Баба Яга доехала по лесной тропинке до опушки, откуда сквозь порыжевшие деревья уже виднелся яркий зелёный забор первого совхозного дома, и спрятала велосипед в кустах. Не годилось людям знать, что осталась она без верной своей метлы.
С горки Яга спустилась пешком, ловко и уверенно ставя крепкие и совсем не "костяные" ноги. Дикая малина поникла уже и спряталась в папоротниках, маслята сыто поблёскивали в сонной траве, стыдливо краснели недотроги сыроежки. Но некому было в крошечном хозяйстве "Тайнинское" бегать за грибами. Детишек скудная молодёжь заводить не спешила, мечтая сначала вырваться в большой город или уж на худую – так хоть в райцентр – в пыльный и несуетный Чейск. Только туристы и беспокоили домоседку-Ягу, но беспокоили крепко.
"Напасти на них нет!" – шипела бабка, пробираясь сквозь заросли лопуха на задах окраинных домов, чтобы, не пересекая единственной улочки, выйти к деревне Воробьяниново, к которой Тайнинское мараловодческое хозяйство жалось левым боком. Репьи цеплялись за новую цыганскую юбку Яги, обрадованные возможностью завести детей где-нибудь в центре села. Раньше – тихого, удалённого от основных людских рек, но теперь всё больше страдающего от модной напасти – экотуристов. Молочка им, видишь ли, подавай парного, звёзд полночных ярких, дымом городским незанавешенных! Мозги им хочется переподключить от вай-фая к игре ветра в серёжках берёзовых, что б им пусто было!
Туристы – пугай не пугай – лезли едва не в печку. Уж и лешего Яга просила присмотреть, и водяного – ничто не останавливало оголтелых горожан. Блудили в лесистом предгорье, тонули в сердитой горной речке, но нет-нет да и добирались до приземистого сруба, полагая его за пристанище староверки, вроде Агафьи Лыковой. И всё на карточку заснять пытались! Даже саму Ягу вспышкой слепить не брезговали.
В порче и сглазе фотоаппаратов достигла она высот практически небывалых, а вот избушку не уберегла. Её фото во Всемирной сети Интернет ужасно возбуждало теперь охочих до приключений туристов. Хоть переходи уже с мирной вегетарианской диеты на боевую, мясную!
Хитрый пошёл турист. Приляжет Баба Яга вздремнуть месяцок-другой, а уже и забредёт кто с рюкзаком да трекинговыми палками. Такая палка даже в печь не годится! Хорошо хоть наменяла Яга на эти палки свежих яиц у деревенских. Те вроде наловчились помидоры на хитрый туристский трекинг привязывать.
И вздремнула-то всего ничего – с июля по август. Как не поспать чуток одинокой бабке? Лес большой, заботы требует, а она уж которое столетие одна как перст. Поизмельчали людишки. Где её взять, Елень или Базилису, чтобы заботы лесные доверить? Вот и крутилась Яга всю весну юлою – где пожар в бору, где деревушку паводком подтопит. Прикорнула с устатку на печи, а проснулась – метлы тю-тю!
Это велосипед можно прикупить в ближайшем магазине самообслуживания, где на соседних полках и хлеб, и стиральный порошок, а в углу – железная клетка с модными зелёным галошами на алой подкладке. А метла-то нужна своя, заговорённая.
Для настоящей колдовской метлы каждый прутик с нужного дерева срезают да в нужное время. Омелу – в полнолуние, берёзу – на двенадцатый день растущей луны, осину – так только в луну чёрную. А сама метла вяжется в купальскую ночь. Это что же, из-за туристов – год теперь новую метлу готовить?
Яга преодолела-таки разлапистое лопушиное царство, отряхнула юбку от репьёв, пригнулась пониже, изображая старческий радикулит, и засеменила задами к дому деревенского участкового, чей портрет красовался в центре села на единственном магазине.
Пускай-ка участковый отыщет супостатов. Пожалеет старую.
Как ей одной управиться? Змея ли Горыныча по следу пустить – так деревню спалит-разорит, а как ей на старости лет без деревни, коли к парному молоку привыкла – похуже самогона? Серого Волка позвать, так тот теперь к Чейскому мясокомбинату приписан, охраняет. А кот Баюн – так и вообще в клубе на баяне играть подрядился, пойди, дозовись его. А речки вспять воротить – стара она уже. Разве что на лопату охальников да в печку!
