– Не знаю пока, – сказал я честно. – Надо садиться со своими, считать – что и как. Полагаю, именно я теперь должен решать, куда мы высаживаем людей и в каком количестве?
– Ну, – сказал комкрыла, – вы сами напросились. Кто вас заставлял изучать эту проклятую Грану?
– Логика происходящего заставляла, думаю, – уколол я его нечаянно.
Но он не обиделся.
– Логика? Бабы – они такие, – помолчал, зевнул. – А это правда, что у вас на корабле – женщина?
– Почему только я Дарама у себя не оставил! – сказал, когда они ушли, инспектор. – У меня, когда на тебя гляжу, какие-то отеческие чувства начинают просыпаться. Первобытные.
– Жалко, – согласился я с ним совершенно искренне.
– Тебе-то чего вдруг?
Я фыркнул и выбросил зубочистку, которую жевал. Мы позавтракали второй раз вместе с гостями. Правда, ели только я и генерал Абэлис. Инспектор думал о чем-то, а генерис маялся. Может, разговор ему аппетит отбил, а может – боялся, что отравим.
– Вы считаете, что вот так, как вы – это гуманнее?
– А куда ты все время лезешь, мальчишка? И огрызаешься на каждой фразе! – инспектор должен был сорвать на ком-то раздражение и, похоже, кроме меня тут никого подходящего не росло.
Я развел руками, откинулся на спинку кресла и начал расслабляться. Он сам сказал прошлый раз – расслабься, и я собирался попробовать. Раз уж все равно влетит...
Руки и ноги удалось «отпустить» моментально. Напрактиковался, гляди-ка. По локтям пробежали мурашки, спине стало тепло...
Адам Джастин столкнулся с моим уже не замутненным интеллектом взглядом и все понял.
– А ну, прекрати! И сядь нормально, экспериментатор!
Я выпрямился.
– Пока я хочу от тебя только одного – чтобы ты научился сдерживать эмоции. Или вообще забыл, что они у тебя есть. На время. Тебе прорубили дырку только в темную половину тебя самого. Это ты понимаешь?
Я виновато пожал плечами. Он вроде просто ругал меня, но все равно стало как-то неловко. Если честно, понимал я лишь то, что мои негативные эмоции усилились. И когда накатывали раздражение или злость, окружающим тоже становилось несладко. Больше я ничего нового в себе не ощущал.
Нужно было что-то отвечать, и я спросил:
– А что, хорошие эмоции тоже могут потом усилиться?
– Усилиться, сказал тоже, – фыркнул Адам Джастин.
Похоже, я его рассмешил. Это обнадеживало. Может, обойдется без разноса сегодня? Сейчас инспектор просто говорил со мной.
– Каждый из нас – слепок этого мира, слияние трех начал. Темная сторона, светлая и то, что между. Подчиняться позывам темных эмоций проще всего. Положение «между» – эфемерное, сиюминутное. Оно существует только в конкретном месте в какой-то миг, потому что нельзя остановить тень. Тень – это время и воля. Ты смог бы почувствовать, останься с эйнитами. Но ты не остался. А в миру так просто с собой не справишься. Кровь будет притягивать кровь. И твой гнев рано или поздно притянет чужой гнев, а ненависть – ненависть... Люди боятся эйнитов, потому что те искусственно удерживают себя в состоянии «между». Это трудно. Тень не стоит на месте, и каждый день последователи религии эйи должны работать над своим сознанием; каждый день бежать, чтобы оставаться. Они истязают себя медитациями и психическими упражнениями, аскетизмом и голодом, чтобы удержаться на границе между светом и тьмой. Попадаются, правда, дураки, которые не боятся. Вроде тебя.
Инспектор надолго замолчал.
– Скажите, господин инспекто... – решился я.
– Адам, наедине – Адам.
– Скажите... – я запнулся. Адам – было для меня слишком. – Эйниты живут общинами, чтобы не иметь лишних контактов с людьми?
– Они открыли тьме дорогу, но не хотят кормить зверя в себе. Присутствие тьмы, но не следование тьме. Каждый из них ведет свою личную битву темного со светлым. И надеется победить. Внутри себя. Это легче делать в уединении.
