Проделав знакомый путь к улице Авиастроителей, молодой человек остановился перед одним из подъездов пятиэтажки. Открыв дверь, и бережно взяв на руки Вику, он пошел к двери. Бабушки, сидящие у подъезда на лавочке, притихли, предчувствуя появление новой темы для обсуждений.
Леша открыл ногой дверь и осторожно стал заносить девушку, как сзади одна из бабушек спросила у другой:
— Это дочка Шимановой что ли, с третьего?
— Она самая. Надо же! Ноги отказали чоль? – спросила другая.
— Как досталось девочке, - произнес сзади голос третьей бабушки.
— Бог, видать, наказал за жизнь-то такую! Проститутка! — снова сказала первая.
Вика от обиды сжала пальцы, и ее ногти больно вонзились в шею молодого человека.
— Товарищи бабушки, вы бы о пенсиях лучше говорили, чем другим кости перемывать, — учтиво посоветовал им Леша.
— Я никогда не думала, что жизнь может быть такой ужасной. Это даже не жизнь, а какая-то обратная ее сторона, — с отчаянием в голосе сказала ему на ухо Вика.
Занеся последний чемодан и захлопнув за собой дверь, Леша зашел в комнату и сел перед Викой на корточки. Она оглядывала свою квартиру, которую не видела несколько недель, и ей сейчас нравилось находиться здесь. Она подавила в себе чувство негодования, которое готово было вырваться наружу из-за того, что все завоеванное в один миг исчезло, и она откатилась назад, да так далеко назад, что теперь ее жизнь, даже задолго до победы на конкурсе, представлялась ей несбыточным счастьем. Подавила эмоции и просто старалась не думать об этом. За последнее время она научилась немного контролировать свои мысли и находить прекрасное в том, что раньше ей казалось сущей ерундой. Вот и сейчас она сидела и наслаждалась родным домом, несмотря на то, что еще так недавно очень хотела съехать отсюда, считая это место стариковской дырой.
— Леш, а можно я дома останусь? Выпиши меня из больницы, так надоело там лежать, — попросила Вика.
— Но ты еще совсем беспомощна и слаба! Ты совсем мало пробыла в больнице! Кто здесь за тобой смотреть будет?
— Мама говорила, что будет со мной дома сидеть. Я буду делать все, как ты скажешь! А ты сможешь приходить ко мне в любое время, как захочешь, — пообещала Вика. — Я тебе даже ключи дам – я же тебе не смогу открыть. Там на этажерке возьми.
Леша задумался.
— Но ты даже в туалет сама не можешь сходить. Когда твоя мама обещала освободиться и сидеть с тобой?
— Да хоть с завтрашнего дня! – сказала девушка.
— Ну, смотри. Хорошо. Только делать будешь все что скажу и никакой самодеятельности! – строгим голосом сказал молодой человек.
— Есть командир! – со смешком ответила она.
Час спустя Леша уехал назад на работу, оставив ее одну. Вика позвонила маме и сказала, что ее выписали из больницы.
Она сидела в кресле, в котором оставил ее Леша и уже скучала, несмотря на то, что перед ней был включен телевизор с уже полюбившимися программами. Но тут ее ждал сюрприз – послышалось ковыряние ключей в замке, и вошел Леша, а за собой, задевая колесами за дверной косяк, втащил кресло-каталку.
— Я тебе достал неплохое кресло, пусть не самое навороченное, без электромотора, но пока пусть такое. По крайней мере, сможешь по квартире самостоятельно передвигаться, — сказал он и осторожно пересадил ее в новое кресло.
— Ты такой заботливый, — сказала Вика. Она все яснее понимала, что Леша, как мужчина, стоял на голову выше всех остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. – Ты мой герой просто!
— Герой, герой. Удобно? Когда надо ехать – крутишь руками вот эти обода, — объяснил он.
— Да уж видела раньше, — вздохнула девушка.
