А также учил деток, правда, всё это в игре, что и незаметно. Занимался с ними иностранными языками, они дурачились и иногда даже говорили как иностранцы. Это была хорошая практика, к тому же, акцента у него я не замечала. Кое-что откладывалось и у меня в голове.
- Мамочка, давай, присоединяйся к нам, - звал так называемый "папочка".
Я мотала головой.
- Мамочка! - поддерживали игру дети. - Ну пожалуйста! - и смотрели своими голубыми глазками так, как они только могут - умоляюще.
Естественно, устоять я не могла под этими взглядами, присоединяясь к играм. И хоть не знала как отвечать надо, но спрашивала, и что странно, меня дети сами поправляли, если я не правильно произносила какую-то фразу.
И если поначалу мне было как-то неудобно играть с ними, то со временем привыкла. Почему нет? Может, хоть что-то запомню.
Учитель так и ходил непричёсанный. Я как-то хотела причесать, но он вдруг ожесточился и игривое настроение тут же прошло. Я перешла какую-то черту, поэтому тут же осеклась и больше не приставала. Хотя, может быть всё же стоило, внутри я действительно хотела перейти эту грань между дружбой и любовью.
*****
А спустя неделю после памятного разговора, я вдруг нашла рядом с собой книгу. Было уже светло, хотя очень рано. Не знаю, отчего проснулась, но сон больше не шёл и я открыла книгу.
Жюль Верн! Та самая, что я начала читать в трактире. Я пролистала и нашла свою закладку. Точнее не свою, закладкой по-прежнему была записка, но уже другая.
"Милая Зина, прости меня непутёвого. Я постараюсь загладить свою вину. Хочу с тобой встретиться сегодня ночью. Буду ждать твоего вызова, а не позовёшь, сам приду, и тогда пеняй на себя!"
Ого! Да тут угроза прямым текстом. Делаю вывод, ухаживать мы не умеем.
Но улыбка появилась на моём лице и весь день не сходила. Я с нетерпением ждала ночи. Причём сама вызывать не собиралась. Весь день я читала книгу каждый свободный момент.
Наступила ночь. Мы ехали. Сейчас в основном передвигались в тёмное время суток. Попросить кучера остановиться? Что он будет делать, если останусь в движущейся карете?
Все спали, было темно. Дан переделал внутренность кареты, теперь сиденья раскладывались в спальное место. И карета стала больше - напоминала теперь домик на колёсах, где было два спальных места, наше с детками было с бортиком, возле которого я и спала.
Ну вот, не дождалась. Обманул? Лёгкое разочарование появилось в душе, когда вдруг ощутила лёгкие невесомые поцелуи. А потом объятия, и вдруг яркий свет и холодный ветер.
Я зажмурилась, и внутренне сжалась, когда ощутила, как в спину проникает тепло, разливающееся по всему телу.
Открыла осторожно глаза. И зажмурилась от страха. Мы стояли на горной вершине.
- Я тебя держу, не бойся, - он шептал мне на ушко, потому что был сильный ветер, который невозможно было перекричать. - Готова?
- К чему? - крикнула я, чтобы он услышал.
- О, сейчас узнаешь! Только открой глаза!
И я открыла. Он обнимал за талию. Впереди расстилалась бескрайняя снежная даль. И горная гряда. Где мы? Как красиво! Но не успела я задать вопрос, как вспыхнула в прямом смысле. Огонь лизал мои руки, одежду, но не жёг, а грел. Объятий мужа я больше не ощущала.
"Я с тобою слился, милая!" - услышала в своей голове.
А потом я ощутила, как отрываюсь от земли, ну, от горы, от снега, на котором стояла.
Дух захватило! И опять же не успела подумать об этом, как рванула вниз с горы. Казалось, тело мне не подчиняется. Я уже забыла, как дышать, а потом поняла, что вообще не дышу, не вижу своего тела вообще. Просто была огнём, который управлялся кем-то другим.
Под нами расстилалась матушка-Земля, прекрасная в своём летнем цвете. Я любовалась зеленью лесов, бурлящими потоками рек, спадающих с гор прекрасными водопадами. Медвежатами, которые ничего не боялись, а весело предавались своим играм. И другими животными, над которыми мы застывали и парили.