– Это возможно?
– Все возможно при сильном желании.
– Я все равно очень мало что понял.
– И не нужно пока. Просто – сдерживай себя. И помни, что вокруг тебя – люди. Большинство из них не может противостоять тебе. Будет плохо – улыбайся, умеешь – молись. Кому угодно. Это – не важно. И про фон Айвина... Враг, Агжей, не должен знать, как сильно ты его любишь. В гробу он видел эту твою любовь.
– И я его видел там же, – не удержался я. – Кто он вообще такой?!
Инспектор Джастин посмотрел прямо в мои печенки, но взгляда я не отвел. Достала уже эта свинья в оборках.
– Чем? – спросил он.
Я вспомнил про восемь часов в наручниках, но ничего не ответил. Потому что в другой ситуации я и это стерпел бы. Не в наручниках было дело. В чем-то еще. Непонятом до конца.
Одним словом – всем он меня раздражал. Кружевами идиотскими, мордой поросячьей напудренной.
Инспектор продолжал смотреть на меня.
– Не знаю, – признался я. – Просто – достал.
– Спать хочешь?
– Уже нет, в общем-то.
– Тогда пошли. С человеком одним тебя познакомлю. С Граны. Там и поговорим.
– Вот, Ивэ, посмотри на него.
В кресле сидел пожилой худенький грантс. Настолько мелкий, что едва ли был выше моего пояса. Взирал, правда, свысока... но... расфокусированно, что ли. На всего меня целиком смотрел, и внутрь, и снаружи сразу.
Чуть меньше секунды я даже ощущал, что не могу двинуться дальше рамок этого взгляда. Но заговорил инспектор Джастин, и...
– Агжей, это Мастер Ивэ.
Я как бы вынырнул.
Кивнул, как принято у них – голову чуть вниз и к правому плечу.
Мастер охотно улыбнулся мне. Он был похож на диковинную птицу – сухое лицо, костистый нос, больше смахивающий на клюв.
– Хороший у тебя ученик, вежливый. Не чета моему, – сказал он инспектору, кивая мне в ответ. Голос у него тоже был тонкий и сухой.
Я огляделся. Из-за спальной ширмы нарисовалась слегка помятая со сна фигура. Худощавый парнишка лет восемнадцати-двадцати с острыми, грантскими чертами лица, но светловолосый и высоковатый, всего на полголовы ниже меня.
Так или иначе, он был «не наш», хоть и не чистый грантс. И не скрывал этого – одежда, морда нахальная. Значит – в гостях.
Инспектор Джастин уловил мое недоумение и подтвердил:
– Да, экзотианец. Знакомьтесь.
Он не сказал «грантс».
Вообще-то «грантс» – прозвище немного обидное. Сами себя они называют «акраны» – люди, живущие на земле. А мы просто добавляем пренебрежительный аффикс к названию планеты. Маленькая месть за их хитрость и звериную беззлобную хищность.
Ну, будем надеяться, этот пацан – не самый запущенный в плане воспитания. Воспитывать их можно, я пробовал.
Парнишка подошел.
– Ки-а-Ано, – протянул он, почти пропел. – Можно по вашему – Киано. Значит – Клинок Холода.
– Агжей, – сказал я. – Можно – Бак, можно – Гордон. Но все это ровным счетом ничего не значит.
– А как лучше?
Мне удалось его удивить.
– Лучше – Агжей. Больше привык.
Я наблюдал исподтишка за Киано и видел, что тот заинтригован моим ростом и тем объемом в пространстве, который я занимаю. У него руки чесались проверить меня на прочность. Я вспомнил Леса и его постоянные подначки первые два-три месяца. У грантсов это в крови – испытать ближнего своего. Например, садануть чем-нибудь неожиданно.
Пока мы «переглядывались», инспектор Джастин тихо беседовал с мастером Ивэ. Но у меня хороший слух, и пару фраз я уловил. Инспектор объяснял, что я ему не ученик, потому что он НЕ МОЖЕТ меня взять. Грантс понимающе качал головой из стороны в сторону. Что имел в виду инспектор? Что я слишком взрослый уже для ученичества?