Когда Леша снова уехал, она начала осваивать свое кресло. После нескольких недель неподвижного лежания на кровати, ей казалось, что она почти ходит. Вика поехала на кухню и поставила чайник. Заварив зеленый чай, выехала на балкон и смотрела вниз со своего третьего этажа на летнюю улицу. Во дворе, между старыми пятиэтажками, сушилось белье, слышались звуки телевизора из открытого окна, в песочнице ковырялись маленькие дети под присмотром мам. Все было как обычно. Ей теперь было приятно смотреть на спокойные ежедневные человеческие дела, не пропитанные скоростью, деньгами и соревновательным духом – всем тем, чем она жила еще месяц назад.
Когда она была деловая, то не замечала простых ежеминутных радостей. Ей важно было сорвать главный приз, и остальное ее интересовало исключительно лишь по мере полезности. Если от какого-то занятия или человека не было пользы, то это занятие или человек ее не интересовали.
Теперь, по понятным причинам, ей было неприятно думать о скоростной и хищнической жизни – она сошла с дистанции и никогда на нее не вернется. Но она постепенно училась радоваться простому. Не деньгам или победам, а пению птиц, смеху детей, самым незатейливым радостям жизни. Иногда она этим напоминала себе старую бабку, у которой ничего кроме подобных радостей уже нет. Неужели она так быстро превратилась в бабку? Или может дело не в старости, а в мудрости – чтобы отличать настоящие ценности от мишуры нужно прожить жизнь. А она, получается, приобрела такой жизненный опыт экстерном.
Ей нравились ее душевные перемены, то, какой она стала. Если судьба с ее телом сыграла злую шутку, изуродовав его, то духовно все было наоборот — она как будто стала намного мудрее за очень короткий срок и совсем по-другому стала смотреть на вещи.
Сейчас ей показалось нечестным скрывать от Миши свою ситуацию. Он ведь строит какие-то планы на жизнь, и в этих планах есть она. А она прекрасно знает, что никогда уже не будет в этих его планах, по крайней мере, в той роли, которую он ей отводит.
– Надо немедленно ему позвонить, - вслух произнесла она и достала телефон. – Алло, Миш, привет! Я тебе должна кое-что очень важное рассказать! Не надо приезжать, я сначала по телефону расскажу, а уж ты потом сам думай, захочешь приезжать или нет, – говорила она, не давая ему вставить слово. – Я скрывала от тебя, что теперь не могу ходить. Ты должен это знать. Я была не права, что не рассказала сразу, как только узнала. Во время аварии у меня перебило позвоночник, и теперь я в кресле-каталке и, похоже, навсегда. Но вот теперь ты все знаешь и если бросишь меня, я не обижусь – пойму. Я сама не знаю, как бы повела себя на твоем месте и высокопарных фраз говорить не буду и от тебя их не требую. Вот так вот, мой милый Миша. Так все невесело и банально со мной случилось. Теперь я положу трубку, а ты думай и если не позвонишь… В общем, я пойму и не обижусь.
Положив трубку, Вика почувствовала, как по щеке течет слеза. Ей опять стало жалко себя и свою сломанную жизнь. А ведь ей только двадцать один! Когда ей будет всего тридцать, она уже почти десять лет, как будет вести инвалидный образ жизни! А как рожать детей?
Девушка судорожно вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на двор. Дрема окутала ее и, откинув голову, она забылась сном, как вдруг ее разбудил звонок в дверь. Задевая углы, она покатила свое кресло в прихожую и, открыв, обнаружила Михаила с цветами.
– Вика! Милая! Что же я наделал?! Зачем я позволил тебе ехать провожать меня?! – сказал он и встал перед ней на одно колено.
– Ты тут ни при чем. Не смей себя винить! Я взрослая и сама знала, что делаю, – сказала Вика. – Встань с колен! Пошли на кухню, расскажи, как в Испанию слетал, и вообще чего нового в твоей жизни без меня было.
– В Испании все хорошо. А еще так удачно складывается, что мы в Москве филиал открываем. С моей подачи Вик. Как ты просила, – сказал Михаил, глядя на ее кресло.
– Спасибо, Миш, что ты это сделал ради наших отношений. Уже за одно это спасибо. Но какая мне теперь Москва? Что я там буду делать, даже если переду туда?