"Они нас не боятся. Неужели не ощущают?"
"А разве мы несём в себе угрозу?"
"Нет."
"Сейчас мы - часть природы, поэтому они и не обращают на нас внимания."
Я была согласна. Ведь когда животные не озабочены добычей пропитания, они просто живут и наслаждаются каждым мгновением, греются на солнышке, и им дела нет до других обитателей их леса.
"Что ты пытаешься мне сказать?"
"Я тебя просто очаровываю, ты ведь хотела романтики. Я тебя услышал. Ты была права - мы пропустили период ухаживаний. Не порядок. Поэтому я и освободил тебя от обязательств. Пусть у тебя будет выбор, который ты сделаешь осознанно, не в страхе за будущее или детей."
"Почему мы не вместе до сих пор?" - решила всё же разговорить его. Надоела эта молчанка.
"Я пытаюсь снять с тебя проклятье. Ищу ответы. Мне нужно время."
"Какое проклятье?"
Он замолчал. И молчал довольно долго. А я уже не могла наслаждаться красотами, что расстилалась вокруг.
"Сказал Аз, говори и Боги*!"
(прим. авт. Аз, Боги, Веди, Глаголь, Добро - буквицы-образы славянской азбуки).
"Ты не можешь иметь детей. И я вижу, как ты любишь моих. Я просто не могу лишить тебя этого счастья."
От его слов словно какие-то струны в душе затронулись, вот только из меня вырвалась отнюдь не мелодия, а боль, разрушающая мою душу и тело, от которой я кричала. Огонь стал печься, словно выжигающий всё изнутри, а потом всё стихло.
Мы уже стояли на земле, и он меня обнимал.
"Всё хорошо, любимая. Всё хорошо. Я позабочусь об этом. Я пытался не дать пробудиться твоей памяти. Прости, что не сдержался и сказал."
- Нет, - я отстранилась. - Говори мне всё. Мы это преодолеем. Вместе. Слышишь?
Я смотрела в его глаза, которые были тёмно-тёмно-синие. И у меня мурашки по коже бежали. Я его видела, всего. Впервые при солнечном свете. Он был красив. Мужественные черты лица, выделяющиеся скулы, волевой подбородок. Коротко стриженные усы, и необыкновенные синие глаза. И если раньше у меня была доля сомнения в том, что Дан и муж может быть одним лицом, ведь я никогда не видела их вместе, то сейчас они отпали. Это были разные люди. Во всяком случае, внешне. И хоть цвет глаз был в одной цветовой гамме, но разной насыщенности. Как правильно Ярина говорила, глаза глубокого синего неба в ясный день.
Мы стояли у подножия горы и я видела только его. Внезапно его взгляд словно рассеялся, он глядел куда-то за меня. И только сейчас я услышала грохот где-то высоко. Я повернула и подняла голову вверх и обомлела - прямо на нас летела гора снега. Лавина! Паника, страх вспыхнули словно огонь в душе.
Я обернулась к мужу, ища поддержки. Он ведь защитит, правда? А взгляд его вдруг изменился, из успокаивающего превратился в любопытный.
- Что?
- Ты светишься. Это интересно!
- Да ну тебя! Мне страшно. Сделай что-нибудь!
А он развернул меня к себе спиной, и, продолжая держать руки на моей талии, тихо прошептал:
- Смотри, милая, смотри.
- Защити нас!
- Нет! Ты сама это можешь сделать, тебе нужно лишь пробудиться. Страх тебе в помощь.
- Я ничего не могу!
- Не правда! Волшебник не знает слова "не могу", он всё может! Он всё сделает, чтобы был результат, не будет надеяться на силу другого. Ты сильная! Ты сможешь! Я в тебя верю!
Его слова внушали какое-то спокойствие.
А я смотрела, как на нас надвигается тонна жидкого снега. Это было ужасающе! Казалось, сейчас эта масса просто сметёт нас, как в фильмах про сошедший с гор снег от какого-то взрыва или громкого звука.
"Я могу! Могу! Могу! - повторяла про себя. - Я справлюсь!"
