Что если лекарство до сих пор действует? Если Паку станет плохо? Вдруг Фредди и Клу непоправимо угробили его здоровье? Правда, характер его испортился задолго до этого.
— И капнули тебе всего ничего, даже странно, что так быстро вырубился, — бубнил Клу, — я, знаешь, ли хотел проверить, дойдет ли у вас с доньей до горизонтальных объятий, ну ты понимаешь?
— Ах ты… — у Фредди не находилось приличных слов, а влепить пощечину такой крохе точно бы не вышло. — Ни до чего бы у нас не дошло с этим… Земпри. И не выйдет! Я купила билеты, особенные, с правительственной меткой. Сможете уехать куда угодно. Завтра же!
— Нет, — Пак остановился и обернулся прямо к ней. — Не уеду из города, пока не пристрою тебя в надежные руки. Ладно, Клу, он сама магия, не может усидеть на месте, но ты! Отец-Защитник, Фредди, зачем ты пошла в игорный дом? Одна! Спятила, да? Знаешь, что происходит с благородными девицами в “веселом” квартале?
— Да! — подхватил Клу. — Нет, сам-то он вряд ли знает, но я знаю и ничего хорошего в этом нет!
— Еле нашел тебя, пришлось переполошить всех таксистов сказками о сбежавшей жене! А ведь они могли нас запомнить…
Пак тяжело вздохнул, приложил руку к сердцу и остановился. Играет, чтобы разжалобить и заставить Фредди чувствовать свою вину. Но потом земпри привалился спиной к стене, вытер со лба пот, закрыл глаза и повалился на мостовую. Фредерика подскочила к нему, попыталась поднять или растормошить, но ничего не выходило. Пак слишком большой, его не сдвинуть с места. А до ближайшей городской больницы пару кварталов, если Фредди правильно помнила карту.
— Здесь полицейский участок за углом, — рявкнул на ухо Клу, — беги давай, там всегда сидит дежурный медик.
Фредерика еще раз проверила пульс у Пака, потом повернула его на бок и побежала, следуя указаниям вержа. Отец-Защитник, за что ей это все? Только бы выбраться из этой передряги, только бы с Паком все было нормально, Фредди навсегда завяжет с попытками усыпить или отравить кого-то! Семь лет в поселении на севере — и это минимальный срок за непредумышленное убийство.
А еще она не могла представить, как будет возвращаться из университета и снова сама потащит сумки. Как будет приходить в пустой дом и слушать тысячи матушкиных жалоб и пожеланий, как некому станет слушать жалобы самой Фредерики и спорить с ней. Если исчезнет Пак — исчезнет и единственный человек во всем Эбердинге, которому было дело до Фредерики Алварес.
Сколько она бежала? Минуты три, а сердце уже не справлялось с перекачиванием крови, каблуки норовили отвалиться, а в правом боку закололо. Давненько Фредди не занималась и успела подрастерять форму. Даже охранявший вход в полицейский участок верж посторонился, затем протянул ей бутылку с водой. Фредерика поблагодарила, перевела дыхание и спокойно вошла внутрь. Не хватало еще, чтобы ее задержали как нарушительницу, тогда Паку точно никто не поможет.
— Чем я могу помочь, свогор? — обратился к ней дежурный.
— Мне нужен медик, срочно! — проговорила она, сцепив пальцы прямо перед окошком.
— Обратитесь в больницу.
— Плохо моему… мужу. Сердце. Пока врачи доберутся, он уже погибнет. Прошу. Я заплачу.
Она в самом деле вытащила из кошелька купюру покрупнее, но дежурный только покачал головой:
— Нет, свогор, ничем не можем помочь – приказ начальства. Если только наш Густаво вдруг не решит немного прогуляться и случайно не наткнется на вашего супруга. Густав?
Он чуть обернулся и крикнул кому-то, прячущемуся в темном коридоре сбоку. Оттуда неспешно вышел высокий мужчина, тощий, но с неестественным брюшком. Он сально оглядел Фредди, купюру, которую она все еще теребила в руке и покачал головой.
— Не-а, никакого желания гулять. Там снова будет какой-нибудь пьянчуга, перебравший дешевого виски. Только измараюсь весь.