– Я даже не знаю, что сказать. Ты меня как холодной водой окатила, когда сейчас по телефону рассказала это. А что врачи говорят?
– Два позвонка раздробило, и спинной мозг в трех местах перебило. Тут уже ничего не поделаешь, ни у нас, ни в Германии, ни где-то еще. Чудес не бывает – ходить я, наверное, никогда не смогу. Так что если разойдемся, то я не буду в обиде. Я же понимаю, что толку от меня теперь нет. Ходить не могу, сексом заниматься не могу, рожать не могу, я теперь почти ничего не могу. Зато заботиться обо мне теперь надо неусыпно, как за овощем.
Зазвонил мобильный телефон Михаила.
– Извини, отвечу. Да, Сереж! – Михаил сначала нахмурившись слушал, потом сказал: – Ничего не надо делать с активами этих фирм! Какие изменения?! Сереж, ни в коем случае не трогать эти активы!
Убрав трубку, он улыбнулся и тронул девушку за руку.
– Вик, я не хочу тебя бросать. Между нами успели появиться весьма крепкие чувства, и я не хочу вот так все терять, несмотря…
Его слова снова прервал звонок.
– Сереж, скажи мне, пожалуйста, что там у вас происходит? Вы в трех соснах заблудились? Какой срочный совет директоров?
– Чего там, Миш, проблемы по работе? – спросила Вика.
Миша включил громкую связь.
– Михаил Викторович, если мы сейчас упустим момент, то все! Нам надо сейчас выкупать! Но свободных средств сейчас таких нет! Только заложить активы этих трех фирм! – возбужденно говорил голос некоего Сергея.
– Ладно, сейчас приеду, – сказал Михаил. – Что ты будешь делать с этими специалистами? Милая моя, не грусти ни в коем случае.
Оставшись одна Вика снова выкатила свое кресло на балкон. Наблюдать за жизнью нормальных людей ей теперь доставляло особое удовольствие.
После этого дня настал следующий, а за ним еще один. Дни пошли своей чередой, не обращая внимания, на то, кто и как их проживает. Миша исправно приезжал, привозил продукты, болтал с Викой, рассказывал новости деловых кругов Новосибирска. Часто заезжала Света, а пару раз заехала и Лена.
Леша же заходил как минимум дважды в день – утром и вечером. Иногда у него даже получалось зайти третий раз. Леша становился ей с каждым днем все ближе. И не потому, что богатого успешного Михаила она вроде теперь не была достойна и где-то глубоко внутри понимала, что он ходит к ней только потому, что некрасиво вот так резко взять и расстаться с ней в ее нынешнем положении. Просто Леша был как бы на одной с ней волне. Он понимал ее как никто другой. Если честно, ни один мужчина в жизни не понимал ее так, как он, потому, что мужчин до этого она выбирала совсем по другим критериям.
Поэтому, когда в один из дней к ней в квартиру влетела Света и, вытаращив глаза, почти прокричала, что она сейчас видела Михаила с какой-то девушкой, Вика почти не расстроилась. Она понимала, что Миша ее бросит, это был лишь вопрос времени.
– Ты что же даже не расстроилась? Тебе все равно? – не могла успокоиться Света.
– В общем да. Обидно, конечно, но это скорее самолюбие страдает, нежели что-то другое. Сама подумай, Свет, ты бы на его месте осталась бы со мной? Зачем я ему? Он красив, состоятелен. Вокруг него много красивых девушек вьется. Когда я была прежней, я могла быть ему ровней. Я была престижной парой. А сейчас какой от меня толк?
– Ну и черт с ним! Давай лучше выпьем! – в сердцах сказала подруга.
– Наливай! – поддержала Вика.
Подруги, как в старые добрые времена, подняли бокалы с мартини.
– Позвони и пошли его далеко, а? – подала идею Света.
– Нет, не позвоню. Я вообще ему больше никогда не позвоню. И высказывать я ему ничего не буду! Я его понимаю – не выдержал человек экзамен. И я бы не выдержала и тоже бы так поступила. Всю себя пожертвовать навсегда инвалиду... Это далеко не каждый сможет.
