ПРОЛОГ
Иногда кажется, что твоя жизнь — это чужая книга. Ты листаешь страницу за страницей, знаешь каждую главу наизусть, но нигде не находишь своего имени. Ты — лишь фон для чужих диалогов, декорация для чужих драм.
Алиса знала это чувство лучше, чем кто-либо. Ее жизнь была аккуратно расписанной пьесой, где она играла второстепенную роль без права на главные сцены. «Друг». «Подруга». «Славная девчонка». Ярлыки прилипали к ней, как осенние листья к мокрому асфальту, скрывая под собой то, что она боялась показать даже самой себе, — жгучую, почти детскую жажду любви.
Ее тело было невидимым щитом, словно прятавшим ее от мужчин. Она была милой, с теплыми серыми глазами и мягкой улыбкой, но в этом мире «быть милой» означает «быть другом». Лишний вес, круглые щечки и мягкие руки — именно это мужчины замечали в первую очередь, называя ее отличной подругой, рассказывая свои тайны, но не желая чего-то большего. Чувствуя себя в безопасности, они доверяли ей свои самые сокровенные тайны. Они искали в ее добрых глазах понимания — и находили его. Они опирались на ее плечо — и находили опору. Но ни один из них никогда не заглядывал дальше. Не видел за мягкостью форм — стальной стержень воли. За улыбкой — готовность к бурям и подвигам.
Она была тихой гаванью, куда заходили на время переждать непогоду, чтобы потом, не оглядываясь, умчаться в открытое море. И каждый раз, провожая взглядом очередной удаляющийся парус, Алиса шептала про себя одну и ту же фразу: «А что, если когда-нибудь...» Что, если кто-то, наконец, захочет остаться не потому, что снаружи шторм, а потому, что в ее гавани — его небо?
Но пока ее сердце оставалось книгой, которую никто не спешил открывать. Историей, ожидающей своего рассказчика.
Глава 1
Их общение до того дня было стерильным и безликим. Два соседних кабинета, смежные отделы, их рабочие пути периодически пересекались, но не сливались. Алиса знала Артема как одного из тех «звездных» коллег, чья уверенность в себе была почти осязаемой. Он был «тем самым Артемом из маркетинга» — успешным, немного пафосным, с обаятельной улыбкой на корпоративных фото. Вокруг него всегда вились девушки, но главные корпоративные сплетницы знали, что сердце красавчика занято: у него жена и ребенок.
Тот день ничем не предвещал катастрофы. Офисный чат мерцал на мониторе бледно-голубым светом, за окном медленно гасли краски осеннего дня, а Алиса, завершая отчет, отправила последнее за день служебное сообщение.
Алиса, 15:34: Артем, добрый день. Простите за беспокойство. Отдел продаж не может найти итоговый отчет от вашего отдела за прошлый квартал. По супермаркетам. Не подскажете, где искать?
Ответ пришел почти мгновенно.
Артем, 15:35: Скинул архив вам на почту.
Дело было сделано. Чисто, быстро, безэмоционально. Стандартная рабочая коммуникация. Алиса уже собиралась закрыть окно чата, но что-то внутри шевельнулось. Обычная вежливость, ничего более.
Алиса, 15:36: Спасибо огромное! Очень выручили. Хорошего вечера! :)
Она откинулась на спинку кресла, собираясь с мыслями перед следующей задачей. Сообщение внезапно всплыло на экране, заставив ее вздрогнуть. От Артема. Она ожидала увидеть «не за что» или «и вам». Но вместо этого было:
Артем, 15:37: Вечер вряд ли будет хорошим.
Алиса нахмурилась. Это было... странно. Не в стиле Артема. Не в стиле их общения. Артем всегда казался ей недосягаемым. Высокий, широкоплечий, уверенный в себе красавчик с обаятельной улыбкой, которую она иногда ловила в коридоре. Их диалоги ограничивались «передайте, пожалуйста» и «есть у кого-то зарядка?». Его сообщение висело в воздухе, тяжелое и неловкое. Что-то внутри нее, какая-то давно забытая мускулатура заботы, напряглась. Она медленно напечатала, стирая и снова набирая слова:
Алиса, 15:38: Как вы? Всё в порядке?
