- Он своё получил... Не пачкайся, - говорю просто, как чувствую. - У тебя срок условный, - припоминаю их разговоры в машине. - Зачем тебе? Из-за него...
Вадим смотрит на меня долго и настороженно. Пожалуй, слишком долго. Я уже начинаю подозревать, что разговорчивость мне выйдет боком. Но он хмыкает и складывает нож. Хлопают двери, и машина срывается с места. Мы остаёмся с тобой одни на примятой поляне.
- Где телефон?! Ментов вызывай! - тут же вскакиваешь, вытирая разбитый нос. - Ной, что убивают, а то не приедут!
Быстро тащишь за руку к дороге, запоздало матерясь вслед уже скрывшимся приятелям. Хоть на вид ничего кроме разбитого носа и ссадины на руке тебя не беспокоит, но состояние далеко от адекватного. Может, сотрясение? Делаю вид, что жду ответа, но на самом деле сразу сбрасываю звонки, надеюсь, что тебя отпустит.
- Занято, - жму плечами. - Может, домой лучше? Сейчас всё обработаем...
- Нет, уж! - сопишь ты. - Я их посажу! - Побои снимем и в ментовку!
Долго добираемся до автобусной остановки, потом едем в травмпункт. Уже на ступеньках мед. учреждения ты стонешь, закатываешь глаза и повисаешь у меня на плече. Испуганно подхватываю обмякшее тело и слышу недовольное шипение в ухо:
- Не пялься! Сделай вид, что всю дорогу тащила. Скажешь, двое били... ногами. Нет, лучше битой!
Слава богу, меня не спрашивают. Диагноз врача: ушибы, ссадины, лёгкое сотрясение. На улицу выходишь злой, забыв о роли умирающего.
- Всё равно буду писать заявление! Пошли...
В кабинете следователя садишься за стол, я прохожу к стене на свободные стулья, облокачиваюсь на руку, прикрываю глаза. Рассказывай сам, а то вдруг я что-то перепутаю. Может быть, их было уже не двое, а четверо? Четверо мордоворотов с багажником оружия...
Первые твои слова заставляют резко очнуться.
- Ради себя, я бы не пришёл, - расправив плечи, начинаешь проникновенно-трагичным голосом. - В морду дали - фигня, заживёт. Но они хотели изнасиловать мою девушку!
Потрясённо смотрю на тебя округлившимися глазами. Следователю звонят, и он выходит в коридор, оставляя нас наедине.
- Скажешь, что приставали, одежду стаскивали, а я заступился! - шепчешь торопливо, оглядываясь на дверь.
- С ума сошёл?
- Скажешь! - приглушённо рычишь ты, видимо, жалея, что нельзя рявкнуть в полную силу.
Упрямо мотаю головой. Возвращается следователь. И ты, кидая на меня многообещающие взгляды, тянешь, что, ну может быть, и не хотели насиловать... А просто тебе так показалось... И ещё был нож! Пытались зарезать! Девушка подтвердит.
- Ах, вот ты какая... - ядовито иронизируешь по дороге домой. - За разбитый нос их не посадят! Не понимаешь? Тебе трудно было заявление подмахнуть?
- Так нельзя.
- А бить меня можно?! Мы вместе, мы должны быть заодно! Не хочется их наказать?
- Ты сам нарвался, а меня пальцем не тронули! - не выдерживаю я.
- Вот это и странно, - подозрительно щуришься. - Даже не облапали... Что ты им сказала?
- Ничего.
- Врёшь!
Молчу и отворачиваюсь, думай, что хочешь.
- Ведьма! - ни с того ни с сего выдыхаешь поражённо. Разглядываешь, словно впервые видишь. - Может, ты и меня приворожила, а? Признайся!
Меняю направление, иду в другую сторону, не знаю куда, всё равно. Вдогонку слышу:
- Куда пошла?! Ты моя жена!
Усмехаюсь сквозь слёзы: мы не расписаны, просто вместе живём, но ты говоришь, что даже про себя называешь женой. Как мило. А я всё чаще ловлю себя на том, что в мыслях называю тебя тварью.
