- Куда с еще большей? Благодаря нашему прибору и так уже много людей спасли. Ты же сам только что сказал, – искренне не понял я.
- Верно, но мы можем сделать нечто большее. Нечто гораздо большее! Мы можем вообще убрать необходимость спасать.
- Так, я за виски, а ты, пожалуйста, перестань ходить вокруг да около и прямо объясни свой план, - сказал я и, предчувствуя серьезный разговор, пошел на кухню за бутылкой моего любимого «Гленфиддика».
Когда я вернулся, мой гениальный друг продолжил:
- Понимаешь Брюс, если уж у нас есть возможность определять людскую греховность, то почему бы нам не попытаться создать что-то типа колонии новых и чистых людей? Людей, не совершающих грехов и чистых душой. Им легче будет жить вместе и это убережет их от соблазнов. Я пока не знаю, в каких масштабах – район или город, но это уже детали. А потом нас будет все больше и больше, и, может быть, когда-нибудь мы охватим весь мир! – с горящими глазами говорил профессор.
Идея, конечно, мне сразу показалась из разряда воздушных замков, родственной имевшим самые благородные начинания, но потом превратившиеся в абсурд, как, например, коммунизм. Но ее отличало то, что она задумывалась не ради построения новой политической или экономической модели, а ради самого по себе добра, как такового и именно того правильного будущего, о котором мечтает каждый человек. Мечтает, но не может заставить себя жить в современном обществе по этим законам в силу внешних обстоятельств. Именно по этой причине она мне понравилась, и я ее поддержал.
- Идея имеет право на существование, но как ты себе представляешь ее осуществление? – спросил я.
- Думаю, надо подготовить поселение – построить дома и инфраструктуру и потом заселять ее желающими, которые будут отвечать нашим требованиям. В плане экономики ничего нового – люди также будут работать, получать зарплату, будут такие же магазины. Не надо изобретать велосипед, стандартная экономическая система вполне подходит.
Конечно, готовые фирмы с людьми перевезти не получится – в них нужных нам людей, в лучшем случае, будет меньшинство. Поэтому бизнес придется растить с нуля. Но это все дело техники. Единственное, что будет отличать это поселение – въезд в него. Выезжать можно кому угодно, а вот въезд только людям с номером свечения не больше, скажем пятидесяти. Ну и… законодательство. Помимо законодательства штата, на наше поселение будет распространяться еще и наш небольшой свод законов.
- И ты будешь следить за тем, чтобы в этом поселении люди не грешили и соответственно цвет их свечения не темнел?
- Да, надо будет делать что-то подобное, - секунду подумав, ответил Дэвид.
Мы сели всерьез прорабатывать нашу идею. Нам много пришлось обдумать. Эта идея была глобальнее, чем предыдущая, с производством наших приборов. За несколько дней мы составили довольно подробный план, и он занял приличное количество листов.
И вот наступил день, когда Дэвиду пришла пора ехать к губернатору нашего штата и изложить ему наш проект. Нам надо было получить место и разрешение на его застройку. Надо было обсудить юридические моменты и оформить наш воздушный замок на бумаге как надо. Нам много чего было надо от губернатора. Мы рассчитывали на то, что хорошие отзывы о применении нашего прибора дошли до его слуха. Мы оба очень переживали и на случай отказа решили, что поедем к губернатору другого штата и так до тех пор, пока не разрешат.
Отрепетировав свою речь и собрав некоторые вещи, Дэвид уехал. Мы постоянно были на связи, но новости пока были неутешительными. Наши надежды таяли с каждым днем, как вдруг связь с Дэвидом прервалась – его мобильный не отвечал.
Я не находил себе места. Во-первых, я, конечно, переживал за него - что могло с ним случиться и почему его телефон недоступен? Во-вторых, переживал за нашу идею. В-третьих, на мне одном сейчас висел весь контроль производства и сбыта. И когда я очередной раз метался из угла в угол, улаживая по телефону и электронной почте дела, в дверь вошел мой друг профессор и, подойдя ко мне, обнял.
- Получилось! У нас все получилось, - сказал он.
Уже при одном его виде мне полегчало, а после его слов настроение вообще резко сменилось в лучшую сторону.
- Почему твой телефон был недоступен? – насколько мог строго спросил я.