Что я должна представить? Как всё останавливается? Или как вокруг нас создаётся защитный купол?
- А это уже как хочешь. Ты - человек творческий, - я не обратила внимание на то, что он слышал мои мысли. Лишь слова.
И я представила стену, поднимающуюся до неба, отгораживающую нас от лавины, и стоящую столь крепко, что любой удар или взрыв выдержит.
И вовремя! Потому что в следующее мгновение снег ударился о невидимую стену. Но препятствие даже не дрогнуло. А я наблюдала, как всё с грохотом останавливается, замирает. И ноги меня уже не держали. Я бы села, если бы он не удержал меня.
- Умничка! - похвалил муж. Или он теперь мне не муж?
- Как тебя звать? - меня ситуация с неизвестным именем всё больше раздражала.
- Зови, как хочешь?
- Но...
- Имя, данное возлюбленной - имеет особую силу. Оно может исцелять, призывать, повелевать, да много всего.
- Твоя стихия - огонь?
- Как тебе сказать, огонь - часть меня, которую ты приняла. Во мне много всего намешано, как, впрочем, и в тебе.
- Ты поставишь на меня блок?
Он развернул к себе, заглянул в глаза. - Да, пожалуй стоит. Но опять же, в случае угрозы жизни твоей или малышей, блок снимется, а потом вновь вернётся, как опасность будет устранена.
- Что я должна для этого сделать?
- Зажмуриться? - он улыбался. Его улыбка была такой нежной, что я не могла сердиться на его глумёж.
- Ты у меня спрашиваешь? - удивилась я.
- Не знаю, как хочешь, как скажешь, так и поставлю. Хочешь, могу поцелуем поставить блок или слиянием.
И хотя он шутил, говорил это с улыбкой, при последних словах я покраснела, представляя, как мы это делаем.
- Ладно, думаю, с тебя пока хватит впечатлений, и пора уже отдыхать.
И он поцеловал. Нежно, но в то же время даря свой жар, своё... желание? Я ослабла, закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением. А когда он отстранился, поняла, что лежу на твёрдой поверхности. Открыв глаза, ничего не увидела. Лишь темноту. Слышался скрип колёс и ощущалась лёгкая убаюкивающая тряска, напоминающая равномерный ход поезда.
"Отдыхай, я поставил блок, не переживай," - услышала его голос в голове.
Я закрыла глаза, вспоминая необыкновенные ночные приключения. И правда, замечательное свидание, несмотря на все острые ощущения. А ещё откровенное.
Но сейчас я очень хотела его почувствовать внутри себя, не просто огнём, а ещё и физически. От этих мыслей у меня внизу живота разлилось тепло.
"О, кто-то проголодался, - вновь услышала его голос. - Значит, я зря сдерживался."
"А ты - разве нет? - бросила ему вызов. - Правда, ты ведь снял с себя полномочия мужа, а жаль," - я подначивала его.
"И ничего я не снимал," - словно обиженно просопел он.
"А кто дал мне свободу выбора?"
"Я хочу, чтобы ты сама хотела быть со мной, чтобы это был твой выбор, а не попытка обрести опору в этом мире. Не попытка защитить детей. Потому что ты всегда думаешь сперва о них, а потом уже о себе."
"Значит, ты всё ещё муж и хочешь меня?"
"Страстно желаю, мечтаю, и ты не представляешь, каких трудов стоило всё это время, а особенно сегодня, сдерживаться, ощущая тебя в своих объятиях и гасить своё желание."
"Я тоже этого хочу," - от таких мыслей я вновь покраснела. Сложно признаваться в этом.
И вдруг я ощутила себя абсолютно голой, и подо мной прогнулась постель, словно я на мягком матрасе, а не в карете на твёрдой лавке. Стало не так темно, словно занавески были открыты и с улицы проникал какой-то свет. И я увидела не потолок, а балдахин, похожий на тот, что висел в доме Аглаи в его покоях. И тут же почувствовала прикосновение его чуточку волосатой уже голой груди, ложащейся на меня, медленно прикасающейся к соскам, чем вызвал ещё больший жар между ног. Я согнула их в коленях, инстинктивно разводя в стороны и впуская его ещё ближе.