Август
Твои синяки прошли, ссадины зажили, но успокоиться ты не мог долго. Снова встречался со следователем, куда-то ездил, звонил, писал... А потом вдруг испугался и забрал заявление. До тебя вдруг дошло, что мир тесен, а уж этот городок тем более. Пробежки в прокуратуру не остались незамеченными, а каждый десятый здесь сидел...
Ты так долго старался быть "реальным пацаном", жить "по понятиям", втирался в доверие, искал покровителей "на всякий пожарный", чтобы прикрыли и защитили на зоне... и вдруг прописался в участке. У многих возникли вопросы.
- Что ж ты к нам-то не пришёл? Почему к ментам? - тяжело вздыхает один из твоих "очень важных людей". - Если всё, как говоришь, то сами бы их нашли. Чего шуметь было?
- Да, я-то понимаю... - киваешь поспешно. - Это Олеська ментов вызвала! Как нож увидела, так и пересралась вся. Баба, что с неё возьмёшь...
Вскоре знакомый уходит, кинув на прощанье пару нелестных замечаний об умственных способностях твоей "курицы" и проблемах, которые ты из-за неё нажил. Соглашаешься, мол, что есть, то есть... Недалёкая. Но чего уж теперь, дурочек не судят.
- Зачем ты так сказал? - мне непонятно и обидно. Ты не в первый раз, походя, перекладываешь свою вину на других.
- А что я должен был сказать? - удивляешься.
- Правду!
- Что, испугалась? - довольно ухмыляешься ты. - Не дрейфь. Они тебе ничего не сделают, поворчат, поплюются вслед. Переживёшь. Тебе можно быть стукачом.
- Почему?
- Потому что ты баба! - восклицаешь удивлённый моей непонятливостью. - Тебе можно было вызывать ментов, умолять, скулить, хоть уссаться на этой поляне! Можно! Это все поймут. А мне нельзя. Я мужик! До тебя хоть доходит, что будет, если они узнают?!
Возмущение готовое перейти в очередной скандал стихает почти на самом пике, растерянно замолкаешь, глядя, как я укладываю в небольшую дорожную сумку документы и вещи.
- Ты куда?
- К матери.
- Надолго?
- Навсегда.
И снова начинаются танцы с бубном или игра на дудочке для проснувшейся кобры... Не знаю, как ещё назвать, твои самоотверженные попытки меня образумить. Конечно, безумно льстит, что я опять и "ласточка", и "солнышко", и даже "чистый родник, соль жизни"... Но, кажется, теперь я созрела. Созрела и свалилась с ветки.
- Неужели любовь умерла? - удручённо вопрошаешь, смахивая ладонью слёзы.
Умерла? Нет... неподходящее слово. Звучит, как трагическая случайность, несчастный случай... Это не про нас. Наша любовь сдохла, хрипя и корчась на холодном полу от множественных ножевых... причём довольно давно. Так что извини, но между нами только полуразложившийся труп, которому ты сейчас пытаешься делать искусственное дыхание. Не воротит?
Кладу на стол ключи от квартиры, жалостливо оглядываю выращенное из косточки апельсиновое дерево - с собой не утащить, подхватываю багаж и направляюсь к остановке. Через минуту ты летишь следом.
- Не отпущу... - шепчешь нежно, тоскливо, отчаянно. - Это ошибка. Самая страшная в жизни ошибка. Не казни.
В покрасневших глазах, стоят слёзы. Ты словно не замечаешь народа вокруг, кусаешь губы, начинаешь опускаться на колени, еле успеваю перехватить. Привычным жестом хочется обнять, успокоить, сказать, что всё будет хорошо. Но на этот раз сдерживаюсь. Ничего уже не будет хорошо, а если честно, никогда и не было.
- Олеська, я за тобой! Как собака... хочешь гони, хочешь камнями зашвыривай. К твоим родителям поеду. Расскажу им всё, как есть, пусть хоть убивают. Заслужил...
Невольные слушатели сочувственно вздыхают, бабулька на лавочке тихонько плачет, видимо, вспомнив что-то своё. Вот ведь... зараза! Как же ты так умеешь? Только что ненавидела тебя до чёрных мушек перед глазами, а теперь... просто плохо. Тяжело и больно.
Ты и в самом деле собрался. Оплачиваешь место в плацкартном вагоне - верхняя полка надо мной. Устраиваешься в зале ожидания, до поезда четыре часа.