- Не поверишь – я его потерял и нашел в своей же машине, когда ехал обратно. Извини. Ну, это мелочи. Главное нам выделяют место и дают всевозможную поддержку. Даже выделяют некоторую сумму денег на первоначальные расходы из бюджета штата. Их на все, конечно, не хватит, поэтому я позже займусь поиском инвесторов… или в нашем случае, скорее, меценатов.
- И какое же место нам выделили? – нетерпеливо спросил я.
Дэвид подошел к карте, висящей на стене, и ткнул пальцем рядом с Хаксвеллом.
- Пригород Хаксвелла. Тут есть крохотный городок Лэндсбург – пара сотен домов и брошенные склады. Это самое большое, на что я мог рассчитывать.
- А как же жители Лэндсбурга, которые сейчас в нем живут? Большинство же из них не будут отвечать нашим требованиям и куда их девать? Может нам построить город с нуля? – спросил я.
- Мы не потянем город с нуля. Там уже есть какая-никакая инфраструктура. А с жителями… Напрягу все свои еврейские способности и попробую договориться. Все равно лучшего места нам не найти, - он помолчал и предложил: - Давай посмотрим на себя еще раз через прибор. Последний раз мы делали это полгода назад.
Я согласился и мы, достав прибор, посмотрели друг на друга. Номера наших свечений почти не изменились – слава и деньги нас не испортили. По-видимому, мы были одержимы самой идеей нового мира, а доходы и тщеславие нас не волновали, и я этому был рад.
Этим вечером мы праздновали – накупив спиртного и закуски мы, по-мужски, отметили нашу очередную, и, пожалуй, самую крупную победу. Мы устали и нам надо было отдохнуть, поэтому решили весь следующий день посвятить отдыху и ничегонеделанию. А потом надо было снова впрягаться и тянуть тяжелую, а на мой взгляд, неподъемную телегу – ведь ни много ни мало нам разрешили стать теми, кто положит начало новому человечеству.
Как Дэвид убедил состоятельных людей вложить деньги в наш город и что он им обещал, учитывая, что проект не был коммерческим, для меня, по большей части, оставалось загадкой. Но в ближайшие месяцы в Лэндсбурге развернулась впечатляющая стройка.
Дэвид не вылезал с местного телевидения, рассказывая о нашем проекте и приглашая всех желающих пройти собеседование и проверку на «свечение», а также пытаясь вдохновить всевозможных меценатов идеей нового безгрешного мира. Все-таки лишний раз отмечу его невероятную способность убеждать людей. Будь я на его месте, наш проект закончился бы еще в… Массачусетском университете, не дойдя даже до дальних предков тех идей, которые мы сейчас воплощали.
В свободное от дел время, мы, вдвоем с профессором, ездили по Лэндсбургу и заходили в дома и квартиры, рассказывая каждому жителю и каждой семье о том, что их ждет в самом ближайшем будущем.
Мы вежливо, но настойчиво предлагали людям измерить свое свечение. Большинство из них, забавы ради, охотно соглашались. Мы же заносили их в свою базу данных. Результаты не удивляли – разумеется, у большинства жителей Лэндсбурга свечение было больше пятидесяти. Да и откуда было взяться здесь светлым людям, если это был бывший бедный негритянский квартал, в котором еще совсем недавно самым престижным считалось иметь свою пушку и быть членом банды.
Куда девать этих людей я понятия не имел и, если честно, надеялся, что у Дэвида есть идея на этот счет. На самом деле это было большой проблемой. Оставшись, они бы сильно мешали нашему эксперименту. Конечно, можно было бы попробовать их перевоспитать, но как показывал опыт, это практически никогда не приносило результатов.
Попытка же их выселить была чревата исками в суд – законы штата в нашем городе работали не хуже, чем в других городах. А начинать строить безгрешный мир, не вылезая из судов и отбиваясь от обвинений в принижении свободы, было делом, согласитесь, нелепым.
Но профессор придумал выход из этой ситуации. Конечно, всех старожил Лэндсбурга таким методом выселить было нельзя, но большая часть согласилась. Дэвид купил на свои деньги, а они у него за полгода скопились немаленькие, почти целую улицу недорогих одноэтажных домов в соседнем городке Найтквилле. Я тоже помог деньгами в этом нелегком деле, пытаясь не оставаться в стороне.
В результате нам удалось переселить почти триста человек! Это было очень неплохо. А что касается больших затрат, то мы даже испытывали некое чувство удовлетворения – наши деньги пошли не на развлечения и материальное ожирение, а помогли нам ближе подойти к нашей светлой цели.
