— Тимур Дажмард — ты теперь по праву рождения к Первым Сыновьям принадлежишь. Потомок дальней, почти растворившейся в эмиграции клановой ветви, но всё же родная кровь. Тебя не могут не принять!
— Меня убить не могут, прогнать не могут, если я приют попрошу, — спокойно пояснил горец, воюя с упрямой, не желающей плотно закрываться форточкой. — А вот пускать на внутренние земли и в семью принимать не обязаны. Такое право заслужить надо.
— Ты раньше предупредить не мог? — сдерживая накатывающую злость, вцепилась в край стола лейтенант. — Тебе ведь это всё тоже вроде как надо!
— А меня про порядки Первых Сыновей не спрашивали, — демонстративно отстранённо пожал плечами Тимур. — У тебя же генералы и боевые майоры в советчиках, зачем дикого «головешку» слушать?
Ариана сделала пару глубоких, успокоительных вздохов и прикрыла глаза. Очень хотелось ругаться. Воистину вараны придумали все их неписанные, изменчивые, но если главе клана втемяшится в голову, то обязательные к исполнению, внутрисемейные законы. Эвнек, правящий в своём мирке, волен по собственному усмотрению отменять и возвращать из небытия веков любую хрень, ссылаясь на благо рода и волю предков. Поэтому поддерживать мир с эдайским государством всегда было сложно. С правящей верхушкой Эдачеры худо-бедно можно прийти к согласию, а вот с каждым отдельно взятым князьком, сидящим на своей горе, просто нереально.
— И как нам эту самую полезность доказать? — остыв до нужного градуса, терпеливо продолжила диалог девушка, втихую надеясь, что вот это вот внезапное открытие — просто небольшая заминка, поправка на ветер, а не закономерное начало конца.
— Не нам, а мне, — отозвался насупленный информатор. — Я мужчина, я за всё отвечаю!
— И?
— Не знаю, — с досадой признался Тимур, в очередной раз цепляясь взглядом за стоящую у неё под боком сумку с едой. — С этим надо на месте разбираться. Хорошо, если им водитель нужен или переводчик, или мастер… Я ножи умею делать, меня дед учил…
— Кстати, — в поисках чего-то похлопала себя по карманам лейтенант. — Твоё. Возвращаю.
Под недоверчивым взглядом горца на стол лёг замотанный в тряпицу нож. Его нож! Любовно выровненное и заточенное до острия бритвы лезвие из найденного в лесу металлолома, янтарная, тёплая рукоятка из яблоневого корня. Его последнее, подпольное творение, отчаяние и надежда на когда-нибудь вольную жизнь.
— С чего вдруг? Сначала отобрала, теперь — обратно? — буркнул он, вертя в руках клинок.
— Давай не будем вспоминать, как ты им спину себе ковырял, меня прирезать пытался, — одарила его «ласковым» взглядом супруга, выкладывая на стол провизию. — Возьми свою прелесть и что-нибудь полезное сделай: хлеб нарежь, мясо… Или это опять какое-нибудь жуткое оскорбление воинской чести?
Тимур усмехнулся и подтянул поближе говяжий рулет. Эх, предки… дайте терпения! Всегда знал, что женщина — не сильно умное создание, но чтоб простых вещей не понимала? Как может быть зазорно нож в ход пустить за обедом, на охоте, когда мастеришь что-то? Это ведь не только оружие, это друг! Союзник, соратник, помощник, который всегда с тобой. Он не ритуальный и не музейный… он почти что живой. По крайней мере, в душу клинка издревле многие поколения верили. И безделье при таком отношении строго противопоказано, от него любая душа начинает ржаветь…
— Ты смотри, какой Вардан заботливый! А ты на него всё волком смотришь, — шутливо упрекнула Ариана, указывая на что-то в раскрытой сумке. — Сразу видно, человек опытный, про долгую дорогу думал, про четыре дня безделья в закрытом купе.
— Самогон? — брезгливо сморщил нос эдаец, опознав пластиковую полторашку. — Пить будешь?