- Я изменюсь! Ради тебя изменюсь. А если поздно... возьми хоть кем.
Не могу спокойно переносить твой несчастный вид. Я не железная! Вместе мы не будем. Это решено. Баста! Но вот ты купил билет, свернулся калачиком, положив голову мне на колени... и что с этим делать?!
***
В вагоне жарко и душно, несмотря на открытые окна и кондиционер. Галдят возвращающиеся с моря туристы, снуют дети, пахнет копчёной рыбой и фруктами.
Второй день маемся от безделья. Стараешься развлечь, как можешь, и у тебя неплохо получается. Поначалу изо всех сил игнорировала анекдоты с верхней полки, даже общалась односложно, но факты таковы, что когда надо, ты очень интересный собеседник, а замкнутое пространство располагает к задушевным беседам.
С сожалением понимаю, что роль снежной королевы мне не удалась: болтаю, смеюсь, охотно принимаю чай. Пытаюсь понять, а что же дальше? Партнёров, семьи из нас не вышло. Сможем ли остаться друзьями? Ведь есть же люди, которые не уживаются под одной крышей, но вполне способны приятно общаться, недолго, изредка...
С радостью хватаешься за озвученную мною мысль. Друг? Отлично! Ты умеешь дружить! Будешь самым надёжным и преданным, я не пожалею!
На душе становится легче. Мирно разошлись, слава богу. Погостишь у меня недельку, потом уедешь к себе и всё! Будем обмениваться открытками на праздники, передавать друг другу приветы через общих знакомых, ну, и, может быть, иногда созваниваться, заглядывать в гости...
Расслабленная и умиротворённая с закрытыми глазами слушаю стук колёс. Поезд прибудет к вокзалу в семь часов утра, очень удобно. Высплюсь и новый день начну бодро и со свежей головой. Ты тоже в приподнятом настроении, шутишь, тебе не терпится осмотреть новый город, познакомиться с людьми, посетить парочку музеев... Надо же, как всё просто и правильно. Почему мы раньше так не сделали?
Просыпаюсь от грубого расталкивания. Непонимающе - сонными глазами разглядываю тёмный пейзаж за окном и твою возмущённую физиономию. Что случилось? Подъезжаем? Да нет, рано... только половина четвёртого.
- Как ты можешь спать?! - смотришь на меня в упор практически с ненавистью. - Я не могу к тебе ехать! Ты не понимаешь?! Вернёмся обратно, прямо сейчас... или я на ходу выпрыгну!
Хочется с тяжким стоном накрыться подушкой. Да что ж такое-то?! Снова здорово...
- Прыгай, - разрешаю, с силой выдёргивая простынь из сжатых пальцев, кутаюсь в отобранный трофей и отворачиваюсь к стене. - А я буду спать.
***
С утра, открыв глаза, обнаруживаю тебя за столиком. Мирно пьёшь чай, гладко выбрит, тщательно причёсан и мужественно пахнешь "горной свежестью". Пожалуй, я даже слегка разочарована. А как же: "Пацан сказал - пацан сделал?" Хотя... всё равно уже. Я дома! Охваченный зеленью вокзал, толстые стены кремля в розоватой дымке, гордый олень на червлёном поле ... Шиш, я теперь променяю его на дешёвый виноград и ласковые бризы.
Жадно впитываю в себя ещё непрогретый солнцем воздух, хочется прыгать и кричать: "Люди! Я вас люблю!" Что собственно я и делаю, в смысле, разбежавшись, перепрыгиваю большую лужу, тестируя новые кроссовки. А вот с тобой происходит что-то странное. Всегда вальяжный и уверенный, ты как-то сник и потерялся. Нервно озираешься, передёргиваешь плечами, молчишь. Смена твоих настроений всегда быстротечна и непредсказуема, я решаю: пройдёт. Но на этот раз ошибаюсь.
***
С каждым днём становится только хуже. Тебя ничто не радует, ты ничего не хочешь, в постоянном напряжении, ожидании подвоха, ходишь за мной хвостом, остервенело вытрясая информацию: что говорить, как вести себя с родными? Честно, не понимаю, какие тайные знания я должна дать. Представила другом, приняли тебя хорошо.
- Будь самим собой, не надо ничего изображать, - теряюсь и жму плечами.
