— Главное, ничего не бойся, — негромко произнесла Марджи, ободряюще сжимая пальцы мальчика. — Обещаю, тебя никто не обидит.
Она повернулась к нему и, заглянув в глаза, спросила:
— Ты готов?
Тору сделал глубокий вздох и уверенно кивнул.
Тяжёлые двери перед ними неспешно раскрылись.
Глава 31
Сир Ульрик мерил шагами крохотную, погружённую в полумрак комнату, ожидая, когда за ним наконец придут.
Тело ломило от усталости, однако движение – единственное, что хоть как-то согревало в этих выстывших стенах. Не помогала даже жаровня, которую пристроили возле худого, набитого соломой топчана. Соломой же – слипшейся, с острым сенным запахом, был устлан пол.
Ульрик повёл плечами, подышал на озябшие пальцы и задрал голову вверх, вглядываясь в узкое прямоугольное окно. В нём виднелся маленький кусочек серого, словно вылинявшего неба с рваным клочком белёсого облака, почти уползшего из поля зрения.
Три дня назад Ульрик прибыл в Альбер.
Три дня он сидит под замком в одной из келий, в которой обычно отбывали своё наказание провинившиеся Пасынки, только готовящиеся принять рыцарский плащ.
Ульрик с тоской вспомнил, с какими изумлением и радостью встречали братья по ордену своего бывшего главу. Нынешний же отнёсся к его чудесному воскрешению прохладно и насторожено. А когда на общем собрании Старших Сынов, состоявшемся тем же вечером, сир Гильм рассказал им обо всём, что с ним приключилось с того самого злополучного дня когда на их отряд напали халийцы, и вовсе пришёл в ярость.
Сир Карвен был убеждён в том, что разум и душа Ульрика были отравлены магией, что бывший глава ордена повредился рассудком, связавшись с богомерзкими коссхами и теперь явился в Альбер для того, чтобы посеять раздор и смуту в сердцах своих братьев.
А Ульрик стоял в зале для собраний, стараясь встретиться взглядом с рыцарями, но те лишь отводили глаза, словно не хотели быть причастны к его безумию.
Он знал каждого из них, любил, как родных братьев, без сомнений отдал бы за любого из них жизнь, а они даже не могли набраться смелости посмотреть ему в лицо.
Открыто глядел лишь сир Карвен. Острым взглядом, который пронзал подобно кинжалам. Взглядом, в котором Ульрик прочёл свой приговор.
"Хорошо, что я вовремя отослал Рокко", - подумал он тогда, окончательно понимая, что его миссия безнадёжно провалена.
На что он надеялся?
На то, что братья встанут на его сторону? Поверят, попытаются понять?
Наивный глупец – вот кто он такой.
Ульрик призывал собратьев взглянуть на небо – туда, где появилось первое знамение грядущей беды, но от него лишь небрежно отмахнулись.
"- Всевышний подал нам знак и указал путь, - сказал сир Карвен, восседающий на почётном месте с видом короля в тронном зале. – Его грозное око обратилось на земли Халии, призывая покарать безбожников, поклоняющихся зверю".
Понимая всю тщетность своих усилий, Ульрик, тем не менее, пытался вразумить своих братьев – донести до них правду, однако в тот день так и не был услышан.
У него отобрали меч и бросили в келью, дожидаться решения своей участи.
Теперь вся надежда на Рокко, господина Дарвиса и милость Всевышнего.
Ульрик потёр рука об руку, согревая замёрзшие ладони и замер.
Услышав за дверью шум приближающихся шагов, снова быстро взглянул в окно – небо потемнело, превратившись из сизого в бархатно-синее, усеянное сияющими горошинами звёзд. Рваное облако давно уползло. Поздний вечер опустился на Альбер, готовясь укрыть его невесомым серебристым покрывалом, сотканным из лунного света.
Лязгнул засов, скрипнули дверные петли, и келья озарилась желтоватым светом горящего факела. Первым внутрь вошёл сир Лодис – крепко сложенный светловолосый рыцарь с колючей щёточкой рыжеватых усов и тяжёлыми веками с опущенными вниз уголками. Когда-то, ещё в той, прошлой жизни, они с Ульриком были дружны.