Баба Яга распахнула новую крепкую калитку в высоком заборе участкового, миновала будку с впавшей в кому собакой (собаку-то не обманешь показным вегетарьянством) и занесла ногу в новой калошине, чтобы стукнуть в дверь. И тут вспомнила, что позабыла дома клюку!
Вот незадача! Она изогнулась поубедительнее, подпёрла кулаком спину, чтобы не распрямиться ненароком, и ввалилась в обширную обихоженную избу участкового.
– Ой, милок, ограбили-и! – загнусила Яга с порога.
Участковый, принимавший в это время на кухне густой горячий борщ, поперхнулся лавровым листом и едва не отдал Богу то, что причиталось уже мирскому правосудию. Был участковый ленив, не гнушался мелким браконьерством и приношениями селян не брезговал. Но отношения у них с Ягой сложились хорошие.
Ещё по за той весне приспичило Яге ярое солнце по старинке блинами встретить. А на настоящие блины дрова нужны не колдовские, а человеческими руками сработанные. Вот и решила она заглянуть в село, мужика какого попросить – пособи, мол. Зашла в крайнюю избу, а там участковый как раз пироги уминал: возьмёт пирог, помнёт, пожамкает да и целиком в рот запихает. Ну и, понятное дело, не до бабки ему в этот момент было.
А спустя малое время заглянула в ту же избу соседка. Глядь – за столом, новенькой клеёночкой покрытом, не мужик сидит, а идолище поганое! Вместо головы – чурбан липовый, в чурбане – дупло, и в это дупло идолище пироги запихивает!
Соседка в крик, а чурбан жрёт да чавкает, жрёт да чавкает.
Вот с той истории и стал участковый к сельским пенсионерам весьма расположен. Потому прокашлялся, нос красный кулаком вытер, костюм форменный одёрнул и наизготовку встал: мол, готов трудиться на благо людям. Нехай с ним, с борщом, пусть хоть стынет!
Баба Яга скорбно поджала губы и поведала полиционеру, по случайности или по родовому соответствию носящему фамилию Чурбанов, горькое своё горе. Проснулась, мол, а метлы – тю-тю. И туристским духом несёт так, что аллергия разыгралась. Будь она на тысчёнку-другую лет помоложе, бросилась бы в погоню по запаху да по густому, сравняла бы охальников с землёй сыпучей, пеплом бы развеяла... Но вот незадача – ноги старые, не держат. Как ей в погоню – без метлы-то? Едва добралась до деревни на… Тут Баба Яга замялась и решила слукавить: на своих двоих, мол, доковыляла.
Участковый Чурбанов вспомнил, как, в зеркало глянув, по лесу бегал да коленки у Яги в избушке протирал. Если бы не внучка, что надоумила, как себя вести, так и остался бы чурбаном… И в помощи отказать не посмел.
Долго сказка сказывается, а мотоцикл полициянт раскочегарил в две минуты. Яга пожеманилась, но уселась в коляску. (Не бежать же ей, уставив нос по ветру, попередь мотоцикла?) Она громко высморкалась в клетчатый мужской платок, и мотоцикл покатил с ветерком вслед за густым человечьим духом.
Плохонький асфальт кончился сразу по выезду из села, под колёса легла разбитая грунтовая дорога, посыпанная для острастки гравием. Люлька с Бабой Ягой подпрыгивала на выбоинах, пыль поднималась клубами, по неудобицам цвёл иван-чай вперемешку с крапивой. Вскоре показались совхозные поля, золотые от подсолнечника.
А сладкий "человеческий дух" всё летел вдаль лёгким облачком, и конца-краю не видать было этой неспешной погоне.
Через час Ягу растрясло с непривычки, она маялась и чихала. Участковый давно уже понял, что мотоцикл не очень-то годится для ледащей пенсионерки, и ломал голову, где бы выпросить хотя бы старенький "москвич".
