Казалось, участки леса, которыми их отряд продвигался вперед, вымирали при их приближении и настороженно оживали после отдаления.
– Стулгрим, Фенорамей! –– Воскликнул Парпарат, обращаясь к новообращенному Фенорамею, а также к шедшему рядом с ним серому. –– Восславьте нашего владыку, излейте скверну на сии девственные просторы! Губите их!
Новообращенный Фенорамей, как он думал – не помнил, а на самом же деле – понятия не имел, как конкретно изливать скверну, однако, как только команда прозвучала, он почувствовал каждой порой кожи своей, насколько безумно желает он это сделать. Стулгрим же, не теряя времени даром, поднял обе свои монструозные лапищи вверх и резкими движениями начал сдирать с них кожу. Зеленая жидкость, тут же засочившаяся от его запястий бурными потоками, полилась на землю. Траву, извивавшаяся у ног серого почернела и начала, опадая стебля, увядать, в то время как стволы ближайших деревьев стали покрываться темными пятнами. Налетевший ночной ветер поднял с их крон пыль, в которую начали крошиться их листья. Захохотавший Стулгрим закричал: «–– Догоняй!», после чего понесся по лесу, разнося заразу по ближайшим кустам. По колонне серых пронеслись крики, довольно скоро оставшиеся за деревьями:
–– Во славу Великого Смафла!
–– Именем Его!
Фенорамей удалялся вперед, срывая кожу с рук и разбрасывая ее по дуплам. Из них вылетали очумевшие филины и под их уханье он заливал землю и траву зеленой жижей. Канальца его вен налились синевой. Казалось кровь в них вот-вот вскипит под кожей. Что было силы он рвал их, давая прыснувшей жидкости с шипением вырваться наружу. Одновременно с этим волна эйфории накрыла его с головой – он почувствовал тоже, что чувствует работяга, когда после изнурительного рабочего он извлекает из холодильника бутылочку пенного, опустив при этом ноги в тазик с горячей водой. Ветер, что коснулся избавившегося от кожи мяса лишь усиливал это чувство. Во все горло смеясь от восторга, Фенорамей помчался вслед за Стулгримом, желая перегнать его. И чем большую он при этом набирал скорость, чем активнее ветер ласкал его руки, тем большее наслаждение Фенорамей ощущал. Окрыленный, он пытался криком восславить Великого Смафла, но очень скоро эти попытки утонули в лишившемся сознания хохоте...
Два часа они со Стулгримом носились по лесу, как обезумевшие, рыча и лая на все лады. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы кора многих деревьев покрылась коркой цвета болотной тина, трава в лесу почернела, а стебли ее свернулись черными лентами. Но более всего Фенорамея завораживало то, как в птичьих гнездах лопались гнойными фонтанчиками и стекали вниз яйца. Однако ничто не может продолжаться вечно под звездами. Постепенно ощущение эйфории стало пропадать. В глазах потемнело, а по рукам прошла ноющая боль, поселившаяся затем в локтях. К этому времени возглавляемый Парпаратом отряд достиг опушки леса, за которой начиналось равнинное поле.
В следующие два дня, в течении которых у новообращенного серого временами вспыхивали остатки памяти, благодаря которым Фенорамей-Петр заметил, что он стал практически невосприимчив к голоду и усталости (за два дня и две ночи, проведенных в движении он оставался все также бодр), слуги Хвори провели в вояже по этому полю, отравляя встречающиеся на пути наделы, выделенные под огороды, порча воду в устье протекающей рядом реки, а также заражая или сжигая стоги соломы. Временами отряду попадались животные – бродячие собаки и полевые мышата, которых Парпарат движением кисти и забубенными восклицаниями обращал в полуразложившиеся трупы, начинающие неотступно следовать за отрядом, радостно подвывая. При этом, если Фенорамей все же решался чего-нибудь скушать (летучая мышь, колосок ячменя, аппетитный корень) еда все также приносила ему наслаждение. Ее вкус словно усилился в несколько раз, при этом потребности в ней он не испытывал. Вообще общее его состояние отражалось примерно следующими размышлениями, не воспроизводимыми, но скорее намертво поселившимися в его голове: «Намана. Щас намана. Вот раньше было говно. А щас – намана. Идем? Ага. Куда?.. Намана. Вот раньше было говно. А щас?.. Намана». Он был спокоен и уверен в себе. В первую очередь эта уверенность шла от шагавшего первым Парпарата, который, будучи вооруженный четырехметровым шестом из лишенной ветвей и оскверненной хворью осины, вел отряд вперед, не выказывая сомнений. Мощные мышцы и когти собратьев, а также собственное новое тело, переполненное могуществом, также способствовали тому, что Фенорамей-Петр послушно, в спокойствии шел вперед, думая лишь о том, что все «намана».
