— Нет, мама, оставайся здесь, я схожу за братом сама.
В сложившихся обстоятельствах я ощущала себя ответственной за всех собравшихся здесь людей, поэтому просто физически не могла позволить кому-то из них выйти из безопасного схрона.
— Но Лейла… — попыталась возразить мама.
— Я быстро! — Бросила я, уже в самых дверях.
Когда я оказалась за пределами комнаты, сразу услышала звуки боя, который, казалось, шел уже у самого дома. Я бросилась в детскую, где нашла уже проснувшегося Мирата, который сидел на кровати и непонимающе хлопал глазами, готовый в любой момент расплакаться. Я обняла его, изображая на лице энтузиазм, и ободряюще улыбнулась.
— О! Ты проснулся! Молодец! А сейчас мы поиграем в одну очень интересную игру!
— Какую? — заинтересовался мальчик.
— Мы будет шпионами, которым нужно тихо и очень быстро пробраться через лагерь врага к своим товарищам. Идет?
Мират заулыбался и соскочил на пол. Я взяла его за руку и подхватила с лавки его одежду. На выходе из комнаты прислушалась и уже готова была бежать к спасительной комнате, когда услышала, как входная дверь с громким стуком отворилась, и в доме послышался топот нескольких пар ног. Шаги приближались слишком быстро, чтобы успеть добежать до спальни родителей и скрыться за потайной дверью до того, как нас обнаружат. Да что, там! До встречи с незваными гостями нас отделяло всего пару секунд, за которые я успела лишь задвинуть за спину ничего не понимавшего Мирата.
Налетевшую на нас девушку я узнала сразу и чуть не расплакалась от облегчения, даже ноги невольно подкосились, но я устояла.
— Лейла, это ты?! Слава Всевышнему! Где все? Там такое… такое… — всхлипывая, Айла бросилась ко мне.
— Ты кого-то нашла? — послышался за ее спиной взволнованный голос Сэйры.
Айла тут же отодвинулась от меня, демонстрируя находку матери. А я увидела Сэйру и раненого Саргайла, который буквально висел на ней. По его виду сразу стало понятно, что он тяжело ранен: левая рука висела плетью, нога плохо слушалась, а когда он поднял лицо, показалось, что у него остался только один глаз — вся правая сторона была залита кровью. Невольно я ахнула, прикрывая рот ладонью. Неужели это Саргайл? Тот веселый бравый офицер, чьи глаза-маслины сводили с ума всех окрестных девушек?
— Лейла! — заговорил он натужным хриплым голосом. — Нужно бежать. Где все?
Недалеко от дома послышались голоса и выкрики. Скидывая с себя оторопь, я попыталась собралась с мыслями.
— Все здесь, в безопасном месте. Пойдемте скорее, нужно спрятаться...
— Что значит здесь, Лейла? Ты что не понимаешь? На город напали! Нужно отсюда бежать! — Попытался прокричать повысить голос Саргайл, но закашлялся и лишь сильнее повис на Сэйре.
— Конечно, в таком состоянии ты точно далеко убежишь. — К этому моменту я полностью взяла себя в руки, а потому говорила уверенно, так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что нужно делать так, как говорю я. — Следуйте Скорее за мной! В доме оборудовано убежище. Все уже там.…
Тут за моей спиной раздался тихий детский голос.
— Лейла, а нам уже можно играть в шпионов?
— Конечно! — Тут же откликнулась я. — Просто нас теперь будет больше.
И повела всех к потайной двери, у которой, к моему неудовольствию, стоял Ромич.
— Ты почему вышел? — зашипела я.
— Откуда они здесь? — и не подумал отвечать он.
— Все потом. Открывай дверь.
Когда мы оказались внутри, все были, мягко говоря, в шоке — не ожидали, что уйдя за ребенком, приведу еще троих взрослых, один из которых тяжело ранен. Места в комнате вдруг оказалось очень мало — все-таки двенадцать человек.
Начавший было подниматься галдёж, мама задушила в зародыше.
— Тихо! С минуты на минуту в дом ворвутся солдаты! Уверена, нам скоро все объяснят!
