Воспоминания больными уколами пробежались по коже. Когон прогнал навязчивые образы, по-прежнему являвшиеся во сне, звучно выдохнул и кивнул:
— Поговорим, когда выйдем из леса. Скажешь, что думаешь о девчонке и вообще… обо всем.
Ильсо не возражал. Кивнул ответно и поднял свою охапку веток. Когон взгромоздил на плечи несколько бревен. Пока они говорили, совсем уже стемнело, и приходилось идти по запаху гномьего пота, на звуки тихого разговора.
Уловив ровные голоса, Когон выдохнул: не ревет — уже хорошо. И, судя по всему, не пылает. Хотя сейчас, в темноте, огонька бы не помешало.
Они развели костер как обычно, пожарили пойманную эльфом дичь и молча поужинали. Никто не решился даже просто отвести взгляда от еды. И, тем более, не решился ничего сказать. Но Ильсо должен был. И начал с предупреждения:
— Чтобы ни для кого не стало сюрпризом, поясняю: нас окружили. Сатиры только и ждут, что мы обнажим оружие. Мы их видим, но мы не станем. Пока не выйдем из леса.
— Лес немал, — протянул Оргвин и огляделся вокруг, словно хотел убедиться в правдивости слов эльфа. — Сатиров много. Они злопамятны и будут мстить за своих.
— Смотря какой у них приказ, — ухмыльнулся Ильсо. — И пока их господам мы полезнее живыми.
— Все переменчиво, — заметил гном, — но я следую за вами. Что скажете, то и будет.
— Пока она с нами, нас не тронут. — Ильсо повернулся к Этель и глянул пристально. Она подняла глаза и застыла, словно ожидая обвинений, но этого не последовало. Вместо этого эльф сказал странное, что Когону пришлось переспросить, но Ильсо остался непреклонен:
— Я готов пожертвовать одним днем, чтобы понять, кто наш враг, — он произнес предельно тихо. — Уверен, что мы узнаем это уже завтра.
— И что дальше? — рыкнул Когон. — Что ты будешь с этим делать? Короли просиживают троны, это мы тут, в странном лесу, истекаем потом, так что какая разница, что ты узнаешь? Это ничего не изменит. К тому же враг сейчас у всех один. В столице.
— Твое оружие на поясе, Когон, — легко парировал Ильсо, — а мое — в мыслях и словах врагов. Завтра все станет ясно.
— Каким это образом, интересно? Так они и принесли тебе ответ на блюдечке!
— Мне — нет. Своему господину.
— Не глупи, эльф! Мы впустую потеряем время! Просто пойдем уже к окраине леса, пока нас пропускают.
— Пока мы дойдем до окраины леса, они успеют подготовиться. Будут ждать во всеоружии, — хохотнул гном и почесал бороду. — Что ж, умно, но все равно не понимаю, как ты хочешь узнать их планы.
— Просто побудь тут со мной, гном, — Ильсо натянул довольную улыбку. — Пока Когон с Этель прогуляются до речки.
От осознания, что останется один на один с чудачкой, Когон подскочил на месте. Оргвин вдоволь рассмеялся, а в волосах Этель заиграли искорки. Ильсо предлагал склонить сатиров к диалогу, а затем — на свою сторону. Для этого нужно было только отправить наживку в безопасное место — к реке. На всякий случай, под надзором орка.
После отборных ругательств Когона план эльфа был принят единодушно.
Задача Этель была простая — дойти до реки в сопровождении орка. При этом, по инструкции Ильсо, ей допускалось спотыкаться, падать, плакать и даже кричать, а ее волосам — вспыхивать. За поведение последних она ручаться не могла. Ей вообще предстояло многое о себе переосмыслить.
Об упреках Когона она не думала: не его дело, что однажды она полюбила и поплатилась за это. Больше ее всколыхнули слова эльфа о том, что кто-то ее им подсунул: будто она специально оказалась в темнице! Кому это надо? Кто вообще ее знал?
Она плелась за Когоном в сторону реки и внутри дрожала от холода: мысли пробивали насквозь, что по позвоночнику бежали крупные мурашки, а волосы шевелились на затылке.