По истечении третьего дня пути отряд чудовищ остановился у копанки, с одной стороны окруженной полем, с другой – стеной колыхавшегося камыша. Получив команду: «–– Разброд и шатание!», Фенорамей не придумал ни чего лучше рыбалки. Он вошел в воду и выдернул из камышей длинный побег, который, к слову, начал неспешно разлагаться в его ладони и стал удить рыбу первобытным способом. Впив глаза в реку, он искал рыбины стоя в воде с открытым ртом. Всего через минуту вода в реке стала окрашиваться в едко-зеленый, поскольку в нее попадала жидкость, капавшая из его пасти.
Неизвестно каким был бы улов Фенорамея, если бы всю малину ему не обломал такой же серый Рамид как и он сам, подошедший к реки в этом же месте. Встав на колени у края реки, он начал пить, хлюпая и свистя разорванными щеками. По водоему немедленно разнеслась скверна и буквально через пару минут метрах в трех от Фенорамея начала всплывать кверху брюхом мертвая рыба.
–– Прости, я не специально. –– Произнес серый, ехидно улыбаясь своей сгнившей нижней губами. Верхней губы у него не было вовсе. –– Хотя знаешь, нет! Все-таки специально!
Фенорамид заревел и ринулся на серого. Тот на него. В мгновение ока оба оказались по пояс в речке, отравляя ее еще больше и окатывая друг друга потоками уже начавшей тухнуть воды.
«–– Хватит разлагать дисциплину!». –– Гневный приказ Парпарата разнесся в их головах.
–– Да будет, Парпарат! –– Сказал серый Кридис, плескавшийся вместе с Фенорамеем.
–– Разве разложение – не наша суть?
–– Твое замечание не уместно, новообращенный, однако ход твоих мыслей мне нравится. –– Отозвался Парпарат, теперь говоря непосредственно голосом. –– Очень скоро тебе представится возможность разрушать сколько хочешь в свое удовольствие. Мы как раз почти пришли.
–– Куда?
–– Куда надо. –– Отрезал Парпарат, после чего отошел от речки и взбираясь на невысокий холм. Фенорамей также покинул реку, прибрежная тина которой уже начала густеть, превращаясь в болотце и взобравшись на холм увидел небольшой городок, освещенный лучами находившегося в зените Калпариса. Стены его были возведены из древа и камня, с многочисленными дощатыми пристройками, примыкавшим к ним. Строения внутри города были построены по большей части из дерева, хотя, конечно, с холма виднелось и несколько каменных зданий. Ничего больше, кроме разве что пары игравших золотом шпилей, разглядеть было нельзя. Да и не нужно. Едва увидев человеческий город, Фенорамей почувствовал острое желание осквернять, жечь, разрушать.
–– Дождаться ночи и в налет. –– Сказал серый Шусмар, подошедший к ним и вставший на колено возле Парпарата. –– Храмы оскверняем, стариков, женщин и детей потрошим во славу Великого, тела же их станут вместилищем даров Его.
–– Хороший план, Шусмар. –– Похвалил серого Парпарат и его щупальца весело заплясали на плечах. –– Мужчин волоките ко мне, им уготована великая честь встать вместе с нами за Владыку Хвори!
