Но Этель вспыхнула:
— И все?! Это все, что ты скажешь?! Твои друзья лежат с мертвыми лицами возле твоих ног, и ты говоришь — прости?
Она сдержала порыв, чтобы не броситься и не пустить в него огненный шар — ладони уже раскалились: гнев рвался наружу, непонимание застилало разум, и ей только хотелось выпустить эту бурю. Пусть она уйдет, пусть вернет ей покой и… друзей.
— Они дышат, — тихо произнес Ильсо. — Они… надеюсь, просто спят и не видят никакие кошмары.
— Ну конечно! — вспомнила Этель и, сорвавшись с места, в два счета оказалась возле Ильсо. Она не могла пересечься с ним взглядом даже случайно, и он постоянно отводил глаза, но Этель хотела лишь помочь Оргвину избежать ужасных образов за закрытыми глазами. Она вложила в его ладонь стебель сухоцвета и отстранилась. В тишине до нее донеслось тихое, но ровное дыхание — Ильсо был прав: они дышали, но когда очнутся?
— Я не мог, — она услышала за своей спиной и обернулась. Ильсо отстранился, но по-прежнему сжимал в руке дудочку. — Я думал, что магия сможет одолеть эти чары.
— Все могло быть проще! — с жаром ответила Этель. — Лайонель знал, что нас ждет — он недаром отдал тебе эту дудку! Потому что ты… именно ты знал! И все равно нас подставил!
— Это только мое бремя. Тебе незачем знать.
— Незачем знать?! — Теперь Этель вскочила и посмотрела на Ильсо с вызовом. — Я не знаю, будут ли жить мои друзья, потому что ты боялся сменить лук на дудку, и что я должна думать? Кому ты служишь, доблестный разведчик Ильсо? Когон тебе доверял, как самому себе!
Слова лились из нее сами, она даже не знала, кто говорит в ней — настоящая Этель, ее ярость или пробудившаяся сила. Но сдерживаться не хотелось: на кону оказались жизни друзей.
Однако Ильсо тоже поднялся. Не сразу, но устремил тяжелый взгляд ей в глаза и сдвинул брови — чувствовал вину. Но Этель только отошла: теперь она должна быть готова, если эльф подставит или решит променять и ее жизнь на что-то более весомое.
Вот только он сказал с горечью:
— Если хочешь знать, я скажу. Но пообещай, что не скажешь Когону, когда он очнется. И гному.
Он робко кивнул в сторону спящих друзей, Этель скрестила руки на груди:
— Смотря что ты скажешь, и… может быть, закроем их от палящего солнца?
Пришлось ставить палатку прямо под открытым небом — на горячем песке — и укладывать внутрь друзей. Попыхтеть пришлось порядком: даже эльфу оказалось сложно тащить грузные тела, но Этель, как могла, помогала. В конце концов, они уложили гнома и орка, сами поплотнее укутались в закрытые вещи и уселись в походный шатер рядом сторожить.
Ильсо молча протянул Этель горсть сушеных персиков и фляжку с водой, затем отпил сам и тихо начал:
— У меня безупречный слух с рождения, я за версту чую опасность, различаю полутона полушепота, так что… в общем, с детства я пел в королевском хоре. Ну, и играл на арфе, флейте и… дудочке, в том числе.
Этель удивленно подняла брови: услышать о музыкальном прошлом эльфа она ожидала меньше всего, но если он начал, то пусть продолжает. Она кивнула.
— Теперь мне это пригождается в другом деле, как ты понимаешь, но раньше… я даже не думал становиться разведчиком: родители мечтали, чтобы я занялся мирным ремеслом. А когда меня единственного из сверстников приняли в королевский хор, гордились как главным достижением не только их жизни, но и всего нашего рода. И я тоже.
Этель прожевала кислый персик и выглянула наружу: в другой палатке послышалось мирное сопение. От сердца отлегло: значит, чары рассыпаются? Они возвращаются в нормальный сон?
