Я кивнула, вспоминая эти мертвые дома-свечи, стоящие за спиной Центра по ликвидации. Их шпили протыкали серое небо, словно спицы старушки протыкают полотно вязаной шали.
Город далеко не исполнитель желаний, это дыра, попав в которую сложно выбраться наружу, словно из водоворота. Он затягивает все ниже и ниже, лишая всякой возможности сопротивляться. Я уже чувствовала это на себе. Не сбежав в первый час, эта возможность словно улетучилась навсегда, радостно махнув крылом на прощание. Я чувствовала приближение дна, которое примет меня, похоронив под вековыми слоями воды.
-В тех кварталах как в музее – чистенько, прилично.
-Ты ожидала увидеть богатые хоромы? Тогда не туда зашла. Пошли, есть уже охота.
Мы, между тем, с ребятами ушли на несколько кварталов от дома Молли на юг, петляя темными проулками. Нам навстречу не попалось ни одной живой души. Мне все-то и не нужны, мне нужна лишь одна душа из этого Города.
Алекс.
Если он еще жив.
Парнишка лет семи, что все это время продолжал тяжело дышать, внезапно остановился около крышки канализационного люка, из-за чего я чуть не налетела на него.
-Все чисто, - отрапортовал он, воровато оглядываясь по сторонам.
-Хорошо, полезли, - скомандовал Даган.
Улица была пуста словно кружка просящего милостыню. Кажется, здесь по ночам так опасно, что люди не рискуют выходить за порог. Или не хотят. Или то, и другое вместе. Я бы на их месте тоже сидела, прикинувшись подпольной мышкой. Полгода я лишь так и выживала – передвигалась крайне осторожно, прикидываясь мебелью при первой опасности.
-Мы полезем в канализацию?
Даган выпрямился в полный рост, подняв глаза к небу, словно вопрошая «За что мне это?». Затем он одним шагом сократил между нами расстояние до минимального и, задрав нос, спросил:
-Потеряшка, я не пойму, ты из какой жизни пришла? Ты что не видишь, что творится вокруг? Как народ выживает? Ты родилась и выросла в сказке? Тебе всю жизнь заботливая мамаша подтирала твою попу?
При упоминании о матери во мне вспыхнула злоба. Никто не смеет плохо говорить о твоих родителях, никто, люди просто не имеют на это право. Запомните это, и жить станет легче.
-Что делала моя мама – не твое собачье дело, давай, поднимай уже свою крышку, - злость разливалась во мне, и я была рада этому чувству. Слишком устала постоянно бояться, можно для разнообразия и позлиться. Это давало мне немного сил не опустить руки. –Тебя не касается, как я жила до встречи с тобой и из какой жизни вышла, это только мое дело! Очень прошу тебя в него не лезть!
-Следи за языком, потеряшка, - он ощерился, но все же отвернулся. – Ты даже не представляешь, что твориться в этом Городе. Извини, но придется немного подправить твое радужное представление о мире. Либо принимай, либо проваливай. Это не канализация! Это служебные тоннели, большая разница, между прочим. Там даже не воняет.
Мне некуда проваливать.
-Поднимай, полезли уже.
Ребята послушно в четыре руки приподняли и отодвинули полуметровую крышку канализационного люка, который смотрел на меня черной пустотой.
-Пиф, ты первый, - велел Даган.
Пифом оказался тот парнишка лет семи, что всю дорогу тяжело дышал и иногда кашлял. Он проворно скрылся в темноте тоннеле, спускаясь ногами вперед, затем послышался всплеск воды. Какое-то время висела гробовая тишина, потом из-под земли послышалось:
-Чисто, заходите.
Мы по одному аккуратно спустились вниз, оставив морозный ветер гулять над нашими головами, гоняя по земле обрывки газет. Пиф, возглавляющий колону, включил маленький фонарь, выхвативший лучом бетонный обшарпанный коридор, уходящий далеко вперед. По стенам струилась вода, пахло сыростью и плесенью. Из одной разрухи в другую.