Вот так и доехали Баба Яга с участковым до берёзовых колок, где дорога разветвлялась и левая ветка её уходила к соседней деревне Хлестокурово. Участковый покосился на Бабу Ягу, та кивнула, и мотоцикл резво покатил к сельсовету.
В администрации села Хлестокурово было не по-деревенски пусто. Пустовал даже кособокий вахтёрский столик у лестницы на второй этаж, где под охраной таилось от народа самое высокое хлестокуровское начальство.
Участковый помог Яге преодолеть скрипучую деревянную лестницу и замер в нерешительности. Надписи на дверях гласили: "Первый заместитель С. Я. Слепых", "Зам. по АПХ Н. Я. Глухих", "Глава сельсовета А. Я. Копыто". В табличку с фамилией Копыто была воткнута бумажка с надписью красным маркером "Не беспокоить!". Участковый Чурбанов почесал то место, где иногда зарождаются у людей умные мысли, и толкнул среднюю дверь.
Чиновник сидел за столом аккуратненький, короткопалый, в круглых очках. Глаз от бумаг он не поднял и головы к вошедшим не повернул.
Участковый кашлянул и, не добившись никакого шевеления, сказал громко:
– Старший сержант Чурбанов! Нам бы транспорт какой, расследованию пособить?
Чиновник вздрогнул и уставился на Бабу Ягу, что лесной филин. Лицо его отразило подслеповатое недоумение: кто, мол, пустил в кабинет посторонних?!
Баба Яга прищурилась было: а не превратить ли короткопалого в этого самого филина, раз уж сам готов заухать? Но тут, диссонансом бумажному личику чиновника, казалось, никогда и не слыхивавшего ни о чём странном и неведомом, из-за стены соседнего кабинета донёсся совершенно потусторонний утробный звук!
Полиционер вздрогнул и схватился за отсутствующую кобуру, а очки у чиновника сползли на нос, обнажив острые глазки-гвоздики. И только Баба Яга ощутила вдруг то же, что чует старая охотничья собака, случайно уткнувшаяся в горячий след!
Яга, позабыв про радикулит, выскочила из кабинета чиновника-филина и рванула в соседний! В тот самый, где в табличке торчала бумажка с надписью "Не беспокоить!".
Беспокоить обладателя двери с бумажкой и впрямь было поздно. Тут же выяснилось и то, почему не сидел за своим столом вахтёр, пусты и гулки были коридоры. В кабинете А. Я. Копыто столпились все работники администрации. Чиновник в чём мать родила стоял в своём огромном кожаном кресле. Маленький, в четверть обычного человека, ладенький, лишённый видимых органов чувств – бесполый, безухий и безглазый. Он ничего не делал, только время от времени издавал дикое, леденящее кровь "И-уа!".
"Голем", – ахнула про себя Баба Яга.
Ей не в новинку было, что среди хоть как-то работающего деревенского начальства самый главный колосс оказался – напрочь проглиневшим. На такого только метлой махни...
Яга оглянулась в поисках метлы, тут явно без неё не обошлось. Но метлы не было. Только слабый запах туристов прятался по углам да вроде как следы от прутьев змеились по затоптанному ковру.
Первым опомнился участковый. Он обошёл вокруг голема, осмотрел его и, побрезговав бумагой на чиновничьем столе, достал из кармана блокнот.
– Свидетелей попрошу не расходиться! – рявкнул он.
И вот тут-то столпившихся в кабинете наконец прорвало. Секретарша ударилась в слёзы, сослуживцы задрожали, как листья на ветру, а старенький вахтёр подскочил к пузатому шкафу, где радостно поблёскивал дорогой коньяк, схватил бутылку "Наполеона", обнял её, как друга, и прижал к впалой груди.
Баба Яга дунула-плюнула, понимая, что иначе они ничего не узнают от бестолковых клерков, и напустила на секретаршу дух разумения. Только тогда девица начала рассказывать, промокая глаза подолом юбки.
– Я ж их не пускала, занят, мол. А они – "мы на минуточку, на минуточку" – и веником на меня машут...
– Метлой, – поджав губы, уточнила Яга.
– Вот я и говорю – веником! – всхлипнула секретарша. – Я не пускала. Не знаю я, как так вышло. Заглянула – а они там! А он – стоит в кресле и па-альцем грози-ит…
– А туристы? – строго спросил старший сержант Чурбанов.
