— Если Долина Нищих не разрушена, то я и правда могу там остаться, — пролепетала она, глядя в глаза эльфа. Ей почему-то казалось, что он здесь был главным. — Я прислуживала судье Ди Форсуну, наверняка его там знают и смогут дать мне работу. А если нет, то в нынешнее время помощь змеелюдам явно не помешает. Я знаю их нравы, так что… с легкостью там уживусь, если вы… не против довести меня до деревни. Нам же все равно по пути?
Она посмотрела с надеждой, что даже ощутила робость от своих слов — хотя и говорила совершенно открыто: она правда могла бы там остаться, и все от этого бы только выиграли. И Ильсо — гениальный разведчик самого Императора — это понял.
— Будь по-твоему. Мы благородных из себя не строим, но и ты будь добра за себя отвечать, — проговорил он холодно. Его темные глаза, блестящие в оранжевом свете костра, словно потухли. — Что в итоге с палаткой стало, знаешь?
Этель замотала головой. Ильсо будто ждал именно этот жест и потому без раздумий задал следующий вопрос:
— Когда проходила испытания в академии Тэгеша?
— В месяц Лиловых Облаков, как положено — спустя сезон после дня совершеннолетия.
— Сейчас месяц Красного Солнца… — Ильсо задумался и словно что-то высчитал. А потом резко спросил: — Когда тебя должны были продать?
— Меня бы не продали, господин Ильсо, — выдохнула Этель, опустила взгляд и обняла колени. — Никто бы не купил. Поэтому я и оказалась в темнице.
Когон подался вперед, из его горла вырвался неконтролируемый рык, но эльф резко выставил руку поперек его груди и безмолвно сдержал порыв орка. Тот только процедил:
— Пока ты решала вопросы с замужеством, твой сородич убивал мое племя!
— Уймись, орк! — Ильсо встряхнул его за плечи и усадил рядом с гномом. В глазах Когона заплясала ярость.
Но Ильсо больше ничего не спросил. Кажется, он понял больше, чем кто-либо. И даже больше, чем она сама.
На следующий день они вошли в настоящий лес. Здесь густо росли пальмы, кипарисы и каштаны, вдоль узкой тропинки тянулся дикий виноград, переплетались зеленые, покрытые мягким лишаем стволы деревьев, и то и дело сверху спускались лианы. Было влажно и душно.
Вьюнка осталась позади, но, как минимум, до полудня в лесу по-прежнему слышалось тихое журчание — мелкий приток, как сказал Ильсо.
Это успокаивало Когона — значит, не пропадут. Значит, где-то совсем рядом ушло от цепких рук человека племя его сородичей. То, что это произошло на два дня пути ближе к Эшгету, не имело значения: все русло реки было для них спасением. Так заверил Ильсо, но Когон и сам понимал, что эльф прав.
Он увел орков, когда Когон подставился. Поверил Императору и попал в плен — прямиком к позорному столбу. И если бы не ловкость и смекалистость Ильсо, быть его голове одной из тысячи брошенных в кучу у эшафота. И потому сейчас Ильсо был ведущим — знал, куда пройти и как, без привлечения лишнего внимания. Когону, по большому счету, было все равно: лишь бы вернуться домой, удостовериться, что со старейшиной все в порядке, и идти искать Истинных — чтобы те вернули убитых.
Перед глазами само возникало улыбающееся и спокойное лицо Зурхи, будто она принимала все, как должно — и разруху в племени, и смерти сородичей, и потерянность Когона, впервые опустившего руки и не нашедшего ответа что делать. И красные маки у нее на животе, и лепестки, срывающиеся капельками с сердцевины и спадающие к подолу. И неестественную бледность ее кожи, и вмиг стекленеющий взгляд. Ее забрал Император. Как и весь привычный ему мир.
— Т-ш-ш! — это прозвучало как-то злобно, и Когон остановился. Ильсо зыркнул на него и кивнул под ноги: он наступил на ветку. Когон перевел непонимающий взгляд.
— Слишком шумно ступаешь! — пояснил эльф. Орк закатил глаза: у разведчиков явно была какая-то другая картина мира, они будто вовсе не смотрели, куда идти, главное, чтобы шли тихо. — Тут могут быть сатиры.