— Прошу, он совсем рядом лежит и выпил только бокал вина, — Фредерика подскочила к медику и уцепилась за лацкан его пиджака.
Густав пожевал губы, взял купюру, поглядел ее на свет и запихнул в карман Фредди.
— Ничего любопытного там на улице нет. Ничего. А вы себе еще нового мужа найдете, не такого хилого.
Фредерика попыталась уговорить его, но ее под руки подхватили двое вержей и насильно вытащили из здания участка. Клу почти взвыл от отчаяния и метался по плечу, как угорелый.
— Тихо! Давай подумаем лучше, где окно в кабинет этого медика.
— Третье справа, даже думать не нужно, все эти участки построены по одному плану, — он притих, затем появился на плече у Фредерики. — Ты что задумала, киса?
— Назовешь так еще раз — газетой прихлопну!
Сама же она точно отсчитала окно, вздохнула и резко, выдохнула, затем поставила сумочку на землю и потянулась к верхним пуговицам платья.
— По моей команде постучишь в окно, — кивнула она на единственное, где по этой стороне горел свет. Располагалось оно высоко над землей и было зарешечено. Самой никак не добраться, то ли дело юркому вержу.
Пока Клу возмущался и пыхтел, Фредерика отошла чуть подальше, чтобы стоять точно под фонарем. И как только в окне мелькнула усатая физиономия медика, расстегнула все пуговицы до конца, сняла платье с плеч и начала медленно расшнуровывать корсет.
Конечно, сейчас уже появилось и более современное белье, не такое неудобное и жесткое, но корсет до сих пор был выбором столичный модниц, если они хотели подчеркнуть грудь и тонкую талию. Посчитав, что оголено уже достаточно, и следующим шагом будет уже полнейшее непотребство, Фредди резко шагнула в темноту.
Густав еще секунду пометался рядом с окном, прислонился к тому вплотную, прикрывая глаза от яркого света ламп в комнате, затем отшатнулся и исчез. Если он в самом деле заинтересовался, то непременно выйдет. Появился Густав спустя минуту, Фредди к этому времени успела одеться и ждала его возле крыльца.
— Я схожу прогуляться с вами, но в итоге надеюсь увидеть продолжение спектакля, — прямо заявил он.
Фредерика согласилась и потащила его за руку, вынуждая тоже перейти на бег. Пак лежал на том же самом месте, рядом с ним хлопотали какие-то вержи, отпаивали водой и отгоняли всех хитрецов, которые пытались стащить что-то у потерявшего сознание. Густав сразу же распихал всех с присущей всем врачам бесцеремонной деловитостью, после опустился рядом и начал осматривать. Затем подсунул под нос Паку какой-то флакон, дал вдохнуть и накапал на язык уже из другого. Пак мотнул головой, затем с трудом сел. Выглядел он все еще плохо, но из всех присутствующих искал взглядом Фредди, и только заметив ее, успокоился.
Густав еще раз подсчитал пульс у земпри, после оставил его и подошел к Фредерике.
— А ты хорошенькая донья, давно таких не встречал в наших местах, — и улыбнулся сально так, намекая на продолжение вечера.
По спине пробежал холодок. Ничего противозаконного Фредерика сейчас не совершала, но и попадаться властям, тем более раскрывать свое настоящее имя, не хотелось.
— Что, похожа? — она подвигала бровями. — Насмешил! Да папенька мой обрюхатил маменьку и смысля раньше, чем успел сказать ей свое имя. Но ты еще разок назови доньей, приятно слышать! Слышь, Хосе, — Фредди подскочила к Паку и помогла тому подняться, — ты женат на настоящей донье! Теперь буду оттопыривать мизинчик, делать книксены, и только попробуй еще раз рыгнуть за столом в моем присутствии.
— Да ты у меня всегда была особенной! — Пак с чувством чмокнул ее в щеку и громко шлепнул по заду. Фредди мысленно пообещала себе убить его, а сама громко рассмеялась и повела прочь от толпы любопытных и доктора. Густав же резво перегородил путь и, прищурившись, уставился на них.