– Ты другая стала, – удивленно сказала Света. – Рассуждаешь как-то по-взрослому. Раньше бы так это не оставила. Хм.
Время отфильтровывало людей из прежнего круга общения. Лишь самые преданные из них способны были сдать этот экзамен, который им организовала инвалидность девушки.
На следующий день, когда мама выгуливала Вику во дворе, по-другому нельзя было сказать, к их дому подъехал блестящий черный «Мерседес» представительского класса. И ей и маме, конечно, сразу стало понятно, к кому приехали гости. В этой пятиэтажке жили одни пенсионеры и те, кто не смог съехать из этого старого дома, те, кого Вика раньше называла неудачниками и новым обидным словом – лузеры. Поэтому гости приехать могли только к ней – к бывшей королеве красоты. Точнее к действующей, только трон уже остыл.
Из машины вышел серьезного вида человек, в котором Вика сразу узнала Анатолия Геннадьевича. Он открыл заднюю дверь и достал огромный букет цветов.
– Вик, я отойду. Там на скамеечке посижу. Вы поговорите, – сказала мама.
Анатолий Геннадьевич направился к подъезду. Вика окликнула его.
– Привет, Вик, это тебе, – сказал он, протягивая букет. – Как ты справляешься?
– Привет Толь. Тебе честно сказать? Полный отстой. И так все понятно. Давно не виделись, ты как?
– Да у меня все нормально, – махнул он рукой. – Все как обычно – бизнес, заботы, текущие проблемы. Приехал вот повидать тебя. Мы с тобой провели все-таки прекрасные минуты. Насчет машины твоей тоже хотел поговорить.
– А чего там с машиной моей?
– Да понимаешь в чем дело… Ее не восстановить. Ее просто порвало и перекрутило. Но я могу тебе подарить совсем новую машинку. Какую захочешь. Сделаем ручное управление, ну там газ, тормоз на руле, – сказал он, присев рядом с ее креслом на корточки.
– Не знаю. Зачем она мне теперь? – пожала плечами Вика.
– Ну, как! Жизнь то не остановилась! У тебя беда, все теперь не так как раньше, но чем больше нам удастся сгладить эту разницу, тем ты будешь менее обделенной себя чувствовать. Машина теперь тебе, пожалуй, нужнее, чем раньше! Ты не будешь ни от кого зависеть. Надо куда поехать, взяла и поехала! И не надо морочиться с общественным, совершенно неприспособленным для этого, транспортом. Да и ты сама лишний раз на автобусе никуда не поедешь – ты гордая и не захочешь показывать свою беспомощность. Машина теперь для тебя это ноги!
– А ведь и правда! Ты прелесть Толь! Наклонись ко мне, – попросила растроганная девушка.
Анатолий Геннадьевич наклонился над креслом, и она обняла его руками.
– Спасибо тебе! Спасибо, что не забыл! Прости меня за все, если что не так.
– Да брось! Умирать, как будто собралась! – сказал он, поцеловав ее в щеку. – Машина будет готова через месяц. Марку и модель я выберу сам, если ты не против.
Визит Анатолия Геннадьевича поднял Вике настроение. Ей сейчас, как никогда раньше, необходимо было чувствовать себя кому-то нужной. Да и такой подарок не мог не порадовать девушку, даже в ее нынешнем состоянии.
Этим же вечером она рассказала об этом Леше. Он, как всегда, искренне порадовался за нее. Леша согласился с мнением Анатолия Геннадьевича о том, что машина ей сейчас нужна.
Все кто у нее остались – это ее родители и Леша со Светой. Анатолия Геннадьевича она не включала в ближайший круг. Остальные же теперь появлялись в ее жизни крайне редко, включая Лену и Наталью Борисовну.
На следующий же день она рассказала новость Свете, и ее верная подруга тоже выразила искреннюю радость. Они обсудили новости школы моделей, в которой Вике уже никогда не побывать. Она любила их новосибирскую школу моделей и любила ту атмосферу соревнований, которую теперь лишь могла представить из рассказов Светы.
