Тогда они упирали оружие в землю и переходили на «краматоры», рубя и кромсая оставшихся на ногах тварей под жуткие вопли горящих Рамидов, захлебывавшихся воспламенявшейся слюной. Повсюду кишели кучки червей. Рушились здания. Крыши, большей частью покрытые соломой, трещали. Не выдержав натиска, серые в беспорядке бросились прочь. Все еще ведший сражение с Ветром Вуликфер орал на них.
–– Куда вы, трусы?! Бейтесь вместе со мной! Стоять здесь! Здесь честью...
–– Здесь честь твоя и закончится. –– Произнес Ветер, отбросив шлем и голос его, более не стесненный стальными перегородками, зазвучал еще угрожающе, словно то было проклятие, произносимое бурей над океаном. Он стоял перед Вуликфером. Горячий ветер трепал его волосами, возможно русые, а возможно казавшиеся таковыми в полыхающем зареве. От чадящего дыма и бликов отражавшегося на доспехах огня, броня его казалась наполовину молочной. Десятки вен Вуликфера проявились на теле, точно это были не вены, а взъерошенная шерсть. Оба противника потрепали друг друга.
Рамид стоял, держа в левой лапе расползавшееся меж пальцем чрево. Свои кишки Вуликфер для сохранности намотал на руку повыше локтя. Левое плечо Ветер отсек ему. Доспех «Ворона» был изогнут в области груди и ног, ремни и заклепки держались на чуде. С каждым шагом человек чувствовал, как в спине стреляют два позвонка.
–– Ха-ха-ха! Наглый пиздюк! Вот эти тени (Залившийся хохотом Вуликфер не глядя указал себе за спину), это не крыши жалких халуп, что пылают сейчас во имя славы моего Владыки! Это не трепещущий от нашей силы камыш у реки! Это братья мои, что встали со мной! И вместе мы несокрушимы! Тебе не жить!
Рамид бросил на «Ворона» торжествующий взгляд, однако не прочел на лице смертного ни растерянности, ни страха. Он был также крепок, как его доспех в начале боя, также спокоен, как биение сердца сытой змеи. Ветер смотрел за спину серого с абсолютным бесстрашием и это бесстрашие вывело Вуликфера из себя. Яростно рыча он обернулся.
–– Р-р-а!
Его поредевшая братва отступала... Бежала. Драпала и улепетывала, как только могла. Потери средь «Воронов» были минимальны – один рыцарь и незначительное количество лошадей. Серые же были вырезаны почти полностью. Лишь девяток из них, израненных и согнувшихся, как те самые смертные, коих они недавно пинали, бежали теперь за хлипкий мост. Часть «Воронов» вскочила было по коням, но Рамиды разрушили переправу. Обученные скакуны, доскакав до воды, отвернули от нее и забили копытами – серые отравили течение и приученные к подобному лошади почувствовали опасность. На этой стороне остался один только Вуликфер и пятеро «Воронов» обступили его. Выставили мечи вперед, они сделали шаг вперед. В белеющей стали отражалась конвульсия пылавшего лагеря. Сквозь треск брусьев слышны были крики птиц, безуспешно порхавших вокруг своих гнезд на чердаках. Еще не прозревшие птенчики жалостливо чирикали.
–– А-а... Ну что, с-суки? –– Не столько произнес, сколько проплевал серый, утирая кровь с того месива, что десяток минут назад было его подбородком. –– Хотите посмотреть, как умирает Рамид? Ха-ха-ха-х...
Тут он запнулся, глянув под ноги. Близ его пят, все также вздрагивая, лежала разрубленная лошадь Ветра. Только теперь он заметил, что к крупу ее была прилажена цепь, на которой виднелось несколько полу-лиц, трофеев, обычно встречающихся среди слуг Темных, а также у перенявших от них такую военную причуду солдат. Обычно – опытных. Тут было пол хари «Кулака» Военных Раздоров, чемпиона первого возвышения с красным клыком, закрученным по спирали, как небольшой бивень и синим глазом, синева которого всегда кажется вытатуированной. Была тут половина лица «Мусаперы», твари, похожей на облезлую екамирскую рысь с продавленной спинкой, используемой многими опытными наездниками Тьмы для верховой езды. В полу-пасти «Мусапера» держала собственную лапу. А еще тут была тут часть лица «Сыпи», могучего порождения воли Великого Смафла. Увидев ее, Вуликфер поднял на Ветра дымящиеся глаза. Бывшее до того спокойным, теперь лицо его зло ухмыльнулось, сказав Рамиду без слов: «–– Видали уже».