Она теперь вообще боялась о них думать. Казалось, что они совсем ее не слушаются, что это какая-то другая — приобретенная — ее часть, которая словно взбунтовалась против новой реальности и условий, в каких оказалась Этель.
Каждое дуновение ветра (которого здесь, в южном лесу, почти не возникало) заставляло ее вздрагивать, а прикосновение солнечных лучей сковывало нутро от осознания, что вот-вот, и начнется. Но они отдалялись от лагеря, а неведомая сила все не приходила.
Пахло влажной утренней росой, свежестью деревьев и сладкими плодами. Но не успеет наступить полдень, как влага начнет парить, оседать на коже, кружить голову, и она опять едва сможет дышать. Ноги утопали в вязкой почве, и приходилось ступать осторожно, чтобы не запнуться о торчащие корни или ненароком не угодить в болото. Хоть они и обошли опасные топи, в лесу их могло поджидать что угодно.
Этель боялась уронить взгляд: помнила слишком ясно разбросанные тела сатиров на безобидной лужайке. Там по-прежнему переливались песнями дивные лесные птицы, а благородная земля впитала кровь. Здесь могло быть то же. Сатиры, никогда не нападавшие первыми, снова могли разъяриться и накинуться с дракой в отместку за павших, и именно на этот случай, как поняла Этель, с ней и отправили Когона. Это было разумно, но, глядя на спину орка, уверенно вышагивающего перед ней, Этель только и ждала, что он обернется и накинется с обвинением. Причины могли быть любыми: и что она не может контролировать свой “дар”, и что медленно плетется, и просто то, что она человек.
Когон ее недолюбливал, Этель чувствовала. Они шли уже точно больше часа, но чем глубже заходили в лес, тем яростнее звучало в тиши его дыхание. А может, это оттого, что они до сих пор не обнаружили реку. Как бы там ни было, Этель плелась позади и не вмешивалась в натянутое безмолвие.
— Смрадное дыхание Бронга! Мы сбились! — прорычал орк. — Слишком много запахов переплетается здесь, наглые людишки облазали каждый кусок земли! — Он прожег ее суровым взглядом. — Все вымерло из-за вас…
Этель прошла мимо. Она начала привыкать к нападкам орка и пропустила его замечание мимо ушей. Тем более, что сейчас нужно было лишь набрать воды и двигаться дальше. По крайней мере, так сказал сделать Ильсо.
Но орк был прав: они попали в мертвые земли. Живой лес вдруг превратился в сборище обугленных деревьев, земля под ногами была выжжена и порой покрыта слоем пепла. Звуки и вовсе пропали: все звери покинули эти места. Но Этель уловила главное.
— Когон, — позвала она тихо, — кажется, я слышу журчание. Мы почти пришли.
Орку хватило мгновения, чтобы сорваться с места. Но стоило Этель обрадоваться, как он резко остановился.
— Пропади пропадом вся ваша Империя, — проскрипел он сквозь зубы и с размаху отправил топор в дерево. От мощного удара ствол покосился и со зловещим хрустом повалился на бок. Раздался плеск. Значит, все-таки вода близко…
Но Этель не тронулась с места. Неприятная дрожь прошла по телу, и она замерла. От кончиков пальцев до самого сердца ее словно сковал холод.
Безвольными плетьми с деревьев свисали трупы. Побледневшие лица, разъеденная кожа, торчащие кости: то были люди и орки, иногда встречались худощавые эльфийские тела. Теперь они будто охраняли живительный источник.
— Человек человеку орк! — Когон сплюнул и направился к реке, Этель поспешно отвела взгляд и последовала за ним.
Но что-то сдержало. Словно стена, невидимая, но прочная, не пустила ее вперед. Этель сделала шаг, и грудь сдавило новым приступом холода. Когон уже добрался до берега.
С холма, поросшего папоротниками, падали водяные потоки, волны бурлили, и река разгонялась сильнее. Будто это не Вьюнка вовсе и не ее приток: казалось, что даже после разрушительного ливня течение было спокойнее.
Кончики пальцев зажгло, и, опустив взгляд, Этель заметила причудливые огоньки. Сердце подскочило, а во рту образовалась горечь. Захотелось проверить волосы, но ладони будто сковало жаром.
