Едва различимый магический поток змейкой струился из вершины Чаши. Свет едва проходил сквозь него, будто прожигая, но темные вихри, разливаясь потоком, спадали к пьедесталу и гасили любое проявление света.
Монументальное бронзовое основание удерживало рубиновый купол чаши, но, скрытое густым потоком, от порога зала было почти невидимо. И с приближением Этель скрывалось сильнее.
Она застыла на полпути от входа до Чаши, когда увидела вдали три черных, укутанных в мантии, силуэта. Они скрыли лица под капюшонами и не выдавали своего присутствия ни случайным движением, ни рубиновым блеском возле уха. Ждали ее.
Ильсо что-то услышал и кивнул Оргвину оставаться у дверей. Этель обернулась и, получив одобрительный кивок, сделала еще один шаг к Чаше. Нить магии протянула к ней свои темные цепкие руки. Этель приняла и обмотала витки у запястий. Истинные вышли из укрытия.
— Ты зря привела сюда друзей, Исцеляющая, — холодным эхом разнесся по залу голос Творящего. Он скинул капюшон, его глаза сверкнули фиолетовым. Этель подняла подбородок:
— Я пришла сюда добровольно, они посмотрят за чистотой соблюдения уговора.
— Уговора? Какого же? Разве ты не вознамерилась нарушить ритуал?
— Я пришла получить гарантию, что мои друзья не пострадают. И потому слушаю твои условия.
— Достаточно было умертвить одного здорового орка, чтобы ты стала сговорчивой, да, моя любовь? — усмехнулся Творящий. Волосы Этель вспыхнули, голубые глаза встретились с фиолетовыми точками. Нити натянулись струнами. — О, ну что ты! Ты одна из нас, и мы принимаем твои условия. — Он улыбнулся и провел своими длинными пальцами по ее подбородку. — После… ритуала.
Он кивнул сестрам, и Дарующая с Видящей оживились. Оргвин с Ильсо в ответ достали оружие. Творящий покачал головой:
— О нет, так не годится, моя любовь. — Он хлопнул в ладоши, и гнома с эльфом прибило спинами к стенами. Их опоясали толстые рубиновые цепи. Плечи обоих опустились, руки повисли безвольными плетьми. Лук и молот звучно рухнули на пол. Этель в замешательстве вскинула руку, но Творящий ее перехватил, и нить магии вернулась в Чашу. — Не злись, милая Этель, это для их же безопасности. Кто знает, что может пойти не так? Вдруг ворвется войско эльфов, например? Ну, это я так, предположительно.
Этель с силой высвободила руку и повела плечом: да, глупо было надеяться, что все пойдет по их плану, но, возможно, Оргвин с Ильсо и правда останутся целее, если не будут видеть происходящее.
— Тогда начинаем! — скомандовала Этель и не узнала свой голос: то ли от волнения, то ли от вселенской усталости он прозвенел таким же холодом. — Не будем терять ни минуты.
— Такой подход мне по душе, — улыбнулся Творящий. — Дамы, вперед!
Женщины взошли на ступенчатый алтарь, где возвышалась Чаша, Творящий подал руку Этель. Она позволила провести себя, ловя внутри вселенский холод от того, что увидела под ногами. На ступенях, у самого подножия чаши, подсвечивались кровавыми бликами выгоревшие тени тех, кто подходил к ней слишком близко.
Заметив ее взгляд, Творящий утешил:
— Не переживай, дорогая, тебе это не грозит: ты одна из нас, и мы принимаем тебя с радушием.
Он обнажил ровные зубы, но Этель даже не успела как-то на это отреагировать: посмотрела на поникших друзей — они могли не очнуться.
— Отключи эмоции, Исцеляющая, — раздалось с пьедестала. Говорила Видящая и позволяла нитям магии обвивать запястья. — Только так победим.
Дарующая повторила за сестрой и опустила ладони в “кипящий котел” — так хотелось назвать Этель емкость, откуда, словно густой пар, выходили темные нити. Творящий сделал то же, и все трое выжидающе глянули на Этель. Она последовала их примеру, и в самом сердце Чаши зажегся яркий рубин.