Вуликфер выпрямился и одним жестом вырвал кишки. Закусив губы, он разжал пальцы, и они скользнули под ноги, закрыв собой отсеченные головы. Из стальных черных прорезей окруживших его «Воронов» не донеслось ни звука. Ветер вновь был спокоен. «Видимо... Смерть».
–– Великий Смафл... –– Прошептал Вуликфер. –– Направь мои когти. Р-ра!
С этим криком серый взмахнул обеими руками крест-накрест, вложив в удар всю свою мощь. От ударной волны с одного из стоявшего за его спиной «Воронв» сорвало налокотники. Одновременно с этим люди сделали шесть синхронных взмахов. Пластина доспеха Ветра скрипнула, как котенок и отвалилась, упав на шевелящуюся гриву коня. В следующую секунду Вуликфер взорвался кровавым фейерверком из шести мест сразу и его плоть упала на землю несколькими длинными дымящимися пластами. Закованные в черное рыцари поглядели вниз. У их сапог, напоминая начавший раскрываться бутон по весне, расползались лишенные жизни ошметки.
Прошедшая ночь оттаивала грязными подтеками на свинцовом небе. Получив по спине развалившимся деревом, Фенорамей встал, держась за топор и направился на опушку. Остатки, жалкие огрызки воинства Вуликфера, в сопровождении Парпарата и других серых подходили к Мафору. Они пошатывались и хромали. Ватага вверенных Фенорамею Рамидов, разрозненно и потерянно выходила из леса. Парпарат не стал ничего спрашивать – о произошедшем ночью он уже прочитал в мыслях собратьев и, раздраженно процедив: «–– Очко», с натяжением оттянул щупальца вниз.
–– Могучий Парпарат!.. –– Воскликнул Фенорамей, задыхаясь навалившимися эмоциями позора. ––... Я ведь был так силен! Как я так слаб?..
Парпарат посмотрел на него, запустив лапу под щупальца и растер щеку показавшейся из-под них гнилью.
–– Эх, младенец! Победа... Не достигается она только силой и яростью. Как бы нам этого не хотелось. Если бы все зависело только от силы, «Огненная война» не закончилась бы так, как закончилась (последние два слова он произнес с заметным опозданием).
–– Могучий Парпарат! –– Голос Фенорамея царапал изнутри горло. Неожиданно для себя серый приобрел внутри третье "нечто" – что-то, что не было ни нахальной жаждой торжествовать и насмехаться над слабыми, но при этом и не было частью почти отринутых им крошек сознания, звавшего себя отчего-то «Петром». Это был голос поруганной воинской чести. –– Мне стыдно за то, что я спрошу, но я не знаю, не помню этой войны! Что за война звалась «Огненной»?
К голосу первоотмеченного прибавились еще голоса. Голоса тех, кто зарание звал себя победителями, а меньше суток умывшихся бранным срамом.
–– Могучий Парпарат, вразуми!
–– Скажи, о великий, как воевали?!
–– Могучий Парпарат! Я не чувствую трепета в моих мышцах. Этой ночью я был бит! Бит безжалостно!
–– И я! И я тоже!
–– Неужели смертные могучи, как мы?!
Когда же голоса, напоминавшие треск отходящей от костей шкуры стихли, Парпарат оглядел собравшихся подле него воинов тьмы.
–– Пойдемте, гнилята... Я кое-что вам покажу.
Они покинули опушку леса, посыпаемые по шеям и спинам скрутившимися в трубы и иссохшими листьями и огромной дугой пошли вдоль города, даже не заходя на колосившиеся поля. С каменных стен за их перемещениями неотрывно следили десятки пар глаз, однако Парпарат не замышлял ни стремительного обхода, ни вероломного ложного отступления, никакого другого маневра. Он просто вел их за холмы.