— У девчонки хорошее платье, такое земпри не носят. А еще аккуратные ухоженные руки. Подозрительная вы парочка.
— Пф-ф-ф, — Фредди махнула на него рукой, — оно было хорошим лет пятнадцать назад, а я его прикупила за галл на ярмарке.
— Моя Хуанита — самая лучшая доярка в общине, — Пак снова чмокнул ее и прижал еще ближе к себе. — Как-то обыграла иноземную доильную машину, ее продавец проспорил нам тринадцать галлов. Конечно, у нее ухоженные руки! Золотые руки!
В этот раз он расцеловал уже ее пальцы, а Фредерика рассмеялась еще громче и притворно засмущалась.
— Со следующей продажи сыра выкупим себе статус свогоров, да, Хуанита? Вот здесь и поселимся! Кстати, держи!
Пак засунул Густаву в карман купюру в десять галлов и похлопал того по плечу.
— Сними себе девицу на ночь, а на мою Хуаниту слюни не пускай.
И шепотом добавил:
— Иначе я тебе голову оторву, понял?
К седьмому дню блуждания по ресторанам, закрытым клубам, игорным домам и кабакам Хавьер начал тихонько ненавидеть это расследование и убийцу инспектора. Столько шума, выпивки, запахов табака, спирта и наркотиков, слишком пестрых нарядов и слишком вульгарных женщин и слишком веселых мужчин — и все ради поимки одного человека!
Еще Ирр постоянно боялась и жалась к нему. Хавьер предлагал ей остаться дома, но гончая хотела поймать убийцу, потому что “умная, не глупые доны”, и не отставала ни на шаг. Сейчас она тоже сидела в машине, крепко держалась за дверцу и не спешила выходить наружу.
— Хочешь, подожди здесь, — Хавьер положил свою ладонь поверх тонкой ладошки Ирр и сжал ее ледяные пальцы. — Или завтра сюда вместе сходим, а сегодня просто посидим в одном кафе на Первой линии. Там очень вкусные вафли с сиропом.
— Не маленькая, профессионал! Не нужны вафли, — гончая выдернула руку и нахмурилась. — Сегодня не нужны.
— Почему ты боишься идти?
Ирр быстро сбросила туфли, подогнула ноги к груди, поставив стопы на сиденье и тяжело вздохнула.
— Мы как-то встречались с одним парнем. Он с друзьями отмечал день рождения и меня тоже пригласил в ресторанчик. Приятно же, что позвали, правда? И не откажешь. Хотя свогор Браво запрещал мне ходить. Говорил, знакомы мало, нет доверия еще.
Очень хотелось отвести взгляд, а то и заткнуть уши. Хавьер знал порядком таких историй, как и то, что хорошо они не заканчиваются. Но не стал перебивать Ирр.
— … а он в конце пихает меня вперед, девка расплатится, говорит. Документы мои тоже швырнул, что не человек. И ушел с друзьями. Но хозяин в ресторанчике добрый был, три дочки у него и жена строгая. Попросил с уборкой помочь и посуду вымыть. Потом проводил до полицейского участка и сдал свогору Браво.
— Он ругался?
— Нет, смотрел строго очень, но недолго, а потом ушел. Дальше не знаю что, но на утро парень с компанией оказались в нашем участке. Три дня просидели в тюрьме за нападение на полицейского вержа, находящегося при исполнении.
— Я бы засадил на неделю.
Хавьер не выдержал и потянул руку, чтобы погладить Ирр по волосам. Гончая тяжело вздохнула-всхлипнула, по-звериному ткнула его носом в ладонь, затем прижалась совсем близко и обняла его за талию.
“Бывают отношения, которые не стоит начинать, если не готов их сделать серьезными” — говорил отец. Хавьер до конца не понимал всей глубины этой фразы, пока не встретил Ирр. Поэтому сейчас он тоже осторожно обнял девушку и поцеловал ее в макушку.
— Хороший ты, — проговорила она. — Много делаешь и ничего не требуешь взамен.
— Ты угощала меня пончиками. И бутербродами. Это многое значит.
— Нет, не серьезно. Даже не целуешь по-настоящему. Не пойму, зачем тогда помогаешь?
