Несколько минут Валера ходил по пустырю, но от Хомы похоже ничего не осталось. Валера заплакал и ушел домой. После этого дня и до конца лета он с нами не общался. Само собой он нас всех сдал. И нам дома каждому раздали по «Сталинской премии» за нашу космическую программу, кому ремня, кого в угол, ну и само собой лишение права просмотра телевизора. Однако все равно осталась какая то гордость за то что мы смогли такое сделать. И все таки мы похвастались нашей ракетой ребятам из «квадрата» и из 38го и из высотки, но никто нам не поверил. Можно было бы продолжить работу над проектом, устранить недостатки и надеется на удачный пуск, но останавливала напоротая задница, закрытый доступ в подвал старшекам из-за нас, и неприятное чувство вины за, по нашему безрассудству, убитому хомяку. Ну и конечно же по телеку показали фильм «Дети капитана Гранта», а это уже новые приключения…
PS: Если данный рассказ прочитал ты, уважаемый зоозащитник, то приношу свои искренние извинения за того хомячка. Никакой пропаганды издевательства над животными я и не думал развивать в этом произведении. Более того, я сам осуждаю действия людей, которые осознано причиняют страдания братьям нашим меньшим ради получения удовольствия от их мук, это не нормально, такие люди, возможно нездоровы. Эта история, если ее рассматривать в контексте отношений человек-животное, для меня лично была уроком показывающим к чему приводит безответственность в отношении домашних животных, надеюсь послужит уроком и другим. Но если вы просто хотите выразить свое «фе» хоть кому то, дабы самоутвердиться, то пожалуйста начните, например с Тургенева и его «Муму».
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Детям не вложены в голову с рождения моральные устои, заведенные в обществе, и знакомятся они с ними по примеру родителей, детским сказкам и рассказам, но иногда и на собственном опыте. И вот некоторые ситуации, когда мы сделали, по незнанию или непониманию, что-то постыдное остаются на долго в памяти и служат той красной линией через которую нельзя переступать. Причем нормы морали с годами могут изменяться, например: мне воспитательница детского сада говорила что ябедничать не хорошо, а моего сына в садике учили, что если кто-то его обидел, то сдачи давать нельзя, а надо рассказать об этом воспитательнице. Вы спросите у любого юноши или девушки: «Кто такой Мальчиш-Кибальчиш?» Врядли вам ответит хоть кто-то рожденный после 1990 года. В этой, с одной стороны смешной а с другой – поучительной истории, я хочу поведать вам как я узнал что такое предательство и как нельзя поступать с друзьями.
Дело было поздней осенью. Теперь трудно вспомнить сколько точно мне было тогда лет, но где то в дошкольном возрасте. События разворачивались в частном секторе, где я привольно проводил время у дедушки и бабушки. Улица на которой они жили начиналась у моста через небольшую речушку, по нечетной стороне улицы участки упирались в выше упомянутую речушку, а по четной стороне участки поднимались по склону холма и упирались в забор садоводческого общества. Заканчивалась улица подъемом на холм и входом в сады. Между последним домом по четной стороне и забором садов был свободный незастроенный участок. Он представлял собой скалистый, но пологий склон из темно коричневого песчаника, мы называли его «гора». Склон густо порос карликовой желтой акацией, которую мы называли «мышиный горох», и был испещрен желобообразными тропинками над которыми местами смыкались кусты акации образуя летом зеленые тоннели, которые взрослому человеку будут едва ли по пояс. Местами на склоне пробивались невысокие клены, которые детьми использовались для постройки шалашей. В общем, местность с лабиринтом троп, возвышенностями и желобами, деревьями подходящими для постройки штабиков была сущим раем для детских игр а уходя туда гулять мы просто извещали взрослых фразой: «Я на гору».
Но была осень, гора оголилась, дети разъехались от бабушек-дедушек после каникул по домам в город. Я слонялся по улице без дела, было прохладно, в воздухе витал запах костров в которых жгли засохшую ботву и прочий мусор оставшийся от сельхоз-сезона, на деревьях было уже мало листьев. В огороде было все убрано и ничего интересного. Дома тоже скучно, ведь тогда не было ни то что смартфонов с интернетом, или компьютеров, по телевизору можно было посмотреть всего лишь три канала, могу ошибиться но это были ОРТ, РТР, и местный телеканал. Мультики были крайне редко, а вот зарубежных даже еще не было вообще, «Ну! Погоди» тогда, пожалуй, были в топе.