— Ну и что? — шепотом спросил Когон и так же картинно повторил жест с закатыванием глаз. — Топоры мне на что?
Он кивнул на пояс с оружием, Ильсо едва сдержал рык:
— Нам нельзя наследить! И попасться. Сатиры — отменные шпионы, один только святой Инувис знает, кому они служат!
— Никто не знает, иными словами, — буркнул Когон на упоминание эльфийского бога и обернулся: позади едва плелась Этель с поддерживающим ее под руку гномом.
Оргвин кивнул и, очевидно услышав их разговор с Ильсо, потянулся за молотом, но Когон его остановил:
— Не торопись, гном. Ильсо слишком мнительный. — И, сделав над собой усилие, перевел взгляд на девчонку. Она тяжело дышала и с головы до пят обливалась потом. На бледном лице выделялись огромные лазурные глаза, волосы она повязала платком. Казалось, вот-вот, и она рухнет прямо на месте, но, заметив, что Когон ее изучает, едва слышно, задыхаясь, пролепетала:
— Кажется… — она глубоко вдохнула, — по мне кто-то ползет…
Она оступилась и непременно упала бы на землю, но гном ее удержал. Отчего ее глаза стали еще шире, а кожа — белее прежнего. Ильсо резко развернулся и в два шага оказался рядом с ней:
— Что это и где? — процедил он сквозь зубы, но девчонка заверещала:
— Не знаю! А-а-ай!
Ее визг разлетелся по округе, отражаясь эхом среди густо растущих деревьев, и теперь Когон уверенно кивнул гному: сейчас его молот будет нелишним. Но прежде чем гном успел сделать хоть одно движение, платок на голове девчонки засветился: будто костер тлел на темном фоне ночи или солнце клонилось к горизонту — свечение явно походило на… пламя!
— Туманные духи гор… — пролепетал Оргвин, глядя, как порыв сжигает ткань, и наружу вырываются волосы девчонки, целиком охваченные огнем.
Когон зарычал от досады: уже услышал, что к ним приближалась стая лесных сатиров, а, развернувшись, встретился лицом к лицу с клинком одного из козлоногих.
— Наш лес! — заверещал он и яростно накинулся на орка. Из кустов повылазило еще с дюжину таких же. Когон церемониться не стал: его топор рубанул четко под изогнутым рогом. С противным блеянием сатир рухнул ничком. Его сородичи бросились в атаку.
Когон только и успел поймать укоризненный взгляд Ильсо, но тут же переключил внимание на стадо мелких козлоногих “людишек”, как любили называть сатиров в их племени, и вскинул руки, будто приглашая в свои смертельно крепкие объятия.
Отбивая неровный ритм копытами, будто расстроенное стадо, сатиры в прыжке преодолели поваленные бревна и всей гурьбой накинулись на орка.
Когон будто этого и ждал. Поманил низкорослых сатиров усмешкой, перехватил топоры и сходу обезвредил двух самых ближних. Где-то скраю, выдохнув, к драке присоединился Оргвин. Ильсо по-прежнему чего-то ждал. Или… разбирался с волосами девчонки?
Поймав азарт битвы и вкус скорой и несомненно легкой победы, Когон и думать забыл о проблеме, которая выявилась у них же в отряде. Пока его собственную спину не обожгло что-то резкое и… беспощадное. Бывшее когда-то волосами Этель.
Сатиров в одночасье и след простыл. Трое воинов застыли в немом оцепенении, глядя на человеческую девчонку, которая сама вперилась в них испуганными глазами и не знала, что делать.
— Может, воды? — неуверенно предложил Оргвин, но Ильсо только покачал головой. Будто знал, что три маленькие фляжки против целого пожара на голове ничего не решат.
— Это “что-то” все еще по тебе ползет? — поинтересовался эльф, и Этель кивнула. Пламя на ее голове тоже колыхнулось. Оно удивительно плотно сидело у самых корней, но не причиняло вреда коже. Магичка — решил Когон. И, не сдержавшись, фыркнул.