Ильсо проследил за направлением ее взгляда и, получив ее молчаливое подтверждение, что все хорошо, продолжил:
— Но моих родителей забрали змеи. Утащили под землю вместе с домом, пока я пел с другими детьми — одно время они часто устраивали подобные вылазки с целью наживы, и моя семья стала жертвой. Ходили искать охотники, следопыты, обычные эльфы — тщетно. Я был ребенком, чтобы присоединиться, да и понять весь ужас случившегося смог лишь спустя годы…
Он замолчал, Этель сдержала вереницу вопросов, но решила дать ему время. Если он захочет, все расскажет сам. И попросит ответного слова — тоже.
— Меня приютили соседи. Исправно водили на хоровое пение, магистры хвалили и восхищались: идеальный слух! А я… чем дольше оставался в этой колее, тем невыносимее мне становилось находиться среди музыкантов. И чем чище пел, тем больше копилось ненависти, — он сжал кулаки и понизил голос, глядел куда-то в одну точку под ногами Этель. — Пока однажды не сорвался, пришел к местному следопыту и попросил научить управляться с оружием и отмычками, как… применять слух в более полезном русле — на охоте, в лесу, при той же обороне от змей и диких зверей. Стоит ли говорить, что охота у нас, в лесной общине, сразу наладилась — я чуял добычу за версту. Но однажды я ушел слишком далеко: вдруг понял, что только мне по силам найти останки родителей и логово врага.
Он покрутил в руках дудочку, грустно улыбнулся и убрал за спину — прямо в колчан со стрелами. И Этель осторожно спросила:
— Нашел… что-нибудь?
— Я… отомстил, — ответил он глухо. — Всем змеелюдам из Чуткого леса. Даже после занятия ими Эшгета у них оставались кочевые племена, сейчас — нет. Нигде нет. — Он помедлил, а потом поднял взгляд и сказал твердо: — Я не жалею. Хотя не смог залатать дыру в сердце, это очевидно. И утолить вину. Мой талант мог спасти жизни родителей, а не развлекать внимание господ в тот день: это так и не рассеялась с годами. Я не могу видеть инструменты и слышать никакие мелодии. Это моя личная боль, вот и все. — Он вздохнул. Этель не отрывая глаз следила. — Это меня не оправдывает, просто… я живу с этим страхом всю жизнь и обхожу любые таверны и спектакли. Стараюсь. И слышу совсем иные звуки. Как к твоей ноге крадется песчаный паук, например.
Он улыбнулся краешком губ, Этель от неожиданности подтянула к себе колени, кинжал Ильсо нашел свою цель в считанных сантиметрах от нее.
Эльф поднял кинжал и продемонстрировал мохнатую восьмилапую добычу, Этель сдержанно улыбнулась:
— Весьма… впечатляет. И пугает одновременно. Но ты пошел служить змеелюдам, ненавидя их. Это, должно быть, очень больно…
Ильсо внимательно рассмотрел паука и, удостоверившись, что он не представляет опасности, закопал его в песок. А затем, поджав губы, ответил:
— Не было выбора. Чтобы отвести взгляды. Так как это были кочевые змеелюды, то Жизог не нес за них ответственности, но это могло повлечь вооруженный конфликт все равно. Естественно, в тот момент я об этом не думал. А затем… нашел настоящего друга — змеелюда Вайсшехха. — Он ухмыльнулся. — Вот такая насмешка жизни. Но я не жалею, он и вправду верный друг. Я многое переосмыслил с тех пор.
— Но все же вы и вправду убили короля Жизога, — протянула Этель. — Это была месть?
— Схожие интересы с Императором. Мы же… работали на них обоих.
— Ну да, — кротко согласилась Этель. Слишком откровенный получился разговор, словно у нее не было права это знать, а она невольно подсмотрела страшные картины в щелочку прошлой жизни эльфа. Хотя… выходит, он сам ее туда впустил?
— Почему ты не сказал раньше? — тихо спросила она, а сама вспомнила, с какой надменностью Лайонель вручал Ильсо дудку: он что, знал?! Или… для чего тогда?
— Это все неважно. Так я думал. Кому какое дело до моих личных болей, когда ежедневно мы просто стараемся выжить? Но кто же знал, что от принятия прошлого будет зависеть чья-то жизнь?
Он опустил взгляд, Этель сказала:
— Спасибо. Этот цветок спалил бы меня моим же пламенем.