- Да, конечно, - хмыкаешь недоверчиво. - Хочешь, чтоб меня сразу выгнали?
***
У бабушки день рождения. Тихое, семейное торжество, человек семь гостей. Общение, тосты, истории - это твоя стихия, рада, что у тебя будет возможность отвлечься и блеснуть. Нас зовут за стол, но ты отказываешься наотрез. Абсолютно не понимаю, что происходит. Предлагаю хотя бы сходить поесть. Вяло соглашаешься.
Тост за здоровье, звенят бокалы и ты, неловко потянувшись, опрокидываешь полупустой графин. Сок растекается по скатерти, сидящие рядом предлагают салфетки, но ты багровеешь и пулей вылетаешь в коридор. Выхожу следом и сходу попадаю под шквал обвинений.
- Это всё ты! Ты специально! Я говорил, что за стол не сяду! Добилась!? Нравится?!
Пытаюсь успокоить и унять истерику. Объясняю, что ничего страшного не случилось, никто даже не вспомнит через пять минут, это просто сок... Но ты паникуешь и несёшь откровенный бред, на который я даже не знаю, как реагировать.
В конце концов, мне надоедает оправдываться, и я перехожу на одну громкость с тобою. От накатывающих эмоций появляется несвойственная жестикуляция. На пике ссоры резко взмахиваю в воздухе рукой, указывая в каком направлении вокзал, а ты шарахаешься в сторону, закрывая голову.
- Ты чего? - изумлённо замолкаю на полуслове.
- Ничего! - ядовито бросаешь в лицо, выскакивая на улицу. Дверь хлопает так, что сыплется штукатурка.
***
Неделя подходит к концу, мечтаю о твоём отъезде.
На людях всё чинно и благородно, но стоит нам остаться наедине и ты, торопливо захлёбываясь, начинаешь сыпать гадостями, словно боишься, что нас прервут, и до слёз довести меня не удастся.
- Ох, как себя-то жалко! - притворно сокрушаешься, добившись своей цели. - Ну, поплачь, поплачь. Пусть все увидят, какое я дерьмо, а ты бедная, несчастная...
- Что я тебе сделала?! Почему ты всё время оскорбляешь?! - глотаю злые слёзы и ненавижу себя за то, что не могу их сдержать.
- Я оскорбляю? - растерянно переспрашиваешь, останавливаясь на полдороги. - Да я ни разу на тебя даже голос не повысил. Ну, ты и сука! Прямо как моя мать... Тоже хочешь упечь меня в психушку? Спелись?!
Настаёт мой черёд ошарашенно хлопать глазами. Теряю дар речи и смотрю на тебя, как на больного человека... хотя, почему "как"?
- Помнишь, я рассказывал про плен? - неожиданно меняешь тему, пока я пытаюсь привести в порядок зарёванное лицо.
- Помню. Конечно, это было страшно, и не дай бог, никому такое пережить, но...
- Я бы хотел, чтобы это произошло с тобой, - до жути спокойно и твёрдо произносишь ты. - Хочу, чтобы ты тоже всё это пережила, чтоб почувствовала... Вот тогда ты поймёшь!
Даже у меня были в жизни моменты, которые и врагу бы не пожелала. А тут такое... горячо любимой и единственной.
В наши лучшие времена ты любил сравнивать себя с мышонком, беленьким, забавным, пушистым... Но у тебя совсем другой взгляд. До меня только сейчас дошло, хотя я и раньше его замечала. С расстояния нескольких метров на меня холодно и пусто смотрит... аллигатор. Архаичная тварь, чуждая привязанностям, сочувствию, благодарности... Аллигатора можно любить, можно боготворить, даже жить с ним можно. Но в один прекрасный момент он вполне способен откусить благодетелю голову, не потому что плохой или злится, а потому что захотел есть.
***
Провожаю на вокзал. Самолично купила билет и собрала еды в дорогу, лишь бы только побыстрее и наверняка. Ты почти всю дорогу молчишь и только на подходе начинаешь пытаться что-то объяснить.
- Понесло меня... Ты ведь не обижаешься? Нет? Спасибо... Не могу я здесь, у твоих... совсем чумной. Лучше сама приезжай, здорово будет. Нам ведь всегда есть о чём поговорить, чем заняться. Хочешь, Юльку позовём? Вместе в поход пойдём с палаткой, по реке, как ты и хотела... Приезжай. Я ждать буду.
