Карамель

Кажется, отец забыл выключить экран. Подхожу ближе, дабы коснуться сенсора, но иллюстрируемое приковывает внимание. Не похоже на Вестник, не похоже на центральные Новости. Похоже на старые записи, какую-то хронику. Видео замыкается и повторяется вновь и вновь: среди больничных палат фигурирует девушка. Вглядываюсь в лицо незнакомки, одетой в подобие пижамы; девушка смотрит в снимающую её камеру – на меня – и плюёт.
              Перед кабинетом объявляется Миринда – видит то же самое, роняет взгляд и медленно отступает. Спрашиваю:
              – Зачем отец смотрел это, Миринда?
              Служанка молчит.
       Повторяю, но повторяю напрасно: она слышала, просто покрывает члена семьи.
              – Желаешь соврать? – кидаю следом. – Или думаешь, тебя спасёт молчание?
              – Кажется, я запамятовала выключить духовку, мисс Голдман, – отвечает служащая и быстро уходит. Наглость! Мерзавка! Она понимает, что я не кинусь следом; это не про меня; тем более сейчас основной интерес представляет позабытое отцом видео на рабочем столе. Смотрю.
              Камера переключается на другую: демонстрирует выплывшую за поворотом охрану; двое мужчин желают схватить двигающуюся девушку. Она изворачивается и бежит дальше. Отмечаю номера палат, подносы на перекатных столах, тусклый свет. Действительно больница. Это Картель? Так выглядит Картель? Девушка кричит. Не могу разобрать её слова – пытаюсь читать по губам. Короткий слог, очень короткий. «Бес»? Нет, вряд ли! Такого не может быть, никакого беса она не зовёт. Самовнушение играет со мной злую шутку: я вижу то, что желаю увидеть. Или всё-таки «бес»? Запись чертыхается, искажается помехами, вновь показывает девушку. Кажется, позже. На ней другая пижама. И в руках добавляется оружие. Какого чёрта отец смотрел эту ахинею? Кто рассекает по коридорам Картеля? Слышимый вопль предвещает агонию: стреляет. Я вовремя отворачиваюсь. Какого чёрта?!
              Огнестрельное и холодное оружие запрещены в обороте, использовании, хранении и ношении. Когда-то его можно было коллекционировать, но после неприятного инцидента из прошлого Палата Безопасности приняла закон о срочном изъятии и утилизации упомянутого. Ни у кого и в мыслях не было оставлять запрещённые предметы и нарушать общественную безопасность. Разумеется. Это бы назвали преступлением против своего народа, изменой Новому Миру; и в миг отправили на Суд, потому что нельзя сомневаться в действиях и решениях Комитета Управляющих. Мы сами создаём свою реальность и понимаем, что может негативно отразиться на идеально-вымеренном, хоть и искусственно-созданном обществе. Откуда в руках у сумасшедшей пистолет – спорный вопрос. Мы – предельно цивилизованное и развитое общество, мы не используем физическую силу – словно дикие звери или остроговцы – в качестве расправы. Даже Патруль Безопасности (о нём как-нибудь позже) не применяет захват или угрозу при задержании; мы разумны и потому слушаемся слов. Однажды я стала свидетельницей задержания: прямо на Золотом Кольце. Серая форма – не выбивающаяся из реалии Нового Мира – патрульных приблизилась к человеку, что-то шепнула на ухо, и они вместе уехали, сев в патрульную машину серого цвета.
              А эта дикарка…вновь смотрю на экран: бежит по коридору с оружием в руках и что-то кричит. Помехи перебивают. Видео начинается вновь, запись идёт по кругу. Бред…и для чего он отцу? Бью по сенсору – картинка пропадает. В моём сознании преобладает мысль о совершенстве Нового Мира. Новый Мир не даст слабину из-за мелких уродливых заусениц; они добавляют дискомфорт, да, но от них легко избавиться. Нарушителей следует наказывать. Всегда. И с максимальной силой. В максимальной степени обрушать на них гнев богов, которых они смели раздосадовать. Совершенство – это стабильность. Новый Мир совершенен и стабилен.
       – Что ты здесь сделаешь, Карамель? – спрашивает голос со спины.
       Оборачиваюсь. В кабинет заходит отец: плавно двигается к своему рабочему месту и занимает кресло. Зачем он вернулся? Сегодня полный рабочий день в офисе.
       – Ты забыл выключить экран, – отвечаю я.