Ариана неторопливо вытащила бутылку, отвинтила пробку и принюхалась, наблюдая за парнем. В показном равнодушии сквозила опаска и, к немалому удивлению, закипающая злость. Вот кому-то муж золотой достанется! Горцы и так весьма умерены в плане алкоголя, а у этого конкретного товарища майор своими ночными пикниками, похоже, и вовсе отвращение к горячительному привил. Гляди того, сейчас ей под ноги плюнет и пойдёт руки мыть, вспомнив, что на вокзале за эту сумку держался.
— Оставим до особого случая, — словно не заметив кривящихся губ, легко решила Ариана, убирая с глаз долой стратегический запас. — А вот это я всё-таки попробую, — поставила она на стол небольшой сосуд из тёмного стекла, — раз противно — можешь отвернуться.
Ели молча и, судя по всему, тёткины деликатесы. Готовила Кора, скорее всего, для Вардана, собирая сына в мнимую командировку, а тот любезно снабдил домашней стряпнёй их маленькую диверсионную группу. Уже через час по коридору, мимо двери купе потянулась нескончаемая вереница пассажиров в сторону туалета. Народ делал последние вылазки по своим делам и готовился ко сну. Ариана глянула в сторону лежащей тряпичной горкой чинзары. Да… Надо переждать основной поток сограждан и тоже сходить, предварительно завернувшись в свой маленький шатёр. А пока… можно расслабиться, в очередной раз вспомнить что-нибудь приятное, далёкое, неважное, глядя на бегущие за окном цепочки дорожных огней, слушая свист встречного ветра и убаюкивающую песню колёс.
— Будешь? — подливая себе в стакан новую порцию тёмно-рубиновой жидкости, девушка поймала любопытствующий взгляд соседа. — От Дамира, вишнёвое… хоть и не варенье.
Наполнив подставленную ёмкость на треть, лейтенант с большим трудом подавила усмешку. Господи, принюхивается, приглядывается… словно колдовского зелья дали или отравы какой.
— Не понравится — выплюнешь, — подбодрила она, потягиваясь на сиденье.
— А вы такое пили с майором… тогда… у озера?
— Да мы с ним всё больше самогонку, — смутно припоминая совместные поездки на природу, наморщила лоб Ариана. — А… или ты про тот раз, когда тост не поддержал, вино вылил, а потом хорошо так от него огрёб? — наконец, сообразила девушка. — Там сливовое, кажется, было…
Как ни странно, но сие уточнение оказалось решающим. Горец медленно сделал первый глоток и прислонился к стенке, не выпуская из рук стакана.
— Ты с ним была, ты такая же… Почему бить не давала?
Ариана перевела удивлённый взгляд на попутчика, нехотя освобождаясь от уютного гипноза дороги.
— А тебе сейчас не всё равно?
Парень пожал плечами и поднёс к губам стакан.
— Мне непонятно… А ведь нам рядом спать.
— О, да… Это, конечно, повод для того, чтоб разобраться, — усмехнулась девушка. — Вдруг я всё-таки варан…
Тимур покраснел почти в цвет убывающего напитка и возмущённо глянул исподлобья. Воспоминание о позорной панике в избушке аукалось волной стыда и холодным потом на загривке.
— Ладно, ладно… не буду больше, — покаялась лейтенант, разливая на двоих остатки из бутылки. — Я ж не со зла язвлю, просто привычка… не от хорошей жизни, между прочим. А ты прямо таким родился?
— Каким? — покосился на неё эдаец.
— Горцем в квадрате, — выдала девушка, облизывая пальцы и цепляя из нарезки ещё один приглянувшийся кусочек. — Воином — завоевателем, страшным «барсом», истребителем «нечистых»…
— Да я до этого похода и дарман-то ни разу не видел, — насмешливо прыснул Тимур. Мне семнадцать лет было, я только школу закончил. Дед к себе подмастерьем взял ножи делать. А до этого скотину пас и лошадей объезжал на продажу. С отцом хотели дом поправить, мать невесту приглядывала… Нужны вы мне все были с вашей святой Дармой!
— А чего ж воевать стал? Пересидеть мог, спрятаться.