Но в городе еще оставались около двух сотен упертых горожан, не отвечающих нашим критериям, которые ни за что не хотели менять свое место жительство. И как поступать с ними, я уже точно понятия не имел.
Наконец к нам стали приходить желающие заселиться в наш город. Мы проводили подробное собеседование, четко пытаясь понять, что за человек перед нами. Просили заполнить кое-какие бумаги и подписать наш свод правил, распространяющийся на новых горожан. И, конечно, же «просвечивали» его прибором Дэвида. Эти люди, как правило, бросали свой дом. Они хотели начать свою жизнь с нуля, с чистого листа и мы в этом им помогали.
Мы создали специальный орган, занимающийся всеми проблемами новых жителей. Финансирование налаживалось – оказалось не так мало состоятельных людей, желающих безвозмездно перевести деньги на наши счета ради самой идеи.
Что касается оставшихся «темных» коренных жителей, то они здорово портили картину. Мы внимательно наблюдали за ними и видели, что при контакте с новыми жителями они совращали их, пытаясь принять в свою уличную банду или продать траву.
Однажды Дэвид пришел мрачнее тучи и молча сел за стол.
- Что случилось? – спросил я, чуя неладное.
- Не мог подобру выселить группу местных жителей. Сейчас я, со своим спецподразделением, вывез двадцать человек вместе с вещами в Найтквилл, пригрозив расправой в случае обращения в суд, - пояснил он.
Я обомлел от удивления.
- Как вывез? Какое спецподразделение? Откуда оно взялось?
- А оттуда! – Он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. – Они же не понимают, бараны, эти жители трущоб, эти подростки, дворовые банды, мать их, что мы тут делаем! Они общаются, несмотря на наши просьбы, с поселенцами и влияют на них! Влияют плохо! Как мне с ними поступать?! Деньги и новый дом они не хотят, видите ли, они родились здесь! Что мне делать?! Мне пришлось создать отряд для подобной грязной работы! В противном случае весь наш проект будет под угрозой срыва!
- Дэвид, но такими методами ты сам загубишь свой проект! Ты сам убиваешь свою идею, - возразил я.
- Нет! Я это делаю аккуратно! Никто ничего не видел. У меня не было выбора, и я это сделал! Но сделал, повторяю, аккуратно. Отряд, который работает на меня, разумеется, не из светлых людей, но им в виде исключения разрешено находиться в нашем городе.
- Но если их увидит кто-нибудь из жителей? Сейчас у многих на руках наши приборы, - спросил я.
- Не увидят. Чистильщики не появляются на улицах днем. Когда зачистки… переселение местных жителей закончится, они уедут, - уже спокойно пояснил профессор.
- Дэвид, имей в виду – я это никогда не одобрю! Я понимаю, что проблема щекотливая, но такие решения всегда должны оставаться за рамками допустимого, - строго сказал я.
Я не знал чего делать. Дэвид не откажется от своего способа, и если я буду жестко стоять на своей позиции, то мне останется только уйти. Уйти не сложно, но это значит бросить его наедине с огромными проблемами, которые еще будут впереди. Нет! Так я поступить не мог. Я должен был остаться с ним.
Заселение города «светлыми» людьми продолжалось. Многие приезжали целыми семьями. Это было не удивительно - как правило, будущие муж с женой сходились на одинаковых взглядах на мир и своего ребенка воспитывали, руководствуясь этими же принципами.
Мы контролировали расселение, устройство на работу, способствовали с бизнесом, налаживали экономические связи с другими городами и штатами, в общем, пытались сделать все, как у обычных людей. Мы старались сделать наш город красивым и уютным, озеленить его. Уделяли внимание архитектуре новых зданий. Ветхие складские постройки, которых здесь осталось много, сносили, освобождая место. Также мы перенесли в этот город свою фабрику по изготовлению наших приборов. Здесь нам было гораздо удобнее контролировать производство.
Каких-то специальных собраний, проповедей или чего-то подобного для жителей нашего города мы делать не собирались – они в этом не нуждались. Чистые и добрые люди на то и были светлыми, чтобы внутри себя беречь стержень тех принципов, благодаря которым сюда попали. Но, конечно, у нас в городе появились церковь, костел, синагога и все кто хотел, могли сами туда ходить в любое время.
