловила грусть. Безумно захотелось пойти с ним дальше и узнать, что же её вызвало. Ностальгия по прошлому, ушедшему безвозвратно? Да нет, это нечто большее. Иначе он бы сдержал свой порыв и не показал ей, что его что-то печалит.
– Ладно, на сегодня достаточно, – к сожалению для Лины незнакомец решил завершить разговор. – Можешь одеваться и спускаться на первый этаж. Там тебя встретит водитель. Он доставит тебя домой.
– А деньги? – она не могла об этом не спросить.
– Деньги… Когда приедешь домой, позвони лечащему врачу своего отца. Он тебе обо всём сообщит.
Широко раскрытыми глазами она уставилась на этого странного человека. Что он такое говорит? Откуда он всё о ней знает? Но незнакомец приложил палец к губам, давая понять, что не станет больше ничего говорить. А потом указал ей на выход. Лина молча, не прощаясь, ушла.
Вещи она надела в холле. Прямо на краску. Этих тряпок ей было не жалко. Они всё равно ей не принадлежат. Когда вернется домой, она просто выбросит их в мусорное ведро и забудет о том, что надевала. Впрочем, они ей и не очень понадобились. Незнакомец раздел её почти сразу. Вспоминая об этом, она снова и снова чувствовала стыд. Но что сделано, то сделано.
Наверху в мастерской была тишина. Если бы она не знала, что он там, то подумала бы, что этот дом пуст. Оглянувшись на прощание, Лина толкнула входную дверь. И вздрогнула, столкнувшись лицом к лицу со знакомым водителем.
– Доброе утро. Прошу вас, садитесь в машину, – коротко сказал он.
И, правда, утро. Ещё темно, ещё пасмурно. Зимнее утро такое позднее. Но по факту они провели в мастерской целую ночь. Значит, наступил понедельник. И сегодня ей надо будет дать ответ насчёт операции папы. А у неё нет никаких аргументов. Она сделала всё, как хотел мастер, но денег не получила. Кажется, это была просто ловушка, в которую она по глупости попала.
Водитель открыл ей заднюю дверь, и Лина села на сиденье. На окнах был нарисован узор, и это напомнило ей умелые штрихи мастера, которые он вел на её теле и на теле натурщицы, так мало похожей не Лину. Интересный опыт она получила. Вряд ли такое ещё когда-нибудь повторится. И вряд ли ей захочется сохранить это в памяти.
Дома Лина сняла верхнюю одежду. С облегчением выдохнула, осмотрев пальто и убедившись, что на нем не осталось следов краски. Теперь можно сделать то, что она так хотела – скинуть эти мерзкие шмотки и выбросить. Они ей больше никогда не понадобятся, и слава Богу. Чтоб она ещё раз позволила себя так унизить!..
Настенные часы показывали восемь утра. Иван Сергеевич Петров, врач её папы, в это время заступает на дежурство. Он сказал, что после восьми ему можно звонить. Да и мастер просил её сделать это, когда она окажется дома.
Красный шелк медленно сползает вниз, открывая стройные ножки. Остаётся прозрачная блуза, тугой корсет и невероятно крошечные трусики. Взгляд незнакомца плавно скользит по её телу, повторяя все очертания и изгибы, и задерживается на самом интимном месте. Лина ощущает кожей, как он буквально пробирается под тонкую ткань кружева. Как его кажущиеся черными в полумраке глаза исследуют каждую клеточку, каждую деталь. Она непроизвольно сжалась, словно защищаясь от слишком пытливого взгляда незнакомца. Оказывается, глазами тоже можно прикасаться. И делать это настолько умело, что ощутишь в ответ, как по телу разбегаются электрические токи. Можно почувствовать себя беззащитной, обезоруженной под прицелом его настойчивого внимания. И в то же время позволить любопытству прокрасться внутрь, чтобы посмотреть за тем, как дальше будут развиваться события. Это и страшно, и стыдно, и… увлекательно. Действительно, это игра, в которой ей, Лине отвели главную роль.
– Мне… – слова почему-то даются с трудом, – мне подойти к вам?
– Стой там, где стоишь. Я хочу рассмотреть тебя.
Лина зажмурилась. Затаила дыхание. Колючие точки страха поползли по телу, заставляя оголенные соски предательски выступить вперёд.
– Здесь холодно, – жалобно произнесла девушка.
Ему было всё равно. Незнакомец подошёл к высокому столику, на котором лежали его принадлежности – палитра, кисти, краски. Взяв одну кисть, он макнул её в красную краску, а затем аккуратно провел от линии подбородка Лины до груди. Очертив нежную девичью кожу, он спустился к животу. Лина открыла глаза.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь запомнить тебя. Все очертания запечатлеть. У тебя красивая грудь. Мне будет приятно её рисовать.