— Род опозорить?! — изумился парень, пьяно блестя глазами. — Сказали: «Надо». Я и пошёл! Нельзя эвнека ослушаться…. Отец эвнек был… а теперь я! Мне дома клан собирать, семью защищать! А «медведь» сказал, что с фермы не отпустит…
— Кто? — подняв брови, переспросила лейтенант. — Медведь? Это… это Вардан, что ли?
Тимур осёкся и нехотя кивнул, залпом опустошая ёмкость.
— Понятно, — прикрывая рукой глаза, хихикнула Ариана, поражаясь, насколько порой полезно подпоить собеседника. Кто бы мог подумать… молчуна-то со стакана унесло! А ведь вино даже не креплёное, молодое — перебродивший сок. — Мне тоже прозвище дал? Дай угадаю! Небось, гадость какая-нибудь…
— Стриженная, — пыхтя, выдал парень, настороженно отслеживая её реакцию.
— Так значит, — потеребила свой отрастающий ёжик волос лейтенант, — ладно, могло быть хуже… Ну, вот и познакомились.
Следующие два дня прошли неторопливо и чинно. Остановки, вокзалы, зазывные крики уличных продавцов под окнами, неспешные разговоры и заполнение миграционных карт на подъезде к границе. Писала на эдайском Ариана не то чтобы очень хорошо, но, оказалось, мучиться с чужими буквами совсем не обязательно. На это есть муж. Ведь далеко не каждая горянка грамоте обучена.
Таможенный контроль ждали во всей боевой готовности и всё же нервозно. Мало ли… каких только подлянок в жизни не бывает. Документы высшего качества «ангелы-хранители» как для себя постарались, и к соотечественникам на границе должны лояльнее отнестись, но всё одно многое от смены зависит и от хорошего настроения проверяющих, уж это бывший лейтенант погранвойск знала не понаслышке.
К счастью, страхи не оправдались. Багаж и паспорта у них проверили быстро и без излишней рьяности, личико Айгуль Дажмард разглядеть никто даже не пытался, впрочем, как и заговорить с ней, проявляя интереса к мужней жене не более чем к ручной клади. Не найдя ничего предосудительного, принимающая сторона дала зелёный свет, приветствуя возвращение бравого солдата с супругой на родную землю. После этого можно было выдохнуть и ехать спокойно. А из-за плотной сетки чинзары девушка успела заметить, что выдохнула не только она. В вагоне было много транзитников, мечтающих побыстрее проскочить не слишком гостеприимную Эдачеру и оказаться в торговой Канриме или нейтральной, удалённой от суеты Вазре. Уже к вечеру среди пассажиров сплошь витало хорошее настроение. Ещё бы! По углам шептались, что добрую треть иностранцев эдайская таможня всё же с поезда ссадила и завернула обратно, кому-то повезло уехать для разбирательств в местное отделение, кому-то лишиться части денежных средств… Остальные считали себя счастливчиками, прошедшими сквозь игольное ушко и, не стесняясь, праздновали безболезненный въезд на территорию конфликтного государства.
Лейтенант, может, была бы и не против разделить с народом постстрессовую эйфорию, но в нынешнем статусе влиться в гуляния не представлялось возможным. Поэтому оставалось молча позавидовать чужому веселью и лечь спать, настраиваясь на ещё один день дороги и предстоящую работу.
Утро, к неудовольствию девушки, началось слишком рано и, как ни странно, с расталкивания соседом по купе. Успев спросонья удивиться, что жутко стеснительный горец вот прям за голое плечо трясёт, она не сразу вникла в тарабарщину на торопливом эдайском.
— Хорты? Откуда… В смысле, где хорты?! — Ариана резко села на постели, одёргивая сползшую нижнюю рубаху. — Там?!
Она мельком глянула на платформу поверх занавески и без лишних разговоров принялась натягивать на себя многослойный наряд. Ох, мать честная, не было печали…
Не прошло и пяти минут, как в спящий поезд под слабое сопротивление проводников ворвалась шумная, взвинченная толпа. Топот, зычные выкрики, мощные удары в дверь, женский визг и зарождающаяся массовая паника вперемешку с автоматными очередями.