— Я не знал, что он невосприимчив к магии, — пожал плечами Ильсо. — Так что… прости, что подставил, выходит.
Этель кивнула в знак принятия, но спросила совсем другое — то, что ее волновало больше всего остального:
— Откуда знал Лайонель? Вы знакомы?
Ильсо резко поднял голову и посмотрел пристально. Сожаление на его лице сменила решимость, и он ответил глубоким тихим голосом:
— Я не знаю ни одного эльфа с таким именем, кроме короля. Но он, как ты понимаешь, не король. Я вообще не знаю, кто он. Но то, что он… — он задумался, будто подбирая слова, — передал тебе дар к магии, меня настораживает. И я еще раз предостерегаю тебя.
Теперь Этель отвела глаза. Щеки залились румянцем: казалось, она даже знала, когда это случилось — в ту самую их первую ночь три месяца назад, в день ее совершеннолетия. Она ждала этого все два года прежде, и он пришел. Он не поскупился на дар для нее, и она приняла и магию, и его любовь.
А теперь он точно ее не оставит: он сказал, что встретит ее, когда она освободится от долга перед Императором, и они не расстанутся больше никогда. В храме Единого бога нельзя лгать, и он сдержит слово — как сдержал три месяца назад.
Однако Ильсо, казалось, совсем не обратил внимания на ее смущение.
— Я тебе скажу одну вещь… — Он начал отстраненно. — Пожалуй, только я могу это тебе сказать, но выводы оставлю тебе. Но ты выслушай и прими верное решение.
Этель выпрямилась и посмотрела серьезно, выражая готовность слушать. Эльф скрестил ноги перед собой, положил локти на колени и начал, глядя прямо ей в глаза:
— Я был в Эшгете накануне захвата, выручал Когона из плена — это было за три дня до того, как мы нашли тебя. Но прежде, когда мы с ним разделились… В общем, он восстанавливался от ранения, а я ушел в дальнюю разведку — в Эшгет — чтобы скоординировать действия с Вайсшеххом. Ну, это ты знаешь. Но важно другое. По долгу службы я слушал разговоры, читал криминальные сводки, узнавал, чем живет город, жителей каких рас что волнует. И знаешь что? Удивительно, конечно… — Он даже как-то странно усмехнулся и поднял голову, будто что-то-то высматривая, но потом откинул ладонями волосы и посмотрел на Этель в упор. — Это не мое дело абсолютно. Но это дело твое. Поэтому просто слушай и сопоставляй факты — можешь даже не отвечать ничего, но я уверен, что все сойдется: в течение одной децены девять юных рожениц родили мертвых детей — по одной на день, в десятый день обошлось, но там и не было претендентов. Матери или лишились рассудка, или заболели странной болезнью — в их венах образовались красные прожилки. Через децену, друг за другом, они умерли тоже. С именем короля эльфов на устах.
Этель побледнела: она буквально физически почувствовала, как кровь отливает от лица, и спрятала дрожащие руки за спину. Ильсо приблизился и заговорил еще тише:
— Весть дошла до короля Жизога, он решил проверить всех эльфов в городе: все походило на грамотный шпионаж. Он расставил усиленную стражу, я ушел — мы с Вайсшеххом решили все задачи. Так что я не знаю завершение дела, но… что-то мне подсказывает, что тебе оно известно лучше, чем кому бы то ни было.
— Когда это произошло? — только и смогла спросить Этель.
И ответ Ильсо подтвердил ее худшие опасения:
— Три месяца назад.
Вместо щек вспыхнули волосы, и Этель всплеснула руками, прогоняя навязчивое пламя с кончиков пальцев. Из глаз потекли слезы: ее предали! Но Лайонель… он не мог так поступить! Его не было в городе почти два года!
— Это не он, — только и смогла ответить в нос Этель. — Кто-то подставил его.
— Скорее он подставил сам себя, явившись к тебе: ему нужен наследник, продолжатель рода с магическим даром — это очевидно, но для чего? Вот в чем вопрос!
— Это безумие! — воскликнула Этель. — Это совершенно ничего не значит!
— А как же твой дар? Почему он открылся после того, как, прости, конечно, он забрал твою невинность? А он маг — это очевидно.