Блин, неужели мы в доме Аглаи и нас может кто-то услышать?
А на мне лежит желанный мужчина, пока безымянный. От одной этой мысли я ощутила вожделение. А в следующий миг он вошёл в меня, одновременно целуя в губы. А я чуть не застонала. Тело горело от его прикосновений, не говоря уж о внутреннем огне, что сливался со мною.
Он двигался медленно, словно дразня, а мне казалось, что я дышу как паровоз, сердце стучит громко-громко, и сейчас всех разбудим. Он приподнял мои ноги, закидывая их к себе на плечи, вызывая ещё более глубокое проникновение, от которого я стиснула зубы, стараясь не застонать.
- Не сдерживай себя, - прошептал он.
И я застонала.
Темп постепенно ускорился. И я уже не могла ни о чём думать, лишь о своих незабываемых ощущениях. Быстрее. Ещё быстрее! И мир взрывается тысячами красок, а следом я ощущаю, как его пламя внутри меня тоже взрывается. Он ложится на меня, словно без сил. Дышит учащённо мне в шею.
"Люблю тебя," - шепчет он мысленно.
"И я тебя, мой Незнакомец," - отвечаю так же.
"Хорошее имя, главное, никому его не называй."
"Как скажешь, Незнакомец".
Он лежал и рисовал мозолистыми пальцами на моей груди спиральки, вызывая повторное желание, прокладывая извилистую дорожку известного только ему рисунка по грудине к пупку а потом и ниже. Провёл по лону, заставив выгнуться, по внутренней стороне бёдер, заставляя дышать прерывистее, заставляя метаться и извиваться.
"Хочу тебя! Вновь хочу."
А он внезапно развернул меня на живот, и провёл руками по спине, вызывая ещё большее желание, по ягодицам, я уже стонала, не сдерживая себя.
Он поставил меня на четвереньки, и провёл руками по бокам, груди, ключицам. И вошёл сзади, вызывая стон.
- Люблю тебя, - шепчет он. - Сильно-сильно! - и при каждом его слове происходит удар и прикосновение к какой-то очень чувствительной точке внутри меня. Я кричала, не в силах сдержать свои ощущения. Я сходила с ума, я становилась невесомой, я взлетала от счастья много-много раз.
А потом мы обессиленно лежали в объятиях друг друга, переплетя ноги, сведя руки в замки, соприкасаясь носами и лбами.
- Ты - необыкновенная женщина, - шептал он.
- Я люблю тебя, - прошептала засыпая.
- И я тебя люблю, моя Волшебница, - прошептал он. Это было имя, данное им мне, и я провалилась в сон, счастливый и безмятежный.
*****
Проснулась я на удивление полной сил. Вот тебе и бессонная ночь! Во мне энергия просто бурлила. Казалось, я могу сдвинуть горы. Я открыла глаза и попыталась осознать, где нахожусь. Равномерное покачивание, жёсткая спинка, приевшийся уже потолок. Карета.
Страшнее всего было опустить взгляд. Одета, хух! Напротив через проход спит Дан, слева от меня - дети всё ещё сопят. Уже светло, правда, шторки на окнах закрыты, и свет лишь небольшими полосками света проникает внутрь. Любимого нет рядом. Как всегда. Но я была счастлива, как никогда раньше, и не сердилась. Ведь будет не очень хорошо, если нас застукает Дан или малыши.
Я протёрла глаза и села. Сон как рукой сняло.
Рядом лежала книжка. Обложка была такая же, хотя тут все обложки были однотипные.
Внутри, правда, оказался Гоголь "Вий". И записка: "Я б и Беляева достал, но, к сожалению, путешествовать сквозь время не умею..."
Но откуда он узнал? Я ведь говорила Дану. Покосилась на него. Но тот продолжал спать. Я стала читать дальше.
"...Знаю, у тебя много спросов, иногда ты слишком громко думаешь, а я слышу. Ты мне про советский союз ещё обязательно расскажешь. Хочу знать, как ты жила и в какой стране. Очень много хочу знать. Люблю, твой Н."
И записка тут же исчезла, словно её и не было.