Что же касается контроля над «чистотой» горожан, то Дэвид придумал патрули, которые ездили на автомобилях, аналогично полицейским. Только вместо радаров для измерения скорости у них стояли приборы Куперштайма.
Несмотря на контрольно-пропускной пункт, стоящий на дороге в город, чужие, как правило, грешные люди, все-таки попадали сюда. Забором город обнести не представлялось возможным, во всяком случае, пока. К тому же периодически «темнели» и некоторые жители из тех, которых заселили мы. Поэтому патрули не зря ели свой хлеб. Патруль брался за них сам, а если ситуация была серьезная, вызывал отряд ночной зачистки Дэвида. А ночной отряд хорошо знал свое дело, и указанные люди исчезали из города в ближайшую же ночь - их просто отвозили в тот же Найтквилл, заселяли, и брали подписку о невозвращении. Это не держалось в секрете – наши жители подписывали документ, в котором говорилось о принимаемых мерах к тем, кто не захочет жить согласно правилам высокой морали. Разумеется, любой житель мог покинуть город в любое время, если ему здесь не нравилось.
Что же касается коренных жителей города, то их численность неумолимо сокращалась. За несколько недель она уменьшилась с двух сотен до нескольких десятков. Понятно, что по ночам их отлавливали или забирали прямо из квартир и вывозили из города те же ночные диверсанты.
Все это мне не нравилось. Я боялся, что все это уведет нас совсем в другую сторону. Но ничего другого я предложить не мог.
Жизнь в городе налаживалась сама собой. Мы ничего не навязывали – поселенцы были взрослыми людьми со своими мозгами и понимали, что все бросили в другом месте не для того, чтобы здесь все загубить. Поэтому строили жизнь на совесть, руководствуясь самыми хорошими помыслами. Мы лишь контролировали их, оберегая от греха, хотя сами ради этого прилично запачкались. Но мы с профессором надеялись, что все не зря и все утрясется.
В один из дней произошел митинг недовольства. Слухи о зачистках расползались через сарафанное радио, и с этим ничего нельзя было сделать. Людям не нравилось быть под плотным колпаком, и они боялись совершить незначительный проступок, за который попадут в лапы ночного отряда зачистки. Для меня не было в этом митинге ничего удивительного. Я такой реакции ожидал.
- Верно, но мы можем сделать нечто большее. Нечто гораздо большее! Мы можем вообще убрать необходимость спасать.
- Так, я за виски, а ты, пожалуйста, перестань ходить вокруг да около и прямо объясни свой план, - сказал я и, предчувствуя серьезный разговор, пошел на кухню за бутылкой моего любимого «Гленфиддика».
Когда я вернулся, мой гениальный друг продолжил:
- Понимаешь Брюс, если уж у нас есть возможность определять людскую греховность, то почему бы нам не попытаться создать что-то типа колонии новых и чистых людей? Людей, не совершающих грехов и чистых душой. Им легче будет жить вместе и это убережет их от соблазнов. Я пока не знаю, в каких масштабах – район или город, но это уже детали. А потом нас будет все больше и больше, и, может быть, когда-нибудь мы охватим весь мир! – с горящими глазами говорил профессор.
Идея, конечно, мне сразу показалась из разряда воздушных замков, родственной имевшим самые благородные начинания, но потом превратившиеся в абсурд, как, например, коммунизм. Но ее отличало то, что она задумывалась не ради построения новой политической или экономической модели, а ради самого по себе добра, как такового и именно того правильного будущего, о котором мечтает каждый человек. Мечтает, но не может заставить себя жить в современном обществе по этим законам в силу внешних обстоятельств. Именно по этой причине она мне понравилась, и я ее поддержал.
- Идея имеет право на существование, но как ты себе представляешь ее осуществление? – спросил я.
- Думаю, надо подготовить поселение – построить дома и инфраструктуру и потом заселять ее желающими, которые будут отвечать нашим требованиям. В плане экономики ничего нового – люди также будут работать, получать зарплату, будут такие же магазины. Не надо изобретать велосипед, стандартная экономическая система вполне подходит.
Конечно, готовые фирмы с людьми перевезти не получится – в них нужных нам людей, в лучшем случае, будет меньшинство. Поэтому бизнес придется растить с нуля. Но это все дело техники. Единственное, что будет отличать это поселение – въезд в него. Выезжать можно кому угодно, а вот въезд только людям с номером свечения не больше, скажем пятидесяти. Ну и… законодательство. Помимо законодательства штата, на наше поселение будет распространяться еще и наш небольшой свод законов.