Девушка захлопала глазами от удивления.
– Вы рисуете на теле?
– Не на каждом. Только там, где мне нравится. Твоё тело прелестно, но ему необходимо преображение.
Это было настолько странно, насколько и волнительно. Никогда прежде Лине не доводилось общаться с такими необычными людьми. Художник, рисующий на её теле. И, похоже, его интересует именно это. Ничего большего. Она боялась, что он потребует от неё каких-то сексуальных игр или даже настоящего полового контакта. Да, она всерьёз так думала. И тогда была бы вынуждена ему отказать. Потому что терять невинность с мужчиной, чьего лица она даже не видела, это ужасно.
Но нет. Незнакомцу нужно от неё совсем другое. Кажется, им движет именно эстетическое желание. Или это только начало?
– Пройди дальше. Видишь там диван? Садись на него.
Лина развернулась и нетвердыми шагами пошла вглубь зала. Ноги плохо слушались. Да ещё и прохлада сковывала её движения. К тому же она помнила, что вид сзади у неё ничуть не скромнее, чем то, что незнакомец видел спереди. И тонкая полоска ткани между ягодиц никак не закроет её тело. Но если он видел почти всё и при этом не позволил себе перешагнуть грань, можно считать, что Лина в безопасности?
Диван был обит мягкой тканью. Лина села и тут же услышала:
– Мне нужно, чтобы твоя поза была свободной. А ты вся зажата. Расслабься.
– Не могу, – ответила девушка. – Ситуация непривычная для меня.
– Выпей воды.
Графин стоял там же, где палитра с кистями. Незнакомец налил воды в стакан и поднёс к самому её лицу. Лина сделала глоток. Потом ещё. Но легче ей от этого не стало. Тело по-прежнему не слушалось, закрываясь всеми способами. Тогда незнакомец обошёл диван и встал с задней стороны. Двумя руками впившись в плечи Лины, он начал их массировать. Руками в черных перчатках. Лина старалась не глядеть на свою оголенную грудь, как будто тем самым отрицая факт своей обнаженности. Но незнакомцу прекрасно было видно всё. И он не таился, не смущался. Он вел себя самым непринужденным образом. Это его работа, поняла Лина. Для него она – не более чем очередной экспонат, который, к тому же, надо привести в порядок, чтобы он выглядел так, как владельцу понравится.
Это были новые необычные ощущения. Никогда Лина не думала, что столкнется с таким, что испытает подобный опыт. И пока она не знала, как к этому относиться. Но очень хотела, чтобы незнакомец оставил ей хоть что-то, чего не коснётся ни его взгляд, ни его рука.
– Вы не станете раздевать меня всю?
– Сегодня – нет. Ты можешь оставить эту полоску ткани, – и он указал кистью на область ниже живота.
– Сегодня?! Но разве…
Незнакомец взмахнул кистью, и капли краски упали на лицо девушки. Словно кровавые слезы, они оставили свои следы. Лина хотела смахнуть их, вытереть, но мужчина не дал.
– Опусти руки. Не надо портить красоту. Тебе идет этот цвет.
– Вы сумасшедший? – она сжалась в комок в угол дивана. – Я боюсь вас.
– Не стоит, – бархатным обволакивающим голосом произнес он. – Разве я сделал что-то плохое?
– Вы принуждаете меня к таким поступкам, которые я не приемлю. Мне очень тяжело свыкнуться с тем, что незнакомый мужчина смотрит на меня раздетую. И если нам ещё раз придётся встретиться, и вы захотите, чтобы я…
– В тебе слишком много зажимов, Лина. Так нельзя.
Кажется, он впервые назвал её по имени. А ведь она ему не представлялась. Наверняка, Селия всё за неё рассказала. Хотя… он же сам просил её найти Лину. Значит, знал о ней больше, чем девушка предполагала. Но откуда?
– Скажите, как вы меня нашли? Мы ведь незнакомы.
– Тебе не обязательно это знать. Лучше выпрямись и опусти ноги вниз. Я хочу видеть тебя.
– Ничего не буду делать, пока не скажете, кто вы.
– Но разве это не понятно? Я твой мастер, – и это прозвучало загадочно и вместе с тем чарующе. Похоже, он умеет не только рисовать. Он и голосом своим владеет потрясающе. То делает его низким, враждебным. То – услаждающим слух и обезоруживающим. Кто же этот таинственный человек?
– Мастер? – словно эхо повторила Лина. И ей показалось, что в этом помещении слово прозвучало как-то по-особенному.
– Человек, создающий образы и рисующий их. Художник, скульптор. Мои руки привыкли творить.
– А как вас зовут?
– Мастер, Лина, – повторил он. – Для тебя я – мастер.
– Так нечестно. Вы знаете моё имя, а я ваше – нет.
Она услышала легкий смешок.