Но Ильсо подошел ближе. Глядя четко в глаза Этель, поднял край ее шелковой сорочки и коснулся ладонью ее живота. Когон с Оргвином переглянулись. Никто из них не понимал, что происходит, но Этель не отпрянула. Наоборот, прикосновение Ильсо будто успокоило огненный поток в ее волосах, и они стали чуть тусклее.
— А теперь? — спросил Ильсо, будто был целителем странных человеческих девчонок с горящими волосами. Но Этель с облегчением выдохнула:
— Почти… ушло.
— Тогда погаси это. Ты знаешь, как.
— Нет! — воскликнула девчонка, и эльф схватил ее за руку. Он, видимо, сильнее надавил на живот, потому что Этель вскрикнула. Оргвин дернулся, а Ильсо заговорил совсем другим тоном:
— Строишь из себя невинность, но я не верю в такие совпадения. Кто-то подсунул нам тебя, и кто-то заглушил в тебе магию. Люди и змеелюды не могут это знать, так что… — Он сделал паузу, схватил девчонку за подбородок и развернул ее лицо на себя. А затем задал самый главный вопрос: — Кто этот эльф?
В его голосе прозвучал холод, и, видимо, именно он и потушил пламенные волосы Этель. Она посмотрела на разведчика с испугом, а потом из ее глаз, перегоняя одна другую, покатились слезы.
Когон обернулся, проверяя, нет снова поблизости сатиров. Но, убедившись, что они по-прежнему одни, опустился на корточки и стал ощупывать трупы — вдруг нашлось бы чего полезного? А сам искоса поглядывал за странной сценой. Впрочем, Оргвин даже не думал скрывать внимательного взгляда и просто следил за происходящим.
— Он сказал, что увезет меня, — шмыгнула носом Этель и перешла почти на шепот. — Сказал, что выкупит меня у Ди Форсуна, и мы будем жить в Оллурвиле, но господин узнал и запер меня… И сказал молчать, чтобы никто из знати не знал о случившемся, иначе путь — только рабство, о выгодном замужестве можно не мечтать…
Она снова всхлипнула, Оргвин заключил:
— Ох, бедная девочка. Отпусти ее, Ильсо, пусть в себя придет…
— Я не услышал имя, — так же безразлично ответил эльф, и Этель прошептала:
— Лайонель… с аметистовыми глазами. Он ждет меня в Оллурвиле, я знаю, но не заслуживаю быть с ним. Я теперь вообще… ничего не заслуживаю.
Она выдохнула, и Ильсо наконец ее отпустил. Этель опустилась на колени и сжалась комочком, Оргвин поспешил ее успокоить. Оторвавшись от разглядывания убитых, Когон бросил:
— Дура! Теперь тебя и Долина Нищих не спасет.
На что Ильсо только покачал головой:
— Даже более того, Когон. Ей теперь туда лучше не заходить.
После заминки с сатирами и слез девчонки им пришлось существенно ускорить темп. Хотя Ильсо удостоверял, что при нынешнем положении вещей вынужденный бой с козлоногими — лучший вариант. Хуже, если будет затишье. Потому что, во-первых, сатиры их пропустят, дадут уйти, но потом обязательно отомстят за случившееся. Исподтишка, когда никто не будет ждать засады. А во-вторых, потому что они донесут Императору. Или королю эльфов. Или гномов. Или…
При мысли об Истинных Когон вздрогнул. Выходило, что если повезет, они могут поймать сатира и просто хорошенько его расспросить: если бы он не знал сам, то указал бы на того, кто знает. Пришлось бы указать, глядя на его топоры.
Но так не случилось. Они сами распугали возможных союзников и сделали их врагами. Из-за того, что Этель завизжала, как резанная, конечно же — совсем не из-за того, что Когон не нашел ничего лучше, чем выплеснуть ярость в бою. “Зато размялся,” — думал он и старался увести мысли от прошедшего инцидента.
В отличие от Ильсо, который стал молчаливым и на любые попытки Когона завести разговор уходил от темы. Этель и Оргвин плелись следом.