Той самой помощи были крохи. Хавьер прикупил какие-то вещи для Ирр, договорился и официально забрал ее из полицейского участка для помощи особому управлению, но по факту разрешил отсыпаться дома и только вечером брал на обходы злачных мест Второй линии. И то, потому что гончая сама просила. А еще Хавьер сделал для Ирр особые документы, которые разрешали без сопровождающего ходить по всем линиям Эбердинга.
— Меня радует твоя улыбка. Это как кусочек тепла и света в моей жизни.
Она нахмурила брови, затем покачала головой.
— Никудышная у тебя тогда жизнь, свогор следователь. Но я тебя не брошу.
И стиснула крепко-крепко. Силы ее тонким рукам было не занимать, но откуда тогда все эти истории про ресторан и прочее? Гончая всегда может отбиться от человека, даже от нескольких, что же мешало Ирр?
Спрашивать Хавьер не стал. У каждого есть свои секреты и право делиться ими тогда, когда посчитаешь нужным. А ему в самом деле нравилась улыбка Ирр. И то, как гончая сидит рядом, задрав нос.
Под темной вуалью не было видно ее лица, только губы, мастерски подкрашенные, чтобы подчеркнуть линию и объем. У настоящих доний и то и другое выражено не столь четко, а еще у них не бывало таких чуть вздернутых носов. Но это знал Хавьер, выросший среди них, а для человека попроще Ирр казалось настоящей аристократкой.
Она и отыгрывала ее как следует. Сразу начинала говорить правильно, демонстрировать великосветские жесты и держаться, как положено. За всю неделю их хождения по Второй линии, никто так и не заподозрил, что рядом с Хавьером верж. Даже пронырливый журналист назвал ее просто молодой любовницей, а не полицейской гончей.
У Ирр была “порода” и этого не отнять.
А еще — совсем нечеловеческое обаяние и искренность.
— И все равно не понимаю, зачем мы таскаемся по кабакам, — вздохнула она, выходя из машины.
— Монеты были у Морено еще до его смерти. Понимаешь? — Хавьер подставил ей локоть и пожалел, что под вуалью толком не разглядеть глаза. Ирр умела тысячу эмоций показывать только ими. — Кто-то забрал их, а затем убил инспектора и снова вложил одну ему в руку. Найдем какую-то зацепку — появится шанс поймать убийцу.
— Нет, не понимаю. Сложно ты думаешь, не найти таких улик, — возразила она.
— У меня свои осведомители.
— А ты расскажи! Они бестолковыми могут быть, вместе бы проверили. Или пошли по университетам, как советовал Дон Паук. Я бы узнала запах убийцы.
— Учебный год закончился, преподаватели и студенты разошлись по домам. Возможно, так было бы и быстрее, но даже свогор Кроу не примет в качестве улики твои показания. Нужно что-то более существенное. А если мы выйдем на убийцу через третьих лиц, то будет намного проще упечь его в тюрьму.
— Все равно не складно, — Ирр потрясла головой, после замерла, облизала губы и принюхалась. — Можно было и другими путями поискать, через артефакт, ты же говорил, что он особенный. И как узнал про монеты? Сложный ты, свогор следователь. Это все от неподходящего имени.
Спорить с ней было сложно, а еще — не особенно хотелось, поэтому Хавьер просто открыл перед Ирр дверь и пропустил ее вперед. Кабак средней руки, здесь уже от порога пахло выпивкой и дешевыми женскими духами, что все пахнут примерно одинаково. Света не хватало, он скупыми пучками выхватывал из темноты участки над постаментами, на каждом из которых извивались девушки-вержи. Хозяева этого кабака будто нарочно выбирали самых экзотических из них: у одной было целых восемь рук, другая полностью зеленая и с длинным тонким языком, которым облизывала шест, стоявший в центре ее постамента, у третьей нижняя половина тела будто взята у тонконогой лани.
На входе их сразу перехватил официант и повел к свободному столику.
— В самый угол, подальше от суматохи, — бросил Хавьер и пихнул ушлому вержу с козлиной бородой и рогами пару галлов. — И мы с женой очень любим кошек, если есть такие — пусть станцуют, оплатим щедро.