Истинные не скрыли восхищенного восклика, Этель просто следила. Она не знала, чего ждать от ритуала и, тем более, как распознать, что идет по плану, а что нет.
Рубиновое свечение смешалось с темными нитями, и Истинные вскинули руки. Этель повторила. Творящий обвил ее предплечье, с другой рукой то же проделала Дарующая. От их плеч вверх выстроились прозрачные рубиновые грани — перед ними выросла Пирамида Истины.
Творящий повернул голову и озарил Этель лучистой улыбкой:
— Я ждал этого все двести лет! Это реальность!
Внутри пирамиды Этель увидела проекцию Хрустальной Цитадели. Ее стены так же подсветились, готовые принять поверх себя магическую призму Истинных. Но в этот момент пол содрогнулся. Послышались далекие крики эльфов и звон лат.
— Направь на них иллюзию зеркал! Мы успеем! — крикнул Творящий Видящей, но та побледнела:
— Зеркала разрушены, мой брат. Могу ослепить.
— Что угодно! — процедил Творящий, а сам обратился к Этель: — Твои друзья нам не помешают. Наполнение граней завершится, и Хрустальная Цитадель перейдет под наш контроль! У нас будут последователи!
— И встретят свой первый бой с элитными отрядами эльфов? — равнодушно произнесла Этель, разглядывая, как по ее рукам течет огненный поток и переходит в рубиновые грани. Творящий рявкнул:
— Видящая, ну что там? Ты нужна здесь! Твой поток отстает!
— Еще минуту, мой брат…
Видящая закрыла глаза, звуки снаружи прекратились. Этель подняла взгляд. Вершина терялась среди рубиновых клубов над потолком зала, но именно к ней текла живая энергия чаши и их собственная. Температура тела повышалась, и волосы Этель тихонько затлели. Она — часть Пирамиды, но пора было выходить из связки.
Убедившись, что все трое сосредоточены на ритуале, и что снаружи не доносятся тревожные звуки, Этель сжала кулаки и силой мысли дернула предплечья. Ни Дарующая, ни Творящий не заметили этой попытки, но так же ничего не произошло: грани продолжали наполняться, чаша посылала вверх темные нити.
Тогда Этель попробовала зажечь шары в ладонях: тщетно. Весь огненный поток, неоформившийся и буйный, изнутри нее стремительно тек к вершине. Быстрее всех остальных.
— О-о! Ты смотри! — радостно воскликнул Творящий. — Неужели прозрела? Или поняла всю прелесть могущества, а, Исцеляющая?
Он вытянул ладони, и его грань тоже поползла вверх с новой силой. Этель сжала зубы: все шло не так, как она планировала, ее действия вызывали противодействия, союзники по-прежнему были под чарами, на помощь эльфов рассчитывать не приходилось. Взмолившись всем мыслимым и немыслимым богам, она звучно выдохнула и закрыла глаза — хотела услышать голос своего тела.
Сначала кроме боя сердца в груди и ушах она ничего не различила, но, приведя в порядок мысли, отпустила и это волнение. Перед закрытыми веками поплыли образы пустыни, ее слабости, помощь Когона и забота Оргвина, хитрые взгляды Ильсо и непринужденные разговоры у костра. Это было настоящим. Неполный месяц, который перевернул полностью ее жизнь. И поцелуй, как будто бы что-то значащий, но не изменивший ничего. Не спасший орка, но… изменивший ее.
Волосы уже потухли. Она повзрослела слишком резко, приняла силу и стала собой. Как сейчас — вне зависимости от места, происходящего действия и окружения, она останется той же Этель, что и всегда, что бы ни происходило, и какие бы новые силы не находили ее. Она их примет. Она сама по себе имеет вес и значимость. И поймет, что делать.
От этих мыслей тело стало невесомым: казалось, что все настолько просто, что удивительно, как она раньше это не осознала? Но вместе с тем, будто вопреки этой легкости, что-то тяжелое и холодное притянуло ее вниз. Вдруг потеряв воздух, Этель открыла глаза.
И не смогла шевельнуться. Что-то обхватило ее ноги крепким жгутом, связало талию, стиснуло грудь и потекло к шее, что Этель принялась хватать ртом тяжелый воздух: что-то душило ее и полностью сковывало движения. Но если так, то… выходит, оно так же не хотело воскрешения погибшей расы?