Проходя по улице в сторону «горы», я увидел как из двора выходит Валерка. Это меня несомненно обрадовало, перспектива слоняться по улице и мешать палкой грязь в луже меня не сильно прельщала. А еще, чего греха таить, обрадовался я тому, что если Валерка тут, значит и его сестра Танька тоже приехала. Хоть у Валерки с Танькой, которая была моей ровесницей, разница и была чуть больше двух лет, но в таком возрасте это означало что Валерка был «малявкой». Я с деловым видом неспешно подошел к Валерке и сказал:
- Привет! Танька тоже приехала?
- Нет она дома осталась, в городе. Ответил Валерка.
Я расстроился, но виду не подавал, а то ж Валерка мог Бог весть что подумать. В таком возрасте, да и в те времена среди мальчишек как то зазорно было проявлять чувства симпатии и привязанности к девочкам.
Трудно сказать какие чувства я испытывал к Тане тогда, ведь мы были детьми и все, включая чувства, нам было ново и непонятно. В тот момент это было и не важно, огорчало меня и то, что с Валеркой в что-то нормальное не поиграешь, ведь он всегда в играх был просто «хвостиком».
- Что на «гору» пойдем. Спросил Валерка. При этом его взгляд, каким я его сейчас помню, походил на взгляд кота в сапогах из современного мультика «Шрек».
- Пойдем.
- Во что поиграем?
Валерка привык, что в нашей кампашке игры постоянно придумывал я, и не скрывая радости ожидал буйного веселья как это было летом. Но придумать какую-то игру для себя с «малявкой» я с ходу не мог и не хотел особо. Меня огорчало неоправдавшееся ожидание.
- Пойдем просто посмотрим что там. Сказал я.
И мы побрели по улице к «горе». Обычно мы не поднимались летом до самого забора на вершине склона, там росла густая, особо жгучая с темными полосками на стебле крапива. Мы били эту крапиву палками, пытались ломать взяв за стебель через рубашку, но она не сдавалась, а битва с ней заканчивалась беготней друг за другом с жгучими ветками в руках в попытках стегануть рандомно выбранного оппонента по незащищенным частям тела.
Но вот осень открыла дорогу к самой вершине. Интерес к неизведанному вмиг захватил нас. Пройдя по трухлявым старым поваленным деревьям в уже увядших кустах крапивы, мы подошли к старому высокому забору из толстых почерневших досок. Вдоль забора прошли до первого огорода, и вот на стыке с ним, в заборе обнаружилась брешь. Две доски были выломаны, этого было вполне достаточно чтоб пролезть излишне любознательному исследователю нашего «калибра».
- Посмотрим что там? Одним глазком? Спросил Валерка, и вопрос задал с таким видом, как будто я был руководителем экспедиции куда-нибудь к Северному полюсу или на дно Марианской впадины. Мне, честно говоря было как то «сцыкотно», а вдруг нас хватятся, ведь мы же должны быть на «горе», не дальше. Но спасовать перед «малявкой» было нельзя, да и любопытно было очень что там за таинственным забором, где не ступала нога ни одного ребенка с нашей улицы. Выбор в общем то был прост: либо идти размешивать палкой в луже грязь, либо пролезть через дыру в заборе и шагнуть в неизведанное. В случае неуспеха, если вдруг хватятся, будет нагоняй, но в любом случае следующим летом, когда все дети отправленные к бабушкам соберутся на горе, будет чем похвастаться, и можно будет даже присочинить немножко, а Валерка все подтвердит, он всегда поддакивает.
- Давай. Решился я.
За забором была отсыпанная гравием дорога. Влево дорога, метров через двести, упиралась в ворота садоводства. Вправо петляла по вершине холма. Через дорогу тянулись заборы садов. В общем то ни чего эпичного, но для детей, которые видели в основном только свою улицу, «гору» и иногда пруд, когда дедушка туда с ними ходил, это было сродни открытия новых земель мореплавателями древности. Повернув направо, мы прошли несколько участков. И вот нашему взору предстал участок с забором из узких но толстых досок, забор был основателен но при этом как будто прозрачен. За забором был уже убранный участок, грядки черными прямоугольниками делили его как лоскутное покрывало. У забора стояло старое сучковатое дерево. А в центре стояла яблоня, с поздними яблоками. Я не силен в садоводстве, но никогда ранее или после не видел таких яблок. Листьев на яблоне уже было очень мало, но на ветвях висели ярко красные огромные (по нашим детским меркам и для тех широт) плоды. Мы такие яблоки называли «как магазинные».