— Я понял, свогор, поищу.
Ирр заговорила, только когда они сели за стол.
— И капнули тебе всего ничего, даже странно, что так быстро вырубился, — бубнил Клу, — я, знаешь, ли хотел проверить, дойдет ли у вас с доньей до горизонтальных объятий, ну ты понимаешь?
— Ах ты… — у Фредди не находилось приличных слов, а влепить пощечину такой крохе точно бы не вышло. — Ни до чего бы у нас не дошло с этим… Земпри. И не выйдет! Я купила билеты, особенные, с правительственной меткой. Сможете уехать куда угодно. Завтра же!
— Нет, — Пак остановился и обернулся прямо к ней. — Не уеду из города, пока не пристрою тебя в надежные руки. Ладно, Клу, он сама магия, не может усидеть на месте, но ты! Отец-Защитник, Фредди, зачем ты пошла в игорный дом? Одна! Спятила, да? Знаешь, что происходит с благородными девицами в “веселом” квартале?
— Да! — подхватил Клу. — Нет, сам-то он вряд ли знает, но я знаю и ничего хорошего в этом нет!
— Еле нашел тебя, пришлось переполошить всех таксистов сказками о сбежавшей жене! А ведь они могли нас запомнить…
Пак тяжело вздохнул, приложил руку к сердцу и остановился. Играет, чтобы разжалобить и заставить Фредди чувствовать свою вину. Но потом земпри привалился спиной к стене, вытер со лба пот, закрыл глаза и повалился на мостовую. Фредерика подскочила к нему, попыталась поднять или растормошить, но ничего не выходило. Пак слишком большой, его не сдвинуть с места. А до ближайшей городской больницы пару кварталов, если Фредди правильно помнила карту.
— Здесь полицейский участок за углом, — рявкнул на ухо Клу, — беги давай, там всегда сидит дежурный медик.
Фредерика еще раз проверила пульс у Пака, потом повернула его на бок и побежала, следуя указаниям вержа. Отец-Защитник, за что ей это все? Только бы выбраться из этой передряги, только бы с Паком все было нормально, Фредди навсегда завяжет с попытками усыпить или отравить кого-то! Семь лет в поселении на севере — и это минимальный срок за непредумышленное убийство.
А еще она не могла представить, как будет возвращаться из университета и снова сама потащит сумки. Как будет приходить в пустой дом и слушать тысячи матушкиных жалоб и пожеланий, как некому станет слушать жалобы самой Фредерики и спорить с ней. Если исчезнет Пак — исчезнет и единственный человек во всем Эбердинге, которому было дело до Фредерики Алварес.
Сколько она бежала? Минуты три, а сердце уже не справлялось с перекачиванием крови, каблуки норовили отвалиться, а в правом боку закололо. Давненько Фредди не занималась и успела подрастерять форму. Даже охранявший вход в полицейский участок верж посторонился, затем протянул ей бутылку с водой. Фредерика поблагодарила, перевела дыхание и спокойно вошла внутрь. Не хватало еще, чтобы ее задержали как нарушительницу, тогда Паку точно никто не поможет.
— Чем я могу помочь, свогор? — обратился к ней дежурный.
— Мне нужен медик, срочно! — проговорила она, сцепив пальцы прямо перед окошком.
— Обратитесь в больницу.
— Плохо моему… мужу. Сердце. Пока врачи доберутся, он уже погибнет. Прошу. Я заплачу.
Она в самом деле вытащила из кошелька купюру покрупнее, но дежурный только покачал головой:
— Нет, свогор, ничем не можем помочь – приказ начальства. Если только наш Густаво вдруг не решит немного прогуляться и случайно не наткнется на вашего супруга. Густав?
Он чуть обернулся и крикнул кому-то, прячущемуся в темном коридоре сбоку. Оттуда неспешно вышел высокий мужчина, тощий, но с неестественным брюшком. Он сально оглядел Фредди, купюру, которую она все еще теребила в руке и покачал головой.
— Не-а, никакого желания гулять. Там снова будет какой-нибудь пьянчуга, перебравший дешевого виски. Только измараюсь весь.