— Он говорил что-то, что эльфы не склонны к магии, но он обнаружил в себе эту странность в раннем детстве, но это совершенно ни на что не повлияет! — Этель не заметила, как сама начала говорить. В памяти всплыли обрывки их нежных разговоров, слова любви, прикосновения, его ласки… а потом он ушел, и сейчас она его снова простила.
Ильсо сказал торжествующе:
— И теперь ты маг! Слишком многое разнится с его словами, и я… просто хотел тебя предупредить. Не бери в голову, если все уже для себя решила, просто знай, что такое было.
— Угу, — буркнула Этель и обняла колени. Стало не по себе. Она всю жизнь была бедовой, но в последние три месяца странности и впрямь выходили из-под контроля.
Ильсо выглянул проверить сладко спящих товарищей и, жмурясь от солнца, вернулся к ним в шатер. А потом Этель вспомнила, о чем его спрашивала, и подытожила их разговор:
— Выходит, что о твоей боли никто из эльфов не знал? Ну, что ты больше не сможешь выступать с музыкантами?
— Абсолютно, Этель. В этом я уверен полностью. Так что… — Он вздохнул и посмотрел на нее с грустной улыбкой. — Я теперь тоже ломаю голову, кто же это такой — твой Лайонель.
Мысли о Лайонеле и прошлом испарились тотчас, когда зашевелились полусонные орк и гном. Этель, сама порядком задремавшая, подскочила и бросилась на движение в палатке. Ильсо остался наблюдать.
Уже вечерело, и, по их распорядку, нужно было выходить в ночной путь, но сейчас первоочередным стало здоровье пострадавших спутников. И Этель, не скрывая эмоций, воскликнула:
— Очнулись! Ильсо, сюда! Прошло действие Песни Сновидца!
Когон фыркнул и перевернулся на живот, закрывая голову руками, Оргвин пытался сесть, но ему это удавалось с трудом. Этель подхватила его руку и придержала спину, но тот все равно притянулся к земле и закрыл глаза ладонями, будто боялся солнечного света.
— Как вы? Что болит? Может, воды принести? — забеспокоилась Этель и с тревогой глянула на эльфа, тот пожал плечами.
— Этель… — раздался хрип Когона, — просто помолчи, а? Голова трещит! Что это было?!
— Песнь Сновидца, — растерянно ответила Этель и провела по его спине. — Не больно?
— Не больно, но лучше не трогай. Я мокрый весь! Не пустыня, а парилка! — выругался орк, и Этель вправду решила к нему не прикасаться лишний раз. Подошла к гному:
— Милый Оргвин, как ты?
—Живо-ой, — протянул гном. — Ты постаралась? Не отдала старика его проклятому врагу?
Этель улыбнулась, подняла взгляд на Ильсо и прошептала:
— Мы вместе справились.
— А с лицом что? — насторожился гном и даже предпринял усилие, чтобы подняться. Ильсо подоспел и, подхватив Оргвина под мышки, помог ему усесться. На вопрос гнома развернулся и Когон, а потом властно прорычал:
— Покажи! Что там?
— Пустяки, — отмахнулась Этель. — Не справилась со своей же силой. Слишком… много ее для меня одной.
— Ничего доверить вам нельзя, — выдохнул Когон и разлегся на спине. — Что там дальше? Виден горизонт? Не хотелось бы повторять эту сделку со сновидениями…
— Что ты видел? — испуганно спросила Этель. — Снова убитую жену, да? Ваш разрушенный дом?
— Огонь, — только ответил Когон, и Этель застыла. Словно он сказал что-то личное, от чего по ее плечам пробежал холодок. И он подтвердил: — Тебя.
Этель смутилась, а он наоборот впился в нее глазами и словно вытягивал душу, спрашивая, что видит она. И убеждал, что имеет полное право на свои сны. И пока продолжалось это странное противостояние взглядов, Оргвин сказал:
— А я ничего не видел. Совсем. Впервые за двести лет. Эта пустынная тварь меня отпустила…
Все обернулись на гнома, хотя Этель ощущала острую необходимость поговорить с Когоном. Его намеки уносили из-под ног любую опору, но она не должна поддаваться его провокациям: она невеста Лайонеля, и он любит ее. Несмотря даже на то, что ей поведал эльф.