— Мы сможем перебраться, здесь мелко! — Когон крикнул с берега и занес ногу для решающего шага. Словно попавшая в путы, Этель не шевельнулась. Горло сдавило, и она вскинула раскаленные руки. Что-то по-прежнему не давало ей пройти.
— Стой! — она смогла лишь прохрипеть, но огоньки с ее пальцев сорвались и заслонили орка едва заметным щитом. Ударной волной его отнесло назад, невидимая стена перед Этель разбилась. Она бросилась к воде, пока орк потирал ушибленную шею.
— Что это было? Это ты сделала? — Он в два шага оказался рядом. Его глаза снова прожигали ее насквозь.
— Я н-не… специально… это что-то неподвластное нам! Что-то злое!
— Твои искорки только что отбросили меня, как пушинку! — надавил Когон, и Этель воскликнула:
— Кто-то не хочет, чтобы мы прошли! — Почему-то ей представилось это совершенно отчетливо. Странные пульсации внутри это подтверждали новой волной жара. — Это будто место смерти, и нам не нужно здесь находиться.
— Мы наберем воды и уберемся отсюда. По пути в Долину Нищих нет рек! — проворчал орк и достал флягу, но Этель, забыв, что ладони налиты жаром, перехватила его ладонь:
— Не надо. Смотри…
Когон вырвал руку, но взгляд опустил. Ее обжигающего прикосновения он будто и не заметил. В беспокойной воде плыли лица. Почти живые, распахнутыми глазами они смотрели в небо, но мертвецки бледная кожа говорила об обратном.
— Беглецы… — Когон вдруг пошел вслед за уплывающими образами. Его догоняли новые. — Империя найдет тебя, не сомневайся…
Этель нахмурилась, но на всякий случай направилась за ним. Между телами она заметила ядовитые потоки — розовые и зеленые — на первый взгляд чарующие, но ужасающие по своей сути. Словно навязчивая мысль, в один миг к ней пришло понимание: вода отравлена.
— Когон? — позвала она осторожно, но орк ускорил шаг. Течение разогналось тоже.
— Не мешай мне, человек! — Он не обернулся. — Они живы! Это мои сородичи, и я должен спасти их.
— Это ловушка! — Этель побежала, но орк быстро отдалялся, несмотря на то, что почти не отводил взгляда от воды. — Ладно…
Она выдохнула. Опустила плечи и вновь ощутила легкое покалывание в подушечках пальцев. Но на этот раз оно расплескивало тепло: незнакомая сила предупреждала ее, но забирала Когона. И раз уж она подчиняется магической воле, пусть служит!
— Не поддавайся, Когон, — Этель прошептала и подняла ладони. Почему-то сейчас захотелось принять в себе эту странность, людское клеймо навеки — магию. То, что закрыл в ней Лайонель, и то, что она по крупицам начала взращивать, спасая орка, который ее на дух не переносил.
Едва заметные искры заплясали над кожей, но вибрации изнутри пытались проникнуть наружу.
— Вернись назад, Когон…
Потоки энергии по ее зову легко сорвались с ладоней, и воздушный щит вырос перед орком. Когон сделал шаг, второй, остановился. Этель ждала.
Он глянул через плечо, затем в реку, затем повернул голову. На щите возник образ: зеленоватая кожа, клыки и острые скулы, глаза, очерченные острым угольком, но такие… нежные.
— Ты совсем близко, Когон. Не останавливайся, — теплый шепот заполнил окрестность, и если бы Этель не наблюдала со стороны, наверное, и она бы послушалась. По крайней мере, Когон не думая разбил ее преграду и поддался голосу.
— Нет-нет-нет, ты сможешь, борись! — Этель пустилась вслед за ним, попутно ловя силы для нового щита. Эта ворожба сама притягивалась к ней, ей даже не приходилось ничего делать или уметь: пожалуй, только принять то, что пряталось внутри нее долгие годы. А это место — место силы — буквально вырывало из нее магические потоки. И главное, она сама хотела этого и позволяла случаться неизвестному, но правильному.
— Это мир мертвых, Когон…
Невидимые нити магии проникали в его разум, но тот шел, словно очарованный.