Вадим смотрит на меня долго и настороженно. Пожалуй, слишком долго. Я уже начинаю подозревать, что разговорчивость мне выйдет боком. Но он хмыкает и складывает нож. Хлопают двери, и машина срывается с места. Мы остаёмся с тобой одни на примятой поляне.
- Где телефон?! Ментов вызывай! - тут же вскакиваешь, вытирая разбитый нос. - Ной, что убивают, а то не приедут!
Быстро тащишь за руку к дороге, запоздало матерясь вслед уже скрывшимся приятелям. Хоть на вид ничего кроме разбитого носа и ссадины на руке тебя не беспокоит, но состояние далеко от адекватного. Может, сотрясение? Делаю вид, что жду ответа, но на самом деле сразу сбрасываю звонки, надеюсь, что тебя отпустит.
- Занято, - жму плечами. - Может, домой лучше? Сейчас всё обработаем...
- Нет, уж! - сопишь ты. - Я их посажу! - Побои снимем и в ментовку!
Долго добираемся до автобусной остановки, потом едем в травмпункт. Уже на ступеньках мед. учреждения ты стонешь, закатываешь глаза и повисаешь у меня на плече. Испуганно подхватываю обмякшее тело и слышу недовольное шипение в ухо:
- Не пялься! Сделай вид, что всю дорогу тащила. Скажешь, двое били... ногами. Нет, лучше битой!
Слава богу, меня не спрашивают. Диагноз врача: ушибы, ссадины, лёгкое сотрясение. На улицу выходишь злой, забыв о роли умирающего.
- Всё равно буду писать заявление! Пошли...
В кабинете следователя садишься за стол, я прохожу к стене на свободные стулья, облокачиваюсь на руку, прикрываю глаза. Рассказывай сам, а то вдруг я что-то перепутаю. Может быть, их было уже не двое, а четверо? Четверо мордоворотов с багажником оружия...
Первые твои слова заставляют резко очнуться.
- Ради себя, я бы не пришёл, - расправив плечи, начинаешь проникновенно-трагичным голосом. - В морду дали - фигня, заживёт. Но они хотели изнасиловать мою девушку!
Потрясённо смотрю на тебя округлившимися глазами. Следователю звонят, и он выходит в коридор, оставляя нас наедине.
- Скажешь, что приставали, одежду стаскивали, а я заступился! - шепчешь торопливо, оглядываясь на дверь.
- С ума сошёл?
- Скажешь! - приглушённо рычишь ты, видимо, жалея, что нельзя рявкнуть в полную силу.
Упрямо мотаю головой. Возвращается следователь. И ты, кидая на меня многообещающие взгляды, тянешь, что, ну может быть, и не хотели насиловать... А просто тебе так показалось... И ещё был нож! Пытались зарезать! Девушка подтвердит.
- Ах, вот ты какая... - ядовито иронизируешь по дороге домой. - За разбитый нос их не посадят! Не понимаешь? Тебе трудно было заявление подмахнуть?
- Так нельзя.
- А бить меня можно?! Мы вместе, мы должны быть заодно! Не хочется их наказать?
- Ты сам нарвался, а меня пальцем не тронули! - не выдерживаю я.
- Вот это и странно, - подозрительно щуришься. - Даже не облапали... Что ты им сказала?
- Ничего.
- Врёшь!
Молчу и отворачиваюсь, думай, что хочешь.
- Ведьма! - ни с того ни с сего выдыхаешь поражённо. Разглядываешь, словно впервые видишь. - Может, ты и меня приворожила, а? Признайся!
Меняю направление, иду в другую сторону, не знаю куда, всё равно. Вдогонку слышу:
- Куда пошла?! Ты моя жена!
Усмехаюсь сквозь слёзы: мы не расписаны, просто вместе живём, но ты говоришь, что даже про себя называешь женой. Как мило. А я всё чаще ловлю себя на том, что в мыслях называю тебя тварью.
Август
Твои синяки прошли, ссадины зажили, но успокоиться ты не мог долго. Снова встречался со следователем, куда-то ездил, звонил, писал... А потом вдруг испугался и забрал заявление. До тебя вдруг дошло, что мир тесен, а уж этот городок тем более. Пробежки в прокуратуру не остались незамеченными, а каждый десятый здесь сидел...