–– Могущественный Парпарат, а если в городе есть кто-нибудь из солдат Вечной Империи? –– С недоверием спросил один из серых.
–– Тогда, милостью Великого Смафла, Творца чумных поветрий, Первопричины отравления колодцев и порчи хлебов я спасусь бегством, ну а вас брошу подыхать здесь. –– Не изменившись в лице произнес Парпарат.
«Вполне намана» –– Подумал Фенорамей.
Около получаса назад город укрыл мрак летней ночи, однако некоторые из его улочек были освещены светом гирляндами и шаров, которые жители развесили на фасадах домов и между ними в честь какого-то там людского праздника. В описываемый час многие горожане разошлись по домам, лишь некоторые, большей частью жители пригорода, все еще сновали впопыхах возле городских стен, стараясь поскорее покинуть территорию города и вернуться в дома. Звезды заволокло тучами. В это самое время с юго-востока к городу приближались достойные слуги Великого Смафла, среди которых был и Фенорамей. Приближались они стремительно.
Наклонив вперед туловища, в одночасье закипев от пят до пастей, по команде Парпарата серые ринулись в бой, устремившись к городу кто на двух ногах, а кто и на четвереньках. От медлительных и спокойных увальней не осталось и следа. Теперь это были свирепые войны, которые лишь до поры до времени сдерживали свою ярость и застывший меж клыков, желая не растерять раньше времени эффект внезапности. Эту перемену в себе, пусть и не осознанно Петр подметил. Он подумал о том, что несмотря на общую леность, когда нужно его организм способен мобилизоваться фактически за секунды. «Не то, что у меня раньше... То есть у людей... То есть...». Дальнейшие размышления, также, как и отблеск его предыдущего сознания потонули в кипящем желании разрушения также внезапно, как всплыли за миг до этого.
Между тем расстояние между ними и дощатыми халупами с каждой секундой все сокращалось. Все бегущие, направляемые к ним помимо собственного желания еще и волей Парпарата знали, что достигнуть ворот следует до того, как тучи, которые нагнал на небо Парпарат, будут рассеяны ветром. Парпарат также сказал им, что если они ворвутся в город, когда тучи еще будут над ним, то тогда он нашлет на город гнилой ливень, который придаст им еще больше силы. «Еще больше силы?» –– В эти мгновения, пока Фенорамей-Петр вместе с собратьями несся к стенам, улыбаясь тому, как позади них в пыль рассыпаются листья кустарника, разум его был кристально чист, и Рамид рассуждал быстро и ясно, без всяких «намана» и повторений. –– «А это заманчиво. Хотя... Куда еще больше? Я и так сильнее любого во всей галактике, во всей вселенной, я... Я непобедим! К тому же на нашей стороне ночь. Разве есть в целом свете те, кто способны хотя бы сравниться с нами? Вечная Империя? Вздор! Никому против нас не выстоять!». Фенорамей не знал, что такое Вечная Империя да ему было и не до нее. Он готовился рвать.
Наконец, серые достигли города. Рев нескольких десятков глоток, вынужденных до этого удерживаться от его высвобождения, обрушился на дома с такой силой, что в тех из них, окна которых не были затворены ставнями, лишились стекл. Одним прыжком перемахнув через забор и вслед за этим перепрыгивая на крышу, Фенорамею на секунду почудилось, что все эти мысли, пафосные и бередящие его самолюбие, не являются плодом его фантазий, а как будто бы были бережно кем-то ему нашептаны. Благо, в следующее мгновение Фенорамей приземлился на крышу, завязнув в соломе и это сомнение быстро рассеялось. «Нет, бред какой-то» –– Подумал он, обхватив руками ногу и что было силы выдергивая ее из чердака. Что бы его, такого сильно кто бы то ни было мог использовать?! Нет, невозможно! Смафл? Да, де юре он ему служит, но он далеко, и, как говорит Парпарат, ему нет до таких червей, как они никакого дела. А больше ему никто не указ! Он – Фенорамей, господин своей судьбы. Все ответят ему за страдания... Да, весь мир был жесток и не справедлив. Фенорамей увидел собственные годы, проведенные в интернате, учителей и воспитанников, которые явно относились к нему с недостаточным почитанием. Теперь это было еще очевидней. Ему как будто открыли глаза... Он сам их открыл. О-о-о, как он страдал! Как был несчастен! Все перенесенные им унижения усилились в памяти в тысячи раз. Но теперь он сам и есть страдание. Их страдание. Кровь прольется!