Сейчас мне кажется странным и непонятным, почему подобные яблоки вызывали такое вожделение. Ведь нельзя сказать, что жили бедно. Просто не было тогда в провинциальных городах, особенно за Уралом, такого разнообразия овощей и фруктов как сейчас. Сейчас в самом посредственном гипермаркете я смогу найти в отделе овощей и фруктов какой ни будь экзотический образец, название которого я впервые слышу.
Эта яблоня приковала наше внимание, в тот момент она была как яблоня с запретным плодом в Эдеме, а Валера взял на себя функцию змея, он сказал:
- Смотри какие яблоки, как магазинные.
- Да, давно таких не пробовал.
- Может попросим у хозяев по одному попробовать?
- Ага, так и дадут, разве что уши надерут, да и видишь нет никого.
- Так если нет никого, может, зайдем и сами по яблочку возьмем, и с собой чуть-чуть.
- Так это украсть вообще-то называется. Еще и ворованное домой понесешь?
- Ну тогда не понесем, просто попробуем.
- Так может они кислые, раз не рвет никто - Сказал я, лезть в чужой сад мне совсем не хотелось, но и трусом показаться тоже.
- Да нет, точно не кислые, смотри красные какие. Ладно, не хочешь как хочешь, а я полезу, быстро возьму пару и обратно.
Ну это было немыслимо чтоб «малявка» залез в сад а я стоял и трусил. Если об этом узнают остальные дети, то на улицу хоть не выходи.
- Ладно, давай сорвем пару яблок, я тебя подсажу вон на то дерево, а ты по сучкам перелазь, я за тобой, только грядки смотри не потопчи.
Я подсадил Валерку, он пыхтя перелез через забор по дереву и шлепнулся на землю, я полез за ним, сердце бешено стучало отдаваясь в висках.
Мы, низко прижимаясь к земле, чуть ли не на четвереньках подошли к яблоне. Только мы сорвали по несколько яблок за пазуху, как вдруг, словно гром средь ясного неба, раздался чей-то громкий грубый оклик: «А ну идите как сюда!».
Я оцепенел, холодок пробежался по спине, а сердце как будто замерло. Валерка стоял передо мной, глаза его были выпучены как у филина, а лицо побледнело как известка, он начал присаживаться будто пытаясь то ли спрятаться, то ли окопаться. Мы начали медленно разворачиваться к забору, как вдруг грянул ружейный выстрел. Тот выстрел на нас подействовал сильнее чем выстрел стартового пистолета на бегунов перед забегом за олимпийским золотом. Я, не видя ничего вокруг, ринулся к забору, и готов биться об заклад, что сам Усейн Болт позавидовал такой скорости, перед взором стояло то самое дерево по которому мы преодолеем забор. За спиной послышался оклик: «Стоять!». Но я уже мощно натягивал забор на себя, и упершись ногой в дерево перескочил забор, я успел сделать несколько больших шагов, почти прыжков, прочь… Как вдруг услышал истошный крик Валерки: «Тохааа!!!!». Я замер, обернулся и моему взору предстала картинка как в кино: Все вокруг казалось как будто в замедленной съемке, по тропинке на половине расстояния от яблони к забору бежал седой с бородой мужик в черном ватнике, в руке он держал за цевье одностволку; Валера же, почти преодолевший забор, капюшоном своего коричневого пальтишки зацепился за сук дерева, и беспомощно дергая ногами висел в воздухе; лицо его было искажено ужасом а в глазах была мольба; ручки он тянул ко мне и с хрипом, так как воротник сдавил шею, кричал: «Помоги!». Я был в замешательстве, сторож стремительно бежал к Валерке. Мгновение сомнений, и я развернулся и дал деру в сторону дома.
Пока я бежал какой-то неприятный осадок все тяжелел и тяжелел на душе. Что-то тянуло меня вернуться и посмотреть, отпустил ли сторож Валерку. Сразу я домой не пошел, еще побродил по горе, по улице, несколько раз заглянул в сады, посмотреть не идет ли «подельник». Меня тревожили мысли: А вдруг Валерка не найдет дорогу домой и его будут искать, узнают что он со мной по садам лазал. Вдруг его в милицию отдадут. А вдруг он расскажет что со мной был. Или еще, чего доброго, что я его заставил. Начало уже вечереть. Валерки не было.