А потом она услышала шипение:
— Ты вс-се сможешь, девочка. Не выдай… с-себя.
Оранжевый хвост проскользил по ее телу, спустился по ступеням и овил весь пьедестал с Чашей. Потом — ее металлическую ножку. Глаза Вайсшехха встретились с глазами Этель. В них читалось умиротворение и принятие происходящего. Истинные были слишком увлечены Пирамидой, чтобы опустить взгляд и увидеть разведчика. Но Этель теперь смотрела только на него, и он сказал беззвучно:
— Ильс-со слыш-шал меня, он знал, что ты… поймеш-шь.
Его тело изогнулось дугой над самой чашей, чешуя начала дымиться. Этель вспомнила черные тени на ступенях и, понимая, что сейчас произойдет, сдержала крик ужаса. Но Истинные уже заметили змеелюда: они что-то бессвязно вопили, пытаясь устранить помеху, но, как и Этель, не могли расцепить руки. Пирамида почти построилась, и разомкнуть заклинание сейчас было уже невозможно.
Но возможно — потушить Чашу.
Потоки магии застыли, будто теряясь, куда направлять силы: в Пирамиду или на внезапную жертву. Свет рубина со дня чаши перешел на глаза Вайсшехха, на пальцах Этель зажглись маленькие огоньки.
Нити магии резко ослабли, грани Пирамиды стали тускнеть, напитывая потоком змеелюда. Истинные тревожно переглянулись, опустив потухшие руки, и Этель поняла, что именно сейчас должна делать.
Она отпустила натянутые струны-нити, и Пирамида окончательно распалась. Магия, что не обволокла Вайсшехха, застыла туманным облаком над Чашей, но сейчас это не играло роли.
— Бей, девочка, — прошелестел Вайсшехх, медленно тлея и шевеля уже безвольным хвостом. — Как ты хотела.
Его рубиновые глаза потухли. Факелы-листья на стенах словно испарились: стало темно и тихо. И Этель больше не сдерживала себя. Из ее ладоней вырвалось первозданное рубиновое пламя и метким лучом ударило в основание Чаши.
— Не-ет! — заверещал кто-то из сестер-Истинных, и Этель вышла из основания пьедестала вперед, к центру несостоявшейся Пирамиды. Чаша упала к ее ногам.
Творящий поднял руки, чтобы сдержать ее падение, но Этель одним взглядом откинула его к стене, его сестер обдала огненной лавиной и… позволила Чаше разбиться.
Вспышка — и первозданный рубин с тревожным звоном разлетелся на тысячи мелких частиц. Женщины истошно завопили, Творящий вскинул руку для атаки, но Этель оградила себя огненным кругом. По залу потекла черная, злая магия. Теперь у нее не было сосуда, она поглощала все: и предметы, и лица.
На Истинных ей было все равно: они единственные, кто пропитан ей с головы до пят, магия у них в крови, вместо сердца у них — первозданный рубин, и глаза оттого сияют фиолетовым.
Но не у гномов. И даже не у эльфов.
Но эльфы воспринимали магию, а вот гномы…
Этель только сейчас поняла, где просчиталась: выпуская магию наружу, она обрекла Оргвина на смерть. И если Ильсо, освободившийся от пут ошеломленных Истинных, уже схватился за выроненный лук, то Оргвин так и стоял, завороженный, глядя на тянущийся черный поток и смиренно его принимая.
— Не в этот раз! — вырвалось из самого нутра Этель, и она через весь зал, обгоняя струящуюся нить, бросилась к гному. За ней остался огненный шлейф. Но теперь Истинные замерли, не смея вмешиваться. Даже они не знали, к чему это приведет.
Но Этель не думала. У нее уже не оставалось права думать: третью смерть она бы себе не простила.
Она обогнала поток всего на шаг. Зажмурилась и склонилась над Оргвином, как над ребенком, прижимая к груди и убаюкивая, словно заботливая мать.
— Живи, — прошептала Этель.