Я вспомнила дом, в котором мы с Алексом жили не так давно, и внутри что-то противно защемило. Места и люди меняются со скоростью кристаллов в калейдоскопе, поворот – и ты уже на другом конце мира с незнакомыми людьми. Что с ними делать – не понятно.
-Даган, а можно мне сегодня дополнительный кусочек? – спросил Пиф, шедший впереди.
-За какие заслуги?
-Я же нашел того бездомного, да и кушать хочется очень.
-Нам всем хочется, - парировал Даган. – Еды ограниченное количество, не мне тебе рассказывать. Правило номер один: ешь только тогда, когда действительно голоден.
Мой закон номер один: «Движение – это жизнь». Разные жизни – разные взгляды.
Нам приходилось выживать, но в противоположных условиях. Я выживала на улице, скитаясь между брошенными домами и ржавыми остовами машин, питаясь тем, что найду или украду в пустующих домах. Одиночество порой выедало мне душу большой ложкой, подкидывая сомнения – а не осталась ли я одна на всем белом свете? Не считая зараженных, конечно. Порой очень хотелось с кем-то пообщаться, чтобы проверить, не сошла ли я с ума.
Даган и компания выживают в городских джунглях, борясь за каждый кусок еды и воды. Здесь людей – хоть стреляй. Каждый из них – потенциальная угроза, которая висит над тобой, словно тень, и следит за каждым шагом. Дикие улицы, хищные нравы. Одна ошибка – и ты нежилец.
Я спасалась от заразных, они – от выживших. У каждого своя война.
Бетонный коридор все не кончался, я бесстрастно наблюдала за скачущим впереди кружком света от фонарика Пифа, слушая, как разлетаются эхом наши гулкие шаги. Наконец коридор повернул направо, потом налево и уперся в металлическую ржавую дверь. Где-то шумно капала вода, но в целом тут было тепло.
За дверью оказалось небольшое помещение метров шесть на шесть, служащее Дагану и ребятам местом обитания. Справа в углу лежали матрасы и остов ржавой кровати, прикрытый старыми тряпками. В центре была металлическая бочка с торчащими деревяшками, которую использовали для света или тепла. Я сама такими пользовалась, когда ушла из дома. Подобие круглого стола на кривых ножках стояло в левом углу, рядом два табурета. В дальней стене металлическая дверь, уводящая в другие бесконечные коридоры подземных лабиринтов.
То погреб, то канализация. Меня душат эти стены.
-Проходи, чувствуй себя как дома, - с сарказмом произнес Даган, дернув рубильник справа от себя.
На потолке загорелись три лампочки, наполнив помещение мягким светом. Тут было тепло и достаточно чисто для помещений подобного рода. Я была приятно удивлена, хотя всю жизнь воспринимала все, что под землей, будь то канализация, или служебные инженерные тоннели, как дно жизни. Куда теперь упала сама. Лежу и барахтаюсь в надежде, что кто-то меня вытащит.
-Здесь тепло.
-Да, над нами проходит теплотрасса, ведущая к Центру ликвидации, поэтому тут тепло и сухо, течет лишь по стенам на входе. Электричество тоже у них крадем.
-Я заметила, - я все еще стояла в проходе, не решаясь войти. –Никогда бы не подумала, что буду ночевать в здесь.
Я рассуждала сама с собой, не думая, что мне кто-то ответит, но Пиф, выключив фонарик, развернулся в мою сторону и произнес:
-Тут очень даже неплохо. Бояться нечего.
С этим я бы поспорила. Он принялся за розжиг костра в металлической бочке, но выходило это у него так себе.
-Мне сначала тоже было непривычно, после родного дома-то, - он как-то печально посмотрел на разгорающееся пламя. – А потом ничего, привык.
Я, наконец, сосчитала, сколько их всего: Даган, Пиф и еще четверо, на вид все одногодки.
-Нечего тут лирику разводить, есть давай готовь, - Даган сурово глянул на Пифа и кинул ему в руки сверток, что дала Молли. –Ты собираешься оставить нас голодными? Тогда твоя порция уйдет Рину.
-Нет, нет, я просто.
-Ты просто принимаешься за готовку.
Пиф покорно опустил голову, присел на корточки и вытащил из свертка четыре крысы.