И, разрывая грудь когтями, он перепрыгнул через забор. Приземлившись по ту сторону стены, Фенорамей метнулся к воротам. Занеся над головой когти он одним ударом снес засов. От удара по древесине во все стороны прошли трещины, калитка хрустнула и сорвалась с петель, пропуская внутрь полчища дьяволов. Он еще даже не развернулся, когда сзади донеслись первые вопли жертв. Разбрасывая вокруг себя кипящую пену, бурлившую меж клыков, серые влетали в дома, ломая стены и снося двери. Они заставали людей в постелях, стаскивали их с кроватей, давили и рвали на части, выкидывая головы в окна. Те жители городка, которых Рамиды застали у дверей, пытались их затворить, но ничего не выходило. Обладая невероятной силой, серые попросту дергали двери на себя, иногда вырывая их вместе с пальцами. Вламываясь в дома, они выламывали из стен косяки и забивали ими детей и старух, пинками смешивая их тела в кучи однородных дымящихся, верезжащих хрящей.
С разбегу влетев в деревянную стену, Фенорамей проник внутрь одного из первых домов за стеной. Это была караульная. Несколько солдат, которых он застали врасплох за поздним ужином, с криками повскакивали из-за стола и бросились к стоявшим у стен копьям. Ощерившись, Фенорамей ринулся прямо на них. Движеньем локтя он отшвырнул разделявший их кухонный стол и тот с грохот отлетел в стену, разбив окно. Настигнув караульных у их оружия, Фенорамей схватил одного из них за шею и расплющил его голову на ходу, хлопнув ладонями ему по ушам и перекинув хлеставшее кровью тело через плечо. Следующего солдата он разорвал на куски, еще двоих впечатал в стены, причем второго впечатал в первого, так что изнутри этой котлеты какое-то время еще доносился противный писк, полный ужаса. Вот это сила!
Со столь радостной мыслью Фенорамей выскочил на улицу, проделав в стене новую дыру коленом, хотя места для выхода и без того было предостаточно. Двое других серых забежали в проделанные им отверстия и когда он вышел на улицу из окон второго этажа к его ногам стали падать исколеченные куски мяса, некоторые из которых еще мычали. Собственная мощь стремительно взрастила гордость! И никакой боли. «Боль – это для слабаков!». Переполняемый яростью и ликованием, Фенорамей нагнулся к одному из окровавленных кусков человека, который еще извивался и стал его жрать, время от времени глядя на улицы. Город выглядел изумительно. Его пристройка уже пылала. Слуги Хвори, разнося благословления своего бога, срывали гирлянды, оплетая ими руки, а на их швыряли людские кишки, объятая пламенем солома ссыпалась с стропил, хрустом своим заглушая стенания... Однако вскоре это прекрасное зрелище оказалось под угрозой. На дальней части стены, а также у перекрестка показался строй вооруженных люди. Они были облачены в стальные доспехи и шли на Рамидов тяжелым медленным шагом, держа в руках алебарды, копья и мечи. С каждым их шагом стальной гул нарастал и в свете первой блеснувшей на небе звезды Фенорамей увидел изображение песочных часов, нанесенное на их груди. В света пожара их доспехи и щиты сверкали. Непроницаемые шлемы, нижняя часть забрал которых была расписана узорами птицами, змеями или рыбами, скрывали их глаза, пылавшие не меньшей яростью, чем сердце увидевшего их Фенормаея.
В голове пронеслась мысль: «Опасность!». Фенорамей так и не понял, была ли этого его мысль, или же Парпарата, однако тут он улыбнулся окровавленной рожей.