— Сейчас и до нас дойдут. Молчи, только молчи! — словно закаменев, выдал Тимур, отодвигая задвижку и не спуская с двери глаз.
Вслед за потасовкой в соседнем купе гости ввалились и к ним, бесцеремонно выдирая из рук паспорта и выпроваживая на свежий воздух.
На платформе супружескую чету пихнули в длиннющую шеренгу из таких же растерянных и перепуганных пассажиров. Прохаживающиеся мимо боевики глаз поднимать не давали, ударами прикладов сдерживая и равняя строй, но из-под чинзары рассматривать происходящее можно было сколько влезет. Малюсенькая железнодорожная станция с покосившимся, брошенным домишком вместо здания вокзала, серая бетонная платформа под ногами, рельсы, шпалы, горы и… и всё. Позади воющей, причитающей, голосящей шеренги — поезд, застрявший чёрт-те где, окружённый ротой, не признавших окончания войны, ушедших в партизанщину горцев. Хорты хоть и объявляли себя борцами за независимость и национальные идеи Эдачеры, но грабежом и разбоем не брезговали.
— Бежать не вздумай — убьют! — улучив момент, коротко шепнул Тимур, для надёжности цепко ухватив жену за запястье.
Девушка еле заметно кивнула, подавив нервозное желание огрызнуться. Не до такой степени она дура, чтоб аки лань тут в покрывале перед вооружёнными отморозками скакать! Но возмущение быстро отошло на второй план, когда с другого конца шеренги к ним стала стремительно приближаться группа горцев, по ходу движения выдёргивающая пассажиров из строя. Неугодных тут же уводила другая команда и… нет, даже не за вокзалом, а прямо перед ним, показательно расстреливала. Первая четвёрка смертников, вторая, третья… Сердце ушло в пятки, а в животе противно заныло. Премерзкое, счастливо позабытое ощущение…
— Кого они выбраковывают?
Лейтенант смотрела во все глаза, но принцип отбора от неё ускользал: мужчины, женщины — все разных возрастов и национальностей. Вот завернули руки и потащили на лобное место двух канримцев, а третьего из их же компании не тронули. Под слезливые причитания и бесполезные мольбы затолкали к смертникам старую, беззубую бабку дарманку с корзиной самодельных куколок-крупянок. А вслед за ней хмурого, глядящего на всех волком парня эдайца.
Тимур, если и понимал логику происходящего, то ответить не успел. Двое горцев подошли ближе и девчонка, стоявшая по правую руку от Арианы, мелко затряслась, вцепившись в закрывающего её мужчину. Ещё секунда — надрывный всхлип, короткая потасовка — и отца с дочерью увели к вокзалу. Ариана отвернулась, не желая видеть то, чего исправить не в состоянии. И чинзара была очень кстати, потому что урождённую дарманку сейчас трясло и лихорадило ничуть не лучше чем тех двоих. Она, пусть хоть и бывший, но офицер! Она принимала присягу и клялась защищать свободу, веру и этот народ! Народ, который на её глазах расстреливают!
— Эджес-Вух не говорил с детьми воевать, — не громко, но достаточно чётко выдал Тимур, заставив одного из боевиков оглянуться.
— Пятнадцать лет — не ребенок, пятнадцать лет — невеста! — удивлённо улыбаясь, широкоплечий хорт вернулся на пару человек назад, остановившись напротив соотечественника. — Она же кохра! Ещё год-два и начнёт таких же, как сама плодить!
Кохра… Слово явно из нецензурного лексикона, для себя Ариана перевела его как «позор крови», смешение двух рас. В облике девчонки было действительно много от горянки, и раз отец — дарман, то, видимо, от матери передалось.
— Зачем стрелять? Можно с поезда ссадить, пусть обратно едет!
— Как слепой дурак говоришь! — встрял в перепалку прохаживающийся меж рядами автоматчик. — Сейчас пожалеешь, а потом её сыновья на нашу землю с оружием придут!
— Если придут, мы их как воины встретим! А кто нерождённых детей боится, тот трус, а не мужчина!
— Что?!
— Кто трус?!
— Что он сказал?!