– Сели оба! – приказал мастер Ивэ, которому надоело, что мы загораживаем обзор.
Я почувствовал излишний нажим в его голосе. Вряд ли Киано слушался мастера с первого раза. Вот и сейчас – я сел, а он замер, хлопая ресницами и думая о чем-то своем. Это было так похоже на Леса. Я по привычке встал, впихнул парня в кресло и пересел так, чтобы при любом повороте головы он видел меня, Джастина или мастера Ивэ.
– Чай, Агжей, – попросил инспектор.
Я безропотно отправился ставить чайник.
За моей спиной светилась не выключенная интерактивная карта сектора, и взгляд Киано тут же прочно увяз в ней. Ему заранее было скучно.
– Жалко, что не ученик, – сказал грантс. – Я бы поменялся.
Я поставил чайник и выключил карту. Киано сделал круглые глаза. Я не отреагировал. Принес чай и сел в другое кресло, поближе к инспектору. Теперь отвлекаться мальчишке все равно было не на что.
– Ты, думаю, понимаешь, Ивэ, зачем я тебя позвал, но для мальчиков объясню. Мы будем вынуждены высадить на Грану десант. Это не лучшее решение. Потому что Грана – один из узловых моментов обороны, а мы уже имеем...
Киано не слушал, он размышлял, чем бы занять свою персону на ближайшие полчаса. Меня это напрягало – привык, чтобы бойцы изображали внимание. Я перехватил взгляд инспектора...
– Что ты хочешь, Агжей?
...встал и быстро сказал парню на ухо, что если он будет не в теме, подвешу за большой палец на правой ноге. Я знал, что нормальной угрозы грантс не испугается, нужно просто выбить его из процесса дуракаваляния. Иногда мне это помогало с Лесом.
Не знаю, что подумал обо мне Киано, но оставшееся время он честно пялился на старших. Вряд ли слушал. Интересно, сможет ли он пересказать потом этот разговор?
С Лесом я так и боролся первое время. Поначалу мы его воспитывали, он нас «не слышал». Пока кто-то не придумал заставлять пацана пересказывать прочитанную нотацию.
Память у грантсов прекрасная. Они могут воспроизвести получасовую беседу практически слово в слово. Наверное потому, что программа школьного образования там очень куцая, и мозги у молодежи забиты только символически.
– Мы уже имеем затяжной мятеж на Аннхелле, переходящий местами в гражданскую войну, – продолжал инспектор Джастин. – И если получим то же самое на Гране, останется только уничтожить ее население. Грантсы устроены так, что остановить «кровную месть», а без нее не обойдется, мы не сможем.
Я слушал и честно пытался понять: на кой Хэд нам вообще сдалась эта Грана? Зачем высаживать десант, если мы к этому не готовы? Или, если перевернуть, какое НАМ дело до того, как относятся к войне грантсы? Если инспектор Джастин и мастер Ивэ – друзья, то они могли бы... Стоп. У него родни там, наверное, навалом? В этом, что ли, дело?
– Нет, Агжей, – отозвался инспектор. Он последние несколько часов так приноровился ко мне, что отвечал на незаданные вопросы. – При необходимости мастер Ивэ пожертвовал бы не только собой, он – человек долга. Дело в одной странной штуке, называемой обывателями равновесием. Состояние равновесия – основополагающее состояние вещей в природе. Только люди могут воображать, что события развиваются сами по себе или зависят от слишком многих факторов, чтобы мы не смогли учесть их все. Происходящее зависит от двух-трех, от силы – полудюжины узловых вопросов и решений. Один из узловых моментов войны в нашем секторе – планета-Дом, Домус, Доминэ, так ее еще называют. Мы вплотную подошли к Дому и готовы сейчас торговаться с экзотианцами о прекращении боевых действий в этом секторе. Но торг будет возможен, только если мы проиллюстрируем, что можем контролировать сектор как угодно долго. А мы уже имеем бунт на Аннхелле, который еще нужно подавить любым относительно цивилизованным способом. Если уничтожим Аннхелл, перейдем те рамки, где слово «торг» вообще уместно.
Я понимал и не понимал, о чем он говорит. Взаимосвязь мистического «равновесия» вещей в природе и высадки десанта...