Я благодарно на нее посмотрела и глубоко вздохнула:
— Саргайлу срочно нужна помощь. Мама, ты взяла тревожный чемоданчик?
Та встреча с Сольгером, когда мне пришлось по всем углам искать средства первой помощи для раненого, не прошла даром, и я позаботилась о том, чтобы у нас в доме и в кофейне появились аптечки — «тревожные чемоданчики», где лежали средства дезинфекции, мази, сборы трав, рулон самодельного бинта и всякие мелочи — даже нитки с иголкой.
Мама утвердительно махнула головой и вместе с Эльмирой начала снимать с раненого одежду. Сэйра в это время как бы отдалилась от всего вокруг, присела в угол и прикрыла глаза. Айла опустилась рядом и положила голову ей на колени, крепко обняв за талию. Я выдохнула и, глянув на Саргайла, поняла, что хранящихся в «чемоданчике» бинтов и дезинфицирующих средств явно не хватит.
— Мама, ты взяла что-нибудь, из чего можно сделать бинты?
— Сейчас, я посмотрю, что подойдет… — она завертелась на месте в поисках мешка.
— Хорошо, мама, спасибо! Профессор-аха, я знаю, вы просто обязаны были захватить с кухни что-то покрепче воды… — Хотя я вроде и не спрашивала, но вопросительно посмотрела на профа в надежде, что он подтвердит мою догадку.
— Да... — после некоторой паузы проговорил он и довольно быстро, как бы оправдываясь, продолжил. — Я взял с собой домашнюю настойку и вино, все-таки нам всем нужно немного расслабиться… — сутки в закрытом пространстве…Ты же знаешь, я не люблю ни тесных кают, ни… — он красноречиво обвел взглядом комнату.
— Это просто замечательно! — облегченно выдохнула я. Но тут же исправилась, поняв, как это прозвучало со стороны. — В смысле, замечательно, что вы все это захватили! Вы очень предусмотрительны и дальновидны! — Даже в таком состоянии я как могла решила подбодрить профессора, все-таки он человек уже в возрасте и все эти потрясения, как и непереносимость замкнутых пространств, могут плохо на нем сказаться.
—А вода? Сколько у нас воды?
— На сутки должно, и нам хватить, и господина офицера обмыть, — ответила Эльмира.
Обмыть? Эта ощипанная курица и правда думает, что я дам Саргайлу погибнуть и нам придется обмывать покойника? Интерпретировать эти слова иначе было просто невозможно, так как в эльмирантийском языка подобное употребление слова имело именно такой контекст. Было конечно «обмыть» со вполне обычным значением, но произносилось оно немного по-другому. А потому гнев и какое-то дикое отчаяние буквально вскипели в моей крови.
Увидев мой разъяренный взгляд, она тут же исправилась:
— Я хотела сказать промыть господину офицеру раны! — и затараторила в надежде прикрыть свой промах. — Мы специально взяли побольше воды, чтобы хватило, и попить, и умыться!
Я решила не заострять на этом внимания и как могла успокоилась, все-таки сейчас самое неподходящее время для выяснения отношений.
Женщины уже освободили раны Саргайла от одежды, промыли, продезинфицировали и перевязали те, что помельче. Но кровь из более серьезных не думала останавливаться, поэтому я под изумленные взгляды матери и остальных наложила жгуты. Лицо осторожно обмыли от крови, и раны на нем оказались не так страшны, как казалось, а я еще раз убедилась, что любые повреждения на лице выглядят гораздо страшнее, чем есть на самом деле. Да и глаз оказался на месте, просто заплыл. Действительно пугала лишь одна глубокая рана на лице, к которой приложили лоскут пропитанной антисептиком ткани. Ее нужно было зашивать.
Я мысленно застонала. Как же не хотелось вновь браться за иголку! Но надо. Здесь почему-то особенно сильно боялись ран на лице, и даже знахарки и лекари предпочитали за них не браться. И это было гарантированное уродство, ведь она заживала долго и как придется, а уж такая, на пол лица, вполне могла закончиться не просто уродливым шрамом.... Сейчас только грамотная медицинская помощь могла помочь несчастному. Хотя, где я и где грамотная медицинская помощь! Всевышний! Хотелось покричать вслух, но я ограничилась беззвучным внутренним воплем и попыталась взять себя в руки.