— Ты не вернешься назад!
Этель воскликнула, будто на последней попытке вразумить орка, и ускорилась, но и Когон пошел быстрее; Этель перешла на бег, из реки вынырнули варги.
Вода выстрелила вверх мощным потоком, и где-то под грудью кольнуло. Мерцающий щит теперь накрыл ее. Орочьи псы приближались. Ядовитая слюна с их зубов сыпалась под крупные лапы, земля начинала дымиться.
— Уважай выбор орка, человек, — она услышала рычащий голос, стая наступала. — Ты на его земле.
— Это не его выбор! — Этель сжала кулаки. Нельзя уйти, нельзя оставить его, но что, если псы накинутся?
И они накинулись. Но не на нее — на Когона. Погнали вдоль берега, и он ускорил бег. Он уходил от погони, не подозревая, что впереди лишь беспамятство.
Впереди шумно падала вода — грань мира мертвых. Этель теперь отчетливо понимала, что он не должен ступить на нее, но псы нагоняли.
Бессмысленно бежать, бессмысленно вразумлять очарованного орка, но он нужен ей. Несмотря на придирки и вечное ворчание, он согласился на план Ильсо, согласился присмотреть за ней, пока они ведут переговоры. И пусть все должно было оказаться наоборот: он выступал гарантом ее безопасности, но теперь она сама обязана его спасти.
Этель закрыла глаза. Она увидела себя над пропастью, и псы развернулись с жалобным скулением. Когон не смотрел на них. И он шагнул.
Его дыхание стерлось, растворилось в бескрайних пучинах неосознанного, силы утекли вместе с потоками воды, а крепкое тело размылось бурными потоками. Тьма захватила его. В водопаде прожитых жизней по-прежнему мелькали мертвые лица, и сегодня они встречали живого.
В висках Этель пульсировала боль. Столько отчаяния несло это место, что над пропастью падших душ границы тела стерлись. Теплое покалывание в пальцах переросло в смежный поток. Тонкие нити, прочные, как сталь, вырвались из ее ладоней, перекрывая воду. Струи сломались, взмыли вверх и жадно впитали тепло угасающей жизни.
Этель сама стала этой нитью. Соединилась со своим видением телом и сквозь боль и дрожь в коленях протянула руку Когону.
Он смотрел прямо ей в глаза, видел что-то и даже слегка улыбался, но покачал головой. И упал.
Этель вдохнула. Тело уже вовсе ее не слушалось, и зов женщины с острыми скулами теперь подчинял и ее. Но две воздушные ленты, как два мягких покрывала, вырвались из ее ладоней и, словно долгожданного дитя, укутали сурового воина. В дрожащих руках Этель была целая жизнь, целый мир орка, который ненавидел ее, но в этот миг она видела все его прошлое.
Неведомый дар подчинился, потоки воздуха обволокли изнеможенное тело Когона и окрепли. Бурлящий водный поток разбился о них, как о камни, и взмыл вверх фонтаном. Но капли не вернулись в прежнее русло — они растворились под палящим солнцем. Река обмелела, мертвые лица растаяли. Когон вдохнул и ожил.
Этель дернула на себя каменные поводья, и он вышагнул на берег. Только что она подчинила мир мертвых своей воле. Но, глядя в тяжелые глаза орка, думала только о том, как бы снова не загорелись волосы.
Они упали оба. Слаженно, четко, как по команде, рухнули на землю без сил.
Когон успел только увидеть бледное лицо девчонки, а затем на его глаза будто легла темная повязка, и все пропало: звуки, запахи, ощущения реальности, физические силы. Остались только воспоминания, бурной рекой по-прежнему разливающиеся в дремлющем сознании.
Там было все как прежде: их племя, Чуткий лес, скрипучий, но до того знакомый голос старейшины Укмара, теплые глаза Зурхи, как угольки, и маки… вновь и вновь расцветающие у нее на животе. Она любила цветы.
Эти образы летели по кругу и всегда обрывались на алых цветах. Когон порывался вмешаться, вонзить топор в человеческого солдата прежде, чем успеет его меч отнять жизнь жены, но каждый раз опаздывал. Он не мог изменить прошлое. И не мог разгадать последние слова старейшины.