- И ты будешь следить за тем, чтобы в этом поселении люди не грешили и соответственно цвет их свечения не темнел?
- Да, надо будет делать что-то подобное, - секунду подумав, ответил Дэвид.
Мы сели всерьез прорабатывать нашу идею. Нам много пришлось обдумать. Эта идея была глобальнее, чем предыдущая, с производством наших приборов. За несколько дней мы составили довольно подробный план, и он занял приличное количество листов.
И вот наступил день, когда Дэвиду пришла пора ехать к губернатору нашего штата и изложить ему наш проект. Нам надо было получить место и разрешение на его застройку. Надо было обсудить юридические моменты и оформить наш воздушный замок на бумаге как надо. Нам много чего было надо от губернатора. Мы рассчитывали на то, что хорошие отзывы о применении нашего прибора дошли до его слуха. Мы оба очень переживали и на случай отказа решили, что поедем к губернатору другого штата и так до тех пор, пока не разрешат.
Отрепетировав свою речь и собрав некоторые вещи, Дэвид уехал. Мы постоянно были на связи, но новости пока были неутешительными. Наши надежды таяли с каждым днем, как вдруг связь с Дэвидом прервалась – его мобильный не отвечал.
Я не находил себе места. Во-первых, я, конечно, переживал за него - что могло с ним случиться и почему его телефон недоступен? Во-вторых, переживал за нашу идею. В-третьих, на мне одном сейчас висел весь контроль производства и сбыта. И когда я очередной раз метался из угла в угол, улаживая по телефону и электронной почте дела, в дверь вошел мой друг профессор и, подойдя ко мне, обнял.
- Получилось! У нас все получилось, - сказал он.
Уже при одном его виде мне полегчало, а после его слов настроение вообще резко сменилось в лучшую сторону.
- Почему твой телефон был недоступен? – насколько мог строго спросил я.
- Не поверишь – я его потерял и нашел в своей же машине, когда ехал обратно. Извини. Ну, это мелочи. Главное нам выделяют место и дают всевозможную поддержку. Даже выделяют некоторую сумму денег на первоначальные расходы из бюджета штата. Их на все, конечно, не хватит, поэтому я позже займусь поиском инвесторов… или в нашем случае, скорее, меценатов.
- И какое же место нам выделили? – нетерпеливо спросил я.
Дэвид подошел к карте, висящей на стене, и ткнул пальцем рядом с Хаксвеллом.
- Пригород Хаксвелла. Тут есть крохотный городок Лэндсбург – пара сотен домов и брошенные склады. Это самое большое, на что я мог рассчитывать.
- А как же жители Лэндсбурга, которые сейчас в нем живут? Большинство же из них не будут отвечать нашим требованиям и куда их девать? Может нам построить город с нуля? – спросил я.
- Мы не потянем город с нуля. Там уже есть какая-никакая инфраструктура. А с жителями… Напрягу все свои еврейские способности и попробую договориться. Все равно лучшего места нам не найти, - он помолчал и предложил: - Давай посмотрим на себя еще раз через прибор. Последний раз мы делали это полгода назад.
Я согласился и мы, достав прибор, посмотрели друг на друга. Номера наших свечений почти не изменились – слава и деньги нас не испортили. По-видимому, мы были одержимы самой идеей нового мира, а доходы и тщеславие нас не волновали, и я этому был рад.
Этим вечером мы праздновали – накупив спиртного и закуски мы, по-мужски, отметили нашу очередную, и, пожалуй, самую крупную победу. Мы устали и нам надо было отдохнуть, поэтому решили весь следующий день посвятить отдыху и ничегонеделанию. А потом надо было снова впрягаться и тянуть тяжелую, а на мой взгляд, неподъемную телегу – ведь ни много ни мало нам разрешили стать теми, кто положит начало новому человечеству.
Как Дэвид убедил состоятельных людей вложить деньги в наш город и что он им обещал, учитывая, что проект не был коммерческим, для меня, по большей части, оставалось загадкой. Но в ближайшие месяцы в Лэндсбурге развернулась впечатляющая стройка.