Ариана медленно выдохнула и прикрыла глаза. Ну, вот и всё… Теперь точно капец. Сейчас разом закончатся все сомнения и душевные терзания.
— Меня убить не могут, прогнать не могут, если я приют попрошу, — спокойно пояснил горец, воюя с упрямой, не желающей плотно закрываться форточкой. — А вот пускать на внутренние земли и в семью принимать не обязаны. Такое право заслужить надо.
— Ты раньше предупредить не мог? — сдерживая накатывающую злость, вцепилась в край стола лейтенант. — Тебе ведь это всё тоже вроде как надо!
— А меня про порядки Первых Сыновей не спрашивали, — демонстративно отстранённо пожал плечами Тимур. — У тебя же генералы и боевые майоры в советчиках, зачем дикого «головешку» слушать?
Ариана сделала пару глубоких, успокоительных вздохов и прикрыла глаза. Очень хотелось ругаться. Воистину вараны придумали все их неписанные, изменчивые, но если главе клана втемяшится в голову, то обязательные к исполнению, внутрисемейные законы. Эвнек, правящий в своём мирке, волен по собственному усмотрению отменять и возвращать из небытия веков любую хрень, ссылаясь на благо рода и волю предков. Поэтому поддерживать мир с эдайским государством всегда было сложно. С правящей верхушкой Эдачеры худо-бедно можно прийти к согласию, а вот с каждым отдельно взятым князьком, сидящим на своей горе, просто нереально.
— И как нам эту самую полезность доказать? — остыв до нужного градуса, терпеливо продолжила диалог девушка, втихую надеясь, что вот это вот внезапное открытие — просто небольшая заминка, поправка на ветер, а не закономерное начало конца.
— Не нам, а мне, — отозвался насупленный информатор. — Я мужчина, я за всё отвечаю!
— И?
— Не знаю, — с досадой признался Тимур, в очередной раз цепляясь взглядом за стоящую у неё под боком сумку с едой. — С этим надо на месте разбираться. Хорошо, если им водитель нужен или переводчик, или мастер… Я ножи умею делать, меня дед учил…
— Кстати, — в поисках чего-то похлопала себя по карманам лейтенант. — Твоё. Возвращаю.
Под недоверчивым взглядом горца на стол лёг замотанный в тряпицу нож. Его нож! Любовно выровненное и заточенное до острия бритвы лезвие из найденного в лесу металлолома, янтарная, тёплая рукоятка из яблоневого корня. Его последнее, подпольное творение, отчаяние и надежда на когда-нибудь вольную жизнь.
— С чего вдруг? Сначала отобрала, теперь — обратно? — буркнул он, вертя в руках клинок.
— Давай не будем вспоминать, как ты им спину себе ковырял, меня прирезать пытался, — одарила его «ласковым» взглядом супруга, выкладывая на стол провизию. — Возьми свою прелесть и что-нибудь полезное сделай: хлеб нарежь, мясо… Или это опять какое-нибудь жуткое оскорбление воинской чести?
Тимур усмехнулся и подтянул поближе говяжий рулет. Эх, предки… дайте терпения! Всегда знал, что женщина — не сильно умное создание, но чтоб простых вещей не понимала? Как может быть зазорно нож в ход пустить за обедом, на охоте, когда мастеришь что-то? Это ведь не только оружие, это друг! Союзник, соратник, помощник, который всегда с тобой. Он не ритуальный и не музейный… он почти что живой. По крайней мере, в душу клинка издревле многие поколения верили. И безделье при таком отношении строго противопоказано, от него любая душа начинает ржаветь…
— Ты смотри, какой Вардан заботливый! А ты на него всё волком смотришь, — шутливо упрекнула Ариана, указывая на что-то в раскрытой сумке. — Сразу видно, человек опытный, про долгую дорогу думал, про четыре дня безделья в закрытом купе.
— Самогон? — брезгливо сморщил нос эдаец, опознав пластиковую полторашку. — Пить будешь?