— Мама, нужно положить в домашнюю настойку нитки и иголку из «чемоданчика».
— Зачем? — удивилась она.
— Будем зашивать господину офицеру раны, — сглотнув и судорожно вздохнув, ошеломила ее.
Мама серьезно посмотрела мне в глаза и, перекрестившись по местному обычаю, принялась выполнять то, что я попросила. Хотя было видно, что делает она это с большой неохотой, недоверием и даже возмущением. Вейла и Эльмира просто сидела с круглыми непонимающими глазами и переводили взгляд с меня на маму, явно не веря, что она восприняла мои слова серьезно. На мужчин в это время я не смотрела, хотя и знала, что они о чем-то тихо между собой беседовали, не обращая внимания на женское крыло, которое помогало офицеру. Напряженное молчание прервал тихий каркающий смех Саргайла.
— Лейла, ты неподражаема! Но сегодня чуда не случится. При моих ранениях разве что хороший лекарь смог бы помочь, и то не факт. А ты, конечно, замечательная девочка, но не нужно мучить ни себя… ни меня. Эта женщина правильно сказала: еще немного — и меня нужно будет обмывать, а не зашивать.
На последней фразе его и так тихий голос стал почти неслышным. А я разозлилась! На этот мир, на солдат и их военачальников с обеих сторон, на самого Саргайла, на ситуацию в целом, и больше всего на себя! За то, что стояла в нерешительности, хотя могла помочь, и за то, что этот мужчина себя уже хоронил. А злая женщина — это опасная и решительная женщина, даже если для всех она всего лишь ребенок.
— Саргайл, я тебе сейчас одну вещь скажу… Ты ее, пожалуйста, запомни, потом, как придется, запиши и можешь даже повторять, когда особенно хреново будет: Ты жутко везучий тип! И ты выживешь, чтобы ни случилось. Я лично за этим прослежу и Всевышнего за тебя попрошу. Понял?!
Во время всего этого спича в комнате стояла полная тишина, а потому мы без труда услышали совсем рядом приглушенные выкрики и топот тяжелых сапог. Я прикрыла рот ладошкой и, в испуге опустилась на колени рядом с Саргайлом, а Кирим прикрыл горшком и без того слабо горевшую масляную лампу. И хотя мы специально проверяли, виден ли свет за пределами комнаты, предосторожность никому не показалась лишней. К счастью, нас никто не услышал и не увидел. По крайней мере, никто не спешил крушить стены в поисках непонятных голосов, и это радовало. Некоторое время за стенкой еще слышалось чье-то присутствие, однако, скоро не стало слышно и его. Но радоваться никто не торопился, так как это совсем не значило, что дом пуст.
Еще немного посидев в тишине и темноте, я, наконец, решилась пошевелиться и подползла к «тревожному чемоданчику».
— Кирим, открывай лампу, думаю, уже можно, извне все равно не видно, мы же проверяли.
— Так-то оно так… — прокряхтел он, освобождая лампу из «плена». — Но предосторожность никогда не повредит. — Потом немного подумал и сказал Ромичу: — А ты поднимись-ка вон по тому чурбачку и вынь из стены камень — нужно пустить немного воздуха, а то нас здесь слишком много.
Ромич в недоумении потянулся к ближайшему камню, однако тот и не думал сдвигаться.
— Да не этот, балбес! Тот, что выше и цветом немного отличается. Да! Днем еще парочку достанем, чтобы свежее было, а сейчас нельзя, могут свет непонятный увидеть.