Серые большие крысы.
С лысыми хвостами и желтыми торчащими зубами. Такие в детстве бегали у нас иногда в подвале или скрипели по ночам за стенами.
-Мы будем есть на ужин крыс? - честно сказать, я была ошарашена.
-А ты что ожидала? Спагетти с кетчупом? Или мясные отбивные? – ехидно прищурился Даган. – Они очень даже неплохи на вкус. Почти как курица. Если для тебя это в первой – то добро пожаловать в ресторан под Городом. Шеф-повар Даган лично рад приветствовать вас.
-Почти как курица, - я наблюдала, как Пиф ловко снимал шкуру с мелких представителей грызунов, брызгая кровью на руки.
Есть хотелось безбожно, даже глядя на кровавые тушки, мой желудок противно заурчал, как мотор старой машины. Я плохо помнила, когда последний раз ела что-то горячее.
-Тогда мне стоит поблагодарить шеф-повара и предложить свои услуги? – спросила я, прикидывая, как можно сделать из крыс сносный суп. Или похлебку. –Если бы еще овощи были.
-Ты думаешь, мы совсем нищие? – спросил Даган, выуживая из какого-то свертка три картофелины. –Держи, все ради тебя, потеряшка.
-Ого! У нас будет шикарный ужин!
Идея есть грызунов больше не казалась мне чем-то противоестественным. Всего лишь вопрос выживания: ты съешь свою жертву или она тебя.
-Пиф, давай я помогу, может, получится что-то съестное? – я присела рядом с мальчиком на кривой шатающийся табурет и принялась за готовку.
Похлебка вышла очень и очень сносной. Организм с огромной благодарностью принял горячий бульон внутрь. Мне кажется, я давно так вкусно не ела.
Горячее, жидкое, хоть и не жерное – как мало для счастья надо. Чувствуя, как заполняется мой желудок, я обнаружила, что паника и страх отпускают. Все теперь кажется не таким уж и страшным. Вполне сносным.
Совсем скоро ребята засобирались спать, укладываясь на своих местах: кто на матрасе, кто просто клубочком, кто на остове кровати. Я сидела в дальнем углу. Сон не шел. Сон гулял где-то сейчас по промерзшим улицам полуразрушенного Объединенного во благо Города. Я выронила его из кармана и не могла найти.
Ребята мирно посапывали, а я думала о том, почему именно кампания беспризорников, брошенных детей, собранных в одну стайку пацаном постарше, оказалась намного человечнее и добрее, чем большинство людей, встречающихся мне в последнее время. Им пришлось делить со мной добытый за день ужин, но они все равно ни слова не сказали.
Даган тоже мог тогда не заговаривать со мной, а пройти мимо.
Представлять, что было бы со мной сейчас на улице, я не хотела. Надеюсь, Алекс нашел убежище на ночь, чтоб не замерзнуть, как беспризорник. Пустая планета беспризорников, предоставленных сами себе. Вот что мы сейчас.
В металлической бочке еще догорали остатки дров, слегка потрескивая и разбрасывая причудливые тени на обшарпанные стены. Глядя на них мне на секунду показалось, что я дома. А-2 мне просто приснилась. Как страшный сон. Самый страшный сон планеты.
Все мирно спали, а я сидела и гадала, как там Алекс и удалось ли ему спастись. Я была безумно благодарна Дагану, что он дал мне приют хотя бы на одну ночь, при этом, не расспрашивая, что и почему, кто и откуда. Если ты беспризорник или потеряшка, прошлое уже маловажно. Важно лишь будущее. И то не всегда.
Я подтянула колени к груди и обхватила их руками, пытаясь прогнать нависшее тучей ощущение одиночества. Даже среди толпы можно быть одному.
-Чего грустишь? – послышался тихий вопрос с дальнего угла, где в куче лежали матрацы и тюки, на которых спали ребята.
-Не спится?
Даган вышел и сел около металлической бочки. Говорил он тихо, чтобы никого из ребят не разбудить. Затухающее пламя рисовало темно-оранжевым цветом на его лице.
-Ага, не могу уснуть, - сказала я своим коленям.