Оргвин осел на колени — он ее не видел — и потяжелел прямо у нее в руках. На своей спине Этель ощутила холодное касание магии. Краем глаза она заметила Ильсо, готового сорваться с места, но только покачала головой: если не получится, то хотя бы он останется жив. Мгновение он боролся с внутренним сопротивлением, но остался на месте, беря на прицел Истинных. С ресниц Этель слетела слезинка.
— Это не наша магия, — будто успокаивая саму себя, она начала шептать. — Она обойдет нас стороной, не проникнет в твои вены, сбережет меня и Ильсо, и… всех, там, в Хрустальной Цитадели. А если не сможет, то… не тронет. Принесет изобилие и жизнь, свет и исцеление — в тех Истинных Пирамидах, которые будут повсюду без всякой магии.
Холод укрыл ее тело, погасил волосы, и она крепче прижала к себе гнома, хотя и понимала так же, что если магия пройдет сквозь нее, то пропитает и Оргвина. И не поможет ни ее внутренний огонь, ни внешний.
— Этель? — послышался робкий голос Ильсо, и по телу прошел озноб. Руки затряслись, зубы застучали, волосы превратились в льдинки. Эльф переминался с ноги на ногу и метался между двух огней. Но Истинные, кажется, и сами затихли по углам, не решаясь вмешиваться. Ильсо повторил громче:
— Этель! Слышишь?
Она слышала. Она даже слышала, как стучит сердце Оргвина, но не могла пошевелить и пальцем. Боялась, что темная пелена вернется. Или вовсе — останется в них.
Но пелена застыла — словно задумалась. Потоки темной магии струились за ее спиной, словно ожидая разрешения пройти этот барьер и вырваться наружу, но что-то держало. Горячее, еще не превратившееся в рубин, сердце Этель.
Она резко вдохнула, будто вынырнула из-подо льда, и вскинула горящие руки. Ее волосы снова затлели теплыми огоньками, и пальцы ухватились за темный поток.
Он встрепенулся, взмыл в воздух, крутанулся трижды и вернулся к ней в руки. Пронзил грудь и… пошел в обратном направлении.
Вмиг тьма древнего зала развеялась, темные нити посветлели, озарились голубоватым сиянием и распахнули тяжелые двери. На пороге возникли запоздалые отряды эльфов и ничего не поняли. Ильсо махнул им оставаться на месте и бросился к Этель.
Она смотрела такими же ясными глазами и трясла за плечи гнома. Он потирал веки, будто от долгого сна, и что-то ворчал.
Этель даже не поверила, что смогла, но контрольное “Опять на самом интересном разбудили” разрушило любые сомнения. Ильсо глянул растерянно, но Этель притянула их обоих и крепко обняла. Из груди рвались всхлипы, но сегодня они должны были радоваться. Пусть не веря до конца в то, что случилось, но праздновать эту странную, но важную победу не над расой, а над магией Истинных, которая теперь не имела границ. И текла в созидательном русле.
Истинные гордо стояли у пьедестала и даже не пытались что-то делать: ритуал не состоялся, в один миг они потеряли свою уникальность. Они следили за потоком последние двести лет, до Войны Рубиновых Чаш еще больше, но теперь, когда магия вырвалась наружу, какое они займут место?
А учитывая, что магия теперь созидала, то и способности к ней могли открыться у любой из рас — теоретически.
А фактически… это еще только предстояло узнать. Сейчас же друзья дождались прибытия короля Лайонеля, приняли благодарности за мужество и стойкость, а также скорбь в связи с героической смертью Вайсшехха и, попрощавшись со змеелюдом, поспешили покинуть это пусть и светлое уже, но по-прежнему тяжелое место.
Этель не верила, что все закончилось, и пыталась осознать, что это она — своими силами — остановила разрушение и изменила поток. И вместе с тем не могла не думать о Когоне и своем месте в изменившемся мире. Хотя, наверное, думать об этом было еще очень рано.
Ильсо с Оргвином молчали. Им бы радоваться, да что-то мешало, а чтобы грустить у них был только один повод.
— Эльфы — соседи орков, — задумчиво проговорил Оргвин, когда они шли по пустым просветлевшим залам. — Может быть, король согласится взять с собой тело еще одного воина? Он достоин быть похороненным на родной земле. С почестями героя.