– Стулгрим, Фенорамей! –– Воскликнул Парпарат, обращаясь к новообращенному Фенорамею, а также к шедшему рядом с ним серому. –– Восславьте нашего владыку, излейте скверну на сии девственные просторы! Губите их!
Новообращенный Фенорамей, как он думал – не помнил, а на самом же деле – понятия не имел, как конкретно изливать скверну, однако, как только команда прозвучала, он почувствовал каждой порой кожи своей, насколько безумно желает он это сделать. Стулгрим же, не теряя времени даром, поднял обе свои монструозные лапищи вверх и резкими движениями начал сдирать с них кожу. Зеленая жидкость, тут же засочившаяся от его запястий бурными потоками, полилась на землю. Траву, извивавшаяся у ног серого почернела и начала, опадая стебля, увядать, в то время как стволы ближайших деревьев стали покрываться темными пятнами. Налетевший ночной ветер поднял с их крон пыль, в которую начали крошиться их листья. Захохотавший Стулгрим закричал: «–– Догоняй!», после чего понесся по лесу, разнося заразу по ближайшим кустам. По колонне серых пронеслись крики, довольно скоро оставшиеся за деревьями:
–– Во славу Великого Смафла!
–– Именем Его!
Фенорамей удалялся вперед, срывая кожу с рук и разбрасывая ее по дуплам. Из них вылетали очумевшие филины и под их уханье он заливал землю и траву зеленой жижей. Канальца его вен налились синевой. Казалось кровь в них вот-вот вскипит под кожей. Что было силы он рвал их, давая прыснувшей жидкости с шипением вырваться наружу. Одновременно с этим волна эйфории накрыла его с головой – он почувствовал тоже, что чувствует работяга, когда после изнурительного рабочего он извлекает из холодильника бутылочку пенного, опустив при этом ноги в тазик с горячей водой. Ветер, что коснулся избавившегося от кожи мяса лишь усиливал это чувство. Во все горло смеясь от восторга, Фенорамей помчался вслед за Стулгримом, желая перегнать его. И чем большую он при этом набирал скорость, чем активнее ветер ласкал его руки, тем большее наслаждение Фенорамей ощущал. Окрыленный, он пытался криком восславить Великого Смафла, но очень скоро эти попытки утонули в лишившемся сознания хохоте...
Два часа они со Стулгримом носились по лесу, как обезумевшие, рыча и лая на все лады. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы кора многих деревьев покрылась коркой цвета болотной тина, трава в лесу почернела, а стебли ее свернулись черными лентами. Но более всего Фенорамея завораживало то, как в птичьих гнездах лопались гнойными фонтанчиками и стекали вниз яйца. Однако ничто не может продолжаться вечно под звездами. Постепенно ощущение эйфории стало пропадать. В глазах потемнело, а по рукам прошла ноющая боль, поселившаяся затем в локтях. К этому времени возглавляемый Парпаратом отряд достиг опушки леса, за которой начиналось равнинное поле.
В следующие два дня, в течении которых у новообращенного серого временами вспыхивали остатки памяти, благодаря которым Фенорамей-Петр заметил, что он стал практически невосприимчив к голоду и усталости (за два дня и две ночи, проведенных в движении он оставался все также бодр), слуги Хвори провели в вояже по этому полю, отравляя встречающиеся на пути наделы, выделенные под огороды, порча воду в устье протекающей рядом реки, а также заражая или сжигая стоги соломы. Временами отряду попадались животные – бродячие собаки и полевые мышата, которых Парпарат движением кисти и забубенными восклицаниями обращал в полуразложившиеся трупы, начинающие неотступно следовать за отрядом, радостно подвывая. При этом, если Фенорамей все же решался чего-нибудь скушать (летучая мышь, колосок ячменя, аппетитный корень) еда все также приносила ему наслаждение. Ее вкус словно усилился в несколько раз, при этом потребности в ней он не испытывал. Вообще общее его состояние отражалось примерно следующими размышлениями, не воспроизводимыми, но скорее намертво поселившимися в его голове: «Намана. Щас намана. Вот раньше было говно. А щас – намана. Идем? Ага. Куда?.. Намана. Вот раньше было говно. А щас?.. Намана». Он был спокоен и уверен в себе. В первую очередь эта уверенность шла от шагавшего первым Парпарата, который, будучи вооруженный четырехметровым шестом из лишенной ветвей и оскверненной хворью осины, вел отряд вперед, не выказывая сомнений. Мощные мышцы и когти собратьев, а также собственное новое тело, переполненное могуществом, также способствовали тому, что Фенорамей-Петр послушно, в спокойствии шел вперед, думая лишь о том, что все «намана».