— Прошу, он совсем рядом лежит и выпил только бокал вина, — Фредерика подскочила к медику и уцепилась за лацкан его пиджака.
Густав пожевал губы, взял купюру, поглядел ее на свет и запихнул в карман Фредди.
— Ничего любопытного там на улице нет. Ничего. А вы себе еще нового мужа найдете, не такого хилого.
Фредерика попыталась уговорить его, но ее под руки подхватили двое вержей и насильно вытащили из здания участка. Клу почти взвыл от отчаяния и метался по плечу, как угорелый.
— Тихо! Давай подумаем лучше, где окно в кабинет этого медика.
— Третье справа, даже думать не нужно, все эти участки построены по одному плану, — он притих, затем появился на плече у Фредерики. — Ты что задумала, киса?
— Назовешь так еще раз — газетой прихлопну!
Сама же она точно отсчитала окно, вздохнула и резко, выдохнула, затем поставила сумочку на землю и потянулась к верхним пуговицам платья.
— По моей команде постучишь в окно, — кивнула она на единственное, где по этой стороне горел свет. Располагалось оно высоко над землей и было зарешечено. Самой никак не добраться, то ли дело юркому вержу.
Пока Клу возмущался и пыхтел, Фредерика отошла чуть подальше, чтобы стоять точно под фонарем. И как только в окне мелькнула усатая физиономия медика, расстегнула все пуговицы до конца, сняла платье с плеч и начала медленно расшнуровывать корсет.
Конечно, сейчас уже появилось и более современное белье, не такое неудобное и жесткое, но корсет до сих пор был выбором столичный модниц, если они хотели подчеркнуть грудь и тонкую талию. Посчитав, что оголено уже достаточно, и следующим шагом будет уже полнейшее непотребство, Фредди резко шагнула в темноту.
Густав еще секунду пометался рядом с окном, прислонился к тому вплотную, прикрывая глаза от яркого света ламп в комнате, затем отшатнулся и исчез. Если он в самом деле заинтересовался, то непременно выйдет. Появился Густав спустя минуту, Фредди к этому времени успела одеться и ждала его возле крыльца.
— Я схожу прогуляться с вами, но в итоге надеюсь увидеть продолжение спектакля, — прямо заявил он.
Фредерика согласилась и потащила его за руку, вынуждая тоже перейти на бег. Пак лежал на том же самом месте, рядом с ним хлопотали какие-то вержи, отпаивали водой и отгоняли всех хитрецов, которые пытались стащить что-то у потерявшего сознание. Густав сразу же распихал всех с присущей всем врачам бесцеремонной деловитостью, после опустился рядом и начал осматривать. Затем подсунул под нос Паку какой-то флакон, дал вдохнуть и накапал на язык уже из другого. Пак мотнул головой, затем с трудом сел. Выглядел он все еще плохо, но из всех присутствующих искал взглядом Фредди, и только заметив ее, успокоился.
Густав еще раз подсчитал пульс у земпри, после оставил его и подошел к Фредерике.
— А ты хорошенькая донья, давно таких не встречал в наших местах, — и улыбнулся сально так, намекая на продолжение вечера.
По спине пробежал холодок. Ничего противозаконного Фредерика сейчас не совершала, но и попадаться властям, тем более раскрывать свое настоящее имя, не хотелось.
— Что, похожа? — она подвигала бровями. — Насмешил! Да папенька мой обрюхатил маменьку и смысля раньше, чем успел сказать ей свое имя. Но ты еще разок назови доньей, приятно слышать! Слышь, Хосе, — Фредди подскочила к Паку и помогла тому подняться, — ты женат на настоящей донье! Теперь буду оттопыривать мизинчик, делать книксены, и только попробуй еще раз рыгнуть за столом в моем присутствии.
— Да ты у меня всегда была особенной! — Пак с чувством чмокнул ее в щеку и громко шлепнул по заду. Фредди мысленно пообещала себе убить его, а сама громко рассмеялась и повела прочь от толпы любопытных и доктора. Густав же резво перегородил путь и, прищурившись, уставился на них.
— У девчонки хорошее платье, такое земпри не носят. А еще аккуратные ухоженные руки. Подозрительная вы парочка.