******
Поскольку у нас с мужем начали налаживаться отношения, то я стала подумывать о том, чтобы уйти от Дана. Только как это сделать, я не представляла.
- Мамочка, давай, присоединяйся к нам, - звал так называемый "папочка".
Я мотала головой.
- Мамочка! - поддерживали игру дети. - Ну пожалуйста! - и смотрели своими голубыми глазками так, как они только могут - умоляюще.
Естественно, устоять я не могла под этими взглядами, присоединяясь к играм. И хоть не знала как отвечать надо, но спрашивала, и что странно, меня дети сами поправляли, если я не правильно произносила какую-то фразу.
И если поначалу мне было как-то неудобно играть с ними, то со временем привыкла. Почему нет? Может, хоть что-то запомню.
Учитель так и ходил непричёсанный. Я как-то хотела причесать, но он вдруг ожесточился и игривое настроение тут же прошло. Я перешла какую-то черту, поэтому тут же осеклась и больше не приставала. Хотя, может быть всё же стоило, внутри я действительно хотела перейти эту грань между дружбой и любовью.
*****
А спустя неделю после памятного разговора, я вдруг нашла рядом с собой книгу. Было уже светло, хотя очень рано. Не знаю, отчего проснулась, но сон больше не шёл и я открыла книгу.
Жюль Верн! Та самая, что я начала читать в трактире. Я пролистала и нашла свою закладку. Точнее не свою, закладкой по-прежнему была записка, но уже другая.
"Милая Зина, прости меня непутёвого. Я постараюсь загладить свою вину. Хочу с тобой встретиться сегодня ночью. Буду ждать твоего вызова, а не позовёшь, сам приду, и тогда пеняй на себя!"
Ого! Да тут угроза прямым текстом. Делаю вывод, ухаживать мы не умеем.
Но улыбка появилась на моём лице и весь день не сходила. Я с нетерпением ждала ночи. Причём сама вызывать не собиралась. Весь день я читала книгу каждый свободный момент.
Наступила ночь. Мы ехали. Сейчас в основном передвигались в тёмное время суток. Попросить кучера остановиться? Что он будет делать, если останусь в движущейся карете?
Все спали, было темно. Дан переделал внутренность кареты, теперь сиденья раскладывались в спальное место. И карета стала больше - напоминала теперь домик на колёсах, где было два спальных места, наше с детками было с бортиком, возле которого я и спала.
Ну вот, не дождалась. Обманул? Лёгкое разочарование появилось в душе, когда вдруг ощутила лёгкие невесомые поцелуи. А потом объятия, и вдруг яркий свет и холодный ветер.
Я зажмурилась, и внутренне сжалась, когда ощутила, как в спину проникает тепло, разливающееся по всему телу.
Открыла осторожно глаза. И зажмурилась от страха. Мы стояли на горной вершине.
- Я тебя держу, не бойся, - он шептал мне на ушко, потому что был сильный ветер, который невозможно было перекричать. - Готова?
- К чему? - крикнула я, чтобы он услышал.
- О, сейчас узнаешь! Только открой глаза!
И я открыла. Он обнимал за талию. Впереди расстилалась бескрайняя снежная даль. И горная гряда. Где мы? Как красиво! Но не успела я задать вопрос, как вспыхнула в прямом смысле. Огонь лизал мои руки, одежду, но не жёг, а грел. Объятий мужа я больше не ощущала.
"Я с тобою слился, милая!" - услышала в своей голове.
А потом я ощутила, как отрываюсь от земли, ну, от горы, от снега, на котором стояла.
Дух захватило! И опять же не успела подумать об этом, как рванула вниз с горы. Казалось, тело мне не подчиняется. Я уже забыла, как дышать, а потом поняла, что вообще не дышу, не вижу своего тела вообще. Просто была огнём, который управлялся кем-то другим.
Под нами расстилалась матушка-Земля, прекрасная в своём летнем цвете. Я любовалась зеленью лесов, бурлящими потоками рек, спадающих с гор прекрасными водопадами. Медвежатами, которые ничего не боялись, а весело предавались своим играм. И другими животными, над которыми мы застывали и парили.
"Они нас не боятся. Неужели не ощущают?"