«Да-а, а я таких подробностей и не знала... Надо было отца получше расспрашивать, а не изучать механизм двери, открыв рот. Хорошо, что Кирим в курсе. Так-так, а где у нас болеутоляющая настоечка? Только вот поможет ли она нашему бравому офицеру? Мама-то ее принимает, если голова вдруг разболится, а тут проблема почище головной боли, да и к чему привлечет увеличение дозы, я тоже представляла слабо. А может, снотворного дать? Хотя не помню, чтобы таким образом хоть кого-то готовили к операции. Блин, неужели снова наживую шить придется? Только вот ему стонать или кричать громко нельзя, в доме все еще может кто-то находиться или снова вломиться»…
— Чего пригорюнилась, красавица? — снова подал голос Саргайл и даже попробовал улыбнуться, но тут же сморщился и прикрыл единственный видящий сейчас глаз.
— Да вот думаю, как тебя обезболить. Ни кричать, ни громко стонать в нашем положении нельзя, а если я начну шить, будет очень больно.
Я решила быть с ним предельно честной, другого в нашей ситуации просто не предусматривалось.
— Не боись, Лейла, я все выдержу, — оптимистично отозвался Саргайл. Но потом снова посерьезнел. — Ты уверена, что справишься? Может, не нужно? Крепость им все равно не взять. А через несколько дней сюда перебросят столько войск, что от этих захватчиков и следа не останется. Я вообще не понимаю, ради чего они затеяли все это, если удержать просто не в состоянии, даже если к ним по морю будет подходить помощь. Да и у нас флот большой, чтобы надеяться только на этот путь.
— Думаю, все не так просто, — прокряхтел со своего угла профессор. — Не могли они решиться на столь самоубийственный демарш, не имея никакой поддержки и гарантий, да и мир между двумя странами слишком тонкая штука, чтобы вот так его нарушать.
Все снова замолчали, а я вспомнила о том, что увидела в мыслях Ярела. Сольгер тогда сказал, что войска обязательно подойдут, только каким путем? Но это сейчас неважно, важно, что он не стал бы врать другу или отправлять того на верную смерть, зная, что дела обстоят совсем иначе.
— В любом случае, — наконец, прервала я молчание, — мы не можем надеяться на быстрое окончание конфликта. Если город все же захватят, то ты, Саргайл, сможешь получить нужную помощь, только если сдашься. Но и тогда никто не будет спешить помогать военнопленному. Там своих бы от черты отвести. А если крепость устоит, и через пару дней к нам придет подмога, то на твое состояние это тоже повлияет мало: время будет упущено — ты до этого кровью истечешь или пакость какая в открытые раны попадет.
— Ну, может, мы еще и сами отобьемся, — без особой уверенности проговорил он. — Может, не сразу, но отобьемся, — уже гораздо тверже повторил. — Все-таки большие силы они сюда быстро не смогли бы перебросить, а у нас бравые ребята служат, крепость хорошо укреплена. Да и ребята сейчас проведут рекогносцировку и быстро выбьют их к морю. К тому времени наш флот справится с их жалкими корабликами, и мы окончательно добьем этих неудачников.
Казалось, собственная речь прибавила ему сил. Мне совсем не хотелось спускать его с небес на землю и гасить тот огонек надежды, что промелькнул в глазах всех находящихся в комнате, но я все же сказала:
— Надеюсь, что так и будет, Саргайл, но такой уверенности ни у кого нет, поэтому зашивать тебя мы все же будем. Жгуты нельзя держать больше полутора-двух часов. — Я взяла бутылку настойки и протянула ему: — На, выпей. Это будет вместо обезболивающего. И постарайся не шуметь. От этого сейчас зависят наши жизни. — Я отвернулась, чтобы взять еще одну лампу, которую для меня услужливо подпалил Ромич, и нитку с иголкой, а когда повернулась снова, в глазах раненого плескался страх.
«Да-а, не верит он в мои способности. Но его не за что винить. Я и сама в них слабо верю. Только вот выхода другого нет… Но я сделаю все, чтобы ему помочь!»
— Все будет хорошо, Саргайл. Верь мне, — сказала совсем тихо.
По сгустившейся за моей спиной тишине я поняла, что все напряженно ждут, действительно ли я начну зашивать раны. Ждут и не верят, что я все же на это решусь. Нет, останавливать меня никто не стал — слишком уж за последние годы все уверились если не в моей исключительности,
В сложившихся обстоятельствах я ощущала себя ответственной за всех собравшихся здесь людей, поэтому просто физически не могла позволить кому-то из них выйти из безопасного схрона.