       Отец перебивает:
       – Вновь стащила книгу?
       Нападает первым. Решаю напасть в ответ:
       – И я видела, что ты смотрел. Для чего? Кто эта дикарка с оружием в руках и почему интересна тебе?
       А ведь день так хорошо начинался…так хороша была учёба в Академии и обед с Ромео.
       – Старая история, дочка, не обращай внимания, – говорит отец уже спокойно; мой пыл притупил его. – Может, вообще случайно включилось и мы говорим о разных видео, о разных репортажах?
       Я настаиваю:
       – За дурочку меня не держи. Кто она?
       Отец молчит.
       – Скажи сам или я узнаю у матери. Тебе известно: не люблю просить ответы у неё, но, кажется, придётся.
       Тут же сдаётся:
       – Матери ни слова, поняла? Ни при каких обстоятельствах – ни слова, ни намёка.
       – Тогда скажи, кто эта психопатка.
       – Любопытство, Карамель, есть плохая черта…
       – И ты проявил его, заинтересовавшись тем видео, равно мне сейчас при твоём допросе. Один-один. Я смолчу, жалобу не подам.
       Вздыхает.
       – Просто богатенькая дочурка некогда влиятельного и успешного человека в Новом Мире. Она оказалась в психиатрическом отделении Картеля, где устроила бойню. Откуда она взяла оружие – осталось невыясненной деталью расследования. Это всё, что мне известно.
       – Врёшь. Не всё.
       – Её зовут Сара, но ты никогда и никому не скажешь этого. Просто запомни, что не все тайны следует предавать обнажению.
       – Тебе она зачем?
       – Не понимаю, Карамель.
       – Понимаешь. В Новом Мире – говорит официальная статистика – не так много изгнанных: заключённых в Картель или отправленных в Острог. Чем тебя заинтересовала эта безумная?
       – Я отвечу на последний задаваемый тобой вопрос. Хорошенько подумай, о чём в действительности хочешь спросить.
       Десятки вопросов липнут к языку в один миг. Почему её направили не в низовья Нового Мира, а в Картель? Это была реабилитация? Для чего, если дефектный гражданин, признаваемый таковым, не может (и не имеет права; все права обнуляются) вернуться к жизни на поверхности? Наказание смягчили из-за влиятельной фамилии? Вот только отец фамилию не назвал, стоит ли уточнить её? Задавай умный вопрос, Карамель. Ты можешь выведать причину, по которой эта безумная заинтересовала Голдман. А можешь капнуть глубже. Где находится девушка сейчас? Приходится ли знакомой отцу? По какой причине устроила бойню? Что с ней случилось после? Рискни, Карамель. Подумай. И подумай над формулировкой сказанного отцом, присмотрись.
       – Кто дал ей пистолет?
       – Очень смешно, Карамель.
       Зачем иначе он сказал: «откуда она взяла оружие – осталось невыясненной деталью расследования»? Отец – стратег. Отец умён. И отец любит подсказывать; речи его кратки, но хлёстки. Однажды он сказал: «будешь предан человеку – будешь предан». Умно? Умно.
       – Это не ответ с твоей стороны, а комментарий, – говорю я. – Теперь будь добр…ответ. Кто дал ей пистолет?
       – Я.
       Что?
       Как просто.
       Отец учил задавать правильные вопросы – анализировать, что именно приведёт к желаемым к обретению знаниям и каким образом отсеять второстепенно идущие, ибо с ответом на главный обнажатся иные. Отец учил этому, наставлял. Научил на свою голову.
       Вопрос, знакомы ли они, сразу отсекается. Очевидно. Кем приходится незнакомка? Кем-то очень близким, потому что достать и передать оружие – высочайшее правонарушение, за которое уже можно отправиться под Суд; значит, отец – как человек умный, а он чертовски умён и прагматичен – взвесил все риски и шёл на преступление осмысленно. Поверить не могу…он так идеален. Был идеален? Отец – уважаемый член общества, образцовый гражданин, показательный деятель. И – вдруг! – подобная грязь. Это неправильно…нет, неправильно.
       Хочу убежать. Не знаю отчего, но к горлу движется ком горечи, а на глазах проступают слёзы.
       – Что такое, детка? – спрашивает отец. По-доброму, правда. – Обида от крушения идеалов?