По истечении третьего дня пути отряд чудовищ остановился у копанки, с одной стороны окруженной полем, с другой – стеной колыхавшегося камыша. Получив команду: «–– Разброд и шатание!», Фенорамей не придумал ни чего лучше рыбалки. Он вошел в воду и выдернул из камышей длинный побег, который, к слову, начал неспешно разлагаться в его ладони и стал удить рыбу первобытным способом. Впив глаза в реку, он искал рыбины стоя в воде с открытым ртом. Всего через минуту вода в реке стала окрашиваться в едко-зеленый, поскольку в нее попадала жидкость, капавшая из его пасти.
Неизвестно каким был бы улов Фенорамея, если бы всю малину ему не обломал такой же серый Рамид как и он сам, подошедший к реки в этом же месте. Встав на колени у края реки, он начал пить, хлюпая и свистя разорванными щеками. По водоему немедленно разнеслась скверна и буквально через пару минут метрах в трех от Фенорамея начала всплывать кверху брюхом мертвая рыба.
–– Прости, я не специально. –– Произнес серый, ехидно улыбаясь своей сгнившей нижней губами. Верхней губы у него не было вовсе. –– Хотя знаешь, нет! Все-таки специально!
Фенорамид заревел и ринулся на серого. Тот на него. В мгновение ока оба оказались по пояс в речке, отравляя ее еще больше и окатывая друг друга потоками уже начавшей тухнуть воды.
«–– Хватит разлагать дисциплину!». –– Гневный приказ Парпарата разнесся в их головах.
–– Да будет, Парпарат! –– Сказал серый Кридис, плескавшийся вместе с Фенорамеем.
–– Разве разложение – не наша суть?
–– Твое замечание не уместно, новообращенный, однако ход твоих мыслей мне нравится. –– Отозвался Парпарат, теперь говоря непосредственно голосом. –– Очень скоро тебе представится возможность разрушать сколько хочешь в свое удовольствие. Мы как раз почти пришли.
–– Куда?
–– Куда надо. –– Отрезал Парпарат, после чего отошел от речки и взбираясь на невысокий холм. Фенорамей также покинул реку, прибрежная тина которой уже начала густеть, превращаясь в болотце и взобравшись на холм увидел небольшой городок, освещенный лучами находившегося в зените Калпариса. Стены его были возведены из древа и камня, с многочисленными дощатыми пристройками, примыкавшим к ним. Строения внутри города были построены по большей части из дерева, хотя, конечно, с холма виднелось и несколько каменных зданий. Ничего больше, кроме разве что пары игравших золотом шпилей, разглядеть было нельзя. Да и не нужно. Едва увидев человеческий город, Фенорамей почувствовал острое желание осквернять, жечь, разрушать.
–– Дождаться ночи и в налет. –– Сказал серый Шусмар, подошедший к ним и вставший на колено возле Парпарата. –– Храмы оскверняем, стариков, женщин и детей потрошим во славу Великого, тела же их станут вместилищем даров Его.
–– Хороший план, Шусмар. –– Похвалил серого Парпарат и его щупальца весело заплясали на плечах. –– Мужчин волоките ко мне, им уготована великая честь встать вместе с нами за Владыку Хвори!
–– Могущественный Парпарат, а если в городе есть кто-нибудь из солдат Вечной Империи? –– С недоверием спросил один из серых.