Монументальное бронзовое основание удерживало рубиновый купол чаши, но, скрытое густым потоком, от порога зала было почти невидимо. И с приближением Этель скрывалось сильнее.
Она застыла на полпути от входа до Чаши, когда увидела вдали три черных, укутанных в мантии, силуэта. Они скрыли лица под капюшонами и не выдавали своего присутствия ни случайным движением, ни рубиновым блеском возле уха. Ждали ее.
Ильсо что-то услышал и кивнул Оргвину оставаться у дверей. Этель обернулась и, получив одобрительный кивок, сделала еще один шаг к Чаше. Нить магии протянула к ней свои темные цепкие руки. Этель приняла и обмотала витки у запястий. Истинные вышли из укрытия.
— Ты зря привела сюда друзей, Исцеляющая, — холодным эхом разнесся по залу голос Творящего. Он скинул капюшон, его глаза сверкнули фиолетовым. Этель подняла подбородок:
— Я пришла сюда добровольно, они посмотрят за чистотой соблюдения уговора.
— Уговора? Какого же? Разве ты не вознамерилась нарушить ритуал?
— Я пришла получить гарантию, что мои друзья не пострадают. И потому слушаю твои условия.
— Достаточно было умертвить одного здорового орка, чтобы ты стала сговорчивой, да, моя любовь? — усмехнулся Творящий. Волосы Этель вспыхнули, голубые глаза встретились с фиолетовыми точками. Нити натянулись струнами. — О, ну что ты! Ты одна из нас, и мы принимаем твои условия. — Он улыбнулся и провел своими длинными пальцами по ее подбородку. — После… ритуала.
Он кивнул сестрам, и Дарующая с Видящей оживились. Оргвин с Ильсо в ответ достали оружие. Творящий покачал головой:
— О нет, так не годится, моя любовь. — Он хлопнул в ладоши, и гнома с эльфом прибило спинами к стенами. Их опоясали толстые рубиновые цепи. Плечи обоих опустились, руки повисли безвольными плетьми. Лук и молот звучно рухнули на пол. Этель в замешательстве вскинула руку, но Творящий ее перехватил, и нить магии вернулась в Чашу. — Не злись, милая Этель, это для их же безопасности. Кто знает, что может пойти не так? Вдруг ворвется войско эльфов, например? Ну, это я так, предположительно.
Этель с силой высвободила руку и повела плечом: да, глупо было надеяться, что все пойдет по их плану, но, возможно, Оргвин с Ильсо и правда останутся целее, если не будут видеть происходящее.
— Тогда начинаем! — скомандовала Этель и не узнала свой голос: то ли от волнения, то ли от вселенской усталости он прозвенел таким же холодом. — Не будем терять ни минуты.
— Такой подход мне по душе, — улыбнулся Творящий. — Дамы, вперед!
Женщины взошли на ступенчатый алтарь, где возвышалась Чаша, Творящий подал руку Этель. Она позволила провести себя, ловя внутри вселенский холод от того, что увидела под ногами. На ступенях, у самого подножия чаши, подсвечивались кровавыми бликами выгоревшие тени тех, кто подходил к ней слишком близко.
Заметив ее взгляд, Творящий утешил:
— Не переживай, дорогая, тебе это не грозит: ты одна из нас, и мы принимаем тебя с радушием.
Он обнажил ровные зубы, но Этель даже не успела как-то на это отреагировать: посмотрела на поникших друзей — они могли не очнуться.
— Отключи эмоции, Исцеляющая, — раздалось с пьедестала. Говорила Видящая и позволяла нитям магии обвивать запястья. — Только так победим.
Дарующая повторила за сестрой и опустила ладони в “кипящий котел” — так хотелось назвать Этель емкость, откуда, словно густой пар, выходили темные нити. Творящий сделал то же, и все трое выжидающе глянули на Этель. Она последовала их примеру, и в самом сердце Чаши зажегся яркий рубин.
Истинные не скрыли восхищенного восклика, Этель просто следила. Она не знала, чего ждать от ритуала и, тем более, как распознать, что идет по плану, а что нет.