Ты так долго старался быть "реальным пацаном", жить "по понятиям", втирался в доверие, искал покровителей "на всякий пожарный", чтобы прикрыли и защитили на зоне... и вдруг прописался в участке. У многих возникли вопросы.
- Что ж ты к нам-то не пришёл? Почему к ментам? - тяжело вздыхает один из твоих "очень важных людей". - Если всё, как говоришь, то сами бы их нашли. Чего шуметь было?
- Да, я-то понимаю... - киваешь поспешно. - Это Олеська ментов вызвала! Как нож увидела, так и пересралась вся. Баба, что с неё возьмёшь...
Вскоре знакомый уходит, кинув на прощанье пару нелестных замечаний об умственных способностях твоей "курицы" и проблемах, которые ты из-за неё нажил. Соглашаешься, мол, что есть, то есть... Недалёкая. Но чего уж теперь, дурочек не судят.
- Зачем ты так сказал? - мне непонятно и обидно. Ты не в первый раз, походя, перекладываешь свою вину на других.
- А что я должен был сказать? - удивляешься.
- Правду!
- Что, испугалась? - довольно ухмыляешься ты. - Не дрейфь. Они тебе ничего не сделают, поворчат, поплюются вслед. Переживёшь. Тебе можно быть стукачом.
- Почему?
- Потому что ты баба! - восклицаешь удивлённый моей непонятливостью. - Тебе можно было вызывать ментов, умолять, скулить, хоть уссаться на этой поляне! Можно! Это все поймут. А мне нельзя. Я мужик! До тебя хоть доходит, что будет, если они узнают?!
Возмущение готовое перейти в очередной скандал стихает почти на самом пике, растерянно замолкаешь, глядя, как я укладываю в небольшую дорожную сумку документы и вещи.
- Ты куда?
- К матери.
- Надолго?
- Навсегда.
И снова начинаются танцы с бубном или игра на дудочке для проснувшейся кобры... Не знаю, как ещё назвать, твои самоотверженные попытки меня образумить. Конечно, безумно льстит, что я опять и "ласточка", и "солнышко", и даже "чистый родник, соль жизни"... Но, кажется, теперь я созрела. Созрела и свалилась с ветки.
- Неужели любовь умерла? - удручённо вопрошаешь, смахивая ладонью слёзы.
Умерла? Нет... неподходящее слово. Звучит, как трагическая случайность, несчастный случай... Это не про нас. Наша любовь сдохла, хрипя и корчась на холодном полу от множественных ножевых... причём довольно давно. Так что извини, но между нами только полуразложившийся труп, которому ты сейчас пытаешься делать искусственное дыхание. Не воротит?
Кладу на стол ключи от квартиры, жалостливо оглядываю выращенное из косточки апельсиновое дерево - с собой не утащить, подхватываю багаж и направляюсь к остановке. Через минуту ты летишь следом.
- Не отпущу... - шепчешь нежно, тоскливо, отчаянно. - Это ошибка. Самая страшная в жизни ошибка. Не казни.
В покрасневших глазах, стоят слёзы. Ты словно не замечаешь народа вокруг, кусаешь губы, начинаешь опускаться на колени, еле успеваю перехватить. Привычным жестом хочется обнять, успокоить, сказать, что всё будет хорошо. Но на этот раз сдерживаюсь. Ничего уже не будет хорошо, а если честно, никогда и не было.
- Олеська, я за тобой! Как собака... хочешь гони, хочешь камнями зашвыривай. К твоим родителям поеду. Расскажу им всё, как есть, пусть хоть убивают. Заслужил...
Невольные слушатели сочувственно вздыхают, бабулька на лавочке тихонько плачет, видимо, вспомнив что-то своё. Вот ведь... зараза! Как же ты так умеешь? Только что ненавидела тебя до чёрных мушек перед глазами, а теперь... просто плохо. Тяжело и больно.
Ты и в самом деле собрался. Оплачиваешь место в плацкартном вагоне - верхняя полка надо мной. Устраиваешься в зале ожидания, до поезда четыре часа.
- Я изменюсь! Ради тебя изменюсь. А если поздно... возьми хоть кем.