Минуты в углу экрана сменяли друг друга. Она уже решила, что он просто бросил фразу в пустоту и отвлекся. Но потом появилось уведомление: «Артем печатает сообщение...»
Он печатал долго. Очень долго.
Артем, 15:44: Извините за откровенность. Просто накрыло. Меня предал самый близкий человек. Жена. Ушел из дома три месяца назад. Живу один. Вечером еду не за дочкой в садик, а в съемную квартиру. Так что "хорошего вечера" не предвидится. Опять.
Алиса замерла, уставившись в экран. Буквы плыли перед глазами. Это был не просто выплеск эмоций. Это была исповедь, вывернутая наизнанку боль. Этот сильный, собранный Артем, чья жизнь со стороны казалась такой гладкой, был разбит. И он рассказал об этом ей. Почти незнакомой коллеге. «Его прорвало, — пронеслось в голове. — Но почему на меня?»
Это было похоже на то, как если бы идеально отштукатуренная стена внезапно дала трещину, сквозь которую стало видно бушующую за ней грозу.
Ее пальцы сами потянулись к клавиатуре. Она не думала о правильных словах. Думала только о том, что в этот момент он, такой сильный и неуязвимый, был раненым зверем, забравшимся в ее цифровую норку.
Алиса, 15:45: Артем, мне так жаль... Я даже не знаю, что сказать. Это ужасно. Должно быть, невыносимо больно. Если нужна помощь, или просто поговорить... Я всегда рядом. Серьезно.
Она отправила и зажмурилась, чувствуя, как горит лицо. «Господи, что я несу! Он подумает, что я лезу не в свое дело!»
Ответ пришел быстро.
Артем, 15:46: Спасибо. Просто спасибо, что не отмахнулись. Никто на работе не знает. Сказать было некому.
В этих словах была такая бездна одиночества, что у Алисы сжалось сердце. В этот момент он перестал быть «звездным Артемом из маркетинга». Он стал просто человеком. Очень несчастным человеком, который доверил ей свою боль.
Острая, почти материнская жалость смешалась со сладким, запретным трепетом. И в ту же секунду в ее собственную, такую тихую и безопасную жизнь, ворвалось что-то новое. Он открыл ей потайную дверь в свою крепость, и она, всегда стоявшая у ее стен, вдруг получила приглашение войти внутрь.
С того дня их чат ожил. Артем начал писать ей не только по вечерам. Утром: «Не выспался, полночи не мог уснуть, смотрел старые фотографии». Днем: «Лена написала, что хочет встретиться. Боюсь, что заговорит о разводе». Алиса стала его тихой гаванью, его цифровым дневником, его наперсницей. А девушка ловила каждое сообщение, каждое доверенное слово, как драгоценность. Она вдумчиво отвечала, поддерживала, давала советы, когда просили, и просто молча слушала, когда это было нужно.
И с каждым днем, с каждой откровенностью, в ее сердце, как первая зелень на пожарище, пробивалось хрупкое, но упрямое чувство. Она влюблялась. Не в того блестящего коллегу, а в этого раненого, уязвленного мужчину, который доверил ей свою боль.
Глава 2
Офис постепенно пустел. Коллеги расходились по домам, кто-то торопился к детям, кто-то в спортзал. Алису дома никто не ждал, кроме матери с извечными упреками насчет ее полноты, да коробки шоколадных конфет, которую она так по-детски прятала в своей комнате. Так что девушка привычно задержалась — обычное дело: закрыть отчёты, допечатать письма. В тишине слышался только шелест клавиатуры.
Она вздрогнула, когда на пороге кабинета вдруг появился Артем.
— Ты ещё здесь? — спросил он, ставя кружку на край её стола.
— А ты? — Алиса подняла глаза, немного растерявшись.
— Домой не хочется. Там… пусто.
Он сел напротив, не дожидаясь приглашения.
— Я всё время думаю, как я мог этого не заметить, — говорил Артём, опустив плечи. — Она ведь… наверняка давно это делала. А я приходил, как дурак, с цветами, с подарками.
Алиса слушала, и у неё в груди что-то сжималось. Она никогда не видела его таким. В офисе он был весёлым, громким, почти нагловатым. А сейчас — растерянный, подавленный, разбитый.