Рубиновое свечение смешалось с темными нитями, и Истинные вскинули руки. Этель повторила. Творящий обвил ее предплечье, с другой рукой то же проделала Дарующая. От их плеч вверх выстроились прозрачные рубиновые грани — перед ними выросла Пирамида Истины.
Творящий повернул голову и озарил Этель лучистой улыбкой:
— Я ждал этого все двести лет! Это реальность!
Внутри пирамиды Этель увидела проекцию Хрустальной Цитадели. Ее стены так же подсветились, готовые принять поверх себя магическую призму Истинных. Но в этот момент пол содрогнулся. Послышались далекие крики эльфов и звон лат.
— Направь на них иллюзию зеркал! Мы успеем! — крикнул Творящий Видящей, но та побледнела:
— Зеркала разрушены, мой брат. Могу ослепить.
— Что угодно! — процедил Творящий, а сам обратился к Этель: — Твои друзья нам не помешают. Наполнение граней завершится, и Хрустальная Цитадель перейдет под наш контроль! У нас будут последователи!
— И встретят свой первый бой с элитными отрядами эльфов? — равнодушно произнесла Этель, разглядывая, как по ее рукам течет огненный поток и переходит в рубиновые грани. Творящий рявкнул:
— Видящая, ну что там? Ты нужна здесь! Твой поток отстает!
— Еще минуту, мой брат…
Видящая закрыла глаза, звуки снаружи прекратились. Этель подняла взгляд. Вершина терялась среди рубиновых клубов над потолком зала, но именно к ней текла живая энергия чаши и их собственная. Температура тела повышалась, и волосы Этель тихонько затлели. Она — часть Пирамиды, но пора было выходить из связки.
Убедившись, что все трое сосредоточены на ритуале, и что снаружи не доносятся тревожные звуки, Этель сжала кулаки и силой мысли дернула предплечья. Ни Дарующая, ни Творящий не заметили этой попытки, но так же ничего не произошло: грани продолжали наполняться, чаша посылала вверх темные нити.
Тогда Этель попробовала зажечь шары в ладонях: тщетно. Весь огненный поток, неоформившийся и буйный, изнутри нее стремительно тек к вершине. Быстрее всех остальных.
— О-о! Ты смотри! — радостно воскликнул Творящий. — Неужели прозрела? Или поняла всю прелесть могущества, а, Исцеляющая?
Он вытянул ладони, и его грань тоже поползла вверх с новой силой. Этель сжала зубы: все шло не так, как она планировала, ее действия вызывали противодействия, союзники по-прежнему были под чарами, на помощь эльфов рассчитывать не приходилось. Взмолившись всем мыслимым и немыслимым богам, она звучно выдохнула и закрыла глаза — хотела услышать голос своего тела.
Сначала кроме боя сердца в груди и ушах она ничего не различила, но, приведя в порядок мысли, отпустила и это волнение. Перед закрытыми веками поплыли образы пустыни, ее слабости, помощь Когона и забота Оргвина, хитрые взгляды Ильсо и непринужденные разговоры у костра. Это было настоящим. Неполный месяц, который перевернул полностью ее жизнь. И поцелуй, как будто бы что-то значащий, но не изменивший ничего. Не спасший орка, но… изменивший ее.
Волосы уже потухли. Она повзрослела слишком резко, приняла силу и стала собой. Как сейчас — вне зависимости от места, происходящего действия и окружения, она останется той же Этель, что и всегда, что бы ни происходило, и какие бы новые силы не находили ее. Она их примет. Она сама по себе имеет вес и значимость. И поймет, что делать.
От этих мыслей тело стало невесомым: казалось, что все настолько просто, что удивительно, как она раньше это не осознала? Но вместе с тем, будто вопреки этой легкости, что-то тяжелое и холодное притянуло ее вниз. Вдруг потеряв воздух, Этель открыла глаза.
И не смогла шевельнуться. Что-то обхватило ее ноги крепким жгутом, связало талию, стиснуло грудь и потекло к шее, что Этель принялась хватать ртом тяжелый воздух: что-то душило ее и полностью сковывало движения. Но если так, то… выходит, оно так же не хотело воскрешения погибшей расы?