Когда они в очередной раз снялись с вынужденной остановки, Когон глянул на нее мельком и стыдливо отвел взгляд: искренне не понимал, чего тут грустить, если никому ничем не обязан. Ох уж эти люди! Для орков брак — обязательство. Но, тем не менее, боялся теперь даже глянуть в сторону Этель: что-то случилось с ней, о чем она не подозревала, но, видимо, очень хорошо знал Ильсо. И все дело было в таинственном эльфе с аметистовыми глазами, который однажды лишил глупенькую девчонку невинности.
При этих мыслях Когон только ускорял шаг и смотрел себе под ноги: слишком отчетливо рисовались образы со дня разгрома их племени: сколько юных девушек-орков пострадало тогда от лап ненасытного человека?
Только почему-то ему все-таки думалось, что одна человеческая девчонка не должна искупать все прегрешения Императора. У нее самой, судя по всему, жизнь несладкой оказалась. Но этот факт заботил его куда меньше, чем молчание друга.
— Ильсо? — ближе к вечеру, когда сгустились сумерки и они искали место для ночлега, Когон все же решился нарушить затянувшееся между ними молчание.
— Позже, Когон, — отрезал эльф и, обойдя очередные заросли монстеры, ткнул перед собой: — Привал устроим здесь, места лучше не попалось, но тянуть уже некуда. Лес огромный, такой же непредсказуемый, как и его обитатели, и нам нужно быть начеку. С рассветом двинемся в путь. Чем быстрее достигнем Долины Нищих, тем лучше. Для всех.
Он выделил последнее слово и красноречиво посмотрел на Этель. Она поджала дрожащую губу и начала всхлипывать. Оргвин похлопал ее по плечу и кивнул Когону — мол, занимайтесь — и остался с девчонкой. Когон бросил поноски и, встретившись взглядами с Ильсо, направился в чащу леса за щепками для костра.
— Может, скажешь уже, о чем молчишь? Вижу же, что сам не свой после этого… случая! — буркнул Когон, когда они с Ильсо зашли в заросли.
— Сатиры считывают каждое наше слово, Когон, — процедил Ильсо и принялся рубить ветки для костра. — В уши какому королю попадут наши разговоры, знаешь?
Когон выдохнул и уселся прямо на траву:
— Да и плевать! С девчонкой-то что делать? Это же ходячая катастрофа!
Ильсо не ответил. Продолжил сбор и только когда набрал внушительную охапку сучьев, опустился рядом с ним на корточки и, вымеряя каждое слово, сказал:
— Об этом нам не стоит говорить в первую очередь. Мы идем в Долину Нищих. Точка.
— Ты сам утверждал, что ей нельзя там появляться, — понизил голос Когон. — Не проще ли нам ее оставить по пути?
— У сатиров? — хмыкнул эльф. — У девиц в борделе побольше чести будет, чем у них. А мы знаем слишком много, чтобы теперь отпускать Этель на волю. Нам самим выгоднее и спокойнее, чтобы она шла с нами.
Когон не поверил, что слышит это от друга, и в сердцах воскликнул:
— Чтобы она еще одну палатку спалила? Чтобы навела на нас новую толпу врагов? О какой скрытности речь, если она будет визжать от каждого шороха?!
— В наших интересах научить ее, — уклончиво ответил Ильсо. А на недовольное фырканье Когона еще понизил голос и добавил: — Просто поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Когон поднялся, намотал пару кругов возле зарослей монстеры и выдохнул:
— Я верю тебе, Ильсо. Вынужден верить, честно скажу. Но вот что мне ответь, главное: наша цель не изменилась? Мы идем к Истинным?
— Мы… постараемся их найти, да. Но тебе нужно быть осторожным. Предельно. Ты прочувствовал на своей шкуре, на что способен один лишь взгляд Видящей. С закрытыми глазами.
Когон фыркнул: он слишком хорошо помнил. Видящая одним движением пресекла его порыв приблизиться. Вскинула голову, и он отлетел на острые камни. Спину до сих пор ломило от воспоминаний. Но он не сдался: поднялся, стиснув зубы, и сквозь боль не прекратил попытки взять свое. Но она повторила свой жест.