Следом за рыцарем в келью несмело шагнул юный – не старше семнадцати лет, Пасынок, который нёс в руках деревянный поднос с исходящей паром пузатой глиняной миской.
Лодис закрепил факел в специальном держателе и обратился к мальчишке:
- Оставь еду и ступай, Нэйтан.
Парень с опаской покосился на сира Ульрика – видимо до него дошли слухи о том, что бывший глава ордена повредился рассудком, и осторожно опустил поднос на топчан, после чего с явным облегчением шмыгнул обратно за дверь.
Лодис проводил парня взглядом и плотно прикрыл створку. Обернулся к Ульрику и, вздохнув, произнёс:
- Скверные дела, сир Гильм.
Ульрик присел на топчан, переставил поднос к себе на колени и взялся за ложку.
- Полагаю, мне уже подписали смертный приговор? – с блеклой печальной улыбкой поинтересовался он.
Немного помешкав, Лодис присел рядом, вперив тяжёлый взгляд в каменную стену, покрытую тонкой корочкой наледи. Он вздохнул, выпуская изо рта белёсое облачко пара и покачав головой, угрюмо ответил:
- Сир Карвен знает о том, что многие в ордене всё ещё помнят и любят тебя, поэтому не спешит с принятием окончательного решения. Хотя, могу прозакладывать на то, что он с удовольствием бы устранил тебя со своего пути.
Ульрик неспешно прожевал приправленную кусочками сала кашу, и задумчиво произнёс:
- Для братьев я теперь ренегат, спутавшийся с коссхами. Они не поддержали меня на совете и вряд ли поддержат теперь.
Лодис покосился на него и тут же отвёл взгляд. Снова вздохнул и признался:
- То о чём ты говорил, действительно звучало как бред. Но ты ошибаешься, если думаешь, что братьям безразлична твоя дальнейшая судьба.
Лодис грузно поднялся с топчана, прошёлся по келье – три шага до стены с окном, четыре – к двери и остановился напротив Ульрика.
- Сир Карвен намеревается переправить тебя в столицу и отдать на суд церкви, тем самым сложив с себя ответственность за твою участь перед орденом.
Ульрик отставил поднос с опустевшей миской и поднял взгляд на своего собеседника.
- Что же, значит, так тому и быть.
Лодис раздражённо выдохнул и горячо заговорил:
- Покайся, Ульрик! Скажи о том, что разум твой был смущён магией, что теперь ты прозрел и готов встать на путь искупления, вновь преданно служить церкви! Орден поддержит тебя, только прошу: прояви благоразумие и отступись от своих слов!
Сир Гильм поднялся на ноги и, приблизившись к Лодису, заглянул ему в глаза.
- Отступиться? Пойми, Седрик, я и рад бы оказаться безумцем, но я видел то, что видел. Чувствовал это зло - его смрадное дыхание, и скоро оно проникнет в этот мир, чтобы уничтожить то, что мы когда-то поклялись защищать. Если мы не будем готовы – оно сметёт нас, раздавит и обратит в прах.
Лицо Лордиса дрогнуло. Он отвернулся, отступил на шаг и глухо произнёс:
- Прошу тебя, Ульрик, обещай подумать над тем, что я тебе сказал.
Рыцарь направился к двери, когда его догнал голос сира Гильма:
- Придёт время, когда вы не сможете отвернуться от страшной правды. Но увы, уже будет слишком поздно.
- Прощай, Ульрик.
Лязг запирающегося засова и звук удаляющихся шагов.
Вот и всё.
Он пытался, но у него ничего не вышло. Не справился, не смог.
Господин Дарвис, конечно, предупредит Его Величество, Ноэль и Рагмары тоже вряд ли останутся в стороне, но этих сил ничтожно мало. Без магов и халийцев у Асгалота не будет надежды на то, чтобы выстоять против чуждой силы, а значит, королевство обречено на погибель.
***
Носилки с телом медленно и торжественно вынесли на Круглую площадь, расположенную перед храмом Великой Небесной Волчицы.