Попрощавшись, Света ушла, и Вика закрыла за ней дверь. Она всегда была в хорошем расположении духа после визитов подруги.
Леша открыл ногой дверь и осторожно стал заносить девушку, как сзади одна из бабушек спросила у другой:
— Это дочка Шимановой что ли, с третьего?
— Она самая. Надо же! Ноги отказали чоль? – спросила другая.
— Как досталось девочке, - произнес сзади голос третьей бабушки.
— Бог, видать, наказал за жизнь-то такую! Проститутка! — снова сказала первая.
Вика от обиды сжала пальцы, и ее ногти больно вонзились в шею молодого человека.
— Товарищи бабушки, вы бы о пенсиях лучше говорили, чем другим кости перемывать, — учтиво посоветовал им Леша.
— Я никогда не думала, что жизнь может быть такой ужасной. Это даже не жизнь, а какая-то обратная ее сторона, — с отчаянием в голосе сказала ему на ухо Вика.
Занеся последний чемодан и захлопнув за собой дверь, Леша зашел в комнату и сел перед Викой на корточки. Она оглядывала свою квартиру, которую не видела несколько недель, и ей сейчас нравилось находиться здесь. Она подавила в себе чувство негодования, которое готово было вырваться наружу из-за того, что все завоеванное в один миг исчезло, и она откатилась назад, да так далеко назад, что теперь ее жизнь, даже задолго до победы на конкурсе, представлялась ей несбыточным счастьем. Подавила эмоции и просто старалась не думать об этом. За последнее время она научилась немного контролировать свои мысли и находить прекрасное в том, что раньше ей казалось сущей ерундой. Вот и сейчас она сидела и наслаждалась родным домом, несмотря на то, что еще так недавно очень хотела съехать отсюда, считая это место стариковской дырой.
— Леш, а можно я дома останусь? Выпиши меня из больницы, так надоело там лежать, — попросила Вика.
— Но ты еще совсем беспомощна и слаба! Ты совсем мало пробыла в больнице! Кто здесь за тобой смотреть будет?
— Мама говорила, что будет со мной дома сидеть. Я буду делать все, как ты скажешь! А ты сможешь приходить ко мне в любое время, как захочешь, — пообещала Вика. — Я тебе даже ключи дам – я же тебе не смогу открыть. Там на этажерке возьми.
Леша задумался.
— Но ты даже в туалет сама не можешь сходить. Когда твоя мама обещала освободиться и сидеть с тобой?
— Да хоть с завтрашнего дня! – сказала девушка.
— Ну, смотри. Хорошо. Только делать будешь все что скажу и никакой самодеятельности! – строгим голосом сказал молодой человек.
— Есть командир! – со смешком ответила она.
Час спустя Леша уехал назад на работу, оставив ее одну. Вика позвонила маме и сказала, что ее выписали из больницы.
Она сидела в кресле, в котором оставил ее Леша и уже скучала, несмотря на то, что перед ней был включен телевизор с уже полюбившимися программами. Но тут ее ждал сюрприз – послышалось ковыряние ключей в замке, и вошел Леша, а за собой, задевая колесами за дверной косяк, втащил кресло-каталку.
— Я тебе достал неплохое кресло, пусть не самое навороченное, без электромотора, но пока пусть такое. По крайней мере, сможешь по квартире самостоятельно передвигаться, — сказал он и осторожно пересадил ее в новое кресло.
— Ты такой заботливый, — сказала Вика. Она все яснее понимала, что Леша, как мужчина, стоял на голову выше всех остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. – Ты мой герой просто!
— Герой, герой. Удобно? Когда надо ехать – крутишь руками вот эти обода, — объяснил он.
— Да уж видела раньше, — вздохнула девушка.
Когда Леша снова уехал, она начала осваивать свое кресло. После нескольких недель неподвижного лежания на кровати, ей казалось, что она почти ходит. Вика поехала на кухню и поставила чайник. Заварив зеленый чай, выехала на балкон и смотрела вниз со своего третьего этажа на летнюю улицу. Во дворе, между старыми пятиэтажками, сушилось белье, слышались звуки телевизора из открытого окна, в песочнице ковырялись маленькие дети под присмотром мам. Все было как обычно. Ей теперь было приятно смотреть на спокойные ежедневные человеческие дела, не пропитанные скоростью, деньгами и соревновательным духом – всем тем, чем она жила еще месяц назад.