Дэвид не вылезал с местного телевидения, рассказывая о нашем проекте и приглашая всех желающих пройти собеседование и проверку на «свечение», а также пытаясь вдохновить всевозможных меценатов идеей нового безгрешного мира. Все-таки лишний раз отмечу его невероятную способность убеждать людей. Будь я на его месте, наш проект закончился бы еще в… Массачусетском университете, не дойдя даже до дальних предков тех идей, которые мы сейчас воплощали.
В свободное от дел время, мы, вдвоем с профессором, ездили по Лэндсбургу и заходили в дома и квартиры, рассказывая каждому жителю и каждой семье о том, что их ждет в самом ближайшем будущем.
Мы вежливо, но настойчиво предлагали людям измерить свое свечение. Большинство из них, забавы ради, охотно соглашались. Мы же заносили их в свою базу данных. Результаты не удивляли – разумеется, у большинства жителей Лэндсбурга свечение было больше пятидесяти. Да и откуда было взяться здесь светлым людям, если это был бывший бедный негритянский квартал, в котором еще совсем недавно самым престижным считалось иметь свою пушку и быть членом банды.
Куда девать этих людей я понятия не имел и, если честно, надеялся, что у Дэвида есть идея на этот счет. На самом деле это было большой проблемой. Оставшись, они бы сильно мешали нашему эксперименту. Конечно, можно было бы попробовать их перевоспитать, но как показывал опыт, это практически никогда не приносило результатов.
Попытка же их выселить была чревата исками в суд – законы штата в нашем городе работали не хуже, чем в других городах. А начинать строить безгрешный мир, не вылезая из судов и отбиваясь от обвинений в принижении свободы, было делом, согласитесь, нелепым.
Но профессор придумал выход из этой ситуации. Конечно, всех старожил Лэндсбурга таким методом выселить было нельзя, но большая часть согласилась. Дэвид купил на свои деньги, а они у него за полгода скопились немаленькие, почти целую улицу недорогих одноэтажных домов в соседнем городке Найтквилле. Я тоже помог деньгами в этом нелегком деле, пытаясь не оставаться в стороне.
В результате нам удалось переселить почти триста человек! Это было очень неплохо. А что касается больших затрат, то мы даже испытывали некое чувство удовлетворения – наши деньги пошли не на развлечения и материальное ожирение, а помогли нам ближе подойти к нашей светлой цели.
Но в городе еще оставались около двух сотен упертых горожан, не отвечающих нашим критериям, которые ни за что не хотели менять свое место жительство. И как поступать с ними, я уже точно понятия не имел.
Наконец к нам стали приходить желающие заселиться в наш город. Мы проводили подробное собеседование, четко пытаясь понять, что за человек перед нами. Просили заполнить кое-какие бумаги и подписать наш свод правил, распространяющийся на новых горожан. И, конечно, же «просвечивали» его прибором Дэвида. Эти люди, как правило, бросали свой дом. Они хотели начать свою жизнь с нуля, с чистого листа и мы в этом им помогали.
Мы создали специальный орган, занимающийся всеми проблемами новых жителей. Финансирование налаживалось – оказалось не так мало состоятельных людей, желающих безвозмездно перевести деньги на наши счета ради самой идеи.
Что касается оставшихся «темных» коренных жителей, то они здорово портили картину. Мы внимательно наблюдали за ними и видели, что при контакте с новыми жителями они совращали их, пытаясь принять в свою уличную банду или продать траву.
Однажды Дэвид пришел мрачнее тучи и молча сел за стол.
- Что случилось? – спросил я, чуя неладное.
- Не мог подобру выселить группу местных жителей. Сейчас я, со своим спецподразделением, вывез двадцать человек вместе с вещами в Найтквилл, пригрозив расправой в случае обращения в суд, - пояснил он.
Я обомлел от удивления.
- Как вывез? Какое спецподразделение? Откуда оно взялось?
- А оттуда! – Он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. – Они же не понимают, бараны, эти жители трущоб, эти подростки, дворовые банды, мать их, что мы тут делаем! Они общаются, несмотря на наши просьбы, с поселенцами и влияют на них! Влияют плохо! Как мне с ними поступать?! Деньги и новый дом они не хотят, видите ли, они родились здесь! Что мне делать?! Мне пришлось создать отряд для подобной грязной работы! В противном случае весь наш проект будет под угрозой срыва!
- Дэвид, но такими методами ты сам загубишь свой проект! Ты сам убиваешь свою идею, - возразил я.