— Поговорим, когда выйдем из леса. Скажешь, что думаешь о девчонке и вообще… обо всем.
Ильсо не возражал. Кивнул ответно и поднял свою охапку веток. Когон взгромоздил на плечи несколько бревен. Пока они говорили, совсем уже стемнело, и приходилось идти по запаху гномьего пота, на звуки тихого разговора.
Уловив ровные голоса, Когон выдохнул: не ревет — уже хорошо. И, судя по всему, не пылает. Хотя сейчас, в темноте, огонька бы не помешало.
Они развели костер как обычно, пожарили пойманную эльфом дичь и молча поужинали. Никто не решился даже просто отвести взгляда от еды. И, тем более, не решился ничего сказать. Но Ильсо должен был. И начал с предупреждения:
— Чтобы ни для кого не стало сюрпризом, поясняю: нас окружили. Сатиры только и ждут, что мы обнажим оружие. Мы их видим, но мы не станем. Пока не выйдем из леса.
— Лес немал, — протянул Оргвин и огляделся вокруг, словно хотел убедиться в правдивости слов эльфа. — Сатиров много. Они злопамятны и будут мстить за своих.
— Смотря какой у них приказ, — ухмыльнулся Ильсо. — И пока их господам мы полезнее живыми.
— Все переменчиво, — заметил гном, — но я следую за вами. Что скажете, то и будет.
— Пока она с нами, нас не тронут. — Ильсо повернулся к Этель и глянул пристально. Она подняла глаза и застыла, словно ожидая обвинений, но этого не последовало. Вместо этого эльф сказал странное, что Когону пришлось переспросить, но Ильсо остался непреклонен:
— Я готов пожертвовать одним днем, чтобы понять, кто наш враг, — он произнес предельно тихо. — Уверен, что мы узнаем это уже завтра.
— И что дальше? — рыкнул Когон. — Что ты будешь с этим делать? Короли просиживают троны, это мы тут, в странном лесу, истекаем потом, так что какая разница, что ты узнаешь? Это ничего не изменит. К тому же враг сейчас у всех один. В столице.
— Твое оружие на поясе, Когон, — легко парировал Ильсо, — а мое — в мыслях и словах врагов. Завтра все станет ясно.
— Каким это образом, интересно? Так они и принесли тебе ответ на блюдечке!
— Мне — нет. Своему господину.
— Не глупи, эльф! Мы впустую потеряем время! Просто пойдем уже к окраине леса, пока нас пропускают.
— Пока мы дойдем до окраины леса, они успеют подготовиться. Будут ждать во всеоружии, — хохотнул гном и почесал бороду. — Что ж, умно, но все равно не понимаю, как ты хочешь узнать их планы.
— Просто побудь тут со мной, гном, — Ильсо натянул довольную улыбку. — Пока Когон с Этель прогуляются до речки.
От осознания, что останется один на один с чудачкой, Когон подскочил на месте. Оргвин вдоволь рассмеялся, а в волосах Этель заиграли искорки. Ильсо предлагал склонить сатиров к диалогу, а затем — на свою сторону. Для этого нужно было только отправить наживку в безопасное место — к реке. На всякий случай, под надзором орка.
После отборных ругательств Когона план эльфа был принят единодушно.
***
Задача Этель была простая — дойти до реки в сопровождении орка. При этом, по инструкции Ильсо, ей допускалось спотыкаться, падать, плакать и даже кричать, а ее волосам — вспыхивать. За поведение последних она ручаться не могла. Ей вообще предстояло многое о себе переосмыслить.
Об упреках Когона она не думала: не его дело, что однажды она полюбила и поплатилась за это. Больше ее всколыхнули слова эльфа о том, что кто-то ее им подсунул: будто она специально оказалась в темнице! Кому это надо? Кто вообще ее знал?
Она плелась за Когоном в сторону реки и внутри дрожала от холода: мысли пробивали насквозь, что по позвоночнику бежали крупные мурашки, а волосы шевелились на затылке.
Она теперь вообще боялась о них думать. Казалось, что они совсем ее не слушаются, что это какая-то другая — приобретенная — ее часть, которая словно взбунтовалась против новой реальности и условий, в каких оказалась Этель.