Когда она была деловая, то не замечала простых ежеминутных радостей. Ей важно было сорвать главный приз, и остальное ее интересовало исключительно лишь по мере полезности. Если от какого-то занятия или человека не было пользы, то это занятие или человек ее не интересовали.
Теперь, по понятным причинам, ей было неприятно думать о скоростной и хищнической жизни – она сошла с дистанции и никогда на нее не вернется. Но она постепенно училась радоваться простому. Не деньгам или победам, а пению птиц, смеху детей, самым незатейливым радостям жизни. Иногда она этим напоминала себе старую бабку, у которой ничего кроме подобных радостей уже нет. Неужели она так быстро превратилась в бабку? Или может дело не в старости, а в мудрости – чтобы отличать настоящие ценности от мишуры нужно прожить жизнь. А она, получается, приобрела такой жизненный опыт экстерном.
Ей нравились ее душевные перемены, то, какой она стала. Если судьба с ее телом сыграла злую шутку, изуродовав его, то духовно все было наоборот — она как будто стала намного мудрее за очень короткий срок и совсем по-другому стала смотреть на вещи.
Сейчас ей показалось нечестным скрывать от Миши свою ситуацию. Он ведь строит какие-то планы на жизнь, и в этих планах есть она. А она прекрасно знает, что никогда уже не будет в этих его планах, по крайней мере, в той роли, которую он ей отводит.
– Надо немедленно ему позвонить, - вслух произнесла она и достала телефон. – Алло, Миш, привет! Я тебе должна кое-что очень важное рассказать! Не надо приезжать, я сначала по телефону расскажу, а уж ты потом сам думай, захочешь приезжать или нет, – говорила она, не давая ему вставить слово. – Я скрывала от тебя, что теперь не могу ходить. Ты должен это знать. Я была не права, что не рассказала сразу, как только узнала. Во время аварии у меня перебило позвоночник, и теперь я в кресле-каталке и, похоже, навсегда. Но вот теперь ты все знаешь и если бросишь меня, я не обижусь – пойму. Я сама не знаю, как бы повела себя на твоем месте и высокопарных фраз говорить не буду и от тебя их не требую. Вот так вот, мой милый Миша. Так все невесело и банально со мной случилось. Теперь я положу трубку, а ты думай и если не позвонишь… В общем, я пойму и не обижусь.
Положив трубку, Вика почувствовала, как по щеке течет слеза. Ей опять стало жалко себя и свою сломанную жизнь. А ведь ей только двадцать один! Когда ей будет всего тридцать, она уже почти десять лет, как будет вести инвалидный образ жизни! А как рожать детей?
Девушка судорожно вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на двор. Дрема окутала ее и, откинув голову, она забылась сном, как вдруг ее разбудил звонок в дверь. Задевая углы, она покатила свое кресло в прихожую и, открыв, обнаружила Михаила с цветами.
– Вика! Милая! Что же я наделал?! Зачем я позволил тебе ехать провожать меня?! – сказал он и встал перед ней на одно колено.
– Ты тут ни при чем. Не смей себя винить! Я взрослая и сама знала, что делаю, – сказала Вика. – Встань с колен! Пошли на кухню, расскажи, как в Испанию слетал, и вообще чего нового в твоей жизни без меня было.
– В Испании все хорошо. А еще так удачно складывается, что мы в Москве филиал открываем. С моей подачи Вик. Как ты просила, – сказал Михаил, глядя на ее кресло.
– Спасибо, Миш, что ты это сделал ради наших отношений. Уже за одно это спасибо. Но какая мне теперь Москва? Что я там буду делать, даже если переду туда?
– Я даже не знаю, что сказать. Ты меня как холодной водой окатила, когда сейчас по телефону рассказала это. А что врачи говорят?