— Но Лейла… — попыталась возразить мама.
— Я быстро! — Бросила я, уже в самых дверях.
Когда я оказалась за пределами комнаты, сразу услышала звуки боя, который, казалось, шел уже у самого дома. Я бросилась в детскую, где нашла уже проснувшегося Мирата, который сидел на кровати и непонимающе хлопал глазами, готовый в любой момент расплакаться. Я обняла его, изображая на лице энтузиазм, и ободряюще улыбнулась.
— О! Ты проснулся! Молодец! А сейчас мы поиграем в одну очень интересную игру!
— Какую? — заинтересовался мальчик.
— Мы будет шпионами, которым нужно тихо и очень быстро пробраться через лагерь врага к своим товарищам. Идет?
Мират заулыбался и соскочил на пол. Я взяла его за руку и подхватила с лавки его одежду. На выходе из комнаты прислушалась и уже готова была бежать к спасительной комнате, когда услышала, как входная дверь с громким стуком отворилась, и в доме послышался топот нескольких пар ног. Шаги приближались слишком быстро, чтобы успеть добежать до спальни родителей и скрыться за потайной дверью до того, как нас обнаружат. Да что, там! До встречи с незваными гостями нас отделяло всего пару секунд, за которые я успела лишь задвинуть за спину ничего не понимавшего Мирата.
Налетевшую на нас девушку я узнала сразу и чуть не расплакалась от облегчения, даже ноги невольно подкосились, но я устояла.
— Лейла, это ты?! Слава Всевышнему! Где все? Там такое… такое… — всхлипывая, Айла бросилась ко мне.
— Ты кого-то нашла? — послышался за ее спиной взволнованный голос Сэйры.
Айла тут же отодвинулась от меня, демонстрируя находку матери. А я увидела Сэйру и раненого Саргайла, который буквально висел на ней. По его виду сразу стало понятно, что он тяжело ранен: левая рука висела плетью, нога плохо слушалась, а когда он поднял лицо, показалось, что у него остался только один глаз — вся правая сторона была залита кровью. Невольно я ахнула, прикрывая рот ладонью. Неужели это Саргайл? Тот веселый бравый офицер, чьи глаза-маслины сводили с ума всех окрестных девушек?
— Лейла! — заговорил он натужным хриплым голосом. — Нужно бежать. Где все?
Недалеко от дома послышались голоса и выкрики. Скидывая с себя оторопь, я попыталась собралась с мыслями.
— Все здесь, в безопасном месте. Пойдемте скорее, нужно спрятаться...
— Что значит здесь, Лейла? Ты что не понимаешь? На город напали! Нужно отсюда бежать! — Попытался прокричать повысить голос Саргайл, но закашлялся и лишь сильнее повис на Сэйре.
— Конечно, в таком состоянии ты точно далеко убежишь. — К этому моменту я полностью взяла себя в руки, а потому говорила уверенно, так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что нужно делать так, как говорю я. — Следуйте Скорее за мной! В доме оборудовано убежище. Все уже там.…
Тут за моей спиной раздался тихий детский голос.
— Лейла, а нам уже можно играть в шпионов?
— Конечно! — Тут же откликнулась я. — Просто нас теперь будет больше.
И повела всех к потайной двери, у которой, к моему неудовольствию, стоял Ромич.
— Ты почему вышел? — зашипела я.
— Откуда они здесь? — и не подумал отвечать он.
— Все потом. Открывай дверь.
Когда мы оказались внутри, все были, мягко говоря, в шоке — не ожидали, что уйдя за ребенком, приведу еще троих взрослых, один из которых тяжело ранен. Места в комнате вдруг оказалось очень мало — все-таки двенадцать человек.
Начавший было подниматься галдёж, мама задушила в зародыше.
— Тихо! С минуты на минуту в дом ворвутся солдаты! Уверена, нам скоро все объяснят!