–– Тогда, милостью Великого Смафла, Творца чумных поветрий, Первопричины отравления колодцев и порчи хлебов я спасусь бегством, ну а вас брошу подыхать здесь. –– Не изменившись в лице произнес Парпарат.
«Вполне намана» –– Подумал Фенорамей.
***
Около получаса назад город укрыл мрак летней ночи, однако некоторые из его улочек были освещены светом гирляндами и шаров, которые жители развесили на фасадах домов и между ними в честь какого-то там людского праздника. В описываемый час многие горожане разошлись по домам, лишь некоторые, большей частью жители пригорода, все еще сновали впопыхах возле городских стен, стараясь поскорее покинуть территорию города и вернуться в дома. Звезды заволокло тучами. В это самое время с юго-востока к городу приближались достойные слуги Великого Смафла, среди которых был и Фенорамей. Приближались они стремительно.
Наклонив вперед туловища, в одночасье закипев от пят до пастей, по команде Парпарата серые ринулись в бой, устремившись к городу кто на двух ногах, а кто и на четвереньках. От медлительных и спокойных увальней не осталось и следа. Теперь это были свирепые войны, которые лишь до поры до времени сдерживали свою ярость и застывший меж клыков, желая не растерять раньше времени эффект внезапности. Эту перемену в себе, пусть и не осознанно Петр подметил. Он подумал о том, что несмотря на общую леность, когда нужно его организм способен мобилизоваться фактически за секунды. «Не то, что у меня раньше... То есть у людей... То есть...». Дальнейшие размышления, также, как и отблеск его предыдущего сознания потонули в кипящем желании разрушения также внезапно, как всплыли за миг до этого.
Между тем расстояние между ними и дощатыми халупами с каждой секундой все сокращалось. Все бегущие, направляемые к ним помимо собственного желания еще и волей Парпарата знали, что достигнуть ворот следует до того, как тучи, которые нагнал на небо Парпарат, будут рассеяны ветром. Парпарат также сказал им, что если они ворвутся в город, когда тучи еще будут над ним, то тогда он нашлет на город гнилой ливень, который придаст им еще больше силы. «Еще больше силы?» –– В эти мгновения, пока Фенорамей-Петр вместе с собратьями несся к стенам, улыбаясь тому, как позади них в пыль рассыпаются листья кустарника, разум его был кристально чист, и Рамид рассуждал быстро и ясно, без всяких «намана» и повторений. –– «А это заманчиво. Хотя... Куда еще больше? Я и так сильнее любого во всей галактике, во всей вселенной, я... Я непобедим! К тому же на нашей стороне ночь. Разве есть в целом свете те, кто способны хотя бы сравниться с нами? Вечная Империя? Вздор! Никому против нас не выстоять!». Фенорамей не знал, что такое Вечная Империя да ему было и не до нее. Он готовился рвать.
Наконец, серые достигли города. Рев нескольких десятков глоток, вынужденных до этого удерживаться от его высвобождения, обрушился на дома с такой силой, что в тех из них, окна которых не были затворены ставнями, лишились стекл. Одним прыжком перемахнув через забор и вслед за этим перепрыгивая на крышу, Фенорамею на секунду почудилось, что все эти мысли, пафосные и бередящие его самолюбие, не являются плодом его фантазий, а как будто бы были бережно кем-то ему нашептаны. Благо, в следующее мгновение Фенорамей приземлился на крышу, завязнув в соломе и это сомнение быстро рассеялось. «Нет, бред какой-то» –– Подумал он, обхватив руками ногу и что было силы выдергивая ее из чердака. Что бы его, такого сильно кто бы то ни было мог использовать?! Нет, невозможно! Смафл? Да, де юре он ему служит, но он далеко, и, как говорит Парпарат, ему нет до таких червей, как они никакого дела. А больше ему никто не указ! Он – Фенорамей, господин своей судьбы. Все ответят ему за страдания... Да, весь мир был жесток и не справедлив. Фенорамей увидел собственные годы, проведенные в интернате, учителей и воспитанников, которые явно относились к нему с недостаточным почитанием. Теперь это было еще очевидней. Ему как будто открыли глаза... Он сам их открыл. О-о-о, как он страдал! Как был несчастен! Все перенесенные им унижения усилились в памяти в тысячи раз. Но теперь он сам и есть страдание. Их страдание. Кровь прольется!