А потом она услышала шипение:
— Ты вс-се сможешь, девочка. Не выдай… с-себя.
Оранжевый хвост проскользил по ее телу, спустился по ступеням и овил весь пьедестал с Чашей. Потом — ее металлическую ножку. Глаза Вайсшехха встретились с глазами Этель. В них читалось умиротворение и принятие происходящего. Истинные были слишком увлечены Пирамидой, чтобы опустить взгляд и увидеть разведчика. Но Этель теперь смотрела только на него, и он сказал беззвучно:
— Ильс-со слыш-шал меня, он знал, что ты… поймеш-шь.
Его тело изогнулось дугой над самой чашей, чешуя начала дымиться. Этель вспомнила черные тени на ступенях и, понимая, что сейчас произойдет, сдержала крик ужаса. Но Истинные уже заметили змеелюда: они что-то бессвязно вопили, пытаясь устранить помеху, но, как и Этель, не могли расцепить руки. Пирамида почти построилась, и разомкнуть заклинание сейчас было уже невозможно.
Но возможно — потушить Чашу.
Потоки магии застыли, будто теряясь, куда направлять силы: в Пирамиду или на внезапную жертву. Свет рубина со дня чаши перешел на глаза Вайсшехха, на пальцах Этель зажглись маленькие огоньки.
Нити магии резко ослабли, грани Пирамиды стали тускнеть, напитывая потоком змеелюда. Истинные тревожно переглянулись, опустив потухшие руки, и Этель поняла, что именно сейчас должна делать.
Она отпустила натянутые струны-нити, и Пирамида окончательно распалась. Магия, что не обволокла Вайсшехха, застыла туманным облаком над Чашей, но сейчас это не играло роли.
— Бей, девочка, — прошелестел Вайсшехх, медленно тлея и шевеля уже безвольным хвостом. — Как ты хотела.
Его рубиновые глаза потухли. Факелы-листья на стенах словно испарились: стало темно и тихо. И Этель больше не сдерживала себя. Из ее ладоней вырвалось первозданное рубиновое пламя и метким лучом ударило в основание Чаши.
— Не-ет! — заверещал кто-то из сестер-Истинных, и Этель вышла из основания пьедестала вперед, к центру несостоявшейся Пирамиды. Чаша упала к ее ногам.
Творящий поднял руки, чтобы сдержать ее падение, но Этель одним взглядом откинула его к стене, его сестер обдала огненной лавиной и… позволила Чаше разбиться.
Глава 28
Вспышка — и первозданный рубин с тревожным звоном разлетелся на тысячи мелких частиц. Женщины истошно завопили, Творящий вскинул руку для атаки, но Этель оградила себя огненным кругом. По залу потекла черная, злая магия. Теперь у нее не было сосуда, она поглощала все: и предметы, и лица.
На Истинных ей было все равно: они единственные, кто пропитан ей с головы до пят, магия у них в крови, вместо сердца у них — первозданный рубин, и глаза оттого сияют фиолетовым.
Но не у гномов. И даже не у эльфов.
Но эльфы воспринимали магию, а вот гномы…
Этель только сейчас поняла, где просчиталась: выпуская магию наружу, она обрекла Оргвина на смерть. И если Ильсо, освободившийся от пут ошеломленных Истинных, уже схватился за выроненный лук, то Оргвин так и стоял, завороженный, глядя на тянущийся черный поток и смиренно его принимая.
— Не в этот раз! — вырвалось из самого нутра Этель, и она через весь зал, обгоняя струящуюся нить, бросилась к гному. За ней остался огненный шлейф. Но теперь Истинные замерли, не смея вмешиваться. Даже они не знали, к чему это приведет.
Но Этель не думала. У нее уже не оставалось права думать: третью смерть она бы себе не простила.
Она обогнала поток всего на шаг. Зажмурилась и склонилась над Оргвином, как над ребенком, прижимая к груди и убаюкивая, словно заботливая мать.
— Живи, — прошептала Этель.