– Объясним им по-детски, – сказал вдруг мастер Ивэ, который отстраненно молчал все это время и смотрел куда-то в себя. – Ты тоже слушай, Ки, – он подался вперед. – Воюют не просто Империя и Экзотика. У двух миров – больше чем два интереса. Ваши, Аг, НЕ ВСЕ воюют с нами. Некоторые исподтишка воюют ЗА нас. А кое-кто в этой войне – вообще сам за себя, как мы с Адамом. Мы видим события иначе, чем вы. Мы видим причину и следствие, конец и начало – сразу. Для того чтобы война здесь зашла в тупик, вы должны были захватить Грану и удержать ее. Мы позволили это сделать. Нам было больно, но мы позволили. Покажи руки.
Я поднял раскрытые ладони.
– Не здесь, закатай рукав.
Я закатал. Шрамы от наручников, похоже, останутся на всю жизнь.
– Думаешь, Адам не знал, ЧТО произойдет? – спросил мастер Ивэ. И сам ответил. – Он знал. Но отпустил тебя. Поверь, ему было жаль. Но это событие являлось узловым в своем месте. Без него цепь сложилась бы иначе.
Я посмотрел на инспектора. Тот кивнул.
– Адам и прибыл сюда, – продолжал мастер Ивэ, – потому что в южном секторе возникла возможность изменить течение войны. Свести ее на нет. Сейчас южное крыло плотно увязло на границах Доминэ. Вы отрезали планету вместе с частью эскадры Локьё от Экзотианского сектора. И вас очень трудно отсюда выбить. Но развернуть наступление – не сможете. Мешает само положение планет в системе и пресловутая черная дыра. Если командование Империи решит смять остатки кораблей, отброшенных к Дому, крыло подставит бок резерву Содружества. Это будет очень глупая и бесславная битва, когда малые нанесут серьезный урон большим. А если успеют подойти корабли с Палма, от вас и мокрого места не останется. Имперские корабли, по сути, могут сейчас только стоять и блокировать подступы к Дому, растянув линию крыла. Если в захваченном секторе вспыхнет война, кораблям придется разорвать блокаду, чтобы подавить ее. Если войны не будет, Империя будет блокировать Дом как угодно долго. Вряд ли он с его климатом выдержит больше двух-трех лет осады. Но понимаем это не только мы с Адамом. А на кону лежат карты не двух, а трех мастей. Как ты знаешь, этот сектор галактики исторически смешан. Наши и ваши планеты крутятся слишком близко друг от друга. Есть экзотианцы, которые мечтают получить протекторат над Аннхеллом. Есть военные силы Империи, желающие подчинить себе весь сектор. Это ты учил. Но. Есть Люди Империи, предпочитающие оторвать кусок своих же земель и увести его под протекторат Экзотики. Они хотят, чтобы в этом районе война была проиграна вами. Это три основные масти. А вот тебе – четвертая и пятая. Такие, как я и Адам. И – ледяные аристократы. Беспамятные боги видят, клан пока не вмешивался в игру, у него хватает своих проблем. Но отдельные люди клана вполне могли войти в эту воду...
Мастер Ивэ перешел на привычное грантсам иносказание. Но оно меня пока не сбивало. «Клан» – это семьи экзотианских аристократов, я знал. В голове, и правда, немного прояснилось.
Я понял, почему мне казалось, что генерис Айвин играет «в чужие ворота» – он в самом деле был взбешен тем, что мы захватили Грану. И виноват в этом был я. Если бы он мог – пристрелил бы меня на месте. Генерис играл картами логики и проиграл.
Понял я и то, почему так странно смотрел на меня последние дни инспектор Джастин, и даже не стал устраивать мне сегодня «промывание мозгов». Жалел. По сути с его молчаливого разрешения все и произошло.
Но неужели можно предвидеть будущее?
Я поднял глаза на инспектора.
– Да спрашивай ты уже, – сказал он.
– Значит, правда, что можно ТОЧНО предсказывать события? Я ведь за этим и пошел тогда в эйнитский храм.
– Можно предвидеть события только в узловых точках. В точках наибольшего давления на реальность отдельных людей или причинных линий.