-Одиноко?
Я подняла голову в надежде разглядеть, шутит он или нет. Судя по холодному блеску в глазах, не шутил.
-Немного, а тебе?
Даган смотрел на меня какое-то время, в его глазах плясали отголоски искр огня, потом сказал:
-Бывает. Но редко, ребята не дают соскучиться.
-Это точно. Сложно быть их главарем?
Я подсела ближе к металлической бочке. Теперь мы сидели по разные стороны затухающего огня, словно подростки, собравшиеся в летнем лагере пугать друг друга страшными историями.
-Выматывает. Приходится заменять и папу, и маму, и старшего брата, а мне самому-то немного лет.
Было странно, что Даган решил поговорить со мной по душам, но я боялась спугнуть нависшее легкое доверие к моей персоне.
-Сколько тебе лет?
-Одиннадцать. А тебе?
-У девушек такое спрашивать неприлично, - от моей шутки его взгляд подобрел.
-Как скажешь, сам знаю, что старше меня. Чему я могу научить их в одиннадцать лет?
-Ну, - я принялась загибать пальцы на руке, - ты даешь им крышу над головой, какое-то пропитание, чувство нужности и надежности. Я думаю, без тебя они бы протянули не больше недели. Сам прекрасно должен понимать необходимость чувствовать себя нужным, особенно в их возрасте. У них нет родителей, но у них есть ты.
-В этом и заключается самая главная проблема. Я все для них. Я не знаю, что стало с их родителями или близкими, откуда они, и даже реальны ли имена, что они мне назвали при знакомстве. Если со мной что-то случится, им придется очень и очень непросто.
-Не стоит хоронить себя раньше времени. Да, обстановка в Городе непростая, хоть я всего и не знаю, в отличие от тебя, - мне очень хотелось приободрить его, но по его взгляду я поняла, что лучшее, что я могу сделать – выслушать его.
Иногда человеку просто нужно выговориться. Неважно кому. Даже лучше первому встречному, рассказал и забыл, что когда-то этот человек проходил по твоей жизни. Может, поэтому и Даган решил поделиться со мной своими внутренними переживаниями? Я для них не больше, чем случайно проходящая по их жизни. Сегодня есть, завтра нет.
-Они и сами не хотят сильно вдаваться в подробности жизни до встречи со мной, полагаю, там плохого было больше чем хорошего, -продолжил Даган. - Они как озлобленные щенки, боятся слова лишнего сказать, только Пиф иногда плачет по ночам, я слышу.
-Как давно вы вместе?
-Пиф вот около месяца, поэтому ему тяжелее всего, остальные вроде притерлись уже друг к другу. Кого-то находил в полуобморочном от голода состоянии, кто-то сам меня находил. Со временем сформировалось это.
Он обвел взглядом мирно спящих ребятишек и печально вздохнул.
-Они все еще дети.
-Ты тоже еще ребенок, - заметила я.
-Да, я знаю, но я с детства жил в сиротском приюте с двумя сотнями таких же, как я. Ненужных. Мои родители отказались от меня при рождении, я даже имен их не знаю и не горю желанием узнать. Поэтому с приходом А-2 я не так уж и много потерял.
Внутри в области сердца защемило острое как бритва чувство: один сирота взял под крыло других осиротевших детей, потерявших свой дом, жизнь. Он для них –пример для подражания, наставник и воспитатель.
-Им сложнее свыкнуться с мыслями, что семьи больше нет, что я их семья. Мне-то, по сути, терять было нечего.
-Ты решил вернуть им детство?
-Ты можешь вернуть инвалиду потерянную ногу? Нет? Вот и я не могу. Я не рвался в опекуны, так само сложилось, а бросить их уже не могу. Был бы один, давно бы сбежал из Города. А так? Куда я с ними пойду?
-А почему ты не можешь взять их с собой?
Я прекрасно понимала, почему. Я сама пришла извне. Я знаю, что значит выкапывать мерзлые коренья или экономить последнюю пачку крекеров, что посчастливилось найти в чьей-нибудь квартире. К тому же, зима устанавливает дополнительные ограничения. Насколько я успела заметить – теплой одежды у ребят почти нет, их счастье, что нашлось такое теплое место.