В глазах потемнело, и он больше не смог подняться. Опомнился только в личном шатре Императора после того, как город уже был взят. Но не переставал думать о той встрече. Видящая его знала! Называла по имени, давила на то, что он хочет, и на то, что он ошибается, что ему лучше уйти и не участвовать в осаде Эшгета. И, выходит, не возвращаться в племя? А может быть, вовсе — не жить?
Она посмотрела с надеждой, что даже ощутила робость от своих слов — хотя и говорила совершенно открыто: она правда могла бы там остаться, и все от этого бы только выиграли. И Ильсо — гениальный разведчик самого Императора — это понял.
— Будь по-твоему. Мы благородных из себя не строим, но и ты будь добра за себя отвечать, — проговорил он холодно. Его темные глаза, блестящие в оранжевом свете костра, словно потухли. — Что в итоге с палаткой стало, знаешь?
Этель замотала головой. Ильсо будто ждал именно этот жест и потому без раздумий задал следующий вопрос:
— Когда проходила испытания в академии Тэгеша?
— В месяц Лиловых Облаков, как положено — спустя сезон после дня совершеннолетия.
— Сейчас месяц Красного Солнца… — Ильсо задумался и словно что-то высчитал. А потом резко спросил: — Когда тебя должны были продать?
— Меня бы не продали, господин Ильсо, — выдохнула Этель, опустила взгляд и обняла колени. — Никто бы не купил. Поэтому я и оказалась в темнице.
Когон подался вперед, из его горла вырвался неконтролируемый рык, но эльф резко выставил руку поперек его груди и безмолвно сдержал порыв орка. Тот только процедил:
— Пока ты решала вопросы с замужеством, твой сородич убивал мое племя!
— Уймись, орк! — Ильсо встряхнул его за плечи и усадил рядом с гномом. В глазах Когона заплясала ярость.
Но Ильсо больше ничего не спросил. Кажется, он понял больше, чем кто-либо. И даже больше, чем она сама.
Глава 5
На следующий день они вошли в настоящий лес. Здесь густо росли пальмы, кипарисы и каштаны, вдоль узкой тропинки тянулся дикий виноград, переплетались зеленые, покрытые мягким лишаем стволы деревьев, и то и дело сверху спускались лианы. Было влажно и душно.
Вьюнка осталась позади, но, как минимум, до полудня в лесу по-прежнему слышалось тихое журчание — мелкий приток, как сказал Ильсо.
Это успокаивало Когона — значит, не пропадут. Значит, где-то совсем рядом ушло от цепких рук человека племя его сородичей. То, что это произошло на два дня пути ближе к Эшгету, не имело значения: все русло реки было для них спасением. Так заверил Ильсо, но Когон и сам понимал, что эльф прав.
Он увел орков, когда Когон подставился. Поверил Императору и попал в плен — прямиком к позорному столбу. И если бы не ловкость и смекалистость Ильсо, быть его голове одной из тысячи брошенных в кучу у эшафота. И потому сейчас Ильсо был ведущим — знал, куда пройти и как, без привлечения лишнего внимания. Когону, по большому счету, было все равно: лишь бы вернуться домой, удостовериться, что со старейшиной все в порядке, и идти искать Истинных — чтобы те вернули убитых.
Перед глазами само возникало улыбающееся и спокойное лицо Зурхи, будто она принимала все, как должно — и разруху в племени, и смерти сородичей, и потерянность Когона, впервые опустившего руки и не нашедшего ответа что делать. И красные маки у нее на животе, и лепестки, срывающиеся капельками с сердцевины и спадающие к подолу. И неестественную бледность ее кожи, и вмиг стекленеющий взгляд. Ее забрал Император. Как и весь привычный ему мир.
— Т-ш-ш! — это прозвучало как-то злобно, и Когон остановился. Ильсо зыркнул на него и кивнул под ноги: он наступил на ветку. Когон перевел непонимающий взгляд.
— Слишком шумно ступаешь! — пояснил эльф. Орк закатил глаза: у разведчиков явно была какая-то другая картина мира, они будто вовсе не смотрели, куда идти, главное, чтобы шли тихо. — Тут могут быть сатиры.
— Ну и что? — шепотом спросил Когон и так же картинно повторил жест с закатыванием глаз. — Топоры мне на что?