– Не так, Адам, он не учился философии и не понимает тебя.
– Ну, – сказал комкрыла, – вы сами напросились. Кто вас заставлял изучать эту проклятую Грану?
– Логика происходящего заставляла, думаю, – уколол я его нечаянно.
Но он не обиделся.
– Логика? Бабы – они такие, – помолчал, зевнул. – А это правда, что у вас на корабле – женщина?
– Почему только я Дарама у себя не оставил! – сказал, когда они ушли, инспектор. – У меня, когда на тебя гляжу, какие-то отеческие чувства начинают просыпаться. Первобытные.
– Жалко, – согласился я с ним совершенно искренне.
– Тебе-то чего вдруг?
Я фыркнул и выбросил зубочистку, которую жевал. Мы позавтракали второй раз вместе с гостями. Правда, ели только я и генерал Абэлис. Инспектор думал о чем-то, а генерис маялся. Может, разговор ему аппетит отбил, а может – боялся, что отравим.
– Вы считаете, что вот так, как вы – это гуманнее?
– А куда ты все время лезешь, мальчишка? И огрызаешься на каждой фразе! – инспектор должен был сорвать на ком-то раздражение и, похоже, кроме меня тут никого подходящего не росло.
Я развел руками, откинулся на спинку кресла и начал расслабляться. Он сам сказал прошлый раз – расслабься, и я собирался попробовать. Раз уж все равно влетит...
Руки и ноги удалось «отпустить» моментально. Напрактиковался, гляди-ка. По локтям пробежали мурашки, спине стало тепло...
Адам Джастин столкнулся с моим уже не замутненным интеллектом взглядом и все понял.
– А ну, прекрати! И сядь нормально, экспериментатор!
Я выпрямился.
– Пока я хочу от тебя только одного – чтобы ты научился сдерживать эмоции. Или вообще забыл, что они у тебя есть. На время. Тебе прорубили дырку только в темную половину тебя самого. Это ты понимаешь?
Я виновато пожал плечами. Он вроде просто ругал меня, но все равно стало как-то неловко. Если честно, понимал я лишь то, что мои негативные эмоции усилились. И когда накатывали раздражение или злость, окружающим тоже становилось несладко. Больше я ничего нового в себе не ощущал.
Нужно было что-то отвечать, и я спросил:
– А что, хорошие эмоции тоже могут потом усилиться?
– Усилиться, сказал тоже, – фыркнул Адам Джастин.
Похоже, я его рассмешил. Это обнадеживало. Может, обойдется без разноса сегодня? Сейчас инспектор просто говорил со мной.
– Каждый из нас – слепок этого мира, слияние трех начал. Темная сторона, светлая и то, что между. Подчиняться позывам темных эмоций проще всего. Положение «между» – эфемерное, сиюминутное. Оно существует только в конкретном месте в какой-то миг, потому что нельзя остановить тень. Тень – это время и воля. Ты смог бы почувствовать, останься с эйнитами. Но ты не остался. А в миру так просто с собой не справишься. Кровь будет притягивать кровь. И твой гнев рано или поздно притянет чужой гнев, а ненависть – ненависть... Люди боятся эйнитов, потому что те искусственно удерживают себя в состоянии «между». Это трудно. Тень не стоит на месте, и каждый день последователи религии эйи должны работать над своим сознанием; каждый день бежать, чтобы оставаться. Они истязают себя медитациями и психическими упражнениями, аскетизмом и голодом, чтобы удержаться на границе между светом и тьмой. Попадаются, правда, дураки, которые не боятся. Вроде тебя.
Инспектор надолго замолчал.
– Скажите, господин инспекто... – решился я.
– Адам, наедине – Адам.
– Скажите... – я запнулся. Адам – было для меня слишком. – Эйниты живут общинами, чтобы не иметь лишних контактов с людьми?
– Они открыли тьме дорогу, но не хотят кормить зверя в себе. Присутствие тьмы, но не следование тьме. Каждый из них ведет свою личную битву темного со светлым. И надеется победить. Внутри себя. Это легче делать в уединении.
– Это возможно?
– Все возможно при сильном желании.