"А разве мы несём в себе угрозу?"
"Нет."
"Сейчас мы - часть природы, поэтому они и не обращают на нас внимания."
Я была согласна. Ведь когда животные не озабочены добычей пропитания, они просто живут и наслаждаются каждым мгновением, греются на солнышке, и им дела нет до других обитателей их леса.
"Что ты пытаешься мне сказать?"
"Я тебя просто очаровываю, ты ведь хотела романтики. Я тебя услышал. Ты была права - мы пропустили период ухаживаний. Не порядок. Поэтому я и освободил тебя от обязательств. Пусть у тебя будет выбор, который ты сделаешь осознанно, не в страхе за будущее или детей."
"Почему мы не вместе до сих пор?" - решила всё же разговорить его. Надоела эта молчанка.
"Я пытаюсь снять с тебя проклятье. Ищу ответы. Мне нужно время."
"Какое проклятье?"
Он замолчал. И молчал довольно долго. А я уже не могла наслаждаться красотами, что расстилалась вокруг.
"Сказал Аз, говори и Боги*!"
(прим. авт. Аз, Боги, Веди, Глаголь, Добро - буквицы-образы славянской азбуки).
"Ты не можешь иметь детей. И я вижу, как ты любишь моих. Я просто не могу лишить тебя этого счастья."
От его слов словно какие-то струны в душе затронулись, вот только из меня вырвалась отнюдь не мелодия, а боль, разрушающая мою душу и тело, от которой я кричала. Огонь стал печься, словно выжигающий всё изнутри, а потом всё стихло.
Мы уже стояли на земле, и он меня обнимал.
"Всё хорошо, любимая. Всё хорошо. Я позабочусь об этом. Я пытался не дать пробудиться твоей памяти. Прости, что не сдержался и сказал."
- Нет, - я отстранилась. - Говори мне всё. Мы это преодолеем. Вместе. Слышишь?
Я смотрела в его глаза, которые были тёмно-тёмно-синие. И у меня мурашки по коже бежали. Я его видела, всего. Впервые при солнечном свете. Он был красив. Мужественные черты лица, выделяющиеся скулы, волевой подбородок. Коротко стриженные усы, и необыкновенные синие глаза. И если раньше у меня была доля сомнения в том, что Дан и муж может быть одним лицом, ведь я никогда не видела их вместе, то сейчас они отпали. Это были разные люди. Во всяком случае, внешне. И хоть цвет глаз был в одной цветовой гамме, но разной насыщенности. Как правильно Ярина говорила, глаза глубокого синего неба в ясный день.
Мы стояли у подножия горы и я видела только его. Внезапно его взгляд словно рассеялся, он глядел куда-то за меня. И только сейчас я услышала грохот где-то высоко. Я повернула и подняла голову вверх и обомлела - прямо на нас летела гора снега. Лавина! Паника, страх вспыхнули словно огонь в душе.
Я обернулась к мужу, ища поддержки. Он ведь защитит, правда? А взгляд его вдруг изменился, из успокаивающего превратился в любопытный.
- Что?
- Ты светишься. Это интересно!
- Да ну тебя! Мне страшно. Сделай что-нибудь!
А он развернул меня к себе спиной, и, продолжая держать руки на моей талии, тихо прошептал:
- Смотри, милая, смотри.
- Защити нас!
- Нет! Ты сама это можешь сделать, тебе нужно лишь пробудиться. Страх тебе в помощь.
- Я ничего не могу!
- Не правда! Волшебник не знает слова "не могу", он всё может! Он всё сделает, чтобы был результат, не будет надеяться на силу другого. Ты сильная! Ты сможешь! Я в тебя верю!
Его слова внушали какое-то спокойствие.
А я смотрела, как на нас надвигается тонна жидкого снега. Это было ужасающе! Казалось, сейчас эта масса просто сметёт нас, как в фильмах про сошедший с гор снег от какого-то взрыва или громкого звука.
"Я могу! Могу! Могу! - повторяла про себя. - Я справлюсь!"
Что я должна представить? Как всё останавливается? Или как вокруг нас создаётся защитный купол?