– А туристы убежали-и… – заплакала секретарша.
Голем, уловив знакомые нотки, с готовностью подвыл. Вахтёр рванул с бутылки пробку, два клерка кинулись утешать секретаршу, но столкнулись лбами и заплакали друг другу в жилетки.
– Фу-ты, срамота! – рассердилась Баба Яга, хлопнула в ладоши и выключила все посторонние звуки. Потом прошлась, подбоченясь, по кабинету, где продолжалась слёзодавительная пантомима, и отыскала-таки крохотный кусочек берёзового прута от метлы. Она озабоченно сдвинула брови, поплевала на все четыре стороны и топнула обутой в галошу ногой.
Стрелки на настенных часах дрогнули, насторожили уши и начали крутиться назад, пока не замерли на двенадцати пополудни. Получалось, что туристы уже четыре часа как ушли, и на попутке они успели бы добраться даже до райцентра, города Чейска.
Баба Яга с неохотой нашарила в кармане, пёстрой заплаткой болтающемся на юбке, пригоршню гороха (добрый горох-то нынче дорог) и швырнула на пол. Горошины выбросили зелёные стрелки ростков и, обгоняя друг друга, устремились к потолку. Они раскрывали листочки, обвивали усами всё, до чего могли дотянуться: шторы, ноги и руки замерших, испуганных людей. Скоро в переплетениях зелёных стеблей исчезли и посетители, и мебель, и даже участковый Чурбанов зазеленел весь и покрылся белыми бутонами гороховых цветов. А потом зелень начала так же стремительно сохнуть, скукоживаться – и вдруг вспыхнула колдовским огнём и осыпалась пеплом.
Комнату заволокло дымом. Люди начали чихать. Наконец и голем, не имея носа, раздулся весь изнутри и оглушительно чихнул!
Дым рассеялся. В кресле сидел уже не голем, а толстенький мужичок. Дородный сливовощёкий царёк деревенского масштаба, по закономерному сельскому недоразумению попавший прямиком в главы администрации.
Баба Яга погрозила ему пальцем, он тут же сдулся, испуганно захлопав глазами. Чиновник ещё не понял точно, что же с ним приключилось, лишь редкие волоски на его многострадальной плеши один за другим становились стоймя да пальцы выбивали истеричную дробь.
Участковый Чурбанов, повидавший уже с Ягой всякое, откашлялся и потребовал предоставить ему для расследования не абы что, а личную копытовскую "Волгу". А. Я. Копыто потянулся к телефону и под глухой стук упавшей в обморок секретарши вызвал шофёра, а потом уставился на Ягу, как муха на влажное полотенце.
– Чего туристы-то просили? Куда дальше пошли? – строго поинтересовалась та.
Но Копыто только молчал и пучил новенькие глазки. Выдернутый из привычного чиновничьего мира, в мире настоящем он вёл себя как существо весьма ограниченно разумное. Потому-то он и успел побывать големом. Метла ведь не человек, её магия способна лишь приравнивать подобное к подобному.
Баба Яга огорчённо зацыкала, понимая, что настоящего толку от марионеточного человека не добьёшься, опять поплевала по сторонам, взяла графин и плеснула воду на ковёр, где та не растеклась, а легла ровным зеркальным озерцом. И все, кто был в кабинете, увидали вдруг в озерце точно такой же кабинет, с тем же чиновником. И дверь, в которую вошли парень и девушка в джинсах. Парень был с рюкзачком, а девушка держала в руках большую лохматую метлу.
Участковый Чурбанов, увидев подростков, схватился за сердце, но Яга этого не заметила, так пристально уставилась она на фигурки в зеркале воды. Девушка о чём-то говорила, оживлённо размахивая руками, чиновник кривился. Но, к сожалению, звука "телевизор" Бабы Яги воспроизвести не мог.
Видно было только, что, разгорячённая спором, девица стукнула комелем метлы об пол, комнату заволокло дымом, а когда дым рассеялся, в кресле сидел уже всем знакомый обрубок.