— И все?! Это все, что ты скажешь?! Твои друзья лежат с мертвыми лицами возле твоих ног, и ты говоришь — прости?
Она сдержала порыв, чтобы не броситься и не пустить в него огненный шар — ладони уже раскалились: гнев рвался наружу, непонимание застилало разум, и ей только хотелось выпустить эту бурю. Пусть она уйдет, пусть вернет ей покой и… друзей.
— Они дышат, — тихо произнес Ильсо. — Они… надеюсь, просто спят и не видят никакие кошмары.
— Ну конечно! — вспомнила Этель и, сорвавшись с места, в два счета оказалась возле Ильсо. Она не могла пересечься с ним взглядом даже случайно, и он постоянно отводил глаза, но Этель хотела лишь помочь Оргвину избежать ужасных образов за закрытыми глазами. Она вложила в его ладонь стебель сухоцвета и отстранилась. В тишине до нее донеслось тихое, но ровное дыхание — Ильсо был прав: они дышали, но когда очнутся?
— Я не мог, — она услышала за своей спиной и обернулась. Ильсо отстранился, но по-прежнему сжимал в руке дудочку. — Я думал, что магия сможет одолеть эти чары.
— Все могло быть проще! — с жаром ответила Этель. — Лайонель знал, что нас ждет — он недаром отдал тебе эту дудку! Потому что ты… именно ты знал! И все равно нас подставил!
— Это только мое бремя. Тебе незачем знать.
— Незачем знать?! — Теперь Этель вскочила и посмотрела на Ильсо с вызовом. — Я не знаю, будут ли жить мои друзья, потому что ты боялся сменить лук на дудку, и что я должна думать? Кому ты служишь, доблестный разведчик Ильсо? Когон тебе доверял, как самому себе!
Слова лились из нее сами, она даже не знала, кто говорит в ней — настоящая Этель, ее ярость или пробудившаяся сила. Но сдерживаться не хотелось: на кону оказались жизни друзей.
Однако Ильсо тоже поднялся. Не сразу, но устремил тяжелый взгляд ей в глаза и сдвинул брови — чувствовал вину. Но Этель только отошла: теперь она должна быть готова, если эльф подставит или решит променять и ее жизнь на что-то более весомое.
Вот только он сказал с горечью:
— Если хочешь знать, я скажу. Но пообещай, что не скажешь Когону, когда он очнется. И гному.
Он робко кивнул в сторону спящих друзей, Этель скрестила руки на груди:
— Смотря что ты скажешь, и… может быть, закроем их от палящего солнца?
Пришлось ставить палатку прямо под открытым небом — на горячем песке — и укладывать внутрь друзей. Попыхтеть пришлось порядком: даже эльфу оказалось сложно тащить грузные тела, но Этель, как могла, помогала. В конце концов, они уложили гнома и орка, сами поплотнее укутались в закрытые вещи и уселись в походный шатер рядом сторожить.
Ильсо молча протянул Этель горсть сушеных персиков и фляжку с водой, затем отпил сам и тихо начал:
— У меня безупречный слух с рождения, я за версту чую опасность, различаю полутона полушепота, так что… в общем, с детства я пел в королевском хоре. Ну, и играл на арфе, флейте и… дудочке, в том числе.
Этель удивленно подняла брови: услышать о музыкальном прошлом эльфа она ожидала меньше всего, но если он начал, то пусть продолжает. Она кивнула.
— Теперь мне это пригождается в другом деле, как ты понимаешь, но раньше… я даже не думал становиться разведчиком: родители мечтали, чтобы я занялся мирным ремеслом. А когда меня единственного из сверстников приняли в королевский хор, гордились как главным достижением не только их жизни, но и всего нашего рода. И я тоже.
Этель прожевала кислый персик и выглянула наружу: в другой палатке послышалось мирное сопение. От сердца отлегло: значит, чары рассыпаются? Они возвращаются в нормальный сон?