Я пошел домой. На крыльце меня встречал дедушка. Лицо у него было огорченным. Вспоминать финальную часть этой истории заключающуюся в воспитательной работе мне не особо приятно, поэтому кратко: мой дедушка – фронтовик, в городе был уважаемым человеком, по наветам побывал даже в «местах не столь отдаленных», он всегда отличался мудростью и рассудительностью, не отличался эмоциональностью. Дедушка был огорчен и взыскание мне было по большей части не за то что в чужой сад полезли, а за самый из всех, по его мнению, постыдный поступок, за то что друга бросил в беде за ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
Этот урок я запомнил один раз и на всю жизнь, и с тех пор эту красную черту я не перейду даже под страхом смерти.
Ну а что касается Валерки, то сторож оказался приятелем его деда, он хотел преподать нам хороший урок, чтоб не зарились на чужое и для острастки выстрелил в воздух из ружья. К Валерке он бежал со всех ног чтоб снять его с дерева «Пока не задохся». «Подельник» же сдал меня с потрохами при первом же допросе, о чем немедленно и было доложено моему дедушке. В этом году мы с ним больше не общались. Но следующим летом обиды забылись. Взахлеб мы рассказывали всем друзьям нашу историю, опустив неприятные моменты, и конечно немного приукрасив (например сторож в нашей версии был не один, у них были автоматы и собака, а забор так вообще был под напряжением, у яблок был привкус ананаса (который мы видели только на картинках), внутри они были оранжевого цвета и семечек в них не было совсем).
ДИССИДЕНТЫ
Прошлую зиму не «пережила» страна в которой я родился. События предшествовавшие этому мне были не понятны, да и похоже многим взрослым тоже были не понятны, но вроде все радовались, ажиотаж был какой то, много споров. На тот момент, ввиду своего возраста, я не понимал значимости произошедшего, к каким ужасным, кровавым и мрачным последствиям это приведет. Но мы были детьми, нам были неведомы страхи и тревоги, мир был светлым и полным открытий, мы по-прежнему играли в свои игры, и как прежде подражали увиденному по телевизору. Конечно стало заметно изменение «контента» презентуемого по «ящику». Мне казалось что телевизор будоражил взрослых, и как то они стали ему больше уделять внимание нежели раньше.
Еще, я помню, что мы с друзьями, почему то, считали Америку чуть ли не раем на земле.
PS: Если данный рассказ прочитал ты, уважаемый зоозащитник, то приношу свои искренние извинения за того хомячка. Никакой пропаганды издевательства над животными я и не думал развивать в этом произведении. Более того, я сам осуждаю действия людей, которые осознано причиняют страдания братьям нашим меньшим ради получения удовольствия от их мук, это не нормально, такие люди, возможно нездоровы. Эта история, если ее рассматривать в контексте отношений человек-животное, для меня лично была уроком показывающим к чему приводит безответственность в отношении домашних животных, надеюсь послужит уроком и другим. Но если вы просто хотите выразить свое «фе» хоть кому то, дабы самоутвердиться, то пожалуйста начните, например с Тургенева и его «Муму».
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Детям не вложены в голову с рождения моральные устои, заведенные в обществе, и знакомятся они с ними по примеру родителей, детским сказкам и рассказам, но иногда и на собственном опыте. И вот некоторые ситуации, когда мы сделали, по незнанию или непониманию, что-то постыдное остаются на долго в памяти и служат той красной линией через которую нельзя переступать. Причем нормы морали с годами могут изменяться, например: мне воспитательница детского сада говорила что ябедничать не хорошо, а моего сына в садике учили, что если кто-то его обидел, то сдачи давать нельзя, а надо рассказать об этом воспитательнице. Вы спросите у любого юноши или девушки: «Кто такой Мальчиш-Кибальчиш?» Врядли вам ответит хоть кто-то рожденный после 1990 года. В этой, с одной стороны смешной а с другой – поучительной истории, я хочу поведать вам как я узнал что такое предательство и как нельзя поступать с друзьями.