— Знаешь, — тихо сказала она, — иногда мы видим только то, что хотим видеть. Ты верил в неё. Это не твоя вина.
— Ты первая, кому я всё это рассказал, — он посмотрел на неё с какой-то странной теплотой. — Остальные только отмахиваются или шутят. А ты… просто слушаешь.
Алиса отвела глаза. Внутри вспыхнула опасная искра — от его благодарности, от взгляда, от доверия. Она понимала, что играет с огнём. Но не могла остановиться.
— Я… не знаю, что сказать, — призналась она, чувствуя странное напряжение внутри.
— Просто выслушай. Пожалуйста. — Мужчина подошел к окну, за которым зажигались вечерние огни, глядя куда-то в пустоту. — Я ушёл, она сейчас с другим, но я хочу вернуть её… Всё ещё хочу.
Алиса слушала. Она никогда не чувствовала такой близости с коллегой. Стало страшно — и странно приятно.
— Ты не один, — шепнула девушка, кладя руку на его ладонь, крепко сжатую в кулак. — Я рядом. Мы придумаем, как справиться. И ты заслуживаешь быть счастливым.
Он взглянул на неё. В его глазах было что-то, чего она никогда не видела раньше — практически нежность. Сердце Алисы дрогнуло.
По дороге домой она думала о том, как странно переплетаются жизни людей. «Я всегда была тихой, удобной подругой. И вот — шикарный мужчина доверяет мне свои самые глубокие раны. А я… я начинаю мечтать о нем. Как будто сердце подсказывает, что я могу стать для него чем-то большим, залечить эти раны».
Вечерний кофе в полупустом кабинете, тихие откровенные разговоры под мерцание мониторов, это стало маленьким ритуалом для Алисы и Артема.
Он рассказывал ей о многом: о первом браке, оказавшимся неудачным, и о втором, который для многих выглядел счастливым. Показывал фотографии супруги, худенькой полупрозрачной брюнетки с модным каре, и светловолосой дочурки с огромными синими глазами, в которых отражалось небо. С мечтательной улыбкой вспоминал, как они познакомились, как он добился, чтобы из всех своих поклонников она выбрала именно его…
- Мы были вместе 8 лет, Алис! Как я могу вычеркнуть все то, что между нами было? Да у меня при одной лишь мысли о Ленке в штанах тесно становится, так она на меня действует. А я как представлю, что она там… с ним. В нашей квартире, на нашей постели! – горячился Артем, предаваясь воспоминаниям. – И ладно бы это был один раз. Но она ведь и раньше от меня уходила. Все эти нелепые Ленкины увлечения, то таксисты с ночными звонками и встречами, то бывшие одноклассники… Я понимаю, что она по характеру – буря и ураган, но я так устал от этих качелей. У нас ведь дочь, ей нужен отец.
- И ты все 8 лет просто терпел ее выходки? Просто возвращался и прощал? – с неверием прошептала Алиса, глядя на Артема огромными глазами. - В моем понимании измена - это предательство, а предательство близкого человека на корню убивает любые чувства. И что это за любовь такая, когда то уйди, то вернись обратно. Я бы так не смогла. А ты… меня удивляешь.
- Я знаю, какая она. Ей нужны драма, страсть, эмоции…
- А тебе? Ты подумал о том, что нужно тебе?
- А мне нужна семья. В первом браке я не стал хорошим отцом своему сыну. Не хочу повторить ту же ошибку с дочерью.
- Любой ценой? Даже ценой собственной гордости? – Алиса выпалила фразу и удивилась своей смелости. Она и впрямь высказала в лицо Артему то, что засело в ее мыслях и не давало покоя?
- Ты… считаешь меня слабым? – вопросительно поднял бровь мужчина.
Алиса тихонько вздохнула и ответила ему то, что он хотел услышать. Не потому, что считает так, а потому, что ему это нужно:
- Нет, ты сильный. Ты борешься за свою любовь. Может быть, когда-то и за меня будут так бороться.
Он улыбнулся, потрепал ее по плечу.
— Ты лучшая. Настоящий друг. Единственная, кто меня понимает.
«Лучшая. Но не твоя», — с горечью думала Алиса.