– Мы не в равной позиции. И тебе не следует знать больше, чем ты уже узнала.
– Так… – она снова занервничала. – Но я бы хотела прояснить ситуацию. Вы дали понять, что эта встреча – не последняя.
– За одну ночь шедевры не создаются.
– А что насчёт денег? Мне они понадобятся завтра. Вы сдержите слово и… дадите мне их?
– Слово? Разве я тебе его давал?
Она просто опешила, не в силах ничего произнести в ответ. Волна возмущения и негодования захлестнула с головой. Что же это получается? Он всего-навсего водит её за нос? И Селия с ним заодно? А она, как дурочка, повелась? О, как же это глупо…
– Стой! – властным голосом незнакомец остановил её порыв сорваться с места и бежать. – Ты никуда не уйдёшь.
– Я не хочу больше иметь с вами никаких дел. Вы обманщик.
– Не надо бросаться словами, Лина, если у тебя нет доказательств их правоты, – посоветовал незнакомец.
– А какие доказательства нужны? Если вы сказали, что я не получу ничего взамен.
– Я этого не говорил, – спокойно ответил он. – Это твои фантазии, – и, видя, что Лина начинает остывать, он приказал ей: «Сядь».
– Нелепость какая-то, – выдохнула девушка. Но на диван села.
Полураздетая, измазанная красной краской, она, должно быть, выглядела ужасно. Жаль, что нет зеркала, чтобы посмотреться. Хотя, может, и не нужно этого делать. А то она саму себя испугается.
Странный этот человек. Ему, похоже, нравится её мучить. Садист он, что ли? Называет себя мастером, а на самом деле кто?
– Давай продолжим, – снова заговорил незнакомец. – Тебе нужна свежая краска. Эта уже поблекла.
И, взяв баночку и добавив в неё воды, он плеснул Лине прямо в лицо этот раствор. Она вскрикнула и закрыла глаза.
– Что вы делаете?! Псих!
– Рисую тебя. Не шевелись. Замри. Мне не нужен твой испуг. Ты должна улыбаться.
Краска стекала по подбородку к груди и животу. Лина протерла глаза. Ресницы тоже намокли, веки отяжелели. Он хочет, чтобы она улыбалась? Но у неё сейчас одно желание – ударить его как следует, а затем сбежать отсюда.
Незнакомец прошел к мольберту. Взял в руки кисти.
– Улыбайся, Лина, – как ни в чём не бывало, сказал он. – Иначе ничего не выйдет.
– Вы сейчас про… наш договор?
– Улыбайся. У тебя всё получится. Ты сможешь, – и, макнув кисть в баночку с краской, он нанёс на мольберт первый штрих.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кажется, минуты тянулись бесконечно. Но мужчина, наконец, добился от неё, чего хотел. Лина замолчала и всё то время, пока он работал над своим произведением, сидела молча, не шевелясь. Обоих это устраивало. Девушка устала задавать вопросы, на которые с высокой долей гарантии не могла получить ответы. Ну, а мужчина занялся привычным ему делом. И, как сказал он ранее, картины не должны разговаривать. А Лина была картиной. Той, которую он захотел создать.
Сколько прошло времени, она не знала. В мастерской освещение не менялось, окна были задрапированы тяжёлыми портьерами. И догадаться, который сейчас час, было невозможно. Ясно одно – эта ночь скоро закончится. И тогда…
Тогда что-то должно произойти. Либо он отдаст ей деньги и отпустит, либо обманет её. И тогда она выплеснет на него весь гнев, который накопился за то время, что они знакомы.
Хотя какое, к черту, знакомство? Она не знает его имени. Мастер и всё. Они не в равной позиции, он сказал. Сиди и молчи, делай то, что от тебя требуется.
Краска застыла на её теле, образовав сухую корочку. Это было неприятное липкое ощущение, будто что-то чужеродное облепило её. Как паутина. А мастер – самый настоящий паук. Держит её под прицелом, чтобы в нужный момент умертвить. Ужасные ассоциации!.. Лина поежилась, и мужчина моментально отреагировал на это.
– Замерзла? Температура здесь одна и та же.
– А нам долго ещё? – вместо ответа спросила она.
– Ты хочешь уйти?
– Да. И ещё я хочу спать, – призналась Лина. – Я не привыкла бодрствовать ночью.
– А как же студенческая жизнь? Или ты настолько примерная, что не позволяешь себе ничего лишнего?
– А вы неплохо осведомлены о том, как я живу, – Лина снова поразилась. Этот человек умеет удивлять. Да он сам сплошь состоит из загадок. Кстати, за всю ночь он не снял ни шляпы, ни перчаток, ни плаща. Неужели ему удобно в этом образе рисовать? – Скажите, вам маска не мешает?
– Чтобы видеть тебя – нет.