Пока они шли, Рамиды могли наблюдать оживление, воцарившееся в деревнях. Слегка напуганные, слегка суеверные, как и подобает простому люду, деревенские спешно покидали дома, направляясь к городу, но при этом с опаской обходя выжженные ночью участки ржи. Кто в руках, кто на дрожках, кто на нелепых зимних санях, а кто и с узлом на спине, висевшем на палке, они тащили с собой припасы и ценности, завернутыми в ткань вещами. Кто-то нес хлеб и тарелку смородины, кто-то кота. Одна девчонка, еще молодая, несла глиняный горшок, на дне которого лежали самые дешевые бусы, смененные когда-то ее ухажером на ярмарке и нынче завернутые в красивый платок.
Фенорамею, в общем-то, было плевать. Но протестовал Петр. Он что-то шептал, однако едва они поднялись, ослепительный вид, представший пред серыми с вершины холма, заполонил все и изгнал Петю из памяти.
–– Смотрите, серые! –– Сказал Парпарат, широким жестом обведя то, что находилось внизу и притом не указывая на что-то конкретное. Глаза Фенорамея волнительно разбежались. Прямо под ними раскинулся гигантский, ветвистый, но самое главное – полностью белый лес. Белый лес. Он не сиял, рука зимы не касалась его. Нет. Он был просто белым. Весь, от острия листьев до (Фенорамей мог поспорить об этом на свою голову) уходящих в землю корней. Лишь стволы его деревьев из-за игр теней казались слегка сиреневыми, как корни волос белого одуванчика.
–– Что... Что это?
–– Что это?.. –– Переспросил Парпарат, смотря на завороженных лесом Рамидов. –– Это кладбище чести и пепелище нашей победы. Когда-то здесь была битва... Когда-то здесь.
–– Что, ребятня! –– Обратился к все еще не смененным Сигурду и Сакапуке гражданин Оливер Асгер Третий, скорым шагом прохаживавшийся возле бойниц. Сперва Сигурд и Сакапука радостно приветствовали его, однако тотчас они вспомнили о субординации. Под их глазами еще оставались вчерашние тени, не успевшие еще сойти с лиц после вчерашнего применения КА-1-6 или, как это действо звала военная терминология, «озарения». –– Как обстановка?
–– Да вот, гражданин генерал-губернатор. –– Сказал Сакапука, указав в сторону казавшегося отсюда небольшого пригорка, за которым лежало белое озеро. –– Какие-то чучела. Мы с Сакай так мысли – это вчерашние.
–– Что ж! Мыслите крепко. А-а... –– Произнес Оливер Асгер, подойдя к самому краю стены. ––... Пришли посмотреть на место последнего поражения? –– Генерал усмехнулся и сложил руки на груди. –– Небось тот, повыше, рассказывает всем, как они отгребли. Хотя о чем, кроме бахвальства, вообще способна рассказать эта тварь? Нда-а... Они отсюда прям как точки на палочках. А вы, значит, их видите, да? Молодцы-ы. –– Оливер отошел от края и потрепал по плечу Сакапуку.
–– А вы...
–– Чего, малец?
–– Нет, гражданин генерал-губернатор. Я...
–– Да говори уже! Кто нас тут услышит, окромя птиц? –– Старик ухмыльнулся и расправил усы. Вместо Сакапуки его спросил Сигурд.
–– А вы-ы... Были там?
Выпалив это, он тут же смолк и что было силы выпрямился.
–– А-а, ничего. –– Оливер Асгер махнул рукой. –– Был ли я на «Огненной войне»? Нет, парни, не был. Я тогда даже не родился еще. Но битва была тогда о-го-го! –– Затем его лицо стало неожиданно хмурым. –– Тогда наша планета одной ногой стояла в пропасти.
В этот момент подошла смена. Бойцы, подстегнутые присутствием губернатора, бодра отрапортовали друг другу о том, что «согласно устава»... ну, и так далее, и Сигурда с Сакапукой наконец-то сменили. Она пошли было к лестнице, но тут первый из них все же не выдержал и, обернувшись к Асгеру, робко спросил:
–– А вы нам расскажете?