Ариана неторопливо вытащила бутылку, отвинтила пробку и принюхалась, наблюдая за парнем. В показном равнодушии сквозила опаска и, к немалому удивлению, закипающая злость. Вот кому-то муж золотой достанется! Горцы и так весьма умерены в плане алкоголя, а у этого конкретного товарища майор своими ночными пикниками, похоже, и вовсе отвращение к горячительному привил. Гляди того, сейчас ей под ноги плюнет и пойдёт руки мыть, вспомнив, что на вокзале за эту сумку держался.
— Оставим до особого случая, — словно не заметив кривящихся губ, легко решила Ариана, убирая с глаз долой стратегический запас. — А вот это я всё-таки попробую, — поставила она на стол небольшой сосуд из тёмного стекла, — раз противно — можешь отвернуться.
Ели молча и, судя по всему, тёткины деликатесы. Готовила Кора, скорее всего, для Вардана, собирая сына в мнимую командировку, а тот любезно снабдил домашней стряпнёй их маленькую диверсионную группу. Уже через час по коридору, мимо двери купе потянулась нескончаемая вереница пассажиров в сторону туалета. Народ делал последние вылазки по своим делам и готовился ко сну. Ариана глянула в сторону лежащей тряпичной горкой чинзары. Да… Надо переждать основной поток сограждан и тоже сходить, предварительно завернувшись в свой маленький шатёр. А пока… можно расслабиться, в очередной раз вспомнить что-нибудь приятное, далёкое, неважное, глядя на бегущие за окном цепочки дорожных огней, слушая свист встречного ветра и убаюкивающую песню колёс.
— Будешь? — подливая себе в стакан новую порцию тёмно-рубиновой жидкости, девушка поймала любопытствующий взгляд соседа. — От Дамира, вишнёвое… хоть и не варенье.
Наполнив подставленную ёмкость на треть, лейтенант с большим трудом подавила усмешку. Господи, принюхивается, приглядывается… словно колдовского зелья дали или отравы какой.
— Не понравится — выплюнешь, — подбодрила она, потягиваясь на сиденье.
— А вы такое пили с майором… тогда… у озера?
— Да мы с ним всё больше самогонку, — смутно припоминая совместные поездки на природу, наморщила лоб Ариана. — А… или ты про тот раз, когда тост не поддержал, вино вылил, а потом хорошо так от него огрёб? — наконец, сообразила девушка. — Там сливовое, кажется, было…
Как ни странно, но сие уточнение оказалось решающим. Горец медленно сделал первый глоток и прислонился к стенке, не выпуская из рук стакана.
— Ты с ним была, ты такая же… Почему бить не давала?
Ариана перевела удивлённый взгляд на попутчика, нехотя освобождаясь от уютного гипноза дороги.
— А тебе сейчас не всё равно?
Парень пожал плечами и поднёс к губам стакан.
— Мне непонятно… А ведь нам рядом спать.
— О, да… Это, конечно, повод для того, чтоб разобраться, — усмехнулась девушка. — Вдруг я всё-таки варан…
Тимур покраснел почти в цвет убывающего напитка и возмущённо глянул исподлобья. Воспоминание о позорной панике в избушке аукалось волной стыда и холодным потом на загривке.
— Ладно, ладно… не буду больше, — покаялась лейтенант, разливая на двоих остатки из бутылки. — Я ж не со зла язвлю, просто привычка… не от хорошей жизни, между прочим. А ты прямо таким родился?
— Каким? — покосился на неё эдаец.
— Горцем в квадрате, — выдала девушка, облизывая пальцы и цепляя из нарезки ещё один приглянувшийся кусочек. — Воином — завоевателем, страшным «барсом», истребителем «нечистых»…
— Да я до этого похода и дарман-то ни разу не видел, — насмешливо прыснул Тимур. Мне семнадцать лет было, я только школу закончил. Дед к себе подмастерьем взял ножи делать. А до этого скотину пас и лошадей объезжал на продажу. С отцом хотели дом поправить, мать невесту приглядывала… Нужны вы мне все были с вашей святой Дармой!
— А чего ж воевать стал? Пересидеть мог, спрятаться.
— Род опозорить?! — изумился парень, пьяно блестя глазами. — Сказали: «Надо». Я и пошёл! Нельзя эвнека ослушаться…. Отец эвнек был… а теперь я! Мне дома клан собирать, семью защищать! А «медведь» сказал, что с фермы не отпустит…
— Кто? — подняв брови, переспросила лейтенант. — Медведь? Это… это Вардан, что ли?