       – Не говори так, я тебе не верю! – выкрикиваю в ответ и оставляю кабинет позади. – Ты выдумал эту историю, эту глупую ложь! Сиди с ней сам, я тебе не верю!
       Набрасывая пальто, выбегаю из дома. Маска не застёгнута – приходится держать её; водитель ждёт на парковочном месте.
       – Золотое Кольцо, – бросаю я и поспешно застёгиваю маску.
       – Да, мисс Голдман, мне известно, – говорит юноша. – Традиционная встреча с вашей подругой после учёбы.
       – Не комментируй, держи руль.
       – Вы немного грустны.
       Янтарные глаза смотрят на меня через зеркало.
       – А вы говорливы, но я же не тычу этой информацией вам в лицо, правда?
       Какой странный тип. Сегодня же – едва остыв от беседы с отцом – спрошу у него про этого водителя. Неужели никого приличней на замену не нашлось? Кто вообще определял замену? Какой рейтинг у этого болтуна?
       Ощущаю вмиг навалившуюся усталость. Придавливает плечи – приходится стараться, чтобы не сутулиться. Мгновение спустя оказываюсь в собственном отделе. Среда хороша – по всему залу рассыпаны девы.
       А я смотрю на крутящуюся перед зеркалом Ирис и рассуждаю, что будни ничем не отличаются друг от друга, а потому я не понимаю причину извечной усталости. Учёба, работа, магазины – разве мы обременены? Всё своё время житель поверхности тратит на то, чтобы доказать окружающим и самому себе, что достоин жизни на поверхности. У нас нет кумиров и идеалов, мы сами для себя кумиры и идеалы. Мы Боги.
       – Я сяду с вами? – разносится мужской – приятный, бархатный – голос со стороны. Такой убаюкивающий, мне нравится.
       Оборачиваюсь и – приходится задрать голову, так он высок – убеждаюсь, что обладающий им не приятен и не бархатен. Высоко забранный хвост пускает волосы до поясницы, они скручены подобием кос; на лице привычная гражданам Нового Мира серая защитная маска, сквозь которую прорисовывается длинный орлиный нос; глаза карие, глубокие, обрамлены тяжёлыми бровями.
       – Садитесь, – заворожённо отвечаю я и двигаюсь, подбирая пакеты подруги.
       – Благодарю.
       Мужчина приземляется подле. Какой…большой. Шкаф. Не он ли нагрубил мне днём ранее, едва не столкнувшись на улице? Вина – правда – была за мной, но всё же…Пытаюсь не пялиться и потому отворачиваюсь, проявляю фиктивный интерес к подруге. Соседнюю примерочную покидает находящаяся там девушка – тоже высокая.
       – Люци, – кивает она. – Ты пришёл, удивительно.
       – У меня был выбор? – спокойно отвечает мужчина. – Покрутись, хорошее платье.
       Исполняет.
              Должно быть, пара. Или супруги.
              Хорошее платье, я отметила. Добавлю к заказу на производстве.
              Девушка отворачивается к зеркалу и поправляет обтягивающую широкие бёдра ткань. Наблюдаю за ней. Красивая. И нос такой же – орлиный. Глаза такие же – карие. Это брат и сестра. Неужели братья и сёстры бывают дружны?
              Ты же знаешь, Карамель, что бывают.
              – Лилу, скорбь моя, можешь выбирать скорей? – язвит мужчина и стучит по наручным часам. – Ты вызвала меня из офиса.
              Офиса? Значит, заседает в Здании Комитета Управляющих. Интересно, из какой он Палаты?
              Стоп, почему интересно? Карамель, прекрати. Разглядываешь незнакомцев, будто до них есть дело, строишь гипотезы, предполагаешь, кто они друг другу и кем работают…для чего? Не больна ли ты, Карамель?
              – Эй, модница.
              В этот раз обращение приходит к Ирис. Она примеряет схожее платье; оборачивается, смотрит. И, едва не потеряв сознание, с придыханием выдаёт:
              – Это же вы…
              – Мы, – перебивает девушка. – Модница, куда пойдёшь в таком наряде?
       Ирис теряется. Впервой наблюдаю рассеянную реакцию подруги. Ирис остра и быстра, Ирис тороплива и болтлива, Ирис ядовита. Так отчего глотает воздух ртом и молчит?
        – Давай перефразирую, модница, – подытоживает незнакомка. – Куда бы ты надела его? В офис, на свидание или интервью для целого мира?