Оргвин осел на колени — он ее не видел — и потяжелел прямо у нее в руках. На своей спине Этель ощутила холодное касание магии. Краем глаза она заметила Ильсо, готового сорваться с места, но только покачала головой: если не получится, то хотя бы он останется жив. Мгновение он боролся с внутренним сопротивлением, но остался на месте, беря на прицел Истинных. С ресниц Этель слетела слезинка.
— Это не наша магия, — будто успокаивая саму себя, она начала шептать. — Она обойдет нас стороной, не проникнет в твои вены, сбережет меня и Ильсо, и… всех, там, в Хрустальной Цитадели. А если не сможет, то… не тронет. Принесет изобилие и жизнь, свет и исцеление — в тех Истинных Пирамидах, которые будут повсюду без всякой магии.
Холод укрыл ее тело, погасил волосы, и она крепче прижала к себе гнома, хотя и понимала так же, что если магия пройдет сквозь нее, то пропитает и Оргвина. И не поможет ни ее внутренний огонь, ни внешний.
— Этель? — послышался робкий голос Ильсо, и по телу прошел озноб. Руки затряслись, зубы застучали, волосы превратились в льдинки. Эльф переминался с ноги на ногу и метался между двух огней. Но Истинные, кажется, и сами затихли по углам, не решаясь вмешиваться. Ильсо повторил громче:
— Этель! Слышишь?
Она слышала. Она даже слышала, как стучит сердце Оргвина, но не могла пошевелить и пальцем. Боялась, что темная пелена вернется. Или вовсе — останется в них.
Но пелена застыла — словно задумалась. Потоки темной магии струились за ее спиной, словно ожидая разрешения пройти этот барьер и вырваться наружу, но что-то держало. Горячее, еще не превратившееся в рубин, сердце Этель.
Она резко вдохнула, будто вынырнула из-подо льда, и вскинула горящие руки. Ее волосы снова затлели теплыми огоньками, и пальцы ухватились за темный поток.
Он встрепенулся, взмыл в воздух, крутанулся трижды и вернулся к ней в руки. Пронзил грудь и… пошел в обратном направлении.
***
Вмиг тьма древнего зала развеялась, темные нити посветлели, озарились голубоватым сиянием и распахнули тяжелые двери. На пороге возникли запоздалые отряды эльфов и ничего не поняли. Ильсо махнул им оставаться на месте и бросился к Этель.
Она смотрела такими же ясными глазами и трясла за плечи гнома. Он потирал веки, будто от долгого сна, и что-то ворчал.
Этель даже не поверила, что смогла, но контрольное “Опять на самом интересном разбудили” разрушило любые сомнения. Ильсо глянул растерянно, но Этель притянула их обоих и крепко обняла. Из груди рвались всхлипы, но сегодня они должны были радоваться. Пусть не веря до конца в то, что случилось, но праздновать эту странную, но важную победу не над расой, а над магией Истинных, которая теперь не имела границ. И текла в созидательном русле.
Истинные гордо стояли у пьедестала и даже не пытались что-то делать: ритуал не состоялся, в один миг они потеряли свою уникальность. Они следили за потоком последние двести лет, до Войны Рубиновых Чаш еще больше, но теперь, когда магия вырвалась наружу, какое они займут место?
А учитывая, что магия теперь созидала, то и способности к ней могли открыться у любой из рас — теоретически.
А фактически… это еще только предстояло узнать. Сейчас же друзья дождались прибытия короля Лайонеля, приняли благодарности за мужество и стойкость, а также скорбь в связи с героической смертью Вайсшехха и, попрощавшись со змеелюдом, поспешили покинуть это пусть и светлое уже, но по-прежнему тяжелое место.
Этель не верила, что все закончилось, и пыталась осознать, что это она — своими силами — остановила разрушение и изменила поток. И вместе с тем не могла не думать о Когоне и своем месте в изменившемся мире. Хотя, наверное, думать об этом было еще очень рано.
Ильсо с Оргвином молчали. Им бы радоваться, да что-то мешало, а чтобы грустить у них был только один повод.
— Эльфы — соседи орков, — задумчиво проговорил Оргвин, когда они шли по пустым просветлевшим залам. — Может быть, король согласится взять с собой тело еще одного воина? Он достоин быть похороненным на родной земле. С почестями героя.