Сакапука аж нервно сглотнул, косясь на него. Однако Оливер Асгер только по-доброму засмеялся.
–– А почему бы и нет? Хотите послушать старую байку? Мне все едино сегодня весь день не сойти со стены. Давайте тогда отойдем, что ли.
Они отошли к задней части стены, откуда открывались виды на город. Мафор просыпался. Первые лошади сонно плелись по мостовой. Из окон одного из домов, застроенной в несколько ярусов улицы (ничего необычного – Серый квартал) высунулась девица с фарфоровой вазой. На перекрестке Изгнания и Трех Шумов меж собой перебранивались циркач, отставший от труппы и два уборщика. Так бывало всегда, когда кто-нибудь из членов одной из шести цирковых шаек, каждую неделю колесивших по маршруту "Первый квартал-Надмотостовая улица-Черная Морда-Бар «у Щегла»-Серый квартал-Ратуша" по той или иной причине (чаще всего потому что набутылился вдрызг) оставался на месте прошедшего представления. Сказать по совести – отставший не мог быть в ответе все горы мусора, оставшиеся после разъехавшихся циркачей, однако уборщикам было по боку. В итоге бока у неудачливых фокусников болели по-настоящему. Возле черных дверей харчевни «Таран» трактирщик, предлагающие дымы и зелья, расслабляющие разум, сцепился с священником, призывавшего проходящих мимо к отказу от клятых злобесовых зелий. Бородам обоих серьезно не поздоровилось. Из игорного дома под Чугунным мостом, что, как нетрудно догадаться, находился под Надмостовой улицей, вышел человек, от стыда закутанный в плащ. Это был представитель торгового дома, который еще вчера днем облапошил очередного полуграмотного селянина, а уже ночью слуга «Фартового рубашки» точно также облапошил уже его. Одинокие фигуры ночных бабочек, готовых потрогать за кокон любого, был бы он при деньгах, неспешно зашевелились. Чувствуя себя ночью в своей тарелке, они были подобным островам сорняков, цветущих у подножья фонариков, растворяясь лишь ненадолго в холодной ночи, завидев вдали уже давно знакомые фигуры стражников, вышедших в очередной рутинный патруль городских площадей и услужливо «не замечавших» ночных красоток за плату определенного свойства. Теперь же наступал день, и они ужами ползли обратно в норы. В лежавших на самом западе, возле спуска в подгорные шахты, «Муравейниках безнадеги» также просыпалась жизнь. Вдыхая испарения смердящих канализаций, кипевших кастрюль, в которых бедняки кипятили похлебку, наполовину состоящую из грязи, а на другую половину – из воды, они тихо, поскольку сил было мало, поминали богов, устроивших мир так, что в нем были бедные и страдания.
–– «Огненная война», ребята... Оу, у нас гости.
К губернатору и слушавшим его вечным и вправду подступили молодые бойцы, также отпущенные на отдых. Они скромно вставали рядом, держа ладони на локтях. Смотрели все с интересом. Видимо, кто-то кому-то уже шепнул, что генерал будет о чем-то рассказывать. О чем-то далеком.
В это же самое время к серые внимали каждому слову Парпарата. Один из Рамидов мельком глянул на стену. «Что-то затевают» –– Подумал стоявший на стене вечный, вглядываясь в собравшиеся в далике точки. «Затеяли что-то» –– Подумал Рамид, глядя на то, как на стене, в отдалении, несколько точек обрались полукругом.
–– Вы же про «Огненную войну» расскажете, да? –– Спросил один из молодых рыцарей, а один из серых присел на корточки возле Парпарата и, чтобы ему было удобней сидеть, перебрасывая член через плечо.
–– Чего тут было... –– Парпарат замолчал, смотря на собравшихся с видимым удовольствием. Он и без телепатии знал, что это всем интересно. Серые закивали.
–– Ага!
–– Да!
–– Расскажи!
–– Ну, тогда слушай.
–– Так оно было... –– Это сказали уже на стенах.
Компания на Большом Вулве 8938-8940 годов, более известная как «Огненная война», коротенько рассказанная Парпаратом и Оливеро Асгером серым и вечным рыцарям соответственно за пару часиков и независимо друг от друга.