Я благодарно на нее посмотрела и глубоко вздохнула:
— Саргайлу срочно нужна помощь. Мама, ты взяла тревожный чемоданчик?
Та встреча с Сольгером, когда мне пришлось по всем углам искать средства первой помощи для раненого, не прошла даром, и я позаботилась о том, чтобы у нас в доме и в кофейне появились аптечки — «тревожные чемоданчики», где лежали средства дезинфекции, мази, сборы трав, рулон самодельного бинта и всякие мелочи — даже нитки с иголкой.
Мама утвердительно махнула головой и вместе с Эльмирой начала снимать с раненого одежду. Сэйра в это время как бы отдалилась от всего вокруг, присела в угол и прикрыла глаза. Айла опустилась рядом и положила голову ей на колени, крепко обняв за талию. Я выдохнула и, глянув на Саргайла, поняла, что хранящихся в «чемоданчике» бинтов и дезинфицирующих средств явно не хватит.
— Мама, ты взяла что-нибудь, из чего можно сделать бинты?
— Сейчас, я посмотрю, что подойдет… — она завертелась на месте в поисках мешка.
— Хорошо, мама, спасибо! Профессор-аха, я знаю, вы просто обязаны были захватить с кухни что-то покрепче воды… — Хотя я вроде и не спрашивала, но вопросительно посмотрела на профа в надежде, что он подтвердит мою догадку.
— Да... — после некоторой паузы проговорил он и довольно быстро, как бы оправдываясь, продолжил. — Я взял с собой домашнюю настойку и вино, все-таки нам всем нужно немного расслабиться… — сутки в закрытом пространстве…Ты же знаешь, я не люблю ни тесных кают, ни… — он красноречиво обвел взглядом комнату.
— Это просто замечательно! — облегченно выдохнула я. Но тут же исправилась, поняв, как это прозвучало со стороны. — В смысле, замечательно, что вы все это захватили! Вы очень предусмотрительны и дальновидны! — Даже в таком состоянии я как могла решила подбодрить профессора, все-таки он человек уже в возрасте и все эти потрясения, как и непереносимость замкнутых пространств, могут плохо на нем сказаться.
—А вода? Сколько у нас воды?
— На сутки должно, и нам хватить, и господина офицера обмыть, — ответила Эльмира.
Обмыть? Эта ощипанная курица и правда думает, что я дам Саргайлу погибнуть и нам придется обмывать покойника? Интерпретировать эти слова иначе было просто невозможно, так как в эльмирантийском языка подобное употребление слова имело именно такой контекст. Было конечно «обмыть» со вполне обычным значением, но произносилось оно немного по-другому. А потому гнев и какое-то дикое отчаяние буквально вскипели в моей крови.
Увидев мой разъяренный взгляд, она тут же исправилась:
— Я хотела сказать промыть господину офицеру раны! — и затараторила в надежде прикрыть свой промах. — Мы специально взяли побольше воды, чтобы хватило, и попить, и умыться!
Я решила не заострять на этом внимания и как могла успокоилась, все-таки сейчас самое неподходящее время для выяснения отношений.
Женщины уже освободили раны Саргайла от одежды, промыли, продезинфицировали и перевязали те, что помельче. Но кровь из более серьезных не думала останавливаться, поэтому я под изумленные взгляды матери и остальных наложила жгуты. Лицо осторожно обмыли от крови, и раны на нем оказались не так страшны, как казалось, а я еще раз убедилась, что любые повреждения на лице выглядят гораздо страшнее, чем есть на самом деле. Да и глаз оказался на месте, просто заплыл. Действительно пугала лишь одна глубокая рана на лице, к которой приложили лоскут пропитанной антисептиком ткани. Ее нужно было зашивать.
Я мысленно застонала. Как же не хотелось вновь браться за иголку! Но надо. Здесь почему-то особенно сильно боялись ран на лице, и даже знахарки и лекари предпочитали за них не браться. И это было гарантированное уродство, ведь она заживала долго и как придется, а уж такая, на пол лица, вполне могла закончиться не просто уродливым шрамом.... Сейчас только грамотная медицинская помощь могла помочь несчастному. Хотя, где я и где грамотная медицинская помощь! Всевышний! Хотелось покричать вслух, но я ограничилась беззвучным внутренним воплем и попыталась взять себя в руки.