Не могу спокойно переносить твой несчастный вид. Я не железная! Вместе мы не будем. Это решено. Баста! Но вот ты купил билет, свернулся калачиком, положив голову мне на колени... и что с этим делать?!
***
В вагоне жарко и душно, несмотря на открытые окна и кондиционер. Галдят возвращающиеся с моря туристы, снуют дети, пахнет копчёной рыбой и фруктами.
Второй день маемся от безделья. Стараешься развлечь, как можешь, и у тебя неплохо получается. Поначалу изо всех сил игнорировала анекдоты с верхней полки, даже общалась односложно, но факты таковы, что когда надо, ты очень интересный собеседник, а замкнутое пространство располагает к задушевным беседам.
С сожалением понимаю, что роль снежной королевы мне не удалась: болтаю, смеюсь, охотно принимаю чай. Пытаюсь понять, а что же дальше? Партнёров, семьи из нас не вышло. Сможем ли остаться друзьями? Ведь есть же люди, которые не уживаются под одной крышей, но вполне способны приятно общаться, недолго, изредка...
С радостью хватаешься за озвученную мною мысль. Друг? Отлично! Ты умеешь дружить! Будешь самым надёжным и преданным, я не пожалею!
На душе становится легче. Мирно разошлись, слава богу. Погостишь у меня недельку, потом уедешь к себе и всё! Будем обмениваться открытками на праздники, передавать друг другу приветы через общих знакомых, ну, и, может быть, иногда созваниваться, заглядывать в гости...
Расслабленная и умиротворённая с закрытыми глазами слушаю стук колёс. Поезд прибудет к вокзалу в семь часов утра, очень удобно. Высплюсь и новый день начну бодро и со свежей головой. Ты тоже в приподнятом настроении, шутишь, тебе не терпится осмотреть новый город, познакомиться с людьми, посетить парочку музеев... Надо же, как всё просто и правильно. Почему мы раньше так не сделали?
Просыпаюсь от грубого расталкивания. Непонимающе - сонными глазами разглядываю тёмный пейзаж за окном и твою возмущённую физиономию. Что случилось? Подъезжаем? Да нет, рано... только половина четвёртого.
- Как ты можешь спать?! - смотришь на меня в упор практически с ненавистью. - Я не могу к тебе ехать! Ты не понимаешь?! Вернёмся обратно, прямо сейчас... или я на ходу выпрыгну!
Хочется с тяжким стоном накрыться подушкой. Да что ж такое-то?! Снова здорово...
- Прыгай, - разрешаю, с силой выдёргивая простынь из сжатых пальцев, кутаюсь в отобранный трофей и отворачиваюсь к стене. - А я буду спать.
***
С утра, открыв глаза, обнаруживаю тебя за столиком. Мирно пьёшь чай, гладко выбрит, тщательно причёсан и мужественно пахнешь "горной свежестью". Пожалуй, я даже слегка разочарована. А как же: "Пацан сказал - пацан сделал?" Хотя... всё равно уже. Я дома! Охваченный зеленью вокзал, толстые стены кремля в розоватой дымке, гордый олень на червлёном поле ... Шиш, я теперь променяю его на дешёвый виноград и ласковые бризы.
Жадно впитываю в себя ещё непрогретый солнцем воздух, хочется прыгать и кричать: "Люди! Я вас люблю!" Что собственно я и делаю, в смысле, разбежавшись, перепрыгиваю большую лужу, тестируя новые кроссовки. А вот с тобой происходит что-то странное. Всегда вальяжный и уверенный, ты как-то сник и потерялся. Нервно озираешься, передёргиваешь плечами, молчишь. Смена твоих настроений всегда быстротечна и непредсказуема, я решаю: пройдёт. Но на этот раз ошибаюсь.
***
С каждым днём становится только хуже. Тебя ничто не радует, ты ничего не хочешь, в постоянном напряжении, ожидании подвоха, ходишь за мной хвостом, остервенело вытрясая информацию: что говорить, как вести себя с родными? Честно, не понимаю, какие тайные знания я должна дать. Представила другом, приняли тебя хорошо.
- Будь самим собой, не надо ничего изображать, - теряюсь и жму плечами.
- Да, конечно, - хмыкаешь недоверчиво. - Хочешь, чтоб меня сразу выгнали?