Ильсо проследил за направлением ее взгляда и, получив ее молчаливое подтверждение, что все хорошо, продолжил:
— Но моих родителей забрали змеи. Утащили под землю вместе с домом, пока я пел с другими детьми — одно время они часто устраивали подобные вылазки с целью наживы, и моя семья стала жертвой. Ходили искать охотники, следопыты, обычные эльфы — тщетно. Я был ребенком, чтобы присоединиться, да и понять весь ужас случившегося смог лишь спустя годы…
Он замолчал, Этель сдержала вереницу вопросов, но решила дать ему время. Если он захочет, все расскажет сам. И попросит ответного слова — тоже.
— Меня приютили соседи. Исправно водили на хоровое пение, магистры хвалили и восхищались: идеальный слух! А я… чем дольше оставался в этой колее, тем невыносимее мне становилось находиться среди музыкантов. И чем чище пел, тем больше копилось ненависти, — он сжал кулаки и понизил голос, глядел куда-то в одну точку под ногами Этель. — Пока однажды не сорвался, пришел к местному следопыту и попросил научить управляться с оружием и отмычками, как… применять слух в более полезном русле — на охоте, в лесу, при той же обороне от змей и диких зверей. Стоит ли говорить, что охота у нас, в лесной общине, сразу наладилась — я чуял добычу за версту. Но однажды я ушел слишком далеко: вдруг понял, что только мне по силам найти останки родителей и логово врага.
Он покрутил в руках дудочку, грустно улыбнулся и убрал за спину — прямо в колчан со стрелами. И Этель осторожно спросила:
— Нашел… что-нибудь?
— Я… отомстил, — ответил он глухо. — Всем змеелюдам из Чуткого леса. Даже после занятия ими Эшгета у них оставались кочевые племена, сейчас — нет. Нигде нет. — Он помедлил, а потом поднял взгляд и сказал твердо: — Я не жалею. Хотя не смог залатать дыру в сердце, это очевидно. И утолить вину. Мой талант мог спасти жизни родителей, а не развлекать внимание господ в тот день: это так и не рассеялась с годами. Я не могу видеть инструменты и слышать никакие мелодии. Это моя личная боль, вот и все. — Он вздохнул. Этель не отрывая глаз следила. — Это меня не оправдывает, просто… я живу с этим страхом всю жизнь и обхожу любые таверны и спектакли. Стараюсь. И слышу совсем иные звуки. Как к твоей ноге крадется песчаный паук, например.
Он улыбнулся краешком губ, Этель от неожиданности подтянула к себе колени, кинжал Ильсо нашел свою цель в считанных сантиметрах от нее.
Эльф поднял кинжал и продемонстрировал мохнатую восьмилапую добычу, Этель сдержанно улыбнулась:
— Весьма… впечатляет. И пугает одновременно. Но ты пошел служить змеелюдам, ненавидя их. Это, должно быть, очень больно…
Ильсо внимательно рассмотрел паука и, удостоверившись, что он не представляет опасности, закопал его в песок. А затем, поджав губы, ответил:
— Не было выбора. Чтобы отвести взгляды. Так как это были кочевые змеелюды, то Жизог не нес за них ответственности, но это могло повлечь вооруженный конфликт все равно. Естественно, в тот момент я об этом не думал. А затем… нашел настоящего друга — змеелюда Вайсшехха. — Он ухмыльнулся. — Вот такая насмешка жизни. Но я не жалею, он и вправду верный друг. Я многое переосмыслил с тех пор.
— Но все же вы и вправду убили короля Жизога, — протянула Этель. — Это была месть?
— Схожие интересы с Императором. Мы же… работали на них обоих.
— Ну да, — кротко согласилась Этель. Слишком откровенный получился разговор, словно у нее не было права это знать, а она невольно подсмотрела страшные картины в щелочку прошлой жизни эльфа. Хотя… выходит, он сам ее туда впустил?
— Почему ты не сказал раньше? — тихо спросила она, а сама вспомнила, с какой надменностью Лайонель вручал Ильсо дудку: он что, знал?! Или… для чего тогда?
— Это все неважно. Так я думал. Кому какое дело до моих личных болей, когда ежедневно мы просто стараемся выжить? Но кто же знал, что от принятия прошлого будет зависеть чья-то жизнь?
Он опустил взгляд, Этель сказала:
— Спасибо. Этот цветок спалил бы меня моим же пламенем.
— Я не знал, что он невосприимчив к магии, — пожал плечами Ильсо. — Так что… прости, что подставил, выходит.