— Мама, нужно положить в домашнюю настойку нитки и иголку из «чемоданчика».
— Зачем? — удивилась она.
— Будем зашивать господину офицеру раны, — сглотнув и судорожно вздохнув, ошеломила ее.
Мама серьезно посмотрела мне в глаза и, перекрестившись по местному обычаю, принялась выполнять то, что я попросила. Хотя было видно, что делает она это с большой неохотой, недоверием и даже возмущением. Вейла и Эльмира просто сидела с круглыми непонимающими глазами и переводили взгляд с меня на маму, явно не веря, что она восприняла мои слова серьезно. На мужчин в это время я не смотрела, хотя и знала, что они о чем-то тихо между собой беседовали, не обращая внимания на женское крыло, которое помогало офицеру. Напряженное молчание прервал тихий каркающий смех Саргайла.
— Лейла, ты неподражаема! Но сегодня чуда не случится. При моих ранениях разве что хороший лекарь смог бы помочь, и то не факт. А ты, конечно, замечательная девочка, но не нужно мучить ни себя… ни меня. Эта женщина правильно сказала: еще немного — и меня нужно будет обмывать, а не зашивать.
На последней фразе его и так тихий голос стал почти неслышным. А я разозлилась! На этот мир, на солдат и их военачальников с обеих сторон, на самого Саргайла, на ситуацию в целом, и больше всего на себя! За то, что стояла в нерешительности, хотя могла помочь, и за то, что этот мужчина себя уже хоронил. А злая женщина — это опасная и решительная женщина, даже если для всех она всего лишь ребенок.
— Саргайл, я тебе сейчас одну вещь скажу… Ты ее, пожалуйста, запомни, потом, как придется, запиши и можешь даже повторять, когда особенно хреново будет: Ты жутко везучий тип! И ты выживешь, чтобы ни случилось. Я лично за этим прослежу и Всевышнего за тебя попрошу. Понял?!
Во время всего этого спича в комнате стояла полная тишина, а потому мы без труда услышали совсем рядом приглушенные выкрики и топот тяжелых сапог. Я прикрыла рот ладошкой и, в испуге опустилась на колени рядом с Саргайлом, а Кирим прикрыл горшком и без того слабо горевшую масляную лампу. И хотя мы специально проверяли, виден ли свет за пределами комнаты, предосторожность никому не показалась лишней. К счастью, нас никто не услышал и не увидел. По крайней мере, никто не спешил крушить стены в поисках непонятных голосов, и это радовало. Некоторое время за стенкой еще слышалось чье-то присутствие, однако, скоро не стало слышно и его. Но радоваться никто не торопился, так как это совсем не значило, что дом пуст.
Еще немного посидев в тишине и темноте, я, наконец, решилась пошевелиться и подползла к «тревожному чемоданчику».
— Кирим, открывай лампу, думаю, уже можно, извне все равно не видно, мы же проверяли.
— Так-то оно так… — прокряхтел он, освобождая лампу из «плена». — Но предосторожность никогда не повредит. — Потом немного подумал и сказал Ромичу: — А ты поднимись-ка вон по тому чурбачку и вынь из стены камень — нужно пустить немного воздуха, а то нас здесь слишком много.
Ромич в недоумении потянулся к ближайшему камню, однако тот и не думал сдвигаться.
— Да не этот, балбес! Тот, что выше и цветом немного отличается. Да! Днем еще парочку достанем, чтобы свежее было, а сейчас нельзя, могут свет непонятный увидеть.