Он кивнул на пояс с оружием, Ильсо едва сдержал рык:
— Нам нельзя наследить! И попасться. Сатиры — отменные шпионы, один только святой Инувис знает, кому они служат!
— Никто не знает, иными словами, — буркнул Когон на упоминание эльфийского бога и обернулся: позади едва плелась Этель с поддерживающим ее под руку гномом.
Оргвин кивнул и, очевидно услышав их разговор с Ильсо, потянулся за молотом, но Когон его остановил:
— Не торопись, гном. Ильсо слишком мнительный. — И, сделав над собой усилие, перевел взгляд на девчонку. Она тяжело дышала и с головы до пят обливалась потом. На бледном лице выделялись огромные лазурные глаза, волосы она повязала платком. Казалось, вот-вот, и она рухнет прямо на месте, но, заметив, что Когон ее изучает, едва слышно, задыхаясь, пролепетала:
— Кажется… — она глубоко вдохнула, — по мне кто-то ползет…
Она оступилась и непременно упала бы на землю, но гном ее удержал. Отчего ее глаза стали еще шире, а кожа — белее прежнего. Ильсо резко развернулся и в два шага оказался рядом с ней:
— Что это и где? — процедил он сквозь зубы, но девчонка заверещала:
— Не знаю! А-а-ай!
Ее визг разлетелся по округе, отражаясь эхом среди густо растущих деревьев, и теперь Когон уверенно кивнул гному: сейчас его молот будет нелишним. Но прежде чем гном успел сделать хоть одно движение, платок на голове девчонки засветился: будто костер тлел на темном фоне ночи или солнце клонилось к горизонту — свечение явно походило на… пламя!
— Туманные духи гор… — пролепетал Оргвин, глядя, как порыв сжигает ткань, и наружу вырываются волосы девчонки, целиком охваченные огнем.
Когон зарычал от досады: уже услышал, что к ним приближалась стая лесных сатиров, а, развернувшись, встретился лицом к лицу с клинком одного из козлоногих.
— Наш лес! — заверещал он и яростно накинулся на орка. Из кустов повылазило еще с дюжину таких же. Когон церемониться не стал: его топор рубанул четко под изогнутым рогом. С противным блеянием сатир рухнул ничком. Его сородичи бросились в атаку.
Когон только и успел поймать укоризненный взгляд Ильсо, но тут же переключил внимание на стадо мелких козлоногих “людишек”, как любили называть сатиров в их племени, и вскинул руки, будто приглашая в свои смертельно крепкие объятия.
Отбивая неровный ритм копытами, будто расстроенное стадо, сатиры в прыжке преодолели поваленные бревна и всей гурьбой накинулись на орка.
Когон будто этого и ждал. Поманил низкорослых сатиров усмешкой, перехватил топоры и сходу обезвредил двух самых ближних. Где-то скраю, выдохнув, к драке присоединился Оргвин. Ильсо по-прежнему чего-то ждал. Или… разбирался с волосами девчонки?
Поймав азарт битвы и вкус скорой и несомненно легкой победы, Когон и думать забыл о проблеме, которая выявилась у них же в отряде. Пока его собственную спину не обожгло что-то резкое и… беспощадное. Бывшее когда-то волосами Этель.
Сатиров в одночасье и след простыл. Трое воинов застыли в немом оцепенении, глядя на человеческую девчонку, которая сама вперилась в них испуганными глазами и не знала, что делать.
— Может, воды? — неуверенно предложил Оргвин, но Ильсо только покачал головой. Будто знал, что три маленькие фляжки против целого пожара на голове ничего не решат.
— Это “что-то” все еще по тебе ползет? — поинтересовался эльф, и Этель кивнула. Пламя на ее голове тоже колыхнулось. Оно удивительно плотно сидело у самых корней, но не причиняло вреда коже. Магичка — решил Когон. И, не сдержавшись, фыркнул.
Но Ильсо подошел ближе. Глядя четко в глаза Этель, поднял край ее шелковой сорочки и коснулся ладонью ее живота. Когон с Оргвином переглянулись. Никто из них не понимал, что происходит, но Этель не отпрянула. Наоборот, прикосновение Ильсо будто успокоило огненный поток в ее волосах, и они стали чуть тусклее.