Увидев со стороны, как было дело, Копыто вздрогнул, побелел, словно рожала его не Настя Егорова от непутёвого экспедитора, а берендейка-Снегурочка.
С горки Яга спустилась пешком, ловко и уверенно ставя крепкие и совсем не "костяные" ноги. Дикая малина поникла уже и спряталась в папоротниках, маслята сыто поблёскивали в сонной траве, стыдливо краснели недотроги сыроежки. Но некому было в крошечном хозяйстве "Тайнинское" бегать за грибами. Детишек скудная молодёжь заводить не спешила, мечтая сначала вырваться в большой город или уж на худую – так хоть в райцентр – в пыльный и несуетный Чейск. Только туристы и беспокоили домоседку-Ягу, но беспокоили крепко.
"Напасти на них нет!" – шипела бабка, пробираясь сквозь заросли лопуха на задах окраинных домов, чтобы, не пересекая единственной улочки, выйти к деревне Воробьяниново, к которой Тайнинское мараловодческое хозяйство жалось левым боком. Репьи цеплялись за новую цыганскую юбку Яги, обрадованные возможностью завести детей где-нибудь в центре села. Раньше – тихого, удалённого от основных людских рек, но теперь всё больше страдающего от модной напасти – экотуристов. Молочка им, видишь ли, подавай парного, звёзд полночных ярких, дымом городским незанавешенных! Мозги им хочется переподключить от вай-фая к игре ветра в серёжках берёзовых, что б им пусто было!
Туристы – пугай не пугай – лезли едва не в печку. Уж и лешего Яга просила присмотреть, и водяного – ничто не останавливало оголтелых горожан. Блудили в лесистом предгорье, тонули в сердитой горной речке, но нет-нет да и добирались до приземистого сруба, полагая его за пристанище староверки, вроде Агафьи Лыковой. И всё на карточку заснять пытались! Даже саму Ягу вспышкой слепить не брезговали.
В порче и сглазе фотоаппаратов достигла она высот практически небывалых, а вот избушку не уберегла. Её фото во Всемирной сети Интернет ужасно возбуждало теперь охочих до приключений туристов. Хоть переходи уже с мирной вегетарианской диеты на боевую, мясную!
Хитрый пошёл турист. Приляжет Баба Яга вздремнуть месяцок-другой, а уже и забредёт кто с рюкзаком да трекинговыми палками. Такая палка даже в печь не годится! Хорошо хоть наменяла Яга на эти палки свежих яиц у деревенских. Те вроде наловчились помидоры на хитрый туристский трекинг привязывать.
И вздремнула-то всего ничего – с июля по август. Как не поспать чуток одинокой бабке? Лес большой, заботы требует, а она уж которое столетие одна как перст. Поизмельчали людишки. Где её взять, Елень или Базилису, чтобы заботы лесные доверить? Вот и крутилась Яга всю весну юлою – где пожар в бору, где деревушку паводком подтопит. Прикорнула с устатку на печи, а проснулась – метлы тю-тю!
Это велосипед можно прикупить в ближайшем магазине самообслуживания, где на соседних полках и хлеб, и стиральный порошок, а в углу – железная клетка с модными зелёным галошами на алой подкладке. А метла-то нужна своя, заговорённая.
Для настоящей колдовской метлы каждый прутик с нужного дерева срезают да в нужное время. Омелу – в полнолуние, берёзу – на двенадцатый день растущей луны, осину – так только в луну чёрную. А сама метла вяжется в купальскую ночь. Это что же, из-за туристов – год теперь новую метлу готовить?
Яга преодолела-таки разлапистое лопушиное царство, отряхнула юбку от репьёв, пригнулась пониже, изображая старческий радикулит, и засеменила задами к дому деревенского участкового, чей портрет красовался в центре села на единственном магазине.
Пускай-ка участковый отыщет супостатов. Пожалеет старую.
Как ей одной управиться? Змея ли Горыныча по следу пустить – так деревню спалит-разорит, а как ей на старости лет без деревни, коли к парному молоку привыкла – похуже самогона? Серого Волка позвать, так тот теперь к Чейскому мясокомбинату приписан, охраняет. А кот Баюн – так и вообще в клубе на баяне играть подрядился, пойди, дозовись его. А речки вспять воротить – стара она уже. Разве что на лопату охальников да в печку!