***
У бабушки день рождения. Тихое, семейное торжество, человек семь гостей. Общение, тосты, истории - это твоя стихия, рада, что у тебя будет возможность отвлечься и блеснуть. Нас зовут за стол, но ты отказываешься наотрез. Абсолютно не понимаю, что происходит. Предлагаю хотя бы сходить поесть. Вяло соглашаешься.
Тост за здоровье, звенят бокалы и ты, неловко потянувшись, опрокидываешь полупустой графин. Сок растекается по скатерти, сидящие рядом предлагают салфетки, но ты багровеешь и пулей вылетаешь в коридор. Выхожу следом и сходу попадаю под шквал обвинений.
- Это всё ты! Ты специально! Я говорил, что за стол не сяду! Добилась!? Нравится?!
Пытаюсь успокоить и унять истерику. Объясняю, что ничего страшного не случилось, никто даже не вспомнит через пять минут, это просто сок... Но ты паникуешь и несёшь откровенный бред, на который я даже не знаю, как реагировать.
В конце концов, мне надоедает оправдываться, и я перехожу на одну громкость с тобою. От накатывающих эмоций появляется несвойственная жестикуляция. На пике ссоры резко взмахиваю в воздухе рукой, указывая в каком направлении вокзал, а ты шарахаешься в сторону, закрывая голову.
- Ты чего? - изумлённо замолкаю на полуслове.
- Ничего! - ядовито бросаешь в лицо, выскакивая на улицу. Дверь хлопает так, что сыплется штукатурка.
***
Неделя подходит к концу, мечтаю о твоём отъезде.
На людях всё чинно и благородно, но стоит нам остаться наедине и ты, торопливо захлёбываясь, начинаешь сыпать гадостями, словно боишься, что нас прервут, и до слёз довести меня не удастся.
- Ох, как себя-то жалко! - притворно сокрушаешься, добившись своей цели. - Ну, поплачь, поплачь. Пусть все увидят, какое я дерьмо, а ты бедная, несчастная...
- Что я тебе сделала?! Почему ты всё время оскорбляешь?! - глотаю злые слёзы и ненавижу себя за то, что не могу их сдержать.
- Я оскорбляю? - растерянно переспрашиваешь, останавливаясь на полдороги. - Да я ни разу на тебя даже голос не повысил. Ну, ты и сука! Прямо как моя мать... Тоже хочешь упечь меня в психушку? Спелись?!
Настаёт мой черёд ошарашенно хлопать глазами. Теряю дар речи и смотрю на тебя, как на больного человека... хотя, почему "как"?
- Помнишь, я рассказывал про плен? - неожиданно меняешь тему, пока я пытаюсь привести в порядок зарёванное лицо.
- Помню. Конечно, это было страшно, и не дай бог, никому такое пережить, но...
- Я бы хотел, чтобы это произошло с тобой, - до жути спокойно и твёрдо произносишь ты. - Хочу, чтобы ты тоже всё это пережила, чтоб почувствовала... Вот тогда ты поймёшь!
Даже у меня были в жизни моменты, которые и врагу бы не пожелала. А тут такое... горячо любимой и единственной.
В наши лучшие времена ты любил сравнивать себя с мышонком, беленьким, забавным, пушистым... Но у тебя совсем другой взгляд. До меня только сейчас дошло, хотя я и раньше его замечала. С расстояния нескольких метров на меня холодно и пусто смотрит... аллигатор. Архаичная тварь, чуждая привязанностям, сочувствию, благодарности... Аллигатора можно любить, можно боготворить, даже жить с ним можно. Но в один прекрасный момент он вполне способен откусить благодетелю голову, не потому что плохой или злится, а потому что захотел есть.
***
Провожаю на вокзал. Самолично купила билет и собрала еды в дорогу, лишь бы только побыстрее и наверняка. Ты почти всю дорогу молчишь и только на подходе начинаешь пытаться что-то объяснить.
- Понесло меня... Ты ведь не обижаешься? Нет? Спасибо... Не могу я здесь, у твоих... совсем чумной. Лучше сама приезжай, здорово будет. Нам ведь всегда есть о чём поговорить, чем заняться. Хочешь, Юльку позовём? Вместе в поход пойдём с палаткой, по реке, как ты и хотела... Приезжай. Я ждать буду.