Этель кивнула в знак принятия, но спросила совсем другое — то, что ее волновало больше всего остального:
— Откуда знал Лайонель? Вы знакомы?
Ильсо резко поднял голову и посмотрел пристально. Сожаление на его лице сменила решимость, и он ответил глубоким тихим голосом:
— Я не знаю ни одного эльфа с таким именем, кроме короля. Но он, как ты понимаешь, не король. Я вообще не знаю, кто он. Но то, что он… — он задумался, будто подбирая слова, — передал тебе дар к магии, меня настораживает. И я еще раз предостерегаю тебя.
Теперь Этель отвела глаза. Щеки залились румянцем: казалось, она даже знала, когда это случилось — в ту самую их первую ночь три месяца назад, в день ее совершеннолетия. Она ждала этого все два года прежде, и он пришел. Он не поскупился на дар для нее, и она приняла и магию, и его любовь.
А теперь он точно ее не оставит: он сказал, что встретит ее, когда она освободится от долга перед Императором, и они не расстанутся больше никогда. В храме Единого бога нельзя лгать, и он сдержит слово — как сдержал три месяца назад.
Однако Ильсо, казалось, совсем не обратил внимания на ее смущение.
— Я тебе скажу одну вещь… — Он начал отстраненно. — Пожалуй, только я могу это тебе сказать, но выводы оставлю тебе. Но ты выслушай и прими верное решение.
Этель выпрямилась и посмотрела серьезно, выражая готовность слушать. Эльф скрестил ноги перед собой, положил локти на колени и начал, глядя прямо ей в глаза:
— Я был в Эшгете накануне захвата, выручал Когона из плена — это было за три дня до того, как мы нашли тебя. Но прежде, когда мы с ним разделились… В общем, он восстанавливался от ранения, а я ушел в дальнюю разведку — в Эшгет — чтобы скоординировать действия с Вайсшеххом. Ну, это ты знаешь. Но важно другое. По долгу службы я слушал разговоры, читал криминальные сводки, узнавал, чем живет город, жителей каких рас что волнует. И знаешь что? Удивительно, конечно… — Он даже как-то странно усмехнулся и поднял голову, будто что-то-то высматривая, но потом откинул ладонями волосы и посмотрел на Этель в упор. — Это не мое дело абсолютно. Но это дело твое. Поэтому просто слушай и сопоставляй факты — можешь даже не отвечать ничего, но я уверен, что все сойдется: в течение одной децены девять юных рожениц родили мертвых детей — по одной на день, в десятый день обошлось, но там и не было претендентов. Матери или лишились рассудка, или заболели странной болезнью — в их венах образовались красные прожилки. Через децену, друг за другом, они умерли тоже. С именем короля эльфов на устах.
Этель побледнела: она буквально физически почувствовала, как кровь отливает от лица, и спрятала дрожащие руки за спину. Ильсо приблизился и заговорил еще тише:
— Весть дошла до короля Жизога, он решил проверить всех эльфов в городе: все походило на грамотный шпионаж. Он расставил усиленную стражу, я ушел — мы с Вайсшеххом решили все задачи. Так что я не знаю завершение дела, но… что-то мне подсказывает, что тебе оно известно лучше, чем кому бы то ни было.
— Когда это произошло? — только и смогла спросить Этель.
И ответ Ильсо подтвердил ее худшие опасения:
— Три месяца назад.
Вместо щек вспыхнули волосы, и Этель всплеснула руками, прогоняя навязчивое пламя с кончиков пальцев. Из глаз потекли слезы: ее предали! Но Лайонель… он не мог так поступить! Его не было в городе почти два года!
— Это не он, — только и смогла ответить в нос Этель. — Кто-то подставил его.
— Скорее он подставил сам себя, явившись к тебе: ему нужен наследник, продолжатель рода с магическим даром — это очевидно, но для чего? Вот в чем вопрос!
— Это безумие! — воскликнула Этель. — Это совершенно ничего не значит!
— А как же твой дар? Почему он открылся после того, как, прости, конечно, он забрал твою невинность? А он маг — это очевидно.