— Пф-ф-ф, — Фредди махнула на него рукой, — оно было хорошим лет пятнадцать назад, а я его прикупила за галл на ярмарке.
— Моя Хуанита — самая лучшая доярка в общине, — Пак снова чмокнул ее и прижал еще ближе к себе. — Как-то обыграла иноземную доильную машину, ее продавец проспорил нам тринадцать галлов. Конечно, у нее ухоженные руки! Золотые руки!
В этот раз он расцеловал уже ее пальцы, а Фредерика рассмеялась еще громче и притворно засмущалась.
— Со следующей продажи сыра выкупим себе статус свогоров, да, Хуанита? Вот здесь и поселимся! Кстати, держи!
Пак засунул Густаву в карман купюру в десять галлов и похлопал того по плечу.
— Сними себе девицу на ночь, а на мою Хуаниту слюни не пускай.
И шепотом добавил:
— Иначе я тебе голову оторву, понял?
Глава 10
К седьмому дню блуждания по ресторанам, закрытым клубам, игорным домам и кабакам Хавьер начал тихонько ненавидеть это расследование и убийцу инспектора. Столько шума, выпивки, запахов табака, спирта и наркотиков, слишком пестрых нарядов и слишком вульгарных женщин и слишком веселых мужчин — и все ради поимки одного человека!
Еще Ирр постоянно боялась и жалась к нему. Хавьер предлагал ей остаться дома, но гончая хотела поймать убийцу, потому что “умная, не глупые доны”, и не отставала ни на шаг. Сейчас она тоже сидела в машине, крепко держалась за дверцу и не спешила выходить наружу.
— Хочешь, подожди здесь, — Хавьер положил свою ладонь поверх тонкой ладошки Ирр и сжал ее ледяные пальцы. — Или завтра сюда вместе сходим, а сегодня просто посидим в одном кафе на Первой линии. Там очень вкусные вафли с сиропом.
— Не маленькая, профессионал! Не нужны вафли, — гончая выдернула руку и нахмурилась. — Сегодня не нужны.
— Почему ты боишься идти?
Ирр быстро сбросила туфли, подогнула ноги к груди, поставив стопы на сиденье и тяжело вздохнула.
— Мы как-то встречались с одним парнем. Он с друзьями отмечал день рождения и меня тоже пригласил в ресторанчик. Приятно же, что позвали, правда? И не откажешь. Хотя свогор Браво запрещал мне ходить. Говорил, знакомы мало, нет доверия еще.
Очень хотелось отвести взгляд, а то и заткнуть уши. Хавьер знал порядком таких историй, как и то, что хорошо они не заканчиваются. Но не стал перебивать Ирр.
— … а он в конце пихает меня вперед, девка расплатится, говорит. Документы мои тоже швырнул, что не человек. И ушел с друзьями. Но хозяин в ресторанчике добрый был, три дочки у него и жена строгая. Попросил с уборкой помочь и посуду вымыть. Потом проводил до полицейского участка и сдал свогору Браво.
— Он ругался?
— Нет, смотрел строго очень, но недолго, а потом ушел. Дальше не знаю что, но на утро парень с компанией оказались в нашем участке. Три дня просидели в тюрьме за нападение на полицейского вержа, находящегося при исполнении.
— Я бы засадил на неделю.
Хавьер не выдержал и потянул руку, чтобы погладить Ирр по волосам. Гончая тяжело вздохнула-всхлипнула, по-звериному ткнула его носом в ладонь, затем прижалась совсем близко и обняла его за талию.
“Бывают отношения, которые не стоит начинать, если не готов их сделать серьезными” — говорил отец. Хавьер до конца не понимал всей глубины этой фразы, пока не встретил Ирр. Поэтому сейчас он тоже осторожно обнял девушку и поцеловал ее в макушку.
— Хороший ты, — проговорила она. — Много делаешь и ничего не требуешь взамен.
— Ты угощала меня пончиками. И бутербродами. Это многое значит.
— Нет, не серьезно. Даже не целуешь по-настоящему. Не пойму, зачем тогда помогаешь?