Дело было поздней осенью. Теперь трудно вспомнить сколько точно мне было тогда лет, но где то в дошкольном возрасте. События разворачивались в частном секторе, где я привольно проводил время у дедушки и бабушки. Улица на которой они жили начиналась у моста через небольшую речушку, по нечетной стороне улицы участки упирались в выше упомянутую речушку, а по четной стороне участки поднимались по склону холма и упирались в забор садоводческого общества. Заканчивалась улица подъемом на холм и входом в сады. Между последним домом по четной стороне и забором садов был свободный незастроенный участок. Он представлял собой скалистый, но пологий склон из темно коричневого песчаника, мы называли его «гора». Склон густо порос карликовой желтой акацией, которую мы называли «мышиный горох», и был испещрен желобообразными тропинками над которыми местами смыкались кусты акации образуя летом зеленые тоннели, которые взрослому человеку будут едва ли по пояс. Местами на склоне пробивались невысокие клены, которые детьми использовались для постройки шалашей. В общем, местность с лабиринтом троп, возвышенностями и желобами, деревьями подходящими для постройки штабиков была сущим раем для детских игр а уходя туда гулять мы просто извещали взрослых фразой: «Я на гору».
Но была осень, гора оголилась, дети разъехались от бабушек-дедушек после каникул по домам в город. Я слонялся по улице без дела, было прохладно, в воздухе витал запах костров в которых жгли засохшую ботву и прочий мусор оставшийся от сельхоз-сезона, на деревьях было уже мало листьев. В огороде было все убрано и ничего интересного. Дома тоже скучно, ведь тогда не было ни то что смартфонов с интернетом, или компьютеров, по телевизору можно было посмотреть всего лишь три канала, могу ошибиться но это были ОРТ, РТР, и местный телеканал. Мультики были крайне редко, а вот зарубежных даже еще не было вообще, «Ну! Погоди» тогда, пожалуй, были в топе.
Проходя по улице в сторону «горы», я увидел как из двора выходит Валерка. Это меня несомненно обрадовало, перспектива слоняться по улице и мешать палкой грязь в луже меня не сильно прельщала. А еще, чего греха таить, обрадовался я тому, что если Валерка тут, значит и его сестра Танька тоже приехала. Хоть у Валерки с Танькой, которая была моей ровесницей, разница и была чуть больше двух лет, но в таком возрасте это означало что Валерка был «малявкой». Я с деловым видом неспешно подошел к Валерке и сказал:
- Привет! Танька тоже приехала?
- Нет она дома осталась, в городе. Ответил Валерка.
Я расстроился, но виду не подавал, а то ж Валерка мог Бог весть что подумать. В таком возрасте, да и в те времена среди мальчишек как то зазорно было проявлять чувства симпатии и привязанности к девочкам.
Трудно сказать какие чувства я испытывал к Тане тогда, ведь мы были детьми и все, включая чувства, нам было ново и непонятно. В тот момент это было и не важно, огорчало меня и то, что с Валеркой в что-то нормальное не поиграешь, ведь он всегда в играх был просто «хвостиком».
- Что на «гору» пойдем. Спросил Валерка. При этом его взгляд, каким я его сейчас помню, походил на взгляд кота в сапогах из современного мультика «Шрек».
- Пойдем.
- Во что поиграем?
Валерка привык, что в нашей кампашке игры постоянно придумывал я, и не скрывая радости ожидал буйного веселья как это было летом. Но придумать какую-то игру для себя с «малявкой» я с ходу не мог и не хотел особо. Меня огорчало неоправдавшееся ожидание.
- Пойдем просто посмотрим что там. Сказал я.
И мы побрели по улице к «горе». Обычно мы не поднимались летом до самого забора на вершине склона, там росла густая, особо жгучая с темными полосками на стебле крапива. Мы били эту крапиву палками, пытались ломать взяв за стебель через рубашку, но она не сдавалась, а битва с ней заканчивалась беготней друг за другом с жгучими ветками в руках в попытках стегануть рандомно выбранного оппонента по незащищенным частям тела.
Но вот осень открыла дорогу к самой вершине. Интерес к неизведанному вмиг захватил нас. Пройдя по трухлявым старым поваленным деревьям в уже увядших кустах крапивы, мы подошли к старому высокому забору из толстых почерневших досок. Вдоль забора прошли до первого огорода, и вот на стыке с ним, в заборе обнаружилась брешь. Две доски были выломаны, этого было вполне достаточно чтоб пролезть излишне любознательному исследователю нашего «калибра».