I
–– И так, молодежь. –– Голос губернатора звучал торжественно. По всему было видно, разговоры о прошлом Асгер любил. –– Конечно же все вы так или и иначе слышали о «Огненной
–– Куда вы, трусы?! Бейтесь вместе со мной! Стоять здесь! Здесь честью...
–– Здесь честь твоя и закончится. –– Произнес Ветер, отбросив шлем и голос его, более не стесненный стальными перегородками, зазвучал еще угрожающе, словно то было проклятие, произносимое бурей над океаном. Он стоял перед Вуликфером. Горячий ветер трепал его волосами, возможно русые, а возможно казавшиеся таковыми в полыхающем зареве. От чадящего дыма и бликов отражавшегося на доспехах огня, броня его казалась наполовину молочной. Десятки вен Вуликфера проявились на теле, точно это были не вены, а взъерошенная шерсть. Оба противника потрепали друг друга.
Рамид стоял, держа в левой лапе расползавшееся меж пальцем чрево. Свои кишки Вуликфер для сохранности намотал на руку повыше локтя. Левое плечо Ветер отсек ему. Доспех «Ворона» был изогнут в области груди и ног, ремни и заклепки держались на чуде. С каждым шагом человек чувствовал, как в спине стреляют два позвонка.
–– Ха-ха-ха! Наглый пиздюк! Вот эти тени (Залившийся хохотом Вуликфер не глядя указал себе за спину), это не крыши жалких халуп, что пылают сейчас во имя славы моего Владыки! Это не трепещущий от нашей силы камыш у реки! Это братья мои, что встали со мной! И вместе мы несокрушимы! Тебе не жить!
Рамид бросил на «Ворона» торжествующий взгляд, однако не прочел на лице смертного ни растерянности, ни страха. Он был также крепок, как его доспех в начале боя, также спокоен, как биение сердца сытой змеи. Ветер смотрел за спину серого с абсолютным бесстрашием и это бесстрашие вывело Вуликфера из себя. Яростно рыча он обернулся.
–– Р-р-а!
Его поредевшая братва отступала... Бежала. Драпала и улепетывала, как только могла. Потери средь «Воронов» были минимальны – один рыцарь и незначительное количество лошадей. Серые же были вырезаны почти полностью. Лишь девяток из них, израненных и согнувшихся, как те самые смертные, коих они недавно пинали, бежали теперь за хлипкий мост. Часть «Воронов» вскочила было по коням, но Рамиды разрушили переправу. Обученные скакуны, доскакав до воды, отвернули от нее и забили копытами – серые отравили течение и приученные к подобному лошади почувствовали опасность. На этой стороне остался один только Вуликфер и пятеро «Воронов» обступили его. Выставили мечи вперед, они сделали шаг вперед. В белеющей стали отражалась конвульсия пылавшего лагеря. Сквозь треск брусьев слышны были крики птиц, безуспешно порхавших вокруг своих гнезд на чердаках. Еще не прозревшие птенчики жалостливо чирикали.
–– А-а... Ну что, с-суки? –– Не столько произнес, сколько проплевал серый, утирая кровь с того месива, что десяток минут назад было его подбородком. –– Хотите посмотреть, как умирает Рамид? Ха-ха-ха-х...
Тут он запнулся, глянув под ноги. Близ его пят, все также вздрагивая, лежала разрубленная лошадь Ветра. Только теперь он заметил, что к крупу ее была прилажена цепь, на которой виднелось несколько полу-лиц, трофеев, обычно встречающихся среди слуг Темных, а также у перенявших от них такую военную причуду солдат. Обычно – опытных. Тут было пол хари «Кулака» Военных Раздоров, чемпиона первого возвышения с красным клыком, закрученным по спирали, как небольшой бивень и синим глазом, синева которого всегда кажется вытатуированной. Была тут половина лица «Мусаперы», твари, похожей на облезлую екамирскую рысь с продавленной спинкой, используемой многими опытными наездниками Тьмы для верховой езды. В полу-пасти «Мусапера» держала собственную лапу. А еще тут была тут часть лица «Сыпи», могучего порождения воли Великого Смафла. Увидев ее, Вуликфер поднял на Ветра дымящиеся глаза. Бывшее до того спокойным, теперь лицо его зло ухмыльнулось, сказав Рамиду без слов: «–– Видали уже».