И, разрывая грудь когтями, он перепрыгнул через забор. Приземлившись по ту сторону стены, Фенорамей метнулся к воротам. Занеся над головой когти он одним ударом снес засов. От удара по древесине во все стороны прошли трещины, калитка хрустнула и сорвалась с петель, пропуская внутрь полчища дьяволов. Он еще даже не развернулся, когда сзади донеслись первые вопли жертв. Разбрасывая вокруг себя кипящую пену, бурлившую меж клыков, серые влетали в дома, ломая стены и снося двери. Они заставали людей в постелях, стаскивали их с кроватей, давили и рвали на части, выкидывая головы в окна. Те жители городка, которых Рамиды застали у дверей, пытались их затворить, но ничего не выходило. Обладая невероятной силой, серые попросту дергали двери на себя, иногда вырывая их вместе с пальцами. Вламываясь в дома, они выламывали из стен косяки и забивали ими детей и старух, пинками смешивая их тела в кучи однородных дымящихся, верезжащих хрящей.
С разбегу влетев в деревянную стену, Фенорамей проник внутрь одного из первых домов за стеной. Это была караульная. Несколько солдат, которых он застали врасплох за поздним ужином, с криками повскакивали из-за стола и бросились к стоявшим у стен копьям. Ощерившись, Фенорамей ринулся прямо на них. Движеньем локтя он отшвырнул разделявший их кухонный стол и тот с грохот отлетел в стену, разбив окно. Настигнув караульных у их оружия, Фенорамей схватил одного из них за шею и расплющил его голову на ходу, хлопнув ладонями ему по ушам и перекинув хлеставшее кровью тело через плечо. Следующего солдата он разорвал на куски, еще двоих впечатал в стены, причем второго впечатал в первого, так что изнутри этой котлеты какое-то время еще доносился противный писк, полный ужаса. Вот это сила!
Со столь радостной мыслью Фенорамей выскочил на улицу, проделав в стене новую дыру коленом, хотя места для выхода и без того было предостаточно. Двое других серых забежали в проделанные им отверстия и когда он вышел на улицу из окон второго этажа к его ногам стали падать исколеченные куски мяса, некоторые из которых еще мычали. Собственная мощь стремительно взрастила гордость! И никакой боли. «Боль – это для слабаков!». Переполняемый яростью и ликованием, Фенорамей нагнулся к одному из окровавленных кусков человека, который еще извивался и стал его жрать, время от времени глядя на улицы. Город выглядел изумительно. Его пристройка уже пылала. Слуги Хвори, разнося благословления своего бога, срывали гирлянды, оплетая ими руки, а на их швыряли людские кишки, объятая пламенем солома ссыпалась с стропил, хрустом своим заглушая стенания... Однако вскоре это прекрасное зрелище оказалось под угрозой. На дальней части стены, а также у перекрестка показался строй вооруженных люди. Они были облачены в стальные доспехи и шли на Рамидов тяжелым медленным шагом, держа в руках алебарды, копья и мечи. С каждым их шагом стальной гул нарастал и в свете первой блеснувшей на небе звезды Фенорамей увидел изображение песочных часов, нанесенное на их груди. В света пожара их доспехи и щиты сверкали. Непроницаемые шлемы, нижняя часть забрал которых была расписана узорами птицами, змеями или рыбами, скрывали их глаза, пылавшие не меньшей яростью, чем сердце увидевшего их Фенормаея.
В голове пронеслась мысль: «Опасность!». Фенорамей так и не понял, была ли этого его мысль, или же Парпарата, однако тут он улыбнулся окровавленной рожей.