Город далеко не исполнитель желаний, это дыра, попав в которую сложно выбраться наружу, словно из водоворота. Он затягивает все ниже и ниже, лишая всякой возможности сопротивляться. Я уже чувствовала это на себе. Не сбежав в первый час, эта возможность словно улетучилась навсегда, радостно махнув крылом на прощание. Я чувствовала приближение дна, которое примет меня, похоронив под вековыми слоями воды.
-В тех кварталах как в музее – чистенько, прилично.
-Ты ожидала увидеть богатые хоромы? Тогда не туда зашла. Пошли, есть уже охота.
Мы, между тем, с ребятами ушли на несколько кварталов от дома Молли на юг, петляя темными проулками. Нам навстречу не попалось ни одной живой души. Мне все-то и не нужны, мне нужна лишь одна душа из этого Города.
Алекс.
Если он еще жив.
Парнишка лет семи, что все это время продолжал тяжело дышать, внезапно остановился около крышки канализационного люка, из-за чего я чуть не налетела на него.
-Все чисто, - отрапортовал он, воровато оглядываясь по сторонам.
-Хорошо, полезли, - скомандовал Даган.
Улица была пуста словно кружка просящего милостыню. Кажется, здесь по ночам так опасно, что люди не рискуют выходить за порог. Или не хотят. Или то, и другое вместе. Я бы на их месте тоже сидела, прикинувшись подпольной мышкой. Полгода я лишь так и выживала – передвигалась крайне осторожно, прикидываясь мебелью при первой опасности.
-Мы полезем в канализацию?
Даган выпрямился в полный рост, подняв глаза к небу, словно вопрошая «За что мне это?». Затем он одним шагом сократил между нами расстояние до минимального и, задрав нос, спросил:
-Потеряшка, я не пойму, ты из какой жизни пришла? Ты что не видишь, что творится вокруг? Как народ выживает? Ты родилась и выросла в сказке? Тебе всю жизнь заботливая мамаша подтирала твою попу?
При упоминании о матери во мне вспыхнула злоба. Никто не смеет плохо говорить о твоих родителях, никто, люди просто не имеют на это право. Запомните это, и жить станет легче.
-Что делала моя мама – не твое собачье дело, давай, поднимай уже свою крышку, - злость разливалась во мне, и я была рада этому чувству. Слишком устала постоянно бояться, можно для разнообразия и позлиться. Это давало мне немного сил не опустить руки. –Тебя не касается, как я жила до встречи с тобой и из какой жизни вышла, это только мое дело! Очень прошу тебя в него не лезть!
-Следи за языком, потеряшка, - он ощерился, но все же отвернулся. – Ты даже не представляешь, что твориться в этом Городе. Извини, но придется немного подправить твое радужное представление о мире. Либо принимай, либо проваливай. Это не канализация! Это служебные тоннели, большая разница, между прочим. Там даже не воняет.
Мне некуда проваливать.
-Поднимай, полезли уже.
Ребята послушно в четыре руки приподняли и отодвинули полуметровую крышку канализационного люка, который смотрел на меня черной пустотой.
-Пиф, ты первый, - велел Даган.
Пифом оказался тот парнишка лет семи, что всю дорогу тяжело дышал и иногда кашлял. Он проворно скрылся в темноте тоннеле, спускаясь ногами вперед, затем послышался всплеск воды. Какое-то время висела гробовая тишина, потом из-под земли послышалось:
-Чисто, заходите.
Мы по одному аккуратно спустились вниз, оставив морозный ветер гулять над нашими головами, гоняя по земле обрывки газет. Пиф, возглавляющий колону, включил маленький фонарь, выхвативший лучом бетонный обшарпанный коридор, уходящий далеко вперед. По стенам струилась вода, пахло сыростью и плесенью. Из одной разрухи в другую.
Я вспомнила дом, в котором мы с Алексом жили не так давно, и внутри что-то противно защемило. Места и люди меняются со скоростью кристаллов в калейдоскопе, поворот – и ты уже на другом конце мира с незнакомыми людьми. Что с ними делать – не понятно.