Баба Яга распахнула новую крепкую калитку в высоком заборе участкового, миновала будку с впавшей в кому собакой (собаку-то не обманешь показным вегетарьянством) и занесла ногу в новой калошине, чтобы стукнуть в дверь. И тут вспомнила, что позабыла дома клюку!
Вот незадача! Она изогнулась поубедительнее, подпёрла кулаком спину, чтобы не распрямиться ненароком, и ввалилась в обширную обихоженную избу участкового.
– Ой, милок, ограбили-и! – загнусила Яга с порога.
Участковый, принимавший в это время на кухне густой горячий борщ, поперхнулся лавровым листом и едва не отдал Богу то, что причиталось уже мирскому правосудию. Был участковый ленив, не гнушался мелким браконьерством и приношениями селян не брезговал. Но отношения у них с Ягой сложились хорошие.
Ещё по за той весне приспичило Яге ярое солнце по старинке блинами встретить. А на настоящие блины дрова нужны не колдовские, а человеческими руками сработанные. Вот и решила она заглянуть в село, мужика какого попросить – пособи, мол. Зашла в крайнюю избу, а там участковый как раз пироги уминал: возьмёт пирог, помнёт, пожамкает да и целиком в рот запихает. Ну и, понятное дело, не до бабки ему в этот момент было.
А спустя малое время заглянула в ту же избу соседка. Глядь – за столом, новенькой клеёночкой покрытом, не мужик сидит, а идолище поганое! Вместо головы – чурбан липовый, в чурбане – дупло, и в это дупло идолище пироги запихивает!
Соседка в крик, а чурбан жрёт да чавкает, жрёт да чавкает.
Вот с той истории и стал участковый к сельским пенсионерам весьма расположен. Потому прокашлялся, нос красный кулаком вытер, костюм форменный одёрнул и наизготовку встал: мол, готов трудиться на благо людям. Нехай с ним, с борщом, пусть хоть стынет!
Баба Яга скорбно поджала губы и поведала полиционеру, по случайности или по родовому соответствию носящему фамилию Чурбанов, горькое своё горе. Проснулась, мол, а метлы – тю-тю. И туристским духом несёт так, что аллергия разыгралась. Будь она на тысчёнку-другую лет помоложе, бросилась бы в погоню по запаху да по густому, сравняла бы охальников с землёй сыпучей, пеплом бы развеяла... Но вот незадача – ноги старые, не держат. Как ей в погоню – без метлы-то? Едва добралась до деревни на… Тут Баба Яга замялась и решила слукавить: на своих двоих, мол, доковыляла.
Участковый Чурбанов вспомнил, как, в зеркало глянув, по лесу бегал да коленки у Яги в избушке протирал. Если бы не внучка, что надоумила, как себя вести, так и остался бы чурбаном… И в помощи отказать не посмел.
Долго сказка сказывается, а мотоцикл полициянт раскочегарил в две минуты. Яга пожеманилась, но уселась в коляску. (Не бежать же ей, уставив нос по ветру, попередь мотоцикла?) Она громко высморкалась в клетчатый мужской платок, и мотоцикл покатил с ветерком вслед за густым человечьим духом.
Плохонький асфальт кончился сразу по выезду из села, под колёса легла разбитая грунтовая дорога, посыпанная для острастки гравием. Люлька с Бабой Ягой подпрыгивала на выбоинах, пыль поднималась клубами, по неудобицам цвёл иван-чай вперемешку с крапивой. Вскоре показались совхозные поля, золотые от подсолнечника.
А сладкий "человеческий дух" всё летел вдаль лёгким облачком, и конца-краю не видать было этой неспешной погоне.
Через час Ягу растрясло с непривычки, она маялась и чихала. Участковый давно уже понял, что мотоцикл не очень-то годится для ледащей пенсионерки, и ломал голову, где бы выпросить хотя бы старенький "москвич".
Вот так и доехали Баба Яга с участковым до берёзовых колок, где дорога разветвлялась и левая ветка её уходила к соседней деревне Хлестокурово. Участковый покосился на Бабу Ягу, та кивнула, и мотоцикл резво покатил к сельсовету.