– Я все равно очень мало что понял.
– И не нужно пока. Просто – сдерживай себя. И помни, что вокруг тебя – люди. Большинство из них не может противостоять тебе. Будет плохо – улыбайся, умеешь – молись. Кому угодно. Это – не важно. И про фон Айвина... Враг, Агжей, не должен знать, как сильно ты его любишь. В гробу он видел эту твою любовь.
– И я его видел там же, – не удержался я. – Кто он вообще такой?!
Инспектор Джастин посмотрел прямо в мои печенки, но взгляда я не отвел. Достала уже эта свинья в оборках.
– Чем? – спросил он.
Я вспомнил про восемь часов в наручниках, но ничего не ответил. Потому что в другой ситуации я и это стерпел бы. Не в наручниках было дело. В чем-то еще. Непонятом до конца.
Одним словом – всем он меня раздражал. Кружевами идиотскими, мордой поросячьей напудренной.
Инспектор продолжал смотреть на меня.
– Не знаю, – признался я. – Просто – достал.
– Спать хочешь?
– Уже нет, в общем-то.
– Тогда пошли. С человеком одним тебя познакомлю. С Граны. Там и поговорим.
– Вот, Ивэ, посмотри на него.
В кресле сидел пожилой худенький грантс. Настолько мелкий, что едва ли был выше моего пояса. Взирал, правда, свысока... но... расфокусированно, что ли. На всего меня целиком смотрел, и внутрь, и снаружи сразу.
Чуть меньше секунды я даже ощущал, что не могу двинуться дальше рамок этого взгляда. Но заговорил инспектор Джастин, и...
– Агжей, это Мастер Ивэ.
Я как бы вынырнул.
Кивнул, как принято у них – голову чуть вниз и к правому плечу.
Мастер охотно улыбнулся мне. Он был похож на диковинную птицу – сухое лицо, костистый нос, больше смахивающий на клюв.
– Хороший у тебя ученик, вежливый. Не чета моему, – сказал он инспектору, кивая мне в ответ. Голос у него тоже был тонкий и сухой.
Я огляделся. Из-за спальной ширмы нарисовалась слегка помятая со сна фигура. Худощавый парнишка лет восемнадцати-двадцати с острыми, грантскими чертами лица, но светловолосый и высоковатый, всего на полголовы ниже меня.
Так или иначе, он был «не наш», хоть и не чистый грантс. И не скрывал этого – одежда, морда нахальная. Значит – в гостях.
Инспектор Джастин уловил мое недоумение и подтвердил:
– Да, экзотианец. Знакомьтесь.
Он не сказал «грантс».
Вообще-то «грантс» – прозвище немного обидное. Сами себя они называют «акраны» – люди, живущие на земле. А мы просто добавляем пренебрежительный аффикс к названию планеты. Маленькая месть за их хитрость и звериную беззлобную хищность.
Ну, будем надеяться, этот пацан – не самый запущенный в плане воспитания. Воспитывать их можно, я пробовал.
Парнишка подошел.
– Ки-а-Ано, – протянул он, почти пропел. – Можно по вашему – Киано. Значит – Клинок Холода.
– Агжей, – сказал я. – Можно – Бак, можно – Гордон. Но все это ровным счетом ничего не значит.
– А как лучше?
Мне удалось его удивить.
– Лучше – Агжей. Больше привык.
Я наблюдал исподтишка за Киано и видел, что тот заинтригован моим ростом и тем объемом в пространстве, который я занимаю. У него руки чесались проверить меня на прочность. Я вспомнил Леса и его постоянные подначки первые два-три месяца. У грантсов это в крови – испытать ближнего своего. Например, садануть чем-нибудь неожиданно.
Пока мы «переглядывались», инспектор Джастин тихо беседовал с мастером Ивэ. Но у меня хороший слух, и пару фраз я уловил. Инспектор объяснял, что я ему не ученик, потому что он НЕ МОЖЕТ меня взять. Грантс понимающе качал головой из стороны в сторону. Что имел в виду инспектор? Что я слишком взрослый уже для ученичества?
– Сели оба! – приказал мастер Ивэ, которому надоело, что мы загораживаем обзор.