Вуликфер выпрямился и одним жестом вырвал кишки. Закусив губы, он разжал пальцы, и они скользнули под ноги, закрыв собой отсеченные головы. Из стальных черных прорезей окруживших его «Воронов» не донеслось ни звука. Ветер вновь был спокоен. «Видимо... Смерть».
–– Великий Смафл... –– Прошептал Вуликфер. –– Направь мои когти. Р-ра!
С этим криком серый взмахнул обеими руками крест-накрест, вложив в удар всю свою мощь. От ударной волны с одного из стоявшего за его спиной «Воронв» сорвало налокотники. Одновременно с этим люди сделали шесть синхронных взмахов. Пластина доспеха Ветра скрипнула, как котенок и отвалилась, упав на шевелящуюся гриву коня. В следующую секунду Вуликфер взорвался кровавым фейерверком из шести мест сразу и его плоть упала на землю несколькими длинными дымящимися пластами. Закованные в черное рыцари поглядели вниз. У их сапог, напоминая начавший раскрываться бутон по весне, расползались лишенные жизни ошметки.
***
Прошедшая ночь оттаивала грязными подтеками на свинцовом небе. Получив по спине развалившимся деревом, Фенорамей встал, держась за топор и направился на опушку. Остатки, жалкие огрызки воинства Вуликфера, в сопровождении Парпарата и других серых подходили к Мафору. Они пошатывались и хромали. Ватага вверенных Фенорамею Рамидов, разрозненно и потерянно выходила из леса. Парпарат не стал ничего спрашивать – о произошедшем ночью он уже прочитал в мыслях собратьев и, раздраженно процедив: «–– Очко», с натяжением оттянул щупальца вниз.
–– Могучий Парпарат!.. –– Воскликнул Фенорамей, задыхаясь навалившимися эмоциями позора. ––... Я ведь был так силен! Как я так слаб?..
Парпарат посмотрел на него, запустив лапу под щупальца и растер щеку показавшейся из-под них гнилью.
–– Эх, младенец! Победа... Не достигается она только силой и яростью. Как бы нам этого не хотелось. Если бы все зависело только от силы, «Огненная война» не закончилась бы так, как закончилась (последние два слова он произнес с заметным опозданием).
–– Могучий Парпарат! –– Голос Фенорамея царапал изнутри горло. Неожиданно для себя серый приобрел внутри третье "нечто" – что-то, что не было ни нахальной жаждой торжествовать и насмехаться над слабыми, но при этом и не было частью почти отринутых им крошек сознания, звавшего себя отчего-то «Петром». Это был голос поруганной воинской чести. –– Мне стыдно за то, что я спрошу, но я не знаю, не помню этой войны! Что за война звалась «Огненной»?
К голосу первоотмеченного прибавились еще голоса. Голоса тех, кто зарание звал себя победителями, а меньше суток умывшихся бранным срамом.
–– Могучий Парпарат, вразуми!
–– Скажи, о великий, как воевали?!
–– Могучий Парпарат! Я не чувствую трепета в моих мышцах. Этой ночью я был бит! Бит безжалостно!
–– И я! И я тоже!
–– Неужели смертные могучи, как мы?!
Когда же голоса, напоминавшие треск отходящей от костей шкуры стихли, Парпарат оглядел собравшихся подле него воинов тьмы.
–– Пойдемте, гнилята... Я кое-что вам покажу.
Они покинули опушку леса, посыпаемые по шеям и спинам скрутившимися в трубы и иссохшими листьями и огромной дугой пошли вдоль города, даже не заходя на колосившиеся поля. С каменных стен за их перемещениями неотрывно следили десятки пар глаз, однако Парпарат не замышлял ни стремительного обхода, ни вероломного ложного отступления, никакого другого маневра. Он просто вел их за холмы.