- Нет! Я это делаю аккуратно! Никто ничего не видел. У меня не было выбора, и я это сделал! Но сделал, повторяю, аккуратно. Отряд, который работает на меня, разумеется, не из светлых людей, но им в виде исключения разрешено находиться в нашем городе.
- Но если их увидит кто-нибудь из жителей? Сейчас у многих на руках наши приборы, - спросил я.
- Не увидят. Чистильщики не появляются на улицах днем. Когда зачистки… переселение местных жителей закончится, они уедут, - уже спокойно пояснил профессор.
- Дэвид, имей в виду – я это никогда не одобрю! Я понимаю, что проблема щекотливая, но такие решения всегда должны оставаться за рамками допустимого, - строго сказал я.
Я не знал чего делать. Дэвид не откажется от своего способа, и если я буду жестко стоять на своей позиции, то мне останется только уйти. Уйти не сложно, но это значит бросить его наедине с огромными проблемами, которые еще будут впереди. Нет! Так я поступить не мог. Я должен был остаться с ним.
Заселение города «светлыми» людьми продолжалось. Многие приезжали целыми семьями. Это было не удивительно - как правило, будущие муж с женой сходились на одинаковых взглядах на мир и своего ребенка воспитывали, руководствуясь этими же принципами.
Мы контролировали расселение, устройство на работу, способствовали с бизнесом, налаживали экономические связи с другими городами и штатами, в общем, пытались сделать все, как у обычных людей. Мы старались сделать наш город красивым и уютным, озеленить его. Уделяли внимание архитектуре новых зданий. Ветхие складские постройки, которых здесь осталось много, сносили, освобождая место. Также мы перенесли в этот город свою фабрику по изготовлению наших приборов. Здесь нам было гораздо удобнее контролировать производство.
Каких-то специальных собраний, проповедей или чего-то подобного для жителей нашего города мы делать не собирались – они в этом не нуждались. Чистые и добрые люди на то и были светлыми, чтобы внутри себя беречь стержень тех принципов, благодаря которым сюда попали. Но, конечно, у нас в городе появились церковь, костел, синагога и все кто хотел, могли сами туда ходить в любое время.
Что же касается контроля над «чистотой» горожан, то Дэвид придумал патрули, которые ездили на автомобилях, аналогично полицейским. Только вместо радаров для измерения скорости у них стояли приборы Куперштайма.
Несмотря на контрольно-пропускной пункт, стоящий на дороге в город, чужие, как правило, грешные люди, все-таки попадали сюда. Забором город обнести не представлялось возможным, во всяком случае, пока. К тому же периодически «темнели» и некоторые жители из тех, которых заселили мы. Поэтому патрули не зря ели свой хлеб. Патруль брался за них сам, а если ситуация была серьезная, вызывал отряд ночной зачистки Дэвида. А ночной отряд хорошо знал свое дело, и указанные люди исчезали из города в ближайшую же ночь - их просто отвозили в тот же Найтквилл, заселяли, и брали подписку о невозвращении. Это не держалось в секрете – наши жители подписывали документ, в котором говорилось о принимаемых мерах к тем, кто не захочет жить согласно правилам высокой морали. Разумеется, любой житель мог покинуть город в любое время, если ему здесь не нравилось.
Что же касается коренных жителей города, то их численность неумолимо сокращалась. За несколько недель она уменьшилась с двух сотен до нескольких десятков. Понятно, что по ночам их отлавливали или забирали прямо из квартир и вывозили из города те же ночные диверсанты.
Все это мне не нравилось. Я боялся, что все это уведет нас совсем в другую сторону. Но ничего другого я предложить не мог.
Жизнь в городе налаживалась сама собой. Мы ничего не навязывали – поселенцы были взрослыми людьми со своими мозгами и понимали, что все бросили в другом месте не для того, чтобы здесь все загубить. Поэтому строили жизнь на совесть, руководствуясь самыми хорошими помыслами. Мы лишь контролировали их, оберегая от греха, хотя сами ради этого прилично запачкались. Но мы с профессором надеялись, что все не зря и все утрясется.
В один из дней произошел митинг недовольства. Слухи о зачистках расползались через сарафанное радио, и с этим ничего нельзя было сделать. Людям не нравилось быть под плотным колпаком, и они боялись совершить незначительный проступок, за который попадут в лапы ночного отряда зачистки. Для меня не было в этом митинге ничего удивительного. Я такой реакции ожидал.