Я почувствовал излишний нажим в его голосе. Вряд ли Киано слушался мастера с первого раза. Вот и сейчас – я сел, а он замер, хлопая ресницами и думая о чем-то своем. Это было так похоже на Леса. Я по привычке встал, впихнул парня в кресло и пересел так, чтобы при любом повороте головы он видел меня, Джастина или мастера Ивэ.
– Чай, Агжей, – попросил инспектор.
Я безропотно отправился ставить чайник.
За моей спиной светилась не выключенная интерактивная карта сектора, и взгляд Киано тут же прочно увяз в ней. Ему заранее было скучно.
– Жалко, что не ученик, – сказал грантс. – Я бы поменялся.
Я поставил чайник и выключил карту. Киано сделал круглые глаза. Я не отреагировал. Принес чай и сел в другое кресло, поближе к инспектору. Теперь отвлекаться мальчишке все равно было не на что.
– Ты, думаю, понимаешь, Ивэ, зачем я тебя позвал, но для мальчиков объясню. Мы будем вынуждены высадить на Грану десант. Это не лучшее решение. Потому что Грана – один из узловых моментов обороны, а мы уже имеем...
Киано не слушал, он размышлял, чем бы занять свою персону на ближайшие полчаса. Меня это напрягало – привык, чтобы бойцы изображали внимание. Я перехватил взгляд инспектора...
– Что ты хочешь, Агжей?
...встал и быстро сказал парню на ухо, что если он будет не в теме, подвешу за большой палец на правой ноге. Я знал, что нормальной угрозы грантс не испугается, нужно просто выбить его из процесса дуракаваляния. Иногда мне это помогало с Лесом.
Не знаю, что подумал обо мне Киано, но оставшееся время он честно пялился на старших. Вряд ли слушал. Интересно, сможет ли он пересказать потом этот разговор?
С Лесом я так и боролся первое время. Поначалу мы его воспитывали, он нас «не слышал». Пока кто-то не придумал заставлять пацана пересказывать прочитанную нотацию.
Память у грантсов прекрасная. Они могут воспроизвести получасовую беседу практически слово в слово. Наверное потому, что программа школьного образования там очень куцая, и мозги у молодежи забиты только символически.
– Мы уже имеем затяжной мятеж на Аннхелле, переходящий местами в гражданскую войну, – продолжал инспектор Джастин. – И если получим то же самое на Гране, останется только уничтожить ее население. Грантсы устроены так, что остановить «кровную месть», а без нее не обойдется, мы не сможем.
Я слушал и честно пытался понять: на кой Хэд нам вообще сдалась эта Грана? Зачем высаживать десант, если мы к этому не готовы? Или, если перевернуть, какое НАМ дело до того, как относятся к войне грантсы? Если инспектор Джастин и мастер Ивэ – друзья, то они могли бы... Стоп. У него родни там, наверное, навалом? В этом, что ли, дело?
– Нет, Агжей, – отозвался инспектор. Он последние несколько часов так приноровился ко мне, что отвечал на незаданные вопросы. – При необходимости мастер Ивэ пожертвовал бы не только собой, он – человек долга. Дело в одной странной штуке, называемой обывателями равновесием. Состояние равновесия – основополагающее состояние вещей в природе. Только люди могут воображать, что события развиваются сами по себе или зависят от слишком многих факторов, чтобы мы не смогли учесть их все. Происходящее зависит от двух-трех, от силы – полудюжины узловых вопросов и решений. Один из узловых моментов войны в нашем секторе – планета-Дом, Домус, Доминэ, так ее еще называют. Мы вплотную подошли к Дому и готовы сейчас торговаться с экзотианцами о прекращении боевых действий в этом секторе. Но торг будет возможен, только если мы проиллюстрируем, что можем контролировать сектор как угодно долго. А мы уже имеем бунт на Аннхелле, который еще нужно подавить любым относительно цивилизованным способом. Если уничтожим Аннхелл, перейдем те рамки, где слово «торг» вообще уместно.
Я понимал и не понимал, о чем он говорит. Взаимосвязь мистического «равновесия» вещей в природе и высадки десанта...