Пока они шли, Рамиды могли наблюдать оживление, воцарившееся в деревнях. Слегка напуганные, слегка суеверные, как и подобает простому люду, деревенские спешно покидали дома, направляясь к городу, но при этом с опаской обходя выжженные ночью участки ржи. Кто в руках, кто на дрожках, кто на нелепых зимних санях, а кто и с узлом на спине, висевшем на палке, они тащили с собой припасы и ценности, завернутыми в ткань вещами. Кто-то нес хлеб и тарелку смородины, кто-то кота. Одна девчонка, еще молодая, несла глиняный горшок, на дне которого лежали самые дешевые бусы, смененные когда-то ее ухажером на ярмарке и нынче завернутые в красивый платок.
Фенорамею, в общем-то, было плевать. Но протестовал Петр. Он что-то шептал, однако едва они поднялись, ослепительный вид, представший пред серыми с вершины холма, заполонил все и изгнал Петю из памяти.
–– Смотрите, серые! –– Сказал Парпарат, широким жестом обведя то, что находилось внизу и притом не указывая на что-то конкретное. Глаза Фенорамея волнительно разбежались. Прямо под ними раскинулся гигантский, ветвистый, но самое главное – полностью белый лес. Белый лес. Он не сиял, рука зимы не касалась его. Нет. Он был просто белым. Весь, от острия листьев до (Фенорамей мог поспорить об этом на свою голову) уходящих в землю корней. Лишь стволы его деревьев из-за игр теней казались слегка сиреневыми, как корни волос белого одуванчика.
–– Что... Что это?
–– Что это?.. –– Переспросил Парпарат, смотря на завороженных лесом Рамидов. –– Это кладбище чести и пепелище нашей победы. Когда-то здесь была битва... Когда-то здесь.
–– Что, ребятня! –– Обратился к все еще не смененным Сигурду и Сакапуке гражданин Оливер Асгер Третий, скорым шагом прохаживавшийся возле бойниц. Сперва Сигурд и Сакапука радостно приветствовали его, однако тотчас они вспомнили о субординации. Под их глазами еще оставались вчерашние тени, не успевшие еще сойти с лиц после вчерашнего применения КА-1-6 или, как это действо звала военная терминология, «озарения». –– Как обстановка?
–– Да вот, гражданин генерал-губернатор. –– Сказал Сакапука, указав в сторону казавшегося отсюда небольшого пригорка, за которым лежало белое озеро. –– Какие-то чучела. Мы с Сакай так мысли – это вчерашние.
–– Что ж! Мыслите крепко. А-а... –– Произнес Оливер Асгер, подойдя к самому краю стены. ––... Пришли посмотреть на место последнего поражения? –– Генерал усмехнулся и сложил руки на груди. –– Небось тот, повыше, рассказывает всем, как они отгребли. Хотя о чем, кроме бахвальства, вообще способна рассказать эта тварь? Нда-а... Они отсюда прям как точки на палочках. А вы, значит, их видите, да? Молодцы-ы. –– Оливер отошел от края и потрепал по плечу Сакапуку.
–– А вы...
–– Чего, малец?
–– Нет, гражданин генерал-губернатор. Я...
–– Да говори уже! Кто нас тут услышит, окромя птиц? –– Старик ухмыльнулся и расправил усы. Вместо Сакапуки его спросил Сигурд.
–– А вы-ы... Были там?
Выпалив это, он тут же смолк и что было силы выпрямился.
–– А-а, ничего. –– Оливер Асгер махнул рукой. –– Был ли я на «Огненной войне»? Нет, парни, не был. Я тогда даже не родился еще. Но битва была тогда о-го-го! –– Затем его лицо стало неожиданно хмурым. –– Тогда наша планета одной ногой стояла в пропасти.
В этот момент подошла смена. Бойцы, подстегнутые присутствием губернатора, бодра отрапортовали друг другу о том, что «согласно устава»... ну, и так далее, и Сигурда с Сакапукой наконец-то сменили. Она пошли было к лестнице, но тут первый из них все же не выдержал и, обернувшись к Асгеру, робко спросил:
–– А вы нам расскажете?
Сакапука аж нервно сглотнул, косясь на него. Однако Оливер Асгер только по-доброму засмеялся.
–– А почему бы и нет? Хотите послушать старую байку? Мне все едино сегодня весь день не сойти со стены. Давайте тогда отойдем, что ли.