Каждое дуновение ветра (которого здесь, в южном лесу, почти не возникало) заставляло ее вздрагивать, а прикосновение солнечных лучей сковывало нутро от осознания, что вот-вот, и начнется. Но они отдалялись от лагеря, а неведомая сила все не приходила.
Пахло влажной утренней росой, свежестью деревьев и сладкими плодами. Но не успеет наступить полдень, как влага начнет парить, оседать на коже, кружить голову, и она опять едва сможет дышать. Ноги утопали в вязкой почве, и приходилось ступать осторожно, чтобы не запнуться о торчащие корни или ненароком не угодить в болото. Хоть они и обошли опасные топи, в лесу их могло поджидать что угодно.
Этель боялась уронить взгляд: помнила слишком ясно разбросанные тела сатиров на безобидной лужайке. Там по-прежнему переливались песнями дивные лесные птицы, а благородная земля впитала кровь. Здесь могло быть то же. Сатиры, никогда не нападавшие первыми, снова могли разъяриться и накинуться с дракой в отместку за павших, и именно на этот случай, как поняла Этель, с ней и отправили Когона. Это было разумно, но, глядя на спину орка, уверенно вышагивающего перед ней, Этель только и ждала, что он обернется и накинется с обвинением. Причины могли быть любыми: и что она не может контролировать свой “дар”, и что медленно плетется, и просто то, что она человек.
Когон ее недолюбливал, Этель чувствовала. Они шли уже точно больше часа, но чем глубже заходили в лес, тем яростнее звучало в тиши его дыхание. А может, это оттого, что они до сих пор не обнаружили реку. Как бы там ни было, Этель плелась позади и не вмешивалась в натянутое безмолвие.
— Смрадное дыхание Бронга! Мы сбились! — прорычал орк. — Слишком много запахов переплетается здесь, наглые людишки облазали каждый кусок земли! — Он прожег ее суровым взглядом. — Все вымерло из-за вас…
Этель прошла мимо. Она начала привыкать к нападкам орка и пропустила его замечание мимо ушей. Тем более, что сейчас нужно было лишь набрать воды и двигаться дальше. По крайней мере, так сказал сделать Ильсо.
Но орк был прав: они попали в мертвые земли. Живой лес вдруг превратился в сборище обугленных деревьев, земля под ногами была выжжена и порой покрыта слоем пепла. Звуки и вовсе пропали: все звери покинули эти места. Но Этель уловила главное.
— Когон, — позвала она тихо, — кажется, я слышу журчание. Мы почти пришли.
Орку хватило мгновения, чтобы сорваться с места. Но стоило Этель обрадоваться, как он резко остановился.
— Пропади пропадом вся ваша Империя, — проскрипел он сквозь зубы и с размаху отправил топор в дерево. От мощного удара ствол покосился и со зловещим хрустом повалился на бок. Раздался плеск. Значит, все-таки вода близко…
Но Этель не тронулась с места. Неприятная дрожь прошла по телу, и она замерла. От кончиков пальцев до самого сердца ее словно сковал холод.
Безвольными плетьми с деревьев свисали трупы. Побледневшие лица, разъеденная кожа, торчащие кости: то были люди и орки, иногда встречались худощавые эльфийские тела. Теперь они будто охраняли живительный источник.
— Человек человеку орк! — Когон сплюнул и направился к реке, Этель поспешно отвела взгляд и последовала за ним.
Но что-то сдержало. Словно стена, невидимая, но прочная, не пустила ее вперед. Этель сделала шаг, и грудь сдавило новым приступом холода. Когон уже добрался до берега.
С холма, поросшего папоротниками, падали водяные потоки, волны бурлили, и река разгонялась сильнее. Будто это не Вьюнка вовсе и не ее приток: казалось, что даже после разрушительного ливня течение было спокойнее.
Кончики пальцев зажгло, и, опустив взгляд, Этель заметила причудливые огоньки. Сердце подскочило, а во рту образовалась горечь. Захотелось проверить волосы, но ладони будто сковало жаром.