– Два позвонка раздробило, и спинной мозг в трех местах перебило. Тут уже ничего не поделаешь, ни у нас, ни в Германии, ни где-то еще. Чудес не бывает – ходить я, наверное, никогда не смогу. Так что если разойдемся, то я не буду в обиде. Я же понимаю, что толку от меня теперь нет. Ходить не могу, сексом заниматься не могу, рожать не могу, я теперь почти ничего не могу. Зато заботиться обо мне теперь надо неусыпно, как за овощем.
Зазвонил мобильный телефон Михаила.
– Извини, отвечу. Да, Сереж! – Михаил сначала нахмурившись слушал, потом сказал: – Ничего не надо делать с активами этих фирм! Какие изменения?! Сереж, ни в коем случае не трогать эти активы!
Убрав трубку, он улыбнулся и тронул девушку за руку.
– Вик, я не хочу тебя бросать. Между нами успели появиться весьма крепкие чувства, и я не хочу вот так все терять, несмотря…
Его слова снова прервал звонок.
– Сереж, скажи мне, пожалуйста, что там у вас происходит? Вы в трех соснах заблудились? Какой срочный совет директоров?
– Чего там, Миш, проблемы по работе? – спросила Вика.
Миша включил громкую связь.
– Михаил Викторович, если мы сейчас упустим момент, то все! Нам надо сейчас выкупать! Но свободных средств сейчас таких нет! Только заложить активы этих трех фирм! – возбужденно говорил голос некоего Сергея.
– Ладно, сейчас приеду, – сказал Михаил. – Что ты будешь делать с этими специалистами? Милая моя, не грусти ни в коем случае.
Оставшись одна Вика снова выкатила свое кресло на балкон. Наблюдать за жизнью нормальных людей ей теперь доставляло особое удовольствие.
После этого дня настал следующий, а за ним еще один. Дни пошли своей чередой, не обращая внимания, на то, кто и как их проживает. Миша исправно приезжал, привозил продукты, болтал с Викой, рассказывал новости деловых кругов Новосибирска. Часто заезжала Света, а пару раз заехала и Лена.
Леша же заходил как минимум дважды в день – утром и вечером. Иногда у него даже получалось зайти третий раз. Леша становился ей с каждым днем все ближе. И не потому, что богатого успешного Михаила она вроде теперь не была достойна и где-то глубоко внутри понимала, что он ходит к ней только потому, что некрасиво вот так резко взять и расстаться с ней в ее нынешнем положении. Просто Леша был как бы на одной с ней волне. Он понимал ее как никто другой. Если честно, ни один мужчина в жизни не понимал ее так, как он, потому, что мужчин до этого она выбирала совсем по другим критериям.
Поэтому, когда в один из дней к ней в квартиру влетела Света и, вытаращив глаза, почти прокричала, что она сейчас видела Михаила с какой-то девушкой, Вика почти не расстроилась. Она понимала, что Миша ее бросит, это был лишь вопрос времени.
– Ты что же даже не расстроилась? Тебе все равно? – не могла успокоиться Света.
– В общем да. Обидно, конечно, но это скорее самолюбие страдает, нежели что-то другое. Сама подумай, Свет, ты бы на его месте осталась бы со мной? Зачем я ему? Он красив, состоятелен. Вокруг него много красивых девушек вьется. Когда я была прежней, я могла быть ему ровней. Я была престижной парой. А сейчас какой от меня толк?
– Ну и черт с ним! Давай лучше выпьем! – в сердцах сказала подруга.
– Наливай! – поддержала Вика.
Подруги, как в старые добрые времена, подняли бокалы с мартини.
– Позвони и пошли его далеко, а? – подала идею Света.
– Нет, не позвоню. Я вообще ему больше никогда не позвоню. И высказывать я ему ничего не буду! Я его понимаю – не выдержал человек экзамен. И я бы не выдержала и тоже бы так поступила. Всю себя пожертвовать навсегда инвалиду... Это далеко не каждый сможет.
– Ты другая стала, – удивленно сказала Света. – Рассуждаешь как-то по-взрослому. Раньше бы так это не оставила. Хм.