Сопровождающая покойника процессия, состоящая преимущественно из его жён, наложниц и дочерей, рыдала неискренне и громко, заставив Азиля поморщиться. Третий э-кун перевёл взгляд на отца: тот почернел от горя, лицо хмурое, смотрит слезящимися глазами на умасленное и украшенное цветами тело старшего сына и наследника.
Салиму завили волосы и бороду, одели в дорогие, расшитые золотом и драгоценными каменьями одежды, в руки ему вложили чуть искривлённый клинок с костяной рукоятью, выполненной в виде оскаленной волчьей головы.
Главный жрец обошёл носилки с телом три раза по кругу, окуряя его благовониями, после чего четверо дюжих рабов аккуратно уложили мертвеца на Последнее Ложе, под которое уже заложили горшки с горючим маслом.
Когда Салиф начал произносить ритуальные слова призванные помочь душе окончательно разделиться с телом и отправиться в Бескрайнюю Степь к Небесной Волчице, плакальщицы наконец заткнулись, и только две жены Салима продолжали всхлипывать и утирать расшитыми платками покрасневшие глаза. Азиль знал, что обе жены ненавидели своего мужа, но могли бы они решиться на его убийство? А в том, что брат умер не своей смертью, третий э-кун почти не сомневался, несмотря на то, что выглядело всё вполне естественно. Остановка сердца – смерть не для воина, хотя Салим воином никогда и не был. Так что же произошло на самом деле?
Узнав о смерти старшего сына кун приказал допросить всех слуг, рабов и домочадцев. Жрецам же было поручено проверить покои Салима, еду и питьё – выяснить, не могли ли его отравить. Увы, ничего из этого не дало результатов: жрецы так и не обнаружили следов какого-нибудь яда, а слуги и рабы, даже под пытками клялись, что ничего не знают о том, от чего умер старший э-кун.
Салиф же намекал на судьбу и волю Великой Небесной Волчицы, ведь смерть первого э-куна наступила ровно через день после того, как в небе над Халией появился светящийся круг. Было в этом предзнаменовании нечто зловещее, вселяющее в душу непривычное чувство страха.
Главный жрец закончил говорить и по взмаху его руки, Азиль и Великий кун приняли из рук слуг горящие факелы, после чего подошли к Последнему Ложу. Третий э-кун избегая встречаться взглядом с отцом, в последний раз посмотрел на застывшее лицо брата, перед тем, как его поглотило ярко зашедшееся пламя.
Салиф вновь принялся за ритуал. Голос его звучал мощно и громко, руки, когда он перерезал горло зайцу, действовали уверенно. Жрец наполнил плоскую широкую чашу тёплой кровью и резким взмахом выплеснул её в погребальный костёр. Дар Волчице, чтобы та приняла покойного в своих владениях.
Азиль всё же взглянул на куна и тут же отвёл взгляд.
"Интересно, скорбел ли бы отец столь же глубоко, будь я на месте Салима?" – подумал третий э-кун, ощущая, как ворочается в душе горечь обиды напополам с глухим раздражением.
Столько лет вынашивать план, продумывать ходы, терпеть… но здесь Салим его опередил – умер сам, так и не дождавшись когда младший брат начнёт действовать. Что же, теперь, по крайней мере, руки самого Азиля чисты – он станет законным наследником не пролив родной крови. Радоваться бы, да вот только отчего-то радости нет.
А ведь он хотел – давно хотел избавиться от Салима, но всякий раз, когда он намеревался это сделать, что-то словно останавливало его: "Не сейчас… рано…". И он ждал, хотя сам не смог бы объяснить, что за сила им движет в такие моменты. Теперь терпение его вознаграждено, однако победа эта имеет отчётливый привкус горечи.
Азиль обвёл взглядом почтенных халийцев, собравшихся проводить первого э-куна в его последний путь, и вдруг обратил внимание на невысокого, бритого налысо юношу в свободных белоснежных одеждах. Он появился всего на миг и пропал, чтобы вновь возникнуть уже в совершенно другом месте. Он был словно видение – мираж, рождающийся в сильный зной, до того зыбок и обманчив его хрупкий образ.
Когда юноша появился в толпе снова, Азиль успел увидеть его совершенно белые, без зрачков, глаза.