— Мы сможем перебраться, здесь мелко! — Когон крикнул с берега и занес ногу для решающего шага. Словно попавшая в путы, Этель не шевельнулась. Горло сдавило, и она вскинула раскаленные руки. Что-то по-прежнему не давало ей пройти.
— Стой! — она смогла лишь прохрипеть, но огоньки с ее пальцев сорвались и заслонили орка едва заметным щитом. Ударной волной его отнесло назад, невидимая стена перед Этель разбилась. Она бросилась к воде, пока орк потирал ушибленную шею.
— Что это было? Это ты сделала? — Он в два шага оказался рядом. Его глаза снова прожигали ее насквозь.
— Я н-не… специально… это что-то неподвластное нам! Что-то злое!
— Твои искорки только что отбросили меня, как пушинку! — надавил Когон, и Этель воскликнула:
— Кто-то не хочет, чтобы мы прошли! — Почему-то ей представилось это совершенно отчетливо. Странные пульсации внутри это подтверждали новой волной жара. — Это будто место смерти, и нам не нужно здесь находиться.
— Мы наберем воды и уберемся отсюда. По пути в Долину Нищих нет рек! — проворчал орк и достал флягу, но Этель, забыв, что ладони налиты жаром, перехватила его ладонь:
— Не надо. Смотри…
Когон вырвал руку, но взгляд опустил. Ее обжигающего прикосновения он будто и не заметил. В беспокойной воде плыли лица. Почти живые, распахнутыми глазами они смотрели в небо, но мертвецки бледная кожа говорила об обратном.
— Беглецы… — Когон вдруг пошел вслед за уплывающими образами. Его догоняли новые. — Империя найдет тебя, не сомневайся…
Этель нахмурилась, но на всякий случай направилась за ним. Между телами она заметила ядовитые потоки — розовые и зеленые — на первый взгляд чарующие, но ужасающие по своей сути. Словно навязчивая мысль, в один миг к ней пришло понимание: вода отравлена.
— Когон? — позвала она осторожно, но орк ускорил шаг. Течение разогналось тоже.
— Не мешай мне, человек! — Он не обернулся. — Они живы! Это мои сородичи, и я должен спасти их.
— Это ловушка! — Этель побежала, но орк быстро отдалялся, несмотря на то, что почти не отводил взгляда от воды. — Ладно…
Она выдохнула. Опустила плечи и вновь ощутила легкое покалывание в подушечках пальцев. Но на этот раз оно расплескивало тепло: незнакомая сила предупреждала ее, но забирала Когона. И раз уж она подчиняется магической воле, пусть служит!
— Не поддавайся, Когон, — Этель прошептала и подняла ладони. Почему-то сейчас захотелось принять в себе эту странность, людское клеймо навеки — магию. То, что закрыл в ней Лайонель, и то, что она по крупицам начала взращивать, спасая орка, который ее на дух не переносил.
Едва заметные искры заплясали над кожей, но вибрации изнутри пытались проникнуть наружу.
— Вернись назад, Когон…
Потоки энергии по ее зову легко сорвались с ладоней, и воздушный щит вырос перед орком. Когон сделал шаг, второй, остановился. Этель ждала.
Он глянул через плечо, затем в реку, затем повернул голову. На щите возник образ: зеленоватая кожа, клыки и острые скулы, глаза, очерченные острым угольком, но такие… нежные.
— Ты совсем близко, Когон. Не останавливайся, — теплый шепот заполнил окрестность, и если бы Этель не наблюдала со стороны, наверное, и она бы послушалась. По крайней мере, Когон не думая разбил ее преграду и поддался голосу.
— Нет-нет-нет, ты сможешь, борись! — Этель пустилась вслед за ним, попутно ловя силы для нового щита. Эта ворожба сама притягивалась к ней, ей даже не приходилось ничего делать или уметь: пожалуй, только принять то, что пряталось внутри нее долгие годы. А это место — место силы — буквально вырывало из нее магические потоки. И главное, она сама хотела этого и позволяла случаться неизвестному, но правильному.
— Это мир мертвых, Когон…
Невидимые нити магии проникали в его разум, но тот шел, словно очарованный.
— Ты не вернешься назад!