– А вы всегда в таком виде работаете? – пользуясь тем, что он сам завел с ней разговор, Лина продолжила расспросы.
– Бывает по-разному, – отложив кисть, он позвал её. – Иди сюда.
– Вы закончили? – девушка поднялась с дивана, прикрыв руками грудь, и пошла к нему. Ноги затекли от сидения в одном положении. И спина устала. Ещё болел затылок и это, скорее всего, от напряжения.
– На сегодня этого хватит, – мужчина показал ей своё творение. – Как ты сама себя оцениваешь?
Лина увидела совершенно другую девушку. Так, во всяком случае, ей показалось. Ничего общего с ней, если не считать глаз. Кажется, их оттенок – это единственное, что мастер передал в натуральном виде. Всё остальное было не её. Волосы огненно-красные, губы слишком яркие, грудь, кажется, больше, чем есть. Хотя нарисовал он её весьма точно, не упустив ни одной детали. А вот нижнего белья на девушке с картины не было. Он не стал его рисовать.
– Вы меня всю раздели, – стыдливо произнесла Лина. – Но это же неправда.
– Я приукрасил то, что было. Художник не всегда рисует точь-в-точь с натуры. В каждой картине есть собственное мироощущение. Мастер вдыхает новую жизнь в изображение. Поэтому ты не можешь сразу узнать себя. Ты видишь одно, а я – совсем другое.
– Это очень интересно. Я никогда раньше не задумывалась, как пишутся картины.
– Так же, как и любое другое произведение искусства. А главное – то, что каждый видит в нём прежде всего себя. И только потом – создателя и натурщика.
– Вы много знаете об этом. Наверное, вы давно рисуете?
– Около десяти лет. До этого у меня были другие увлечения.
И впервые за этот вечер (или ночь?) в голосе незнакомца Лина отчетливо уловила грусть. Безумно захотелось пойти с ним дальше и узнать, что же её вызвало. Ностальгия по прошлому, ушедшему безвозвратно? Да нет, это нечто большее. Иначе он бы сдержал свой порыв и не показал ей, что его что-то печалит.
– Ладно, на сегодня достаточно, – к сожалению для Лины незнакомец решил завершить разговор. – Можешь одеваться и спускаться на первый этаж. Там тебя встретит водитель. Он доставит тебя домой.
– А деньги? – она не могла об этом не спросить.
– Деньги… Когда приедешь домой, позвони лечащему врачу своего отца. Он тебе обо всём сообщит.
Широко раскрытыми глазами она уставилась на этого странного человека. Что он такое говорит? Откуда он всё о ней знает? Но незнакомец приложил палец к губам, давая понять, что не станет больше ничего говорить. А потом указал ей на выход. Лина молча, не прощаясь, ушла.
Вещи она надела в холле. Прямо на краску. Этих тряпок ей было не жалко. Они всё равно ей не принадлежат. Когда вернется домой, она просто выбросит их в мусорное ведро и забудет о том, что надевала. Впрочем, они ей и не очень понадобились. Незнакомец раздел её почти сразу. Вспоминая об этом, она снова и снова чувствовала стыд. Но что сделано, то сделано.
Наверху в мастерской была тишина. Если бы она не знала, что он там, то подумала бы, что этот дом пуст. Оглянувшись на прощание, Лина толкнула входную дверь. И вздрогнула, столкнувшись лицом к лицу со знакомым водителем.
– Доброе утро. Прошу вас, садитесь в машину, – коротко сказал он.
И, правда, утро. Ещё темно, ещё пасмурно. Зимнее утро такое позднее. Но по факту они провели в мастерской целую ночь. Значит, наступил понедельник. И сегодня ей надо будет дать ответ насчёт операции папы. А у неё нет никаких аргументов. Она сделала всё, как хотел мастер, но денег не получила. Кажется, это была просто ловушка, в которую она по глупости попала.
Водитель открыл ей заднюю дверь, и Лина села на сиденье. На окнах был нарисован узор, и это напомнило ей умелые штрихи мастера, которые он вел на её теле и на теле натурщицы, так мало похожей не Лину. Интересный опыт она получила. Вряд ли такое ещё когда-нибудь повторится. И вряд ли ей захочется сохранить это в памяти.
Дома Лина сняла верхнюю одежду. С облегчением выдохнула, осмотрев пальто и убедившись, что на нем не осталось следов краски. Теперь можно сделать то, что она так хотела – скинуть эти мерзкие шмотки и выбросить. Они ей больше никогда не понадобятся, и слава Богу. Чтоб она ещё раз позволила себя так унизить!..
Настенные часы показывали восемь утра. Иван Сергеевич Петров, врач её папы, в это время заступает на дежурство. Он сказал, что после восьми ему можно звонить. Да и мастер просил её сделать это, когда она окажется дома.