Той самой помощи были крохи. Хавьер прикупил какие-то вещи для Ирр, договорился и официально забрал ее из полицейского участка для помощи особому управлению, но по факту разрешил отсыпаться дома и только вечером брал на обходы злачных мест Второй линии. И то, потому что гончая сама просила. А еще Хавьер сделал для Ирр особые документы, которые разрешали без сопровождающего ходить по всем линиям Эбердинга.
— Меня радует твоя улыбка. Это как кусочек тепла и света в моей жизни.
Она нахмурила брови, затем покачала головой.
— Никудышная у тебя тогда жизнь, свогор следователь. Но я тебя не брошу.
И стиснула крепко-крепко. Силы ее тонким рукам было не занимать, но откуда тогда все эти истории про ресторан и прочее? Гончая всегда может отбиться от человека, даже от нескольких, что же мешало Ирр?
Спрашивать Хавьер не стал. У каждого есть свои секреты и право делиться ими тогда, когда посчитаешь нужным. А ему в самом деле нравилась улыбка Ирр. И то, как гончая сидит рядом, задрав нос.
Под темной вуалью не было видно ее лица, только губы, мастерски подкрашенные, чтобы подчеркнуть линию и объем. У настоящих доний и то и другое выражено не столь четко, а еще у них не бывало таких чуть вздернутых носов. Но это знал Хавьер, выросший среди них, а для человека попроще Ирр казалось настоящей аристократкой.
Она и отыгрывала ее как следует. Сразу начинала говорить правильно, демонстрировать великосветские жесты и держаться, как положено. За всю неделю их хождения по Второй линии, никто так и не заподозрил, что рядом с Хавьером верж. Даже пронырливый журналист назвал ее просто молодой любовницей, а не полицейской гончей.
У Ирр была “порода” и этого не отнять.
А еще — совсем нечеловеческое обаяние и искренность.
— И все равно не понимаю, зачем мы таскаемся по кабакам, — вздохнула она, выходя из машины.
— Монеты были у Морено еще до его смерти. Понимаешь? — Хавьер подставил ей локоть и пожалел, что под вуалью толком не разглядеть глаза. Ирр умела тысячу эмоций показывать только ими. — Кто-то забрал их, а затем убил инспектора и снова вложил одну ему в руку. Найдем какую-то зацепку — появится шанс поймать убийцу.
— Нет, не понимаю. Сложно ты думаешь, не найти таких улик, — возразила она.
— У меня свои осведомители.
— А ты расскажи! Они бестолковыми могут быть, вместе бы проверили. Или пошли по университетам, как советовал Дон Паук. Я бы узнала запах убийцы.
— Учебный год закончился, преподаватели и студенты разошлись по домам. Возможно, так было бы и быстрее, но даже свогор Кроу не примет в качестве улики твои показания. Нужно что-то более существенное. А если мы выйдем на убийцу через третьих лиц, то будет намного проще упечь его в тюрьму.
— Все равно не складно, — Ирр потрясла головой, после замерла, облизала губы и принюхалась. — Можно было и другими путями поискать, через артефакт, ты же говорил, что он особенный. И как узнал про монеты? Сложный ты, свогор следователь. Это все от неподходящего имени.
Спорить с ней было сложно, а еще — не особенно хотелось, поэтому Хавьер просто открыл перед Ирр дверь и пропустил ее вперед. Кабак средней руки, здесь уже от порога пахло выпивкой и дешевыми женскими духами, что все пахнут примерно одинаково. Света не хватало, он скупыми пучками выхватывал из темноты участки над постаментами, на каждом из которых извивались девушки-вержи. Хозяева этого кабака будто нарочно выбирали самых экзотических из них: у одной было целых восемь рук, другая полностью зеленая и с длинным тонким языком, которым облизывала шест, стоявший в центре ее постамента, у третьей нижняя половина тела будто взята у тонконогой лани.
На входе их сразу перехватил официант и повел к свободному столику.
— В самый угол, подальше от суматохи, — бросил Хавьер и пихнул ушлому вержу с козлиной бородой и рогами пару галлов. — И мы с женой очень любим кошек, если есть такие — пусть станцуют, оплатим щедро.
— Я понял, свогор, поищу.
Ирр заговорила, только когда они сели за стол.