— А теперь? — спросил Ильсо, будто был целителем странных человеческих девчонок с горящими волосами. Но Этель с облегчением выдохнула:
— Почти… ушло.
— Тогда погаси это. Ты знаешь, как.
— Нет! — воскликнула девчонка, и эльф схватил ее за руку. Он, видимо, сильнее надавил на живот, потому что Этель вскрикнула. Оргвин дернулся, а Ильсо заговорил совсем другим тоном:
— Строишь из себя невинность, но я не верю в такие совпадения. Кто-то подсунул нам тебя, и кто-то заглушил в тебе магию. Люди и змеелюды не могут это знать, так что… — Он сделал паузу, схватил девчонку за подбородок и развернул ее лицо на себя. А затем задал самый главный вопрос: — Кто этот эльф?
В его голосе прозвучал холод, и, видимо, именно он и потушил пламенные волосы Этель. Она посмотрела на разведчика с испугом, а потом из ее глаз, перегоняя одна другую, покатились слезы.
Когон обернулся, проверяя, нет снова поблизости сатиров. Но, убедившись, что они по-прежнему одни, опустился на корточки и стал ощупывать трупы — вдруг нашлось бы чего полезного? А сам искоса поглядывал за странной сценой. Впрочем, Оргвин даже не думал скрывать внимательного взгляда и просто следил за происходящим.
— Он сказал, что увезет меня, — шмыгнула носом Этель и перешла почти на шепот. — Сказал, что выкупит меня у Ди Форсуна, и мы будем жить в Оллурвиле, но господин узнал и запер меня… И сказал молчать, чтобы никто из знати не знал о случившемся, иначе путь — только рабство, о выгодном замужестве можно не мечтать…
Она снова всхлипнула, Оргвин заключил:
— Ох, бедная девочка. Отпусти ее, Ильсо, пусть в себя придет…
— Я не услышал имя, — так же безразлично ответил эльф, и Этель прошептала:
— Лайонель… с аметистовыми глазами. Он ждет меня в Оллурвиле, я знаю, но не заслуживаю быть с ним. Я теперь вообще… ничего не заслуживаю.
Она выдохнула, и Ильсо наконец ее отпустил. Этель опустилась на колени и сжалась комочком, Оргвин поспешил ее успокоить. Оторвавшись от разглядывания убитых, Когон бросил:
— Дура! Теперь тебя и Долина Нищих не спасет.
На что Ильсо только покачал головой:
— Даже более того, Когон. Ей теперь туда лучше не заходить.
***
После заминки с сатирами и слез девчонки им пришлось существенно ускорить темп. Хотя Ильсо удостоверял, что при нынешнем положении вещей вынужденный бой с козлоногими — лучший вариант. Хуже, если будет затишье. Потому что, во-первых, сатиры их пропустят, дадут уйти, но потом обязательно отомстят за случившееся. Исподтишка, когда никто не будет ждать засады. А во-вторых, потому что они донесут Императору. Или королю эльфов. Или гномов. Или…
При мысли об Истинных Когон вздрогнул. Выходило, что если повезет, они могут поймать сатира и просто хорошенько его расспросить: если бы он не знал сам, то указал бы на того, кто знает. Пришлось бы указать, глядя на его топоры.
Но так не случилось. Они сами распугали возможных союзников и сделали их врагами. Из-за того, что Этель завизжала, как резанная, конечно же — совсем не из-за того, что Когон не нашел ничего лучше, чем выплеснуть ярость в бою. “Зато размялся,” — думал он и старался увести мысли от прошедшего инцидента.
В отличие от Ильсо, который стал молчаливым и на любые попытки Когона завести разговор уходил от темы. Этель и Оргвин плелись следом.
Когда они в очередной раз снялись с вынужденной остановки, Когон глянул на нее мельком и стыдливо отвел взгляд: искренне не понимал, чего тут грустить, если никому ничем не обязан. Ох уж эти люди! Для орков брак — обязательство. Но, тем не менее, боялся теперь даже глянуть в сторону Этель: что-то случилось с ней, о чем она не подозревала, но, видимо, очень хорошо знал Ильсо. И все дело было в таинственном эльфе с аметистовыми глазами, который однажды лишил глупенькую девчонку невинности.