-Даган, а можно мне сегодня дополнительный кусочек? – спросил Пиф, шедший впереди.
-За какие заслуги?
-Я же нашел того бездомного, да и кушать хочется очень.
-Нам всем хочется, - парировал Даган. – Еды ограниченное количество, не мне тебе рассказывать. Правило номер один: ешь только тогда, когда действительно голоден.
Мой закон номер один: «Движение – это жизнь». Разные жизни – разные взгляды.
Нам приходилось выживать, но в противоположных условиях. Я выживала на улице, скитаясь между брошенными домами и ржавыми остовами машин, питаясь тем, что найду или украду в пустующих домах. Одиночество порой выедало мне душу большой ложкой, подкидывая сомнения – а не осталась ли я одна на всем белом свете? Не считая зараженных, конечно. Порой очень хотелось с кем-то пообщаться, чтобы проверить, не сошла ли я с ума.
Даган и компания выживают в городских джунглях, борясь за каждый кусок еды и воды. Здесь людей – хоть стреляй. Каждый из них – потенциальная угроза, которая висит над тобой, словно тень, и следит за каждым шагом. Дикие улицы, хищные нравы. Одна ошибка – и ты нежилец.
Я спасалась от заразных, они – от выживших. У каждого своя война.
Бетонный коридор все не кончался, я бесстрастно наблюдала за скачущим впереди кружком света от фонарика Пифа, слушая, как разлетаются эхом наши гулкие шаги. Наконец коридор повернул направо, потом налево и уперся в металлическую ржавую дверь. Где-то шумно капала вода, но в целом тут было тепло.
За дверью оказалось небольшое помещение метров шесть на шесть, служащее Дагану и ребятам местом обитания. Справа в углу лежали матрасы и остов ржавой кровати, прикрытый старыми тряпками. В центре была металлическая бочка с торчащими деревяшками, которую использовали для света или тепла. Я сама такими пользовалась, когда ушла из дома. Подобие круглого стола на кривых ножках стояло в левом углу, рядом два табурета. В дальней стене металлическая дверь, уводящая в другие бесконечные коридоры подземных лабиринтов.
То погреб, то канализация. Меня душат эти стены.
-Проходи, чувствуй себя как дома, - с сарказмом произнес Даган, дернув рубильник справа от себя.
На потолке загорелись три лампочки, наполнив помещение мягким светом. Тут было тепло и достаточно чисто для помещений подобного рода. Я была приятно удивлена, хотя всю жизнь воспринимала все, что под землей, будь то канализация, или служебные инженерные тоннели, как дно жизни. Куда теперь упала сама. Лежу и барахтаюсь в надежде, что кто-то меня вытащит.
-Здесь тепло.
-Да, над нами проходит теплотрасса, ведущая к Центру ликвидации, поэтому тут тепло и сухо, течет лишь по стенам на входе. Электричество тоже у них крадем.
-Я заметила, - я все еще стояла в проходе, не решаясь войти. –Никогда бы не подумала, что буду ночевать в здесь.
Я рассуждала сама с собой, не думая, что мне кто-то ответит, но Пиф, выключив фонарик, развернулся в мою сторону и произнес:
-Тут очень даже неплохо. Бояться нечего.
С этим я бы поспорила. Он принялся за розжиг костра в металлической бочке, но выходило это у него так себе.
-Мне сначала тоже было непривычно, после родного дома-то, - он как-то печально посмотрел на разгорающееся пламя. – А потом ничего, привык.
Я, наконец, сосчитала, сколько их всего: Даган, Пиф и еще четверо, на вид все одногодки.
-Нечего тут лирику разводить, есть давай готовь, - Даган сурово глянул на Пифа и кинул ему в руки сверток, что дала Молли. –Ты собираешься оставить нас голодными? Тогда твоя порция уйдет Рину.
-Нет, нет, я просто.
-Ты просто принимаешься за готовку.
Пиф покорно опустил голову, присел на корточки и вытащил из свертка четыре крысы.
Серые большие крысы.