Время отфильтровывало людей из прежнего круга общения. Лишь самые преданные из них способны были сдать этот экзамен, который им организовала инвалидность девушки.
На следующий день, когда мама выгуливала Вику во дворе, по-другому нельзя было сказать, к их дому подъехал блестящий черный «Мерседес» представительского класса. И ей и маме, конечно, сразу стало понятно, к кому приехали гости. В этой пятиэтажке жили одни пенсионеры и те, кто не смог съехать из этого старого дома, те, кого Вика раньше называла неудачниками и новым обидным словом – лузеры. Поэтому гости приехать могли только к ней – к бывшей королеве красоты. Точнее к действующей, только трон уже остыл.
Из машины вышел серьезного вида человек, в котором Вика сразу узнала Анатолия Геннадьевича. Он открыл заднюю дверь и достал огромный букет цветов.
– Вик, я отойду. Там на скамеечке посижу. Вы поговорите, – сказала мама.
Анатолий Геннадьевич направился к подъезду. Вика окликнула его.
– Привет, Вик, это тебе, – сказал он, протягивая букет. – Как ты справляешься?
– Привет Толь. Тебе честно сказать? Полный отстой. И так все понятно. Давно не виделись, ты как?
– Да у меня все нормально, – махнул он рукой. – Все как обычно – бизнес, заботы, текущие проблемы. Приехал вот повидать тебя. Мы с тобой провели все-таки прекрасные минуты. Насчет машины твоей тоже хотел поговорить.
– А чего там с машиной моей?
– Да понимаешь в чем дело… Ее не восстановить. Ее просто порвало и перекрутило. Но я могу тебе подарить совсем новую машинку. Какую захочешь. Сделаем ручное управление, ну там газ, тормоз на руле, – сказал он, присев рядом с ее креслом на корточки.
– Не знаю. Зачем она мне теперь? – пожала плечами Вика.
– Ну, как! Жизнь то не остановилась! У тебя беда, все теперь не так как раньше, но чем больше нам удастся сгладить эту разницу, тем ты будешь менее обделенной себя чувствовать. Машина теперь тебе, пожалуй, нужнее, чем раньше! Ты не будешь ни от кого зависеть. Надо куда поехать, взяла и поехала! И не надо морочиться с общественным, совершенно неприспособленным для этого, транспортом. Да и ты сама лишний раз на автобусе никуда не поедешь – ты гордая и не захочешь показывать свою беспомощность. Машина теперь для тебя это ноги!
– А ведь и правда! Ты прелесть Толь! Наклонись ко мне, – попросила растроганная девушка.
Анатолий Геннадьевич наклонился над креслом, и она обняла его руками.
– Спасибо тебе! Спасибо, что не забыл! Прости меня за все, если что не так.
– Да брось! Умирать, как будто собралась! – сказал он, поцеловав ее в щеку. – Машина будет готова через месяц. Марку и модель я выберу сам, если ты не против.
Визит Анатолия Геннадьевича поднял Вике настроение. Ей сейчас, как никогда раньше, необходимо было чувствовать себя кому-то нужной. Да и такой подарок не мог не порадовать девушку, даже в ее нынешнем состоянии.
Этим же вечером она рассказала об этом Леше. Он, как всегда, искренне порадовался за нее. Леша согласился с мнением Анатолия Геннадьевича о том, что машина ей сейчас нужна.
Все кто у нее остались – это ее родители и Леша со Светой. Анатолия Геннадьевича она не включала в ближайший круг. Остальные же теперь появлялись в ее жизни крайне редко, включая Лену и Наталью Борисовну.
На следующий же день она рассказала новость Свете, и ее верная подруга тоже выразила искреннюю радость. Они обсудили новости школы моделей, в которой Вике уже никогда не побывать. Она любила их новосибирскую школу моделей и любила ту атмосферу соревнований, которую теперь лишь могла представить из рассказов Светы.
Попрощавшись, Света ушла, и Вика закрыла за ней дверь. Она всегда была в хорошем расположении духа после визитов подруги.