– Объясним им по-детски, – сказал вдруг мастер Ивэ, который отстраненно молчал все это время и смотрел куда-то в себя. – Ты тоже слушай, Ки, – он подался вперед. – Воюют не просто Империя и Экзотика. У двух миров – больше чем два интереса. Ваши, Аг, НЕ ВСЕ воюют с нами. Некоторые исподтишка воюют ЗА нас. А кое-кто в этой войне – вообще сам за себя, как мы с Адамом. Мы видим события иначе, чем вы. Мы видим причину и следствие, конец и начало – сразу. Для того чтобы война здесь зашла в тупик, вы должны были захватить Грану и удержать ее. Мы позволили это сделать. Нам было больно, но мы позволили. Покажи руки.
Я поднял раскрытые ладони.
– Не здесь, закатай рукав.
Я закатал. Шрамы от наручников, похоже, останутся на всю жизнь.
– Думаешь, Адам не знал, ЧТО произойдет? – спросил мастер Ивэ. И сам ответил. – Он знал. Но отпустил тебя. Поверь, ему было жаль. Но это событие являлось узловым в своем месте. Без него цепь сложилась бы иначе.
Я посмотрел на инспектора. Тот кивнул.
– Адам и прибыл сюда, – продолжал мастер Ивэ, – потому что в южном секторе возникла возможность изменить течение войны. Свести ее на нет. Сейчас южное крыло плотно увязло на границах Доминэ. Вы отрезали планету вместе с частью эскадры Локьё от Экзотианского сектора. И вас очень трудно отсюда выбить. Но развернуть наступление – не сможете. Мешает само положение планет в системе и пресловутая черная дыра. Если командование Империи решит смять остатки кораблей, отброшенных к Дому, крыло подставит бок резерву Содружества. Это будет очень глупая и бесславная битва, когда малые нанесут серьезный урон большим. А если успеют подойти корабли с Палма, от вас и мокрого места не останется. Имперские корабли, по сути, могут сейчас только стоять и блокировать подступы к Дому, растянув линию крыла. Если в захваченном секторе вспыхнет война, кораблям придется разорвать блокаду, чтобы подавить ее. Если войны не будет, Империя будет блокировать Дом как угодно долго. Вряд ли он с его климатом выдержит больше двух-трех лет осады. Но понимаем это не только мы с Адамом. А на кону лежат карты не двух, а трех мастей. Как ты знаешь, этот сектор галактики исторически смешан. Наши и ваши планеты крутятся слишком близко друг от друга. Есть экзотианцы, которые мечтают получить протекторат над Аннхеллом. Есть военные силы Империи, желающие подчинить себе весь сектор. Это ты учил. Но. Есть Люди Империи, предпочитающие оторвать кусок своих же земель и увести его под протекторат Экзотики. Они хотят, чтобы в этом районе война была проиграна вами. Это три основные масти. А вот тебе – четвертая и пятая. Такие, как я и Адам. И – ледяные аристократы. Беспамятные боги видят, клан пока не вмешивался в игру, у него хватает своих проблем. Но отдельные люди клана вполне могли войти в эту воду...
Мастер Ивэ перешел на привычное грантсам иносказание. Но оно меня пока не сбивало. «Клан» – это семьи экзотианских аристократов, я знал. В голове, и правда, немного прояснилось.
Я понял, почему мне казалось, что генерис Айвин играет «в чужие ворота» – он в самом деле был взбешен тем, что мы захватили Грану. И виноват в этом был я. Если бы он мог – пристрелил бы меня на месте. Генерис играл картами логики и проиграл.
Понял я и то, почему так странно смотрел на меня последние дни инспектор Джастин, и даже не стал устраивать мне сегодня «промывание мозгов». Жалел. По сути с его молчаливого разрешения все и произошло.
Но неужели можно предвидеть будущее?
Я поднял глаза на инспектора.
– Да спрашивай ты уже, – сказал он.
– Значит, правда, что можно ТОЧНО предсказывать события? Я ведь за этим и пошел тогда в эйнитский храм.
– Можно предвидеть события только в узловых точках. В точках наибольшего давления на реальность отдельных людей или причинных линий.
– Не так, Адам, он не учился философии и не понимает тебя.