С лысыми хвостами и желтыми торчащими зубами. Такие в детстве бегали у нас иногда в подвале или скрипели по ночам за стенами.
-Мы будем есть на ужин крыс? - честно сказать, я была ошарашена.
-А ты что ожидала? Спагетти с кетчупом? Или мясные отбивные? – ехидно прищурился Даган. – Они очень даже неплохи на вкус. Почти как курица. Если для тебя это в первой – то добро пожаловать в ресторан под Городом. Шеф-повар Даган лично рад приветствовать вас.
-Почти как курица, - я наблюдала, как Пиф ловко снимал шкуру с мелких представителей грызунов, брызгая кровью на руки.
Есть хотелось безбожно, даже глядя на кровавые тушки, мой желудок противно заурчал, как мотор старой машины. Я плохо помнила, когда последний раз ела что-то горячее.
-Тогда мне стоит поблагодарить шеф-повара и предложить свои услуги? – спросила я, прикидывая, как можно сделать из крыс сносный суп. Или похлебку. –Если бы еще овощи были.
-Ты думаешь, мы совсем нищие? – спросил Даган, выуживая из какого-то свертка три картофелины. –Держи, все ради тебя, потеряшка.
-Ого! У нас будет шикарный ужин!
Идея есть грызунов больше не казалась мне чем-то противоестественным. Всего лишь вопрос выживания: ты съешь свою жертву или она тебя.
-Пиф, давай я помогу, может, получится что-то съестное? – я присела рядом с мальчиком на кривой шатающийся табурет и принялась за готовку.
Глава 30.
Похлебка вышла очень и очень сносной. Организм с огромной благодарностью принял горячий бульон внутрь. Мне кажется, я давно так вкусно не ела.
Горячее, жидкое, хоть и не жерное – как мало для счастья надо. Чувствуя, как заполняется мой желудок, я обнаружила, что паника и страх отпускают. Все теперь кажется не таким уж и страшным. Вполне сносным.
Совсем скоро ребята засобирались спать, укладываясь на своих местах: кто на матрасе, кто просто клубочком, кто на остове кровати. Я сидела в дальнем углу. Сон не шел. Сон гулял где-то сейчас по промерзшим улицам полуразрушенного Объединенного во благо Города. Я выронила его из кармана и не могла найти.
Ребята мирно посапывали, а я думала о том, почему именно кампания беспризорников, брошенных детей, собранных в одну стайку пацаном постарше, оказалась намного человечнее и добрее, чем большинство людей, встречающихся мне в последнее время. Им пришлось делить со мной добытый за день ужин, но они все равно ни слова не сказали.
Даган тоже мог тогда не заговаривать со мной, а пройти мимо.
Представлять, что было бы со мной сейчас на улице, я не хотела. Надеюсь, Алекс нашел убежище на ночь, чтоб не замерзнуть, как беспризорник. Пустая планета беспризорников, предоставленных сами себе. Вот что мы сейчас.
В металлической бочке еще догорали остатки дров, слегка потрескивая и разбрасывая причудливые тени на обшарпанные стены. Глядя на них мне на секунду показалось, что я дома. А-2 мне просто приснилась. Как страшный сон. Самый страшный сон планеты.
Все мирно спали, а я сидела и гадала, как там Алекс и удалось ли ему спастись. Я была безумно благодарна Дагану, что он дал мне приют хотя бы на одну ночь, при этом, не расспрашивая, что и почему, кто и откуда. Если ты беспризорник или потеряшка, прошлое уже маловажно. Важно лишь будущее. И то не всегда.
Я подтянула колени к груди и обхватила их руками, пытаясь прогнать нависшее тучей ощущение одиночества. Даже среди толпы можно быть одному.
-Чего грустишь? – послышался тихий вопрос с дальнего угла, где в куче лежали матрацы и тюки, на которых спали ребята.
-Не спится?
Даган вышел и сел около металлической бочки. Говорил он тихо, чтобы никого из ребят не разбудить. Затухающее пламя рисовало темно-оранжевым цветом на его лице.
-Ага, не могу уснуть, - сказала я своим коленям.
-Одиноко?
Я подняла голову в надежде разглядеть, шутит он или нет. Судя по холодному блеску в глазах, не шутил.