Они отошли к задней части стены, откуда открывались виды на город. Мафор просыпался. Первые лошади сонно плелись по мостовой. Из окон одного из домов, застроенной в несколько ярусов улицы (ничего необычного – Серый квартал) высунулась девица с фарфоровой вазой. На перекрестке Изгнания и Трех Шумов меж собой перебранивались циркач, отставший от труппы и два уборщика. Так бывало всегда, когда кто-нибудь из членов одной из шести цирковых шаек, каждую неделю колесивших по маршруту "Первый квартал-Надмотостовая улица-Черная Морда-Бар «у Щегла»-Серый квартал-Ратуша" по той или иной причине (чаще всего потому что набутылился вдрызг) оставался на месте прошедшего представления. Сказать по совести – отставший не мог быть в ответе все горы мусора, оставшиеся после разъехавшихся циркачей, однако уборщикам было по боку. В итоге бока у неудачливых фокусников болели по-настоящему. Возле черных дверей харчевни «Таран» трактирщик, предлагающие дымы и зелья, расслабляющие разум, сцепился с священником, призывавшего проходящих мимо к отказу от клятых злобесовых зелий. Бородам обоих серьезно не поздоровилось. Из игорного дома под Чугунным мостом, что, как нетрудно догадаться, находился под Надмостовой улицей, вышел человек, от стыда закутанный в плащ. Это был представитель торгового дома, который еще вчера днем облапошил очередного полуграмотного селянина, а уже ночью слуга «Фартового рубашки» точно также облапошил уже его. Одинокие фигуры ночных бабочек, готовых потрогать за кокон любого, был бы он при деньгах, неспешно зашевелились. Чувствуя себя ночью в своей тарелке, они были подобным островам сорняков, цветущих у подножья фонариков, растворяясь лишь ненадолго в холодной ночи, завидев вдали уже давно знакомые фигуры стражников, вышедших в очередной рутинный патруль городских площадей и услужливо «не замечавших» ночных красоток за плату определенного свойства. Теперь же наступал день, и они ужами ползли обратно в норы. В лежавших на самом западе, возле спуска в подгорные шахты, «Муравейниках безнадеги» также просыпалась жизнь. Вдыхая испарения смердящих канализаций, кипевших кастрюль, в которых бедняки кипятили похлебку, наполовину состоящую из грязи, а на другую половину – из воды, они тихо, поскольку сил было мало, поминали богов, устроивших мир так, что в нем были бедные и страдания.
–– «Огненная война», ребята... Оу, у нас гости.
К губернатору и слушавшим его вечным и вправду подступили молодые бойцы, также отпущенные на отдых. Они скромно вставали рядом, держа ладони на локтях. Смотрели все с интересом. Видимо, кто-то кому-то уже шепнул, что генерал будет о чем-то рассказывать. О чем-то далеком.
В это же самое время к серые внимали каждому слову Парпарата. Один из Рамидов мельком глянул на стену. «Что-то затевают» –– Подумал стоявший на стене вечный, вглядываясь в собравшиеся в далике точки. «Затеяли что-то» –– Подумал Рамид, глядя на то, как на стене, в отдалении, несколько точек обрались полукругом.
–– Вы же про «Огненную войну» расскажете, да? –– Спросил один из молодых рыцарей, а один из серых присел на корточки возле Парпарата и, чтобы ему было удобней сидеть, перебрасывая член через плечо.
–– Чего тут было... –– Парпарат замолчал, смотря на собравшихся с видимым удовольствием. Он и без телепатии знал, что это всем интересно. Серые закивали.
–– Ага!
–– Да!
–– Расскажи!
–– Ну, тогда слушай.
–– Так оно было... –– Это сказали уже на стенах.
Глава 3.
Компания на Большом Вулве 8938-8940 годов, более известная как «Огненная война», коротенько рассказанная Парпаратом и Оливеро Асгером серым и вечным рыцарям соответственно за пару часиков и независимо друг от друга.
I
–– И так, молодежь. –– Голос губернатора звучал торжественно. По всему было видно, разговоры о прошлом Асгер любил. –– Конечно же все вы так или и иначе слышали о «Огненной