- А это уже как хочешь. Ты - человек творческий, - я не обратила внимание на то, что он слышал мои мысли. Лишь слова.
И я представила стену, поднимающуюся до неба, отгораживающую нас от лавины, и стоящую столь крепко, что любой удар или взрыв выдержит.
И вовремя! Потому что в следующее мгновение снег ударился о невидимую стену. Но препятствие даже не дрогнуло. А я наблюдала, как всё с грохотом останавливается, замирает. И ноги меня уже не держали. Я бы села, если бы он не удержал меня.
- Умничка! - похвалил муж. Или он теперь мне не муж?
- Как тебя звать? - меня ситуация с неизвестным именем всё больше раздражала.
- Зови, как хочешь?
- Но...
- Имя, данное возлюбленной - имеет особую силу. Оно может исцелять, призывать, повелевать, да много всего.
- Твоя стихия - огонь?
- Как тебе сказать, огонь - часть меня, которую ты приняла. Во мне много всего намешано, как, впрочем, и в тебе.
- Ты поставишь на меня блок?
Он развернул к себе, заглянул в глаза. - Да, пожалуй стоит. Но опять же, в случае угрозы жизни твоей или малышей, блок снимется, а потом вновь вернётся, как опасность будет устранена.
- Что я должна для этого сделать?
- Зажмуриться? - он улыбался. Его улыбка была такой нежной, что я не могла сердиться на его глумёж.
- Ты у меня спрашиваешь? - удивилась я.
- Не знаю, как хочешь, как скажешь, так и поставлю. Хочешь, могу поцелуем поставить блок или слиянием.
И хотя он шутил, говорил это с улыбкой, при последних словах я покраснела, представляя, как мы это делаем.
- Ладно, думаю, с тебя пока хватит впечатлений, и пора уже отдыхать.
И он поцеловал. Нежно, но в то же время даря свой жар, своё... желание? Я ослабла, закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением. А когда он отстранился, поняла, что лежу на твёрдой поверхности. Открыв глаза, ничего не увидела. Лишь темноту. Слышался скрип колёс и ощущалась лёгкая убаюкивающая тряска, напоминающая равномерный ход поезда.
"Отдыхай, я поставил блок, не переживай," - услышала его голос в голове.
Я закрыла глаза, вспоминая необыкновенные ночные приключения. И правда, замечательное свидание, несмотря на все острые ощущения. А ещё откровенное.
Но сейчас я очень хотела его почувствовать внутри себя, не просто огнём, а ещё и физически. От этих мыслей у меня внизу живота разлилось тепло.
"О, кто-то проголодался, - вновь услышала его голос. - Значит, я зря сдерживался."
"А ты - разве нет? - бросила ему вызов. - Правда, ты ведь снял с себя полномочия мужа, а жаль," - я подначивала его.
"И ничего я не снимал," - словно обиженно просопел он.
"А кто дал мне свободу выбора?"
"Я хочу, чтобы ты сама хотела быть со мной, чтобы это был твой выбор, а не попытка обрести опору в этом мире. Не попытка защитить детей. Потому что ты всегда думаешь сперва о них, а потом уже о себе."
"Значит, ты всё ещё муж и хочешь меня?"
"Страстно желаю, мечтаю, и ты не представляешь, каких трудов стоило всё это время, а особенно сегодня, сдерживаться, ощущая тебя в своих объятиях и гасить своё желание."
"Я тоже этого хочу," - от таких мыслей я вновь покраснела. Сложно признаваться в этом.
И вдруг я ощутила себя абсолютно голой, и подо мной прогнулась постель, словно я на мягком матрасе, а не в карете на твёрдой лавке. Стало не так темно, словно занавески были открыты и с улицы проникал какой-то свет. И я увидела не потолок, а балдахин, похожий на тот, что висел в доме Аглаи в его покоях. И тут же почувствовала прикосновение его чуточку волосатой уже голой груди, ложащейся на меня, медленно прикасающейся к соскам, чем вызвал ещё больший жар между ног. Я согнула их в коленях, инстинктивно разводя в стороны и впуская его ещё ближе.
Блин, неужели мы в доме Аглаи и нас может кто-то услышать?