-Немного, а тебе?
Даган смотрел на меня какое-то время, в его глазах плясали отголоски искр огня, потом сказал:
-Бывает. Но редко, ребята не дают соскучиться.
-Это точно. Сложно быть их главарем?
Я подсела ближе к металлической бочке. Теперь мы сидели по разные стороны затухающего огня, словно подростки, собравшиеся в летнем лагере пугать друг друга страшными историями.
-Выматывает. Приходится заменять и папу, и маму, и старшего брата, а мне самому-то немного лет.
Было странно, что Даган решил поговорить со мной по душам, но я боялась спугнуть нависшее легкое доверие к моей персоне.
-Сколько тебе лет?
-Одиннадцать. А тебе?
-У девушек такое спрашивать неприлично, - от моей шутки его взгляд подобрел.
-Как скажешь, сам знаю, что старше меня. Чему я могу научить их в одиннадцать лет?
-Ну, - я принялась загибать пальцы на руке, - ты даешь им крышу над головой, какое-то пропитание, чувство нужности и надежности. Я думаю, без тебя они бы протянули не больше недели. Сам прекрасно должен понимать необходимость чувствовать себя нужным, особенно в их возрасте. У них нет родителей, но у них есть ты.
-В этом и заключается самая главная проблема. Я все для них. Я не знаю, что стало с их родителями или близкими, откуда они, и даже реальны ли имена, что они мне назвали при знакомстве. Если со мной что-то случится, им придется очень и очень непросто.
-Не стоит хоронить себя раньше времени. Да, обстановка в Городе непростая, хоть я всего и не знаю, в отличие от тебя, - мне очень хотелось приободрить его, но по его взгляду я поняла, что лучшее, что я могу сделать – выслушать его.
Иногда человеку просто нужно выговориться. Неважно кому. Даже лучше первому встречному, рассказал и забыл, что когда-то этот человек проходил по твоей жизни. Может, поэтому и Даган решил поделиться со мной своими внутренними переживаниями? Я для них не больше, чем случайно проходящая по их жизни. Сегодня есть, завтра нет.
-Они и сами не хотят сильно вдаваться в подробности жизни до встречи со мной, полагаю, там плохого было больше чем хорошего, -продолжил Даган. - Они как озлобленные щенки, боятся слова лишнего сказать, только Пиф иногда плачет по ночам, я слышу.
-Как давно вы вместе?
-Пиф вот около месяца, поэтому ему тяжелее всего, остальные вроде притерлись уже друг к другу. Кого-то находил в полуобморочном от голода состоянии, кто-то сам меня находил. Со временем сформировалось это.
Он обвел взглядом мирно спящих ребятишек и печально вздохнул.
-Они все еще дети.
-Ты тоже еще ребенок, - заметила я.
-Да, я знаю, но я с детства жил в сиротском приюте с двумя сотнями таких же, как я. Ненужных. Мои родители отказались от меня при рождении, я даже имен их не знаю и не горю желанием узнать. Поэтому с приходом А-2 я не так уж и много потерял.
Внутри в области сердца защемило острое как бритва чувство: один сирота взял под крыло других осиротевших детей, потерявших свой дом, жизнь. Он для них –пример для подражания, наставник и воспитатель.
-Им сложнее свыкнуться с мыслями, что семьи больше нет, что я их семья. Мне-то, по сути, терять было нечего.
-Ты решил вернуть им детство?
-Ты можешь вернуть инвалиду потерянную ногу? Нет? Вот и я не могу. Я не рвался в опекуны, так само сложилось, а бросить их уже не могу. Был бы один, давно бы сбежал из Города. А так? Куда я с ними пойду?
-А почему ты не можешь взять их с собой?
Я прекрасно понимала, почему. Я сама пришла извне. Я знаю, что значит выкапывать мерзлые коренья или экономить последнюю пачку крекеров, что посчастливилось найти в чьей-нибудь квартире. К тому же, зима устанавливает дополнительные ограничения. Насколько я успела заметить – теплой одежды у ребят почти нет, их счастье, что нашлось такое теплое место.