Тимур осёкся и нехотя кивнул, залпом опустошая ёмкость.
— Понятно, — прикрывая рукой глаза, хихикнула Ариана, поражаясь, насколько порой полезно подпоить собеседника. Кто бы мог подумать… молчуна-то со стакана унесло! А ведь вино даже не креплёное, молодое — перебродивший сок. — Мне тоже прозвище дал? Дай угадаю! Небось, гадость какая-нибудь…
— Стриженная, — пыхтя, выдал парень, настороженно отслеживая её реакцию.
— Так значит, — потеребила свой отрастающий ёжик волос лейтенант, — ладно, могло быть хуже… Ну, вот и познакомились.
Глава 50
Следующие два дня прошли неторопливо и чинно. Остановки, вокзалы, зазывные крики уличных продавцов под окнами, неспешные разговоры и заполнение миграционных карт на подъезде к границе. Писала на эдайском Ариана не то чтобы очень хорошо, но, оказалось, мучиться с чужими буквами совсем не обязательно. На это есть муж. Ведь далеко не каждая горянка грамоте обучена.
Таможенный контроль ждали во всей боевой готовности и всё же нервозно. Мало ли… каких только подлянок в жизни не бывает. Документы высшего качества «ангелы-хранители» как для себя постарались, и к соотечественникам на границе должны лояльнее отнестись, но всё одно многое от смены зависит и от хорошего настроения проверяющих, уж это бывший лейтенант погранвойск знала не понаслышке.
К счастью, страхи не оправдались. Багаж и паспорта у них проверили быстро и без излишней рьяности, личико Айгуль Дажмард разглядеть никто даже не пытался, впрочем, как и заговорить с ней, проявляя интереса к мужней жене не более чем к ручной клади. Не найдя ничего предосудительного, принимающая сторона дала зелёный свет, приветствуя возвращение бравого солдата с супругой на родную землю. После этого можно было выдохнуть и ехать спокойно. А из-за плотной сетки чинзары девушка успела заметить, что выдохнула не только она. В вагоне было много транзитников, мечтающих побыстрее проскочить не слишком гостеприимную Эдачеру и оказаться в торговой Канриме или нейтральной, удалённой от суеты Вазре. Уже к вечеру среди пассажиров сплошь витало хорошее настроение. Ещё бы! По углам шептались, что добрую треть иностранцев эдайская таможня всё же с поезда ссадила и завернула обратно, кому-то повезло уехать для разбирательств в местное отделение, кому-то лишиться части денежных средств… Остальные считали себя счастливчиками, прошедшими сквозь игольное ушко и, не стесняясь, праздновали безболезненный въезд на территорию конфликтного государства.
Лейтенант, может, была бы и не против разделить с народом постстрессовую эйфорию, но в нынешнем статусе влиться в гуляния не представлялось возможным. Поэтому оставалось молча позавидовать чужому веселью и лечь спать, настраиваясь на ещё один день дороги и предстоящую работу.
Утро, к неудовольствию девушки, началось слишком рано и, как ни странно, с расталкивания соседом по купе. Успев спросонья удивиться, что жутко стеснительный горец вот прям за голое плечо трясёт, она не сразу вникла в тарабарщину на торопливом эдайском.
— Хорты? Откуда… В смысле, где хорты?! — Ариана резко села на постели, одёргивая сползшую нижнюю рубаху. — Там?!
Она мельком глянула на платформу поверх занавески и без лишних разговоров принялась натягивать на себя многослойный наряд. Ох, мать честная, не было печали…
Не прошло и пяти минут, как в спящий поезд под слабое сопротивление проводников ворвалась шумная, взвинченная толпа. Топот, зычные выкрики, мощные удары в дверь, женский визг и зарождающаяся массовая паника вперемешку с автоматными очередями.
— Сейчас и до нас дойдут. Молчи, только молчи! — словно закаменев, выдал Тимур, отодвигая задвижку и не спуская с двери глаз.