Глава 3
В выходные с самого утра зарядил нудный осенний дождь, так что Алиса с удовольствием осталась дома, собираясь провести этот день в компании книги, сериалов и чего-нибудь вкусненького к чаю.
На маленькой, но уютной кухне родительской квартиры запах свежесваренного кофе смешивался с напряженной тишиной. Алиса, в своем теплом мешковатом домашнем халате, намазывала на тост арахисовую пасту, в то время как ее мать, Лидия Петровна, сидела напротив и хмурилась. Ее взгляд, острый и оценивающий, скользил по дочери, словно скальпель.
- Опять на завтрак углеводы? Ты за три дня полбанки пасты уговорила, Аля. Может, хватит? Когда ты уже возьмешь себя в руки? В тридцать лет пора бы и о фигуре подумать. Поди, не девочка уже, в рост не пойдет, всё только вширь.
Алиса привычно напряглась под тяжелым материнским взглядом, но не подняла глаз, продолжая намазывать свой тост:
- Мама, я тебя просила... Я хорошо себя чувствую.
Лидия Петровна с резким стуком поставила чашку на стол, так, что зазвенели блюдца:
- Хорошо ей, ишь! А я вот смотрю на тебя и плохо себя чувствую! У всех дочери как дочери — замуж вышли, детей родили. А я что людям скажу? Что моя дочь в тридцать лет с мамой живет и за обе щеки булки с арахисовой пастой уплетает, заедая шоколадом и пончиками?
Переведя дух, женщина продолжила уже другим тоном, который, впрочем, не смягчал резкости сказанного:
- Мужчины, они любят глазами! Пока ты не похудеешь, никто на тебя по-мужски не посмотрит. Только как на друга. Ты понимаешь, что обречена на одиночество, пока не станешь стройной?
«Как на друга». «Обречена на одиночество». Эти слова впечатались в сердце раскаленным железом, и Алиса сжала пальцы вокруг ножа так, что побелели костяшки. Ком в горле мешал дышать. Каждое слово матери было как удар тупым предметом — больно, но без крови, только синяки на душе.
- У меня есть работа. Карьера. Друзья. Я самостоятельная, - проговорила она, сдерживая слезы и стараясь унять дрожь в голосе.
Лидия Петровна лишь ухмыльнулась, глядя на дочь:
- Самостоятельная? Это которая в соседней комнате живет? Друзья-то есть, а мужчины нет. Мужчины, детка, смотрят не на диплом, а на то, что в платье! На тебя кто посмотрит? Только если друг по несчастью, такой же... — она запнулась, не решаясь договорить, но смысл повис в воздухе, густой и ядовитый.
Алиса отодвинула тарелку. Аппетит исчез, сменившись знакомой, гнетущей тяжестью. Она встала и, не глядя на мать, вышла из кухни, оставив недоеденный тост — маленький памятник ее сломанному утру.
Несколько часов спустя она лежала в своей комнате и смотрела сериал в наушниках. Через тонкую стену доносился приглушенный, но отчетливый голос матери. Она звонила своей старой подруге:
- Ох, Ирочка, не спрашивай... Да, все так же. Сидит в своей комнате, в компьютере. Мужчин, конечно, рядом нет. А кто на такую посмотрит? В ней же килограммов 90, не меньше. Я уже и к диетологу ее водила, и абонемент в спортзал покупала — все впустую. У нее же силы воли нет никакой!
Алиса замерла, вытащив один наушник. Сердце отчаянно колотилось от обиды и гнева. А мать продолжала, чуть понизив голос:
- Понимаешь, я же за нее тревожусь! Я не вечная. Кому она такая сдастся? Одной останется, ни семьи, ни детей. Вот и пытаюсь ее хоть как-то встряхнуть, до нее достучаться. А она на меня обижается!
Алиса с силой вставила наушник обратно, но слова уже отпечатались в мозгу. «Кому она такая сдастся?».
Ноющая боль сдавила грудь. Ее родная мать не просто критикует, она не верит в нее. Не верит, что Алиса может быть счастлива, любима, желанна в своем теле. И это самое страшное. Это не просто критика собственной дочери, жестокая и беспощадная, — это отрицание ее права на любовь и счастье в принципе.