В администрации села Хлестокурово было не по-деревенски пусто. Пустовал даже кособокий вахтёрский столик у лестницы на второй этаж, где под охраной таилось от народа самое высокое хлестокуровское начальство.
Участковый помог Яге преодолеть скрипучую деревянную лестницу и замер в нерешительности. Надписи на дверях гласили: "Первый заместитель С. Я. Слепых", "Зам. по АПХ Н. Я. Глухих", "Глава сельсовета А. Я. Копыто". В табличку с фамилией Копыто была воткнута бумажка с надписью красным маркером "Не беспокоить!". Участковый Чурбанов почесал то место, где иногда зарождаются у людей умные мысли, и толкнул среднюю дверь.
Чиновник сидел за столом аккуратненький, короткопалый, в круглых очках. Глаз от бумаг он не поднял и головы к вошедшим не повернул.
Участковый кашлянул и, не добившись никакого шевеления, сказал громко:
– Старший сержант Чурбанов! Нам бы транспорт какой, расследованию пособить?
Чиновник вздрогнул и уставился на Бабу Ягу, что лесной филин. Лицо его отразило подслеповатое недоумение: кто, мол, пустил в кабинет посторонних?!
Баба Яга прищурилась было: а не превратить ли короткопалого в этого самого филина, раз уж сам готов заухать? Но тут, диссонансом бумажному личику чиновника, казалось, никогда и не слыхивавшего ни о чём странном и неведомом, из-за стены соседнего кабинета донёсся совершенно потусторонний утробный звук!
Полиционер вздрогнул и схватился за отсутствующую кобуру, а очки у чиновника сползли на нос, обнажив острые глазки-гвоздики. И только Баба Яга ощутила вдруг то же, что чует старая охотничья собака, случайно уткнувшаяся в горячий след!
Яга, позабыв про радикулит, выскочила из кабинета чиновника-филина и рванула в соседний! В тот самый, где в табличке торчала бумажка с надписью "Не беспокоить!".
Беспокоить обладателя двери с бумажкой и впрямь было поздно. Тут же выяснилось и то, почему не сидел за своим столом вахтёр, пусты и гулки были коридоры. В кабинете А. Я. Копыто столпились все работники администрации. Чиновник в чём мать родила стоял в своём огромном кожаном кресле. Маленький, в четверть обычного человека, ладенький, лишённый видимых органов чувств – бесполый, безухий и безглазый. Он ничего не делал, только время от времени издавал дикое, леденящее кровь "И-уа!".
"Голем", – ахнула про себя Баба Яга.
Ей не в новинку было, что среди хоть как-то работающего деревенского начальства самый главный колосс оказался – напрочь проглиневшим. На такого только метлой махни...
Яга оглянулась в поисках метлы, тут явно без неё не обошлось. Но метлы не было. Только слабый запах туристов прятался по углам да вроде как следы от прутьев змеились по затоптанному ковру.
Первым опомнился участковый. Он обошёл вокруг голема, осмотрел его и, побрезговав бумагой на чиновничьем столе, достал из кармана блокнот.
– Свидетелей попрошу не расходиться! – рявкнул он.
И вот тут-то столпившихся в кабинете наконец прорвало. Секретарша ударилась в слёзы, сослуживцы задрожали, как листья на ветру, а старенький вахтёр подскочил к пузатому шкафу, где радостно поблёскивал дорогой коньяк, схватил бутылку "Наполеона", обнял её, как друга, и прижал к впалой груди.
Баба Яга дунула-плюнула, понимая, что иначе они ничего не узнают от бестолковых клерков, и напустила на секретаршу дух разумения. Только тогда девица начала рассказывать, промокая глаза подолом юбки.
– Я ж их не пускала, занят, мол. А они – "мы на минуточку, на минуточку" – и веником на меня машут...
– Метлой, – поджав губы, уточнила Яга.
– Вот я и говорю – веником! – всхлипнула секретарша. – Я не пускала. Не знаю я, как так вышло. Заглянула – а они там! А он – стоит в кресле и па-альцем грози-ит…
– А туристы? – строго спросил старший сержант Чурбанов.