Догадка – невероятная, невозможная, яркой вспышкой возникла в сознании, засев в нём острой занозой.
"Апуры не вмешиваются в мирские дела…", - напомнил себе Азиль, однако в душе его уже проросли ростки сомнения.
Апуры умеют быть незаметными, им подвластны такие знания, о которых не может помыслить простой смертный, они непревзойдённые мастера в зельях…
"Но зачем бы им нужно было избавляться от Салима?" – спросил себя Азиль и тут же решил: - "Стоит поговорить с Эвой".
Дождавшись окончания прощального ритуала, третий э-кун попрощался с мрачным, словно грозовая туча, отцом и забрался в паланкин, приказав доставить его в Гож-Апур.
Добравшись до места, уверенно прошёл в открывшиеся перед ним ворота и прислушался к собственными ощущениям. Судя по ним, Эва сейчас находился в саду, так что Азиль свернул на тропинку из гладкого нежно-розового камня и вступил под прохладную сень деревьев.
Брат сидел на траве возле небольшого искусственного водопада и водил тонкими изящными пальцами по воде, словно выписывая на её поверхности одному ему видимые узоры.
Стоило Азилю подойти ближе, Эва поднял на него взгляд белых глаз и улыбнулся, обнажая чуть выступающие вперёд клыки.
- Я знал, что ты придёшь, брат мой.
Глядя на его улыбку, можно было подумать о том, что Эва не знает о смерти ещё одного своего брата, однако это было не правдой. Он знал, но продолжал улыбаться.
- Зачем? – отвернувшись от него, тихо спросил Азиль.
- Разве ты сам не желал этого? – вкрадчиво поинтересовался апур. Голос его почти сливался с плеском воды, так что приходилось напрягать слух.
- Зачем это вам? – с нажимом на последнее слово, повторил вопрос третий э-кун. Он уже знал – наверняка знал о том, что его догадки полностью подтвердились и к смерти Салима причастен Гож-Апур.
Некоторое время Эва молчал и Азиль вынужден был снова посмотреть на него, чтобы убедиться что брат всё ещё здесь, а не исчез таинственным образом. Тот задрал голову вверх, к небу, на котором зловеще выделялся бледно-лиловый круг и озабочено нахмурился.
- Ты помнишь, о чём я предупреждал тебя? – спросил Эва, не отрывая взгляда белых глаз от небесного знамения. – Всё было предопределено – наш брат, Салим, так или иначе не дожил бы до наступления лета, поэтому мы не украли у судьбы его жизнь – лишь чуть ускорили неизбежное, выйдя на нужный виток вероятности. Увы, он не смог бы в нужный час сделать то, что сделаешь ты.
Азиль почувствовал, как леденеют от подкравшегося страха кончики пальцев.
- О чём ты говоришь, Эва?
Голова апура повернулась к третьему э-куну, глаза его смотрели без всякого выражения и красивое, слишком бледное для халийца лицо напоминало сейчас застывшую маску.
- Когда придёт время, прислушайся к словам алого воина обрядившегося в волчью шкуру. Настанет пора отринуть прежние устои, и ты будешь тем, кто сделает это, Азиль Агартур – наследник Великого куна.
Азиль отступил на шаг, покачал головой.
- Я не понимаю тебя, Эва.
Брат улыбнулся – мягко, светло, так что страх разжал острые коготки и затаился где-то на самом краю сознания.
- Тебе не обязательно понимать – просто запомни мои слова. Ступай.
Больше Эва ничего ему не скажет, хотя третий э-кун уже узнал то, что считал главным: Гож-Апур причастен к смерти Салима, только вот никто об этом никогда не узнает. Азиль не допустит.
***
Лейнару стоило лишь взглянуть на сухое, испещрённое глубокими морщинами лицо придворного лекаря чтобы понять – изменений к лучшему не произошло. И всё же спросил:
- Как она?
Старик вздохнул, покачал головой и скорбным голосом ответил:
- Увы, мой король, но мне нечем вас утешить. Её Величество по-прежнему отказывается вставать с постели и принимать пищу. Боюсь, с каждым днём её состояние будет лишь усугубляться.