При этих мыслях Когон только ускорял шаг и смотрел себе под ноги: слишком отчетливо рисовались образы со дня разгрома их племени: сколько юных девушек-орков пострадало тогда от лап ненасытного человека?
Только почему-то ему все-таки думалось, что одна человеческая девчонка не должна искупать все прегрешения Императора. У нее самой, судя по всему, жизнь несладкой оказалась. Но этот факт заботил его куда меньше, чем молчание друга.
— Ильсо? — ближе к вечеру, когда сгустились сумерки и они искали место для ночлега, Когон все же решился нарушить затянувшееся между ними молчание.
— Позже, Когон, — отрезал эльф и, обойдя очередные заросли монстеры, ткнул перед собой: — Привал устроим здесь, места лучше не попалось, но тянуть уже некуда. Лес огромный, такой же непредсказуемый, как и его обитатели, и нам нужно быть начеку. С рассветом двинемся в путь. Чем быстрее достигнем Долины Нищих, тем лучше. Для всех.
Он выделил последнее слово и красноречиво посмотрел на Этель. Она поджала дрожащую губу и начала всхлипывать. Оргвин похлопал ее по плечу и кивнул Когону — мол, занимайтесь — и остался с девчонкой. Когон бросил поноски и, встретившись взглядами с Ильсо, направился в чащу леса за щепками для костра.
— Может, скажешь уже, о чем молчишь? Вижу же, что сам не свой после этого… случая! — буркнул Когон, когда они с Ильсо зашли в заросли.
— Сатиры считывают каждое наше слово, Когон, — процедил Ильсо и принялся рубить ветки для костра. — В уши какому королю попадут наши разговоры, знаешь?
Когон выдохнул и уселся прямо на траву:
— Да и плевать! С девчонкой-то что делать? Это же ходячая катастрофа!
Ильсо не ответил. Продолжил сбор и только когда набрал внушительную охапку сучьев, опустился рядом с ним на корточки и, вымеряя каждое слово, сказал:
— Об этом нам не стоит говорить в первую очередь. Мы идем в Долину Нищих. Точка.
— Ты сам утверждал, что ей нельзя там появляться, — понизил голос Когон. — Не проще ли нам ее оставить по пути?
— У сатиров? — хмыкнул эльф. — У девиц в борделе побольше чести будет, чем у них. А мы знаем слишком много, чтобы теперь отпускать Этель на волю. Нам самим выгоднее и спокойнее, чтобы она шла с нами.
Когон не поверил, что слышит это от друга, и в сердцах воскликнул:
— Чтобы она еще одну палатку спалила? Чтобы навела на нас новую толпу врагов? О какой скрытности речь, если она будет визжать от каждого шороха?!
— В наших интересах научить ее, — уклончиво ответил Ильсо. А на недовольное фырканье Когона еще понизил голос и добавил: — Просто поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Когон поднялся, намотал пару кругов возле зарослей монстеры и выдохнул:
— Я верю тебе, Ильсо. Вынужден верить, честно скажу. Но вот что мне ответь, главное: наша цель не изменилась? Мы идем к Истинным?
— Мы… постараемся их найти, да. Но тебе нужно быть осторожным. Предельно. Ты прочувствовал на своей шкуре, на что способен один лишь взгляд Видящей. С закрытыми глазами.
Когон фыркнул: он слишком хорошо помнил. Видящая одним движением пресекла его порыв приблизиться. Вскинула голову, и он отлетел на острые камни. Спину до сих пор ломило от воспоминаний. Но он не сдался: поднялся, стиснув зубы, и сквозь боль не прекратил попытки взять свое. Но она повторила свой жест.
В глазах потемнело, и он больше не смог подняться. Опомнился только в личном шатре Императора после того, как город уже был взят. Но не переставал думать о той встрече. Видящая его знала! Называла по имени, давила на то, что он хочет, и на то, что он ошибается, что ему лучше уйти и не участвовать в осаде Эшгета. И, выходит, не возвращаться в племя? А может быть, вовсе — не жить?