– А туристы убежали-и… – заплакала секретарша.
Голем, уловив знакомые нотки, с готовностью подвыл. Вахтёр рванул с бутылки пробку, два клерка кинулись утешать секретаршу, но столкнулись лбами и заплакали друг другу в жилетки.
– Фу-ты, срамота! – рассердилась Баба Яга, хлопнула в ладоши и выключила все посторонние звуки. Потом прошлась, подбоченясь, по кабинету, где продолжалась слёзодавительная пантомима, и отыскала-таки крохотный кусочек берёзового прута от метлы. Она озабоченно сдвинула брови, поплевала на все четыре стороны и топнула обутой в галошу ногой.
Стрелки на настенных часах дрогнули, насторожили уши и начали крутиться назад, пока не замерли на двенадцати пополудни. Получалось, что туристы уже четыре часа как ушли, и на попутке они успели бы добраться даже до райцентра, города Чейска.
Баба Яга с неохотой нашарила в кармане, пёстрой заплаткой болтающемся на юбке, пригоршню гороха (добрый горох-то нынче дорог) и швырнула на пол. Горошины выбросили зелёные стрелки ростков и, обгоняя друг друга, устремились к потолку. Они раскрывали листочки, обвивали усами всё, до чего могли дотянуться: шторы, ноги и руки замерших, испуганных людей. Скоро в переплетениях зелёных стеблей исчезли и посетители, и мебель, и даже участковый Чурбанов зазеленел весь и покрылся белыми бутонами гороховых цветов. А потом зелень начала так же стремительно сохнуть, скукоживаться – и вдруг вспыхнула колдовским огнём и осыпалась пеплом.
Комнату заволокло дымом. Люди начали чихать. Наконец и голем, не имея носа, раздулся весь изнутри и оглушительно чихнул!
Дым рассеялся. В кресле сидел уже не голем, а толстенький мужичок. Дородный сливовощёкий царёк деревенского масштаба, по закономерному сельскому недоразумению попавший прямиком в главы администрации.
Баба Яга погрозила ему пальцем, он тут же сдулся, испуганно захлопав глазами. Чиновник ещё не понял точно, что же с ним приключилось, лишь редкие волоски на его многострадальной плеши один за другим становились стоймя да пальцы выбивали истеричную дробь.
Участковый Чурбанов, повидавший уже с Ягой всякое, откашлялся и потребовал предоставить ему для расследования не абы что, а личную копытовскую "Волгу". А. Я. Копыто потянулся к телефону и под глухой стук упавшей в обморок секретарши вызвал шофёра, а потом уставился на Ягу, как муха на влажное полотенце.
– Чего туристы-то просили? Куда дальше пошли? – строго поинтересовалась та.
Но Копыто только молчал и пучил новенькие глазки. Выдернутый из привычного чиновничьего мира, в мире настоящем он вёл себя как существо весьма ограниченно разумное. Потому-то он и успел побывать големом. Метла ведь не человек, её магия способна лишь приравнивать подобное к подобному.
Баба Яга огорчённо зацыкала, понимая, что настоящего толку от марионеточного человека не добьёшься, опять поплевала по сторонам, взяла графин и плеснула воду на ковёр, где та не растеклась, а легла ровным зеркальным озерцом. И все, кто был в кабинете, увидали вдруг в озерце точно такой же кабинет, с тем же чиновником. И дверь, в которую вошли парень и девушка в джинсах. Парень был с рюкзачком, а девушка держала в руках большую лохматую метлу.
Участковый Чурбанов, увидев подростков, схватился за сердце, но Яга этого не заметила, так пристально уставилась она на фигурки в зеркале воды. Девушка о чём-то говорила, оживлённо размахивая руками, чиновник кривился. Но, к сожалению, звука "телевизор" Бабы Яги воспроизвести не мог.
Видно было только, что, разгорячённая спором, девица стукнула комелем метлы об пол, комнату заволокло дымом, а когда дым рассеялся, в кресле сидел уже всем знакомый обрубок.
Увидев со стороны, как было дело, Копыто вздрогнул, побелел, словно рожала его не Настя Егорова от непутёвого экспедитора, а берендейка-Снегурочка.