А на мне лежит желанный мужчина, пока безымянный. От одной этой мысли я ощутила вожделение. А в следующий миг он вошёл в меня, одновременно целуя в губы. А я чуть не застонала. Тело горело от его прикосновений, не говоря уж о внутреннем огне, что сливался со мною.
Он двигался медленно, словно дразня, а мне казалось, что я дышу как паровоз, сердце стучит громко-громко, и сейчас всех разбудим. Он приподнял мои ноги, закидывая их к себе на плечи, вызывая ещё более глубокое проникновение, от которого я стиснула зубы, стараясь не застонать.
- Не сдерживай себя, - прошептал он.
И я застонала.
Темп постепенно ускорился. И я уже не могла ни о чём думать, лишь о своих незабываемых ощущениях. Быстрее. Ещё быстрее! И мир взрывается тысячами красок, а следом я ощущаю, как его пламя внутри меня тоже взрывается. Он ложится на меня, словно без сил. Дышит учащённо мне в шею.
"Люблю тебя," - шепчет он мысленно.
"И я тебя, мой Незнакомец," - отвечаю так же.
"Хорошее имя, главное, никому его не называй."
"Как скажешь, Незнакомец".
Он лежал и рисовал мозолистыми пальцами на моей груди спиральки, вызывая повторное желание, прокладывая извилистую дорожку известного только ему рисунка по грудине к пупку а потом и ниже. Провёл по лону, заставив выгнуться, по внутренней стороне бёдер, заставляя дышать прерывистее, заставляя метаться и извиваться.
"Хочу тебя! Вновь хочу."
А он внезапно развернул меня на живот, и провёл руками по спине, вызывая ещё большее желание, по ягодицам, я уже стонала, не сдерживая себя.
Он поставил меня на четвереньки, и провёл руками по бокам, груди, ключицам. И вошёл сзади, вызывая стон.
- Люблю тебя, - шепчет он. - Сильно-сильно! - и при каждом его слове происходит удар и прикосновение к какой-то очень чувствительной точке внутри меня. Я кричала, не в силах сдержать свои ощущения. Я сходила с ума, я становилась невесомой, я взлетала от счастья много-много раз.
А потом мы обессиленно лежали в объятиях друг друга, переплетя ноги, сведя руки в замки, соприкасаясь носами и лбами.
- Ты - необыкновенная женщина, - шептал он.
- Я люблю тебя, - прошептала засыпая.
- И я тебя люблю, моя Волшебница, - прошептал он. Это было имя, данное им мне, и я провалилась в сон, счастливый и безмятежный.
*****
Проснулась я на удивление полной сил. Вот тебе и бессонная ночь! Во мне энергия просто бурлила. Казалось, я могу сдвинуть горы. Я открыла глаза и попыталась осознать, где нахожусь. Равномерное покачивание, жёсткая спинка, приевшийся уже потолок. Карета.
Страшнее всего было опустить взгляд. Одета, хух! Напротив через проход спит Дан, слева от меня - дети всё ещё сопят. Уже светло, правда, шторки на окнах закрыты, и свет лишь небольшими полосками света проникает внутрь. Любимого нет рядом. Как всегда. Но я была счастлива, как никогда раньше, и не сердилась. Ведь будет не очень хорошо, если нас застукает Дан или малыши.
Я протёрла глаза и села. Сон как рукой сняло.
Рядом лежала книжка. Обложка была такая же, хотя тут все обложки были однотипные.
Внутри, правда, оказался Гоголь "Вий". И записка: "Я б и Беляева достал, но, к сожалению, путешествовать сквозь время не умею..."
Но откуда он узнал? Я ведь говорила Дану. Покосилась на него. Но тот продолжал спать. Я стала читать дальше.
"...Знаю, у тебя много спросов, иногда ты слишком громко думаешь, а я слышу. Ты мне про советский союз ещё обязательно расскажешь. Хочу знать, как ты жила и в какой стране. Очень много хочу знать. Люблю, твой Н."
И записка тут же исчезла, словно её и не было.
******
Поскольку у нас с мужем начали налаживаться отношения, то я стала подумывать о том, чтобы уйти от Дана. Только как это сделать, я не представляла.