Этель воскликнула, будто на последней попытке вразумить орка, и ускорилась, но и Когон пошел быстрее; Этель перешла на бег, из реки вынырнули варги.
Вода выстрелила вверх мощным потоком, и где-то под грудью кольнуло. Мерцающий щит теперь накрыл ее. Орочьи псы приближались. Ядовитая слюна с их зубов сыпалась под крупные лапы, земля начинала дымиться.
— Уважай выбор орка, человек, — она услышала рычащий голос, стая наступала. — Ты на его земле.
— Это не его выбор! — Этель сжала кулаки. Нельзя уйти, нельзя оставить его, но что, если псы накинутся?
И они накинулись. Но не на нее — на Когона. Погнали вдоль берега, и он ускорил бег. Он уходил от погони, не подозревая, что впереди лишь беспамятство.
Впереди шумно падала вода — грань мира мертвых. Этель теперь отчетливо понимала, что он не должен ступить на нее, но псы нагоняли.
Бессмысленно бежать, бессмысленно вразумлять очарованного орка, но он нужен ей. Несмотря на придирки и вечное ворчание, он согласился на план Ильсо, согласился присмотреть за ней, пока они ведут переговоры. И пусть все должно было оказаться наоборот: он выступал гарантом ее безопасности, но теперь она сама обязана его спасти.
Этель закрыла глаза. Она увидела себя над пропастью, и псы развернулись с жалобным скулением. Когон не смотрел на них. И он шагнул.
Его дыхание стерлось, растворилось в бескрайних пучинах неосознанного, силы утекли вместе с потоками воды, а крепкое тело размылось бурными потоками. Тьма захватила его. В водопаде прожитых жизней по-прежнему мелькали мертвые лица, и сегодня они встречали живого.
В висках Этель пульсировала боль. Столько отчаяния несло это место, что над пропастью падших душ границы тела стерлись. Теплое покалывание в пальцах переросло в смежный поток. Тонкие нити, прочные, как сталь, вырвались из ее ладоней, перекрывая воду. Струи сломались, взмыли вверх и жадно впитали тепло угасающей жизни.
Этель сама стала этой нитью. Соединилась со своим видением телом и сквозь боль и дрожь в коленях протянула руку Когону.
Он смотрел прямо ей в глаза, видел что-то и даже слегка улыбался, но покачал головой. И упал.
Этель вдохнула. Тело уже вовсе ее не слушалось, и зов женщины с острыми скулами теперь подчинял и ее. Но две воздушные ленты, как два мягких покрывала, вырвались из ее ладоней и, словно долгожданного дитя, укутали сурового воина. В дрожащих руках Этель была целая жизнь, целый мир орка, который ненавидел ее, но в этот миг она видела все его прошлое.
Неведомый дар подчинился, потоки воздуха обволокли изнеможенное тело Когона и окрепли. Бурлящий водный поток разбился о них, как о камни, и взмыл вверх фонтаном. Но капли не вернулись в прежнее русло — они растворились под палящим солнцем. Река обмелела, мертвые лица растаяли. Когон вдохнул и ожил.
Этель дернула на себя каменные поводья, и он вышагнул на берег. Только что она подчинила мир мертвых своей воле. Но, глядя в тяжелые глаза орка, думала только о том, как бы снова не загорелись волосы.
Глава 6
Они упали оба. Слаженно, четко, как по команде, рухнули на землю без сил.
Когон успел только увидеть бледное лицо девчонки, а затем на его глаза будто легла темная повязка, и все пропало: звуки, запахи, ощущения реальности, физические силы. Остались только воспоминания, бурной рекой по-прежнему разливающиеся в дремлющем сознании.
Там было все как прежде: их племя, Чуткий лес, скрипучий, но до того знакомый голос старейшины Укмара, теплые глаза Зурхи, как угольки, и маки… вновь и вновь расцветающие у нее на животе. Она любила цветы.
Эти образы летели по кругу и всегда обрывались на алых цветах. Когон порывался вмешаться, вонзить топор в человеческого солдата прежде, чем успеет его меч отнять жизнь жены, но каждый раз опаздывал. Он не мог изменить прошлое. И не мог разгадать последние слова старейшины.