«Да-а, а я таких подробностей и не знала... Надо было отца получше расспрашивать, а не изучать механизм двери, открыв рот. Хорошо, что Кирим в курсе. Так-так, а где у нас болеутоляющая настоечка? Только вот поможет ли она нашему бравому офицеру? Мама-то ее принимает, если голова вдруг разболится, а тут проблема почище головной боли, да и к чему привлечет увеличение дозы, я тоже представляла слабо. А может, снотворного дать? Хотя не помню, чтобы таким образом хоть кого-то готовили к операции. Блин, неужели снова наживую шить придется? Только вот ему стонать или кричать громко нельзя, в доме все еще может кто-то находиться или снова вломиться»…
— Чего пригорюнилась, красавица? — снова подал голос Саргайл и даже попробовал улыбнуться, но тут же сморщился и прикрыл единственный видящий сейчас глаз.
— Да вот думаю, как тебя обезболить. Ни кричать, ни громко стонать в нашем положении нельзя, а если я начну шить, будет очень больно.
Я решила быть с ним предельно честной, другого в нашей ситуации просто не предусматривалось.
— Не боись, Лейла, я все выдержу, — оптимистично отозвался Саргайл. Но потом снова посерьезнел. — Ты уверена, что справишься? Может, не нужно? Крепость им все равно не взять. А через несколько дней сюда перебросят столько войск, что от этих захватчиков и следа не останется. Я вообще не понимаю, ради чего они затеяли все это, если удержать просто не в состоянии, даже если к ним по морю будет подходить помощь. Да и у нас флот большой, чтобы надеяться только на этот путь.
— Думаю, все не так просто, — прокряхтел со своего угла профессор. — Не могли они решиться на столь самоубийственный демарш, не имея никакой поддержки и гарантий, да и мир между двумя странами слишком тонкая штука, чтобы вот так его нарушать.
Все снова замолчали, а я вспомнила о том, что увидела в мыслях Ярела. Сольгер тогда сказал, что войска обязательно подойдут, только каким путем? Но это сейчас неважно, важно, что он не стал бы врать другу или отправлять того на верную смерть, зная, что дела обстоят совсем иначе.
— В любом случае, — наконец, прервала я молчание, — мы не можем надеяться на быстрое окончание конфликта. Если город все же захватят, то ты, Саргайл, сможешь получить нужную помощь, только если сдашься. Но и тогда никто не будет спешить помогать военнопленному. Там своих бы от черты отвести. А если крепость устоит, и через пару дней к нам придет подмога, то на твое состояние это тоже повлияет мало: время будет упущено — ты до этого кровью истечешь или пакость какая в открытые раны попадет.
— Ну, может, мы еще и сами отобьемся, — без особой уверенности проговорил он. — Может, не сразу, но отобьемся, — уже гораздо тверже повторил. — Все-таки большие силы они сюда быстро не смогли бы перебросить, а у нас бравые ребята служат, крепость хорошо укреплена. Да и ребята сейчас проведут рекогносцировку и быстро выбьют их к морю. К тому времени наш флот справится с их жалкими корабликами, и мы окончательно добьем этих неудачников.
Казалось, собственная речь прибавила ему сил. Мне совсем не хотелось спускать его с небес на землю и гасить тот огонек надежды, что промелькнул в глазах всех находящихся в комнате, но я все же сказала:
— Надеюсь, что так и будет, Саргайл, но такой уверенности ни у кого нет, поэтому зашивать тебя мы все же будем. Жгуты нельзя держать больше полутора-двух часов. — Я взяла бутылку настойки и протянула ему: — На, выпей. Это будет вместо обезболивающего. И постарайся не шуметь. От этого сейчас зависят наши жизни. — Я отвернулась, чтобы взять еще одну лампу, которую для меня услужливо подпалил Ромич, и нитку с иголкой, а когда повернулась снова, в глазах раненого плескался страх.
«Да-а, не верит он в мои способности. Но его не за что винить. Я и сама в них слабо верю. Только вот выхода другого нет… Но я сделаю все, чтобы ему помочь!»
— Все будет хорошо, Саргайл. Верь мне, — сказала совсем тихо.
По сгустившейся за моей спиной тишине я поняла, что все напряженно ждут, действительно ли я начну зашивать раны. Ждут и не верят, что я все же на это решусь. Нет, останавливать меня никто не стал — слишком уж за последние годы все уверились если не в моей исключительности,