Вслед за потасовкой в соседнем купе гости ввалились и к ним, бесцеремонно выдирая из рук паспорта и выпроваживая на свежий воздух.
На платформе супружескую чету пихнули в длиннющую шеренгу из таких же растерянных и перепуганных пассажиров. Прохаживающиеся мимо боевики глаз поднимать не давали, ударами прикладов сдерживая и равняя строй, но из-под чинзары рассматривать происходящее можно было сколько влезет. Малюсенькая железнодорожная станция с покосившимся, брошенным домишком вместо здания вокзала, серая бетонная платформа под ногами, рельсы, шпалы, горы и… и всё. Позади воющей, причитающей, голосящей шеренги — поезд, застрявший чёрт-те где, окружённый ротой, не признавших окончания войны, ушедших в партизанщину горцев. Хорты хоть и объявляли себя борцами за независимость и национальные идеи Эдачеры, но грабежом и разбоем не брезговали.
— Бежать не вздумай — убьют! — улучив момент, коротко шепнул Тимур, для надёжности цепко ухватив жену за запястье.
Девушка еле заметно кивнула, подавив нервозное желание огрызнуться. Не до такой степени она дура, чтоб аки лань тут в покрывале перед вооружёнными отморозками скакать! Но возмущение быстро отошло на второй план, когда с другого конца шеренги к ним стала стремительно приближаться группа горцев, по ходу движения выдёргивающая пассажиров из строя. Неугодных тут же уводила другая команда и… нет, даже не за вокзалом, а прямо перед ним, показательно расстреливала. Первая четвёрка смертников, вторая, третья… Сердце ушло в пятки, а в животе противно заныло. Премерзкое, счастливо позабытое ощущение…
— Кого они выбраковывают?
Лейтенант смотрела во все глаза, но принцип отбора от неё ускользал: мужчины, женщины — все разных возрастов и национальностей. Вот завернули руки и потащили на лобное место двух канримцев, а третьего из их же компании не тронули. Под слезливые причитания и бесполезные мольбы затолкали к смертникам старую, беззубую бабку дарманку с корзиной самодельных куколок-крупянок. А вслед за ней хмурого, глядящего на всех волком парня эдайца.
Тимур, если и понимал логику происходящего, то ответить не успел. Двое горцев подошли ближе и девчонка, стоявшая по правую руку от Арианы, мелко затряслась, вцепившись в закрывающего её мужчину. Ещё секунда — надрывный всхлип, короткая потасовка — и отца с дочерью увели к вокзалу. Ариана отвернулась, не желая видеть то, чего исправить не в состоянии. И чинзара была очень кстати, потому что урождённую дарманку сейчас трясло и лихорадило ничуть не лучше чем тех двоих. Она, пусть хоть и бывший, но офицер! Она принимала присягу и клялась защищать свободу, веру и этот народ! Народ, который на её глазах расстреливают!
— Эджес-Вух не говорил с детьми воевать, — не громко, но достаточно чётко выдал Тимур, заставив одного из боевиков оглянуться.
— Пятнадцать лет — не ребенок, пятнадцать лет — невеста! — удивлённо улыбаясь, широкоплечий хорт вернулся на пару человек назад, остановившись напротив соотечественника. — Она же кохра! Ещё год-два и начнёт таких же, как сама плодить!
Кохра… Слово явно из нецензурного лексикона, для себя Ариана перевела его как «позор крови», смешение двух рас. В облике девчонки было действительно много от горянки, и раз отец — дарман, то, видимо, от матери передалось.
— Зачем стрелять? Можно с поезда ссадить, пусть обратно едет!
— Как слепой дурак говоришь! — встрял в перепалку прохаживающийся меж рядами автоматчик. — Сейчас пожалеешь, а потом её сыновья на нашу землю с оружием придут!
— Если придут, мы их как воины встретим! А кто нерождённых детей боится, тот трус, а не мужчина!
— Что?!
— Кто трус?!
— Что он сказал?!
Ариана медленно выдохнула и прикрыла глаза. Ну, вот и всё… Теперь точно капец. Сейчас разом закончатся все сомнения и душевные терзания.