— Он говорил что-то, что эльфы не склонны к магии, но он обнаружил в себе эту странность в раннем детстве, но это совершенно ни на что не повлияет! — Этель не заметила, как сама начала говорить. В памяти всплыли обрывки их нежных разговоров, слова любви, прикосновения, его ласки… а потом он ушел, и сейчас она его снова простила.
Ильсо сказал торжествующе:
— И теперь ты маг! Слишком многое разнится с его словами, и я… просто хотел тебя предупредить. Не бери в голову, если все уже для себя решила, просто знай, что такое было.
— Угу, — буркнула Этель и обняла колени. Стало не по себе. Она всю жизнь была бедовой, но в последние три месяца странности и впрямь выходили из-под контроля.
Ильсо выглянул проверить сладко спящих товарищей и, жмурясь от солнца, вернулся к ним в шатер. А потом Этель вспомнила, о чем его спрашивала, и подытожила их разговор:
— Выходит, что о твоей боли никто из эльфов не знал? Ну, что ты больше не сможешь выступать с музыкантами?
— Абсолютно, Этель. В этом я уверен полностью. Так что… — Он вздохнул и посмотрел на нее с грустной улыбкой. — Я теперь тоже ломаю голову, кто же это такой — твой Лайонель.
Глава 20
Мысли о Лайонеле и прошлом испарились тотчас, когда зашевелились полусонные орк и гном. Этель, сама порядком задремавшая, подскочила и бросилась на движение в палатке. Ильсо остался наблюдать.
Уже вечерело, и, по их распорядку, нужно было выходить в ночной путь, но сейчас первоочередным стало здоровье пострадавших спутников. И Этель, не скрывая эмоций, воскликнула:
— Очнулись! Ильсо, сюда! Прошло действие Песни Сновидца!
Когон фыркнул и перевернулся на живот, закрывая голову руками, Оргвин пытался сесть, но ему это удавалось с трудом. Этель подхватила его руку и придержала спину, но тот все равно притянулся к земле и закрыл глаза ладонями, будто боялся солнечного света.
— Как вы? Что болит? Может, воды принести? — забеспокоилась Этель и с тревогой глянула на эльфа, тот пожал плечами.
— Этель… — раздался хрип Когона, — просто помолчи, а? Голова трещит! Что это было?!
— Песнь Сновидца, — растерянно ответила Этель и провела по его спине. — Не больно?
— Не больно, но лучше не трогай. Я мокрый весь! Не пустыня, а парилка! — выругался орк, и Этель вправду решила к нему не прикасаться лишний раз. Подошла к гному:
— Милый Оргвин, как ты?
—Живо-ой, — протянул гном. — Ты постаралась? Не отдала старика его проклятому врагу?
Этель улыбнулась, подняла взгляд на Ильсо и прошептала:
— Мы вместе справились.
— А с лицом что? — насторожился гном и даже предпринял усилие, чтобы подняться. Ильсо подоспел и, подхватив Оргвина под мышки, помог ему усесться. На вопрос гнома развернулся и Когон, а потом властно прорычал:
— Покажи! Что там?
— Пустяки, — отмахнулась Этель. — Не справилась со своей же силой. Слишком… много ее для меня одной.
— Ничего доверить вам нельзя, — выдохнул Когон и разлегся на спине. — Что там дальше? Виден горизонт? Не хотелось бы повторять эту сделку со сновидениями…
— Что ты видел? — испуганно спросила Этель. — Снова убитую жену, да? Ваш разрушенный дом?
— Огонь, — только ответил Когон, и Этель застыла. Словно он сказал что-то личное, от чего по ее плечам пробежал холодок. И он подтвердил: — Тебя.
Этель смутилась, а он наоборот впился в нее глазами и словно вытягивал душу, спрашивая, что видит она. И убеждал, что имеет полное право на свои сны. И пока продолжалось это странное противостояние взглядов, Оргвин сказал:
— А я ничего не видел. Совсем. Впервые за двести лет. Эта пустынная тварь меня отпустила…
Все обернулись на гнома, хотя Этель ощущала острую необходимость поговорить с Когоном. Его намеки уносили из-под ног любую опору, но она не должна поддаваться его провокациям: она невеста Лайонеля, и он любит ее. Несмотря даже на то, что ей поведал эльф.