       Я косо поглядываю на мужчину рядом со мной. Он косо поглядывает на меня. Кажется, выходки его сестры привычны…Однако сам он истончает энергию хаоса, что-то холодное и воинственное.
       – На свидание, – выпаливает Ирис.
       Смешная. Никогда на свиданиях не была (или была, но умолчала?), а платья соответствующие подобрать может.
       – Ясно, – кивает незнакомка. – Значит, для интервью слишком вульгарно.
       – Оно же закрыто, Лилу, – вздохнув, отвечает мужчина. – Снизу вверх, сбоку на бок, по всем углам и параметрам, оно закрыто, тут не к чему придраться.
       – Модница вынесла свой вердикт. Вульгарно.
       – Модница не была на свиданиях, чтобы судить, – встреваю я.
       – Была, – скалится подруга.
       – Вот тебе новости, не забудь рассказать детали. Твой отец в курсе?
       – Вы что, – и девушка в платье бросает взгляд на меня, – несовершеннолетние?
       – Подожди, достану учебник с гербом Академии, – отвечаю я.
       Мужчина смеётся.
       – Остроумно, – хмыкает девушка. И смотрит на брата: – Жди ещё, Люци. Это платье слишком обтягивающее, будь оно неладно, едва дышать могу. Кто его таким вообразил?
       – Я.
       Вновь встреваю в беседу.
       – Прости? – «Лилу», смотря на меня через отражение, щурится.
       – Это мой отдел.
       – То-то от него разит малолетками и все вещи как с детской куклы. Мы идём в другое место, Люци!
       Девушка теряется в примерочной.
       – Талантливо вспугнуть клиента надо уметь, – забавляется мужчина.
       – Спасибо, на этом список моих талантов касательно магазина одежды не оканчивается, – отвечаю я.
       – Как вас зовут?
       – Карамель Голдман.
       – Голдман, – эхом подхватывает «Люци». – Рад был увидеться вживую, Голдман. Наши семьи наслышаны друг о друге.
       – Кто вы?
       Я никогда не спрашиваю имени в ответ. Почему же сейчас поступаю иначе?
       – Люцифер Левиафан. За шторкой гневно снимает платье моя сестра – Лилит Левиафан.
       Левиафаны…да, фамилия знакома мне. Понятно, отчего Ирис обомлела. Она молниеносно узнала их, потому что сплетник (то есть Вестник) читать ей нравилось – уверена, эти особы там каждый день. Левиафан придерживаются старых порядков и классических взглядов на мироустройство, но они очень влиятельны и богаты. Влиятельней и богаче Голдман? Ни за что! Мы – лучше и главней всех! Мы! Голдман! По крайней мере, так говорит отец.
       Левиафаны пропадают, остаёмся с подругой наедине.
       – Так что за свидание, Ирис? – спрашиваю я.
       – Любопытство порочно, – отталкивает она и тоже пропадает в примерочной.
       – Равно твоему признанию под глазом камеры в отношениях, о которых неизвестно твоей семье, – говорю я. – Осторожней со словами, Ирис. Меня не надо учить, где пишут жалобы.
       Подруга наотмашь отвечает, что лишь желала не терять лица перед обожаемыми Новым Миром близнецами.
       – Тщеславие порочно, – подхватываю я. – Ладно, бери платье и поехали, скоро стемнеет.
       Подруга торопится. И вот, шурша пакетами, двигается по Золотому Кольцу. Иду чуть за ней, наблюдаю за змеиным силуэтом.
       – Ты пешком или за тобой заедут? – спрашиваю я у отдаляющейся спины.
       – Заедут, да, – не глядя в глаза отвечает Ирис.
       Удивительно.
       – Отец нашёл на тебя время?
       – Его друг заберёт меня.
       Опять?
       – Славно.
       Мы прощаемся. Ближе к лестнице, ведущей на нижний этаж, на парковочном месте ожидает мой водитель. Надеюсь, он исчерпал лимит болтливости и хотя бы сегодня помолчит.
       – Мисс Голдман, доброго вечера, – здоровается юноша за рулём и открывает дверь – та плавно скользит в сторону.
       Равно двери скольжу на диван и складываю в ноги несколько пакетов. Сегодня я решила одеть не только подругу, но и добавить что-то для настроения себе…Толку-то? Удовольствие от приобретения равно нескольким секундам. И ещё несколько секунд, когда в первые дни будешь с трепетом брать в руки ещё недавно желаемое.