- Посмотрим что там? Одним глазком? Спросил Валерка, и вопрос задал с таким видом, как будто я был руководителем экспедиции куда-нибудь к Северному полюсу или на дно Марианской впадины. Мне, честно говоря было как то «сцыкотно», а вдруг нас хватятся, ведь мы же должны быть на «горе», не дальше. Но спасовать перед «малявкой» было нельзя, да и любопытно было очень что там за таинственным забором, где не ступала нога ни одного ребенка с нашей улицы. Выбор в общем то был прост: либо идти размешивать палкой в луже грязь, либо пролезть через дыру в заборе и шагнуть в неизведанное. В случае неуспеха, если вдруг хватятся, будет нагоняй, но в любом случае следующим летом, когда все дети отправленные к бабушкам соберутся на горе, будет чем похвастаться, и можно будет даже присочинить немножко, а Валерка все подтвердит, он всегда поддакивает.
- Давай. Решился я.
За забором была отсыпанная гравием дорога. Влево дорога, метров через двести, упиралась в ворота садоводства. Вправо петляла по вершине холма. Через дорогу тянулись заборы садов. В общем то ни чего эпичного, но для детей, которые видели в основном только свою улицу, «гору» и иногда пруд, когда дедушка туда с ними ходил, это было сродни открытия новых земель мореплавателями древности. Повернув направо, мы прошли несколько участков. И вот нашему взору предстал участок с забором из узких но толстых досок, забор был основателен но при этом как будто прозрачен. За забором был уже убранный участок, грядки черными прямоугольниками делили его как лоскутное покрывало. У забора стояло старое сучковатое дерево. А в центре стояла яблоня, с поздними яблоками. Я не силен в садоводстве, но никогда ранее или после не видел таких яблок. Листьев на яблоне уже было очень мало, но на ветвях висели ярко красные огромные (по нашим детским меркам и для тех широт) плоды. Мы такие яблоки называли «как магазинные».
Сейчас мне кажется странным и непонятным, почему подобные яблоки вызывали такое вожделение. Ведь нельзя сказать, что жили бедно. Просто не было тогда в провинциальных городах, особенно за Уралом, такого разнообразия овощей и фруктов как сейчас. Сейчас в самом посредственном гипермаркете я смогу найти в отделе овощей и фруктов какой ни будь экзотический образец, название которого я впервые слышу.
Эта яблоня приковала наше внимание, в тот момент она была как яблоня с запретным плодом в Эдеме, а Валера взял на себя функцию змея, он сказал:
- Смотри какие яблоки, как магазинные.
- Да, давно таких не пробовал.
- Может попросим у хозяев по одному попробовать?
- Ага, так и дадут, разве что уши надерут, да и видишь нет никого.
- Так если нет никого, может, зайдем и сами по яблочку возьмем, и с собой чуть-чуть.
- Так это украсть вообще-то называется. Еще и ворованное домой понесешь?
- Ну тогда не понесем, просто попробуем.
- Так может они кислые, раз не рвет никто - Сказал я, лезть в чужой сад мне совсем не хотелось, но и трусом показаться тоже.
- Да нет, точно не кислые, смотри красные какие. Ладно, не хочешь как хочешь, а я полезу, быстро возьму пару и обратно.
Ну это было немыслимо чтоб «малявка» залез в сад а я стоял и трусил. Если об этом узнают остальные дети, то на улицу хоть не выходи.
- Ладно, давай сорвем пару яблок, я тебя подсажу вон на то дерево, а ты по сучкам перелазь, я за тобой, только грядки смотри не потопчи.
Я подсадил Валерку, он пыхтя перелез через забор по дереву и шлепнулся на землю, я полез за ним, сердце бешено стучало отдаваясь в висках.
Мы, низко прижимаясь к земле, чуть ли не на четвереньках подошли к яблоне. Только мы сорвали по несколько яблок за пазуху, как вдруг, словно гром средь ясного неба, раздался чей-то громкий грубый оклик: «А ну идите как сюда!».
Я оцепенел, холодок пробежался по спине, а сердце как будто замерло. Валерка стоял передо мной, глаза его были выпучены как у филина, а лицо побледнело как известка, он начал присаживаться будто пытаясь то ли спрятаться, то ли окопаться. Мы начали медленно разворачиваться к забору, как вдруг грянул ружейный выстрел. Тот выстрел на нас подействовал сильнее чем выстрел стартового пистолета на бегунов перед забегом за олимпийским золотом. Я, не видя ничего вокруг, ринулся к забору, и готов биться об заклад, что сам Усейн Болт позавидовал такой скорости, перед взором стояло то самое дерево по которому мы преодолеем забор. За спиной послышался оклик: «Стоять!». Но я уже мощно натягивал забор на себя, и упершись ногой в дерево перескочил забор, я успел сделать несколько больших шагов, почти прыжков, прочь… Как вдруг услышал истошный крик Валерки: «Тохааа!!!!». Я замер, обернулся и моему взору предстала картинка как в кино: Все вокруг казалось как будто в замедленной съемке, по тропинке на половине расстояния от яблони к забору бежал седой с бородой мужик в черном ватнике, в руке он держал за цевье одностволку; Валера же, почти преодолевший забор, капюшоном своего коричневого пальтишки зацепился за сук дерева, и беспомощно дергая ногами висел в воздухе; лицо его было искажено ужасом а в глазах была мольба; ручки он тянул ко мне и с хрипом, так как воротник сдавил шею, кричал: «Помоги!». Я был в замешательстве, сторож стремительно бежал к Валерке. Мгновение сомнений, и я развернулся и дал деру в сторону дома.
Пока я бежал какой-то неприятный осадок все тяжелел и тяжелел на душе. Что-то тянуло меня вернуться и посмотреть, отпустил ли сторож Валерку. Сразу я домой не пошел, еще побродил по горе, по улице, несколько раз заглянул в сады, посмотреть не идет ли «подельник». Меня тревожили мысли: А вдруг Валерка не найдет дорогу домой и его будут искать, узнают что он со мной по садам лазал. Вдруг его в милицию отдадут. А вдруг он расскажет что со мной был. Или еще, чего доброго, что я его заставил. Начало уже вечереть. Валерки не было.
Я пошел домой. На крыльце меня встречал дедушка. Лицо у него было огорченным. Вспоминать финальную часть этой истории заключающуюся в воспитательной работе мне не особо приятно, поэтому кратко: мой дедушка – фронтовик, в городе был уважаемым человеком, по наветам побывал даже в «местах не столь отдаленных», он всегда отличался мудростью и рассудительностью, не отличался эмоциональностью. Дедушка был огорчен и взыскание мне было по большей части не за то что в чужой сад полезли, а за самый из всех, по его мнению, постыдный поступок, за то что друга бросил в беде за ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
Этот урок я запомнил один раз и на всю жизнь, и с тех пор эту красную черту я не перейду даже под страхом смерти.
Ну а что касается Валерки, то сторож оказался приятелем его деда, он хотел преподать нам хороший урок, чтоб не зарились на чужое и для острастки выстрелил в воздух из ружья. К Валерке он бежал со всех ног чтоб снять его с дерева «Пока не задохся». «Подельник» же сдал меня с потрохами при первом же допросе, о чем немедленно и было доложено моему дедушке. В этом году мы с ним больше не общались. Но следующим летом обиды забылись. Взахлеб мы рассказывали всем друзьям нашу историю, опустив неприятные моменты, и конечно немного приукрасив (например сторож в нашей версии был не один, у них были автоматы и собака, а забор так вообще был под напряжением, у яблок был привкус ананаса (который мы видели только на картинках), внутри они были оранжевого цвета и семечек в них не было совсем).
ДИССИДЕНТЫ
Прошлую зиму не «пережила» страна в которой я родился. События предшествовавшие этому мне были не понятны, да и похоже многим взрослым тоже были не понятны, но вроде все радовались, ажиотаж был какой то, много споров. На тот момент, ввиду своего возраста, я не понимал значимости произошедшего, к каким ужасным, кровавым и мрачным последствиям это приведет. Но мы были детьми, нам были неведомы страхи и тревоги, мир был светлым и полным открытий, мы по-прежнему играли в свои игры, и как прежде подражали увиденному по телевизору. Конечно стало заметно изменение «контента» презентуемого по «ящику». Мне казалось что телевизор будоражил взрослых, и как то они стали ему больше уделять внимание нежели раньше.
Еще, я помню, что мы с друзьями, почему то, считали Америку чуть ли не раем на земле.
